Страничка творчества Тасоса Ливадитиса. Кантата 3

Начало http://www.proza.ru/2015/07/02/1497

Ч е л о в е к   в   к е п к е:

30.  И несколько раз в день в двери камеры открывалось
       окошечко, и тюремщики заглядывали внутрь.
31.  И глаза их были каменными.
32.  Но даже в этих каменных глазах иногда нуждалось его
       великое человеческое одиночество.
33.  И ночью тюремщики входили к нему и ставили фонарь
       на пол.
34.  И всё начиналось сначала.
35.  И большая тень на потолке билась в отчаянии, как
       побеждённый.
36.  И потом они оставляли его наедине с безмолвием и
       капающей кровью.
37.  А вдалеке гудели поезда, и этот гул был необъятен.
38.  И кто ответит: возможно он усомнился, возможно стал плакать,
       а возможно, впал в ещё более тяжкий грех.
39.  И его обуяла гордыня.
40.  А на тринадцатую ночь он услышал, как в соседней камере
       кто-то стонет.
41.  И опечалился, ибо чем он мог помочь?
42.  И тихо-тихо пополз к стене, из-за которой доносились стоны.
43.  И не единожды на этом немереном земном пути впадал
       в беспамятство.
44.  И дополз, и с трудом поднял руку.
45.  И согнутым пальцем постучал в стену, как от века принято
       у сумасшедших и у заключённых в их одиночестве.
46.  И ему ответили, и начался каменный разговор
47.  во славу человека.


М у д р с т в у ю щ и й    л у к а в о:

Итак, ещё только начало, а ты уже слышишь, как
                незримый конец поднимается по ступеням,
лишь первое слово любви, а ты уже видишь бессловесную
                тень расставанья,
свершая какой-то поступок, чувствуешь, сколько других
                ты навеки лишил надежды свершиться,
и именно в то мгновенье, когда им захотелось быть.


Н е к т о   с   л и х о р а д о ч н ы м   б л е с к о м   г л а з:

Где же ты, где, я тебя ищу,
как слепой ручку двери
ищет в горящем доме?
Ах, твои волосы — это дивный лес,
где я, словно мальчик,
вдруг потерял дорогу.

Я вскакиваю по ночам, одеваюсь
и жду тебя. Ты могла бы и не стучаться,
сбросила бы на спинку стула пальто,
и вся комната бы обмерла от восторга при виде
твоих несравненных тиранских волос; старый шкаф,
словно старый слуга, поспешил бы
снять ботинки с тебя, засмеялось бы зеркало
и проснулся ленивый ковёр. «Кстати, - я спросил бы
                тебя, - ты сохранила тот гребень?»
Впрочем, нет, я тебя не спросил бы — твой большой
               белый гребень, словно пустынная снежная улица,
по которой я хожу каждый день.

Я хотел бы, чтобы ты умерла.
Ты забудешь всех тобою любимых и забудут тебя все
                тобою любимые, -
ты останешься только моей,
безраздельно моей.

В ы б р о ш е н н ы й    и з   к а б а к а:

И вы, которыми я был растоптан и заплёван, все,
                погубившие меня,
облобызать позвольте ваши ноги, поплакать перед вами
                напоследок
за то, что вы из-за меня решились на такую низость,
как взять и уничтожить человека, -
простите, грешного, меня!

П о э т:

И окна по всей протяжённости улиц -
пунктиром тусклого повседневья,
и женщины, уставившиеся в пустоту,
и спящие до новых обид дети.
Двое — старик и старуха — облокотились на стол и ни слова,
о чём говорить? Небритый их сын с идиотской улыбкой
следит, как муха ползёт по стеклу; двадцать лет он живёт
с разможжённым бомбёжкой рассудком.
Безработный возвращается поздно — нарочно, чтобы
                все домашние спали.
Он бесшумно, не зажигая света, снимает ботинки.
                «Будешь есть? -
с кровати спрашивает жена. - Мы оставили тебе немного супа».
«Нет, я не голоден», - отвечает он и так же бесшумно,
                в одних носках,
выходит в уборную, чтобы выплакаться наедине.


Окна, словно страницы выброшенной на улицу
                старой-престарой книги,
её перелистывает ветер, её исхлёстывает дождь,
и самые страшные из её рассказов растаскивают по кусочкам
прожорливые муравьи.

Продолжение http://www.proza.ru/2015/07/11/1583

***

На фото: Заметка из газеты.