Чья-то дочь и жена

Она пришла ко мне в сумерках.
- Запри дверь! – приказала она.
Я три раза повернул ключ, и она успокоилась.
Потом сообщила:
- Меня звать Женя.
- От кого ты прячешься? – спросил я.
- От родителей, – объяснила она.

Мне это не понравилось.
- Иди-ка отсюда подобру-поздорову.
Я не хочу быть замешанным в ненужную историю.
Она схватила меня за руку:
- Пожалуйста, не прогоняй. Я совершеннолетняя и сама себе хозяйка.
- Видно, не очень. Сейчас я отопру дверь, и ты быстро исчезнешь.
- Нет! – взвизгнула она. – Только не это!
- Скажи, причём тут я?

Она посмотрела на меня как-то странно и прошептала:
- Ты мой любимый!
- Что?
- Честно-честно. Я останусь у тебя до утра. А там посмотрим.
- То есть? – сердце замерло от нехороших предчувствий.
Она молчала и цепко держала мою руку.

- Послушай, Женя, – осторожно начал я, – а кто твои родители.
- Мама – медицинская сестра, – охотно сообщила она.
- А отец?
Вопрос остался без ответа.
- Отец? – повторил я.
- Ты его знаешь, – устало выдохнула она. – Это Метлицкий.
Я похолодел: Метлицкого знали все, он негласный хозяин города,
предводитель большого отряда мальчиков в автоматами и пистолетами.

Выдернув руку, я повернул ключ в обратную сторону и сказал:
- Выметайся!
- Почему ты меня гонишь? Разве я тебе совсем не нравлюсь?
- Не в том дело, – сказал я, – просто мне ещё жизнь не надоела.

Она встала, подошла к двери и снова заперла её.
- Не бойся! – тихо прошептала она. – Твой дом вне подозрений.
Если меня будут искать, то у этого подонка.
- Какого подонка? – мне показалось, что происходит нечто абсурдное или что я схожу с ума.
- Подонок – мой бывший муж.
- Ты замужем?
- Была! Если бы ты знал, какая это тварь. Пусть его прирежут, я буду рада.
- Женя, – сказал я, – мы с тобой видимся впервые.
Надеюсь, и в последний раз. Сейчас ты покинешь мой дом.
- Ни за что! – закричала она. – Я люблю тебя!
- Когда же ты успела это сочинить?
- Я не сочинила.
Мы с Ольгой были на твоём творческом вечере.
Я голову потеряла от твоих стихов. Словом, я остаюсь.

Она стянула платье и осталась в одних трусиках.
Фигурка у неё была точёная, и ножки были прямые и длинные.
Груди набухли от напряжения, тёмно-розовые сосочки глядели в упор, как стволы пистолетов.
- Я вся твоя, – прошептала она, – милый!

В это время в дверь резко постучали.
Она метнулась в спальню и притихла.
Я подошел к двери и осторожно спросил:
- Кто там?
- Полиция! – ответили мне.
Дрожа всем телом, я открыл дверь.

Вошли двое, подозрительно принюхались.
- В чём дело? – спросил я, пытаясь не обнаружить своего страха.
- Поэт Менделеев? – спросил один.
- Да.
- У вас всё в порядке? – произнёс второй и посмотрел на меня в упор.
- Всё! – ответил я, попытавшись улыбнуться.
- Ладно, – сказал первый, – пока живите, поэт.
Слово «Поэт» прозвучало, по меньшей мере, как «Будущий труп».
Они ушли, и я поспешил запереть дверь.

Женя выпорхнула из спальни, вся  в победительном торжестве своей откровенной обнажённости.
Она бросилась мне на шею, и я почувствовал холодное прикосновение двух пистолетных ствола – её сосочков.

Что-то будет?
Ах, что-то непременно будет!
И сердце болезненно сжалось.
 
Мне вдруг нестерпимо захотелось жить.

                Р.Маргулис