Империя!.. И жизнь на бочку! Глава 26

Глава 26.

Метанья бывших львов
или
дыханье гончих на заячьих загривках.

Пропал куда-то пьяственный юнец. Похвастался, при последнем своём визите, что вот-вот обретёт следующий чин и пропал в безвестности. Никак не мог отыскать своего юного информатора, видящего себя исключительно на дипломатической стезе, битый жизнью мэтр Цыдуль.
- Куда запропастился, пьянчуга? - ругался он сквозь зубы, валяясь под кустом и отмахиваясь от облюбовавших его блестящую, гладкую голову комаров.
Эту конспиративную встречу был мэтр вынужден назначить в лесу, в сени прекрасных дерев и обществе ненасытных кровососов. Оно и объяснимо, ежели вникнуть в подробности его теперешней беспокойной жизни: что-то много возни почуял Цыдуль вокруг скромной своей персоны - уже и убить пытались... снова и не далее, как вчера. Сама эта попытка, пусть и не удачная, всё едино была для него огорчительна. Вдвойне хуже оказалось то, что он, как ни пытался так и не выяснил, чьих были эти два субчика. По виду - оба нелюди. Так и что с того: нелюдей на Амальгее понасеяно без счёта и служить они могут кому угодно. Алагарцам, к примеру... Да запросто! Чтоб, значит, участие их Короны в этом несправедливом деле, даже заподозрено не было. Ох, ты ж, куда в мыслях своих вознёсся мэтр. Уж он почитал себя птицей высокого полёта не каплуном каким, своей очереди дожидающимся быть подану к столу Великих. Не-ет. И не павлином, дождичком вспрыснутым - слиплись перья и всем ясно - кура обыкновенная. Куда там!.. Мэтр себя подозревал орлом. Даже и не им, а неким огромным летающим хищником, названия которому ещё и сам не придумал. Эх, ещё бы комары не одолевали, да птичка-невеличка, с ветки на ветку перепрыгивая не капнула бы запашисто на темя - чтоб её! - и улетела зар-раза. Разве такое может случиться с тем, кто из подоблачной выси всякую тварь земную в ничтожестве ей свойственном рассмотреть способен? Мэтр Цыдуль немедленно огорчился, и, в ожидании юного растяпы, стал подыскивать для себя, для ассоциации то бишь, некое гордое животное, попирающее саму твердь земную. Тролль - всплыло в проруби неожиданное! Э-э, не-ет... Тролль, безусловно, зверь с большим достоинством, но, однако ж, нечистоплотен, - гадить способен, прям, под себя, - и в рот тащит всё, что на пути попадается. "Ах, да-а, - запоздало стрельнуло в перегруженном уму мэтра, - он же ещё и не совсем зверь". Огр! Тьфу, прости Творец Сущего! То же, что и тролль. Разве рожа шире и цветом не схожи. А повадки?.. Ещё раз - тьфу. Тролль по сравнению с этой ходячей башней, просто аристократ на королевском приёме. Дракон!? Нет... Всё-таки до дракона, как-то не дорос. Тут Цыдуля охватила разумная скромность. Кто же остаётся?.. Мантикора?.. Йети?.. Всё не то. А-а-а, вот же ж, достойный мэтра персонаж - крылатый панцирный лев! Правда, бают, что эта зверюга не более чем выдумка. Ну, так, то от зависти к нему, Цыдулю. Итак, решено, - крылатый лев! Он, молодец, и на воздусях - хышник, и на земли всякую гадость жрать не станет. Нет, действительно, между ними есть что-то общее.
Мэтр, обретя некую, так нужную ему внутреннюю основу, позволил себе улыбнуться, но тут же, прихлопнул на лысине очередного кровососа и ругнулся:
- Где носит этого корнета-подпоручика, или, кто он там есть теперь!?. Живьём же гложут!
