Миры Бартини 6 Охота на Змеекула

6.Охота на Змеекула.

И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом
И пленяли улыбкой невинной.
Льюис Кэрролл «Охота на Снарка»
в переводе Г.М. Кружкова

   Если бы Олега Подразского спросили, где он сейчас находится – он бы крайне затруднился с ответом. Потому и сам этим вопросом особо не задавался. Нет, оно, конечно понятно, что в некоем здании, комплексе. Достаточно большом  – судя по количеству лифтов, лестниц, длине коридоров и их количеству (было бы их один-два, то их бы не маркировали, чтобы не заблудиться). Очень современном. О чём свидетельствовала отделка помещений и переходов (в стиле космических опер семидесятых-восьмидесятых годов), и обилие всяких разных технических штучек. Также можно было утверждать, что комплекс имел отношение к науке и секретам. «Великим и малым тайнам», так сказать. Окон Олег за прошедшую неделю не видел ни разу – ни когда его водили по коридорам, ни в лабораториях и переговорных, где его продолжали донимать расспросами, ни в столовой и в маленьком спортзале, ни в отведённой ему крошечной комнате-каюте. Или, всё-таки камере? Так, что можно было предположить - если не всё здание, то та его часть, где Олег пребывает – закопана под землю. А вот, что именно это за заведение, и где именно оно находится – кто ж его знает. Так, что Олег  вопросов таких не задавал, чувствуя их бесполезность. 
   Вчера уже под вечер к нему заявился Макар Бешенцев, и неожиданно завёл разговор на тему параллельных миров, точнее – их устойчивости, продолжительности существования и слияния с некими «генеральными линиями». С собой он принёс отчёт, прочитав который, Олег узнал, что где то тут, рядом с ним находится ещё один путешественник между мирами – некий Валерий Петров, обладающий совершенно удивительным даром – проваливаться в иные миры. А вчитавшись в повествование этого Петрова о его реальности, и выслушав комментарии Макара Тимофеевича – задумался о возможности того, что и его, Олега реальность примерно с конца девяностых годов двадцатого века - скорее всего тоже не является ни «генеральной линией», ни даже достаточно устойчивым отражением. Засиделись они долго, но проснулся Олег в 7.30 – как штык.
   Завтракал Олег у себя в «апартаментах». Когда он закончил с кашей и дожёвывал бутерброд с колбасой (вот она оказывается какая – «докторская», если её для докторов делать, а не из отходов их жизнедеятельности) – дверь открылась, и вошёл тот самый… парень?.. дядя?.. Олег так и не мог понять – тридцать ли ему или под пятьдесят… в общем, тот самый Александр Барсков, что задержал его во время попытки умыкнуть список «Кодекса Войнича». Олег уже общался с ним здесь несколько раз, и убедился в том, что здешние ГБисты очень неплохо осведомлены не только о том, что происходит в его реальности сейчас, в семьдесятвтором, но и «будет происходить» на момент невольного бегства  Олега из неё. И вряд ли дело тут было только в его попутчике Лепёхине.
   - Как делищщи, Олег Николаевич? – Александр непринуждённо сел на стул, налил себе сок.
   - Превосходно. Полон сил и готовности ответить на самые безумные и нескромные вопросы. Правда, уже не могу представить, о чём меня ещё можно расспросить.
   - Хочешь, засажу тебя писать изложение «Звёздных войн»? Тема здесь ещё не развита – рубанёшь бабла после литературной обработки. Или – сценарий, как это у вас было… будет? Шучу. Ты закончил? Тогда пойдём.
   Они вышли и запетляли по коридорам, в которых Олегу бывать - ещё не доводилось. Александр продолжил разговор.
   - Так вот, Олег, пора заняться делом. Сейчас я тебя с девушкой познакомлю. Она гений, и в этом ты скоро убедишься. Ещё она инвалид по рождению, но ты, думаю, умеешь разглядеть человека, в сколь бы уродливом теле его не спрятали, – глаза Барскова на мгновение прищурились. - Сработаетесь, а? 
   - Сработаемся, Александр. Если не секрет, таланты её как разглядеть сумели?
   - А, какой тут секрет?- Александр пожал плечами. – Секрета никакого нет. Просто в своё время удалось выстроить систему образования, что всех, без исключения ребятишек просеивает точно через сито чуть ли не с пелёнок, и готовит их дальше, развивая данные от рождения способности.  Это её задача – «разглядеть» и помочь человеку раскрыться, а не закопать таланты в землю-матушку. За детьми с ограниченными возможностями и отказниками - приглядывают вдвойне, так, что не разглядеть её таланты было даже труднее. Ну, и Коллегия за этими делами следит не менее бдительно, чем за шпионами и диверсантами. Кадры решают всё.
   - Это точно. Девушка занимается вопросами пространства-времени?
   - Зовут её Кристина. Приписана вообще-то, к группе, занимающейся изучением влияния пространственно-временных перемещений на организм человека, - Барсков ухмыльнулся, - ты ведь прочувствовал это на себе? Это и есть её основное направление, что лично я нахожу вполне логичным – во что ещё «упереться» человеку, от рождения поставленному в такие условия? Волокёт она и в физике, и в математике. Насколько глубоко – моего убогого разумения не хватает, но профессора с ней общаются боле, чем охотно. Общаться с ней будете на ту же тему, что вчера с Макаром.
   - А Макар Тимофеевич с ней общается? Он ведь тоже «волокёт» в математике и физике?
   - Волокёт. Да только Макар наш Тимофеевич растерял былую лёгкость мысли, бегая с пулемётом наперевес по нашим эскападам. И сейчас он супротив Кристы – что кувалда супротив автогена…
   Они подошли к дверям лифта, Барсков нажал кнопку вызова. Створки бесшумно распахнулись, открывая кабину, отделанную хромом и нержавейкой. Барсков коснулся кнопок на панели.
   - Что же вы как поздно её к нашему делу подключили? – спросил Олег, когда за ними закрылись двери, и лифт плавно пошел вниз. На «минус пятый».
   - Помимо работы на основном направлении у неё и так полно халтуры. Типа вот этой… - чуть отдернув рукав своей куртки с множеством карманов, Барсков открыл взору Олега нечто, напоминающее массивный и широкий браслет из полированной нержавейки. Александр, поворачивая руку, чтобы Олегу было удобнее видеть, коснулся одной из кнопок, утопленных в тело браслета, и со щелчком откинулась ребристая снаружи, «плиточками», крышка. Олег вспомнил вдруг Хищника с его наручным самоликвидатором, но сейчас он увидел даже нечто более эффектное – над раскрывшимся нутром появился мираж в виде маленького экрана с заставкой из ряда значков, на фоне уходящего к горизонту зеленого луга и неба с облаками. 
   - Это, что… привет от инопланетян? – Подразский не сразу обрёл дар речи. 
   - Ну!!! Что, мы сами, что ли не могём? - он коснулся, очевидно, кнопки-джойстика в раскрывшихся внутренностях браслета, и на экране появилась стрелка-курсор. Она остановилась на одном из значков, открылся список-меню, Барсков снова «кликнул», но тут вдруг, по экрану пробежала рябь, мираж задрожал, распался и исчез.
   - С-с-стерва… факир был пьян и фокус не удался, - с сожалением прокомментировал Барсков. – Нет стабильности в работе.
    Лифт с мягким толчком остановился, и они вышли в очередной коридор.
   - Охренеть… Нет, честно – охренеть. Даже при такой стабильности, - Олег был искренне восторжен. – До такого, по-моему, и у нас пока не дошли. У вас тридцать с лишним лет в запасе, вы тут такого наворотите! И почему вы уверены, что этот мир повторит судьбу, скажем, нашего?
   - Вот в том то и дело, что, может именно «наворотим», - Барсков выключил и спрятал под рукав капризный, и всё равно удивительный прибор. – Ты ведь сам вчера с Макаром общался по вероятности слияния миров, кажущихся невозможно разными. Вот и вся разница сведется к тому, что один мир истлеет, а другой сгорит моментом, но результат будет одинаков: пепелище. Так что умные люди - иногда делают великие открытия, а мудрые люди - иногда делают их великой тайной. Но в качестве «последнего довода королей», если что, в ход пойдёт всё. И это в том числе, не сомневайся, - он небрежно хлопнул по рукаву, под которым скрывался браслет, потом с улыбкой вытащил из внутреннего кармана куртки плоскую коробку, размером с пару сложенных боками сигаретных пачек, от которой в рукав уходили проводки. -  Упс… батарейки позабыл. Два чемодана. Шутка. А, это «системник», так сказать, в другом кармане питание и ещё кое-чего.
   - Всё равно, впечатляет. Слушай, Александр… а, вы пробовали не пытаться предсказать, а именно заглянуть в будущее.
   - Нет. Потом с тобой затрём на эту тему. Видишь ли, будущее, похоже, действительно, не предопределено, так, что можно очутиться непонятно где, и без шанса вернуться назад. Будущее можно сконструировать, но точно предугадать, как именно оно будет выглядеть – невозможно. В далёкое прошлое несколько раз заглянули – каюсь, сработало проклятое любопытство, но быстро дошло, что излишнее знание только умножает скорбь. И всё это дело прекратили...
   Они прошли ещё одним переходом и, свернув за угол, столкнулись с миловидной женщиной, сопровождавшей инвалидную коляску, в которой сидела девочка лет двенадцати. Хорошенькая, зеленоглазая, с курносым носиком и дивными золотистыми локонами. Олег с невольным ужасом отметил, что ног под наброшенным клетчатым пледом – ниже колен нет.
   - Здравствуй, котейка, - Барсков поцеловал её в щёчку и обнял, насколько позволяло кресло; потом учтиво поздоровался с женщиной. – Рассказывайте, что у вас тут нового.
   - Баська хулиганит…  - наигранно пожаловалась девочка, как это обычно делают младшие сёстры любящему брату-защитнику.
   - Она подросла, Кристи, - Барсков улыбнулся: - Ей пора в вольер.
   - Да, понимаю… Недельки две можно? – девочка, задавая вопрос, уже с интересом посмотрела на Олега, а тот, рассмотрев Кристину внимательнее, отметил, что и ей можно с одинаковым успехом дать и двенадцать, и все двадцать пять. Подросток, но лицо скорее взрослой девушки, чем дитяти. И, ноги… у тела щупленького подростка были ноги ребёнка лет трёх-четырёх - под пледом угадывались их очертания и крошечные детские туфельки. 
   - Можно, - Александр взял в руку её маленькую ладошку и повернулся в сторону Олега: - Познакомьтесь, это Олег. Олег, прошу любить и жаловать – Кристина, Татьяна Павловна. Вы вместе поработаете.
   Они познакомились, ещё раз поздоровались, Барсков немного их проводил и отстал, сославшись на обстоятельства. Татьяна Павловна сопровождала их до занимаемых Кристиной на этом же этаже апартаментов – по лабиринту переходов, в которых Олег пока не мог уверенно ориентироваться - и тоже покинула их.
   - Ну, чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в гостях, - Кристина остановилась у журнального столика, на котором лежали книги. Олег осмотрелся – ещё есть стол с персональным компьютером, кушетка, полки с книгами и стопами исписанных листов бумаги. Много полок. Очень. А «макулатура» в них уживалась с яркими фигурками каких-то фей, и, надо полагать, героинь мультфильмов. Краем глаза Олег отметил также стоящее в углу уютное кресло, в котором валялась большая и какая-то перевёрнуто-вывернутая мягкая игрушка, изображавшая непонятного зверька. А может, это была небрежно брошенная чья-то настоящая пятнистая шкура с коротким хвостом. На одной стене была мишень, в которой торчало несколько изящных метательных ножей. Другую - украшало «Постоянство памяти». («Постоянство памяти» исп. La persistencia de la memoria, 1931 - известная картина Сальвадора Дали) Олег не удержался и подошёл ближе. Нет – не репродукция, а именно картина, но размерами явно большими, чем оригинал. Он повернулся к Кристине – та смотрела на него в ожидании вопроса и предвкушении своего ответа. Олег не стал её разочаровывать.
   - Увеличенная копия? Настоящая, насколько помню, чуть ли не «фотография 9 на 12».
   - 24 на 33, если быть точным. На счет копии… как сказать? Один из друзей Александра Николаевича хотел было сделать копию сам, но превзошёл себя и смог упросить самого маэстро Дали. Картина очень располагает к раздумьям, когда имеешь дело со временем. Чем тебя ещё так вот сразу удивить?
   Она подъехала к рабочему столу и нажала одну их кнопок на покоившемся там пульте – тяжёлые шторы на стене, противоположной входной двери, разошлись, и Олег невольно охнул от увиденного: окно в массивно раме полированной стали со скруглёнными углами – такие «полагались» всяким там космическим кораблям и лунным базам. Скорее – второе. За окном бы самый настоящий лунный ландшафт, а в бездонном чёрном «небе» висела Земля.
   - Впечатлило? – рассмеялась Кристина. – Ну, и как вам на Луне?
   - На Луне? Нет, постой… сила тяжести…
   - Ну да, да. Умный… это вроде телевизора. Можно что угодно, хоть реальный пейзаж, хоть хорошо нарисованный. Мне ещё нравятся острова в тропиках, настоящий Марс и фантазии на тему космоса. Потом покажу. А на самом деле наверху вот так, - она снова что-то нажала, и лунный пейзаж сменился ухоженной лужайкой и деревьями за кованой оградой. – У вас там есть что-то подобное?
   - Есть, точнее это ещё только будет лет через тридцать. Чем ещё сразишь наповал?
   - У-р-ррр… - донеслось вдруг из угла, в котором стояло кресло. Валявшаяся там шкура вдруг ожила, и Олег увидел…  зверя. Зверь зевнул и потянулся, и Олег подумал, что это, конечно же - кошка… Точнее – котёнок. Размером с маленькую рысь или голенастого мейкуна, но котёнок: слишком уж «детские» были его движения и взгляд. А вот уже свисающие из пасти клыки были ну никак не детские. Душевно потянувшись, зверь спрыгнул на пол, и, переступая здоровенными лапищами, пошёл к Олегу, с интересом на него глядя. Точно присматривался – выклянчить ли у него что-нибудь съедобное, или попробовать съесть его самого, прежде чем он надумает съесть тебя.
   - Кто это?..
   - Это?! – смех Кристины снова зазвенел колокольчиками: - Это и есть Баська. Третье поколение последствий случайной корректировки программы «Мамонт» трофеями экспедиции «Плиоцен». Дрыхнет - хоть пали из пушки, а не то, что с дубиной подкрадывайся. Бася-Бася… кис-кис-кис…
   Зверюга «дробной рысью» подбежала к Кристине и, ещё раз уркнув, уткнулась носом в протянутую ладонь.
   - Слушай… это ведь саблезубая кошка? – Олег оторопело смотрел на зверя, удивившего его куда больше, чем  «штуковина» продемонстрированная Барсковым несколько минут назад. - Тигр? Не побоялись оттуда вытащить?
   - «Оттуда» вытаскивать что-либо значимое следует аккуратно. Во избежание, так сказать, формирования новых удивительных реальностей. Долгая история. Если в двух словах, то одни затейники ухватились за найденную в Якутии хорошо сохранившуюся в вечной мерзлоте тушу мамонта, и взялись было его воскресить. Бедренная кость содержала хорошо сохранившиеся клетки костного мозга, которые и могли стать отправной точкой эксперимента по «вживлению» их в яйцеклетку африканского слона. Проект раскрутили, получили денежку. Сколько они бы ещё долбались и чем всё закончилось  –  одному Богу известно, да только свежий материальчик подвернулся… -  Кристина погладила устроившуюся у неё в ногах кошку и посмотрела на Олега изучающим взглядом, дескать, сколько государственных тайн могут выслушать твои уши, прежде, чем их оторвут вместе с головой, и продолжила: - Когда ещё экспериментировали со странствиями во времени, решились на экспедицию в глубокое прошлое. И так уж получилось, что почти на месте высадки наткнулись на свежие останки тигры, что завалила мамонтенка, но и сама была наказана на месте преступления. С экспедицией был биолог, и он успел взять образцы материала для дальнейшего изучения. Прежде чем запустили беспилотник, осмотрелись и быстро ретировались, пока их самих на образцы не пустили. А вскоре вообще всю программу путешествий во времени свернули. И по параллельным пространствам – тоже. На всякий случай.
   - Вот даже как. А материальчик, стало быть, в дело пошёл.
   - А то! В нашем хозяйстве и жук – мясо. И пошло дело у затейников на лад. Получились и пушистые слоники, и зубастые тигрята. А когда твари начали плодиться и размножаться (а они начали, хоть и потомство иногда, непонятно пока почему бросают, как вот эту чучундру) – встал закономерный вопрос: куда всё это девать дальше? Раздавать по зоопаркам пока никак нельзя из соображений секретности. Выпускать на волю… тем более. А деньги затейников поджимали. На собранном консилиуме руководитель проекта, не моргнув глазом, подвёл итог, дескать, работа проведена впечатляющая, данные собраны уникальные, но, в связи со сложившимся положением весь излишний биологический  материал следует гуманно уничтожить. Ничего страшного – при необходимости вообще всё можно будет повторить. У его подчинённых слова в глотках от такой перспективы застряли. А случайно присутствовавший там Тимофей Михайлович переспросил его, дескать, не ослышался ли он, на счет «уничтожить», а потом дал руководителю по… лицу, да так, что тот в угол кувырнулся. И напомнил дядя Тима присутствующим, что «мы в ответе за тех, кого приручили». А тем более – за тех, кого сами создали. И выразил сожаление, что без тормозов была личная машина академика Вавилова, а не автобус со всеми его ближайшими соратниками и последователями.
