Глава 4. Погребенный

«Господи… Неужели это конец? Такой страшный и безвыходный? Я такой беспомощный и потерянный в этом мире повстречал свое спасение однажды, и теперь, не увижу его больше никогда… Что за пессимизм? Хех...
Стою на коленях перед ним, кто вершит над моей судьбой, утерянной судьбой. Его глаза говорят лишь об одном. О моем проигрыше. Я попался. И вот снова мне уготована тюрьма из ледяного бремя, которое уже однажды остановило мою жизнь на одном месте. 
Я прикован к жесткой и холодной кушетке, в воздухе летает смешанный запах спирта и побелки, а лишь отдаленно где-то проглядывается аромат цветущего жасмина. Чьи-то грубые руки касаются меня, проверяя все время какие-то аппараты. Близ меня нескончаемо откуда-то тянется пищащий звук, который то нарастает, то убывает. В мои руки воткнуты трубки, по которым живительным потоком поступает лекарство. Другая трубка, расположенная в моем носу и тянущаяся как червь вглубь тела прямиком к желудку, является моим единственным источником питания. 
Даже далеко от этого места я чувствовал, видел и слышал все. Ведь это я, блуждающий где-то далеко от своего настоящего «я».
Куда же я попал? И почему испытываю такие мучения, когда мог просто лежать и тихо надеяться на помощь. 
Почему именно я?»
- Конец ли? - Шепчу я сам себе.
 
***

Все началось полгода назад. Мой друг Тони безжизненно упал, когда прочел какое-то странное заклинание над знаком, начертанным на стене. Все во мне перевернулось и упало, когда Антонио не отвечал на мои призывы. Пульс не проглядывался. Мы перенесли его в ячейку и накрыли тонкой простыней, несколько людей отдали ему еще и свои простынки. Весь вечер я сидел близ друга, не обращая внимания на шорохи и разговоры окружающих. 
Прочитав заклинание над одним рисунком, Тони заставил остальные как-то странно завибрировать. Они медленно двигались, словно чувствовали приближение опасности. Когда не смотришь на стены, а в одну точку, например на раковину, кажется, что стены двигаются. От этого голова начинает ходить кругом, а в глазах двоится.   
Прошло два дня, а Тони заметно начал подавать признаки жизни. Я гонимый два дня ужасами за жизнь друга, встрепенулся и кинулся к нему. Он как обычно рассмеялся и похлопал меня по плечу. 
- Ф… фер-уна… феруна, брат… Ис… иссяк… иссякла. - ужасным для слуха голосом ответил он мне с чудовищным заиканием.
Все облегченно вздохнули и принялись жалеть Тони. 
Я думал, что теперь все позади, что теперь он в порядке и больше нет смысла беспокоиться. Но это было не так. Тони навсегда остался заикой. 
Про символы мы забыли, хотя я видел недовольство в глазах некоторых людей. Основным натиском служили взрослые, которые командовали и приказывали, словно являлись нашими родителями. Но мы далеко от дома, правил, и поэтому их никто не слушал. Тем более что большую половину отсека занимала молодежь.
Что касается того, что феруна иссякла - этому есть простое объяснение. Эта та же сила, которая при большой затрате энергии просто пропадает. Человек чувствует себя изможденным и ему просто необходим отдых, чтобы вновь восполнить ее. 
Почему простое прочтение заклинания вызвало такое истощение, я не мог даже представить. Никто не знал почему.
Со временем мы привыкли к речи Антонио. Он был все тем же парнем, который среди серости и грязи шутил и помогал каждому. Он плевал на слуг и Антаная, и я ему с добротой завидовал за это качество. 
Но Шерилл. Ее глаза всегда были на мокром месте, когда она смотрела или слушала Тони. Он ее смешил, и она смеялась, но только не без тени боли в ее сердце. Шерилл поворачивалась ко мне и смотрела, ведь я единственный кто разделял ее горе. Было больно. Нам всем было больно эти два года.
Два года. А Белль пропала, словно вчера, улетела как лист, сорвавшийся  с дерева и унесенный гонимым ветром вдаль темной улицы. 