Помянутый недобрым словом теперь уже целый поручик тоже в радости не прибывал. Может и не грызли его заботы масштаба государственного, поскольку таковой-то значительной личностью он себя ещё не считал, но свои собственные беды его тоже немилосердно донимали. Он бы и сам сейчас был рад оказаться в том же лесу под массированной комариной атакой, лишь бы не ехать в седле под приятным солнышком на самую передовую линию перед проклятущей Гранитной. О, как судьба извернулась, сослепу попутав армейский корпус с дипломатическим. Рвался, юнец, рвался в амбассадоры, а попал в артиллерию. И тут, кстати, ему особо винить было некого, поскольку, при последней их пьянке, когда пил, только юноша, а майор Брегном к хмельному и не притронулся, было ему сообщено, что дальнейшая его судьба теперь будет зависеть от собственного героизма. Тоже, видать, посовещались великие мира сего и надумали - быть ему гордым львом! А его самого спросить?.. За делами запамятовали?.. Он-то в львы не метил... совсем. Ему бы в обозе... Брегном, лукаво щурясь, сообщил слегка опешившему юнцу, что отныне он с повышением приписан к уланскому полку, что сейчас квартирует в Вольном. Тут бы ему, зелёному, как огурец, ликом расцвесть и начальство возблагодарить. А материть уж начать, когда оно изволит удалиться. До мата в адрес майора дело не дошло - инстинкт самосохранения заставил молодого офицера искренность чувств сдержать. Но после ухода, вдруг ставшего таким не симпатичным, зибильдарца, он не удержался и едва ли, ни бегом кинулся разыскивать некую госпожу Трампс, в обществе которой время от времени отдыхал душой, напрягая тело. Разыскал. Наябедничал... на всех. В ранимом дамском сердечке вызвал острый приступ жалости вперемешку с брезгливостью и вместе с дежурным поцелуем сорвал с её уст пламенное обещание "помочь, войдя в положение".
Госпожа Трампс, как ни была ветрена, но данное слово сдержала, имея в планах попросту избавиться от поднадоевшего уже "постельного кавалериста". Арнимейский принял даму, изыскав минутку среди горы дел.
- Чего жаждет ваша душенька? - спросил герцог, целуя её ручки.
- Ах, - и женская ладошка взметнулась ко лбу, - произошла такая неприятность, такая неприятность...
- Что же такое стряслось? - казалось, Пух искренне был взволнован, свалившимися на мадам горестями.
- Свершилась чудовищная несправедливость: мой протеже... вы помните, этого очаровательного молодого человека?.. Так вот, по какому-то недоразумению он, вместо того, чтобы быть приписанным к интендантству, оказался в действующей кавалерийской части.
- Исправлю! - Розовощёкий клятвенно приложил руку к сердцу. - Прямо сейчас и исправлю.
И не обманул - слово герцогское, оно твёрже всего на свете.
Потому и качался сейчас храбрый интендантский дипломат уланского эскадрона в пропотевшем седле, чтобы по прибытии на батарею освоить трудную науку подтаскивания ядер к пушке. Ни на что другое этот военно-подковёрный гений все равно годен не был.
