История одного замужества

Нет! Как хотите, а тяга у наших  женщин  к  культурности непреодолима.
Не верите!?
Судите сами!
***    

Лето. Вечер. Суббота. Вся деревня  Малые лепёшки  готовилась идти в Клуб, кино же привезли!
Две подруги, Лушка и  Глашка, уже нарядно одетые,  сидели на  лавочке возле дома Глашки, грызли семечки, сплёвывая  себе  в  ладонь, и судачили обо всех, проходящих  мимо них.
- Во, глянь, пошла!...  Валька-то! Платок новый,  губы подмазала, брови подвела,  завлекалочки  себе  соорудила…  Для кого старается!? А, Луш!?   
- А мы щас спросим!... Эй, Валь!  Подь сюда!

Валька не была коренной  «лепёшкой»,  год тому  назад её отца перевели на работу в Малолепёшинское МТС, а до этого семья жила в райцентре пгт Недалекое. Именно поэтому она считала местную молодёжь  тупой, глупой и недоразвитой в культурном плане.

Шедшая по ту сторону улицы,  гордячка   остановилась на зов, перешла дорогу и, подойдя к подругам,  сурово спросила. 
- Всем кости перемыли или как!? Чё надо, козы не доенные!?
- Фу, какая ты грубая! – Ответила Лушка, она была бойчее на язычок. – Мы вот  сидим-гадаем, для кого ты так вырядилась, а!?
- А вам не всё одно!?
- Ну, всё ж таки, интересно! – поддержала подругу Глашка.
- Не боись! Ваше деревенское хамло  мне без надобности! Можете оставить себе!
- Ой! Ой! Ой! Уж, не киномеханику  хочешь свою девичью честь  подарить!?
- И то – дело! Зато кино бесплатно! – поддакнула Глашка.   
- Не за так, же!  - хохотали обе.
- Чё вы ржёте, кобылы  стоялые!  Нужен мне этот механик…  Хоть и   неженатый, да, что с того!?... Тоже мне занятие – коробки с пленкой таскать, кассеты менять да в дырку смотреть!
- В твою дырку-то, чё ли, или в чью? – зашлись смехом девчонки.
- Вот дуры бесстыжие!  Да, не про то я!  Мне, чтоб культурный был, грамотный, чтоб поэтичный  взгляд на жизнь имел и приятное обхождение.  А с этих балбесов, что взять!?  «Чиво», «мобудь» да «кабудь», что ли, слушать!?
*** 

Подруги, настроенные на весёлый лад,  не ожидали такого поворота перепалки и, чувствуя какой-то скрытый подтекст в словах Вальки,  мигом успокоились. Затем Лушка осторожно спросила.
-  И где ж такое водиться!? 
- А вы не знали!? Да, к дяди  Васи племянник из города приехал в отпуск, наверное, отдохнуть!  Одет круто,  образование высокое и жену ищет! И поэт, к тому же!
- Да, ну!? Так-таки и поэт!? Чё-то не помню таких племянников-поЕтов у дяди Васи…. Они недоумки!
- Ну, мало ли! У него их целая куча!  Ты, Валь,  продолжай,  продолжай! – остановила подругу Гашка.
- Он сам сказал! И стихи ещё читал!
- Тебе! … Стихи!?… Не заливай! Больно надо ему с таким чучелом разговаривать! Да, ещё и стихами! –  нарочито грубо  сказала Лушка, вызывая наивную Вальку на откровенность.
-  Я к ним за солью пришла, маманя послала! А он сидит!  Я ему – здравствуйте! А он мне – Адью!  А я ему – Валентина! А он мне – Жорж! Я соль у тетки Аллы взяла и  бегом из дому!
- А говоришь, сам сказал, стихи читал! «Жорж» какой-то!? Ну, ты и трепло! – встряла в разговор Глашка.
- Говорю ж тебе – сам!  Я картошку полю на огороде, а он идёт, и мне опять – Адью! Я ему – гуляете!?  А он – прогуливаюсь! Нам, говорит, ПОЭТАМ, нужно чаще на природу выезжать! Чтоб, говорит, вдохновение, чтоб не загасло! Пар-нас  (кажется, так!?) обязывает энергию стиха держать! А я ему – так пару и у нас завались! Да, Вы в баньку-то сходили, у нас пар отменный, да с веничком, враз  энергия   прибудет.
- А стихи!? – разом спросили удивлённые подружки.
- Да, точно не помню! …Что-то про газ, что ли!?... Щас! … Пе… Пи.. 
- Пидарас,  что ли!? – засмеялась Лушка.
- Да, нет! У тебя одно похабство на уме! О! Вспомнила!
«Словно крыльям Пегас, пар вдохновение гонит в нас!» Во, как! А ты говоришь,  трепло!         
      