   - Ты находишь это забавным? Тимофей… это ведь приятель Барскова… я полагал его человеком… менее кровожадным.
   - Я нахожу это справедливым. А ты, Бастинда? – Кристина ухватила тигрёнка за «бакенбарды» и игриво потрепала, а та, видимо в знак согласия с подружкой, взмахнула розовым языком и облизнула свой нос. – Вопрос ведь моментально был решён, и устроен закрытый заповедник в половину Бельгии размером. И эта киса туда скоро отправится. А Тимофей нисколечко не «кровожаден», но натура поэтическая и потому несколько склонная к театральным эффектам. Вот более суровые, но справедливые Александр Николаевич или Георгий Владимирович, у которых на генном уровне неприятие кабинетных чистоплюев, легко и просто убивающих росчерком пера или инъекцией в обездвиженное тело, загнали бы прохфессора на какой-нибудь полигон. Где тот до конца дней своих усыплял бы кровавое тряпьё, оставшееся после экспериментов с кумулятивными и объёмно-детонирующими боеприпасами. Возможно, у него бы сложилось слегка другое представление о смерти, как таковой. Я кажусь тебе жестокой, да?.. Понимаешь, Олег, а почему я должна таким людям платочком сопли подтирать? Тем боле, что если Баська для них всего лишь «материальчик», то я – вообще отбраковка. Меня следовало пристукнуть сразу по рождению, как это недавно предложили в гуманной и просвещённой Европе, такие же вот чистоплюи. Над ними там топор не висит и слишком уж длинные языки не урезают, вот и выступили они недавно с идеей «послеродовых» абортов, причем, не только в случаях, когда родился подобный мне уродец, но даже если новорождённый хоть и имеет теоретическую возможность прожить полноценную жизнь, да только благосостояние семьи оказывается под угрозой. Олег, эти люди слишком легко относятся к чужой жизни, чтобы в случае чего обращаться с ними самими по-человечески.
   - Прости, Кристин…
   - Проехали. Всё нормально.
   Бася, точно стремясь закрепить достигнутое между Кристой и Олегом взаимопонимание – сорвалась с места, подбежала к Олегу и потёрлась о его ноги. Олег попробовал было погладить котёнка, но Баська увернулась, игриво отскочила и замерла, присев на передние лапы и точно провоцируя Олега на попытку поймать её. Подпрыгнула и пустилась вскачь по комнате, неуклюже перемахивая через стопы книг и журналов, и потешно отскакивая в сторону от случившейся на её пути мебели и видимых только ей одной фантомов. Одним прыжком оказавшись возле «когтеточки» в виде изрядных размеров куска ствола дерева, уже изрядно изодранного – Баська взмахнула лапищами и продемонстрировала «как она умеет». Олег уважительно покачал головой.
   - Нифига себе! Значица, это вот и был «смилодон»?
   - Махайрод. Смилодончика мне обещали, да не могут придумать, как добыть. Судя по фоткам, что успели тогда сделать – похож, и очень. Мощь, скажу я вам. Слушай, тебе обязательно надо увидеть взрослого саблезуба - хороша машина, конечно, если ты по другую сторону забора. Начнём работать?..

***
   Миссию, возложенную шефом на плечи Владимир Яковлевича Стрельцова (точнее – врученную в руки) можно было поручить и кому моложе. Но, шеф упёрся, сказав, что короткая и совершенно безопасная прогулка пойдёт генералу только на пользу. Развеется, наберётся впечатлений, здоровьишко поправит. Только вот треклятая сумка ощутимо оттягивала руку. Переночевав в гостинице класса «ползвезды», Владимир Яковлевич пересёк город и оказался на речном вокзале. Торопиться, в общем-то, было некуда, и он перекусил в привокзальном кафе, отведав совсем неплохо приготовленную «треску с картошкой в сметане», запеченную в горшочке. И уже после этого отправился к дебаркадеру, от которого отправлялся кораблик, должный перевезти его на другой берег реки к невидимой отсюда пристани. В пассажирские салоны Стрельцов заходить не стал. Расположился на корме, в компании интеллигентного вида курильщиков при галстуках и портфелях, которые, не замечая его присутствия, горячо обсуждали последствия какого-то, очевидно, только, что пережитого совещания или общения с начальством, единодушно и на все лады - осуждая некоего реакционера и держиморду Потапова.
   Пристали к такому же дебаркадеру, за которым прямо на песок берега были брошены широкие деревянные трапы, ведущие наверх. К асфальтовой дороге, завершавшейся вытянутой петлёй для разворота в обратном направлени. По одну её сторону торчала дощатая коробка остановки, по другую - досками же обшитое маленькое зданьице с вывеской «рюмочная» над крылечком. Выше по течению на берегу имело место какое-то предприятие с кранами, дымящей трубой, кучами брёвен, и ржавой баржой на отмели. Автобуса видно нигде не было, зато чуть поодаль, на засыпанной щебнем площадке стояло такси. К нему, впрочем, тоже никто не спешил ещё и по причине распахнутого капота, и возившегося с мотором водителя. Машина была, как и полагалось - с черными шашечками и белой буквой «Т» в чёрном круге на водительской двери. Только вот определить её цвет, как обозначенный архивистами светло-зеленый-салатовый можно было с изрядной натяжкой. Какой-то уникальный колер, который можно с тем же успехом подать и как оттенок лимонного, горчичного или бежевого. Новая «двадцатьчетвёрка». Подозрительно незатасканная. Стоп… Ну,так и есть - парнягу, что типа возился с мотором, он «срисовал», сразу же, чуть тот выглянул из-под капота машины. И едва сдержал эмоции – надо же так вот сразу! И насколько его внешность соответствует описанию. Впрочем, профессионал описывал. Ещё и очень хорошо знавший - и «таксиста», и остальную «банду махновцев». Чего уж тут. Вот ведь наглец – даже не удосужился подстричься, чтоб так не выделяться из толпы. И одеться попроще – кожанка хоть и ношеная, но уж больно хороша для таксиста. Стрельцов огляделся – наверняка где-то рядом ещё как минимум один «товарищ».
   Подошёл автобус, возле него возникла толкотня. Стрельцов, подумав, направился в здание. Дощатый пол, дощатые стены. Экология, однако. Два столика со стульями, четыре для употребления стоя, чтобы больше влезло. Прямо у входа, в уголке стояли удочки и видавший виды рюкзачок. Сам рыбак в брезентовой куртке у прилавка хабалил с продавщицей. Судя по его приподнятому настроению, и оставленной на столике с отодвинутым стулом нехитрой закуске  – это был уже не первый подход за «соточкой», что наливала ему сейчас в классический гранчак продавщица. Роскошная мадама лет сорокапяти с обтянутыми синим платьем пышными плечами и могучей грудью, на которой возлежали подобающе крупнокалиберные бусы. Помимо продавщицы, украшением прилавка были две огромные, сужающиеся книзу колбы с соками: красная - с томатным, и прозрачная - с берёзовым. Для употребления томатного сока на прилавке стояла тарелка с крупной солью и алюминиевой «чайной» ложкой, привязанной к прилавку верёвочкой. Для желавших «погорячее» - в разгон из прилавка торчал кран, на котором, правда, в данный момент висела табличка «пива нет». Так, что сегодня сразу следовало переходить к более тяжёлым сортам «топлива», представленным шеренгой из нескольких одинаковых водочных бутылок, пары коньяков, портвейна и ещё каких-то вин в разнокалиберной посуде зелёного стекла. В витрине-холодильнике виднелись тарелки с бутербродами (сыр, колбаса, шпроты), холодными котлетами и горкой сваренных вкрутую яиц. Судя по аппетитному запаху – где то должна быть и кастрюля с сардельками. Для особ утонченных на закусь имелись и изыски вроде заливного в зубчатых тарелочках из толстой фольги (или – тонкой жести).
   Примеченные ещё на кораблике Стрельцовым интеллигенты уже обосновались за одним из «стоячих» столиков, побросав портфели под ноги и расставляя стаканы. Двое собирались побаловаться портвешком, третий – беленькой и томатным соком. Идиллия… рабочий день у них, интересно уже закончился? Кстати, вот и второй орёл – устроился у окна с видом на причал и автобусную остановку. Проголодался, не иначе как. С неподдельным аппетитом ведь сардельку трескает. Нет, всё-таки выделяются они как то среди аборигенов. И не только неуставными стрижками и добротным прикидом. Проходя мимо него, Стрельцов вдруг подумал – а, вот забавно - если стоял тут не этот оголодавший аристократ, а именно нужный ему человек, так и избавиться от этой сумки, что уже руку отмотала, прямо сейчас. Вмазать водки с этими архаровцами, или вон с рыбаком, да, хоть с местной интеллигенцией затереть за жизнь не по лжи и двигать назад. Но… ладно, помечтали и хватит. Есть чёткий план и не следует от него без нужды отклоняться…
   Приняв на грудь стакан диковинного «берёзового», Владимир Сергеевич вернулся на улицу и подошёл к таксисту, который как раз захлопнул капот.
   - Поехали?
   - Поехали. А куда?
   - В Клюкино. Там есть, где остановиться?
   - А то…
   Стрельцов бросил сумку на заднее сидение, сам устроился рядом с водителем. Тот развернул машину, щёлкнул переключателем механического счетчика километража, установленного перед рычагом переключения передач. Агрегат затарахтел подобно старому будильнику, в окошке «плата за проезд» поползли «копейки». «Волга» прошуршала щебёнкой стоянки и выехала на асфальт дороги. Стрельцов бросил взгляд на приборную панель со стрелочным спидометром – вольные художники не стали заморачиваться с воспроизведением положенного первым «креветкам» (шутливое прозвище ГАЗ-24) очень оригинального спидометра ленточного. А, также с передними сидениями с подлокотником, и даже с торчащими на всеобщем обозрении стояночными огнями на задних стойках крыши. Парни, конечно, набиты по всем карманам «корочками» разной степени увесистости и уверены в своей безнаказанности, а зря – неприятности обычно приходят ниоткуда, и разведчики палятся как раз на мелочах…

***
   Олег попытался выпрямиться и протереть глаза. Было тихо. Он вырубился прямо в кресле, хоть и большом, но для продолжительного сна – не слишком удобном. Особенно – когда Баська недовольно урча и толкаясь, принялась отвоёвывать там своё законное место, чтобы тоже подремать. Потом она куда то удалилась по кошачьим делам и стало просторнее.
   - Долго же ты спал, Олег Батькович… - Кристи оторвалась от созерцания шахматной доски с расставленными фигурами.
   - Да, ладно ка! На полчасика отключился.
   - На десять. Полновесных часиков. Сейчас уже вечер. Свет прибавить?
   - Нет, не надо. Слушай, как вы тут вообще ориентируетесь в этих катакомбах? День, ночь…
   - Часы, однако, есть. И большинство тех, кто здесь занят – не сидит сутками в наших катакомбах, а уезжает, отработав положенное время. А вообще – можно просто наверх подняться. Я там обычно полдня провожу. И у Баськи там загончик, так, чтоб посторонним видно не было. А, вот если человека здесь просто запереть и отнять часы – начнётся интересное. «Сутки» удлиняются часов до тридцатишести. Кстати, ты начал это демонстрировать: двадцать четыре часа – как отбойный молоток, и проспал бы все двенадцать, будь ты в койке.
   - Слышал я такое. Об «искусственно навязанном» двадцатичетырёхчасовом биоритме… - Олег сладко потянулся: - Ну, так как? Есть ещё какие мысли по устойчивости искусственно созданных реальностей?
   - Пока нет. Кстати, пока ты спал – заходил Макар Бешенцев. Я изложила ему наше видение проблемы, но он, похоже, остался при своём мнении. И твоё Олег Николаевич подтверждение моей догадки о возможности сохранить желаемое изменение некоей реальности, прогибая в нужную сторону саму ту реальность, к которой все и всё стремится, или просто - исключая её как фактор влияния – его особо не впечатлило. То, есть, он по-прежнему видит стакан наполовину пустым, а мы с тобой – наполовину полным. Ну, да ладно. Скажу тебе по секрету, что, ещё раньше кое-кто из практиков ухватился за эту мою мысль, и, возможно уже побежал за ведром воды, чтобы тупо доливать стакан доверху.
   - Надеюсь, не методом умножения на ноль реальностей неугодных?
   - Я объяснила, насколько это опасно. И думаю, что меня поняли.
   - Надеюсь. Что же, будем считать, что не будут громить наотмашь.
   - Наотмашь – точно не будут. Любой хитрый план Александра Николаевича обычно сводится не штыковым атакам, а к нарушению вражеской логистики путем захвата самого большого неприятельского склада с ништяками, будь то оружие, боеприпасы, провизия с выпивкой или какие либо другие ценности, потеря которых будет непереносима, и с последующим его методичным уничтожением на глазах рыдающего противника.
   - Садист ваш Александр Николаевич…
   - Ну… да. Он такой, я тебе уже говорила. Страшный человек, тиран и деспот. Кроме того - он коварен, злопамятен, капризен. Весь по Шварцу,  - Кристина рассмеялась.  - Иногда - мне за него страшно.
   - В смысле?
   - В смысле, что он ошибётся. И мы не сможем его отмолить. Но, это – между нами. Понял, да?
   - Понял. Считай, что умерло. Давай тему сменим?
   - Давай. Хочешь сыграть? – Кристи пододвинула к Олегу доску с фигурами. – Выбирай цвет.
   - Это как? Я ведь могу выбрать тех, что в выигрышной позиции?
   - Ага. Только условие такое, что через четверть часа мы поменяемся фигурами, и продолжим. А?
   - Уф… Криста, вот ты мастерица рвать шаблоны…
   - А ты как думал? – зелёные глаза Кристины сузились в щёлочки, - Можно и сначала игру затеять, но опять же, доску разворачивать по времени, или ещё и – по жребию. Чтобы интереснее было.
   - Это как?
   - А, вот так. Кто сказал, что фигуры противника не могут быть твоими союзниками? А твои фигуры  стать опасными для тебя же самого. Не потому, что они так захотят, а потому, что так получится. И ты должен будешь им противостоять, или пытаться их спасти. Или успеть разыграть комбинацию в сжатые сроки, до того, как условия изменились до «наоборот».
   - Кто тебя так играть надоумил, и кто таким манером ещё играет?
   - Не надоумил, а научил. Многие играют. Но Лаврентий Евгеньевич их всех пока обыгрывает. Ты ведь с ним общался. Он мастер. Дядя Лавр считает, что умение – это когда противник невольно играет на твою же пользу. А мастерство – когда он делает это совершенно чистосердечно и от всей души.
   - Нет, Кристин. Я пока так не могу.
   - Учись, студент. Вдруг пригодится?
   - Действительно… провалюсь куда-нибудь, как этот Валерий Петров. Кстати, как думаешь, почему он вдруг соскочил сюда и в «запруду»?
   - Где дырок понаделали – туда и вода течёт. Ну, или – где троп натоптали, там и люди ходят. Я так понимаю, что Валерий сваливается в невидимые другим «кротовины». Ну, или «червоточины», как их называют на английский манер. Они как то связаны с теми тропинками, что натоптали вы с Батуриным.
   - Вообще, я бы повесил нашему другу Валере маяк на спину и с интересом посмотрел – куда он будет сваливаться. Где тут у ещё дыр понаделано – может, кто и ещё этим занимается. Рассчитывать в этом случае на одну лишь вашу систему контроля включения и работы установок перемещения больше нельзя.
   - Хорошая мысль на счет маяка, Олег Николаевич, - Кристина налила себе апельсинового сока, - но, увы… не тебе первому она в головушку пришла.
   - Опять противный Александр Николаевич опередил? Ну и как?
   - Пока никак…  - загадочно усмехнулась Кристина, - Кстати, дядя Саша собирался к нам зайти. Ты ему снова зачем-то понадобился.
   У Олега осталось стойкое чувство, что соврала Кристина насчёт «никак». Впрочем, если у неё что-то и есть, то это, скорее всего не для всех ушей предназначено.
   - Интересная всё-таки реальность у этого Петрова. Горько, правда, осознавать, что именно так всё и должно было быть, - начал подкрадываться Олег, и задал собственно вопрос: - Кристин, а у тебя не возникало впечатления, что и эта вот реальность, в которой мы сейчас сидим, была кем-то «отредактирована» году примерно так в двадцатом? Как то неестественно вывернулся ход гражданской войны, и точно из ниоткуда возникли силы, что это сделали. И реальность, какая то удивительная получилась, в сравнении с моей и Петровской.
   - Ну… - Кристина даже и ухом не повела на каверзный вопрос, так и сидела с ферзём в руках: - На счет того, сколь удивительны на первый взгляд могут быть реальности, могу сказать тебе, что получив информацию о ваших с Петровым реальностях, наши затейники аналитики в рамках борьбы со скукой просчитывали создание в вашем мире примерно в 91-92-м годах конфедерации Польши, Белоруссии и Украины. А впоследствии – быстрого присоединения к ним Прибалтики и Приднестровья, и создания уже унитарного государства. Представляешь – этакая Великая Литва от моря до моря в центре Европы. С мощнейшим экономическим потенциалом и сырьевой базой. Развитой инфраструктурой и образованным населением. Да ещё с ракетно-космической отраслью, атомным оружием, новейшими стратегическими бомбардировщиками и на сладкое – с авианосной группировкой. Так вот… главная проблема была лишь в агрессивной команде с политической волей к созданию такого союза, а будучи созданным и жёстко зачищенным от галицких сепаратистов и прочих вечно несогласных интеллигентов от газет и искусства – уже через 15-20 лет он начинал планомерно нагибать те окружающие территории, что были слабее его. В первую очередь – на востоке. Ничего личного – такова селяви. Точнее – реалполитик. Самое смешное – в конечном итоге получался примерно всё тот же СССР с «восточным блоком» или Российская Империя. Только в профиль…
   - Человеческий фактор?
