Живём!

Прибежала Катя, скинула босоножки, стала растирать затекшие ступни.
- Что нового? – спросил я.
- Ничего особенного. Ушла от любовника.
- К кому?
- Сама к себе. Хватит уже мужиков.
Она легла на диван и сладко потянулась:
- Отдохну-у-у!

Я подошёл и поцеловал её в губы.
Катя порывисто обняла меня за шею и притянула к себе.
- Возьми меня в любовники, – предложил я.
- Не-а! – ответила Катя и отпустила мою шею.
- А что?
- Ты ненадёжен, как все поэты. Нищ и, потому, скуп.
- А тебе много надо?
- Хотя бы бриллиантовое колечко ко дню рождения.
- Ну, это я осилю.

Катя снова притянула меня к себе и начала целовать, обслюнявив всё лицо.
- Послушай, – сказал я, – а, может, распишемся?
- А что? Это идея!
Она немного полежала и спросила:
- Только неясно, на что мы будем жить – на твои  несуществующие гонорары
или на мои случайные выступления?

Катя – актриса драмтеатра, довольно бездарная, хорошие роли ей не светят.
Подумав, я сказал:
- Ищу богатого дядюшку в Америке.
- Ищи! Ищи! – живо откликнулась Катя. – Вот найдёшь, тогда и поговорим.
Я подошёл и лёг с ней рядом. Мы обнялись и долго лежали молча.
- Несчастные мы, – наконец, произнесла Катя, – а так хочется радости и полёта!

За окном сгущались сумерки.
- Домой пойдёшь или останешься?
- Останусь. Дома ещё тоскливее.
Мы постелили постель. И, после нескольких охов и вскриков, Катя благополучно уснула.

А я лежал и думал, почему Бог не даёт нам высоты.
Всё есть – молодость, здоровье, красота, даже избыток нежности, но ведь чего-то, главного, не хватает.

Я осторожно снял с себя Катину руку, встал, подсел к столу и начал мучить рифмы.
Рифмы вздыхали и втискивались в чужой непонятный текст.
- Бездарные мы, несчастные, – подумал я о нас с Катей. И тут же нахлынула волна жалости.

Я подошёл к неудавшейся актрисе и крепко обнял её.
Почувствовав мою руку, она ткнулась в меня губами.
- Всё-таки живём! – подумал я. – Всё остальное – неважно!
               
                Р.Маргулис