Хранители жизни

  6 утра. Солнце лениво карабкается по сумеречному занавесу бетонных гнёзд. Угнетающее молчание раздирает пространство одиноких улиц.

  Встал, зашёл, сел. Автобус. Люди. Творцы встают рано. Встают рано те, кто жаждет созидать, возвращая ленивый мир к жизни. Их головы седы. Их взгляды притуплены, а губы сжаты в тонкие морщинистые линии. Возможно, они молоды в стремлениях, но их тела в кандалах старости. Их сердца бьются в едином ритме. Лишь изредка на их каменных лицах вспыхивают проявления человеческих эмоций. Армия каменных душ на пути к сотворению мира. Их одежда проста, зачастую изношена. Эта одежда стала их кожей, в которой они живут; метка тех, кто принадлежит к касте творцов. Они идут единой колонной; они- сторонники животного порядка. Их движения механические. Каждый шаг и каждый вздох – результат сделки с жизнью, гарантирующей вечную стабильность. Пребывая в молчании, они покидают станцию. Они хитры. Они спешат созидать, прежде чем, беззаботно зевая, проснётся мир, перекатываясь с живота на спину на лоне мягкой кровати.

  Они – сердце планеты; сердце, качающее кровь к органам городов и поселений. Они – доноры, дарующие кровь и плоть ради блага цивилизации. Они – те, кто строит Рай в Аду. Они не знают основ квантовой физики или доктрин современного врачебного дела, но они точно знают, как строить мир, чтобы дарить жизнь другим.

  Встал, вышел, закурил. Веки налиты свинцом, руки тяжелы, виски пульсируют. Кофе. Запах сырого цемента. Вот мы и дома. Мы сидим молча, собирая внутри себя все винтики необходимого нам механизма. Курим. Курим много. Лицо мастера испещрено морщинами. Загар напоминает едкую сажу. Он смотрит в пол и молчит. Я облокотился на стену ветхого дома и закрыл глаза. Сигарета медленно тлеет в руке, согревая бесчувственные пальцы. В такие моменты чувствуешь приятное единение с самим собой. Уставившись в окно нежно-голубого небосвода, я затягиваюсь, мерно выпуская кольца табачного дыма. Мастер занимается подсчётом имеющихся денег. Я слышу отборную ругань. Его исцарапанные, покрытые коркой пальцы судорожно перекладывают мелочь в надежде обнаружить солидную сумму. По-прежнему молчание, лишь изредка прерываемое тихим звоном перекатывающихся монет. Я думаю. Думаю обо всём, что лезет в голову. День будет долгим. Ненавистное солнце проливает густые лучи на наши обугленные спины. Меня тошнит. Рвёт прямо под ноги. Время беспощадно к тем, кто заполняет его нелюбимыми делами. Я думаю о своей девушке. Мы лежим с ней на кровати, и нам чертовски хорошо. Я думаю о тех, кто ещё спит или завтракает, удобно устроившись на диване. Я думаю о тех, кто пропал в жизни, отдавая свою собственную ради блага незнакомых людей. Я думаю о тех, кто погибает на войне, сражаясь за свободу своих собственных оков. Я думаю о том, как черствеет их душа, как их сердце превращается в камень. Их опалённая кожа, покрытая коростой грязи, изнывает и просится на свободу. И я думаю о мире, который по-прежнему спит. О мире, который построен на крови творцов. О мире, который несут на руках служители триумфа. О мире, в котором жизнь рождается в смерти, а смерть – лишь глупая статистика потраченного материала. Я думаю о тех, кто живёт на широкую ногу, шагающую по исхудалым телам человечества. Жизнь мира – ежедневный день рождения; праздник, на котором вручаются самые ценные подарки. Праздный именинник хохочет и веселится, требуя великого торжества. Подарки ценой в жизнь и есть самые ценные. Проснувшись и лениво потягиваясь, зевая, мир обнаруживает у изголовья кровати самые разнообразные дары. Подобно маленькому и капризному ребёнку, он срывает обёртки, то надувая пухлые губы, то топая ногой. Как и ребёнок, он ценит сам факт сюрприза, не вдаваясь в детали того, что за этим сюрпризом стоит. Праздник набирает обороты и подарков становится мало. Мир жаждет зрелища. Нужен кураж. И пока творцы гонятся за предметом прихоти, именинник погибает в праздности, провозглашая вечное рождение самого себя. Роскошь. Вселенский фуршет.