    - В достаточно значительной степени. У Бешенцева есть интересные наработки на эту тему. И о том, что в кажущихся совершенно разными реальностями одни и те ж е люди проживают примерно одинаковые жизни. Например, часом не помнишь, как у вас называется оптимальная траектория полёта к Луне, и кто её рассчитал?
   - Кондратюк, и соответственно - «трассой Кондратюка»…
   - Правильно. Ещё в 1916 году рассчитал. А у нас её называют «трассой Шаргея», потому, что не было у Александра Игнатьевича нужды менять фамилию по политическим соображениям. Под родной своей фамилией Шаргей - он и прожил до гибели в результате несчастного случая в феврале 1942 года. Но один и тот же расчёт - выполнен одним и тем же человеком…
   Распахнулась дверь, на пороге стоял Александр с Баськой в охапку. Тигрёнок, почувствовав себя на своей территории, вывернулся из его объятий, отряхнулся и пошёл жаловаться Кристине на причиненное ему неудобство. Александр его опередил и наябедничал первым.
   - Эта гроза саблезубых мышей чуть не удрала в лес. Представь это чудо в набеге на ближайшее хозяйство с домашней живностью. И какой бы поднялся кипеж. «Вот так и рождаются нездоровые сенсации», - Барсков разлёгся в пустовавшем кресле. – Я к вам на минутку. Олег, есть предложение прогуляться в 1972 год вашей с Петром Геннадьевичем Батуриным реальности. И попытаться там с ним встретиться. Обсудить кое-какие нюансы. Идёшь?..
   А, кто бы, не пошёл? И уже примерно через сутки, после длительных инструктажей и коротких сборов, Олег стоял опушке леса возле машины, что обеспечивала работу Ворот со стороны суровой советской реальности образца 1972 года. Машина, любовно называемая «лабазом» была огромна – четырёхосный МАЗ (МАЗ – он везде оказывался МАЗом) на который вместо ракеты водрузили пассажирский вагон. В «лабазе» нашлось место и для систем управления и контроля, и для дизель-электрических  агрегатов, что обеспечивали электроэнергией на полевой позиции, и для создания вполне комфортных условий боевого расчета. Долго рассматривать монстра Олегу не дали. Здесь был уже вечер, а им надо было ещё добраться до Клюкино – родного города Батурина, где и ожидали его появления, сняв две «конспиративных квартиры», и уповая на удачу. Это было минут сорок пешком  - базу расположили в лесу, изображая армейские учения, и оградив её по периметру соответствующим образом от любопытных взоров туристов, грибников и ягодников.  Олег успел заметить несколько палаток и легковую машину под маскировочной сетью. 
   Олег в компании Барскова и Некрасова вышли за свежеустановленный шлагбаум, у которого прогуливался крепкий малый в форме солдата Советской Армии, вооружённый АКМ с примкнутым штык-ножом. Барсков уверенно свернул на знакомую ему тропинку и пошёл впереди, тихонько напевая на хорошо знакомый мотивчик.
Два куска жаркого
Котелок портвейна!
Нет нас отважней
С Камчатки и до Рейна!
Да ну?.. Ну да…
Да ну?.. Ну да:
Ведь главное оружие пониже живота…
   В сгущавшихся сумерках тропинка петляла по оврагам и между деревьями. Примерно через полчаса Олег вдруг различил справа высокий забор.
   - Санаторий, - прокомментировал его открытие Барсков, - покой, прогулки на свежем воздухе вдоль забора, диетический хвойный отвар и целительные шишки нескольких сортов. Сейчас на дорогу выйдем, и до городка – рукой подать.
   В подтверждение его слов раздался рокот мотора, впереди за деревьями и кустами мелькнул свет фар. Машина притомаживала, очевидно с намерением остановиться.
   - Так, давайте переждём, на всякий случай, - Барсков свернул за густые кусты, увлекая за собой Олега с Тимофеем. Машина действительно остановилась и прямо напротив них, Олег присел, и в «окошко» среди веток с немалым удивлением увидел стоящий прямо на дороге легковой автомобиль, производства  явно не советского автопрома. Сумерки сгустились ещё не настолько, чтобы не разглядеть, что это никак не «москвич», и даже не «волга». Скорее – здоровая американка. Из машины раздавались смех и молодые, весёлые голоса, перебивавшие друг друга, отчего понять их было - крайне затруднительно. Вдруг они разом закричали, взревел мощный мотор, взвизгнули покрышки, а к ногам путешественников, с треском пролетев через ветки, бухнулась пустая бутылка.
   - …! Рожу вдребезги разбить! – выматерился Некрасов и ломанулся было к дороге.
   - Брось, их уже и след простыл.
   - Прошу прощения, часом, мы по стране не промахнулись? – поднял бутылягу Подразский. В свете включенного фонарика обнаружилась  надпись "Havana Club" на серебристой этикетке. Барсков взял у него бутылку, осмотрел, и даже понюхал.
   - Наряд на кухне вне очереди! За незнание «матчасти». Повторяю, Олег Николаевич, мы там, где надлежит, а кубинского бухла здесь в это время  - хватало. Мажоров – хватало с избытком. В том числе и на иноземных тачках.
   - Was ist das «мажор»? – поинтересовался Некрасов.
   - Два наряда, Тимон! – Барсков аккуратно бросил бутылку под куст: - Кстати, надо будет купить, продегустировать...

***
   Вторую половину дня Макар Бешенцев провёл за рекой, в самом городе, собирая информацию и материалы, что могла пригодиться в будущем, несмотря на результаты ожидания Батурина. Вернувшись вечером в лагерь - уловил запах костерка. А, вспомнив, как Константин днём бегал с хозяйственной сумкой, в которой угадывались приличный свёрток и несколько бутылок, решил немедленно приступить к выработке мероприятий по озадачиванию личного состава «гезельшафта» (среди офицеров Коллегии, привлечённых к «Охоте на Снарка» дисциплина соблюдалась неукоснительно, а вот "гезельшафт" - по прежнему норовил удариться в махновщину). Скажем, рытью траншеи по периметру базы. Заглянув в бытовой отсек кузова машины обеспечения, Макар обнаружил на кухоньке Коняшова с шампурами в руках.
   - Ну, и? – озадачил Бешенцев напарника.
   - Ужинать сейчас будем! – ответил тот.
   - Поужинать и без твоих затей есть чем. Кстати, можно было и в городе поужинать, если здесь вашей милости тесно.
   - Не бухти, Макар Тимофеевич. Сегодня же день рождения Светланки. Крестницы моей, как-никак! Нам с Шуркой пить за её здоровье положено!
   - Никак-то вы всё не напьётесь. Что в Клюкино?
   - Всё под контролем. Сашка допрашивает Олега Подразского под видом научно-философского диспута. Тимон в дозоре. Жорка сидит на лавочке, читает здешнюю версию «Двенадцати стульев» и созерцает окрестности, делая вид, что потягивает пиво. Растянуть бутылку «жигулёвского» на вечер – согласись, это подвиг для такого мамонта. А Ромка играет в девятку с продавщицами из булочной, помогая скоротать им время до прихода вечерней машины с хлебом.
   - Пёс неугомонный. Варвара-краса, видать, мало ему мозги промыла.
   - Если верить Шурику, то всё там чинно, благородно. Ромка помог им как-то хлеб выгружать, да и женщины там возраста уже преклонного. Хотя… есть там потенциально опасная крашеная блондинка с пятым номером. Ляля та ещё. Разведёнка. Дочка в третьем классе. Обручалкой пиво открывает.
   - Мда. С бабами флиртуют и пиво пьют... –  Макар сердито закинул полотенце сушиться.  - Ох, расслабились, господа офицеры! Вот спалятся эти чумовозы.
   - Ромка с Жориком? Эти два великих сказочника? Ещё больших, чем Шурка с Тимоном? Не поверю.
   - Варьку привезти сюда. Хоть и не крашеная блондинка, но баба задорная. Наваляет им обоим по загривкам. И Барсею с Тимофеем, чтоб вломила, до кучи.
   - И продавщицам, и вообще всему городку. Только Ромка с Варенькой больше не в разводе, так, что общается он со здешним прекрасным полом одно лишь ради полезной информации. Ну, и ради вдохновения, что так нужно художнику... - Коняшов достал из ящика несколько мисок из нержавейки, переложил в них огурцы, помидоры и зелень из мойки. - Кастрюля с маринованным  мясом в холодильнике, возьми, пожалуйста. Купил сегодня на рынке такой шмат отличный. Пойдём, посидим, а то ведь умом тронемся в этом ожидании. Заодно и подчиненных наших вкусненьким мяском побалуем, Ну и себя любимых – тоже.
    Шашлык был над углями, нехитрая закуска – разложена на газете. Бешенцев вкрутил штопор в пробку, а Константин взял местную газету, кусок которой использовал для растопки. Пробежался взглядом по тексту и грустно отметил, что размещаемые ими в этой районной малотиражке объявления - вряд ли привлекут внимание Петра Батурина по его прибытию. Зато сами они - в конце концов, могут привлечь внимание «кого надо». Макар согласился с тем, что стоит взять паузу, а Коняшов, хмыкнув, зачитал ему опубликованную в разоблачительной рубрике «Слово берёт Припаркин Федот» коротенькую заметку о деятелях, что для недопущения урезания лимитов по топливу – не рискуя продавать налево неизрасходованный бензин, просто сливали его в каком-то овраге.   
   - Слушай! – Бешенцев выдернул пробку и поставил бутылку: - Я посмотрел на то, что здесь творится и просто офигел. Как они вообще тут живут? В условиях такой коллективной безалаберности. Это же песец какой-то. Случись проехать мимо заводика, или какой рембазы, так там ближайший овраг обязательно будет завален сортовым металлом, трубами, арматурой, каким-то инструментом, приспособлениями... Чего только нет. Вот просто наклонись и тащи домой или менять на поллитровку. Лунный модуль собрать можно. Вокруг деревень – поля заставлены разбитой техникой. Уж сколько я бронетанковых побоищ насмотрелся, но такого ещё не видел. Тут можно сажать каждого второго, предварительно расстреляв каждого десятого...
   Треща валежником, от машины бежал Анатолий – дежурный офицер. Бешенцев встал и коротким кивком головы упредил его намерение обратиться по уставу.
   - На «сетке» есть засечка, товарищ полковник! Район Горбатихи. Время – 22.08.Наши службы тут ни при чём.
   - Что? – оторопел Бешенцев и посмотрел на Коняшова:  - Ты что-нибудь понимаешь?
   - Если честно, то нет. Наш клиент ведь должен был придти невидимо, неслышимо. Не пользуясь техническими средствами перемещения. «Сетка» работала на всякий случай.
   - Вот он и настал. Всякий случай. Подожди… 22.08… а ведь сегодня же 22 августа. Интересно. Что у нас есть по этой дате?
   - Ещё раз повторяю - день рождения Светы Филатовой, –  Коняшов задумчиво переворачивал над углями шампуры с мясом. – Горбатиха… это на том берегу, почти окраина города. Варианты?
   - Масса. Такси до места назначения.  Автобус до автостанции в Яме и автобус сюда. Автобус до железнодорожного вокзала, электричка до Кашино и снова автобус. «ОМиком» через реку – уже поздно.
   - До автостанции к последнему автобусу он тоже, скорее всего, не успеет. И вопрос в том, как у него с деньгами.
   - Со здешними деньгами у него, скорее всего – вообще никак! Разве, что какой-нибудь заветный рубль, с которым он и в бане не расстаётся. Возможно, что прихватил золотишко, но его здесь ещё надо сбыть, без документов  и так, чтоб не кинули...
    - Мы лезем не в те дебри. Почему была переброска, зафиксированная «сеткой»? Может это вовсе и не Батурин, а ещё кто-то и откуда-то прибыл на нашу голову?
    -Почему именно «на нашу голову»? Не забывай, что мы здесь гости. Предлагаю не дёргаться и продолжать делать то, что и делали – сидеть в засаде, следить за домом Батурина, приглядывать за молодым Батуриным, хоть и вряд ли он будет прямо контактировать сам с собой, и ждать того самого дорожно-транспортного происшествия. Завтра можно покрутиться по автостанции и пристани. Без особой надежды на успех, но…  Давай за Светулькино здоровье, друже…  - Коняшов поднял стакан. – А засечка – это интересно. Ты не рад? Или шампанского?!
    - Да-да… Ведро шампанского!
    - Два ведра шампанского! На коромысле бабы сексапильной…

***
    Первые три дня в ожидании Петра Геннадьевича Олегу скучать не приходилось – одних только впечатлений сколько было. Но действительность маленького городка быстро прискучила, и спасением стала компания, крутившаяся между квартирой Олега и базой. Но, сегодня ближе к вечеру, когда вернувшийся Тимофей сменил в квартире Романа, с которым Олег приноровился вести философские диспуты – стало тихо и довольно скучно. Некрасов, или как его величали друзья-товарищи – Тимон, сегодня был молчалив. Он валялся на диване, мучая попеременно, то «Трёх мушкетёров», то блокнот, в котором, уловив момент вдохновения - принимался что-то кропать. Моменты случались редко, и настроение у него было не очень. Олег, видя такие муки творчества, взял из шкафа Уэллса, издательства «Шиповникъ» 1912 года. Человек, ранее живший в квартире, которую они сейчас снимали, оставил по библиотечной части несколько действительно интересных вещей. Читать с «ятями» и «ерами» поначалу было трудновато, но Олег быстро приноровился. Из прихожей донеслось скрежетание замка. В комнату вошёл Барсков:
   - Чего сидим? О чём мечтаем? Мечтатели кремлёвские.
   - Мечта… - задумчиво протянул Тимон, не поворачивая голову,  - Олег, у тебя есть мечта?
   - Теперь уже и не знаю, в свете последних передряг, которые, кстати, и начались, когда вожделенная мечта сбылась. Будем считать, что пока я в стадии перезагрузки.
   - Согласен, мечтать надо осторожно. Санечка, а у тебя?
   - Прочитав Олеговы отчеты о состоянии дел в его реальности, я озадачился очередной мечтой идиота: бросать георгиевские кресты на Капитолийский холм, поднимая людей в атаку…
   - Да-да! Я тебя понял! – хохотнул Тимофей: - Представляю нашего Алехандро в расстегнутом кителе с золотыми эполетами и буйной головой, перебинтованной окровавленным полотенцем. В ручищще сабля… нет, мля! Плазменная винтовка «вестингауз», взятая с боя в первой линии вражеской обороны. «Ребята!!! За мной!!! Навалились разом!!!» И на груди его светилась медаль за город Вашингтон. Нет, не прокатит…
   - Почему? – Олег отложил свою книгу: - Тем более - в вашей реальности, с вашими-то возможностями?
   - Кресты швырять не нужно будет. В нашей, кстати, этого может и не понадобится, а вашей - и так возьмут. Либо на кураже, либо на ненависти. Если только загодя всю эту горушку штурмовиками не снивелируют.
   - Ладно, помечтали, и хватит, - Барсков бросил Олегу на журнальный столик пачку фотографий. - Посмотри-ка, может, кого знакомого увидишь. И ты, Тима – тоже глянь. Там весь день сегодняшний.
   Олег взялся перебирать переданные ему фото, а Барсков заглянул на кухню, и взор его зацепился за бутылку рома, купленную, но так пока и не дегустированную.
   - Вот чего она тут стоит? Уж сколько дней...
   - Для антуража. (Тимофей снова даже головы не повернул) Три мужика не могут сидеть в одной квартире просто так.
   - Тогда от нас должно немного пахнуть, А бутыль не должна быть полной. Логично? – он взял «Гавану» со стола.
   - Забулдыга. Олег, ты с нами будешь? – Некрасов захлопнул «Мушкетёров».
   - От забулдыги слышу, –  Барсков вынул из буфета три гранёных стакана, заглянул в комнату, и, увидев утвердительный кивок Олега, перебиравшего снимки, наполнил примерно на два пальца каждый. Тимофей встал и переместился на кухню. Олег, не выпуская из рук фотографий, прошёл следом.
   - С одной стороны мы, вроде как не алкоголики, чтобы повод искать! - Тимофей разрезал яблоко и переставил один из расставленных на столе стаканов ближе к Олегу: - С другой, вчера был день рождения замечательной девушки. Умницы и красавицы. За Светланку!
   Они сдвинули стаканы, выпили, Олег зажевал яблоком. Барсков разлил ещё по чуть-чуть:
   - По второй! Чтоб пуля не успела пролететь...
   - За ирригацию Узбекистана! – пошутил Тимофей.
   - Тема! Не дрожи, Олег. Мы скажем, когда убегать, чтоб с нами вдрызг не напороться. Что случилось?
   - Сумка… - сдавленно выдохнул Олег, уставившись в одну из фотографий, - у него та самая сумка с архивом Батурина, с которой  всё и закувыркалось в моём мире.
  Вместо того, чтобы пропустить по второй, Барсков и Тимофей отставили стаканы и нагнулись к Олегу.
   - Ха! Так это же тот самый дядечка, которого я отвёз в гостиницу! Он же тут, в пятнадцати минутах ходьбы!  Зря машину в лес опять загнали.
   Барсков оглядел Тимофея и Олега, и внимательно всмотрелся в фотографию, более интересуясь скорее сумкой, чем человеком.
   - Нет, ребята, быть такого не может! Слушай, Олег, а могла эта сумка оказаться… - большего сказать он не успел - из прихожей раздалась долгая и настойчивая трель звонка, ни капли не похожая на условные «один короткий – пауза – два коротких».
   - О, как кстати. Ну, и кто? -  Александр вдруг вытянул из-под куртки ТТ.