Цыдуль об этих его злоключения, понятно, не знал и не догадывался, и костерил своего информатора распоследними словами, существенно ухудшая его и без того подпорченную карму. Чу! Насторожил ухо сын Летающих островов. Что это за звук? Никак храп лошади. А вот и перестук копыт. Да всадник-то не один. Много их. Пришлось высовывать из-под куста свой львиный нос, дабы разобраться в изменившейся обстановке. По негустому лесу в направлении лысого авантюриста двигалось человек пять верховых: четверо были офицерами королевской кавалерии, а пятый... Тут у крылатого панцирного льва по имени Цыдуль, что-то сделалось с глазами и сердцем. Как-то замутились наглые его очи, а сердчишко застучало в ритме, никак грозному хищнику не приличествующем. В пятом всаднике безошибочно узнавался чародей. Стало ясно - разъезд кого-то ищет. И судя по тому, как уверенно они движутся к лёжке самоназначенного льва, - ищут они именно его - царя зверей. Хорошо слух не подвёл, теперь ещё есть время сделать ноги. Первым делом оставить на земле что-то из своих вещей... Э-э-э... а ничего лишнего и нет при себе. Кинжал?.. И остаться безоружным?.. Да бес с ним! Теперь, что там у него есть из талисманов?.. Тоже не густо: оберег от демонического сглазу. Нет, не то. Отводитель стрел?.. Тоже не то... Ага! Это, пожалуй, то, что доктор прописал. Артефакт силы невеликой, но фору во времени он даст, а там кривая вывезет. Как же его раскочегарить? Торговец в магической лавке плёл, что-то про... А про что он собственно плёл?.. Ох, не по чину льву так волноваться. Нужно взять себя в руки... в смысле - в лапы... могучие и когтистые. Возьмёшь тут, когда тебе в затылок вражья сила дышит. А-а, стукнуть по стали, облизать и присыпать землёй.
Мэтр всё это проделал с несколько суетливой поспешностью, впрочем, вполне себя оправдавшей. Буквально сразу после необходимых манипуляций мэтр без всякого удовольствия наблюдал рядом с собой собственную точную копию. М-да, если глаза Цыдуля не обманывали, то со стороны он мало походил на грозного зверя, скорее смахивал островитянин на зайца, почувствовавшего на своём загривке горячее дыхание гончих. А ведь и почуял уже...
- Хватит любоваться ничтожеством. Пора сваливать.
Сказано - сделано. Сначала ползком, чуток позже - на карачках, пусть и без грации, зато из-за травы не видать. Цыдуль обливался потом и благодарил богов за то, что не поленились и создали такой глубокий овражек с отвесными стенами, - лошадям ни за что не пройти, - и столь густые заросли чудо каких роскошных лопухов. Мэтр уходил от погони, но что же, делать дальше... Куда?.. Куда бежать после? Алагар для него ныне смертельно опасен. Шергодон?.. Шутить изволите... Остров Тусуй?.. Он сравнительно не далеко и отребья на нём скрывается без счёта. Но туда может наведаться Хряп, а это очень не хорошо. Его авторитет среди офицерства Наёмного Корпуса морской пехоты, позволит в мгновение ока организовать операцию по обнаружению и захвату некоего беглого мэтра. Цыдуль ведь не сможет существовать невидимкой и слухи о нём обязательно поползут по Тусую. А куда драпать с острова? Не-ет, уходить нужно далеко за море, а значит... Значит, сейчас его целью становится портовый город. Ближайший - Тритонус. Дней пять-шесть до него добираться. С опаскою и осторожностью - восемь. В нём можно будет затеряться на время и отыскать более-менее сговорчивого капитана. Решено - к морю. Это тем более правильно, что именно на побережье его не будут искать закраинные выползни. Им сейчас не до того, да и руки у них пока не так длинны, как им бы того желалось. Минус одним лютым врагом - уже хорошо. Может и  ищеек Кафта удастся сбить со следа? Только и нужно, что прибарахлить мощный артефакт сокрытия от магического ока; свой-то уже в негодность пришёл от частого и продолжительного использования. Потому его и отыскал этот колдун. Ничего, до города близко. Там толпа. Там лавки по продаже чародейского хлама. Оттуда дорога прямиком к свободе ото всех и всего. Только бы с нобилем каким несчастливым случаем не пересечься. От него пощады не жди...
...Нобиль последние четверть часа сидел в почтовом дилижансе и раздражал попутчиков не проходящим приступом икоты. Разодетый в пух и прах, как не экономящий на себе купчина, а каждая висюлька оберег, а каждый кулончик - магический талисман, - он сначала донимал всех своими россказнями о вымышленных  сверхуспешных негоциях, а потом заикал то ли от навязшего в зубах вранья, то ли...
