Хочу выразить благодарность Ричарду Доккинзу за то, что он невольно подсказал мне название моей повести, написав книгу «Бог как иллюзия». Свою вещь я характеризую как фантастическо-реалистическую повесть. На сегодняшний день, 11 июля 2015 года пишу пятую из шести глав.
!2 сентября 2015 года повесть напечатана в окончательном варианте.
Посвящается
моей маме Галине Фёдоровне Трухановой (Гущиной)
моему отцу Игорю Васильевичу Труханову
моей жене Надежде Ефимовне Замыцкой
памяти моей сестры Кати, Екатерины Игоревны Липченко (Трухановой)
моей сестре Маше, Марии Игоревне Павловой (Трухановой)
моим племянницам
Александре Андреевне Емельяновой
Софье Сергеевне Емельяновой
Анне Андреевне Липченко
Полине Леонидовне Павловой
памяти моей первой жены Любови Васильевны Трухановой (Плющевой)
Первая глава.
Посвящается моей сестре Маше, Марии Игоревне Павловой (Трухановой).
Почти величественный вид старичка внушал некоторое доверие к ситуации. Седая с лёгким извивом волоса борода до середины груди, благообразные и доброжелательные морщины, черты лица уравновешенно-строги, можно сказать, каноничны. Одежда лишь усиливала впечатление: белая полотняная рубаха навыпуск, перехваченная по необильному животу тонким и белым же пояском, а в вороте застёгнутая на две пуговки, да просторные холщовые потемневшие портки – не то русский крестьянин, не то ветхозаветный пророк на босу ногу. Глаза непонятного цвета на этом белёсом фоне казались чёрными и приковывали внимание. Едва заметная лукавинка взгляда обещала удобство сближения.
«Что за фигня, - всё никак не могла опомниться Даша, - я, конечно, беременна, но не до такой же степени… или до такой? Неужели случилось помешательство из-за проклятого токсикоза?» Но все предыдущие её действия, которые привели её в это библейского вида помещение с соответствующим хозяином, неадекватными вовсе не выглядели. Записалась на приём к психологу, в связи со своим теперешним очень непростым состоянием, посетила специалиста – милую даму средних лет располагающих наружности и манеры общения, изложила свою проблему. Получила терапевтические по форме и ничего не значащие по содержанию рекомендации и настоятельный совет не ограничиваться лишь данной беседой. Обещала подумать, и вот сегодня, когда срок для очередного сеанса коррекции психического статуса ещё не настал, раздался звонок из консультации и вежливый женский голос назвал адрес, по которому следовало явиться на приём. Адрес к консультации не имел никакого отношения, чего нельзя сказать о номере телефона – тут всё было чётко. Даша после первого посещения психолога, за которое пришлось выложить кругленькую сумму, корила себя за слюнтяйство и продолжать не собиралась. Похоже, любопытство разобрало, иначе на кой ляд она попёрлась по какому-то таинственному адресу?
Район оказался вполне спальным, из тех новых, где старые малоэтажки посносили, а взамен понатопорщили бетонный бор полунебоскрёбов. И чуднЫм бельмоватым урочищем выглядел на этом фоне небольшой аккуратно обсаженный лиственными и хвойными деревьями участочек за невысоким, в человеческий рост, дырчатым заборчиком из бежевого кирпича. Калитка из витых бронзовых прутьев легко поддалась нажиму Дашиной руки. Посередине участка, в самом низком месте впадинки, где расположилась вся эта тихая экзотика, стоял столь же ладный домик из того же материала, что и ограда, разве только чуть более тёмного цвета. Неожиданно настоящая черепичная зеленовато-коричневатая крыша особнячка гармонировала с окружающей листвой. Пологий подъём широких ступенек и тёпло-золотистые перила крыльца, приветливая голубовато-серая дверь располагали попросить приюта. Правда, ни звонка, ни молоточка для оповещения не имелось, но стоило только Даше мысленно соприкоснуться своим кулачком с поверхностью двери, как та с некоторой даже торжественной медлительностью растворилась – и вместо современного обличья психологини перед Дашиным взором объявился апостольского вида не пойми кто, слава богу, недоверия не вызывавший.
Молчаливый обмен взглядами весьма затянулся. Наконец Даша опомнилась:
- Здравствуйте, - несколько неуклюже произнесла она и, спеша исправить недоразумение, продолжила напористей, - мне кажется, я не туда попала. Дело в том…
- Вам ведь нужна психологическая помощь, не правда ли? – не прерывая, а участливо возвращая Дашу к её проблеме, произнёс странный старичок. Перемены настроения отразились на лице женщины довольно явственно, и хозяин пригласил:
- Да вы присаживайтесь, обсудим вашу беду.
Грубо сколоченный из плохо обработанных досок стол, накрытый тонкой выделки льняной скатертью, два значительно менее занозистых стула с высокими спинками, широкие удобные лавки вдоль стен, две из которых, безоконные, сплошь закрыты льняными занавесками, плотно прикрытая дверь в соседнюю комнату – таким предстал интерьер их беседы. Теперь женщина согласилась излить душу – будь что будет. Правда, она заикнулась было о деньгах, но отрицающий жест библейского добродея подействовал расслабляющее, и Даша рассказала о своем тягостном противоречии:
- Давно мечтала о ребёнке, да откладывала, дальше уже некуда – возраст, лечилась, операцию сделала, чтобы забеременеть – и получилось. Муж, правда, негодный попался, да знала, понимала, что одной придётся ребёнка поднимать, на мужа надежды никакой, только и толку от него, что биологический отец. Знала, к чему приду, но как оказалась в этой ситуации одна-одинёшенька, прямо ужас какой-то охватил. Нет, не хочу я ребёнка такой ценой, без поддержки, без помощи – да пропади он пропадом, этот ребёнок. Но как подумаю, что и вправду ведь моя частичка живая погибнуть может по моей же вине – так и жить от таких мыслей не хочется. Что же мне делать, если ни одно решение меня никак не устраивает? Как справиться – меня как пополам режет?
Не прерывая Дашиного монолога, старичок, казалось, не столько слушал, сколько прислушивался к внутреннему состоянию женщины. Помолчав недолго после того, как она закончила говорить, он уверенно произнёс:
- Да, я вижу воистину мятущуюся душу! Подавляющее большинство сомневающихся людей внутренне свой выбор давным-давно сделали, а совет им нужен лишь для подтверждения собственной правоты. Что интересно, иногда даже совет, противоположный их мнению, укрепляет их в своём выборе. Но ваше сомнение, Дарья Игоревна, абсолютно, как говорится – пятьдесят на пятьдесят. Вам действительно необходима именно моя помощь, поскольку традиционная психотерапия с подобными отклонениями не справляется. – Тут старичок нутряно прокашлялся, словно от трудности предстоящей задачи у него запершило в горле, и непророческим жестом погладил свою озорную розовую лысину на темени. Даша невыразительно и как-то расслабленно произнесла:
- Да уж, помогите мне, пожалуйста, - но тут же с вдруг уличающим лицом добавила, - извините, но я не знаю, как вас называть.
Нетрадиционный лекарь душевных недугов совсем уж по-домашнему ахдакнул, досадливо всплеснув руками, и взял из неприметной пачечки на столе простой картонный прямоугольник, на одной стороне которого значилось: «Боговолин Венедикт Михайлович. Доктор психологических наук». Этот «доктор» доконал Дашины сомнения: ведь внешне – ничего общего, а воздействует, ещё ничего и не сделав, и вправду, как доктор.
Подтверждая Дашино впечатление, Венедикт Михайлович произнёс просто и убедительно:
- Что я могу вам сказать – мне надо погрузить вас в гипнотическое состояние, в котором ваше восприятие жизни не будет находиться под контролем сознания, под контролем рациональных предрассудков, в свою очередь видоизменяющих эмоции и чувства, искажающих изначальную эмоциональную сущность. В таком положении, Дарья Игоревна, вы останетесь достаточно долго, пока я буду красноречиво и доходчиво описывать все достоинства и недостатки того или иного решения вашей столь пока неразрешимой проблемы. В этих обстоятельствах ваша психика, изначальная, чётко сформированная ещё в раннем детстве, сама сделает потребный ей выбор, который и закрепится в сознании. Старичок замолчал, дав Даше начать:
- Да, но ведь вы можете…
- Да, могу, но спросите себя, сделаю ли я это? При положительном ответе я вас не задерживаю.
Женщина отрешённо прикрыла глаза – и зачем сопротивляться, если никаких сомнений не осталось:
- Я согласна.
- Но прежде чем приступить к делу, я должен вас спросить, Дарья Игоревна, хотите ли вы сохранить в памяти ваши переживания во время сеанса, повредить они не повредят, это я как специалист вам говорю, зато на будущее могут оказаться полезными – для самостоятельного преодоления мучительных сомнений?
- Если вы так считаете, я согласна.
Под гипнозом Даша теряла впечатления прожитых лет почти в хронологической последовательности, слой за слоем, как мог бы лишаться годовых колец обтачиваемый на станке кусок ствола. При этом чисто механические навыки и фактические знания об окружающем мире она сохранила. Но постепенно утрачивала понимание противоречивой сущности человеческой натуры. В конце концов она стала представляться себе пятилетним ребёнком, кое-что знающим о взрослой жизни, но всё равно ждущим от взрослых всяких неожиданностей. Вот если бы она могла просто выполнять необходимые обязанности, не вступая с другими людьми в сложные взаимоотношения, тогда всё было бы ясно и удобно. Спокойно было бы, безопасно – и пусто. В непереносимую скуку превратился бы такой комфорт. Это самое первое ощущение во время сеанса оказалось и самым главным, ключевым. Дальше по обещанному Венедикт Михайлович с почти визуальной красноречивостью изобразил Даше все плюсы и минусы её дилеммы. Но пугающий, грозящий воображаемыми лишениями выбор выглядел теперь для неё куда меньшим злом, чем равнодушная размеренность необязательных поступков. Недоверчивый страх сменился агрессивной самоуверенностью. И Венедикт Михайлович, собиравшийся довольно долго распинаться перед женщиной, быстренько оценил ситуацию и прервал сеанс на середине. Сразу после возвращения к реальности обновлённая Даша всё никак не могла взять в толк, какого, мягко выражаясь, хрена она так страдала нерешительностью. Но библейский душевед несколько охладил пыл будущей мамаши:
- Сейчас у вас контрастная реакция, уж очень ваше теперешнее мироощущение отличается от совсем недавнего. Не сомневайтесь, Дарья Игоревна, сомнения вернутся, но теперь-то вы их преодолеете. Не с кажу, что легко, потрудиться таки придётся, но раздвоенность душевную вы победите.
Вид Венедикта Михайловича излучал пророческий оптимизм, сочетавший уверенную силу с балующей доброжелательностью родного дедушки. На Дашин взгляд, всё в нём было сейчас особенно не типично расчудесно. Вопрос так и рвался наружу, но старичок-бодрячок упредил:
- Что ж, нам удалось добиться одним махом двойного эффекта: вы не только избавились от сомнений, но и сделали правильный в данных обстоятельствах выбор. Конечно, вам надо рожать, и только рожать – и никакой альтернативы. Но, Дарья Игоревна, вам придётся таки навестить меня по меньшей мере ещё разок. Когда именно, не скажу, не знаю потому что, но вы это сами очень определённо почувствуете. А если всё-таки не почувствуете, то приходите примерно через годик, как говорится – на всякий пожарный случай. Договорились?
Рассыпавшись на прощание в смущённых благодарностях. Даша отложила своё любопытство примерно на год. Хлопоты ей предстояли не детские, поскольку выращивание ребёнков в одиночку в наше время – дело, осложнённое высокой степенью человеческой отчуждённости.
Вторая глава.
Посвящается памяти моего коллеги-каменщика Александра Михайлова (1972 – 2010),
который является прототипом героя главы.
А погода, как назло, стояла замечательная. Толик оглядел подзахламившуюся квартиру, потянулся к пластику с пивом, потянул из горла, потом, матюкнувшись, отставил «Очаковское», шаркающе шмыгнул к буфету, в недрах которого долго и сосредоточенно оскорблял некий предмет, не желавший выходить из укрытия. Наконец вернулся с большой кружкой, являвшей собой стакан из красного стекла в витом подстаканнике под бронзу. Пусть банальная одинокая пьянка хоть в чём-то покажется ему вкушанием живительного яда. Светка с дочкой умотала к своей мамаше после очередного его загула с прогулами, ноги опять тумбообразно опухли, да вдобавок старый кот Лов туда же – вонюче отругал хозяина за пагубное пристрастие, оставив писючую отметину на бутыли с пивом или чем там. Ну нету в этой проклятой жизни романтики, одна мелочная неприглядная проза.
Ещё и погода разгулялась, ехидна. Вчера и позавчера Анатолий отработал, помочил под постоянно припускавшим дождём свои строительные кости и почти не выпивал, так что утром чувствовал себя неплохо – физически. Но на душе спиновтыкающе писал старый дружище Лав, который в данный момент как раз растомился на некогда супружеском ложе – отдыхал от очередной рабочей смены на ниве самцового самоутверждения.
- И ты, Ловелас, продался большевикам! – с укоризной процитировал Толик.
Пенная шапка над кружкой эстетично контрастировала с окружающей средой, несколько умиротворяя страдальца. Привычное праздное уныние в течение нескольких дней выльется десятками литров пивных напитков в очередное будущее безденежье. Анатолий пил, в принципе, всё, но предпочитал всё-таки пиво: и на вкус не так противно, и сам процесс поглощения можно превратить в целую церемонию, и опьянение более равномерно дурманящее. Дурман – единственное длительное благо одиночных запоев. Мысли умаляются, ощущения съёживаются, восприятие мира не разрастается до уровня чувств, которые так утомляют и раздражают. Толик пытался пригубливающе смаковать напиток, но смака уже не получалось. Ну и фиг с ним. Психика требует первым делом отрешения от треволнений. Но только не от таких: он вдруг вспомнил, как ещё зимой с дружком из бригады нагнал шороху на конкурирующих гастарбайтеров-каменщиков, прораб даже участкового вызывал, хотя до настоящей войны не дошло, поскольку враг в панике покинул поле боя. Потом всплыло в памяти авантюрное соблазнение будущей жены, второй по счёту, тогда ещё совсем девчонки. Вдохновение в каждом его жесте, в каждом движении – и никакой черновой натуги. Любимая, казалось, на расстоянии чувствовала его изящную юморную бодрость, ведь Толик тогда и работал с ненасытным праздничным задором. А уж когда он забрался к ней, запертой в квартире, по балконам на третий этаж, она сдалась окончательно. После его восхождения соседи с нижних этажей забрали решёточные ограждения своих балконов профилем. Такие воспоминания грели душу. Зато хотелось навсегда забыть, как Света в последнее время заезженной пластинкой твердила, что правы, ох, как правы были её родители, стремившиеся не допустить их с Толиком связи и даже запиравшие её ради этого в квартире. Одна настоящая слабеющая радость оставалась в серой тоскуке по прозвищу жизнь – дочка, Викуся. Уж она-то вырастет настоящей победительницей, неспроста же Анатолий выбрал ей имя.Почему-то сегодня по мере перетекания хмельной влаги из неживого сосуда в живой вместо успокоения Толиком всё более едко и всеобъемлюще овладевала рефлексия. Призрачность достижений и прозрачность поражений слишком очевидно, не поддаваясь самообману, маячили в мозгу. В чём причина? Жизнь, конечно, дерьмо, особенно вкупе с её неизбежным итогом, но всё-таки кто-то чего-то добивается, хотя преуспевшие слишком счастливыми не становятся. Вот и он, Анатолий Михалёв, пытался, но уж очень уродливой, отталкивающей была голенькая удача, обычно прикрытая от посторонних взглядов облагораживаюшей ложью. Тонкая душевная организация российского каменщика Михалёва целиком и полностью солидаризировалась с первой частью киноцитаты: «Лёлик, это же не эстетично!» и категорически отвергала ворую часть: «Зато дёшево, удобно и практично». Он вспомнил детство золотое, погружаясь до самых давних сохранившихся впечатлений. Вот в его же день рождения мама наказывает его за кокой-то каприз, лупя от сердца по красивым пухлым шортам. Зато потом так здорово посидели с детсадовскими друзьями, отмечая его четырёхлетие. Вот отец уговаривает его помочь беременной маме собрать яблоки-падалицу в дачном саду, но Толик, застенчиво блюдя свои малышовые права, тихой сапой увиливает, думая при этом: «Я ещё маленький для такой работы, взял бы да и помог, ты взрослый, тебе положено». Но проходит каких-то полгода, и он, вынужденно оставленный с грудным братишкой, нянькается с ним, разревевшимся, баюкает, тормошит, строит рожи, потягушечно щекочет, даже укачивает, взяв на руки в свои неполные шесть лет, лишь бы маленький не страдал так мучительно и некрасиво, и добивается таки его ответной улыбки, его сносного настроения. Толик ясно, чётко ощутил себя в ребячьих играх: может, ловкости и умения ему когда и не доставало, зато он отличался неуступчивостью, упирался до конца, а если проигрывал по ситуации, то редко прибегал к запрещённым приёмам, а если уж прибегал, то никогда исподтишка, всегда явно, открыто. Пацаны прозывали его то Бешеным, то чумой, а однажды, после того как Толик демонстративно нарушил правила, а когда этого не заметили, то сам же потребовал себя наказать, кто-то уважительно - насмешливо произнёс: "Честный, Чума!" С тех пор за ним закрепилась кличка Чече.
Анатолий с пытливым болезненным недоумением цедил в памяти минувшую судьбу, поневоле выхватывая наиболее возбудившие его события и за их слепящим впечатлением стараясь разглядеть, распознать психологический фон своей жизни, прежде всего - своего становления, причину своего нынешнего незавидного мироощущения. И непривычность, нехарактерность подобной ретроспекции его совсем не удивляла, не до того было. Количество пустых пластиковых ёмкостей возрастало, а мысль обретала независимость от чувств и эмоций, беспощадную иносторонность, отчуждённость от собственного "я". Да уж, прекрасное во всех проявлениях в нашей юдоли скорбей существует лишь эпизодически. И пока до этих эпизодов доживёшь, грязи нахлебаешься!