В один день, когда шла стена ливня беспрерывно, тогда еще отменили всякие работы на поверхности, Тони подошел ко мне и заговорил:
- Я гот... ов попроб-б-б…овать… с-с…снов-ва.
У меня выпала тарелка из рук, я безумно уставился на друга. 
- Нет!
Антонио махнул на меня рукой и отвернулся. Взял у Джессики книгу. 
Мигом встав, я понесся на его спину. Люди повернулись на нас. Грубо развернув Тони за плечо, стукнул его об стену.
- Не смей!
Передо мной стояли глаза Шерилл.
- Я долж-ж-ж…ен помочь… - он чуть не плача смотрит на меня.
- Но последствия! Тони! Черт! - я стукаю стену кулаком. 
Друг, снова похлопав меня по плечу, проходит мимо. Я дрожу и скрежету зубами, а он уже во всю с заиканием читает на латыни. Через две минуты он опять падает, а знак пропадает. 
Это вошло в привычку. Каждый раз он затрачивал всю свою силу на один символ. Только на один! А ими усыпана вся наша тюрьма и даже зал Антаная. Все это было нереальным.
Через время состояние друга ухудшилось. Его голос осип, тело похудело, и он начал отказываться от той скудной пищи, которую нам здесь предлагали. Глаза стали стеклянными, будто он был под наркотиками, а губы пожелтели и пересохли, от их уголков разрослись огромные трещины, которые кровоточили, но со временем заживали и покрывались коркой. Кожа потемнела на несколько тонов и стала грубее камня. Кисти стали похожи на руки мертвецов, потому что он все время прикасался к этим символам. Кроме физических качеств ухудшилась и его психика. Тони стал замкнутым, и в то же время чрезчур активным. Он мог просто зарыдать или засмеяться, сам не понимая как это остановить.
Я набрался храбрости и кинулся на помощь другу вновь. Я не мог на все это смотреть спокойно.
 - Завязывай! Это больше не должно продолжаться! - перекрыв ему дороги к отступлению, серьезным голосом обратился я.
Но, несмотря на все это Тони, сильно помог нам всем. Он устранял все знаки с незаметной скоростью. Но вместе с тем его тело гнило и ссыхалось каждый раз, когда он имел дело с этими чертовыми рисунками, заражавшими его сыпью. Друг мешался с толпой при выходе на поверхность и попадал так в разные отсеки, подчищая все начисто. Так одну-две недели и чуть больше он отводил на один отсек и делал там свое дело. Я все метался и не мог найти места в своей ячейке, то и дело прислушиваясь к звукам. 
Он очистил четыре отсека больше чем за полгода. 