   - Судя по звонку – не наши, - бросил Тимофей, выходя в прихожую. Послышался шум открываемой двери, негромкие голоса. Потом из прихожей вышел Тимофей, и пропустил на кухню человека. Того самого, с фотографии. Олег невольно поднялся со стула. Барсков встал в пол-оборота, так, чтобы «пушку» в его руке гостю видно не было.   
   - Всё пьёте и пьёте? – гость окинул присутствующих ироничным взглядом. – Надо же, ведь примерно так я вас себе и представлял вживую.
   - Интересно, и кто же это вам про нас рассказывал? – повернулся к нему Барсков. – И кто вы сам такой?
   - Уж, простите, есть, кому рассказывать. Позвольте представиться, генерал лейтенант госбезопасности Владимир Яковлевич Стрельцов. Документы, думаю, предъявлять нет смысла никакого. Ну же, Олег Николаевич, неужели не признали?
   - Боюсь ошибиться... Кажется, это вы были одним из тех, кто приходили ко мне в тот вечер за сумкой. За этой самой... – он окинул взглядом замерший в недоумении компаньонов, и пояснил: - Ну... в тот вечер, когда всё и началось... Для меня началось. Только вы были... несколько моложе.
   - Так... понятно всё настолько, что дальше уже некуда! – прервал его Барсков, и обратился к пришельцу: - Откуда вы на нашу голову, и с какой целью. Да ещё с таким подарком?
    Александр перебросил ближе к гостю фотографию, на которой Стрельцов был запечатлён с «той самой» сумкой в руке.
   - Замечательно! – рассмеялся Стрельцов. – Вот, честно говоря, не заметил, что вы меня успели отщёлкать! Возьму на память?
   - Ближе к делу, сударь.
   - Простите, Александр Николаевич. Не совсем уж именно на вашу голову. Я должен передать лично вам архив Петра Геннадьевича Батурина. Но, лишь за тем, чтобы вы могли вернуть его Олегу Подразскому. Архив в своё время остался в машине некоего Евгения Смолина. Так, Олег Николаевич?
   - Так… - выдохнул Олег, - то есть вы… его взяли оттуда… а спустя какое-то время решили мне его вернуть.
   - Так и есть, господа товарищи. Так сказать, попользовались и возвращаем тому, у кого взяли. На ваше дальнейшее  усмотрение. Кстати, не за здоровье ли Светланы Игоревны вы тут выпиваете?
   Некрасов явственно вздрогнул, а Барсков, нехорошо прищурившись, продемонстрировал гостю «тотошку».
   - Надеюсь, он у вас не заряжен, - Стрельцов кивнул на пистолет, - Джентльмены, поймите меня правильно, я не могу говорить вам слишком много, но должен же, что-то сказать, чтобы вы мне поверили. 
  - Допустим, что я вам верю. Не знаю, правда, почему... – Барсков с задумчивым видом достал ещё один стакан.
  - С вашего позволения. Штрафную, так сказать, - Стрельцов набулькал в стакан «гаваны», выпил, просмаковал послевкусие и схрумкал дольку яблока. Покрутил головой: - Даже в сравнении с нашими напитками высочайшей категории ГОСТов и соответствующими ценниками, есть что-то такое, свойственное лишь раньшему времени… так вот, по делу, сумка лежит у меня в гостинице, и буду вам, Александр Николаевич, очень обязан, если вы составите мне компанию и прогуляетесь за сумочкой. Чес-слово, она мне за день руку отмотала!
  - Идёмте! - Барсков бросил пистолет Тимофею и застегнул куртку, и, когда отошли от подъезда, продолжил: - Так, откуда вы знаете Светлану Игоревну, любезный?
   - Знаю, Александр Николаевич, знаю и имею честь передать вам письмо от неё, - Стрельцов достал из кармана плаща плотный конверт. – Читайте прямо сейчас, только давайте чуть отойдём, хоть вот за это ателье с парикмахерской, судя по вывеске, чтобы не привлекать лишнего внимания.
    Они завернули за пристроенное к жилому дому двухэтажное здание, из открытых окон которого ещё пахло свежей краской. Александр вскрыл конверт и прочитал письмо – он хорошо знал почерк Светланы, а некоторые изложенные там «тонкости» убедили его окончательно в том, что именно сейчас происходило – Света отправила послание своему деду из другого времени и из другой реальности.
   - Прочтите, пожалуйста, ещё раз. И запомните то, что нужно, - в руке Стрельцова блеснула зажигалка. – Инструкция… 
   Когда бумага сгорела, а пепел был развеян, Александр с потерянным видом прислонился к стволу убережённой строителями во дворе сосны, осмотрел кучи неубранного строительного мусора и вопросительно уставился на Стрельцова.
   - Извините, Александр Николаевич, но больше никаких пояснений не будет. Никаких. Идёмте, я должен передать вам архив, а потом всё обдумаете, - Стрельцов улыбнулся и дружески хлопнул Барскова по плечу: - Всё будет хорошо.
  Сумку Стрельцов вынес Александру во двор гостиницы, передал из рук в руки, и они расстались. А, пойдя ещё метров двести по улице, Барсков вдруг увидел человека, распознать которого можно было лишь как Петра Батурина. Нет, не Петьку Батурина, который им уже примелькался, а именного того Петра Геннадьевича Батурина, за которым они сюда и прибыли. И чью сумку с архивом Барсков сейчас держал в руке. И Батурин – тоже увидел Барскова. И узнал его. Немая их дуэль продолжалась несколько секунд. А потом на них обрушился рёв мотора вылетевшего из-за поворота «москвича», и Барсков  увидел, что потерявшую управление машину неудержимо несёт прямо на застывшую в ужасе на тротуаре девчонку лет десяти. Александр успел, и выиграл этот короткий раунд…

***
      Пётр Геннадьевич стоял в густой темноте под деревом и курил. Было тихо – только ветер шумел в кронах деревьев и верхушках сосен. И темно – фонарей здесь было откровенно маловато. А когда ещё  и луна спряталась в облаках – передвигаться можно было на ощупь. Ну, или по памяти. Батурин как раз и вспоминал возможные «засады» в окрестностях больницы, в одну из палат которой он собирался сейчас нанести визит. Днём он ненавязчиво уточнил у обитателей, куривших на разбросанных по территории лавочках, о состоянии героя, что ребёнка выдернул из-под машины, и куда определили. Одиночная палата - дело упрощала.
   Честно говоря, увидев своего преследователя и здесь, Батурин уже не знал, бежать ли ему ещё куда-то, или с ходу капитулировать перед местными властями, с надеждой, что не определят сразу в дурдом, а прислушаются и попробуют изменить течение истории в более благоприятном для страны направлении. Вдобавок – в руке его была сумка! Та самая сумка Батурина, которую Пётр Геннадьевич передал на сохранение своему брату, и которая, судя по рассказу Олега, после ряда финтов - осталась в его времени и реальности – в разбитой машине. В следующее мгновение всё и случилось: нежданно-негаданно вылетела машина совсем уже другая - дурной на водительскую голову "москвич", и ГБист не раздумывая, отшвырнул сумку и бросился спасать девчонку. И подумалось Петру Геннадьевичу, что с такими людьми можно попробовать объясниться, рассчитывая на взаимопонимание. Не факт, что оставят в покое, но хотя бы взаимные намерения будут озвучены. И можно будет думать, что делать дальше. Если парень, конечно, живой останется: Батурин, увидев то, как он, отбросив ребёнка, перелетел через машину и грохнулся на асфальт, подумал, что таки «трындец котёнку». На этот раз уже безоговорочный. Но кто-то из случившихся прохожих уже радостно кричал, что тот жив, и вроде даже не поломан, только без сознания. Действительно, терминатор какой-то. Отброшенная девчонка ободрала колени, но получила второй день рождения. «408-й» улетел через тротуар  в кусты, и кто-то уже с криком-матом  гонял там водителя. Про сумку все забыли, потому Батурин её спокойно умыкнул. И сидел весь следующий день в своей берлоге, перебирая содержимое и сумки, и собственной памяти.
   Батурин затянулся и вдруг вспомнил, как двое пацанов из их компании на спор и от нечего делать шастали возле здешнего морга – одноэтажного корпуса, чьи очертания выплыли из темноты в свете ненадолго выглянувшей луны – и, приседая от страха, заглядывали в окна. В тех, что не были закрашены изнутри – ничего «интересного» не было. А те, за которыми «было» - были, соответственно, закрашены. Но как они потом мозги друг другу канифолили –  спали ведь потом при свете. Кошмар, какие были дурачки. Батурин снова шугнул мыслишку – подойти к самому себе, и рассказать, как надо и как не надо в обозримом будущем, и пропади она пропадом эта реальность – пусть появится новая. Не факт, что хуже будет. Нет, не надо. Ещё и потому, что было страшно. Нет, не страшно, а как-то… неуютно, что ли - просто самого себя со стороны видеть. А уж подходить, и чего-то объяснять…
   Пётр Геннадьевич поёжился – ночами было прохладно. Обосновался он в старом брошенном доме на окраине, к которому никто не совался, а деньгами разжился, продав золотую десятку Верке Хромой, приторговывавшей самогоном (пригодились и здешние детские воспоминания, и навыки, полученные в другом мире во время недолгого бродяжничества). Условия были неважные, но терпимые. Но, поёжился он по другой причине - вчера днём, когда возвращаясь из столовой, где харчевался, завернул на рынок, чтобы затариться пирожками и соленьями на вечерний перекус, к нему подошёл Гринька Дурачок. Какая деревня без собственного сумасшедшего? Тем более – городок. Гринька был не буйный. Ходил себе по улицам, песни пел, бормотал, а то и кричал прохожим вслед что-то неразборчивое, за что иногда бывал бит. Часто стоял посереди площади перед входом на рынок в окружении стаи голубей и воробьёв, что нисколько его не боялись и садились ему на плечи и голову. Вчера он вывернулся из-за куста, глупо улыбнулся во весь свой щербатый рот бестолковой улыбкой, и заговорил, обычным своим быстрым полушёпотом, сбиваясь и несвязанно, глядя сквозь собеседника куда-то вдаль, и подёргиваясь, словно марионетка на верёвочке. Батурин отшатнулся, а Гринька продолжил, наступая на него.
   - Петенька вернулся… смешно - два Петеньки зараз, а неправильно. Вернулся… а, почто вернулся – сам не знает. На, тебе водички дам, сам охолонись немного… на, Петенька, бери, раз никак не хочешь отступиться… ты напейся, легче станет… 
    В руках Гриньки непонятно откуда появилась варварски открытая консервная банка, он сунул её Батурину в руки, и сгинул за кустами. Вода в банке оказалась чистой и прозрачной, а Петру Геннадьевичу вдруг захотелось пить, не иначе, как после столовского рассольника.
   - Дурак дурака водой напоил! – раздался вдруг звонкий мальчишеский крик. Батурин обернулся – во дворы убегали мальчишки…
   Пётр Геннадьевич бросил окурок, притоптал его, взял в руку сумку (что-то подсказало взять её с собой) пересёк парк и, бесстыдно пользуясь халатностью и безалаберностью персонала – он помнил, какие  в это время ходили «легенды» -  проник в здание и шаг за шагом поднялся на второй этаж. Нашёл нужную палату, и осторожно приоткрыл дверь. На кровати лежал человек. Действительно - ни тебе всяких там гирь и растяжек, которыми так любят украшать угодивших в подобные переделки. У него, похоже, и гипсов то не было. Батурин вошёл, тихонько прикрывая дверь, и вздрогнул – лежавший на кровати спокойно смотрел на него из-под прикрытых век.
   - Петр Геннадьевич Батурин заглянул на огонёк, - человек свесил с кровати руку.
   - А, что? Раз всё равно не спишь… - Батурин отстранился, ожидая подвоха, и пожалел, что не взял наган.
   - Уснёшь тут с вами. Почто пожаловали, любезный?
   - Поговорить надо, по душам, - Батурин, убеждая себя, что подвоха нет, подошёл ближе. - Кстати, с местным КГБ по душам поговорить не пробовал? Рыбак рыбака, как говориться…
   - Пришлось попробовать. Хоть к здешним «рыбакам» у меня никакого доверия нет.
   - И что? Всё равно ведь не поверили? (оба, не сговариваясь, тихо рассмеялись) Правильно. Кто в такое поверит. Что дальше? Будешь ждать, пока тебя твои коллеги найдут и отсюда вынут?
   - Буду. Заодно и отдохну маленько, раз уж загибаться рано оказалось.
   - Да уж… приложило тебя. Как ты успел только…
   - Успел вот. Глядишь, грех-другой с души долой. Ты сам то, о чем поболтать пришел? Пропало что-то?
   - Как хоть величать то тебя, герой.
   - Наклал под горой… Александр.
   - Вот как кстати. Прямо в масть вся ситуация ложится. Действительно, пропало. Ядрену бомбу вы ведь умыкнули? «Я золотишко собрал, приготовил, а ты всё себе захапал. Нехорошо, Шурик, совсем нехорошо». Кино такое было.
   - Не смотрел… - ответил Барсков (как показалось Петру Геннадьевичу – замявшись и соврав) потом приподнялся, и примерился было откинуть одеяло, но сморщился от боли.
   - Ну, куда ты полез? Тебе вставать хоть можно? – Батурин попробовал его остановить.
   - Говорят, что нет, нельзя. Но раз уж вы сами пожаловали... нам ведь с вами, дорогой товарищ Петр Геннадьевич, действительно надо поговорить. Вдумчиво, спокойно и не спеша. И делать это лучше в нашем с вами укромном местечке.
   - Подожди. Где Олег? Он тоже здесь?
   - Здесь. На всякий случай. Есть желание – устрою встречу. А так… никто ему иголки под ногти не совал, и совать не собирается. Хорошая компания, интересная работа.
   - Вот как. Надеюсь, у него всё будет хорошо? Он же не виноват ни в чём!
   - Может, пойдём, уже же?.. – Барсков махнул рукой в сторону прикроватного столика – по его поверхности покатился скальпель, таившийся в рукаве пижамы.
   - Опасный человек ты, я смотрю. Жаль наган твой в реке утопил, спокойней было бы. Куда пойти предлагаешь?
   - В «запруду», куда ещё. Ну, в смысле… куда ты меня из архива утащил. Там спокойно.
   - Ага. Спокойно. И шобла на БТРах…
   - Нет там никого. Сняли все засады. Никто не помешает. И оклемаюсь я там быстрее. Тебе снова на спину запрыгнуть?
   - Нет, не надо. Ты просто руку мне на плечо положи и глаза закрой. Ну, как слепые вереницей ходили? Вот и давай…
   Километры от маяков Батурина до базы дались Барскову куда тяжелее, чем сам переход. Несколько раз Батурину приходилось его натурально тащить, как раненного бойца, а уж, сколько они привалов сделали – Пётр Геннадьевич со счета сбился. Да ещё сумка эта…
   Несколько дней спустя, Батурин совершал уже привычный променад по территории базы. За ограждение он не выходил – делать там было нечего. Барсков большую часть прошедшего времени спал. Поднимался, чтобы наглотаться каких-то снадобий и витаминов из здешней «аптеки» (Батурин во время очередного променада обнаружил здесь целый мобильный полевой госпиталь), вдоволь напиться и без аппетита перекусить тушёнкой и бульоном из концентрата (настоящий, а не какая-нибудь там «Галина Бланка…буль-буль… буль-буль…» из соли и усилителей вкуса). Вчера они с ним немного поговорили, и Пётр Геннадьевич, в общем-то, без особого изумления узнал, что путешествовать меж мирами можно и без собственного на это согласия, а его родной мир – действительно ещё не самое страшное, что могло случиться. Ну, или – ещё может. Опечалило его то, что описанный Барсковым сюрреалистический бордель, что приключился совсем рядом – был правилом, и вот их с Александром миры – исключением с ограниченным сроком жизни. Батурин только зубами скрипнул – ну, вот на кой ляд вы тогда сунулись-то, не разобравшись. Сделал бы Батурин задуманное – может и появился шанс сломать поганую тенденцию, если только его план вообще не был кем-то предусмотрен как часть «уравнения» возможностей сторон для продолжения Игры, в которой важна не окончательная победа одного над другим, как таковая, а бесконечное движение к ней.
   Размышляя, Батурин кружил по территории базы, среди ангаров, площадок с техникой, штабелей контейнеров и ящиков. Поодаль, за отвалами грунта виднелись верхушки бочек и цистерн. Ещё обособленно торчало что-то вроде долговременной огневой точки из стали и бетона. Вход в некоторые ангары был свободен. В царившем внутри сумраке можно было увидеть примерно всё-то же: техника, ящики, паллеты с коробками, канистрами и мешками. От патронов, консервов, круп, канистр синей «стекломойки» и до чего-то совершенно непонятного. Некоторые ангары были закрыты на кодовые замки. То же самое было и с открытыми складами – многие из них были огорожены и воспрещены к посещению пришлыми людьми. Судя по видневшимся из-под брезента гусеницам и опорным каткам – там стояли танки и спецмашины на их базе. Танки стояли и на доступных площадках - сунувшись, ради интереса, к закрытой брезентом глыбе – Батурин обнаружил «ирбис» в какой-то поздней его модификации. Изначальный «Ирбис» кошмарил поляков и французов ещё в сорокпервом году. Танк - долгожитель, очень похожий на хорошо знакомый и «родной» Т-55. Только в защитных экранах, и с большой плоской башней из толстенных плит брони. А, на одной из площадок, под брезентом угадывались угловатые контуры выстроенных в линейку бомбардировщиков «молот» в палубном исполнении, со сложенными крыльями. Здешних «юнкерс-87», чьей-то шалой волей ещё в конце двадцатых годов запущенных в производство на первом заводе будущего концерна «Туполев», и состоявших на вооружении сухопутной и палубной авиации империи.
