Их больше нет

     Нет больше Славика. Сколько я не произносил эту фразу, столько раз и удивлялся. Как же так? Как же без Славика? Не может такого быть! К сожалению, может.
     Мы дружили с самого детства. Знали друг друга так хорошо и досконально, будто мы были родными братьями. Хотя это не так уж и далеко от истины.
     Познакомились мы с ним по-дурацки. Мне подарили новый велосипед. В те годы я любил хвастать всякими новинками. Не удержался и в тот раз. Я прикатил своего «железного коня» на стадион. Там всегда было много мальчишек и девчонок. Идеальное место, чтобы покрасоваться. Ребята заметили меня издалека. Ещё бы им меня не заметить! Новый, начищенный до блеска велосипед. Ни у кого такого не было! Мальчишки, девчонки обступили меня со всех сторон. Кто-то хватался за руль, кто-то пытался примоститься на раму. Но самым шустрым и наглым оказался толстенький паренек невысокого роста. Не спрашивая моего разрешения, он уселся в седло, оттолкнулся ногой от земли и что есть силы начал крутить педали. Велосипед понёсся прочь от нашей шумной компании. Ребята не понимали, что сейчас произошло. Я, сказать по правде, тоже не ожидал такой наглости от какого неизвестного мне толстячка. Я бы так и стоял с раскрытым ртом и смотрел ему вслед, если бы Олька не тряхнула меня за плечо: «Чего замер? Догоняй, дурак!». И я побежал догонять. Толстячок не мог набрать большую скорость. Более того, он быстро выдыхался, пот ручьями тёк по его лицу. Мне же повезло родиться маленьким, худеньким, юрким, быстроногим, выносливым. При выезде со школьного стадиона я его уже почти догнал. Он чувствовал и видел это. Начал паниковать. Понимал, что я его буду бить. Именно животным страхом я объясняю его неожиданный и одновременно глупый поступок: не останавливая велосипеда, он на полном ходу спрыгнул с него, но сделал это настолько неудачно, что ударился головой об асфальт. Нет, с ним всё было хорошо! Набил здоровенную шишку, заработал сотрясение. Слёз и визга было куда больше. Но меня тогда интересовал не толстяк, а мой велосипед. Этот неудачник мало того, что сам чуть не убился, так ещё на моём велосипеде огромную царапину оставил, не говоря уже о таких мелочах, как две сломанные спицы.
  - Ты зачем на мой велосипед сел? – грозно спросил его я.
  - Я… покататься… хотел! – рыдая, выдавил он.
  - А попросить было нельзя?
  - Не знаю!
  - Кто ты такой? Как тебя зовут? – никак не мог утихомириться я.
  - Славик.
  - Слушай сюда, Славик, из-за твоей тупости поломался мой велик! Ты теперь мой должник на всю оставшуюся жизнь! Понял!
  - Я всё исправлю! Я умею!
     Все выходные мы проторчали у меня в гараже. Вот так и подружились. И общались целых десять лет. Славик был больным ребёнком: почки, печень, сердце не давали ему покоя. Ему нужны были врачи, хорошие лекарства. В нашем городке найти всё это было нереально. Его родители, да и он сам мечтали переехать в Москву или Санкт-Петербург. Я знал об этой его мечте, даже нет, жизненной необходимости все десять лет. Но так и не подготовился к тому, что настанет день, когда его родители соберут нужную сумму денег и будут готовы к переезду. «Я уезжаю в Москву»,- сказал Славик через десять лет после случая с велосипедом. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба. Мы сидели весь вечер, всю ночь, а я так и не смог вымолвить ни одного прощального слова.
  - Мы точно скоро встретимся! Удачи тебе в Москве! – напутствовал его я.
  - Наверное, встретимся…
     Утром он пропал.