Сегодня, в среду, Тони пришел вновь к нам, где отдыхал. Но и это был не отдых. На него налетал то кашель с ужасным хрипом, то нескончаемые потоки слез, а то и вовсе дикий смех, пугающий всех окружающих. Я заверил людей сохранять спокойствие, так как вызвался добровольцем на помощь Тони.
Я проводил близ него каждую ночь. И тут вновь утешил себя тем, что не мог спать. Это сыграло мне огромную помощь.
Так ожидая новый и неизвестный приступ друга, я решил действовать по ситуации. Он пронзительно засмеялся, да даже дико заржал. Я мигом заткнул ему ладонью рот, а по глазам видел, что ему невыносимо страшно. На ухо говорил ужасные вещи про смерть и самоубийство, которые произошли здесь. Сам, трясясь от страха, молил только чтобы Тони перестал смеяться. Его трясло и крутило, но он также изредка шептал, что ему это помогает. Моментально приключался как по щелчку на рыдания. Тут я держал его за крепкую ладонь и пел дрожащим голосом тихо детские песни, от которых даже взрослым всегда становиться весело и хорошо. Тони через слезы кивал и вторил мне. 
И так все время... Я чуть не умер. Это хуже любой пытки, видеть, как он мучается. А как мучается Шерилл! Она бедная металась от меня к нему и тоже плакала.
Я больше не намеривался его отпускать, а ведь остался последний отсек. Отсек Шерилл и ее сокамерников.
 - Н-н-нет. - пытаясь быть уверенным, проговорил он. - Шер... илл ж-ждет.
Его вновь одолел нескончаемый кашель, словно туберкулезный.
- Посмотри на себя! Ты не поможешь никому в таком состоянии, и ты...
Я не успел договорить, потому что за стеной раздался пронзительный крик. У меня все упало в пятки и замерло. Это был ужасный и резкий вопль, который вывернул наружу все. 
Больше пятнадцати человек и я с Тони бросились к решетке. Начался топот и суматоха. Ничего не было видно. Слуги снова туда-сюда, неся какие-то пакеты и ведра. 
 - Господи!.. - я услышал протяжный женский крик.
Потом что-то упало с сильным грохотом. Зашумели железные ведра и пакеты. 
- Тони! Тони! - справа раздался крик Шерилл. 
Друг неистово заорал в ответ и растолкал всех от решетки, сам превозмогая сильный кашель и насморк. 
Потом показалась толпа в черном. Они тащили Шерилл к лифту. Один нес ведро, наполненное красной жидкостью, а еще три волокли в мешке какое-то тело.
- Не-е... Нет-т. - Тони начал задыхаться. Он высовывал руки из клетки и кричал проклятья слугам.
Между тем я обсудил с сокамерниками, что там могло произойти.  Я пытался их слушать, но крики Шерилл отдавались мне с болью.
- Снова кто-то умер. Да. - Джессика не стояла в толпе, она спокойно наблюдала из одной ячейки сверху. 
Она оказалась всех умнее.
- Ее сажают в лифт. Все, они уехали. - Джессика садится по-турецки и взволновано смотрит вдаль, где находится лифт.
- Ребята!!! Уолтер... его больше нет! - это донеслось из отсека Шерилл.
Мы попытались наладить контакт с ними. В итоге узнали, что еще умер один человек прямо в камере. Он вскрыл ложкой артерию на своей шее.
- А что с Шерилл?
Долго не следовало ответа. Тони орал на них различными ругательствами, но те будто не просто не хотели говорить, а то, что это могло означать что-то страшное.
Шерилл не вернули вечером. Ее не вернули и через месяц.
Все будто умерло с того дня. Тони не разговаривал со мной и ни с кем. Снова делал свое дело и даже не возвращался долгое время из соседнего отсека. 
Я лишь не терял рассудка и изо всех сил держал близ себя людей, помогая им. Но всего этого было мало. Толпой движет страх, а веселье, исходящее от одного человека, никак на них не повлияет. И я остался один. 

Пасмурным днем, без единого лучика солнца, когда в такую погоду хочется сидеть где-нибудь в тепле с чашкой чая, произошел ужасный случай. 
Я рыхлил тяпкой зачерствевшую и сухую землю, а рядом делали тоже самое еще десять человек. Посмотрев наверх, увидел своды и башни этого страшного замка и задрожал. 
Ко мне уверенным шагом шел Тони без тени улыбки. Его лицо уже походило на настоящий череп, с такими же впадинами и пятнами.
- Что с тобой? - без боли и дрожи я не мог это сказать.
Он сморщил нос от отвращения.
- От-т-т...стань от меня! Я с-с-сам з-з.. знаю как луч-ч-чше!
- Ты убиваешь себя!
- Плев-в... ал я на с...себя. Ше-рр-рилл возмо...можно уж-же мертва там!
Я кинул тяпку с раздражением и закричал на него:
- Ты пришел и меня заражать своим мертвецким настроением? Я не буду больше это терпеть. Если ты не возьмешься за себя, то сейчас же встанешь в ряды тех уродов! - я кинул рукой в сторону, уточняя слуг в черном, которые все время прибавлялись. - И тогда знай, что я с отвращением посмотрю на тебя в этих рядах. Посмотрю как на предателя.
- Заткнись! Я н-н-не соб...и-ираюсь умирать! 
- Тогда прекрати уродовать себя!
- Ты ч-ч-что сов...сем сдвинулся? - Тони взмахивает руками и кривит лицо. - Т-тебя … устр-р... устраивает вс-с-се эт-т-то?   
- Ни в коем случае! Но это того не стоит, чтобы ты умирал за это. 
- Н-никак н-н... не думал-л, ч-что...т... ты б-б-будешь не на моей стороне. - почти нормально выговорил он и со злостью посмотрел на меня.
Он ушел. Я опустил руки и беззвучно завыл. 