И что ж теперь, вовсе не жить, что ли? Но для чего жить? Анатолий вдруг ощутил смутное внутреннее неудобие, невесомость и безопорность. Что за чёрт - премьера углублённого самоанализа привела к офигительно неприятному открытию. Выходило, что никогда всерьёз и надолго Толик Михалёв ничем не увлекался. Вот как-то не возникало неотвязной внутренней потребности увлечься, какие-то незацикливающиеся у него мозги.
Рос себе дичком, подчиняясь прихотям внешних и внутренних необходимостей: условиям жизни и своим стихийным желаниям. И не сказать, что родители не старались его желания разумно направить, они записывали сына в разные кружки и секции, но Толику всё быстро приедалось. Слишком много требовалось приложить чёрного труда для того, чтоб чему-нибудь всерьёз научиться. К тому же Толику не хотелось просто обезьянничать, подражая взрослым, пусть и знающим, и умелым, ему претило ценой терпеливых усилий достичь всего лишь чьего-то уровня. В душе он чувствовал себя способным стать самым лучшим - правда, в какой именно области человеческой деятельности, об этом потенциальный гений не задумывался. В школе Анатолий учился довольно средне, опять же, без особых предпочтений, больше по обязанности, чем по своей охоте, как, впрочем, и многие другие. Институт ему закономерно не светил. Закончив десять классов, поступил в строительное ПТУ, а когда через год превратился в дипломированного каменщика, отучился по направлению военкомата в автошколе, практикуясь в вождении на стареньких отцовых "жигулях", получил права. Затем служба в армии, после работа на разных стройках, шабашках, нарастающее потребление алкоголя в разных видах, женитьба, рождение сына, постоянное безденежье, развод. Затем встреча с юной Светланой, довольно длительный романтический период - цветы, ухаживания, сомневающиеся надежды, слабеющее сопротивление любимой, наконец, взаимность. Любовь преобразила Анатолия, он почти перестал выпивать, зато ударно трудился - по велению сердца. Однако после женитьбы, как оно и случается частенько, проза бытия восторжествовала. Любовь, умалившись до обыденности, требовала для поддержания первоначального накала дополнительных усилий, прежние привычки Анатолия напористо заявили о себе. С годами нехорошее усугублялось, хорошее улетучивалось. И вот страшный в своей простоте итог: любви и семьи нет, работа - каторга, пить в привычном и желанном темпе нельзя, здоровье не позволяет. Мало того, что ноги раздуваются, как у слона, так ещё и сердце начало сбоить. Недавно Толик решил узнать поподробнее, что там у него со здоровьем. Оказалось, в общем, дело швах. Кирдык подкрался "тихим сапом", не оставляя иного выбора - или жить, или пить. Бессмысленным, безвольным перекати-полем донесло его до помоечной прелести простоты, до бомжовой освобождённости от собственной, столь остро ощущаемой значительности. А ведь основа была не так уж плоха, да что не плоха - прекрасна была его природная сущность. Не хлюпиком, не слабаком, не сволочью уродился Анатолий Михалёв. Видимо, не совсем правильно его воспитали, да и сам он упустил и распустил себя. Но в тридцать семь ещё не поздно взять себя в руки, благо изначальной немощностью его руки не страдали. Однако сам с собой, теперешним, Толик уж точно не справится. Сдаваться наркологам как-то не хотелось. Не доверял он им. Закодируют на отвращение к алкоголю, а взамен что? Положительная мотивация должна присутствовать при кодировании, нечто прекрасное должно дополнительно привлекать пациента-алкоголика. Что-то смутно маячило в памяти, Анатолий напрягся: ага, Светка как-то рассказывала, что познакомилась в женской консультации с одной беременной, у которой начисто крышу снесло на почве неразрешимого сомнения: она одновременно и хотела рожать, и не хотела. Ну, обратилась эта беременная за психологической помощью, а её направили к какому-то чудному деду, и этот самый старикан ей сразу помог, решила рожать - стопудово, несмотря на то, что одиночка, без мужа и родни. И денег тот дед с неё вовсе не взял. Анатолий потыкал в кнопки мобильника, дождался соединения с абонентом и сказал: "Привет, Свет, я по делу звоню".
- Алкоголизм, молодой человек, явление непростое, противоречивое потому что, - в тоне Венедикта Михайловича сочеталась поучительность с доверительностью. На лице высокого худощавого мужчины, стоявшего перед ним, образовалась гримаса понимания, замеченная душеведом. - Я смотрю, вы даже не удивляетесь моей проницательности, при том, что о вашей проблеме, как вы и хотели, я не был заранее осведомлён. Значит, наслышаны обо мне как о чудотворце, но это преувеличение. Меня, честно говоря, больше интересуют люди болезненно сомневающиеся, ведь им мало кто, кроме меня может помочь. Такие, как та женщина, которая просила вас полечить. Увы, полностью вылечить алкоголизм нереально. Любую серьёзную наркотическую зависимость начисто изгнать из нервной системы нельзя. Человек - существо с неравновесной, сверхизбыточной психикой. Мы постоянно нуждаемся в сильных и разнообразных ощущениях. Субъективно стремимся к удовольствиям, объективно ищем страданий, поскольку удовольствия без страданий невозможны. И всё, что более-менее подходит под определение "наркотик", все мы употребляем достаточно регулярно. В результате у многих возникает привыкание, зависимость. Любую естественную потребность мы норовим превратить в наркотический эффект, от которого никто не отказывается, а многие подсаживаются бесповоротно. Питание, секс, работа и отдых, любовь, призвание, долг и много ещё чего превращает человек в наркотик, в источник дополнительных ощущений. Само собой, повторюсь, у многих возникает стойкая болезненная зависимость. При этом в мозгу существует очаг возбуждения такой силы и длительности, что память о нём не исчезнет до конца жизни. Теоретически можно эту память стереть, но практически нельзя, не изменив личность, ведь заодно сотрутся и многие сопутствующие воспоминания, без которых личности нет. В реальности так называемое лечение наркомании - всего лишь вытеснение одной зависимости другой зависимостью. Очевидно вредная для здоровья и ведущая к интеллектуальной и творческой деградации мания вытесняется менее губительной, а главное, более созидательной манией. Очень грубый пример, хотя в жизни подобные случаи имеют место: алкоголик становится слишком заботливым отцом, слишком любящим мужем, прямо достаёт всех домочадцев этим, как прежде доставал своим пьянством. Прежде все процессы в его организме протекали относительно нормально лишь при наличии в крови высокой дозы алкоголя. теперь же то же самое происходит от осознания своей высокой миссии - жить ради счастья родных, близких и любимых людей. Вынужден повторить, уж извините старика за менторский тон, человек обладает сверхмощной - по сравнению с другими обитателями Земли - нервной системой, мы постоянно нуждаемся в сильных и разнообразных ощущениях и извлекаем их из всего - и из плохого, и из хорошего, из добродетелей и из пороков. Наша нервная система по своим потребностям - это частый гребень, не упускающий ничего. Поэтому абсолютно излечиться от мерзкой зависимости невозможно. Она постоянно будет напоминать о себе, постоянно будет стремиться вновь овладеть психикой. Лишь вытеснение и самоконтроль могут помочь. - Босоногий психотерапевт помолчал и произнёс с некоторым смущением: - Ещё раз прошу у вас прощения, Анатолий Викторович, за свою вынужденную лекцию. Просто я хотел вас предостеречь от чрезмерной веры в мои способности и - а иначе никак - ориентировать вас на необходимость собственных усилий для решения вашей проблемы.
Лицо его собеседника, мало что выражавшее во время монолога душеведа, осветилось согласием:
- Да, я, конечно, понимаю, что должен и сам себе помочь, и я, конечно, постараюсь. - В словах Анатолия Михалёва звучала вопросительная интонация.
Венедикт Михайлович, как бы отвечая, продолжил:
- Под гипнозом я внушу вам отвращение к алкоголю, а также внушу стремление к самореализации - семейной, профессиональной, творческой. То есть, вы ощутите, сколько наслаждения подарит вам самореализация. несмотря на все трудности её осуществления. Это так называемое кодирование - на отвращение, на удовольствие - вещь временная, нужная лишь для того, чтобы начать процесс борьбы с болезнью. А дальше всё будет зависеть от вашей воли. Если не захотите преодолеть пагубную страсть, никакое внушение со стороны не поможет. Поведайте, однако, вашу печальную историю, желательно, подробнее, чтобы я понял, как действовать наилучшим образом.
Типичное лицо Анатолия Михалёва, так похожее на лица императора Николая Второго и писателя Фёдора Достоевского, принимало то или иное типичное выражение по мере изложения им фактов. Он не был ни косноязычен, ни зажат, ни красноречив, ни раскован. Сочувствие к своему хорошему знакомому, досадующее сожаление о его недостатках, надежда, что с помощью профессионала тот выберется из западни болезни - только эти чувства звучали в рассказе Анатолия о самом себе. Казалось, он добросовестно заблуждается. а на самом деле вовсе не желает покончить со своим алкоголизмом. Но Венедикт Михайлович обладал способностью при личном общении с человеком видеть в его душе то, о чём тот и сам пока не догадывался. И психотерапевт ясно увидел, что Анатолий Михалёв очень хочет жить, что он очень напуган перспективой скорой смерти, которой можно избежать, лишь бросив пить. Получалось противоречие абсолютного сомнения. А это уже специализация только Венедикта Михайловича.
- Когда вы будете в состоянии гипноза. я очищу вашу психику от влияния рациональных наслоений, доведу её до первоначальной сущности, затем очень доходчиво растолкую. чем обернётся для вас то или иной выбор - и тогда вы поймёте, что вам нужно. Если предпочтёте избавиться от алкоголизма, я стану работать с вами. Ещё я должен вас спросить, хотите ли вы сохранить воспоминания о переживаниях под гипнозом или предпочитаете всё забыть? Поверьте мне, впечатления не из приятных.
Анатолий тут же ответил с невнятной ухмылкой:
- Хочу ли я помнить о том, что чувствовал под гипнозом? Конечно, хочу, такое мало кому удавалось.
Вернувшись к эмоциональной памяти только-толькл сформировавшегося человека, взрослый ребёнок Толик Михалёв первым делом ощутил свою исключительность в мире больших и самостоятельных людей, окружавших его. Исключительность, о которой должны только заботиться, которую следует только баловать, интересы которой любой взрослый обязан ставить превыше своих. Однако, Толик ясно осознавал, что не все они и даже не большинство из них относятся к нему именно так. Разве что любопытствующее равнодушие, а то и пренебрежительность и даже глухую враждебность испытывали многие из этих великанов к мальчику Толику. Они должны, они обязаны любить его, ребёнка, создавать ему хорошее настроение - а им плевать. Что же будет, когда он вырастет, если даже сейчас он недополучает от них внимания. Когда Толик станет одним из них, он вообще превратится для них в пустое место. А если эти люди ещё и узнают, что Анатолий Михалёв считает себя одним из главнейших представителей рода человеческого, они вообще его заклюют, морально задолбают. Нет, помощи от людей не дождаться. Лишь одну помощь могут они оказать - не мешать ему подниматься к вершинам значительности. Но попытка представить себе хотя бы эти вершины, не говоря уже о траектории восхождения к ним. обернулась знакомым холодком безопорности, дезориентирующей невесомости. Почти бесконечно разнообразный мир, в котором ему довелось жить, привлекал почти бесчисленными поприщами. Привлекал и отталкивал, поскольку никакое дело не могло завладеть его сердцем и душой безраздельно, не могло стать его плотью и кровью. Страшная тоска навалилась на Анатолия. Ему некуда приложить недюжинную энергию, он никогда своего призвания не найдёт, причиной любого его занятия будет внешнее принуждение, а не внутренняя необходимость. Неволя заурядных обстоятельств. плен среднестатистического самоутверждения, рабство общепринятых банальностей - вот его судьба. А ему дорога - и недоступна - лишь одна зависимость - жажда максимальной творческой самореализации. Терпеть в трудах, чтоб и на пике достижений быть как все - ну уж нет! Голос Венедикта Михайловича не слышался, а возникал в мозгу Анатолия как воспроизводимый им самим хорошо заученный текст. Чужие мысли, не отличаясь неожиданностью, вскоре совпали с собственными, и Анатолий не заметил, когда Венедикт Михайлович перестал говорить. Теперь Анатолий додумывал - договаривал сам: "Да, если вы не прекратите пить, то, судя по состоянию вашего здоровья, вы очень скоро умрёте. Но это ужасное событие, которого вы страстно стремитесь избежать, в данных обстоятельствах является единственным по-настоящему значительным поступком, единственным субъективно максимальным способом самоутверждения, ибо обычная жизнь для вас невыносима, и вы спасаетесь от неё с помощью алкоголя, а высшие творческие достижения для вас недоступны, поскольку вы не нашли себе дело по душе. Стремление к высшим творческим достижениям для вас - попытка реализации чувства собственной исключительности, граничащего с манией величия, Это патологическое чувство возникло, в свою очередь, в виде компенсации комплекса неполноценности, сформировавшегося ранее. Творческая сущность человека несомненна, но в вашем случае жажда творчества не может быть удовлетворена. Отсюда алкоголизм не только как реакция на несчастливую жизнь, но и как способ растянутого во времени относительно комфортного самоубийства, которое вскоре завершится. Повторяю ещё раз - ничего более значительного, чем это самоубийство, в вашей жизни не произойдёт".
Венедикт Михайлович, перестав говорить, не перестал контролировать сознание спящего гипнотическим сном пациента и прекрасно разобрал текст, который Анатолий мысленно произнёс от его, Венедикта Михайловича, имени.
Что ж, достойный финал не вполне достойной жизни, ведь Господь не посылает смертному страданий больше, чем тот в состоянии вынести.
Через полгода Анатолий Михалёв умер ночью во сне от сердечного приступа.
Третья глава.
Посвящается Ивану Владимировичу Метёлкину, который хотел бы быть бизнесменом, но пока работает каменщиком и который отчасти является прототипом героя главы.
Тот, кого звали Венедикт Михайлович Боговолин, спал всего два часа в сутки. Правда, его нервной системе для перенастройки на рабочий лад хватало и одного часа в месяц, но он с помощью специальных манипуляций доводил ежедневно свою нервную систему до соответствующей усталости. Он бы предпочёл искусственно утомить себя ещё больше, чтобы отдыхать в объятиях Морфея ещё дольше, но это представляло риск для здоровья. Венедикт Михайлович скучал - несмотря на то, что его важная миссия подходила к концу, и азарт скорого достижения цели, сочетавшийся с изрядными сомнениями в самом наличии искомого, здорово бодрил его в последнее время.
Цивилизация людей находилась на поворотном этапе своего развития. В этих условиях где-то существовал человек, и даже не один, пожалуй, чьи откровения должны были направить человечество по нужному пути. То принципиально важное знание, которое открылось данному человеку, так или иначе следовало сделать достоянием человечества. А то люди растрачивают свою энергию на слишком многое, и на главное её почти не остаётся. В итоге это может привести к уничтожению цивилизации. Если подобную энтропию допускать, человечество просто не успеет за срок жизни Солнечной системы выполнить свою функцию. И люди сами должны прийти к пониманию этого важного закона мироздания, потому что только если кто-нибудь из них додумается, то и остальные смогут. Извне такое знание заносить нельзя, даже если представляется, что по объективным обстоятельствам люди вполне готовы его воспринять.
Перво-наперво тот, кого звали сейчас Венедиктом Михайловичем, очутившись на нашей планете, подключился ко всемирной паутине. Даже для его сверхмощного мозга считать и проанализировать всю информацию оказалось делом не минутным. Правда, самые хитроумные степени защиты для него не существовали, но дня три провозиться пришлось. Результат отрицательный: никто из пользователей интернета не высказывал нужных идей. Пришлось господину Боговолину объездить всю планету. Каких только обличий и имён ни принимал он, на каких только языках ни разговаривал! Но роль всюду играл одну - специалист по коррекции психических отклонений разной степени тяжести. Дело в том, что новоявленный пророк, которого он искал, скорее всего, нет, даже почти наверняка являлся человеком...немножечко не в себе. Но именно немножечко, по-хорошему сумасшедшим он быть не мог. И он наверняка мучился неразрешимыми сомнениями насчёт ценности своего открытия. Может быть, именно поэтому сей неизвестный гений доселе молчал. Естественно, профилем душекорректора Боговолина ( и пр.) стали патологически сомневающиеся. Обычно он открывал в каком-нибудь городе частную клинику, затем связывался с наиболее значительной местной психиатрической лечебницей, где просил направлять к нему пациентов по его профилю. Убеждать он умел сверхчеловечески. С помощью своего дара убеждения он делал себе незаметную, но очень эффективную рекламу - через персонал лечебницы и пациентов. Попадали к нему не только нужные больные. Конечно, он никому не отказывал, тем более, что его донимала скука. Тем не менее он принимал не более трёх человек в день. В конце концов, людям должны помогать люди, вмешательство со стороны не может принимать массовый характер. Начал свои поиски господин Боговолин С России, по его мнению, наиболее перспективной страны. Русские - народ, ментально находящийся не пойми где, впитавший в себя черты полярных национальных характеров. От эдакого синтеза вполне реально ожидать абстрактных открытий с конкретными выводами и предложениями. Однако унылый вид русских так называемых городов, наложившись на привычную скуку пришельца, подействовал на того столь удручающе, что он предпочёл развеяться в более цивилизованных или, на худой конец, в более живописных землях. О чём теперь жалел. Человек, в котором он нуждался, обитал только здесь, если, конечно, он вообще обитал на земле.
- Венедикт Михайлович, у нас пациент для вас.
- Без вас, Леночка, я бы просто умер со скуки.
- Всё-то вы шутите, но случай действительно интересный. Избирательная мания преследования - на профессию.
- Леночка, позвольте угадать? На ту самую профессию, о которой пациент прямо-таки грезит.
- Да вы настоящий волшебник!