  Надеваю перчатки и включаю электрическую мешалку. Солнце прокрадывается внутрь тела, обжигая чувствительную плоть. Сначала добавить воды. Затем цемент. Перемешать до состояния молока. Отсеять песок. Добавить в молоко. Мешать. Направляюсь к кирпичам. Аккуратно складываю в стопку и несу. Раскладываю на платформе. В голове шипит. Мастер приступает к созиданию. Худое изжаренное тело выглядит крепким, но безжизненным. Мы молчим. Молчим и курим. Сигарета становится частью рта.
 
  Начальник. Лениво выползает, поддерживая массивное пузо рукой, из машины. Шикарный кроссовер серебристого цвета. Так живут успешные люди, но не творцы, ибо души их, пребывая в лишениях и страданиях, закалены духовной чистотой. Они отрекаются от материального мира, созданного для людей сугубо благородных. Начальник морщится при виде наших грязных рук. Жмёт чуть выше запястья. Видимо, чувствует свою неготовность стать одним из нас. Он делает глоток холодной воды и облизывает губы от удовольствия. Наши иссохшие рты скулят, но этого никто никогда не увидит. Он рассказывает нам о своей горькой судьбе и добром сердце. Даёт немного денег и уезжает. У него есть стиль, его манерность достойна восхищения. Я снова готовлю раствор и новую партию кирпичей.
 
  Обед. Молчим и курим. Мастер потягивает пиво, а я уплетаю сандвичи. Его лицо задумчиво. Он думает о семье. Он так прекрасно умеет строить жизнь для других, но так и не научился строить собственную. Ему снова звонят из банка. Проценты сулят внушительный долг, а работа – внушительные копейки. Он молча встаёт и уходит.
Стою в очереди. Люди шарахаются. На шортах висят ошмётки раствора, руки покрыты слоем цемента. Продавец говорить сквозь зубы, не отрываясь от телефона. Мне стыдно, что я осмелился осквернить их покой своим появлением. Кидает сдачу – монеты падают на пол, но я покорно киваю и благодарю. Возле магазина крутится молодёжь. В хороших авто восседают щегловатые парни, воркующие с миловидными девицами. Я прохожу мимо и ощущаю на себе их полный презрения взгляд.
Снова мешаю раствор, не вынимая сигарету из рта. Молчим. Шедевры создаются в тишине, как говорят. Смеркается. Ветер ласково щекочет изнурённое тело. Мы моемся в металлическом ведре и переодеваемся. Вечер нас делает молодыми. Приятная прохлада закрадывается глубоко внутрь, прогоняя утомляющий зной. Лиловое небо простирается по всей ширине горизонта, перекатывая пушистые облака.
Встал, зашёл и сел. Блеклое мерцание автобусных ламп нежно стелется на понурые лица скитальцев. Их головы седы, а губы сжаты в тонкие морщинистые линии. Их мысли тяжелы. Их лица безжизненные. Мир кипит, утопая в жизни, но их зовёт сон; ведь когда мир, подобно капризному ребёнку, раскроет свои уставшие веки, они уже будут стоять на страже его сна и блага. Жизни нет необходимости звать творцов, ибо жизнь живёт внутри их механических сердец. Они – часть большой запрограммированной системы.
 
  Утро. Ленивый рассвет волочится по ступеням сонного города. Зашёл и сел. Их головы седы, а губы сжаты в тонкие морщинистые линии. Хранители сна и блага уже в пути. Их души стары, их тела стары, а желания молоды. Они проворны и хитры.
Я засыпаю, чтобы снова стать свидетелем очередного сотворения мира. Кто рано встаёт, тот идиот. Ха
Фин.