Лушка и  Глашка удрученно молчали, думая одновременно: «Везёт же, дуре!», а Валюха, глядя на них,  думала: «Хрен вам всем! Себе заберу!»  И она, видя полное расстройство  на их лицах, решила добить обеих, дабы неповадно было надсмехаться  над её удачей.   
- А ещё он меня в баню пригласил и сказал: «Будьте моей Музой!»
И доконала напрочь насмешников последней фразой,  мстя за «чучело» и «трепло».
- Мы сговорились после кино вместе попариться!
Победа была полной. Недруги-подруги  позорно  бежали  с поля  сражения,  побросав своё оружие – колкие шутки,  идиотские приколы, пошлые намёки и тупые издёвки, и спрятались в кустах недоумения и уныния. 
***   

И тут появился ОН.
Валька с гордостью глядела на НЕГО.
Поэт, светлая личность, светоч надежды за замужество и просто обаяшка, шёл на улице, раскланиваясь с редкими прохожими.
Те же оглядывались ему вослед, и, как-то смущенно, улыбались.

Он был одет в толстовку, подпоясанную красным кушаком, широкие  галифе были заправлены  в кирзовые  сапоги, довершала  сей прикид,  который  можно смело  назвать «поход  в а-ля народ»,    фуражка  «восьмиклинка».  А из под её козырька  лихо кучерявился  чуб, цвета прошлогодней  соломы.   
Под чубом виднелся узкий лоб, а ниже лба горели два глаза, пылая  неугасимым огнем лихорадки вдохновения.  Видимо, это огнь и   иссушил обе щеки поэта.  Прыщавые,  впалые щеки, подернутые розовым,  разделял огромный  нос, нависая  утёсом над пухлыми, безвольными   губами, имевшими  форму бантика. Ямочку на подбородке  прикрывала  черная кисточка эспаньолки.
Он подошёл к девушкам, галантно поклонился и произнёс.
- Не соизвольте ли предложить мамзелям променад  до синима! 

Валька, прям,  вся обомлела от этой фразы: 
– Прям, ващеееее!!!! 
Лушка и  Глашка сначала взирали на них оторопело-изумлённо.
А когда первая волна  обалдения  схлынула, у Глашки в глазах что-то мелькнуло… 
Она прыснула в кулак и попыталась, было, открыть рот, но Лушка тихо прошипела: «Молчи, дура!?» и, обращаясь к Вальке, спросила.
- Это и есть твой поЕт!?   
Лучше бы она этого не произносила!
За Вальку ответил ОН сам.
- Разрешите  представиться! Жорж Недалече-Ушедший! Поэт по призванию в душе!  Но кто это оценит!? Только она! Моя Муза!
Жорж указал  на Вальку и продолжил.
- Только она, играя веником на струнах моей души, может возбудить во мне творческий пар моего вдохновения,  оценить изящество и простоту и, не побоюсь этого слова,  гениальности  моих скромных строчек!
- Почитай им что-нибудь… своё! – проникновенно произнесла Ва.. 
(Ой! Муза, конечно!)

 Недалече-Ушедший отошёл немного,  устремил  голову ввысь, послал к небесам горящий взгляд,  прикинул  ко лбу правую ладонь, тыльной стороной,  и начал  декламировать.
Голос его зазвучал трагически-заунывно-напыщенно. 

«Я взял и предвкусил  то банное мгновенье –
И меня Муза накрыла, прям,  многовенно.
Когда представлю Музы моей омовение –
В душе я чувствую сладкое томленье.      
Тогда в моё сердце хлынуло  вдохновение –
Беру перо и пишу стихотворение!»