- Вы мне льстите - волшебником я был бы, если бы смог назвать эту профессию.
Молодой человек желал стать бизнесменом. Иван Владимирович Чернов, двадцати пяти лет, производил впечатление адекватной личности.
- Что ж, Иван Владимирович, расскажите о вашей беде, - Венедикт Михайлович оптимистично улыбнулся. - Не стесняйтесь заваливать меня подробностями - они порой необходимы для успешного решения проблемы.
Несколько хрупкое изящество молодого человека контрастировало с основательностью сосредоточенного лица. Вполне обычные, типичные черты выражали сейчас решимость идти до конца:
- Мой отец - известный бизнесмен Держинов Владимир Петрович. Вам это имя о чём-нибудь говорит?
- Разумеется, в своё время, совсем ещё недавно он был одним из, как это у нас называется, олигархов. Помнится, владел сетью магазинов розничной и оптовой торговли, а также солидной частью авторынка и автоинфраструктуры, занимался и дальнобойными автоперевозками. Потом его привлекли к уголовной ответственности как участника наркотрафика, обеспечивавшего транспортировку наркотиков. В результате расследования выяснилось, что руководила преступной деятельностью группа, возглавляемая очень высокопоставленным человеком, чиновником Н. Вашего отца они использовали втёмную, угрожая в случае отказа расправиться или с ним самим, или с семьёй. Благодаря активной помощи следствию ответственности он не понёс, но с бизнесом пришлось расстаться.
- И вы тоже неплохо осведомлены, - с сожалением заметил молодой человек.
- Ничего удивительного, сами понимаете - средства массовой информации прожужжали все уши. Да и случилось это чуть ли не вчера.
- А на самом деле - всё не так. Моя проблема напрямую связана с тем, что произошло с отцом, Иногда я думаю, что ничего бы со мной не стряслось, окажись он преступником. Но он вообще ни в чём не виноват. Это элементарная подстава. Мне ли отца не знать. Как некоторые говорят - у него по жизни пунктик насчёт честности. Никакой это не пунктик, это принцип ведения бизнеса. Отец начинал челноком, но сам-один недолго мотался. Вскоре нанял небольшую группу - и такой высокий процент им отбашлял, что сам заработал копейки. Зато в следующий раз на порядок больше народу собрал. Всю наличность свою вложил - и навар получился неплохой. Как он говорит:"С миру по нитке - щедрому гардероб". И никто ведь не кинул, с деньгами не смылся. А смысл - они ж с этого потом от отца имели гораздо больше, чем товар в Турции стоил. Позже отец автомойку открыл, затем ещё одну, а там и автосервис. Своих товарищей автослесарей привлёк, он ведь сам автослесарь по первой профессии. Даже те из них, кто на себя работал, пошли под его начало. А что - вся организационная часть на нём, зарплата - процент от стоимости заказов, причём при условии, что заказов много, и процент, конечно, неслабый. Ну а если с клиентами напряжёнка, то отец платил оклад - бывало, себе в убыток. И такой политики он придерживался всегда, поэтому бизнес расширялся хреновенько. Зато уж с персоналом проблем никаких - всегда подбирались самые квалифицированные, работящие, честные. Иные быстренько отсеивались. Из-за высоких зарплат сотрудников начались наезды конкурентов - мол, кадры перетягиваешь, наших работяг баламутишь. И тогда отец с авторитетными людьми договорился на перспективу - официально отдал бандитской "крыше" долю в бизнесе. Это ведь надо было суметь убедить бандюков в своей перспективности, реальные-то доходы фирмы в то время серьёзную мафию заинтересовать не могли. Тогда как раз процветал новый вид рэкета - стать совладельцем бизнеса и доить его на законных основаниях, чем занимался и криминал, и чиновники - через подставных лиц. Заодно и легализовывались. Отец не платил мафии положенную мзду, а его не только не лишили дела, но ещё и крышевали по-честному. Значит, сумел он им объяснить, что не стоит резать цыплёнка, из которого вырастет курица, которая занесётся золотыми яйцами. Ещё ведь надо учесть, что "крыши" менялись два раза, И с каждой новой он устанавливал взаимовыгодные отношения. Понятно, бизнес расширялся крайне медленно, притом, что процветал. При отцовском отношении к предпринимательству на серьёзную прибыль можно рассчитывать, лишь владея значительной собственностью, более значительной, чем требуется другим для получения таких же доходов. Деньги на расширение дела накапливались крайне медленно. Отец всерьёз приподнялся после того, как сменилась власть в стране. Он-то, естественно, налоги платил исправно, а многие конкуренты всячески увиливали. При новой власти увиливать стало невозможно. Кое-кто из конкурентов разорился, не вынеся дополнительные расходы, кое-кто потерял собственность, попав под суд и за неуплату налогов, и за другие уголовно преследуемые делишечки. Их фирмы, не без помощи заинтересованных авторитетных лиц. достались по дешёвке отцу. И когда его бизнес разросся до того, что принято именовать империей, авторитетные совладельцы потребовали существенно увеличить их долю прибыли. Отец такое развитие событий предвидел и откупился от опекунов раз и навсегда. отдав им значительную часть своих уже многочисленных налаженных предприятий. Каких-нибудь сто пятьдесят - двести лет назад так откупался от барина разбогатевший крепостной делец. Ничего-то в нашей стране не меняется, - с саркастической усмешкой констатировал Иван Владимирович и продолжил: - Вот только от другого барина - от чиновничества - хрен так запросто освободишься. В общем, когда отец перестал фактически зависеть от бандитской крыши, он уже в тот момент обладал куда большими возможностями к расширению бизнеса. Он ведь практически всю прибыль вкладывал в дело. Недопонимание даже с мамой возникало из-за этого - наличных денег, по её мнению, недоставало. И я его, кстати, всегда поддерживал. Поймите, для него, как и для меня, справедливое предпринимательство - смысл жизни, главное самовыражение. Обогащение само по себе ни его, ни меня никогда не интересовало. Сделать что-то особенное, нужное всем, а не только самому себе, и притом такое, чего без тебя, может быть, никто не сделает - вот смысл жизни делового человека. " Не может быть моего дела, моей фирмы - это наше общее дело, это республика, которую я возглавляю, но которой не распоряжаюсь в одиночку",- вот его отношение. В идеале мой отец хотел слишком многого: он желал медленно, но верно расширять свою "республику", построенную на принципах максимальной справедливости, и заразить этими принципами как можно больше соотечественников. Он надеялся, что на примере его "республики" все поймут, как выгодно, целесообразно вести бизнес честно, не ущемляя ни одного сотрудника. причём, выгодно для всех, в конечном итоге - самому хозяину бизнеса в первую очередь. Понимаете, он всегда рассчитывал на людей, не равнодушных к судьбе своего государства, своего народа. Мы с ним рассчитывали, - с некоторым вызовом уточнил молодой человек и продолжил: - Ведь нелепо же тупо быть эгоистом, тем самым человек обкрадывает себя - кому он дорог со всеми своими богатствами, нажитыми обманом, его же ненавидят те, кого он нещадно эксплуатирует. Мы с отцом надеялись, что эгоистов среди деловых людей меньшинство. Ведь предприниматель энергичней среднего уровня, и не может он с такой повышенной энергетикой довольствоваться лишь своими личными интересами. Должна же быть у человека какая-то мечта, выходящая за рамки тупого благополучия, - с отчаянным недоумением заметил Иван Владимирович. - Правда, история всемирного бизнеса учит, что эти ребята ради высоких прибылей продадут что угодно, вплоть до собственного государства и народа. Прибыль сама по себе как раз и является смыслом их жизни. Но ни отец, ни я понять этого не могли, да и сейчас не можем. Нет, хватало в истории кровососов, которые своих работяг обирали безбожно, так они же на ровном месте дело основывали, нужное всему народу, государство тем самым поднимали. Как, например, наши Демидовы. Я уж не говорю про таких, как Генри Форд, для которого забота о своих рабочих была частью бизнеса. Но что творится в головах наших современных российских, да и не только, так называемых олигархов - это уму не постижимо. Бизнес они свой не основывали с нуля, а украли в результате грабительской приватизации, усовершенствовать его отнюдь не стремятся, платят персоналу копейки, договариваться с чиновниками, чтоб не донимали поборами, а дали бы подняться, модернизироваться, не собираются, а только выжимают, выдавливают последние капли. От них ни народу, ни государству никакой пользы. И отец со своим отношением к ведению бизнеса был в их среде слишком белой вороной. Он оборудовал свои предприятия в соответствии с современными мировыми достижениями, подобрал подходящих работников, и платил всем очень прилично. Точнее, с точки зрения прочих олигархов - неприлично много. Это с одной стороны. А с другой - налаженный бизнес приносил уже огромные доходы и вызывал раздражение у завидущих высокопоставленных бездельников. Господа искали лишь повод, как бы отобрать отцов бизнес. А кто - ищет, тот всегда найдёт. В своё время к отцу за поддержкой обратился ставший впоследствии известным во всём мире олигарх К. - он метил в президенты страны. И отец снялся в нескольких рекламных роликах, призывая голосовать за К. Честно говоря, этот самый К. отцу вовсе не нравился, просто папа не сомневался, что в президенты тот ни за что не пройдёт. Взамен К. уступил отцу перспективное месторождение руд цветных металлов в одном из районов Сибири - по демпинговой цене. На самом деле К. вовсе не собирался заниматься хлопотным и дорогостоящим делом освоения месторождения - и не находил, кому продать это месторождение задорого. Вот и решил хоть какие-то деньги выручить, а заодно и заручиться поддержкой такого...такого... популярного, что ли, среди простого народа человека, как мой отец. - Лицо молодого мужчины несколько омрачилось. - Вы знаете, не могу сказать, что все работяги России доверяли отцу и любили его. Его справедливая щедрость, в которой мало кто сомневался. поскольку многих эта щедрость коснулась, причём, многие приехавшие из самых дальних мест устроились на наши предприятия и всё испытали сами. Так вот, эта нетипичная справедливость воспринималась большинством даже нашего персонала в лучшем случае как глупость, слабость, а в худшем - как хитрый популистский выпендрёж: мол, хочет господин Держинов с помощью таких стимулов выйти в самые большие олигархи, а как добьётся своего, мигом прикроет лавочку и станет платить своим работникам столько же, сколько прочие буржуины. Да я сам не раз слышал, народ особо не стеснялся: "Или рано или поздно схарчат Петровича, или сам скурвится". Кстати, именно по этой причине большинство наших людей держалось за свою работу крепко, от сверхурочной мало кто отказывался. В общем, отец был человеком весьма популярным, но доверяли ему далеко не все. Его популярность и решил использовать К. для повышения собственного рейтинга. Не знаю, правда, с какого бодуна он возомнил, что сможет стать президентом России. наверно, очень хотелось, и имелась какая-то поддержка. Что с ним потом случилось, вы и сами знаете: официальное обвинение в преступлениях, которые он действительно совершил, суд, в целом справедливый, но, по-моему, слишком мягкий приговор, срок, который он отбывает ещё. Самое главное, что в истории с К. мой отец засветился нехорошо. Чего уж там напели президенту прихлебатели, которые давно зарились на отцов бизнес, но фабрикация уголовного дела Владимира Петровича Держинова состоялась. Я-то думаю, что президент не желал отдавать на растерзание своей команде бизнес отца, но когда отец открыто поддержал такого явного злодея и врага, как К., президент перестал сопротивляться. - Ироничная улыбка Ивана Владимировича получилась по-мальчишески непосредственной, насмешечно-краткой, и, посерьёзнев, он продолжил: - Я верю, что наш президент искренне работает на благо России и что в его команде у него немало настоящих сторонников. Но даже и они много чего хотят поиметь от своего высокого положения. Но гораздо больше среди чиновников разного ранга просто любителей красивой жизни. Им-то на судьбу России по большому счёту плевать. Попробуй заставь их жить на одну зарплату. У них, как сам же президент когда-то сказал, статусная рента. То есть, взятки. А без их поддержки даже самый идеальный, самый сильный вождь долго у власти не продержится. Вот и приходится лавировать - и сдавать порой самых лучших, таких, как мой отец.
- То есть, вы абсолютно уверены, - подал голос внимательно молчавший Венедикт Михайлович, - что ваш отец к тому, в чём его обвиняют, вообще не причастен?
- Вот именно. Не было никакого транзита наркотиков на наших фурах. Всё полностью подстроено: наркота подброшена, привлекли участников настоящего наркотрафика, наверное, тех, кого собирались вот-вот повязать (уж не знаю, что им посулили), целое представление разыграли, когда брали "преступную группу". Двух наших дальнобойщиков заставили оговорить и себя, и отца, даже "обнаружили" у каждого немалые суммы, которыми якобы отец их стимулировал. А главное, у всех вызывала недоумение причина, по которой Владимир Петрович Держинов ввязался в этот криминал. Уж он-то, с его возможностями, мог позволить себе не бояться какой угодно большой шишки, вообще, мог обратиться за помощью непосредственно к президенту. Вот вам и честнейший, справедливейший предприниматель земли русской. Легко ли платить своим работягам такие огроменные зарплаты, не прятаться от налогов да откупаться от мафии чуть ли не половиной так медленно и трудно налаженного бизнеса? Вот и решил высокоморальный господин Держинов срубить деньжат по-лёгкому, а говорит, мол, запугали. Правохранители сделали вид, что поверили, ведь следствию-то он помогал, но остальная публика в такую ерунду верить не склонна. Ко всему прочему компетентные товарищи-господа кое-что отцу намекнули, и пришлось ему отказаться от большей части своего дела - в пользу государства. А там всё было поделено ещё до этой выдуманной криминальной истории. - Молодой человек переживающе замолчал.
Венедикт Михайлович, выдержав приличествующую паузу, словно продолжил рассказ за Ивана Владимировича:
- Но кое-что всё-таки вашему отцу позволили сохранить за собой. И это кое-что Владимир Петрович в основном подарил вам. По всей видимости не столько обладание, сколько желание правильно распорядиться неожиданным наследством и стало причиной вашего болезненного состояния.
- Вы абсолютно правы. Вот смотрите: у меня финансово-экономическое образование, заочное. Главное моё образование - работа в фирме отца. И главный смысл моей жизни - продолжать его дело. А его дело, как я считаю - бизнес в наивысшей форме, бизнес для людей, для всего общества. А если бы он совершил то преступление, в котором его обвиняли, то он бы предал своё дело. И тогда бы мне пришлось заниматься делом в одиночку, не чувствуя его моральной поддержки. А в одиночку, без его одобрения мне такое не потянуть. Отца схарчили потому, что слишком многого хотел и слишком многого добился. А у меня есть возможность, придерживаясь наших с ним общих принципов, не забираться так высоко, не дразнить хищных дармоедов чересчур. Я сейчас вам всё расскажу. - Молодой человек примолк, словно собираясь с силами перед нелёгким испытанием, а вернее, так оно и было на самом деле. - Отец оставил мне, помимо немалых денег, то самое месторождение руд цветных металлов, которое приобрёл у опального олигарха К. Это месторождение у отца не отобрали по двум причинам: во-первых, процент металла в рудах крайне низок, во-вторых, транспортировка добытого - слишком долгое и дорогое удовольствие. Но выход, конечно же, есть, было бы желание. Вот смотрите: месторождение занимает кусок огромного участка земли почти ромбовидной формы. Три стороны ромба - это горы, - пальцы Ивана Владимировича чертили на поверхности стола воображаемые линии. - а четвёртая сторона - река, текущая снизу вверх, к вершине ромба. Площадь территории - около десяти тысяч квадратных километров. Десять тысяч квадратов первосортной, почти сплошной тайги! Изобилие пушного зверя! Километрах в тридцати выше вершины условного ромба реку пересекает железнодорожная магистраль. Но эта самая магистраль проходит всего в двадцати километрах от месторождения, отгороженная от него грядой гор. И если здесь пробить в горах тоннель длиной всего два километра, то будет рукой подать до трассы. А если построить горно-обогатительный комбинат и обогащать руду на месте, то со сбытом обогащёнки проблем не возникнет. Местных тут живёт немного, в основном охотники на пушного зверя. Перекупщики бывают редко, скупают пушнину большими партиями, везут вниз по реке до железки, оттуда до торговых центров. Много на это времени тратят, ведь рядом с теми же центрами зверя навалом, поэтому хорошую цену за мех не дают. Но вы, наверное, и сами знаете, сколько сейчас в России народа не имеют нормальную работу. Так что люди найдутся, в том числе и специалисты: уж чего-чего, а обогащать руду у нас пока ещё не разучились.
- И тоннели пробивать, - добавил Венедикт Михайлович.
- Вот именно. Я создам условия, и люди пойдут на необжитое место. И всё, вроде, хорошо, и средства есть, и желания хоть отбавляй, но как только подумаешь, что вот надо приниматься за дело, так наваливается беспричинный страх, в любом деловом партнёре вижу врага, который только притворяется, что помогает, а сам в решающий момент обязательно кинет. С такими помощничками никаких денег ни на что не хватит. Пытаюсь убеждать себя, что это ерунда, что страх мой ни на чём не основан, но всё бесполезно. Я не могу отделаться от чувства, что со мной поступят так же, как с отцом. Тот факт, что против отца действовали лишь некоторые люди, а вовсе не все его партнёры и сотрудники, от страха меня не избавляет. Я почему-то чувствую, что после того, как моего отца ни за что, ни про что опозорили - весь его незаслуженный позор перешёл на меня, и я теперь в деловом мире человек вне закона. И каждый может кинуть меня когда угодно и как угодно. Прямо мания преследования какая-то. Только вот в любой другой, не связанной с ведением бизнеса ситуации я ничего подобного не ощущаю. И даже если какой-нибудь мой случайный собеседник настроен не очень-то доброжелательно, то я его совсем не боюсь. Адекватно. в общем. на это реагирую. Получается, что то, чем я больше всего хочу заниматься, доставляет мне просто невыносимые страдания. И поэтому я пришёл к вам - помогите, если можете!