***

Колени начинают сильно отекать, ведь я стою на бетонном полу. Руки мои связаны вновь ржавой цепью. Антанай стоит передо мной и смотрит без улыбки. Чуть справа лежит бездыханное тело моего верного и самого лучшего друга. Шерилл рвется из другого конца зала к нему, издавая истошные крики. Хуже любой пытки.
- У меня были планы на тебя. Я хотел тебя изучить. Но ты сам все испортил. 
Антанай стоит как столб передо мной, сверля угрюмым взглядом. 
- Пошел ты... 
- Твой друг уже пошел, точнее, отошел... - и он расхохотался. 
Я заскрипел зубами и попытался встать на ноги. Меня больно ударили феруной и отвесили мощным ударом по затылку. 
«Как я мог такое допустить? Тони...»
В тот день, с того самого сухого поля, нас с Тони увели за шкирку и бросили в отдельную камеру. Томили недолго и привели потом в зал Антаная. 
- A job euge Antonio. Mea daemonium extremely impressed! - на каком-то языке обратился к нам Антанай.
Тони рядом так и обмер.
- Что такое?
- Он-н... з-з-знает...
Я мигом вскинул глаза на Антаная, а он лучезарно улыбнулся мне. Его прекрасное лицо, сияющие от триумфа глаза, никак не сочетались с мрачным интерьером этого места. Пусть на нем было одето темно-синее пальто, внешность этого мужчины была будто из другой эпохи.
- Где книга?
Мы молчим. В зал приводят Шерилл, на ней надета какая-то новая одежда, более открытая. К ее телу прикованы цепи: к рукам, шее, ногам. 
«Хороший ход...»
А сам уже горю от гнева.
- Она ничего не сказала. Сколько же от вас хлопот. Особенно от тебя! - оно сверкнул на меня глазами. 
Подойдя чуть ближе, наклоняется и опускает голову на уровне моей.
- Думаешь, я не узнал, что на тебя не действует проклятие? Так знай, оно еще припасено специально для тебя.
- Что я вам сделал?
Он оторопел от моего нахальства, но ответил:
- Вторгнулся в наш мир незаконно и еще верховодишь тут? - он поцокал и помотал головой. - Лучше бы ты умер, правда? Ведь тебя это мучает невыносимо с самого начала. Подумай, ведь не было бы ничего, ты не узнал бы этого мира и не стоял бы здесь на коленях предо мной...
- Это не моя вина!
-А чья? Твоя неугомонная душа не захотела покидать мир и поэтому задержалась, но только застряла во временной паутине, и теперь ты здесь! Не знаешь даже выхода отсюда и входа обратно. А девчонка-то... Твой якорь. Вот поэтому я ненавижу чувства, они рушат все, заставляют человека тормозить.
Я совершенно ничего не понял.
- Но твое проклятье позже. Сейчас речь о вашем нахальстве под названием «Рушим заклятие».
Я косо смотрю на Тони, который уже еле держится на коленях из-за самочувствия, потом на Шерилл и ее свесившее лицо в подтеках и синяках. Не заметив сразу, вижу, что ей отрезали волосы по уши. Теперь у нее совсем новое лицо и даже взгляд.
- Жаль, что ты не вступил в ряды по собственному желанию, Антонио. Ты думал, что прочтешь какие-то слова, казавшиеся вашим ключом к спасению, и вызволишь всех отсюда? А ты думал, что будет дальше? Думал, как остановить мою армию? 
Антонио не смотрит на него, он вообще никуда не сморит.
- Но я тебя обрадую. Ты читал не то... Нет  таких слов, которые разрушат мое проклятие. Ты не заметил? Ведь ты читаешь уже больше полгода, а люди не перестают умирать. Всего-то перевел одно слово неверно. Это словно «redrum».
Я поворачиваюсь опять к другу.
- Ты думал оно связано с комнатой или с чем-то красным. Подумал про символы, да? - ему никто не ответил. - Тони, это слово из другого языка, и ты это понял, но только не учел прочесть его наоборот. 
Друг издал вскрик шока. Его глаза раскрылись широко, он начал хрипеть.
- Что? Что? - я нервно переспрашивал.
- Какой ты еще и безграмотный лоботряс, Мэттью! Это слово означает «смерть». И твой друг заразился: он идет верной дорогой к смерти.
- Чего ты несешь, урод? 
Но Антанай не скрывает смеха и вовсю хохочет над нами.
- Пора заканчивать всю эту ерунду с подростками... Вечно от вас одни проблемы!
Тони вскидывает на меня голову, а потом на Шерилл, улавливает ее взгляд и тихо произносит:
- Простите... Я... не...
Потом смотрит яростно на Антаная и кричит прямо без заикания:
- Чтоб ты подавился мной в своей армии!
- А нет... Ты мне не нужен.
Мы замолкли.
- Ты умираешь собственной смертью, а ко мне вступают лишь те, кто погибает от самоубийства. Ты понимаешь? - на его тонких губах появляется ухмылка.
Я опять один не понял, но зато Тони встрепенулся, а за ним и забрыкалась Шерилл.
- Тони, я убью тебя, ведь ты мне не нужен. - Ответил спокойно повелитель.
- Т-т-тогда … в-ваш план про... провалиться. 
- Ты из-за определенного количества людей? - и Антанай махает на него рукой. - Твоя девчонка все сделает за вас обоих.
И опять Антонио орет во всю глотку, рвется ка зверь, но его лупят всем, чем есть. Я лишь понял, что Шерилл будет отыгрываться за двоих.
- А раз ты мне не нужен - прощай.
Последняя мысль улетает из моей головы, и я вижу близ себя уже тело. Оно упало так же незаметно, как и ему нанесли удар. Тони убили не феруной, а простой спицей воткнутой в сердце.
Самая обычная смерть... смерть от руки убийцы.
Я ничего не увидел, ничего не услышал. Зал заполняют вопли Шерилл, начинается ливень и гроза. 
- А вот и твое наказание. - Этот безжалостный монстр смотрит на меня.
Меня уволакивают, а я не сопротивляюсь. Все как в тумане. Последний раз взглянув на тело друга, я опускаю голову. 
И вот я снова во льду, снова  в воде. Хитрый гений опередил нас во всем и даже узнал обо мне больше чем кто-либо. Антанай с силой кинул меня в озеро, в эту ледяную воду. Я знал это озеро, я видел его по пути сюда.
Вода не проникла ко мне в рот или нос, ведь мне все нипочем. Тело также не двигалось: его парализовало. Это была ловушка, которая даже не убивала.
«Он не хочет, чтобы я умирал, он хочет, чтобы я мучился».
А я тем временем тонул, опускался в темную яму под названием дно. Я словно был погребен, но только под воду. Свет мерк, а мое тело омывали спокойные воды этого озера. И я был спокоен, я принял все как есть.
«Так смешно... и глупо...»