   Больше всего это напоминало… базу вторжения, или для спецопераций в других мирах. Он усмехнулся: может, где-то на закрытых площадках и стоит притащенная сюда невесть откуда техника, которой курочили здешний мир. Есть ведь, кстати «воспоминания сумасшедших», что «молоты» ещё в Гражданскую войну (Вторую Смуту – как её здесь называли) пугали людей, громили бронепоезда и артиллерийские батареи. Ещё Батурину показалось, что некоторые ограждения внутри общего периметра установлены совсем недавно, если не вот только что.
   Когда возвращался назад – ещё не доходя до двери, так и оставшейся распахнутой, услышал бодрое хрумканье. А, войдя в комнату – убедился, что Александр если и не выздоровел полностью, то явно пошёл на поправку. Он сидел за столом, на котором стоял почти опустошённый пакет сушек Батурина, которые тот прихватил с кухни, похрустеть на досуге и от нечего делать. Рядом стояла аккуратно вскрытая лежащим на столе тесаком и уже пустая банка сгущёнки, и ещё одна - в которую Барсков лихо лазил ложкой, жадно хрустя при этом сушками и запивая «пищу богов» дегтярно-чёрным чаем из эмалированной кружки.
   - Жрать хочу… и вкусненького чего-нибудь, - он приветствовал Батурина «молодецким взмахом руки и утробным ворчанием». - На овощи-тушёнку глаза не глядят.
   - Может, ты беременный?
   - Хрен там. Устройство не то. И на солёные огурцы с малиновым вареньем что-то не тянет.
   - Что? Были прецеденты?
   - А то… - Барсков снова махнул ложкой и в последнем приступе запустил её в сине-белую банку, украшенную медалями и «знаками качества». -  Дарья Алексеевна у меня как затяжелеет, так такие корки мочит...   
   - Много настрогали?
   - Пока хватит, а дальше – как получится, - Барсков бросил пустые банки в пустой пакет, со скрежетом скомкал всё это (у Батурина мелькнула мысль – «как ты резко выздоровел, пёс бенгальский, не управиться ведь теперь с тобой, если, что»), бросил в стоящую у двери мусорницу и облизал ложку. – Итак. Предлагаю выработать и утвердить повестку дня, и начать запись на выступление в прениях.
   - Как тебе, болезный, со сгущёнки-то вштырило… - Батурин сел на пустовавший стул и одновременно потянулся за чайником и второй, пустой кружкой. – Бараночек мог бы и оставить.
   - Уж простите, друг любезный, но я – обжора, а чужие слабости надо уважать, как сказали в одной фильме - Александр внимательно посмотрел на собеседника, точно ожидая реакции. -  И, как заметил один мой друг – «не так страшно, как ты пьёшь, страшно - как ты закусываешь». Впрочем, и тут я не самый первый и единственный, а лишь один из многих.
   - Ну, так и чем сегодня заниматься будем?
   - Отдыхать и восстанавливаться. И душа требует чего-то такого… эдакого. Супчику хочу.
   - Горячего, да с потрошками?
   - Горячего. Наваристого. Харчо! Погремим кастрюлями?
   Погреметь кастрюлями Пётр Геннадьевич и сам был не прочь, тем более, что консервы уже надоели, но вольничать на чужой кухне без ведома хозяев - считал неприличным. Опасения его по поводу, что получится не харчо, а жалкая подделка были, в общем-то, преувеличены. Помимо мяса, риса и моркови в закромах у хозяйственных устроителей объекта нашлись и специи, и грецкие орехи, и соус ткемали. Кухарничали неторопливо, беседуя по ходу дела. То, что Александр от некоторых вопросов ненавязчиво отклонялся – Батурина не раздражало: человек служивый, дело понятное и знакомое. База? Да, база. Кто устроил и зачем именно? А, кто его знает. Главное, что он, Александр Барсков, сотрудник Пятого управления КГБ знает о существовании этого объекта и имеет возможность им пользоваться в ходе оперативной работы. Чем ещё может пользоваться? Многим. Установкой для пространственно-временного перемещения, например. Ну, и ещё там, кое-чем, кое-где. О Пятом управлении Коллегии с таких его ответов у Батурина создалось впечатление как о каком-то научно-мистическом отделе времён расцвета Всероссийской Чрезвычайной Комиссии и Главного Политического Управления. Вспомнив о ВЧК-ГПУ и событиях, приведших как к их появлению, так и окончанию, Батурин решил-таки, закинуть мучивший и его и Олега вопрос.
   - Слушай, Александр. Скажи, ваш мир был «откорректирован» году так в 19-м?
   - В смысле? – Барсков изобразил вполне искреннее недоумение.
   - Я думаю, что тогда появилась некая группа пришельцев, обладающая соответствующими техническими возможностями, и вмешалась в текущие события. И изменила ход истории в выгодном им направлении. Кстати, я не удивлюсь, если на окружающем нас складе военной и прочей техники присутствуют некоторые образцы, свидетельствующие об этом достаточно красноречиво.
   - Не знаю, Пётр Геннадьевич, не знаю. Ответ на этот вопрос если и есть, то лежит вне компетенции и допусков майора КГБ, с которым ты сейчас имеешь дело. Ты считаешь, что наша реальность совершенно неестественна?
   - Считаю. Что появиться сама собой она не могла никак. От слова совсем.
   - Ну, не знаю. Естественна, неестественна. У нас, например, ходит легенда, что где то в архиве имеется книга «Корсары Николая Освободителя». Когда то и кем-то доставленная к нам из другой реальности. Там идеи адмирала Краббе о предусмотрительном выводе русского флота с баз, где он будет неизбежно заперт, и дальнейшем рейдерстве кораблей на коммуникациях противника - пришли кому-то в голову незадолго перед началом Крымской войны, и были воплощены в жизнь. С началом войны – корабли Балтийского флота начали действовать, базируясь на порты Южных штатов. Описанию их рейдов и посвящен этот историко-публицистический труд. Хоть окончание Крымской  войны с «сохранением лица» для всех сторон было связано ни сколько с их рейдами, сколь с самой патовой ситуацией, сложившейся после того, как Черноморский флот сразу за разгромом флота турецкого – взял под контроль пресловутые проливы. А вскоре, ввиду сложившейся удручающей ситуации в экономике страны, император Николай Первый был вынужден начать масштабные реформы, в кои входила и отмена крепостного права. Потому и Освободитель. Как вам такая легенда?- у них всё уже было почти готово, Александр открыл ещё один небольшой ящик, плотно заставленный бутылками. – Давай лучше о делах наших скорбных. Кстати, водочки?
   - Под харчо не водку надо, а эту… чачу, что ли? Чтоб градусов шестьдесят...
   - Крепковата будет для меня такая штука. Не настолько я ещё велик и могуч. Да и вряд ли она тут есть. Если только на каком-нибудь складе, так её там ещё искать. О! Граппа! Тоже виноградная. Но не столь суровая.
   - Пойдет, - согласился Батурин, заценив бутылку.
   - Тогда давай накрывать на стол. Всё готово.
   Накрыли скромненько и со вкусом, добавив к основному блюду несколько открытых консервных  банок и тарелку с настроганной сырокопчёной колбасой каменной твёрдости. Сразу же налили в глубокие тарелки горячий ароматный суп. Наполнили металлические стопочки-стаканчики.
   - Будем здоровы? – поднял свою стопку Барсков. – Будем! Ну, что? Начинаем расстановку точек?
   - Начинаем. Кто первый?
   - Не может быть, Пётр Геннадьевич, чтобы у тебя пятака не завалялось. Ставлю на решку. Выпадет орёл - тебе начинать, решка - мне.
   Батурин, смакуя ломтик колбасы, вынул из кармана пиджака несколько монет, выбрал пятикопеечную, подбросил, поймал:
   - Орёл... обманул меня, демон.
   - Ага. Рассказывай – зачем вы это всё затеяли, как именно ты Викулова обобрать хотел, и куда потом бомбуз пристроить. В то, что хотел вернуть нам или продать в Гондурас – не верю. Сразу говорю.
   Батурину было проще – он не был связан никаким обязательствами ни перед кем. Все его великие тайны были уже раскрыты, а цепляться за тайны малые – не было смысла. Он мог просто спокойно рассказывать обо всём. Как они работали в «Лазури». Как хитрожопая бестия Пирязев решил прыгнуть в дамки и проигрался вдребезги, а их потом травили как зверей. Как он сам был вынужден бежать с затаённым желанием мести. Как встретился с Викуловым, и как разочаровался в великом физике, но ухватился за идею того с ядерным шантажом, правда, с чисто личным корыстным интересом – показалось, что представилась возможность отомстить. Как нашёл Подразского и почти привлек его к участию в своей авантюре. Как понял, что «Викулов и компани» успешно рубят и таскают дрова для людей из Коллегии, крутивших свои интриги. Выслушал комментарий Барскова по поводу «товарищей, которые нам совсем не товарищи», усмехнулся и поведал про финальный аккорд детектива - с попыткой уберечь Подразского и последующими стремительными поскакушками.
   Налили по второй, одновременно отметив, что сильно затянули с этим моментом, и первую погубили попусту и безнадёжно. Барсков хоть и приготовил заранее свой спич в рамках компетенций и допусков майора КГБ, роль которого сейчас и играл, быть кратким тоже не смог, слишком уж много было наворочено. Уж если начинать всё с самого начала, и исповедоваться на эту тему от начала до конца, то в какой-то мере прологом этой свистопляски стало то, что несколько лет назад Ламонт, Селиверстов и Барсков (тогда ещё Александр Котельников - генерал-лейтенант Коллегии Государственной Безопасности и прапорщик тайной Лейб-кампании, шутливо называемой её же подпоручиком Коняшовым «гезельшафтом», при уже двух государынях и одном незадачливом государе, решившим пренебречь мнением этой группировки, а в перспективе и вовсе раскассировать по примеру Петра III) придумали «заговор». Сообразили, так сказать, на троих. Между делом. Заговор был им нужен как повод, спусковой механизм для массовой чистки и ротации кадров внутри КГБ с одновременным массовым же вводом в дело новых, молодых сотрудников. Собственно, ради этого «вброса» всё и затевалось – создавался предлог для значительного переформатирования системы (Барсков мог бы и уточнить - «системы», созданной ими же ещё в начале двадцатых годов, по сути из того, что было, и с учетом тогдашних реалий), а главное – притока свежей крови. Молодёжи, должным образом воспитанной, натасканной и подготовленной в многочисленных учебных заведениях, так или иначе завязанных на Коллегию, взращённой в лучших орденских и рыцарских традициях, и с учетом всех предыдущих ошибок и собранных грабель. Той самой молодёжи, которой в будущем отводилась роль основы для формирования новой элиты. В недалёком уже будущем – буча в Коллегии намечалась примерно на середину-конец семидесятых. А восемьдесяттретий год – должен был стать переломным уже для всего государства. Ту самую вспышку пассионарности начала восьмидесятых, что не была грамотно использована старыми маразматиками и молодыми прохиндеями в руководстве КПСС и послужила делу развала Союза – здесь хотели применить на всю катушку для формирования государственности нового уровня. Без всех этих гнилых интеллигенций и мелкобуржуазных вывихов. И именно на это новое «служилое дворянство» в первую очередь должна была опереться императрица Екатерина Третья в своих начинаниях.
   Но это уже были великие дела дней послезавтрашних, а пока роль заговорщиков буднично отвели тем своим коллегам, которые начинали откровенно доставать карьерными амбициями, путать карты глупыми инициативами и вообще – путаться в ногах серьёзных людей (которыми троица небезосновательно себя полагала), замышлявших весьма серьёзные изменения в государстве Российском. «Заговорщикам» дали в разумных пределах воли и расчистили площадку, дабы те могли немного пошалить на свои же головы. Чтобы не мешать своим присутствием, и не давить морально, сначала Ламонт, а после московских событий и Котельников вышли в отставку (один вскоре вообще «скончался», другой тихо «спился»). За ними последовали ещё ряд офицеров «ближнего круга». Селиверстов же облюбовал себе роль свадебного генерала при Пятом «мутном» управлении, замкнув на него особо каверзные вопросы, хоть и без этого мимо Пятёрки мало что проходило. Бешенцев с Коняшовым ему благополучно ассистировали, генерал Ковалёв, возглавлявший Пятёрку, доктор технических наук и человек суровый – был в курсе затеянной интриги, и предупредил об ответственности. Генерал Ивашутич, возглавивший Внутреннюю Безопасность -  тоже. А вот новый глава Коллегии, тоже человек заслуженный, грамотный, но сущий либерал в сравнении с Ламонтом – вообще посвящен не был. Всё-то шло у них по плану, и, как это часто бывает - операции, имевшей значение второстепенное, внимания стали уделять меньше. И просмотрели «момент», когда толковый хитрован майор Липатов, оперативник из Третьего управления, в рабочем порядке присматриваясь к достаточно авторитетной фигуре физика Викулова, тайно симпатизировавшего левакам, обнаружил в его постоянных контактах не только самих этих леваков и тренировавшего боевиков бывшего спецназовца Крюкова, но и типа разбившегося капитана Савельева из Пятого управления. В самой Пятёрке и Внутренней Безопасности знали, что Савельев жив, но искали его тихой сапой. Только Липатов, прикинув возможную выгоду, рискнул и двинул не к ним, а к генералу Матвееву которого, без его ведома и согласия, назначили главным заговорщиком. А генерал Матвеев - к тому времени не только охотно втянулся в отведённую ему роль, но и оказался более решительным карьеристом, более смышленым человеком, и более азартным игроком, чем от него ожидали. И решил организовать свой «заговор», придав этому мероприятию - значение самое что ни на есть первостепенное. Трудно судить, отрос ли у Матвеева зуб на Пятёрку до этого, или дельная мысль возникла по ходу дела, но возможность разом и окончательно расчистить всё игровое поле в свою пользу он узрел моментально. И Савельева взяли в оборот так, что кости затрещали, поначалу – в прямом смысле. Выжав его досуха и осознав, что тот действительно в бегах по собственной инициативе, а не по воле своего руководства - чуть удивились, отпустили погулять поблизости до поры, до времени. А сами подобрали ключики к Викулову – ему до поры до времени дали всласть потешить собственное эго, типа не замечая, какую фигу он пытается держать в кармане. Тем более, что в этой карусели у каждого была если не фига в кармане, так каменюка за пазухой, а то и нож в рукаве. С Батуриным связываться не стали - не было особой нужды. Сам всё нужное Викулову подбрасывал, а ещё у них был Олег Подразский – не разыгранная пока карта. Батурин Олега берёг как козырного туза и обучал тому, что умел сам, приберегали и заговорщики. Экспромт Матвеева и Кулакова теперь сводился не к многолетнему накоплению компромата. А к тому, чтобы в кратчайшие сроки повесить всех собак, включая шашни с пришельцами из иных миров и разнообразными антигосударственными элементами, тайные научные разработки, похищение ядерных бомб и подготовку госпереворота - на окопавшихся в Пятом отделе предателей и негодяев. Список – прилагается.
    И всё у них тоже шло по плану, пока потенциальный кандидат к приобщению до малых тайн лейтенант Галанин, выбираясь поутру от бабы (жены Викулова – обхохотаться), совершенно случайно не наткнулся и не опознал в курившем на балконе человеке безвременно погибшего сотрудника Пятёрки капитана Савельева, и доложил об этом дежурному офицеру. И это «на пороге счастья, как раз за день до того, когда будут раздавать конфеты». Тут и пошло всё сикось-накось, вкривь и вкось, причем сразу всё и у всех. Не придумав ничего лучшего, Матвеев сотоварищи, принялись форсировать события, попутно избавляясь от фигур, ставших - более ненужными. При этом, поскольку, всё же больше поднаторели в кабинетных интригах, чем в реальных «шпионских играх» - начали пороть горячку и совершать ошибки. Соответственно, и собранная ими команда начала дёргаться и предпринимать попытки разбежаться во все стороны с максимальной для себя выгодой. И понеслась душа по кочкам.
   Для учинения неприятностей Пятёрке начали наводить тень на плетень и в разгон прихлопнули Аникина, которому Усятинский болтнул лишку по пьяной лавочке. Притянуть к этому делу Крюкова труда не составило - тому было всё равно кого устрашать и убивать, ему просто нравился процесс как таковой, да и застоялся он без дела, его и особо крутить-вертеть не понадобилось. О том, что и сам он – не более, чем расходный материал, Крюков как-то не задумывался. Хоть и собственными рученьками спокойно грохнул одного из своих недавних учеников, после того, как тот изрешетил Савельева. Повезло Крюкову – тут же получил пулю в перестрелке, а не одиночный каменный мешок на остаток жизни. Олегу, которого тоже хотели без особых затей спровадить в утиль, как отработанный в провокации против Пятёрки материал и ставшего ненужным свидетеля - повезло. Его скрутили в архиве и переправили в подземелья Ламонта как только к происшествию в архиве начал проявлять интерес Липатов – они промахнулись и Олег должен был замолчать от слова «совсем». Усятинский сбежал, другой ненужный свидетель и опасный человек - Батурин - отбился. Решение «убрать» его сразу, как только станет ясно, что неоднократно проверенная в «холодном» режиме установка будет работать (запускать её раньше времени было чревато - Савельев выложил Матвееву всё, что знал о программе «Сетка», согласно которой службы Пятого управления денно и нощно готовы были зафиксировать «всплеск» при пространственно-временном перемещении) - было продавлено Кулаковым. Тут Пётр Геннадьевич на профессора Викулова - напраслину возводил, тот не прочь был сначала провести с учителем ряд бесед на дыбе, чтоб «до донышка», так сказать. Только судьба самого профессора тогда была тоже неопределённой: мог бы получить пулю не от Барскова в кураже, а от того же Федосеева в холодном расчёте. Батурин же, когда с невольной помощью Савельева и Викулова «сошёлся пасьянс» и понятно стало, каким талантами Батурин обладает – почему то первым напугал именно Кулакова. То ли боялся, что наябедничает Батурин об их интригах самой Государыне, то ли чувствовал, что готовит и Пётр Геннадьевич подвох со своей стороны.