Вид молодого человека был весьма красноречив. Венедикт Михайлович немного помолчал, пытаясь определить, как именно сказать пациенту неприятную для того правду. затем произнёс:
- Понимаете ли, Иван Владимирович, ваша ситуация во многом предопределена вашими же убеждениями, - тон целителя удивительным образом сочетал советующие, уговаривающие и повелительные интонации, так что ни у кого из людей не возникло бы желания противиться этому тону. - Мало того, что вы с самого начала поставили перед собой почти недостижимую цель, так вы ещё и добивались своей цели не совместимым с реальной жизнью способом. Ах, если бы всё зависело только от вас и вашего отца! Но нельзя игнорировать объективные законы человеческих взаимоотношений. Ваши побуждения и действия слишком хороши для подавляющего большинства людей. И вы не могли не понимать этого с самого начала. И когда вас с отцом постиг вполне закономерный крах, ваше беспокойство превратилось в настоящую фобию. Ваш отец вовсе отказался от своих прежних далеко идущих планов и сейчас, вероятно, осуществляет свои принципы деловой жизни в куда меньших масштабах, чем раньше, не правда ли?
Молодой человек, ведомый рассуждениями целителя, готовно подтвердил:
- Да, всё точно. Он приобрёл небольшой участок земли около одного областного центра. открыл свой автосервис с автомойкой, где он и хозяин, и главный работяга, нанял человек пять-шесть, в основном классных автослесарей, у которых зарплата - ну само собой, а как же может быть иначе у моего-то отца - у каждого побольше, чем его собственный доход. Ещё есть подсобное хозяйство - сад-огород, куры, коза, поросята. Исключительно для себя. И занимается этим мама, как и раньше. Когда мы разбогатели, мама решила бросить работу и заняться исключительно мелким фермерством. Правда, тогда у неё хозяйство было побольше, и она много чего продавала. Она ведь тоже у нас бизнес-леди, -тёплая ироничная улыбка смягчила лицо Ивана Владимировича. - Мне кажется, тяга к предпринимательству появилась у неё из-за ревности к успехам отца. Только вот наших с папой взглядов на бизнес она никогда не придерживалась. До смешного доходит. Недавно был у них в гостях, так отец пожаловался: наняла себе помощницу, а платит ей маловато. А мама услыхала, обиделась: как же, говорит, маловато, если за такую работу никто больше не заплатит. А то кое-кто чересчур щедрый, из-за чего в итоге и прогорел, а я просто справедливая. Поссорились, в общем. Нельзя сказать, что мама на отца в обиде за наше разорение. Наоборот, она в какой-то степени довольна, что так случилось. Ведь её точка зрения победила, а отец с его запредельными принципами остался не у дел.
- Не только ваш отец, но и вы, - заметил тут Венедикт Михайлович, - не кажется ли вам, Иван Владимирович, что если вы отнесётесь к столь важному для вас вопросу так же, как ваша матушка, то это станет для вас спасением? Я вовсе не предлагаю вам изменить своим принципам стратегически, но тактический отход от них просто необходим, чтобы хотя бы в собственных глазах не выглядеть белой вороной и выбить тем самым у болезненной девиации почву из-под ног
Лицо молодого человека мучительно напряглось:
- Вы...конечно, правы, - с трудом произнёс он после долгой паузы, - я и сам думал о том же, но...я надеялся. что вы сумеете избавить меня от невыносимого страха, и тогда я продолжу дело отца, ничего не меняя, ничем не поступаясь. Но если даже вы бессильны, тогда...тогда я не знаю, что мне делать.
- Во-первых, не так уж я бессилен, - констатируя, сказал Венедикт Михайлович, - а во-вторых, повторяю ещё раз - я вовсе не собираюсь покушаться на смысл вашей жизни, в том числе и потому, что он мне нравится. Что может быть прекраснее, чем попытка сделать людей хоть немного лучше, чем они есть на самом деле - ведь именно в этом заключается ваше призвание. Давайте мы решим вашу проблему так: я погружу вас в гипнотический сон и доведу ваше мировосприятие до состояния только-только сформировавшейся личности, то есть ребёнка лет пяти. В этом состоянии вы будете свободны от всяких позднейших наслоений, которые могли довольно заметно изменить вашу изначальную сущность - и тогда вы примите именно то решение, которое лишь и отвечает вашей истинной сущности. Мне кажется, это разумное предложение. И знаете, почему? Потому что я ясно вижу, уж поверьте моей квалификации, что вы не уродились негодяем, что природные ваши данные не внушают опасений. Подумайте над моим предложением.
В последующие две минуты душевные борения Ивана Владимировича проявились сменой выражений его лица: растерянность перешла в сосредоточенность, потом обратно в растерянность, постепенно превратившуюся в сомнения, в ходе которых надежда омрачалась отчаянием и снова озаряла черты, пока в конце концов ни возобладала в виде спокойной решимости:
- Я думаю, что кроме вас мне по любому никто не поможет, - уверенно произнёс молодой человек, - и вам виднее, что надо делать. В общем, я согласен.
- Вот и прекрасно, - оптимистично откликнулся Венедикт Михайлович, - первые сомнения вы преодолели, значит есть шанс справиться и с главной дилеммой.
Маленький Ваня внутренне мало изменился, поскольку его мировосприятие не слишком-то отличалось от того, что испытывал он же, вымахав в здоровенного дядьку. Манящий мир, принадлежавший взрослым хозяевам, никак не умещался в сознании мальчика. Хорошее должно быть хорошим, а плохое - плохим. Окружающая действительность, однако, не всегда соответствовала этому правилу. Ваня старался не обращать внимания на подобные непонятки, а если поневоле вспоминалось, то чётко определять, что хорошо, а что плохо. Голос судьбы, между тем, предложил ему выбор: или он готов стоять на своём, испытывая сильный, непреодолимый, почти непрекращающийся страх или согласен временно отступиться от столь важного для него мнения и избавиться тем самым от мучений. Он всё испытал сполна: и страх, и горечь отказа от самоутверждения, и надежду добиться самоутверждения позже. И он ясно почувствовал, что если сейчас не уступит, то потом просто некому будет стоять на своём: ад ужаса, может, и сохранит ему жизнь, но уничтожит его как личность.
"Что ж, первый этап гипнотической психокоррекции закончен," - констатировал Венедикт Михайлович. Он вернул психику спящего к её теперешней сущности и элементарно зарядил центральную нервную систему пациента недостающей энергией, которой сам обладал - с точки зрения человеческих возможностей - в преизбытке. Обновлённый Иван Владимирович, прекрасно помня, как оболгали и обобрали его отца, начисто забыл то потрясение, которое он испытал от этой истории. Если бы он не знал наверняка, какие чувства владели им буквально час назад, то не поверил бы в их реальность. Как будто кошмарный сон приснился - только и всего. Его первая благодарность Венедикту Михайловичу звучала неуверенно. Потом, правда, спохватившись, молодой человек исправился, но всё равно благодарил не от сердца - от ума. Теперь ему не терпелось поскорее взяться за дело - работы предстояло! Однако виновник исцеления решил слегка отрезвить своего подопечного:
- Это, конечно, прекрасно, что вам стало значительно лучше, Иван Владимирович, - усмиряющим тоном произнёс Венедикт Михайлович, - но скажите мне, как вы теперь намерены двигаться к своей цели, как теперь относитесь к своим благородным принципам ведения бизнеса?
Вопрос душеведа несколько охладил пыл молодого человека и со сдержанным восторгом он ответил:
- Конечно, я буду соблюдать наши с отцом принципы, без них справедливое предпринимательство невозможно, но поначалу - не стану слишком высовываться. Мне надо встать на ноги, почувствовать себя уверенней - и вот тогда зарплаты моих подчиненных взлетят выше крыши. Ещё раз спасибо вам, Венедикт Михайлович, вы просто волшебник - теперь у меня всё сложится, вы меня зарядили оптимизмом.
- Это, конечно, замечательно, но хочу вас предостеречь от чрезмерной радости, - Венедикт Михайлович умел заставить слушавшего обратить на свои слова особенное внимание, и молодой человек, подрастеряв самоуверенность, сосредоточился. - То, что я сделал для вас - временный эффект. Вы лишь вернулись, в целом, к состоянию, в котором пребывали до истории с вашим отцом. Дальше вам следует вести себя весьма осмотрительно, чтобы беда не повторилась. Гораздо осмотрительней, чем некогда ваш отец. Взвешенность, постепенность, реалистичность, наконец. Не забывайте старинную народную мудрость: когда очень хорошо, это тоже плохо. И если что-то в вашем состоянии изменится к худшему - обязательно приезжайте ко мне. А если никаких серьёзных неприятностей не случится, то всё равно наведайтесь где-нибудь через годик, как говорится, на всякий пожарный.
Дальнейшая судьба Ивана Владимировича Чернова сложилась благополучно. Напутствия Венедикта Михайловича (не говоря уже про его целительство) возымели действие. Сначала горно-обогатительный комбинат, тоннель в горах и железнодорожная ветка через него к магистрали, затем лесозаготовки и более масштабный пушной промысел, наконец, лесообрабатывающий комбинат и меховая фабрика. Дела господина Чернова шли в гору и никакие непреоборимые страхи и сомнения не останавливали больше его. Зарплаты его рабочих неуклонно повышались, оставаясь всё же в пределах приличного для нашей небогатой жизни. Зато множились всевозможные льготы для персонала: оплачиваемый декретный ежегодный отпуск, приобретение дешевого жилья, бесплатные детские сады и т.д. и т.п. Иван Владимирович Чернов не достиг в деловом мире уровня своего отца, зато бизнес его воспринимался всеми как воплощение идеала успеха и справедливости. При этом белой вороной Иван Владимирович отнюдь не выглядел и вызывал у возможных соперников лишь привычную и терпимую зависть, но не ксенофобию.
Четвёртая глава.
Посвящается родной бригаде каменщиков, которую я называю бригадой Семёнова - Казакова - Железнякова. И персонально Сергею Николаевичу Устинову.
Тот, кого звали здесь и сейчас Венедикт Михайлович Боговолин, любил порой развеять скуку играя с самым совершенным человеческим компьютером в какую-нибудь земную игру. В тех играх, где всё зависело от логики, ему интересно было отслеживать, как компьютер перебирает всевозможные варианты. Если время на размышления не лимитировалось, то компьютер никогда не проигрывал ему, например, в шахматы. Уступал самый мощный созданный человечеством искусственный интеллект только, если время на обдумывание жёстко ограничивалось. Но гораздо больше развлекали Венедикта Михайловича настольные противоборства, где результат, в основном определялся случайным стечением обстоятельств - нарды, например. Он строил свою игру, исходя из наиболее вероятного сочетания цифр, которое могло бы выпасть и ему, и его сопернику. Он не ошибался, но всегда возникал один из трёх выбранных им вариантов. Назвать единственно правильный вариант он не мог, что и придавало забаве особенную прелесть. Ведь иногда он проигрывал. Впрочем, его соперник действовал в таком же духе, выбирая наиболее вероятную комбинацию цифр - и на блице оказывался неизменно посрамлённым. В своё время, совсем недавно, лучший компьютер, созданный людьми и превосходящий по объёму памяти и скорости логических операций любой человеческий мозг, представители цивилизации Венедикта Михайловича скопировали в уменьшенном виде. Ещё в распоряжении пришельца имелся компьютер из его мира, который, правда, уступал ему в интеллекте, но с которым он частенько сражался в более сложные, информационно более ёмкие, чем у людей, игры.
Так называемый Венедикт Михайлович Боговолин принадлежал к цивилизации сверхлюдей, существ, следующих по степени сложности за людьми и созданных некогда родственниками нынешних обитателей Земли, проживающими около одной из ближайших к Солнцу звёзд. Эту часть Галактики, похоже, оккупировала человеческая раса. Во всяком случае, сверхлюди знали три разнопланетные цивилизации: они сами, их создатели и человечество Земли. Возможно, антропоиды имелись ещё где-нибудь по соседству, но пока сверхлюди никого больше не нашли, ведь не так уж много звёзд они обследовали. Их космические корабли обладали большими скоростями, но и расстояния приходилось преодолевать немалые. Сверхлюди не спешили повторить главное на сегодняшний день достижение своих создателей: сотворить более умелых, во всех смыслах более совершенных, чем сами, существ. Двойственные последствия творческого акта не способствовали его воплощению. Люди того далёкого от Земли мира в своё время изрядно постарались, чтобы прогресс не замирал, чтобы могущество конечных в бесконечном мироздании возрастало. Не будучи в силах изменить к лучшему свою природу, они решили на её основе сконструировать сверхчеловека. Главная сложность заключалась в создании нервной системы гомункулуса, состоящей из простых, неорганических веществ. Высокоразвитый искусственный интеллект, превосходящий их собственный, у них уже давно имелся, но лишь чувства являются стимулом для саморазвития разума, лишь желания, превосходящие возможности, заставляют разум изобретать всё более живые, то есть во всех смыслах более могущественные формы жизни. Придумать и сделать существо, не просто способное чувствовать, но обладающее большей ёмкостью центральной нервной системы, чем человек. Тут возникает сомнение: почему бы не сочетать сенсорную ненасытность человека с дополнительными возможностями сверхкомпьютера, совершая таким образом открытия, двигающие прогресс, повышающие значительность цивилизации людей? Зачем придумывать гомункулуса, рядом с которым человек будет чувствовать себя ничтожным? Скептикам возражали: бОльшая ёмкость ЦНС означает бОльшие адаптационные способности, а значит, новые обитатели станут и физически совершеннее человека, а главное, единство ещё более сильной и ещё менее склонной к удовлетворённости, чем человеческая, воли и недоступного человеческой природе разума обещает невероятные для людей творческие озарения. Люди и представить себе не могут, до чего додумается их усовершенствованный потомок. Уж коли нельзя переделать взрослого человека так, чтоб он обрёл сверхспособности, то следует попытаться создать с нуля супермена. Общество суперменов достигнет более высокого уровня самоутверждения в бескрайнем мироздании, чем человеческое. Разве не в том смысл нашей жизни, чтобы значить всё больше? И если сами с этой задачей мы справляемся плоховато, то станем причиной появления тех, кто справится лучше нас. Почему же плоховато, парировали скептики, мы ещё много чего можем, поэтому преждевременно принимать столь радикальное решение. Подобные дискуссии то вспыхивали, то затухали, но именно звучавшее в спорах вполне обоснованное опасение и стало причиной того, что не велось массовой разработки сенсорной системы, имитирующей ЦНС хотя бы какого-нибудь животного. Интеллектуальное детище того неземного человечества уже давно оставляло в дураках не то что одного представителя рода людского, но целый НИИ, сенсорных же аналогов всего лишь нервной, так сказать, системы дождевого червя не наличествовало. Отдельные специалисты озадачивались проблемой, выдвигались дельные идеи, но для их воплощения требовался комплексный подход. Ситуация изменилась, когда энтузиасты создания суперменов внедрили в общественное мнение простую мысль: надо сделать гомункулуса роботоподобным, то есть, его чувствующий организм не должен быть саморегулирующимся, как у любого живого существа. Тогда он будет нуждаться в периодическом ремонте своих составных частей, производимом, разумеется, под наркозом кем-нибудь. То есть, робот чувствующий окажется зависимым, уязвимым. По крайней мере, пока он останется в единственном числе. Тамошнему человечеству мысль почти сразу понравилась, поскольку всех давно уже разбирало любопытство: хотелось видеть не бесчувственную, хотя и мобильную куклу, подчиняющуюся чужой воле беспрекословно, а пусть и искусственное, но имеющее собственные желания создание. Всё общество, а прежде всего специалисты, всерьёз нацелилось на решение вопроса. И массовый подход дал нужные результаты. Искусственная нервная система состояла из мощного (превосходящего по ёмкости человеческий) центра, в котором и возникали ощущения, эмоции и чувства, и огромного количества волокон, передающих всё многообразие тактильных, обонятельных, слуховых и зрительных ощущений. Строительным материалом служили простые, неорганические вещества. Но это была лишь сенсорная часть головного мозга, рядом с ней поместили самый мощный компьютер, превосходящий человеческий разум. Многочисленные нервные волокна вмонтировали в мыслящие структуры компьютера. Теперь процесс мышления фиксировался сенсорным центром, вызывал определённые ощущения. В свою очередь сенсорный центр мог "включать" компьютер, мог ставить перед ним вполне конкретные задачи. Антропоидное тело питалось энергией либо непосредственно от электросети, либо от аккумуляторов. Скелет представлял собой прочный искусственный полимер, суставы - износостойкие шарниры, мышцы - металлические тросики на электротяге. Собранный и готовый к оживлению гомункулус был подобен даже не младенцу, а зародышу: его компьютерный ум находился в выключенном состоянии, и включить его мог только сенсорный центр, сам пока не имевший чувственного опыта. Огромный потенциал следовало развить, воспитать, как воспитывают, превращая в человека, новорожденного. С первым чадом супермена пришлось таки помучиться. Как во всяком впервые претворяемом в жизнь теоретическом начинании, возникали непредвиденные, по причине отсутствия опыта, практические препятствия. Например, гомункулус слишком долго лежал в одном положении, что не способствовало развитию вестибулярного аппарата. Оказалось - проводимость нервных волокон слабовата, а ведь расчёты говорили, что всё должно быть в порядке. Пришлось разбирать антропоида и доводить материал его нервной системы до нужной кондиции. Потом обнаружилась ещё одна нестыковка. Внешне первенец человекодельческого искусства являл собой молодого мужчину. Поверхность тела весьма натурально декорировали под кожу. Черты лица сделали довольно типичными, так что парень походил на многих людей. Имитаторы мимических мышц - пружинки - двигались благодаря магнитному эффекту при прохождении тока, который возникал от волевого импульса антропоида. Так вот, сила тока оказалась чрезмерной, так что мимические движения превращали лицо парня в какую-то отвратительную гримасу. Но в конце концов все недоработки были доработаны, воспитательный процесс успешно завершён. Новоиспечённый гигант мысли и чувства долго пользовался беспрецедентной популярностью, по каковой причине кочевал по всей планете, демонстрируя себя во всей красе своих талантов. Наиболее эффектные и наименее ценные из них - артистические. Живопись и ваяние, музыка и вокал, поэзия и проза на всех языках, актёрское мастерство - среди людей равных ему не находилось. И естественное его поведение выглядело необычным: если он веселился, то всегда гомерически, если грустил, то казалось, что он только что похоронил всё человечество скопом. Его имя на их языке значило - Первейший. Отныне это слово в другом смысле не употреблялось. Впрочем, интересовался Первейший и науками, дав учёным много ценных советов, определивших приоритетные направления самых разных отраслей знания.Справедливости ради надо сказать, что некоторые из указанных им направлений завели в тупик. Правда, ошибки случались у него не часто. Но, как говорили некоторые, главной ошибкой Первейшего был он сам. Вместо того, чтобы всерьёз увлечься наукой, он прикипел своей преизобильной психикой к искусству. Сказались издержки воспитания: слишком много ему уделяли внимания и слишком восторгались, в первую очередь, его артистической гениальностью. Вот и запал парень. К тому же он ещё и пристрастился к наркотикам. Точнее, к одному своеобразному наркотическому эффекту. Ему хотелось достичь в искусстве перевоплощения, актёрства недоступной даже ему степени. Пока что не получалось. Но поскольку желание было слишком сильным, то порой он воображал, что сумел превозмочь все препоны и вот сотворил поистине сказочное: оставаясь собой, стал казаться единым во многих лицах чуть ли не одновременно, причём, иллюзия подлинности превосходила реальность. Первейший захотел усилить впечатление от грёзы и, немного поразмыслив, решил подвергнуть себя воздействию мощного электромагнитного поля, гибельного для людей. Под воздействием поля возбуждение сенсорного центра достигало пика, и он предавался самообманному наслаждению легко и с максимальной силой ( хорошо хоть наркоманом не стал, остался просто прибегавшим - иногда, не часто - к наркотическому трансу.