Поэт замолчал, молчали и слушатели.  Лушка и  Глашка  - озадаченно, Валька - от восторга,  у неё не только отнялся язык, но и руки то же.   
Первой  очухалась, всё-таки, Муза и вяло захлопала в ладоши. Жорж начал  кланяться. Когда поэт согнулся в поклоне,  Глашка повертела  пальцем у виска, а Лушка, ответив ей кивком головы,  приложила палец к губам, то бишь, молчи!  Затем просила Жоржа.
- И много у Вас ТАКИХ стихов!   
- Да, навалом! А их на ходу придумываю и в уме держу! Мало ли что!  Завистников у меня много, каждый норовить украсть!
- Как  интересно!  - всплеснула руками Муза. 
- Мой стиль называется  «эскорт»! – пояснил Жорж.
- Как это!? – удивилась Лушка.
- Фи! Деревня! – вдруг, сказала Муза и свысока поглядела на Лушку.  - Ну, что ты, Валентина! Не всем дано! Не всем! Хотя это очень просто! Вот, увидел что-то и сходу придумал!  Хотите, прямо, сейчас сочиню!
- Нет! Ради бога, не надо! Нам пора идти! Нас ждут! Мы опаздываем! Надо привести себя в порядок!...
Произнося  эту тираду, Лушка, одновременно, тянула подружку за рукав, пока обе не скрылись в подворотне  глашкиного дома.      
- Адью! - Жорж снял  фуражку, поклонился вдогонку,  взял под локоток  сомелевшую от восторга Вальку и, вместе с нею, направился  «до синима».

У здания Клуба толпился народ, ожидая киносеанса, отдельной кучкой стояли парни.
Проходя мимо них, Валька специально прожалась к поэту. Ребята, увидев  Жоржа, тут же зашушукались, а когда пара проследовала  внутрь помещения,  весело загоготали. 
*** 

В щёлку забора было хорошо видно, как удаляется  пара.
- Фууу! Ушли, наконец!  - сказала Лушка, и подруги  облегчённо вздохнули.
- Ты его узнала!? – спросила Глашка.
- Ещё бы! Только я не поняла, он в позапрошлый год  Серегой Сидоровым был! –  изумилась   Лушка.
- Ага! А теперь Недалече-Ушедший!  Жорж! Вишь, как далеко ушёл! И музыкантом  ещё звался!
-  Вот, умора! Музыкант! В трубу дудел!
- Не в трубу, а в горн!  - уточнила Глашка.    
- А мне без разницы! Он же ноне поЕтом заделался!  На природу его потянуло! Есенин недоделанный, блин! Ой, не могу! 
- Ага! Чё вижу, то и пою! Акын, твою мать!
- Ладно! Пойдём! А то в кино опоздаем! Но ты Вальке ничё не говори пока, посмотрим, чё и этого выйдет!
- А мне её жалко!  Упредить бы надо! – ответила сердобольная   Глашка.
- Ага! Щас! Она нас с дерьмом смешала, мол, мы и такие, и сякие! Она одна  культурная!  Нет, подруга! Пусть узнает, какой он поЕт!

Так  переговариваясь, подруги дошли до Клуба. Сеанс уже начался. Они  сели с краю,  на последний ряд. 
Уже прошло полкартины, когда, где-то в центре зрительного зала,   началось движение,  какая-то фигура пробиралась к боковому проходу.  А когда мимо подруг проскочила  Валька,  Лушка и  Глашка, естественно, бросились  за ней.   