- Видать по всему, кто-то вас вспоминает, сударь? - выдвинула предположение грузная матрона, сидевшая ровно напротив. - Кому-то вы крепко насолили.
- Кому бы это, даже и ума не растяну? - тут же потерялся в догадках почти безгрешный предатель и убийца.
Так и ехали довольно долго. Первое, в общем-то, приятное представление о своей персоне, Кафт умудрился совершенно испортить  икотой, что и его самого довела до тихого бессильного бешенства. Что уж говорить об остальных пассажирах: как же они были рады и счастливы, когда он покинул дилижанс, на какой-то заштатной станции? Нобиль вовсе не планировал здесь останавливаться, но одолеваемый, свалившимся на него недугом, принял решение сойти - уж больно недоброжелательно стали поглядывать на него трое вооружённых мужчин. По военному, беспокойному времени нервы у всех были на взводе, так что применение пистолетов в отношении своей многосложной персоны "шершень" исключить не мог. Стоило ли рисковать?
Станция как станция, какой ей и положено быть в глухой провинции - четыре стены, есть возможность переждать непогоду у камина, перехватить, что-то съестное, особо не привередничая, по стенам портреты, каких-то занимательных деятелей, сомнительной красоты. Их нобиль не разглядел, с удивлением некоторым обнаружив у себя близорукость, а чуть погодя его внимание отвлёк местный владыка.  Смотритель - инвалид на одной ноге и деревяшке, в заштопанном мундире королевской пехоты, с медалью и щетиной. В ополовиненном по причине возраста и живого нрава зубовном комплекте зажата старая вонючая трубка. Приятный, одним словом, дедок. Кафту он понравился - годами древний, разумом слабый, милейший обитатель заваленки.
- А что... ик... отец, - с места в карьер начал разбитной "купец", - есть ли... ик... в твоём дворце... ик... какое средство от икотной хвори?
- Народное, - прошамкал ветеран, близоруко щурясь на путешественника.
- Давай, народное... Только чтоб подействовало... ик...
- Золотой, - протянул сморщенную лапку дед.
- Не дорого... ик... ли... ик... ломишь... ик...
- По недугу и цена. Не желаешь исцелиться, как я могу тебя приневолить? - и, отвернувшись, довольно бойко похромал к входу в свои "апартаменты".
Дроу с трудом подавил злобное шипение; нельзя ему выходить из образа.
- Эй, рядовой? - окликнул он ветерана.
- Старший сержант, - не обернувшись и не приостановившись, поправил тёмного смотритель станции.
- Лови, вымогатель.
Тут-то ветеран и повернулся, явив немалую сноровку: небрежно брошенный нобилем тяжёлый кругляш был схвачен налету, и тут же отправлен в рот меж двух жёлтых, стёртых клыков, для наивернейшей проверки - не фальшивый ли... Признав деньгу отчеканенной на королевском монетном дворе, дедуля - одуванчик божий подхромал к страждущему, и добрейше ему улыбнувшись, рявкнул громовым басом, которого, от него  ну никто ожидать не мог:
- А-а, вошь штатская, распустилась донельзя самого! Как стоишь перед государевым чиновником, кавалером медали за баталию при перевале Хвать-За-Здесь, плесень погребная!?
- Ась?.. - как-то не сразу и нашёлся залётный купчина. И только когда ему удалось унять нервические подёргивания, он, вдохновлённый речью старшего сержанта, вернул ему в обратку живейший и образный спич, где единственным приличным словом  было "ты".
Дедок лукаво собрал у хитрых своих глазок густую сеточку морщин и, как ни в чём не бывало, сказал:
- О, вишь ты - помогло одначе. Минуту целую базлаешь и хоть бы где раза спотыкнулся. Чаю хочешь? Проходи в помещение, чего на улице глотку драть? Люди же кругом - смотрят.