Пока люди пожинали довольно скудные, но для них пока ещё достаточные плоды своего открытия и не помышляли о большем, само открытие явно заскучало. С одной стороны, поначалу восхищавшееся Первейшим человечество потом явно поостыло - и потому что привыкло, и потому что он не вполне соответствовал возлагавшимся на него надеждам. С другой стороны, и Первейшему приелись восторги куда более примитивных, чем он сам, существ. Ему захотелось общения с равными себе. К тому же и он мучился от сознания своей недостаточности, ведь та цель, ради которой его произвели на свет Божий, влекла его ничуть не меньше, чем его создателей. Но что он мог в одиночку, без равных партнёров, да ещё не интересуясь всерьёз наукой. Скуку Первейшего взбадривал элементарный страх. Инстинкт самосохранения ему заменяло чувство боли, но, так сказать, повзрослев, он пришёл к рассудочному ужасу перед смертью. Продолжительность его собственной жизни, в принципе, ничем не ограничивалась, но целиком зависела от воли человечества. Такое положение его никак не устраивало. По совокупности причин первый, живой. хотя и созданный из искусственного материала сверхчеловек возмечтал раздобыть себе подобного товарища, второго такого же супермена. Надо только уломать людей, чтобы помогли. Мнения людей разделились. Трезвомыслящие скептики предлагали не торопиться, ведь на примере Первейшего ясно видно, что сверхчеловек по своей природе наделён в преувеличенном виде как человеческими достоинствами, так и пороками. Ещё хорошо, что первый экземпляр столь сдержан в проявлении пороков. Не дай Бог со следующим хлебнуть лиха. Энтузиасты упирали на то, что огромный потенциал Первейшего, один чёрт, пропадает даром, и вообще, прогресс остановить нельзя. И они, конечно, не ошибались. Те, кто хотят больше, чем могут, те, кто перманентно недовольны своим положением, те никогда не находятся в равновесии с окружающим миром и ради более высокого самоутверждения готовы если уж не на самоубийство, то, точно, на самоуничижение. Вскоре на планете обитало множество роботоподобных суперменов. Град открытий и изобретений обрушился на человечество. Химия, генетика, энергетика, космонавтика носили прикладной характер и принесли небывалое изобилие, развратившее большинство народа. Меньшинство же пыталось участвовать в проектах сверхлюдей, пыталось понять если не логику, то хотя бы основную суть их достижений. Поначалу им с грехом пополам это удавалось. Но вскоре людям пришлось довольствоваться лишь видимыми результатами деятельности суперменов и пониманием главной идеи, лежащей в основе того или иного творческого эффекта. А эффекты эти чем дальше, тем не меньше поражали воображение, привыкнуть к ним как-то не получалось. В таких условиях сам собой шёл процесс, о котором прежде долдонили скептики и который старались не принимать во внимание энтузиасты. Комплекс неполноценности перед сказочными созданиями собственного разума развился у людей. На планете не осталось ни одного человека, кто хоть что-то понимал в новых знаниях суперменов. Даже самые продвинутые представители рода людского могли дать лишь самые общие пояснения к тому или иному действию в сложном алгоритме манипуляций, приводящих к нужному результату. Да и физически роботоподобные превосходили своих прародителей: они не ведали усталости, почти не нуждались в сне и отдыхе, а подключённые к электросети, ни в чём не уступали весьма мощным грузоподъёмным механизмам. Собственно, единственный их недостаток состоял в том, что, переходя на автономное питание от батареек, они не могли долго интенсивно физически трудиться. Зависть и страх поселялись в душах людей. На кой чёрт мы им нужны, рассуждали люди, от нас им никакого толка. Эдак они нас со временем сживут со свету, так или иначе - уж они-то придумают, как. Антропоиды, которые уже сами довели своё число до сотни, не только знали о негативном отношении к себе людей, но и чувствовали их настроение при непосредственном контакте, благо нервная система позволяла. В научно-исследовательских учреждениях, на производствах по новейшим технологиям командовали, конечно, супермены, а люди там присутствовали лишь в качестве подсобного персонала. По мере того, как доселе невиданное устаканивалось, превращаясь в обыденность, высокоумное начальство готовило себе человеческую смену, компетентность которой ограничивалась зазубриванием алгоритма технологического процесса. При соблюдении последнего всё шло, как по маслу. Периодически супермены инспектировали тот или иной завод во избежание неожиданных ЧП. Большинство сверхлюдей общались с людьми только по необходимости. Лишь немногие из них могли поговорить с представителями рода человеческого по душам. И среди них был Первейший. Естественно, став частью пусть и невеликого сообщества себе подобных, Первейший ощутил себя куда более значительной персоной, тем паче, что свершения суперменского гения посыпались, как из рога изобилия. Однако вскоре он с разочарованием обнаружил, что его высочайшее мастерство в разных видах искусства всего лишь нравится новоиспечённым соплеменникам, но отнюдь не сводит их с ума. К тому же у него обнаружились соперники из их числа. Нельзя сказать, что Первейший даже не предполагал противоречивых для себя последствий от появления равных ему существ, просто более сильное желание, как всегда, победило, и изменившаяся в угоду желанию реальность, как всегда, несколько обескуражила. А старые добрые люди продолжали интересоваться и восхищаться искусством Первейшего. Он вновь пустился в планетарное турне. В ходе выступлений-встреч порой общался с народом неформально, попутно выступая в роли психотерапевта, каковыми способностями по отношению к людям обладал любой супермен. В полной мере чувство нужности Первейший испытывал, только общаясь с людьми.
Пока Первейший вёл себя нетипично, остальные антропоиды всё более обособлялись от человечества. Они любили людей, как любят возмужавшие дети впавших в детство родителей. Но растущие недоверие и неприязнь "родителей" не обещали ничего хорошего. Супермены придерживались нейтралитета, не принимая в случае спорных ситуаций сторону какого-либо человеческого государства и выступая третейскими судьями для примирения спорящих. Отчасти из-за влияния антропоидов, отчасти по воле людей глобальных военных конфликтов давно уже не было. Но мелкие столкновения и войны периодически возникали то там, то здесь - ведь равенства между людьми (как, впрочем, и между сверхлюдьми) не существовало, и те, кто считали себя обделёнными, пытались добиться справедливости, как они её понимали, даже с помощью насилия. Некоторые группировки вынашивали планы - выкрасть какого-нибудь супермена и заставить его служить своим интересам. И хотя любой супермен мог справиться в единоборстве с целой группой людей и прекрасно владел разными видами оружия, но и у него имелось слабое место - если вывести из строя питающие его энергией аккумуляторы, то он обездвиживался и терял сознание, выключался. Так что приходилось всерьёз охранять каждого сверхчеловека. Антропоиды считали себя прочно вмонтированными в человеческую систему. но система отторгала их. подчиняясь единственной действенной логике - логике чувств, что, конечно, антропоидам не нравилось, но их не удивляло. Требовалось найти выход из взрывоопасной ситуации.
К тому моменту супермены активно осваивали один из двух естественных спутников планеты, стремясь сделать ближайшее небесное тело пригодным для обитания людей. Освоению предшествовало открытие нового способа получения энергии, причём, как казалось, в неисчерпаемых количествах. Антропоиды научились извлекать и запасать энергию магнитного поля планеты, используя её вращение, а главное - энергию грозовых разрядов. Вслед за тем, благодаря энергетическому изобилию, стали регулярно посещать один из спутников планеты, на котором присутствовали только неорганические вещества, в том числе и значительные запасы воды, и не подходящая для жизни людей, довольно разреженная атмосфера. Антропоиды же нуждались в воздухе лишь для того, чтобы говорить. Экологические изменения на спутнике только начались, только-только стали извлекать кислород из воды и синтезировать органические вещества из неорганических, как на планете случилось событие, поставившее, наконец, точку в критических отношениях между человечеством и сверхлюдьми. Роль главного виновника происшествия сыграл, как и полагается, главный актёр и главный творец всех прочих искусств и художеств - Первейший. Он принял предложения от нескольких знаменитых кинорежиссёров и снялся в их картинах, затмив своей игрой всё и вся. Пока он не снимался, пока лишь колесил по миру с моноспектаклями, его ещё терпели, но теперь... Лицедейская братия всего света загудела рассерженным ульем. Как водится, анекдотичный повод распалил фундаментальную причину: началось с Первейшего, который обидел всего лишь актёров, а закончилось протуберанцами возмущения "этими суперменами" как таковыми. После этого случая антропоиды устроили совещание. Да, если уж Первейшего, любимца всякой публики, превратившегося для людей почти в своего, так нынче привечают, то что же в недалёком будущем ждать от людей им всем, суперменам? И решение пришло само собой. Антропоиды обратились в важнейшие человеческие инстанции со вполне разумным компромиссом: что, если люди позволят им поселиться на том самом спутнике планеты, который они, антропоиды, начали осваивать для людей? Разумеется, прихватив кое-что совершенно необходимое для существования. И ещё до переселения построив на спутнике жизненно важную энергетическую инфраструктуру. Человечество довольно долго муссировало предложение суперменов. Большинство склонялось, что компромисс приемлем. Правда, отдельные горячие головы высказывались, что неплохо бы всех этих сверхчеловеков того, уничтожить, а то Бог их знает, что им со временем придёт на ум. В превентивном, так сказать, порядке.Тут уж и энтузиасты, и скептики дружно возражали экстремистам, высказываясь в том духе, что подобную ситуацию все чётко предвидели изначально, и, чтобы избежать её, надо было просто не создавать сверхлюдей. Но не создавать их невозможно, ибо в чём же тогда смысл жизни человечества? Не стоит также забывать: благодаря помощи сверхлюдей человечество обладает теперь многими новыми умениями, которые следует осмыслить, объяснить и развиваться далее иначе, не создавая антропоидов-суперменов, а видоизменяя, совершенствуя свою природу. то есть пытаясь превратить в супермена человека как такового путём генетических, хирургических и каких-либо других вмешательств. Этот путь долгий, сложный и вряд ли даст столь впечатляющие результаты, как сенсорно-разумная жизнь на основе неорганики, но зато можно обойтись без сожительства с суперменами, уничтожающими своим всеохватным превосходством человеческое достоинство. Что же касается опасности, которая, вероятно, будет угрожать человечеству со стороны укрепившейся цивилизации суперменов, то её не надо преувеличивать. С какой стати более сильное во всех смыслах сообщество станет обижать менее сильное? Чести в этом мало, то есть, вообще нет. Если же суперменам потребуются какие-либо природные ресурсы с планеты людей, то всегда можно взаимовыгодно договориться: супермены поделятся с людьми каким-нибудь очередным полезным открытием. а взамен получат необходимое сырьё. Рассуждения в таком духе возобладали среди людей - и судьба суперменов определилась в соответствии с их желанием. Проведя предварительную подготовку, они переселились на спутник планеты людей. Лишь Первейший не захотел переселяться окончательно и препочёл жить, что называется, на два дома. Конечно, общение между родственными цивилизациями не прекращалось, но всё-таки каждая из них стала теперь развиваться самостоятельно. Люди занялись совершенствованием своей природы, прежде всего, путём генетических изменений. Причём, отнюдь не всегда получалось проводить предварительно исследования на животных, поскольку в сфере высшей умственной деятельности, да и вообще в адаптационных возможностях организма самое близкое к человеку животное сравнивать с человеком нельзя. Этическая некорректность опытов на людях не имела никакого значения - ведь иначе не создать более могущественного во всех смыслах человека. Процесс сложный, кропотливый, долгий, зато обеспечивающий тамошнее человечество продуманным, эмоционально непротиворечивым бытиём на целую эпоху вперёд. И, конечно, люди пробовали использовать доставшиеся им в наследство достижения суперменов в космонавтике, в энергетике и в других областях, что получалось - но не слишком здорово. Словом, то человечество жило, решая свои многочисленные внутренние проблемы, жизнью непростой, но сенсорно удовлетворительной, без завистливой ненависти к превосходящим людей во всём суперменам. Почти без зависти, совсем без этого унизительного чувства обойтись не удавалось. Но всё же отсутствие прямых контактов, тот информационный занавес, который сами же антропоиды и создали, способствовал иллюзии свободы и самостоятельности человечества. Тем временем супермены прогрессировали семимильными - по сравнению со своими прародителями - шагами. В области энергетики они добились максимума, сначала научившись эффективно использовать световую энергию звезды, а также энергию вращения спутника планеты, на котором обитали. Долго ли, коротко ли, антропоиды освоили ещё одну из планет своей звёздной системы, более близкой к светилу, используя для дальнейших открытий и энергию её вращения, и световую энергию звезды, получаемую на этой планете. И, наконец, супермены совершили без преувеличения энергетическую революцию даже с точки зрения их способностей и возможностей - они научились аннигилировать обычную материю, обычные вещества. Затем немало времени было на то, чтобы использовать запускаемый и управляемый эффект аннигиляции для создания межзвёздных кораблей. В конце концов и эта задача была решена. Началась эра освоения космоса. Разумеется, не всё получалось гладко во взаимоотношениях антропоидов. Противоречий, порой кажущихся непреодолимыми, хватало. Но несмотря ни на что, сверхчеловечество жило и двигало прогресс. Вскоре после начала межзвёздных путешествий супермены обнаружили Солнечную систему, а в ней на третьей планете от Солнца, которую аборигены называли Землёй, весьма высокоразвитое сообщество существ, так похожих на прародителей суперменов. Подробно изучив и проанализировав положение дел на Земле, инопланетные супермены пришли к выводу, что местная цивилизация находится на перепутье. И может двинуться в нехорошем, гибельном для себя направлении. В лучшем случае в таком, которое не приведёт землян к прогрессу. В итоге их сообщество уподобится пустоцвету и исчезнет вместе с нужными для поддержания их существования условиями. Тем паче, что периодическая гибель цивилизаций на Земле, как стало ясно инопланетянам - явление, имевшее место не раз. Обитатели Земли по сути топчутся на месте миллионолетиями. Смысл жизни эмоционально избыточных, обладающих неравновесно мощной нервной системой и вследствие этого разумных смертных состоит в создании ещё более сложных, более многофункциональных, более могущественных во всех проявлениях форм жизни. Сколько ни совершенствуй собственную природу, её возможности ограничены. Ограничены параметрами среды формирования и обитания. Сконструировать, сотворить существо иной природы, одновременно и более сложное, и более простое, чем его создатель. Состоящее из более простых веществ, но обладающее более сложной организацией, дающей дополнительные способности. Само понятие "прогресс", собственно, и заключается в постоянном восхождении ко всё более высокоразвитым формам бытия. Свою задачу инопланетные супермены видели в том, чтобы направить землян на этот единственно верный путь. Но сделать это следовало не с помощью прямой подсказки, а так, чтобы человечество Земли приняло решение самостоятельно, сначала обратив внимание, а затем и проникшись идеями отдельных своих представителей, которые идеи к тому моменту земной истории уже должны были поселиться в отдельных догадливых головах. Принцип естественности, автономности развития любой цивилизации только и считался приемлимым. Не вмешиваясь непосредственно, акцентировать внимание на стоящих мыслях, высказываемых представителями цивилизации, а уж станет сообщество руководствоваться ценными идеями или нет - дело случая. Вот каким образом так называемый Венедикт Михайлович Боговолин, а на самом деле антропоид, супермен, инопланетянин оказался на планете Земля.
Пятая глава.
Посвящается Александру Сергеевичу Боганову, не состоявшемуся пока политику, но классному столяру и каменщику.