   Селиверстову с Ламонтом было уже понятно, чьих именно рук дела последних дней, и Галанина они Липатову подсунули в качестве последнего штриха, разыграв с помощью Светки комедию и будучи уверенным, что парня вытащат из полона раньше, чем его там искалечат или открутят голову. Ну, а что поделать – работа теперь такая... и у Павла, и у Светланы. Правда, потом, когда Филатова поняла, как она помогала Пашку подставлять – закатила истерику любимому деду. В рамках внутрисемейных, так сказать, отношений. Но это уже потом, а прямо сразу тогда решил Леонид Сергеевич её от греха подальше «с донесением» к Ивашутичу отправить. Галанина прихватили в качестве языка и на всякий случай - Матвееву и Кулакову оставалось только пойти ва-банк, надеясь вырулить по ходу ставшей очевидной схватки. Но кто бы им дал, вырулить то. Не по Сеньке шапку ребята примеривать взялись. Вот и кончилось всё для них не очень хорошо.
   Большинство леваков, собравшихся под крылом Викулова и Матвеева, постреляли не особо разбираясь – горбатого могила исправит. Молодняком, которому головы дурью нафаршировали - есть смысл заниматься, а вот здоровыми кабанами и бородатыми дяденьками, что эту дурь генерируют и фаршируют – бестолковая трата времени и сил. Самого Викулова и двух ближайших его ассистентов – оприходовал сам Барсков, давненько уже не любивший множить сущности без надобности. Тем более - с участием такой публики. Липатов попытался бежать и схлопотал пулю. Генерала Матвеева Селиверстов подобно Барскову - шлёпнул «по идейным соображениям» и «во избежание торга». Кулаков после разговора без свидетелей с Бешенцевым неосторожно почистил свой пистолет, в стволе которого случился патрон. Остальным – кому как повезло. Выторговать жизнь в обмен на трибунал и сроки в лагерях смогли лишь те, что мелко плавали и мало знали, или могли пригодиться когда-нибудь потом. Было, конечно, и несколько счастливчиков, отделавшихся испугом – «благородных донов, не ведавших, что творят» из тех сотрудников, которых  использовали втёмную, и считать их частью команды заговорщиков было нельзя.
   Получалось, что из всей честной компании один лишь пугающийся собственной тени Усятинский сумел каким-то чудом соскочить с трамвайчика и унести свою голову вместе с туловищем, правда - неизвестно куда. Да ещё и обобрал как божьих старушек и Викулова, и Матвеева с Кулаковым, стибрив тетрадь Батурина.
  Всего этого Александр, конечно, говорить не стал. Он хоть был и при всех своих вольностях, но сыграл с Батуриным в тёмную, до конца исполнив роль человека, хоть и крутившего дела куда выше своего майорского погона, много знающего и готового поделиться кое-какой информацией с намечающимся союзником, но всё-же при исполнении, обязанностях и подписках. Правда, и той малой части, что рассказывал - хватало, чтобы Пётр Геннадьевич только покачивал головой и играл спичечным коробком. Закурил, когда Александр закончил.
   - Да-а-а, ребята… дали ж мы дрозда. Совместными усилиями.
   - Будет вам, Петр Геннадьевич. Обошлось ведь, вроде.   
   - Ну, в общем-то «да». Можно икнуть от пережитого.
   - Накатим лучше ещё по сорокету.
   - Твоё здоровье, Александр Николаевич. Слушай, а расскажи-ка ты мне, что вы там с новой элитой общества затеяли. Вы ведь, как я понял, во многом ради этого весь огород городить принялись? И как вы эту самую новую элиту натворить собрались? У вас, конечно, полно всяких заведений, где вы что-то с молодёжью делаете, но снаружи это напоминает, хоть и не в таких масштабах, то, что было и у нас – тычки растопыренной пятернёй с опорой на набор цитат из классиков марксизма-ленинизма. Надеюсь, вы придумали что-то другое.
   - А, всё придумано до нас. Смысл изобретать велосипед? Скажем, был в Румынии такой Корнелиу Кодряну, которого соратники называли Капитан. Не стеснялся говорить и делать правильные вещи в отношении «элиты», за что и был убит.
   - Здесь или у нас?
   - Здесь… - Барсков помялся, - ну, наверное, и у вас. Здесь его, вроде как, даже пробовали ли перетянуть «на службу» в нашу структуру, но безуспешно. В итоге всё кончилось для него поначалу признанием и народной любовью, а потом тюрьмой, пулей и забвением на родине. Помимо прочего он сформировал постулаты формирование элиты, как он это видел. Могу по памяти кое-что примерно набросать. Никакой наследственности элиты - не наследование места, а постоянный отбор лучших и способных для такой роли. Руководство народом не ломкой его через колено вопреки всему, а согласно устоям и законам жизни народа. Мужество, преданность, способность к труду и творчеству, вера в Бога, душевная чистота и отказ от гешефтов для создания личного капитала. Бедность… ну, скажем так… скромность - поощряется.
    - Замечательно. Но, судя по знакомству с некоторыми представителями элиты типа твоих коллег по службе, что затеяли свистопляску вокруг Викулова и бомбы, не очень хорошо пока и вас с воспитанием элиты получается. Я не прав?
   - Прав. Но, я, же рассказал тебе, с чего именно вся эта свистопляска с интригами и бомбой началась. А, что до элиты… если кто-то думал, что с этим будет всё легко и просто – он ошибся, мягко говоря. Это вопрос времени и постоянных усилий. И постоянного положительного примера. Тщательно и не спеша, не мытьём – так катаньем, с одновременной планомерной расчисткой пространства для новой элиты. События не форсируются, но движение неумолимо, как асфальтовый каток.
   - А попытки обреченных взбрыкнуть, как это было в Москве в 68-м, пресекаются с образцовой беспощадностью. Только, почему бы не зачистить раз и навсегда? Или вы их на спарринг держите?
   - Ну, для спарринга это уже слишком слабовато, - хмыкнул Барсков: -  Скорее, для примера «как не надо». Хотя один из основополагающих тезисов Капитана и гласил, что «настоящая элита рождается в борьбе с дегенеративной фальшивой элитой». А если серьёзно, то масса пока не достигла уровня критической. Понимаешь?
   Батурин согласно кивнул головой. Это он и раньше понимал, что в элиту не загоняют кодлой по разнарядке, как  в пионерию и комсомол, создавая унылое серое болото, из которого потом и выбулькиваются партийные карьеристы и прочая госсволочь. Место в элите надо заслужить и выслужить. Это действительно время и усилия. Здесь есть время и ресурсы. Есть и проблемы, но очевидных тенденций к очередной попытке самоубийства всей страной, как это случилось на глазах Батурина в 85-м, здесь пока не наблюдается. Зато наблюдается действительно грамотное и методичное усечение понятий «я» и «моё» в пользу «мы» и «наше». Ещё Пётр Геннадьевич давно уже отметил, что в этом мире удалось избежать насаждения материализма и получить опору государства в виде тех самых социалистов-христиан, что по Достоевскому куда «прочнее» и страшнее для цивилизаций старого формата чем социалисты-безбожники. Да… какой шанс был у Церкви в девяностых…
   - Согласен, - Пётр Геннадьевич взялся за бутылку. - Что в итоге? «Последняя революция»?
   - Если только у кого-то хватит «ума» на последний взбрык. Но, думаю, что обойдётся тихо. Покатают в воронках кое-кого...
   - Твоё здоровье, Шурик!
   - Лехаим, Пётр Геннадьевич!
   - Слушай! – спохватился вдруг Батурин. – А бомбу то куда вы дели? Вернули в арсенал и разобрали?
    - Ага, сейчас… - Барсков пьяно рассмеялся. Они выпили немного, но, Александр, видно действительно ещё не восстановился полностью, его развезло на глазах. – Раз уж дело сделано, точнее, изделие собрано, потеряно и списано – так, отчего бы его к рукам не прибрать? Руки у нас хозяйственные. Всё в дом. Вдруг когда-нибудь пригодится? Умыкнули мы бомбуз-арбуз. За мысом есть ещё одна бухта. Там стоит «тапир»… большой десантный корабль. Для роли брандера в подобной катавасии и был заначен в своё время. Штормов тут нет, вот и стоит себе кораблик. На него мы эти мегатонны и спровадили. Пусть полежат. Кораблик старенький, но вместительный – много чего полезного напихали. Он оснащен новой экономичной установкой пространственно-временного перемещения, соответствующей системой навигации, дополнительной энергоустановкой достаточной мощности, и… автоматизирован так, что может управляться одним человеком. Нет, штормы-ураганы, борьба за живучесть… даже со швартовкой, понятное дело, в одно рыло проблемы будут, но из точки в точку прыгнуть…
   Барсков махнул рукой и уронил на пол пустой стаканчик.
   - Может, тебе отдохнуть? – улыбнулся Батурин.
   - Наверное, да… что-то растащило меня капитально…
   Они вернулись в жилую комнату, Александр сел на кровать, поправил подушку. Батурин поставил на стол прихваченную бутылку и стаканчики.
   - Слушай, а такую дуру тут держать в готовом к применению виде вам держать не страшно?
   - Страшно… - Барсков разулся и вытянулся на кровати. – Иншаллах, как говориться. И где её ещё держать? И откуда, Пётр Геннадьевич… ты знаешь, что она готова… к употреблению?
   - Так… подумалось.
   - Не врёшь, по глазам вижу. Умный ты человек… верно думаешь.
   Александр прикрыл глаза и замер с умиротворённой улыбкой. Батурин поднялся и нашарил в кармане сигареты:
   - Покурю, пойду.
   На крыльце Батурин щёлкнул зажигалкой, затянулся и задумался, прикидывая, где стоит корабль с сюрпризом, и как до него добраться. У пристани, насколько он помнил, стоит пара небольших катеров, которые, наверняка, в рабочем состоянии. Досмолив сигарету до фильтра, Пётр Геннадьевич достал следующую, оказавшуюся последней. «Не иначе, как бросать пора» - мелькнула мысль, пока комкал пустую пачку. Бросив в урну второй окурок, Пётр Геннадьевич вернулся, и обнаружил Барскова мирно спящим.
   - Александр, - окликнул он его, не входя в комнату. Тот не отозвался. Пётр Геннадьевич постоял, глядя на спящего и вспоминая финал Великого комбинатора в «Двенадцати стульях». Потом усмехнулся про себя и вернулся в коридор, повернул было в сторону оружейной комнаты, но опять махнул рукой и снова вышел на улицу. Лишнее это было – ни с кем он тут стреляться не собирался, да и закрыта она, оружейная. Так, что и сумку с архивом, которую они туда зашвырнули, волей-неволей, а придётся оставить этим затейникам. Только для них всё, что они оттуда могут почерпнуть, в общем-то, пройденный этап, а для остальных они её содержание засекретят. Они это любят. Так, что и на неё наплевать, ничего страшного. Решительным шагом Батурин направился к причалу…

***
    Когда со стороны берега послышался удаляющийся гул мотора, Барсков открыл глаза и сел на кровати. Налил полстакана виноградной водки и жахнул залпом. Потом поджал ноги «по-турецки», выпрямил спину и долго так сидел, устремив взгляд в одну точку. Потом соскочил с койки и принялся деловито наводить порядок, устраняя все следы своего пребывания на базе. Помимо ненавязчиво отжатого архива Батурина и пакета с мусором, оставался ещё накрытый стол и наготовленная еда. Хозяйственная натура Александра не позволяла спровадить всё это в помойку. Армейский рюкзак, найденный на складе, Барсков для транспортировки вкусноты  нашел неподходящим, и потому, с коварной улыбкой переложил бумаги Батурина в рюкзак, а в сумку переместил кастрюлю и упакованную снедь. Собравшись и дождавшись «ворот», Александр, через хозяйство Ламонта и благодаря мастерству тамошних операторов установки (с командой из подземелий Коллегии у них ещё с «раньшего времени» было негласное соревнование на точность заброски) вернулся в покинутый при помощи Батурина мир, но чуть раньше того момента, когда он угодил под «москвич». Так, чтобы его не успели хватиться и начать искать. И, к немалому изумлению расчета «лабаза» - на тех произвело впечатление, когда через «тоннель» с базы Ламонта вдруг вышел человек, должный сейчас находиться в нескольких километрах от этого места. В «институте» Барсков наскоро переоделся и оставил бумаги Батурина (для начала скопировать, дальше – поглядим), а потрёпанная сумка с кастрюлей и судочками осталась при нём – Александр ещё в заводи-запруде решил угостить компанию своей стряпнёй и обсудить за трапезой некоторые вопросы.
   Не особо торопясь, он прогулялся через лес, вышел на объездную дорогу и уже в глубоких сумерках, сделав небольшой крюк в сторону строящихся панельных пятиэтажек, вышел к «конспиративной квартире». Так уж он решил -  обойти место своего недавнего приключения - кто знает, вдруг там место такое, опять машина на тротуар выбежит, но изобразить, что идёт со стороны гостиницы. Проходя дворами между сараями-гаражами и подъездами домов, в квартирах которых кто уже спал, а кто – собирался, он наткнулся на Макара Бешенцева, сидевшего на лавочке под берёзой и задумчиво рисовавшего что-то прутиком на утоптанной земле. Барсков подошёл ближе.
   - Ку-ку! – поприветствовал его Макар, не оборачиваясь и не поднимая головы. – Откуда двигаем, если не секрет?   
   - Из гостиницы. Человечка одного проводил до дому. Ты не в курсе?
   - Нет. Не дошёл до вас, знаешь ли. Шёл, шёл, вдруг задумался, да и присел на лавочку (Бешенцев поднялся, потянулся, расправляя широкие плечи) А тут вот ты идёшь. Чего-то сумочка у тебя… какая-то… уж не та ли самая?
   - А если – та? Сумка с ключами от мира, – Александр торжественно поставил её на лавку, чуть отошёл. - Хватай и беги!
   - Ага. На что мне ещё и эта головная боль. К тому же, если бы я тебя знал чуть меньше. И мурло у тебя усталое, но довольное. Не иначе, как сам уже что-то провернул, да? Что там у тебя?
   - Суп… харчо… как положено - с ткемали и орехами, - Александр расстегнул сумку. - Мяса много.
   - Весьма логично. Чему там ещё быть. И, ты его сварил в ближайшей подворотне из подвернувшегося Бобика. С ткемали и орехами. На костре из конспектов Батурина. А потом где-то переоделся, наверное - чтобы дымом от тебя не пахло, - Бешенцев приподнял крышку кастрюли, потянул носом. - Вкусненько. Только я столько не съем, кулинар.
   - Это на всех, Макарушка. Жаль - остыл он уже. Ну, придумаем чего-нибудь. Сядем и поужинаем. Заодно и обсудим кое-что. Лучше бы, конечно, без Подразского. И будем собирать манатки – здесь нам делать больше нечего.
   - Обсудим, обещаю это тебе, как поручик лейб-кампании государыни нашей своему прапорщику. Вечный прапорщик, ядрена канитель. Помнишь, как мы ржали тогда? Зачем Барсику понадобилась форма с погоном на одном плече? Чтоб на второе легче было мешок закидывать, в который он тырит всё, что не прибито...- Макар усмехнулся, запустил руку в карман куртки и извлёк оттуда чекушку «экстры», - Только ты со мной сначала водки дерябнешь, как мой верный друг и товарищ, и всё мне расскажешь. Где и с кем ты суп заварил. А потом – парням всё повторим. И вместе подумаем, как его расхлёбывать будем, и что вообще дальше делать.
   - Вообще то, я примерно так и собирался сделать. Кстати, Екатерине потом тоже лучше правду сказать.
   - Правильно, осталось установить, какую именно. Знаешь, Саша, что меня так зацепило? Ты, конечно, поставил в известность Француза, тот известил Селиверстова, нам – тоже чего-то буркнул, Но решил-то ты всё сам. На этот раз ты даже с Костей и Тимоном не посоветовался. С честью и совестью своей, так сказать. Стыдно, Барсик, стыдно. Я очень, очень глубоко скорблю. (из бокового кармана куртки появились помятые бумажные стаканчики) Судя по довольной морде – ты снова выиграл. Но, рано или поздно твоё везение закончится, и ты проиграешься, игрок. Вдребезги. И мы не соберём твоих костей. Я тебя уже предупреждал об этом не раз и не два. Ложка у тебя есть?
   - Есть.
   - Давай сюда... - Бешенцев содрал с горлышка пробку, пока Барсков искал ложки, - Так вот, Подразского можно утопить в ванной. Не надо? Тогда есть предложение по рации свистнуть парней сюда. Для начала, а там - в кусты какие-нибудь переместимся, чтоб собака с милицией не увидела. А Олег Николаевич пока квартиру посторожит. А?
   - Годится. Куда полез в кастрюлю, свинтус?! Миски же есть!