***

Недавний сон как ветром сдуло, я уже забыла про рисунок и тонущую себя. 
Арнольд бегал вокруг моих ног и скулил. Я почесала ему за ухом и поспешила вывести на улицу. По пути схватила заколку и заколола волосы. 
Собака рывком вынеслась из дома, смахнув на пути резиновые сапоги. Я рассмеялась. 
 - Я тебя нарисую, Арнольд! - крикнула в след собаке, которая уже рыла землю. - Ты у меня симпатяга.
«Нарисую?»
Я убрала руку от открытой двери и уставилась вдаль, где возвышался лес.
«Нарисую!»
Не закрыв дверь и забыв о собаке, побежала скорее по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Забежав в комнату, направилась прямо к шкафу. Справа от него нашла скрученный в рулон рисунок, который уже покрылся слоем пыли. Не обращая на нее и на лай Арнольда внимания, раскрыла рулон.
«О, боже...»
Да. На меня смотрел тот самый рисунок из сна. Тот самый Мэттью. 
Был уже почти вечер, и я вздрогнула от мысли того, что на улице наступает темнота. 
В дверной замок позвонили, и я вновь задрожала. Кинув рисунок на пол, озадаченная пошла открывать, так как единственная была в доме. Мама ушла на корпоратив с самого утра.
Это был Дин, и он был пьян...