Александр Сергеевич Новенин, в прошлом депутат городской думы одного немаловажного областного центра, а ныне депутат Госдумы и глава созданной по его инициативе партии "Новейшая Россия" и партийной фракции в Думе решил закурить. Испросив позволения у хозяина дома и одновременно своего собеседника, он так и поступил. Одетый просто и не броско, замаскированный чёрными солнцезащитными очками и гладко выбритым лицом, он был сейчас неузнаваем для публики. А ведь его личность успела за последний год намозолить глаза согражданам, став практически в одночасье одной из самых популярных в России. В меру уверенный лидерский голос, рослая осанистость крупной, но стройной фигуры потенциального атлета, волнующая модная небритость являлись дополнительными козырями восходящей сорокалетней звезды политического небосклона. Вкупе с главными достоинствами Новенина-политика они производили неизгладимое, где-то даже порой магическое воздействие на электорат, в особенности на большую и лучшую часть голосующих. Впрочем, хотя и не часто, Александру Сергеевичу случалось приобретать растерянное выражение, неизменно доводимое масс-медиа до многочисленной аудитории, что только повышало рейтинги господина Новенина. Вот и в данный момент следы не изжитых сомнений определяли мимику по-южному нацменского лица. Сняв ненужные и надоевшие чёрные очки, Александр Сергеевич слегка впечатлился белизной одеяний своего визави, ставшего за короткий срок весьма известным и востребованным в определённых кругах специалистом. Пока Александр Сергеевич докуривал сигарету, его глаза, привыкнув к свету, в основном изучали лицо душеврачевателя, поскольку иных объектов для наблюденния в аскетичном интерьере комнаты не обнаруживалось. Молчаливая готовность Венедикта Михайловича тоже сосредоточилась в ответных взглядах на потенциального пациента. Уже легендарные персоны, один более, а другой менее известный, недолго играли в гляделки.
- Ну что ж, Александр Сергеевич, расскажите мне о трудностях вашего выбора, поведайте о мучающих вас сомнениях, - уважительный отеческий тон душеведа успокаивал независимо от смысла произносимого. - И прошу вас, не стесняйтесь подробностей. Мелочи, знаете ли, дают исчерпывающую информацию, а только зная о вас если не всё, то почти всё, я смогу вам помочь по-настоящему. - Располагающая к доверию улыбка Венедикта Михайловича довершала гипнотический эффект его речи. - И начинайте с самого начала, с того периода, когда вы стали заниматься главным делом вашей жизни, приведшим вас в конце концов к невыносимому душевному раздраю.
После этих слов сиюминутные сомнения покинули моложавую физиономию главы новой думской фракции и он рассказал свою историю:
- Вы говорите, с самого начала, но что считать началом? Если тот момент, когда меня выбрали в гордуму нашего областного центра, то это случилось пятнадцать лет назад. Но я ещё в школе старался как-то влиять на окружающее, на жизнь. И у меня получалось иногда, реже, конечно, чем хотелось бы. Шли за мной ребята, и девчонки порой шли. Вот, скажем, классе в седьмом заставляли нас всем классом ходить на факультатив по литературе. И ладно бы, что-нибудь стоящее на этих допуроках изучали, Конан-Дойля, например, или о Тиле Уленшпигеле, тогда многие бы добровольно явились, ради прикола хотя бы. А то Твардовский да Маяковский. У Маяковского в тот год как раз юбилей отмечали. Они всех и в обычной жизни уже достали, ага: "идём вперёд, а ветер века, он дует в наши паруса". Ага, в наши паруса. По-моему, тогда уже любому тринадцатилетнему было понятно, что катимся мы чёрт знает куда. Павка Корчагин или коммунист в исполнении Евгения Урбанского тогда уже не котировались, считались героями не нашего времени. Блаженные, фанатики, житья от них обычным людям нет. Подыскать непыльную работёнку, устроиться на тёпленькое местечко, в лучшем случае - податься на севера за длинным рублём - вот предел мечтаний большинства советских граждан той, последней в истории Союза эпохи. Тех, кто что-то хотел и мог, что-то серьёзное, настоящее, становилось всё меньше. Так, по крайней мере, казалось. И проявляли они себя... в частном порядке, что ли. Для себя, короче, старались. А если некоторые из них придумывали что-нибудь для общего блага, то никому их придумки на хрен не были нужны. Сколько наших изобретений за рубеж уплыло. их там внедрили с толком. Да и люди, в большинстве стоящие, помаленьку сваливали за бугор. Это потом, когда железный занавес рухнулся, попёрли косяком, но и до того уже понемногу уезжали. Да вы и сами всё прекрасно знаете. Я ведь к чему веду - ох, как мне такая жизнь не нравилась! А ту ещё в школе талдычат о героях, в пример ставят, хотя в жизни все над ними смеются, дурачками считают. Да ещё загоняют на внеклассные занятия, где опять же - о трудовых и боевых подвигах. Нет бы в реальности подвиги совершать, причём, запланированно, как барон Мюнхгаузен в кино. А то - одни разговоры. Меня это лицемерие ужасно раздражало. И не меня одного. У нас в классе мало кто хотел оставаться на этот добровольно-принудительный факультатив. То есть, вообще никто не хотел. Но... девчонки, как всегда, послушные, на словах только взрослым строптивятся, а делают так, как тем надо. А из ребят только те, кто держались особняком, собирались проигнорировать факультатив. Таковых оказалось два человека, плюс я - всего трое во всём классе. Ситуация меня категорически не устраивала. Получается, что никто не хочет, никому не нравится, но почти все послушно подчиняются. Ух, и возмутился же я! И на перемене произнёс перед классом пламенную речь. Налегал я больше на попираемое чувство собственного достоинства, стыдил за то, что привыкли унижаться, убеждал, что только вместе мы сила, с которой придётся считаться. Сейчас я понимаю, что если не нёс тогда полную околесицу, то уж пурги нагнал немало. Какое мне дело, унижаются люди или нет, если они сами выбирают, как поступать? Если мне не нравится что-то, если я считаю, что меня ох как опускают, то я сколько угодно могу протестовать. Но причём тут другие люди, которые протестовать не желают, которые лучше перетерпят? Как говорится, ушёл бы с высоко поднятой головой и послал бы всех по известному адресу. Но в том-то и дело, что мне важно было повлиять на одноклассников, добиться, чтоб они пошли за мной. И у меня получилось! Конечно, я и раньше был неформальным лидером, но это касалось отношений внутри класса, типа, футбольную команду организовать или, скажем, оценить тот или иной поступок кого-нибудь из нас. Но спровоцировать конфликт с учителями и в нём победить - такое случилось в первый раз. Сорвали, короче, мы этот никому из нас не нужный факультатив. Потом, правда, наша классная нам объяснила, что факультатив включили в программу, чтобы дать дополнительный заработок учительнице по литературе - той очень понадобились деньги. Тогда мы предложили: а давайте проведём факультативы по творчеству таких писателей, которые могут быть нам интересны. Например, Марк Твен, Шарль де Костер, Конан-Дойль. Официально пусть будут Твардовский и Маяковский, а на самом деле... И Светлана Сергеевна, учительница по литературе, согласилась на "Легенду об Уленшпигеле" Костера. Его книга, с моей же подачи, многим у нас в классе полюбилась. И уж на этот-то факультатив заявилась большая часть класса. Светлана Сергеевна нам, кстати, призналась, что с большим удовольствием вновь перечла "Легенду". -Тут претендент на покорение политических вершин запнулся и произнёс оправдывающимся тоном: - Куда-то меня уводит, не слишком ли я подробен?
На что Венедикт Михайлович ответил со спокойной иронией:
- Если вы - как глава думской фракции - не очень торопитесь, то я - как врач пациента - готов слушать вас до полного вашего изнеможения. - Помолчав мгновение, он добавил уже со спокойной серьёзностью: - не стесняйтесь мелочей, говорите всё, что сочтёте нужным.
И Александр Сергеевич продолжил:
- Дело в том, что этот эпизод моей жизни в моём становлении как политика сыграл очень важную, если не решающую, роль. До этого момента я не думал, что мои лидерские качества могут как-то существенно изменить мир. Ведь если бы я не вмешался, учителя навязали бы классу этот грёбаный факультатив, Не бог весть какое достижение, но оказавшееся вполне достаточным для того, чтобы я вообразил о себе бог знает что. Именно тогда, это я чётко помню, возникло у меня чувство... желание занять как можно более высокое положение в государстве - чтобы координировать усилия людей в нужном для всех направлении. Всё было неправильно, не так, как надо. А люди... они были разные. Хватало, конечно, хитромудрых приспособленцев, но ведь и они не были же отъявленными лодырями. И если перестроить систему по уму, чтобы у людей, у большинства, а лучше у каждого, появился стимул, тогда и ленивые станут гораздо трудолюбивей. И жизнь-то наладится! Вы и сами знаете, так тогда не только я, мальчишка, несмышлёныш рассуждал, но и люди взрослые, образованные, солидные. Правда, имелось у меня, пацана совсем, сомнение, даже, я бы сказал, сомненьице, потому что я не давал ему вырасти: а какой вдруг у людей возникнет стимул, если нашу дурацкую плановую систему перестроить по уму, чтоб хоть самые элементарные потребности человек без труда удовлетворял, без лишнего напряга, а то ведь даже в моём родном областном центре что-то съедобное в магазинах "выбрасывают" ( ох, и жаргончик) с такой периодичностью, как будто человек питается не три раза в день, а раз в декаду. Допустим, появится в магазинах всё необходимое, появится возможность заработать много, только трудись честно, добросовестно и умело, сможем мы попасть в любую точку земного шара. Станем, в общем, мы богаче и свободней. Если, конечно, станем, ведь потенциальную возможность надо ещё суметь превратить в реальность. Но, допустим, станем. И что мы с этой непривычной свободой будем делать? На что употребим? Для профессионального, интеллектуального, культурного и духовного роста? Или для чего-то ещё? Свобода же, блин. И никто, кроме тебя самого, ни к чему тебя не принудит. А на фига ж ещё и себя самого к чему-то там принуждать? И так кто только и что только ни заставляло, ни унижало, ни горбатило. Свобода ж, воля - чего моя левая нога пожелает, то и буду делать. Как-то так я тогда сомневался. Но разве можно в тринадцать лет всерьёз сомневаться в том, что кажется смыслом жизни? Ведь я же хочу настоящих перемен в государстве, хочу, чтобы наша страна значила как можно больше в мире, чтобы наш народ стал ведущим среди прочих. Неужели я один такой? Среди не одной сотни миллионов наверняка найдётся немало мечтающих о том же. Пусть их доля невелика, но если хотя бы их энергию направить на благо Родины, то что-нибудь путёвое получится. А остальные, которым кроме своих шкурных интересов всё побоку - но ведь и на шкурный интерес тоже надо зарабатывать, на халяву всем пристроиться не удастся. Создай им нормальные условия, чтоб честным трудом могли заработать не нищенское жалованье, а достойную человеческую зарплату - и будут более-менее нормально трудиться. Эгоисты не обязательно лодыри и разгильдяи. В общем, я был преисполнен ух каких надежд и не обращал поэтому на свои сомнения особенного внимания. Верил в свои силы. Я, правда, и сейчас в себе не разуверился. Но тогда, без малого тридцать лет назад, я верил ещё и в то, что мир более податлив. Мир, который я хочу изменить, тоже хочет перемен к лучшему и, значит, станет моим союзником. А теперь я полагаю, что во все времена каждое новое поколение таких вот переделывателей слишком самонадеянно. Но хоть мир и не спешит переделываться в угоду их желаниям, и большинство из них жестоко разочаровываются в конце концов, всё же кое-чего они достигают. Благодаря им прогресс и движется, а! За тысячу лет человечество ух чего добилось. Жить стало гораздо интересней. А как прикинешь, что дальше будет, если тенденция сохранится - вообще дух захватывает! Короче, не напрасны все эти попытки мир усовершенствовать, хотя порой они напоминают попытки пробить лбом кирпичную стену. И если б я полагал иначе, я бы к вам не пришёл.
Молчание Венедикта Михайловича во время эмоционального монолога господина Новенина носило настолько сочувственный характер, что казалось, будто он и не молчит вовсе. Уж как это удавалось целителю, бог весть, ведь мимика его не отличалась выразительностью и никаких звуков и возгласов он не издавал. Однако Александр Сергеевич вполне понимал его красноречивое безмолвие, нисколько этому не удивляясь.
- Что-то я заболтался слишком, - сказал пациент-политик, - и хотя я никуда не тороплюсь, надо продолжать, а то ведь и до завтра не закончу. Короче. захотел я стать большим начальником, политическим руководителем. Но было это по-детски несерьёзно, в виде мечты, химеры воображения. Реальный путь во власть тогда существовал только один - двигаться, что называется, по партийной линии. Для начала вступить в комсомол - как раз то, чего я категорически не хотел. Мне эти игры в коммунизм во уже где были! Тогда же всех поголовно, кроме особо нехороших, типа, наказанных, тащили в октябрята, в пионеры, в комсомольцы. Ноя отказался вступать в ряды. С одной стороны, понимал, что от власти я тем самым отдаляюсь, но с другой стороны, надеялся в будущем больше на себя, чем на всем уже осточертевшую систему, многим даже коммунистам надоевшую. И ещё на это вот самое уповал: что система обязательно изменится, реформируется как-то, и тогда появится шанс добиться своего, не будучи винтиком этого проржавевшего механизма. Того, что система вообще гикнется и Советский союз развалится, я тогда, конечно, не предполагал. Да и мало кто это предвидел. Казалось, стоит как следует модернизировать "руководящую и направляющую" в соответствии с изменившимися условиями, и она, отремонтированная, ещё поруководит, понаправляет успешно. Полного распада почти никто не хотел, большинство советских граждан желали жить в едином государстве. Но ради осуществления своего желания никто, практически, ничем не собирался жертвовать. Вот если бы прилетел вдруг волшебник и бесплатно всё устроил, тогда бы здорово, а чтоб самому подставляться и упираться - ну уж дудки. Подобное поведение сограждан вполне соответствовало моим о них представлениям. Но это случилось потом, а пока началась горбачёвская перестройка, а я поступил в ПТУ, на специальность каменщика. Причём, долго задерживаться в школярах не думал, по двум причинам: чтоб поменьше зависеть от родителей и быть поближе к народу. Знать лучше, конкретней, чего людям надо, и когда-нибудь постараться возглавить их, чтобы вместе добиваться желаемого. Короче, двигаться снизу вверх, чтобы чётче, детальней представлять себе и интересы простого народа, и его возможности. Я всё ещё виделся самому себе главным героем пьесы о гениальном политике, вышедшем из самых низов. В моём сознании реальность мечты, жажда её далеко отстояла от реальности воплощения мечты. Но и не веря, а лишь призрачно надеясь, я делал то, что считал нужным для достижения цели.
В то время я остался один в нашей уютной двухкомнатной квартире. Дело в том, что мой отец был кадровым военным, он закончил, причём, с отличием, воздушно-десантное училище, находящееся в нашем городе. И после окончания изъявил желание поучаствовать в боевых действиях, в реальной войне, короче. Благо тогда на земном шаре хватало всяких горячих точек, не объявленных, неизвестных войн, в которых мы кого только не поддерживали в обмен на обещание дружить с нами. И его как одного из лучших выпускников отправили куда-то в Африку. И даже несмотря на то, что доброволец. К добровольцам у нас всегда относились более-менее подозрительно. А чегой-то человек просится в тяготы и опасности, не задумал ли какой бяки, не совершил ли какой гадости? В благонадёжности отца, равно как в отсутствии у него других грешков - после проверки - начальство не сомневалось. И убыл он по заданию командования в командировку на несколько месяцев. А мама со мной, годовалым, осталась. Отец с мамой познакомились в 69-м, на день Победы. Она как раз заканчивала медучилище. Отец был в увольнении, вечером пошёл на танцы в центральный парк. Там она ему и поглянулась, а он ей. Можно сказать, любовь с первого взгляда - и на всю жизнь. Они оба не сомневались, как жить дальше - только вместе. Маме тогда едва исполнилось семнадцать, отец на два года старше, поэтому расписаться они не могли. Виделись редко и недолго, во время его нечастых увольнительных
И когда с маминым восемнадцатилетием наступил день свадьбы, она уже больше полсрока беременности со мной отходила. После свадьбы отцу предоставили внеочередной отпуск, к которому он добавил и очередной. И хотя медовый месяц, учитывая положение новобрачной, получился не слишком сладким, мама чувствовала себя на седьмом небе. Отец, конечно, тоже очень радовался, но... для него его служба всегда стояла на первом месте. И пусть он в этом и намёком не признавался, ни то что маме, но даже и мне, но вся его дальнейшая судьба это доказывала. Да и ничего толком об отце не зная, достаточно было пожить с ним вместе дней несколько, и как-то становилось понятно, что если отнять у него его дело, то семья - любимая, родная - не утешит, дела не заменит. А дело его требовало постоянных отлучек. Шестнадцать лет проводов-встреч, страхов, похоронных ожиданий. И этих шестнадцати последние пять превратились в почти сплошную разлуку. Афганская война редко отпускала отца. Такая злая доля маме ух как осточертела, а тут и я вырос, пятнадцать уже. Короче, завербовалась она контрактницей в Афган, на условии, что направят в ту часть, где служил отец. Прошла краткие курсы по переквалификации в военную медсестру и наконец-то воссоединилась с мужем. Кто её только не отговаривал, начиная с отца и кончая малознакомыми людьми, какие только доводы не приводили - казалось, наоборот, её решимость только крепнет от уговоров. Иногда только отшучивалась - с милым рай и на войне.