   - Я пробу снимаю. Прости, не буду больше. Вкусно, ёлки… разогреть бы ещё. Ну, давай по первой, под колбаску и начинай баять, что и где ты натворил…

***
   Разобраться с управлением стоящего у причала небольшого катера для Батурина особого труда не составило. И не в такой машинерии разбирались. Отвалил от причала и осторожно повёл катер вдоль берега за видневшийся мыс. Обогнув его, Пётр Геннадьевич увидел стоящий на рейдовой бочке корабль, сливавшийся серыми бортами и надстройкой с окружающей серостью воды и неба. Очертания корабля были знакомы – подобные десантные корабли постройки семидесятых годов часто красовались на подчас чёрно-белых экранах телевизоров в мире Петра Геннадьевича. Он  подвёл катер ближе. Серый борт теперь нависал над головой. Название корабля или идентификационные номера отсутствовали. По левому борту Батурин обнаружил штормтрап, гостеприимно кем-то оставленный. Настоящий, в смысле – натур продукт: деревянные дощечки-ступени и верёвки из этой… как его… пеньки. Поначалу прищемив по неопытности пальцы (схватился руками за ступеньки, а надо за верёвки, затем они и «настоящие»), Батурин быстро освоился и вскоре уже переваливал через фальшборт. Осмотрелся. Никого. И тишина. Просто гробовая тишина. Хорошо, что хоть «запустения» в виде паутины в палец толщиной, гор мусора и вездесущей ржавчины не наблюдается. Пётр Геннадьевич осторожно двинулся по палубе. Впечатление, что люди были только, что. Но разом и внезапно исчезли, или попрятались и затаились. Фильм ужасов. Под бортом вдруг послышался шорох. Батурин метнулся к фальшборту и заглянул вниз – не принайтовленный им катер теперь медленно сносило вдоль борта в сторону берега. «Концы в воду» - подумалось ему. Навыки судовождения у Петра Геннадьевича были близки к нулю. Но тут требовалось совсем другое. Как там Санечка сказал? «Из точки в точку прыгнуть…» точно! Осталось только с этим разобраться. И с тем, как «устройство» должным образом подготовить, и как этого красавца потом затопить.
   В рулевой рубке, помимо полагающихся здесь штурвала и компАса, он обнаружил… да-да, именно так она и должна была выглядеть. «Система навигации» Абрамова-Батурина-Викулова. Стало обидно: замысел, что ты лелеял годами – уже давно кем-то успешно осуществлён. Не ты здесь самый умный. Ещё понятней это стало, когда взгляд Петра Геннадьевича зацепился за плоскую металлическую коробку, лежавшую на одном из вертящихся стульев так, что не заметить её было нельзя. Ничего написано на ней не было, но была она на вид довольно прочная, и, похоже, герметичная. Замков и «секретов» на ней не оказалось, и Батурин свободно её открыл. Там обнаружилось написанное от руки письмо, папка-скоросшиватель, пара пеналов с кубинскими сигарами и коробка длинных спичек. Письмо начиналось с обращения «Уважаемый Пётр Геннадьевич, если Вы читаете это письмо, значит, что Вы решили быть последовательным в своих устремлениях…» Пётр Геннадьевич рассмеялся, и отвлёкся, чтобы раскурить одну из сигар. Потом дочитал до конца и снова рассмеялся. А ведь тот ещё Алексашка «комбинатор». Точнее – та ещё сука. Ведь и рыбку съел и сковородку не помыл. Съел-съел, чего уж там. Так как Батурин действительно был последователен в своих устремлениях. И Барсков, или кто-то в их Коллегии - просчитали его ещё до того, как они с Сашкой встретились. И визит их сюда был предусмотрен. И бомбу приготовили, и носитель, и пошаговую инструкцию даже написали. Рисковые ребята, однако. Впрочем… в чём их риск? К ним-то, и ко всему их миру - у него какие претензии, чтоб такой арбуз выкатывать? Особенно – сейчас, когда дали всё, чего сам желал. Бери и занимайся, чем хотел, мы в сторонку отойдём. Если только ваш покорный слуга решит вдруг фортель выкинуть.
   Но, разобравшись с инструкциями и тем, к чему они были приложены, Пётр Геннадьевич убедился, что возможности для фортеля ему не оставили. Распорядиться «дарёным конём» он мог лишь в соответствии со своей задумкой. Именно так как хотел, но, судя по маяку – там, где нужнее, как Барсков и намекал. Что же, по крайней мере – честно.  Раз уж напросился в камикадзе…
   Так уж и напросился? Напросился – мечтал ведь об этом. Вот и дали «сбычу мечт». А могли бы и сами пульнуть. Правда, сложнее получилось бы. И остался бы у них где-то за спиной человек с возможностями и несбывшейся мечтой, но ими неконтролируемый и слегка обиженный. Грамотно рассчитали. И если он сейчас откажется – ну, что же: твой выбор. Сами сделаем, но ты ведь больше не в претензии? Какие уж тут претензии…
   Пётр Геннадьевич подошел к леерам ограждения. Он получил то, что хотел. Оставалось только решиться  и поступить так, как он хотел. Он решился.
   Батурин долго ждал этого момента, но плохо представлял себе, как именно он обставит финишную часть «мероприятия». Ведь бомбу, хоть и готовую, мало было украсть, её ещё и надо было закинуть в нужное время и нужное место. А события вдруг понеслись, как снежный ком, и, честно говоря, он хоть и продолжал до последнего рвать тельняшку на груди, но всё больше и больше сомневался в том, что осилит затеянное дело. Даже с помощью Олега, а уж тем более – когда тот внезапно вышел из игры в силу обстоятельств. Когда всё рухнуло, он даже испытал что-то вроде облегчения: можно было взять тайм-аут и начать всё с чистого листа, по возможности не повторяя прошлых ошибок. И вот… сюрприз. Иначе и не назовёшь…
   Подготовка к переброске заняла у Батурина куда больше времени, чем сам бросок через пространство и время. Разбирался Пётр Геннадьевич, не торопясь – он уже понимал, что времени ему дадут в достаточном количестве. Но, и злоупотреблять, конечно, не стоит – а, то ещё подвалит катер с матюгальником, дескать, что мы тут копаемся? Нужный рычажок найти не можем, или уже бражку ставим втихомолку? Разобрался, одним словом. Пробежался несколько раз по алгоритму действий, нашёл и своими руками «прочувствовал» все рычаги и вентили, которыми нужно было работать в случае сбоя или отказа автоматики. Спустился ещё раз в трюм, чтобы ещё раз посмотреть покоящееся там изделие, точнее – контейнер, содержащий «уравнитель», как его называл теперь Пётр Геннадьевич. Докурил заначенный остаток второй сигары…
   А дальше у него всё пошло просто и как у пономаря по тысячепервому покойнику. Конечно, сам переход таким манером произвел на него впечатление, но остальное было как-то буднично. Разве, что уже по прибытию пришлось помяться - подключать резервные источники энергии, или нет. Хватило и основных. Открылись кингстоны, и начался «последний отсчёт»…
   Когда корабль накренился, откуда-то вылезла и заскользила по палубе латунная табличка – шильдик. Похоже, из тех, которыми  заводы-изготовители маркируют выпущенное ими изделие, и содержащие обычно надписи с трудновоспроизводимыми сокращениями и кучей цифири. Не иначе, как отвалилась с какого-то выдираемого и выбрасываемого «ящика» и закатилась куда-то во время проводимой здесь масштабной реконструкции, а то и нескольких – судя по разношёрстности находящегося здесь оборудования. «Тапир» выпрямился, а табличка так и осталась лежать. Батурин не смог преодолеть любопытство и поднял её. Выругался и восхищенно покрутил головой – вот ведь как. Помимо ожидаемых обозначений и серийных номеров на шильдике было оттиснуто «Сделано в СССР».
   Пётр Геннадьевич подбросил её на ладони, зачем то вложил шильдик в боковой карман плаща и, придерживаясь за поручни, вышел из рубки на уходившую из-под ног палубу. Пора было уходить. Нет, бежать куда-то, хорошенько напакостив, Пётр Геннадьевич не собирался. «Истинное величие судьи в способности покарать себя», как сказал судья Уоргрейв. Но и погибать тут в водовороте – не входило в его планы. Он полагал справедливым разделить судьбу тех, кого вскоре должно было накрыть волной. Ему довелось побывать там в самом начале девяностых. Батурин усмехнулся – разве, что не облизывали, а они отказались. А потом… но «потом» было уже потом, а тогда их вывезли на побережье Атлантики. «Дикое». Невероятно красивое. Картина, запоминающаяся на всю оставшуюся жизнь. Вряд ли «здесь и сейчас» сильно отличается от «того и тогда». У него точно получится. Он же «профи». Пётр Геннадьевич прошёл по палубе и шагнул прямо на песок, на который накатывались волны…
   Батурин пытался представить себе, как «это» будет выглядеть, и ждал. Ждал. А это – всё не никак наступало.
   - Что? Никак, Петенька? – раздалось вдруг сзади. Пётр Геннадьевич вздрогнул и обернулся – позади него стоял… Гринька. Всё тот же Гринька – в дурацкой своей лиловой рубахе, в которой его чаще всего и видели. Только штаны его не были продраны на коленях, и локоны не были перепутаны и засалены, и говорил он теперь как совершенно нормальный человек, да ещё и с лёгкой издевкой. Батурин судорожно сглотнул, а Гринька рассмеялся: - Никак. А, ведь всё, Петенька… перекипело, да? Перекипело. И это хорошо – с таким настроем, что у тебя был к нам лучше не соваться. Свобода не может идти рука об руку с ненавистью. Так, ведь? Так. Идём Пётр Геннадьевич? Идем…

***
   На улице было просто замечательно; всё-таки никакой самый очищенный и кондиционированный воздух никогда и близко не сравнится с утренней лесной свежестью. Было немного прохладно, и Олег запахнул халат – смысл этой причуды он понял позавчера, когда сидел на лавочке у самой ограды, за которой топтались двое мальчишек. Лет десяти. Не иначе, как поблизости были обитаемые места.
    - Эй ты, псих… сообразим на троих? – крикнул вдруг один из них.
    - Грешно смеяться над больными людьми! – с готовностью подхватил другой, и оба они с радостными криками скрылись за деревьями, спасаясь от выглянувшего из будки на проходной охранника.
   Прошло уже две недели с момента их возвращения, внезапного и остающегося пока необъяснённым. Трудно считать объяснением короткое «смысла больше нет» Барскова, сказанное им наутро следующего дня после визита Стрельцова. Сумку Барсков до Олега, кстати, так и не донёс ни тем вечером, ни по сию пору. Тогда он где-то забурился, потом ещё и Тимофей сорвался в сумерки и неизвестность, и вернулись они оба вместе хорошо за полночь, крепко поддатые и без сумки. Олег ещё с усмешкой подумал – не иначе, как пропили. Ему то сумка эта была уже без особой нужды, хоть и Некрасов ответил на его немой вопрос – «уже в машине, ваша сумка, Олег Николаевич, не переживай, дорогой, отдадим в целости и сохранности». Отдали уже здесь. Копии документов. А сама эта клятая сумка, видать, имела для них какой-то особый, сакральный смысл. Может, они вовсе и не за Батуриным гонялись? Кто знает. А той ночью Олег обратил внимание на состояние Барскова – обычно собранный и общительный, сейчас он был молчалив, рассеян, и такое впечатление – в растрёпанных чувствах. В упор не видя Олега, прошёл на кухню и принялся догоняться «гаваной». Догнался до меланхолии, после чего напоследок перед отключкой изобразил барона Пампу -  проигнорировал диван, раскладное кресло и стоящую в углу раскладушку, с полагающимися словами «наша постель – попона боевого коня» сдёрнул со стены ковёр (там, кстати, помимо оленей был ещё и восход солнца, и хорошо, что он был не прибит, а висел на гвоздиках за пришитые колечки), завернулся в него и свалился на пол. А утром они снялись.
   Чем Олег прошедшее  время занимался? Он успел покрутиться среди замечательных ребят, что ударными темпами работали над опытной установкой нового поколения, главным отличием которой было ощутимое снижение энергозатрат при пространственно-временной переброске. Надо полагать, занимались этим давно, но лишь месяц-другой тому назад - количество переросло в качество. Олег, конечно, понимал, что тут и без него обошлись, но всё равно ему было приятно от осознания своей причастности к решению столь значимой проблемы. Но длилось это недолго – за него снова принялись с бесконечными расспросами. Сначала старые знакомые - Барсков опять буквально затерроризировал Олега беседами. Но потом, вдруг резко остыл и куда-то пропал, совсем, как ребёнок, наигравшийся новой игрушкой. А возможно, что ещё и более новая игрушка нашлась. И за Олега взялись другие люди, чьих лиц он даже не видел – они от него скрывались за тонированными стёклами перегородок или масками-балаклавами. Голоса их зачастую тоже искажались возможными способами, но среди тех, что столь вдумчиво и подробно расспрашивали Подразского о покинутом им мире – были представители обоих полов. Олег уже был почти уверен, что готовится некая команда для отправки в этот самый мир, к нему домой, но пока не решался спросить об этом прямо, и тем более – уточнить с ним или без него, и с какой именно целью это всё затевается. А на основе собственных домыслов – пасьянс никак не складывался.
   Олег прищурился на солнышко, пора было спускаться в подземелья – он уже привык завтракать в обществе Кристины. Сегодня Кристина пришла в столовую раньше него, и почему-то была грустна.
   - Что-то случилось? – обеспокоился Олег, составляя тарелки с подноса.
   - В общем, ничего. Дела житейские. Не бери в голову.
   Видя сомнения Олега, добавила, что скучает по Баське - проказницу увезли на тигровую ферму, что была пока спрятана от глаз общественности. Там она уже успела стать всеобщей любимицей. Олег попробовал утешить Кристу, поднять ей настроение - вспоминая и рассказывая всякие смешные истории к месту и не очень, и вдруг, оторвавшись от гречневой каши с молоком, заметил, что Кристина, точно зачарованная смотрит ему за спину, в экран стоящего где-то там далеко телевизора. Олег для начала навострил уши. «В правительстве Эдварда Хита… министр просвещения и науки… внимание общественности…  попытки урезать расходы… негативная реакция общественности и шквал критики…  отмена бесплатной выдачи молока школьникам в возрасте от семи… Margaret Thatcher, Milk Snatcher… никто не выжил… причиной катастрофы стали неблагоприятные погодные условия и нарушение скоростного режима…»
    Олег положил ложку, и тоже повернулся к экрану, где мелькали уже последние кадры сюжета.
   - Упс… - проронила Кристина.
   - В смысле? Это для меня должно быть удивительно. Я то знаю о роли Железной Леди в дальнейшем. Но, для нашего мира. Это у нас Арматур Ханым - фигура. Знаковая.
   - В будущем, Олег. В будущем. А у нас её уже выбили из игры. Возможно, что Железная Леди уже не справилась бы с назначенной ей миссией, и теперь её место должен занять ещё более суровый и бескомпромиссный человек. И уже пошло парирование действительностью оказанного воздействия
   - А, что? – Олег подался вперёд: - Уже было какое-то воздействие?
   - Не знаю… - Кристина запоздало заметалась, понимая, что болтнула лишнего.
   - Ну, же. Пожалуйста, Кристина, скажи, что ты знаешь.
   - У Барскова была встреча с Батуриным.
   - Вот даже как… - у Олега пересохло в горле. - Когда это?
   - Наш пострел везде поспел.
   - Уж не с ним ли они тогда наклюкались? Не иначе, как сумели разойтись миром. Как минимум.
   - Думаю, что они как минимум договорились, и заключили некое соглашение. Пусть и по умолчанию. У Барскова было всё необходимое Батурину. И он помог ему по мере сил. А если уж Александр Николаевич, подобно Коровьеву, взялся помогать пожарным, «то, конечно, придется строить новое здание». Впрочем, его так и так придётся строить. Пусть сносят - в конце концов, кто-то должен будет это сделать…
   - Что сделать? Сносить? Или строить? Ты знаешь, вообще, как там Батурин «сносить» собирался? Утопив для начала побережье Штатов?
   - Знаю! Не надо мне тут Мать Терезу строить! – глаза Кристины полыхнули зелёным огнём: - Чистенькими все остаться хотим. Мы в стороне постоим, а наше же дерьмо пусть разбирает кто-то другой, от кого мы все отвернёмся. «Тиран, убийца, сволочь. Воняет и грязен с головы до ног!»
    Олег замолчал – он как раз и стоял в стороне, потому и возразить было нечего.
    - Уж не ссоритесь ли вы, дорогие мои? – к столику неслышно подошёл Ламонт с подносом в руках. – Не расстраивайте человека. Разрешите к вам присоединиться?
   - Конечно, присоединяйтесь, Лаврентий Евгеньевич. Нет, не ссоримся. Спорим.
   - Спорить – это хорошо. В спорах рождается истина. О чём, если не секрет.
   - Не секрет, Лаврентий Евгеньевич, - Олег уже собирал посуду со стола на поднос: - Кристиночка считает, что цель оправдывает средства, а я – что благими намерениями выложена дорога в ад. Кстати, не подскажете расположение апартаментов Александра Николаевича?
   - Добавлю от себя, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Подскажу. Даже напишу… - Ламонт достал авторучку и быстро черкнул прямо на салфетке: - Это рядом с оружейной. Помнишь, тебя ещё Приходько сопровождал?
   - Помню. Прошу прощения, я отлучусь ненадолго, - Олег встал, подошёл к Кристине: - прости, Кристиночка, я зайду потом, хорошо?
   - Заходи…
Ламонт посмотрел ему вслед.
   - К Барсику собрался. Скандалить. Точнее – пытаться скандалить. Потому, как ничего не получится. Думаю, что и Олег сейчас ввяжется в дело – стоять в стороне наблюдателем он больше не сможет. Разыграет его Саша как шар на бильярде - с треском, от двух бортов и в лузу.
   - Не прошли для Александра Николаевича годы ваших уроков даром. А, чья всё-таки была идея перейти от теории к практике? Неужели именно его? Уж скажите, дядя Лавр.
