Стеклянные статуи

Я любил его не как отца с матерью да les grands-parents – трогательно, нежно, не как возлюбленную ¬– ласково, страстно, и даже не как братьев с дядьями и тетей – добро, мило, а восторженно. Это  была личность. Его прославляли, боялись и уважали… А для меня он был примером подражания и ликом идеального мужчины, идеального человека. Мне нравился его взгляд, как у аиста, уверенная походка, манеры.
Он обладал лучшим даром: зрением. Миракл видел не только нити лжи, фальши и обмана, но и чудеса. Это было, пожалуй, лучшим. Он готов был видеть чудеса. Он ими жил! Эта способность, присущая детям лет до десяти, но Мир его сохранил.
В каждой бабочке он видел и красоту, и знак, наудачу. Ничьи мечты, желания, тайны не были для него секретом. Миракл во всем видел что-то волшебное, а потому магия добра всегда была с ним, а черная везде и всюду кружилась подле него.
Впоследствии из пухленького и доверчивого мальчика вышел высокий, стройный, подтянутый и сильный молодой человек, хранящий все в себе, скрывающий некоторые эмоции за железной маской. Он был умнейшим человеком, которого я только знал. В любой ситуации знал, как поступить, давал дельный, умный совет. Но в отличие от остальных также помогал делом.
Наше общение состояло в обсуждении мировых проблем, политики, сидя где-нибудь на вершине, и попивая шотландский виски, заедая вкуснейшим швейцарским сыром.
Зная решение любой проблемы, притом оставаясь хладнокровным … он достиг своего первого, но далеко не единственного миллиона.

Миракл обогащал меня знаниями и вселял интерес к науке. Таким, каким стал, я обязан ему.
В остальное время он отвечал мне лишь односложными фразами, напоенными глубочайшим смыслом. Он стал философом.
«Мы видели певца, над звучными волнами
Стоял он, звучными мечтами осиян».