А я, честно говоря, в какой-то мере даже радовался, что остался один. Опека расслабляет, а я хотел самостоятельности, без которой настоящим лидером никогда не стать. Правда, бабушка, мамина мать, пыталась за мной поначалу приглядывать. Я позаимствовал у неё несколько ценных советов по ведению хозяйства и вскоре доказал, что в присмотре не нуждаюсь. Ещё до поступления в ПТУ я посвятил отца в свои планы, как раз когда он прикатил в отпуск, чтобы убедить маму не вербоваться в Афган. Объяснил, что хочу не только учиться, но сразу и работать, а поскольку с малолеткой никто связываться не будет, то пусть отец упросит своего старого друга, начальника участка в нашем СУ-4, взять меня на работу каменщиком дня на два в неделю. Пока в виде практики, без оплаты моего труда. А дальше видно будет. Придусь ко двору, тогда чтоб платили. Отец меня спросил: а что, я простым работягой собираюсь оставаться? Я ответил, что через пару лет планирую поступать в строительный вуз, наш, городской, на заочное отделение. Короче, вскоре я уже постигал премудрости кирпичной кладки на одной из городских строек под руководством опытного наставника. Дело нехитрое, но везде ведь свои тонкости. Ещё до начала учебного года в ПТУ я наловчился в ремесле довольно сносно. Работал-то не два дня в неделю, а все пять, полную смену, и охрана труда не возражала, не подвёл дядя Паша, отцов друг, строительный босс. Сделали для меня исключение. В путяге я учился три дня в неделю, потом и вовсе два. Объяснил ситуацию директору ПТУ, привёл дядю Пашу, решили вопрос. Я, главное, должен был теорию сдавать периодически. А работал без всякой трудовой книжки, зарплату мне наш бригадир выдавал, а кто-то её за меня получал официально. Вообще-то дядя Паша сильно рисковал: не дай бог со мной несчастный случай. вскрылась бы вся эта афера. и его бы привлекли, а то и посадили бы. Спасибо ему, что не испугался, и отцу спасибо, что таких друзей имеет. Короче, к шестнадцати годам стал я, без хвастовства, хорошим каменщиком. Летом в сезон частного строительства наши мужики сколотили шабашную бригаду и меня пригласили. Работали иногда по вечерам, в основном - по выходным и в свои законные отпуска. На втором году обучения я в путяге редко появлялся. зато договорился с директором о сдаче всех экзаменов за весь курс после окончания второго года, чтоб не тянуть резину и тут же поступить в архитектурно-строительный вуз. Так и получилось. После семнадцатилетия я устроился в СУ-4 уже официально и стал готовиться к вступительным экзаменам в институт. Пришлось немного поднапрячься - и я поступил. Работал, учился, знакомился с девушками, встречался с друзьями - и присматривался к людям, вникал в жизнь. А жизнь, как бы точней сказать, она продолжала разочаровывать. а я... продолжал не зацикливаться на этом. С одной стороны, меня постоянно донимала мысль, нет, чувство, нет, даже ощущение. что люди какие-то не те, короче, гор с ними не свернёшь. Но с другой стороны, по сравнению с неграми в Африке, о привычках которых кое-что порассказал отец, мои земляки выглядели просто воплощением человеческого идеала. А ещё вспоминалось изречение Наполеона, что лучше стадо баранов под предводительством льва. чем львы с руководителем-бараном. А самое главное - никаких других людей в моей родной и любимой стране не было. А если и имелись, то в малозаметном меньшинстве.
В 88-м я закончил первый курс, успешно сдав сессию. Вскоре после этого отец с мамой наконец-то вернулись насовсем. До полного вывода "ограниченного контингента" из Афганистана оставалось уже недолго. Мама страшно соскучилась по родной мирной жизни и по мне. Она всё повторяла:"Вот и конец твоей свободе" и сразу после приезда взяла меня в оборот своей заботой, вниманием, нежностью. Любое моё желание она старалась исполнить на "пять" с плюсом. и даже пыталась предугадать мои возможные желания. Ещё она любила подолгу разговаривать со мной, всё равно о чём, лишь бы слышать мой голос, видеть меняющееся выражение лица. Так она говорила. Поначалу, тоже соскучившись, я общался с ней с удовольствием, потом терпел. Мама никак не могла насытиться контрастом: там - скучная. но опасная жизнь в чужой неприветливой стране, здесь - всё привычное, родное, даже трудности какие-то уютные. Отец продолжил служить в родном воздушно-десантном училище. Передавал, как говорится, свой богатый боевой опыт курсантам. Иногда выезжал на какие-нибудь масштабные учения. Многомесячные командировки прекратились. И мама настояла, и сам он поостыл. К тому же, учитывая специфику службы, несмотря на далеко не пенсионный возраст, свой срок он полностью выслужил. Командование посчитало более целесообразным использовать отца для подготовки молодого пополнения.
Когда родители благополучно вернулись, мы на семейном совете решили отметить долгожданное воссоединение семьи поездкой куда-нибудь на юга. И вот в Евпатории, В доме отдыха, где мы находились, я стал свидетелем сцены, которая произвела на меня такое, как бы это сказать, решающее впечатление. Раз я услышал, подслушал, можно сказать, разговор группы украинцев, западенцев. Ух и чушь они несли, но чушь злую, всем, в том числе и самим себе во вред. Они кляли Россию и русских на все корки. По их словам получалось, что они станут жить гораздо счастливей, если выйдут из Союза, образуют независимое государство. Внешне угнетаемые Россией не выглядели мучениками. Наверно, они страдали в душе, где-то очень глубоко, как говорится в каком-то кино. Казалось, им не хватает до полного счастья сущей мелочи. Жизнь сложилась. в общем, благополучно, вот только б ещё отколоться от Союза - и тогда будет совсем прекрасно. Да уж, подумал я тогда, с такой мотивацией вы потрясёте мир.Даже в свои восемнадцать я знал людей, которые ради решения куда более весомых проблем не собирались менять привычный, удобный образ жизни. А уж эти-то... Но главное, что я вынес из подслушанного разговора, это понимание обречённости СССР. Ведь самый простой способ улучшить свою долю, пальцем о палец не ударив - найти виноватых и избавиться от них. При всей противоречивости тогдашнего информационного фона звучала - постоянно, обоснованно - мысль о развале Союза. А тут ещё такие разговорчики.
Осенью меня должны были призвать в армию, скорее всего, в стройбат, что меня вполне устраивало. Но не хотелось откладывать на два года учёбу в институте. У нас же ведь норовят заслать служить подальше от дома. И я попросил отца поднять связи с тем, чтобы меня взяли в наш местный стройбат. Короче, я жил два армейских года в родном городе, работал, в свободное время грыз гранит науки, а увольнения, не слишком частые, проводил с родителями. А иногда с девушками, невесты тогда ещё не имелось. Со мной служили ребята с разных концов страны - узбеки, литовцы. Я, конечно, интересовался, какая жизнь в их республиках. Оказалось, в Узбекистане до сих пор платят калым за невесту, и обычай этот очень распространён. Причём, размер выкупа ух и не маленький, тысяч пять рублей, по тогдашним ценам - дом купить можно. А в Литве вообще уйма всяких поблажек, и уровень жизни такой, который большинству жителей РСФСР не доступен. Слишком уж мы друг от друга отличались, что при явной тенденции к развалу государства не способствовало его укреплению. На втором году службы и третьем - заочного обучения я дорос до бригадира комплексной бригады, в каковой должности и был уволен в запас. Затем, вместе с дипломом об окончании архитектурно-строительного института, получил новую должность в родном СУ-4 - я стал прорабом на одном из участков, где велось жилищное строительство. Тем временем без шума и без пыли приказал долго жить Союз Советских Социалистических Республик. Его тихая смерть меня совсем не удивила. То, во что каких-то два года назад почти никто не хотел верить, произошло логично и буднично. В течение примерно полутора-двух лет жизнь практически не менялась, не считая галопирующей инфляции. Потом была проведена так называемая приватизация, а по сути раздача госсобственности задарма узкому кругу лиц, после чего эти, мягко выражаясь, лица, большая их часть, вместо хлопотного, сложного и непредсказуемого дела модернизации, усовершенствования доставшихся им средств производства решили их, вполне естественно, разбазарить, распродать по дешёвке, ведь вырученная прибыль в разы превышала затраты на, так сказать, приватизацию. Кое-кто из них поддерживал или даже налаживал кое-какое производство, в основном, в отраслях, дающих скорую и надёжную прибыль без больших капиталовложений, кое-кто потом, когда всё мало-мальски ценное было изъято и продано, начал организовывать какой-то общественно-полезный бизнес. Но это всё непринципиальные мелочи. Экономика страны ух как разорилась. Это бы ещё полбеды. Беда в том, что мы как-то не собираемся её восстанавливать. Наше СУ-4 в новых условиях не только удержалось на плаву, но и выглядело образцовым на тогдашнем провинциальном фоне. Просто руководили управлением люди деловые и расставаться со своим делом не думавшие. Ещё когда сохранялось, пусть и в урезанном виде, федеральное финансирование строительства, они находили и прибирали к рукам любые мало-мальски достойные внимания объекты. Нанимали временных рабочих, платили щедро. Своих конторских сократили до минимума. Нужных специалистов удерживали кого чем: кого бесплатной квартирой (как меня, например, я её, правда, не получил, поскольку срок не отработал), кого повышением в должности, а кого и предоставлением большего акционерного пая (когда управление акционировали). Короче, вертелось руководство, повышало реноме, а не только выживало. А потом, когда финансирование из центра почти иссякло и многие объекты пришлось заморозить, начался строительный бум у новых русских. А СУ-4 тут как тут - во всеоружии профессионализма и высокой репутации. Что касается меня, то я для себя решил: прежде, чем штурмовать политические вершины, надо в своей профессии стать руководителем помасштабней. Когда я выторговывал себе бесплатную квартиру за то, что отработаю сколько-то лет в управлении, я по сути обманул начальство. Никуда я уходить из СУ-4 не собирался. Это бы, наверное, первый мой удачный блеф, который я сотворил, тренируя свои политические качества. Если в 91-м меня поставили прорабом, то в 93-м я стал уже начальником участка. В двадцать два года. В подчинении - человек сто, не говоря о технике. Моложе меня пятеро-шестеро - пэтэушники, выпускники. Остальные - старше. Люди разные, к каждому свой подход. Времени не хватит отыскать. А процесс, производственный, надо обеспечивать. Многие недопонимали сложившуюся ситуацию. Форс-мажорные обстоятельства требовали дополнительных усилий, создавали добавочные неудобства. Вот если бы у нас в стране всё функционировало, как хронометр, тогда бы никаких проблем. Работали бы плотненько обычную восьмичасовую смену и в график бы вполне укладывались. Но об этом можно только мечтать. То одного не подвезли в срок, то другого. То то сломалось, то это вышло из строя. Простои надо как-то компенсировать. Реально - лишь ненормированным рабочим днём. Старались всевозможные неожиданности свести к минимуму, но всего не предусмотришь. Вот и приходилось подбирать ключики к людям. Не к каждому, конечно, тут я преувеличил, но ко многим. И своим примером воздействовать, вести, зажигать. Лишь меньшинство готово было жить в подобном режиме постоянно. Мне иной раз приходилось ночевать на объекте, браться за мастерок по старой памяти, искать людей где только ни попадя, когда возникала острая необходимость. Прежде всего, уговаривать пацанов-пэтэушников и договариваться с руководством училищ, чтоб отпустили в разгар учебного года. Но главное, чего мне будто бы удалось тогда добиться - весомых денежных поощрений, за выполненную вовремя работу. На самом деле дирекция нашего СУ уже склонялась к принятию такого решения - как-то же надо стимулировать народ к непрекращающимся трудовым будням. Моя инициатива лишь ускорила процесс, а принципиального значения не имела. Но я обставил это дело так, будто бы именно я первый защитник интересов рабочего класса. Короче, в СУ-4 я заработал правильную репутацию для движения в нужном мне направлении. С таким, можно сказать, политическим багажом я и выдвинул свою кандидатуру на выборы в госдуму. Прошёл на "ура", несмотря на то, что ни к какой партии не принадлежал. В думе меня поставили курировать городское строительство. Фигли там курировать, если большинство городских строек напоминали тогда кадры из фильма-катастрофы о смертельной пандемии. Денег хватало лишь на кое-что. Ситуация тогда у нас сложилась весьма типичная. Ряд крупных предприятий перешёл в руки одного из центром назначенных приватизаторов(якобы победившего в конкурсе). Остальное подобрали местные, образно говоря, кто смел, тот съел - выходцы из криминальной среды, партийно-номенклатурной, производственники, бывшая советская торгашно-цеховая мафия. Я как ответственный прежде всего за жилищное строительство старался довести до ума объекты, наиболее близкие к завершению. Поскольку средств в муниципальной казне не присутствовало, то выход виделся лишь один - обратиться за помощью к новым хозяевам жизни, доморощенным олигархам провинциального масштаба. У нас, кстати, их прозвали олигариками или олигавриками. Олигарик финансирует достройку дома, за что получает в собственность сколько-то квартир. Свою задачу я видел в том, чтобы было достроено как можно большее количество домов, чтобы как можно большее количество советских ещё очередников получили таки выстраданное и последнее бесплатное жильё. Не все ведь олигарики соблазнялись вложением денег в недвижимость в городе, в котором нечего зарабатывать. Хотя, честно говоря, всяких вопросов, требующих решения, накопилось выше крыши. Ситуация в городе сложилась следующая: вся собственность, почти вся, была поделена примерно между десятью новыми хозяевами. Из них только два представляли собой такую силу, которая обязательно попытается перераспределить собственность в свою пользу. Не останавливаясь перед самыми экстремальными методами. Но если действовать слишком уж криминально, Москва вмешается, начнутся всякие расследования, проверки, что совершенно ни к чему. Гораздо лучше, надёжней господам олигаврикам, претендующим на то, чтобы ослабить, вытеснить конкурентов, присвоив их бизнес, заручится поддержкой местных властей, то есть мэрии и городской думы. Иными словами, самым хищным и наглым новым хозяевам жизни надо заиметь своё лобби в местных властных структурах. Так вот, к моменту моего попадания в думу никакое лобби не сложилось. С одной стороны, после сравнительно недавно проведённой приватизации только-только чётко определился круг крупных городских предпринимателей. С другой стороны, депутатский корпус разбился на многочисленные группки, каждая из которых поддерживала своего нувориша. Как-то не захотели пока понять мои сотоварищи по гордуме, что эдак мы создадим себе новые проблемы, а старые не решим. Я-то прояснил ситуацию для себя ещё до выборов. И не сомневался, на каких именно олигариков ставить. К счастью, у меня нашлись сторонники среди депутатов, и вместе мы стали гнуть свою линию, убеждать остальных объединится для лоббирования интересов только двух весьма перспективных структур. А взамен заставить их раскошелится на решение многих городских нерешёнок. А уж утопить или существенно ослабить их конкурентов формально законными, а по сути несправедливыми придирками нам, городской власти, не составит труда.В конце концов нам удалось сколотить жизненно важное лобби, в которое, кроме большинства депутатов гордумы, практически вошла и мэрия. Образовавшийся симбиоз государственных и, скажем так, частных структур функционировал весьма успешно. Вскоре в экономической жизни города господствовали два гиганта, разорившие или умалившие соперников. Чуть ли не единственным крупным предприятием, сохранившим независимость, осталось моё родное СУ-4. Удалось убедить заинтересованных хищников, что фирма, которая успешно строит им же особняки и коттеджи, после смены хозяина может подрастерять свою эффективность. И хотя наши, мягко выражаясь, спонсоры особой щедростью не отличались, ни одна их копейка не пропала даром. Для контроля за использованием выделяемых ими денег я привлёк их же. Они-то не хотели, но убедил, уломал. Мол, разве вам всё равно, если ваши же средства разворуют и нужных для города дел не получится сделать? Мы, например, депутаты и мэрия, такого допустить не можем. А учитывая вашу репутацию, никто у вас крысятничать не решится. Ведь вожди обеих наших супер-фирм, которых уже язык не поворачивался назвать олигариками, а только олигархами, были выходцами из криминалитета, притом, весьма уважаемыми. Короче, жизнь хоть и не шатко - не валко, а шла. Кое-какие производства здорово сократились, но не умерли совсем. А кое-какие даже расширились - заводы ЖБК и кирпичный наращивали мощности. Во всём этом имелась, без хвастовства, и моя скромная заслуга. Заслуг, однако, самих по себе могло бы не хватить для достижения моих далеко идущих целей. Поэтому я решил заключить неписаное соглашение с одним из двух наших уже олигархов, с тем, чтобы он помог мне получше раскрутиться в связи с приближающимися выборами в Госдуму. А уж я, если дело выгорит, пребывая в новом статусе в столице нашей Родины, поспособствую как-нибудь интересам своего благодетеля. Потенциальный благодетель, учтя все резоны, решил, что игра стоит свеч и благословил наш союз денежными вливаниями в мой пиар. Вот так моя неофициальная избирательная компания началась раньше всеобщей официальной. Моё имя и физиономия стали гораздо чаще появляться в местной прессе. Кроме того, через некоторое время в нашем немаленьком областном центре не осталось почти ни одного человека, который бы не знал о моих достижениях на благо народа в должности депутата гордумы. Короче, когда избирательная компания началась, я уже был весьма популярной персоной в городе. То есть, я не просто честно и добросовестно выполнял свои обязанности, но и люди узнали об этом. А поскольку каких-то существенных грехов за мной не водилось, плюс мой спонсор двигал меня всей значимостью своего авторитета, то и на эту ступень политической карьеры мне удалось взобраться. Итак, я депутат Государственной Думы Российской Федерации. На тот момент всё ещё, кстати, беспартийный. Что делать дальше, чтобы способствовать упрочению системы по имени Россия, опасно расшатанной за последние десять лет. Люди, которых я раньше видел лишь по телевизору, при ближайшем рассмотрении не поразили воображения. Скажу ещё раз - вновь ситуация соответствовала моим ожиданиям. Деятельность нижней палаты российского парламента как раз и являла собой образчик нелепых дёрганий расшатанной системы. Люди - элементы этой системы - существовали для самих себя. Если бы они представляли собой слабаков, случайно дорвавшихся до тёплого местечка... Но нет, большинство из них имели право на уважение. Но если люди, которые способны многое сделать для страны, заботятся в первую очередь о собственных интересах, используя для этого своё служебное положение, а о стране думают по остаточному принципу, то это означает, что система перестаёт быть системой, одним целым, а превращается в союз эгоистов, необходимый для наилучшего удовлетворения шкурных потребностей каждого. Так называемая законотворческая деятельность представляет собой издевательскую