   - Идея, что называется, витала в воздухе. У Алехандро просто оказался самый длинный зуб на заокеанских наших оппонентов, и потому - больше решимости и меньше сомнений.
   Кристина кивнула головой в знак согласия. Она знала, что как только появился доклад аналитиков Ламонта о перспективах окружающей их, искусственно созданной реальности, Александру, циничному реалисту, когда то давно бывшему романтиком, моментально пришло в голову решение. Только было оно в стиле даже не суровых, но эффективных менеджеров, что грабили банки и курили трубки, а их непосредственных предшественников и руководителей, которые проживали по Швейцариям награбленное на нужды революции, и хоть и осуждали теоретически всякое доведение до крайности – на практике как раз полагали, что лучше переперчить, чем недосолить. Вот и тут напрашивалось «посмотреть» – а, что будет, если грохнуть саму ту безблагодатную реальность, к которой все и всё стремится, или хотя бы согнуть не особо миндальничая в свою сторону пару соседних, создав, таким образом, нечто вроде санитарного кордона. Так сказать, осадить Вэй, чтобы спасти Чжао. Терять то, по большому счёту нечего. Как подметил символист Меттерлинк - все, кто пойдет с детьми, умрут в конце путешествия, а кто не пойдет - умрут на несколько минут позже.
   Попросил просчитать теоретические последствия такого расклада Кристину – умничка его обнадёжила, прикинув заодно габаритно-весовые характеристики сковородок, что ожидают их на том свете и температуры под ними, затруднившись при этом сказать – будет ли это наградой за поражение или наказанием за успех предприятия. Дядя Саша задумался, обнадёжил Кристу, что его изыскания сугубо теоретические, и на всякий случай скоммуниздил подвернувшуюся бомбу. Потом подтянули к теоретическим изысканиям Олега Подразского с его свежей головой и незамыленным взглядом, и тот, не сообразив, какие будут последствия, первоначальные выводы моментально подтвердил - укрепив бывалого практика в верности выбранного пути. Остальное было уже делом техники. Кристина только надеялась, что всё обойдётся небольшим вмешательством в мире Олега, для чего уже формировали команду – это они пытали Подразского расспросами последние дни. Но, Александр решил не размениваться на мелочи после того, как к ним свалился Валера Петров, благодаря которому и удалось заякориться за скверную реальность, что так тянула на себя одеяло, и закинуть туда плюху.
   - Какие новости? – спросила Кристина Ламонта.
   - Подруга лучшая твоя вчера вернулась, и уже успела получить великолепный втык от Селиверстова. Старик был в тихом бешенстве – я давно его таким не видел. Светка умудрилась не только с блеском выполнить задание, но и за три дня загореть дочерна, а волосы вообще выгорели до белизны. Это притом, что ей совсем скоро ходить неприметной серой мышкой. Для начала старик Селиверстов потерял дар речи, потом громко окрестил её «Чучундрой», и настоятельно рекомендовал валить в Крым, где начали снимать вторую часть «Туманности Андромеды», и с успехом изобразить там какую-нибудь гостью с Альфы Центавра. Поскольку ранее со скрипом прошла кандидатура лейтенанта, с которым ей предстоит работать в связке (тоже перец тот ещё – этакий тамошний молодой ударник пятилетки с агитационного плаката), то вопрос о замене их обоих встал ребром. Светка кинулась было подбирать краску для волос, но потом, когда добрый деда Саша с хохотом пообещал ей подогнать банку битумного лака и ведро белил – принялась ронять скупые слёзы. Александр с Константином потом долго убеждали старика оставить всё как есть. В общем, совместными усилиями отлегло у Леонида Сергеевича. Утром он вызвал и Светлану, и бравого лейтенанта - уже обоих сразу, ещё раз произвёл «внушение», укоризненно обозвал детьми, после чего совершенно по-стариковски растрогался и добавил, что будет переживать за них.
    Кристина по-прежнему задумчиво складывала салфетку. Ламонт понял, что сменить тему разговора у них не получится. Остаётся только продолжить.
   - Как думаешь, Кристиночка, насколько успешно Олег осилит долгий путь, избранный столь скоропалительно?
   - «Зелёная миля», с которой ему придётся иметь дело? – усмехнулась Кристина: - «Мы все обречены на смерть, но… иногда Зеленая миля так длинна»…
   - Ах, да, ещё и это… Леонид Сергеевич, например, отказался в своё время. Поработал недолгое время вместе с супругой по иным временам и реальностям, когда этим ещё баловались, получили оба здоровья лет на тридцать плюсом, и сказали, что хватит с них пока и этого счастья. Только я имел в виду ближайшую перспективу. Инструменты то мы ему дадим, а вот сможет ли?
   - Сможет. Я ему помогу.
   - Кристи… - охнул Лаврентий Евгеньевич, расплескав чай.
   - Кристи… уж, сколько лет, как Кристи. Я ему помогу. А вы поможете мне. Раньше времени никому ничего не говоря.
   - Девочка моя. Ты уверена, что хочешь так поступить? Это такой риск! Ты ведь понимаешь, что это означает для тебя? И что ты сама значишь для Александра? Дарьи? Да и для всех нас?
   - Понимаю, Лаврентий Евгеньевич. И ничего страшного не вижу. Не пугайтесь так. Я ведь ненадолго. - Кристина посмотрела на свои ноги: - Я пока ещё слабовата, чтобы схватиться с «Зелёной милей». Но… не говорите, что никому не интересно, как перемещение повлияет на такого, как я, уродца. И должен же кто-то в конце концов решиться... и, вообще, в большой вольер пора выпускать не только Баську.
   - Кристи, солнышко, пожалей старика. Ведь Света уйдёт со дня на день, возможно, что навсегда!.. И ты ещё теперь. В этот раз Алехандро меня точно убьёт!
   - Да будет вам, дядя Лавр. Он всё поймет. Ну, или я объясню, когда вернусь.
   - Мда… похоже пришла нам пора платить за разбитые горшки, - Ламонт покачал головой. – Хорошо. У тебя-то точно всё получится. Давай готовиться. В конце концов - ещё есть время подумать. Александру я скажу уже потом, когда всё случится. Надеюсь, ты вернёшься раньше, чем он открутит мне голову. Кстати… передашь мою трость этому романтику Подразскому. Самому вручили при схожих обстоятельствах. Наудачу, так сказать. Ну, и на память…

***
   По указанному Ламонтом адресу Олег обнаружил неприкрытую до конца дверь. В ответ на вежливый стук донеслось «открыто». Олег вошёл. Барсков сидел за письменным столом напротив входа и изучал с карандашом в руках какие-то бумаги.
   - Присаживайся, Олег Николаевич. С чем пожаловал, родной?
   - Давай честно и откровенно. Ты помог Батурину в его затее?
   - Помог. И что? У меня есть определённые обязанности. У Петра Геннадьевича есть право на месть. Я исполнил свои, он воспользовался своим. Чего пылим?
   - Так нельзя! Я не верю, что вы это сделали!
   - Увы, Олег. Можно. Хочешь - проверь. Возможность пока ещё есть. Скоро не будет – нельзя до бесконечности хлопать дверь туда-сюда.
   - Вы хоть понимаете, сколько народу поубивали? У одного – месть, у второго – обязанности. Скажи ещё, что приказ был, и все отмазались, да? Тем боле, что не своими руками.
   - Знаешь, сколько пришлось своими руками? Глядя в глаза? За долгие годы? Со счёта сбился. И не надо мне про «мальчиков кровавых». Знаешь, что это такое? (Барсков аккуратно собрал рассыпанные по столу листы и сколол их скрепкой) Проскрипционные списки. (В Древнем Риме - список лиц, объявленных вне закона)Часто именуемые «расстрельными». Сижу вот, правлю. Ситуация может начать меняться в любой момент и в любую сторону. Вдруг понадобятся?
   - Тебе доставляет это удовольствие? Смотрю, настроение у тебя замечательное.
   - Никакого. Только, чего грустить-то?  - Александр взмахнул бумагами. – Наоборот, «страшно весело писать историю батальона впрок». Кого куда раскассировать в случае чего. И крестишься потом, чтобы это самое «в случае чего» так и не произошло. «Да минует чаша сия». И при этом знаешь, что ни хрена тут не минует! (Барсков швырнул листы на стол) Борцуны и недовольные при любом раскладе будут норовить расколотить себе головы о подвернувшийся чугунок, и цена вопроса лишь в том, сколько ещё народа они за собой потянут в это мероприятие!
   - А ты, Александр Николаевич, никогда не задумывался над тем, что тех, которые мясорубку крутят, обычно в неё напоследок и запускают? Как хлебушек, чтобы фарш до конца вышел…
   - Волков бояться – в лес не ходить, - Барсков встал, прошёл к маленькому столику, щёлкнул кнопкой электрочайника, достал заварочный чайничек, чашки, жестяную коробку с заваркой, сел в одно из стоящих рядом кресел. – Но и если тупо сидеть и ничего не делать – не факт, что не провернут. За преступное бездействие. Так, что… святого из меня, уж простите, пока не получается. Но и серийного убийцу из моей грешной персоны изображать не надо. «Я не разбойник, и не апостол». Я делаю дело, в которое добровольно впрягся, и которое собираюсь довести до конца. Кстати, если бы у меня «был приказ», я бы тебя просто выставил за дверь, а может и запер бы за другой дверью, чтоб ты перебесился. Ладно, рано или поздно, всё равно разговор говорить надо… давай начистоту. Я один из тех, кто сделал этот мир таким, какой он есть теперь.
   - ?!
   - Вот так вот, как то. А хочешь самую страшную тайну? По всем прикидкам получается, что мы с тобой жили в одно время и в соседних районах одного города. Совсем в осадок выпал? А я даже могу тебе назвать фамилию как минимум одного нашего общего хорошего знакомого. Немного удивительно, что наши пути там так и не пересеклись. О, как оно бывает…
   Так вот, Олег-свет-Николаевич. В своё время сам много смеялся по поводу игр в прогрессорство, но когда представилась реальная возможность поработать в этом направлении – влез в это дело. В первую очередь, потому, что «за державу обидно» было. Очень уж обидно. Влез и не жалею, что влез. И не стыдно. И не собираюсь сидеть, сложа руки, зная, что всё то, что мы сделали – может похериться. А по поводу криков о чудовищном насилии – отвечу, Олег. Только не перед тобой. Уж извини. Хоть ты и хороший человек, и нет в твоей голове глупостей и претензий на «совесть нации». Только вспомни сам, что в отчётах по реальности Петрова написано. Может, и согласишься с тем, что там лишь ответка прилетела за всё то, что цивилизаторы натворили. Действие рождает противодействие, равное по модулю и противоположное по направлению. Третий закон Ньютона в вольной трактовке. Сколько демократизаторы прольют крови и слёз по глобусу – столько и получат в ответ. Не мытьём – так катанием. Не ядерным цунами – так обрушением экономики и государства, хаосом и самоистреблением за банку консервов. Чем дольше будут оттягивать момент расплаты – тем больше накрутится процентов.
   - Так Батурин отомстил в реальности Петрова?
   - Скажем так – Батурин просто отомстил.
   - А, если бы он отказался?
   - Ещё и узнав, как оно должно было быть на самом деле? Выкладки наших суровых реалистов и прагматиков на основании собранных данных нашли такой расклад маловероятным. Но… если бы, да кабы… Отказ Батурина означал бы, что у него перегорело и выгорело. И с его стороны можно, какое-то время, не ждать катастрофических финтов и наездов. Эта тема была бы тоже закрыта. Ну, а дело сделали бы сами, хоть и с большими затратами на транспорт туда-сюда. Чего задумался?
   - Так… а наш мир тогда как?
   - Ситуация в том нашем мире - уже подобна нависшей лавине. Для того, чтобы она сошла – достаточно простого бездействия. Для того, чтобы она пошла в нужном направлении – умелого тычка.
   - Который вы тоже собираетесь сделать?
   - Собираемся. Кстати, а вы? И тут, в родной своей реальности желаешь проявить «нейтралитет»?
   - Хм... а что? «Кто не с нами – тот против нас»?
   - Брось. Я не считаю, что «друг наполовину – это всегда наполовину враг». Просто интересна твоя позиция сейчас. Позиция человека с возможностями. Или ты по-прежнему считаешь, что обойдётся? К взаимному удовольствию. Ну-ну, - Александр принялся разливать по чашкам ароматный чай. - «Когда при нем душили его родную жену, любимую, он стоял возле и уговаривал: потерпи, может, обойдется». Не обойдётся. Изнасилуют. Задушат. Потом ещё изнасилуют. Залезут на хребет и с живых уже не слезут. Читайте воспоминания Валерия Петрова. Или, хотя бы историю северо-американских индейцев. Так, что выход один – заниматься тем, что происходит в родной стране, но сначала кое-кому оторвать шкодливые руки и озадачить так, чтобы сидели у себя в Северной своей Америке и никого больше не колыхали. И не мешали заниматься. Не надо лезть по всему глобусу со своей исключительностью.
   - Воспоминания… Можете отправить меня туда? Именно туда, где вы с Петром Геннадьевичем погуляли?
   - Сильный ход. Можем. Кстати, в реальности Петрова «ты» пропал без вести три года назад. Отправить - отправим. Главное, чтобы ты потом смог.
   - Извини, Александр, мне надо как-то собраться мыслями.
   - Собирайся. Но, если ты действительно хочешь поработать в том мире – на сборы мало времени. Приводной маяк оттуда мы уберём: что хотели – уже закинули. Помимо бомбы. Петров, кстати, интереснейшая личность. И мы пришли к выводу, что он принесёт гораздо больше пользы не шныряя меж мирами, а вдумчиво избавляясь от «обиды за державу» у себя дома. И подкинули мы ему много всего интересного. Кстати, он перестал «проваливаться» - к чему бы это? Словом, скучно вам не будет. Но, давай об этом всём чуть позже. Через два часа я к тебе зайду.
   - Годиться. Я тогда пойду.
   - Давай. Только барахлишко забери, Олег Николаевич, - Александр вынул из-за кресла сумку, которую уже можно было называть «пресловутой»: - я тоже натаскался с ней, честно говоря. Знаешь, где я её первый раз нашёл? На помойке, что на Электромеханической улице. Алексей Никонов тебе её вернул на следующий день, и потом ему тоже ещё пришлось с ней помотаться… Ладно, иди же, уже же… вас ждут великие дела.
 
***
   Они вышли за верхнем этаже здания, так пока и недостроенного таксопарка. Сюда пока никто не совался. Внизу сделали подъездные пути, поставили ограждение и посты, подвели воду и электричество, на нижних этажах потихоньку начали отделку непонятно подо что (точнее – изображать бурную деятельность, так как непонятно было - пригодиться ли этот мастодонт в дальнейшем, и в каком качестве), а отсюда убрали мусор, и поставили внизу охрану. Здесь по соглашению двух сторон хозяйничала Коллегия. Точнее – почти отхозяйничала. Аппаратуру должны были убрать отсюда совсем скоро. Маяк пока хотели оставить, на всякий случай. Встретил их Валерий Петров, собственной персоной. Участвовать в затеянном под вывеской Коллегии госбезопасности мероприятии Валерий согласился, не испытывая подобно Олегу терзаний. По крайней мере – на публике. Олега и Валерия представили друг другу – знакомы они не были ни в одной из реальностей, но, Коняшов, который сопровождал Барскова и Олега, был уверен, что они поладят. Валерий был немного встревожен – оказалось, что примерно за четверть часа до их прибытия пропала сотовая связь, ТВ и радио – тоже вдруг заткнулось. Барсков и Коняшов переглянулись – погрешности ещё никто не отменял, но угодить сюда чуть ли не в момент удара, они не ожидали. Тут был какой-то ляп, с которым ещё предстояло разобраться. Прямо сейчас они принялись накачивать Олега последними напутствиями и инструкциями. Валерий сначала слушал, но быстро заскучал, и отошёл в сторону. И вдруг привлёк внимание остальных громким восклицанием.
    Они дружно повернулись - Валера указывал рукой куда-то далеко, где ввысь поднимались две яркие звёздочки, оставлявшие за собой заметные даже в сумерках столбы инверсионных следов.
   - Ракеты, - Александр устало рассмеялся, - И насколько я этого насмотрелся – ни разу не зенитные.
   - Согласен, - поддержал его Коняшов: - скорее всего межконтинентальные. Не иначе, где-то кого-то ими добивают, или наглядно демонстрируют свои возможности напакостить от всей души в случае чего. А то и всё вместе. Но, быстро как здешние сильные мира отреагировали, точно палец на кнопке держали…
   - Странно… - Валерий зачарованно смотрел, как вырастают ещё два столба, с огненными точками на вершинах, - их же всех в металлолом порезали…
   - Значит, не всё и не всех. Что-то и заначили на чёрный день. Полагаю, что лупят с мобильных комплексов. Были ведь железнодорожные. Вы, Валера, знакомых свои порасспросите потом. Чем и кого они дубасить кинулись. Так, что, Олег, как ты ни крутись, а жопа сзади. Думаю, что и без нашей помощи тут бы всё «состоялось». Парни, валите-ка вы в деревню, и лучше прямо сейчас. На случай, если что-то прилетит в ответ, хотя я что-то в этом сильно сомневаюсь. Но, посидите там, на свежем воздухе, познакомитесь, пообщаетесь, выработаете хитрый план, сверите часы и всякое такое. Удачи!
   Барсков пожал руку Олегу, хлопнул по плечам Валерия и повернулся в сторону светящейся рамки портала. Константин тоже попрощался, ещё и отсалютовал им напоследок:
   - Удачи, ребята. И «да пребудет с вами Сила»…