     Нет больше Светки. Она не уезжала в другой город. И со здоровьем у неё всё в порядке. Она просто начала встречаться с парнем, который оказался страшным ревнивцем и собственником. Уже через месяц после знакомства с ней, он установил жёсткие правила: никаких парней рядом с ней он видеть не должен, не важно кто это будет: одноклассники, одногруппники, коллеги по работе, просто случайные прохожие. Он её единственный мужчина. И с подругами можно гулять только после того, как Света ему подробно доложит, что это за подруги, расскажет про их семейное положение, вредные привычки, наклонности, симпатии, антипатии. И гулять можно часа три, не более. Остаться у подруги на ночь? Нет, дорогая, если останешься на ночь, то можешь остаться у подруги насовсем, ибо меня уже с тобой не будет. И Светка приняла эти правила. И её больше нет ни для меня, ни для подруг, ни для одноклассников, ни для коллег, ни для кого. И она вроде счастлива. Может, и мне стоило в своё время навязать ей эти глупые, драконовские правила…. Тогда бы она была со мной.
     Нет больше Никиты. С ним получилось ещё глупее, чем со Светкой. Он просто встретил девушку и сам от всех отдалился. Она даже не устанавливала для него никаких правил. Хотя она и не жалуется. Жаловались только друзья, которым Никита два года вешал на уши лапшу.
  - Никит, привет! Ты завтра свободен?
  - Привет! Свободен, а что такое?
  - Замечательно! Может, к нам придёшь, а то мы так давно не виделись! У меня завтра все наши собираются.
  - Вау! Неплохо!
  - Приходи в шесть часов! Погудим всю ночь!
  - Всю ночь? Я так не смогу… я занят…
  - Ты же только что говорил, что свободен!
  - Ну, свободен…. Да, свободен завтра, но послезавтра мне надо девушку к бабушке в деревню везти. Надо ведь трезвым быть!
  - Понятное дело! Никто не будет тебя заставлять пить!
  - Это да…. Но девушка будет волноваться…
  - Мы же не «синяки» с рынка, а одноклассники, чего ей волноваться! Приводи её с собой!
  - Ой, нет! Это не вариант! Она не любит шумные компании. Она стопроцентный интроверт! Наверное, я тогда тоже не пойду…. В следующий раз – обязательно!
  - Ну, как знаешь! Дело твоё. В любом случае, был рад тебя услышать! Надеюсь, до скорой встречи!
  - Конечно, до скорой!
     Но в следующий раз история повторялась, вместо бабушки появлялась тётя, потом девушка заболевала, и Никите надо было с ней сидеть, потом она готовилась к сложному зачёту, и ему обязательно надо было быть с ней рядом. Но даже это можно было понять и принять. Нельзя было принять то, как он поступил с Толей.
     Мама Толи диабетик и ей нужен инсулин. А у Никиты есть возможность через маму доставать эти капсулы. Толя его по-дружески попросил, Никита обещался помочь. Назначили день, когда Никита должен был привезти инсулин. Толя отменил все дела, рванул на встречу. И что же произошло? Никита просто не приехал. Когда Толя позвонил ему, то оказалось, что он преспокойно отдыхает со своей барышней на даче. Об инсулине он благополучно забыл. Толя послал его куда подальше, и на этом их дружба закончилась. Да, и мы перестали донимать «занятого» Никиту…
     Нет больше Василия Петровича, нашего директора, классного руководителя и учителя истории. Василий Петрович посвятил себя педагогике и детям. Из-за педагогики и учеников он так и не завёл своих детей. С восьми утра и до позднего вечера он отдавал себя нам, маленьким несносным сорванцам. Он был ценен не как учитель истории, хотя свой предмет он знал досконально и рассказывал так, как будто своими собственными глазами видел крушение Карфагена или Полтавскую битву. Родители, дети, учителя ценили его, как Человека. Подлость, злоба, карьеризм, стяжательство, это точно не про него. Сколько себя помню, он всю жизнь ходил в сереньком костюмчике, и от него пахло нафталином. Но невзрачный внешний вид никого не отпугивал, потому что его золотая душа перевешивала все эти, так называемые недостатки. Василий Петрович знал каждого ученика, его сестёр, братьев, даже если они учились не в нашей школе. Да, и родителей он всех знал. Да, и как их не знать, когда многие из них были когда-то его учениками. Помнится, кончились уже у нас уроки и мы ждали, когда за нами придут родители. Дело было в начальной школе, поэтому для нас Василий Петрович был только Директором. И вот за Ликой, девочкой из параллельного класса пришёл папа. Мы его очень хорошо знали, так как он, в отличие от других взрослых, предпочитал курить трубку. Курил он трубку и в тот раз, мы его обступили со всех сторон. Зрелище-то необычное. Вдруг, как из-под земли вырастает перед нами Василий Петрович. Мы моментально замолкаем, а отец Лики, густо краснея, прячет трубку за спиной.