Дроу заткнул пасть и с некоей опаской начал озираться: ни приведи Грандиозное Тёмное Начало привлечь к себе слишком пристальное внимание. Но старичок-боровичок, до чего оказывается хорош - икоту проклятущую сняло, как рукой, будто и не было её вовсе. Кафт ещё ругнулся для прилику, подобрал ранее оброненные со страху манатки и дёрнул под гостеприимную крышу от любопытных глаз подалее.
- Проходь, господин хороший, - каким-то чудом опередивший тёмного дед, уже распахивал перед ним дверь, и одновременно орал кому-то внутрь станции, чтобы накрывали на стол, да чего погорячее, гость, де с дороги, проголодамшись и прочее и прочее.
Нобиль свалил к его ногам баулы, дескать, тащи сам, старый мошенник, и проследовал в приятную полутень помещения. А старичок чего-то замешкался на самом пороге. Дождался он, когда гость усядется за стол, да так, чтоб поплотнее, чтоб не в раз его и сорвало, и, прикрыв дверь, кликнул к себе дворового мальчишку. Пацан с выгоревшими на солнце вихрами, мордахой похожий на уважаемого ветерана, разве что посвежее, да нос веснушками разукрашен, выслушал его со вниманием и порскнул со двора, будто его тут и не было вовсе. Дедуля же степенно оборотился ликом к стене с плохо намалёванными парсунами и, по обыкновению своему, ласково улыбнувшись, сказал, обращаясь к самому свежему, ещё и мухи не обгадили, изображению:
- Вот ты и попался, залётный. Теперь сиди, чаёвничай и никуды не спеши. Твоя спешка - минус мой доход, награда за твою башку, сто да пятьдесят имперских полновесных марок.
Не подводили старого пройдоху ни зрение, ни бытовая смётка. Малец помчался за стоявшими здесь неподалёку гусарами. Они были ребятами лихими, не ленивыми, так что долго их ждать не придётся. Но к гостю, к гостю... Как бы этот "купчик", чего своим длинным носом не учуял. Пора занять его разговорами. Разговоры-то эти нынче чистым золотом оплачиваются. И дед, добродушно сияя, направился прямиком к трапезничавшему проезжему дроу.
- Может, чего покрепче изволите? - мир Амальгеи ещё не видывал такого чистосердечного радушия. Ни граммулечки фальши в стариковском голосе не услышалось.
И дроу, разомлев уже от горячего, махнул рукой: "Давай!" И появилась на столе пузатёнькая бутылочка с винцом. И потянулась к ней бледная длань дроу, чтобы откупорить, чтобы бокал наполнить, чтобы...
Как выскакивает чёртик из дешёвой табакерки. Правильно - неожиданно и совершенно не к месту. Так  и посланный за гусарами мальчонка, подгоняемый стремлением как можно раньше доложиться деду об успешно спроворенном задании, влетел в распахнутую дверь с радостным, искристым криком:
- Всё исполнил, дедунь. Гусары через десять минут обещались быть!
- Вот дерьмо! - только и успел выпалить старик, встретившись взглядом с заледеневшими очами всё понявшего дроу.
В миг следующий, на его седую голову обрушилась так и не откупоренная бутылка и красный нектар лозы перемешался со стариковской кровью. Смотритель мешком, без единого звука завалился под стол, а разъярённый Кафт ещё секунду дико озирался: "Куда!? Куда бежать!?"
Ведь загонят сейчас, как косого! Нет времени думать. О вещах он уже и не вспоминал, не до них - когда взревев раненым зверем, проклиная всё на белом свете, кинулся к окну - и в него, как ранее камердинер! Бежать! Ему казалось, что гончие короля уже обжигающе жарко дышат ему в затылок.
Беги, заяц, беги, не разбирая дороги, пока лапы в кровь ни сотрёшь... Но и после того... Беги, заяц, беги!