Лушка догнала Музу уже на улице.
- Что случилось!? –  Схватив  Вальку за руку, она тревожно спросила.   
 – Да, остановись ты, оглашенная!  Стой, наконец! Трууу!   
Девушка остановилась и заплакала.
- Да,  что с тобой!? – сказала, подбежавшая  следом,  Глашка.
- Сначала мы сидели чинно, он вел себя смирно! А когда пошла картина, стал приставать. Полез целоваться, я его оттолкнула, а он опять! Всю меня обслюнявил, гад! И начал в трусы лезть, за задницу  щипать, хамло! Ну, я  вскочила и ходу! То же мне – поэт! Идиот! – всхлипывала пострадавшая девка.   
- Так он идиот и есть! И был всегда! – Объяснила ситуацию Лушка. -  Ты ж его не знала! А мы знали!
- И не  сказали!? Не предупредили!? Эй,  вы! А ещё в подруги набиваетесь! – зло сказала  бывшая Муза.
- Мы!? К тебе!? Больно надо! – Парировала Лушка. – Если хочешь знать, мы мстили!
- Да, за что!? – удивилась Валька.
- Задавака  ты, вот за что! Гордячка! Себя считаешь шибко   культурной, а мы, мол де, деревня дремучая. А сама  «эскорт»  от  «экспромта» отличить не смогла. Проучить тебя хотели! Скажи спасибо, что с ним в баню не пошла, а то бы было дело!
- Эт точно! Сексуальный маньяк он, а никакой не Жорж! Испортил  бы тебя напрочь, и гуляй потом, на здоровье! А замуж после, как идти!?  Срамота одна!               
Валька испуганно глядела на Глашку, а та продолжила.
- Тебе ещё повезло!  Хоть с «поЕтом» до кино сходила! А по за тот год он, вообще, пионером был!   
- Пионером!? – девушка пребывала в трансе.
- Настоящим! Ходил  в белой рубашке и красным галстуком и коротких  штанишках с одной помочью через плечо! Вот  интересно, пошла бы ты с таким с кино или нет!
- Он ещё на барабане  барабанил и в горн дудел! Причём громко! Прикинь! Ты идёшь в Клуб, а он сзади идёт и барабанит,  проговаривая: «Раз! Два! Три! Шире шаг! Левой! Левой!»  Во, была бы картина! А, правда! Пошла бы!? –  съязвило  Лушка.
- Отстаньте вы от меня, ради бога! И без вас тошно! – взмолилась Валька.      
      
Тем временем,  они дошли глашкиной скамейки. Порушенная Муза уже успокоилась и начала задавать вопросы.
- Мне вот любопытно, как этот «Жоржик»  из  «пионера» и «секспоЕта»  превратился!?  Или вы всё врете про пионера-то!?
- Вот те крест, не вру! – Перекрестилась Глашка. - У кого хошь спроси! Все знают! Когда у него дядя Вася барабан-то отобрал, он всю деревню на уши поставил – ходил по улицам и дудел в свой горн! А дудеть не может! Всех достал  своими  воплями!
- А «поЕт» откуда взялся!?
- А я знаю!? Видимо,  гормоны разыгрались! Его в башку-то и впёрло!
- Кому в башку, а кому и пониже!  Их в дурдоме током лечат! Напряжение с мозгов снимают!   – авторитетно заявила Лушка. – Кааак  ударит по кумполу, был идиот,  очухался - поЕт! А-то бывает,  вроде «пионер» (бац!) и сексманьяк  образовался!
- Так он из дурдома сбежал! – с ужасом воскликнула Валька.
- Зачем, сразу, «сбежал»! Их подлечат зимой, а на лето отпускают! Они ж неопасные! Смирные! Так!!!... Ну, за жопу щипанет, ну, в трусы залезет… А чтоб серьезное что, это нет! Короче, одно  вдохновенье  в башке, а штанах-то тю-тю!  –  Лушка хохотнула.
- Вас не поймёшь! Вы ж сами говорили, что он … ну, что он меня испортит!
- Это для того, чтобы по тебя дошло, что он никакой не жених и не поэт, а просто слабоумный идиот!
*** 
 Этим бы и закончилась эпопея с поэтоженихом!
- А как же замужество!? – резонно спросит читатель.
 А что замужество!?
После этого случая Валька стала  замечать, что местные парни не то  чтобы её не замечают (честно говоря, они и раньше-то не особо с ней общались!), а полностью игнорируют.  Более того, вот, пройдет мимо.  Так обязательно кто-то из парней покрутит у виска, мол, видите, «дура» пошла!
Помыкалась, помыкалась  «дурочка» с полгода  одна, да,  и вышла замуж на киномеханика.
А что!?
Он мужик мало-мальски культурный, все-таки, кино несёт
культуру в народные массы! Опять же, НЕ поЕт!  НЕ пьёт! Живёт в райцентре (всё - не деревня!)
И кино бесплатно!
Нет! Все ж таки, есть тяга-то!
Есть!