  - Здравствуйте, Василий Петрович! – хором здороваемся мы с ним.
  - Здравствуйте, дети!
  - Здравствуйте, Василий Петрович! – поздоровался отец Лики.
  - Ой, кого я вижу! Андрюша Соломатин! А что ты за спиной прячешь? Не стесняйся! Показывай нам всем!
     Я тогда подумал, что от стыда Андрюша Соломатин сейчас в обморок упадёт.
  - Трубку прячу, Василий Петрович…
  - Не зря я тебе в шестом классе говорил, чтоб ты сигареты не курил! Всё-таки я до тебя достучался! Жалко, что совсем от вредной привычки отучить не смог! Вот мой главный педагогический просчёт!
  -  Да, я это… Василий Петрович!
  - Шучу я, Андрюша! За дочкой пришёл?
  - Да! Она у меня отличница! Вся в мать!
  - Знаю! Извини, сейчас мне по делам надо бежать. Приходи как-нибудь, поболтаем. Я думаю, ты ещё не забыл, где мой кабинет!
  - Конечно, помню!
     На этом их разговор закончился.
  - Мировой мужик Василий Петрович! Пятнадцать лет назад школу закончил, а всё равно его боюсь. Слушайте его, дети, хорошо! Обещаете?
  - Обещаем!
     И начали мы с тех пор Василия Петровича внимательно слушать. И все эти годы он учил нас не только истории, но и жизни. Скольких из нас он вытащил из плохих компаний, оградил от вредных привычек. Василий Петрович давал нам то, что ему было не суждено дать своим детям. Все ученики были его сыновьями и дочерями, за которых он переживал всем сердцем. И такого Человека просто отправили на пенсию. Ответьте мне, разве можно Отца отправить на пенсию? Это даже звучит глупо. И такую глупость совершили наши бравые, молодые чиновники, которые, скорее всего, в нашей школе не учились. Другого объяснения этому деянию я найти не могу. Наверное, проще самому себе подписать смертный приговор, чем подписать приказ, отправляющий Василия Петровича на пенсию. Для него этот приказ и оказался смертным приговором…. Через полтора года после прекращения полномочий Василия Петровича не стало…
     Нет больше Лены, которая научила меня кататься на коньках.
     Нет больше Димы, с которым я два года занимался волейболом.
     Нет больше дяди Жени, который играл во дворе на гармошке.
     Нет больше ребят, с которыми я год учился на подготовительных курсах.
     Нет больше половины одногруппников. Они после выпускного вечера разлетелись по всей стране, и теперь не пишут, не звонят.
     Нет больше людей, с которыми мне было хорошо несколько лет назад. Остались фотографии, обрывки воспоминаний, имён, фамилий, прозвищ, а самих людей рядом со мной уже нет.
     Нет больше моего старого дома. Его снесли, а всех жильцов расселили.
     И моей старой улицы тоже больше нет. На картах она, конечно, есть, но для меня это уже совсем другая улица, не моя, чужая.
     И так со мной происходит постоянно, что-то появляется, а что-то бесследно исчезает.