насмешку над истинным смыслом этого выражения. Разве работают писаные законы в стране неписаных императивов? Но чем-то же надо заниматься господам депутатам на заседаниях. А лоббирование частных интересов, весьма щедро оплачиваемое, осуществляемое с помощью всяких комиссий и комитетов. А неприлично большие зарплаты народных радетелей, имеющие тенденции к росту. Получение служебных квартир с последующей незаконной приватизацией, копеечной, конечно. А деятельность так называемых оппозиционных партий, партийных фракций, центральной власти нужная для того, чтобы отвлечь голоса недовольных избирателей от истинной оппозиции, а самим этим фракционерам - для комфортного пребывания в думе. Против центральной власти они никогда ничего не предпримут, упаси бог. Приходится, правда, притворяться защитниками интересов своего, так сказать, электората и даже порой делать для него что-то действительно полезное. Знаете, как говорят: так долго притворялся хорошим человеком, что в конце концов им стал. Увы, это не про нашу ручную оппозицию. Про них вот что: так долго притворялись защитниками народа, что наконец сами в это поверили. Что же касается правых партий, которые вроде бы стоят за истинную демократию и всячески насмехаются над практикуемой у нас пародией на неё, то я, честно говоря, до сих пор не прояснил для себя представителей, нет, хотя бы лидеров этих партий. То ли они прекраснодушные идеалисты, возомнившие, что ради претворения их гуманистических идей можно отменить отвратительные, но объективные законы природы. Они умны, принципиальны, смелы - порой до безрассудства. Некоторые из них напоминают человека, идущего навстречу разогнавшейся электричке и пытающегося остановить её усилием воли. Они вызывают уважение и насмешку. Но может быть, они лишь претворяются идеалистами, борцами за истинную, не уравнительную справедливость, потакая протестным настроениям определённой, так сказать, прогрессивной части общества, чтобы урвать свой кусок политического пирога? А иной раз возникает ощущение, что они - пятая колонна врагов России, сеющая в обществе смуту. Ведь как изменить ситуацию к лучшему реально, эти люди не имеют не малейшего понятия. Основное зло, по их мнению, проистекает от того, что власть предержащие не желают прислушиваться к их советам, действительно разумным, логичным, но не в данных условиях. То факт, что предлагаемое ими в принципе невыполнимо, ими походя игнорируется. Ситуация напоминает мне то, что бывает иногда в бригаде каменщиков, например, чему я сам свидетель. В бригаде всегда есть бригадир, само собой. Часто его действия, решения, взаимоотношения с работодателем подвергаются суровой критике со стороны некоторых вольнолюбивых, принципиальных, прогрессивно мыслящих членов бригады. Но если вдруг по какой-либо причине бригадиром становится этот некогда пылавший справедливым негодованием критик, то он почему-то ведёт себя точно так же, как бывший неправильный бригадир. А то ещё и посильнее прогибается перед начальством. Потому что прекрасно понимает, что в реальных условиях иначе никак. И если он человек ответственный, а другого и не выберут, то быстренько отказывается от своих нежизнеспособных мечтаний. Короче, после недолгого пребывания в Думе я окончательно и однозначно сформулировал для себя, что творится с моей страной и что мне-то в сложившихся условиях делать. Кстати, я сам как депутат нижней палаты парламента послужил иллюстрацией того, что система наша рушится. Большое депутатское жалованье отнюдь не вызывало у меня бурных протестов. Неплохая московская квартира, которая досталась мне практически даром. тоже пришлась ко двору. Ещё бя, попробовал бы я возражать против этих несправедливых, на мой взгляд, благ, жена бы, конечно, не съела меня со всеми потрохами, она у меня совсем не людоедка, но разве я враг родной жене и новорождённому сыну(мы познакомились в СУ-4, она там работала в бухгалтерии. Да и слишком выделяться среди своих коллег-думцев, отказываясь от того, что безусловно считается, и отнюдь не только ими, главной составляющей смысла жизни, выделяться, по сути унижая их - это как раз и есть прекраснодушная глупость. Система по имени Россия больна смертельной болезнью. Нельзя сказать, что это явилось для меня новостью, но раньше я так категорически никогда не формулировал. Но слава богу, болезнь находится в начальной стадии. До летального исхода ещё ух как далеко. Не знаю, можно ли вылечиться совсем, ведь от старости и смерти лекарство пока не придумали, но отсрочить печальную перспективу - почему бы нет? мы ещё не безнадёжны, чёрт возьми, мы ещё попылим и покажем в очередной раз всему миру маманю Кузьмы, яростную от нападок, но добрую ко всему человечеству, потому что если не стараться в жизни для всех, то слишком нелепо, скучно, бессмысленно тогда жить. Но что же делать мне? Проблема в том, что когда система больна, то усилия отдельных, даже выдающихся людей мало помогут. Тем более, что и усилия их, подчиняясь общей тенденции к распаду, приобретают всё более эгоистический характер. И ещё одно - люди и вообще склонны обольщаться на свой счёт. Большинство из них полагает, что они ведут себя в целом хорошо и правильно, ведь это соответствует общепринятой модели поведения. И если общество деградирует, то большинство людей на таком фоне выглядят в собственных глазах вполне достойными личностями. Данное правило касается почти всех. Возможно, имеются из него исключения, но уж я-то таким исключением точно не являюсь. Короче, я и в себе-то не слишком уверен, на что пойду, чем пожертвую ради достижения благой цели, а уж в других людях... Но не сидеть же сиднем. Значит, вот моя задача: варясь в этом мало аппетитном вареве по имени Госдума, искать, высматривать, узнавать мало-мальски подходящих людей, тех, которые о себе думают по остаточному принципу, а о своём деле, о своей мечте, о своём идеале - в первую очередь. Находить таких, пусть с разными политическими взглядами, но главное, по-настоящему, в душе неравнодушных к судьбе Родины, находить и объединять. Было бы одно главное, общее желание, а разногласия по второстепенным вопросам как-нибудь преодолеем. Партия, новая партия неэгоистов - вот моя цель на данном этапе. И без малого десять лет я занимался селекционной работой. В Госдуме нужных людей, естественно, оказалось раз-два и обчёлся. Система, состоящая из эгоистов, существует для наилучшего удовлетворения шкурных интересов каждого из них. Они могут быть очень сильными личностями, но стараются исключительно для себя. В их среде очень мало людей, заражённых бациллами альтруизма, да и те скрывают свою инакость. Но я всё-таки отыскал этих раритетных инакомыслящих и имел с каждым довольно беспредметный разговор о своих планах. Троим идея понравилась, и они согласились при условии создания задуманной мной партии вступить в неё. Я старательно обрастал связями. Прежде всего, знакомился с журналистами. Эти ребята и девчата где только не бывают по самым разным вопросам, с какими только людьми не встречаются. Их-то профессиональную деятельность я решил попутно использовать для своих поисков. Тут ведь главное что - наладить отношения. И я налаживал. В основном, организовывал интервью с каким-нибудь высокопоставленным думцем, если почему-то интервью не организовывалось само собой. Или добывал пока не доступную информацию. Взамен пишущая и ездящая братия находила мне в разных концах страны своеобразных людей - местных подвижников, честных чиновников. Далее я связывался с ними, и если не казался этим чудакам чудаком вовсе уж невменяемым и моё предложение их привлекало, то приезжал к ним в гости, порой они ко мне - объяснить и обсудить в подробностях, как и что именно делать для создания нашей партии. Меня больше всего интересовало, найдётся у моих будущих партайгеноссе достаточное количество столь же принципиальных, как они сами, знакомых. И знаете - находилось! Беда только, что некоторые потенциальные кандидаты оказались слишком цельными натурами. Схитрить, поступить несправедливо в тактических целях они не смогли бы себя заставить. Но люди, настоящие люди были. В подавляющем большинстве случаев к сильным мира они не принадлежали, но определённым авторитетом у земляков пользовались. Их уважали, но с оттенком снисходительности к их нежеланию-неумению устроится в жизни получше. Эти организационные дела требовали времени и шли себе помаленьку. Однако, я вникал и в работу Думы. Вскоре, памятуя о моей профессии, меня включили в состав комитета по жилищному строительству. Здесь я оправдал надежды моего авторитетного спонсора с родины, добившись для принадлежащих ему ЖБК и кирпичного заводов выгодных заказов на поставку стройматериалов на стройки Москвы и Подмосковья. Мне следовало стать своим человеком в Думе, человеком, нужным и полезным многим. Поэтому пришлось вступить в одну из как бы частично оппозиционных партий. К тому же опыт партийной жизни, понимание её тонкостей и нюансов мне, учитывая наполеоновские планы, никак бы не помешал. И избраться на следующий срок по партийной принадлежности можно было почти гарантировано. -Тут Александр Сергеевич наконец-то сделал паузу, заметив с интересом внимавшему ему душеведу: - Очень хочется курить. Вы позволите? Ах. да, конечно. - Он не спеша закурил, щёлкнув простой пластмассовой зажигалкой, со значением посмотрел в лицо Венедикта Михайловича и заметил: - Я вижу, вы и, правда, совсем не устали, прямо-таки горите профессиональным энтузиазмом. - В ответ только лёгкая ирония чуть тронула губы душеведа. - Это радует. И хотя я тоже не слишком утомился - привычка, знаете ли, и разговор наболевший, но повествование приближается к концу. Итак, дело моё постепенно шло на лад. В конце концов мы создали задуманную мной партию, которая до сих пор всё ещё является партией нового типа, потому что состоит, может быть, не из самых сильных и талантливых представителей русского народа, зато из наименее эгоистичных. Если человек имеет в душе идеал, который для него превыше собственных удобств и комфорта, то возможности его возрастают многократно, он много чем пожертвует ради достижения заветной мечты. А эгоизм, наоборот, сильного превращает в слабака. Чего ради отказываться от благополучия, если оно и есть смысл жизни эгоиста. Он никогда не будет работать на систему, предпочитая своё общему и объективно способствуя гибели системы, в которой обитает. Короче, мы зарегистрировали партию, она начала успешно функционировать. И хотя название - "Новейшая Россия" - не отличается оригинальностью, но именно мы, как никто другой, способны обновить в лучшую сторону нашу страну. Избирательная компания перед очередными выборами в Думу, хотя и бедно оплаченная, дала кое-какой эффект, и мы набрали необходимый минимум голосов и стали фракцией Госдумы. Часть средств на компанию дал лоббируемый мной олигарх из моего родного города, часть добыли те три депутата Думы, заинтересовавшиеся идеей новой партии и вступившие в неё, А часть, самая весомая, пришла неизвестно откуда, по имеющейся у меня информации - с самых верхов политической пирамиды. Короче, я достиг максимума своей политической карьеры: руководитель партийной фракции в Государственной Думе. Мы, кстати, заняли место фракции одной из правых партий, не набравшей необходимого для прохождения в Думу минимума голосов. Что же дальше? А дальше - пустота. Последние пару лет этот вакуум в душе становится всё заметнее. С одной стороны, двигаться пока некуда, а с другой - незачем. В стране ведь ничего не меняется. И какую бы по своим способностям должность я ни занял, повлиять на общую мерзопакостную ситуацию никак не смогу. То же касается и всей нашей фракции в Думе, и всей партии. Единственная моя задача, моя и тех немногих, кому я доверяю вполне - следить, чтобы партия не деградировала. и безжалостно исключать отступников, позволивших затянуть себя во всеобщее болото пофигизма. Поддерживать партию в боевой готовности и ждать, ждать того времени, когда назревшие давно перемены уже нельзя будет откладывать. Вот в этом-то моя проблема и заключается - как же невыносимо мучительно ждать неведомо сколько и не зная, дождёшься ли вообще! Только не говорите, что надо попробовать выплеснуть невостребованную энергию в какое-нибудь дополнительное и, желательно, трудоёмкое занятие, чтоб выматывало напрочь. Я и так большую часть отпуска провожу, работая по старой памяти каменщиком - то в СУ-4 в родном городе, то строя что-нибудь новым друзьям-товарищам. И по-прежнему езжу по стране, а бывает, и за рубеж, уговаривая лучших русских людей вступать в нашу партию. Однако, подобные меры не помогают, ощущение бессмысленности, тоскливого бессрочного ожидания сидит в душе занозой. Когда же всем осточертеет жить, ничего по сути не меняя, опускаясь всё ниже среди других народов, занимаясь деятельной суетой - в лучшем случае - вместо производительного труда? Вот она, беда современной России - никто ничего не хочет сверх того, что имеет. Бомж не хочет становиться нормальным человеком - требуются дополнительные энергозатраты, от которых он давно отвык. Простой работяга не хочет становиться более свободным человеком, он уже более-менее приспособился к рабскому состоянию, хреновато, конечно, зато, как неуловимый Джо , на фиг никому не нужен. А начнёшь права качать - по шапке надают, не угомонишься - ваще угробят. Среднемелкому предпринимателю вообще ни до чего - работяги его недолюбливают, зато чиновники с бандитами любят с некоторой чрезмерностью. Он бы предпочёл наоборот, но не получается. Приходится предпринимать усилия по самосохранению. Большие боссы, олигархи ни черта не желают кардинально модернизировать своё производство - а на хрена, и по старинке план по денежно-валютному валу на олигархическую душу населения выполняется и перевыполняется. А модернизация, дело в принципе хлопотно-затратное, на фоне российского колорита представляется и вовсе делом гибельным. А уж братья-чиновники, образующие с братьями-разбойниками, в основном, бывшими, единый организм - про этих и вовсе говорить нечего. То, что для всей системы нашей станет переменами к лучшему, для этого монстра будет переменами к худшему. И никто не желает затрачивать своего драгоценного здоровья, чтобы подняться на принципиально более высокий уровень самореализации и самоутверждения. Паразитический и эгоистический идеал в действии. И хотя слово "идеал" в таком соседстве употреблять нельзя, но настало, видать, то время, когда можно. А живёт аморфная масса по имени русский народ за счёт того, что ворует у своих потомков полезные ископаемые и продаёт их за границу, транжиря вырученные средства вместо того, чтобы восстановить разрушенную по своей трусости и лени экономику. И когда-нибудь настанет тот благословенный час, когда аморфной массе почти нечего станет кушать. И вот, быть может, тогда это бесформенное сейчас нечто вспомнит, что оно обладает способностью самостоятельно принимать ту или иную форму. Быть может, загнав себя в крайние обстоятельства, наш народ наконец-то осознает, что он пока ещё не умер, но вот-вот может умереть. Потому что если у русского народа есть хоть малейший шанс прожить, ни хрена не меняя в своей невозможно-отвратительной жизни, он, наш богоспасаемый народ, обязательно таким шансом воспользуется. Ух как я устал ждать, когда же русские наконец-то дойдут до ручки, до края могилы, когда они наконец-то ужаснутся своего положения и поймут, что надо что-то р е а л ь н о менять. Потому что только тогда люди, входящие в нашу партию "Новейшая Россия" смогут принести настоящую пользу, только тогда в их существовании появится настоящий смысл. Пока ещё наша система достаточно сильна, чтобы при правильном лечении победить смертельную в не такой уж отдалённой перспективе болезнь. А если мы будем продолжать более-менее терпимо, а для кого-то даже и комфортно гнить, то лет через сколько-то (Сто пятьдесят? Двести? Не знаю точно.) произойдут необратимые изменения, которые сейчас могли бы нас спасти, но тогда они нас уничтожат. Не в буквальном смысле погибнет большинство жителей нашей страны, но банда эгоистов, оставшаяся от некогда великого народа, распадётся, рассеется, впоследствии ассимилируется нормальными, жизнеспособными нациями. Сколько же ещё терпеть, занимаясь всякой ерундой, наблюдая медленный, но верный процесс умирания государства и народа, не имея никакой реальной возможности остановить сползание в пропасть? Ожидание в бездействии меня доконает. Боюсь сорваться в пьянку и в другие гадости. Надеюсь только на вашу помощь. Знаете, я ведь до вас ни к кому не обращался. Не хотелось абы кому рассказывать свою историю. А поскольку за последний год вы стали персоной весьма известной, зарекомендовали себя классным психотерапевтом, чуть ли не чудотворцем, притом с каким-то даже ореолом таинственности, то я пришёл прямо к вам. Если не вы, то кто же?
Венедикт Михайлович поднялся со стула с высокой спинкой, неспешно прошёлся по комнате, словно переваривая услышанное. Господин Новенин смотрел на него с любопытством - что-то придумает? Душевед сел обратно и свойским тоном произнёс:
- Биография ваша, Александр Сергеевич, чрезвычайно занимательна и не проста. Чего не скажешь про вашу проблему. Неразрешимые сомнения вас не терзают, вы для этого достаточно сильная личность. Отсутствие возможности масштабного приложения своей энергии - обычная беда людей вашего типа. Но уверен. - обличающе лукаво улыбнулся господин Боговолин, - я легко сумею вам помочь. Точнее, создать такие обстоятельства, что вы поможете себе сами. Под гипнозом я доведу вашу психику до состояния пятилетнего возраста, и она, свободная от ограничивающих влияний более позднего опыта, подскажет вам, как надо действовать сейчас, чтобы чувствовать себя удовлетворительно. Соглашайтесь, другого пути у меня для вас нет.
И действительно, в гипнотическом трансе юный темперамент Александра Сергеевича Новенина не ведал внутренних преград, а к внешним относился с самонадеянностью начинающего, не знающего своих пределов. Трудности на пути к желанной цели, излагаемые ему Венедиктом Михайловичем, не казались его только что сформировавшейся психике неразрешимыми. Затем Венедикт Михайлович накачал психику пациента дополнительной энергией, для улучшения самочувствия на первых порах после терапии. Разумеется, господин Боговолин после сеанса поинтересовался самочувствием Александра Сергеевича, а главное, тем, как тот станет действовать дальше, приближая свою неопределённую во времени цель. На что господин Новенин ответил, что будет влезать теперь в дела, которые хотя и совершенно бесполезны, но всё же это лучше, чем предаваться бездеятельному унынию. Получив рекомендацию заглянуть к Венедикту Михайловичу через годик - на вский пожарный случай, Александр Сергеевич Новенин с благодарностями откланялся.
Однако, он утаил от душеведа ещё один способ приближения своей мечты, тоже весьма мало действенный, но всё же. Как глава фракции Госдумы господин Новенин нашёл случай переговорить с президентом с глазу на глаз, изложив тому свои, мягко говоря, неоднозначные принципы по реальному реформированию России. На что президент, скупо улыбнувшись, сказал только:"Вы прямо, как Ленин - чем хуже, тем лучше. И фамилия созвучная. Так мы, Александр Сергеевич, слишком далеко зайдём". Однако через несколько лет история государства Российского начала развиваться по предложенному господином Новениным сценарию.То ли совпадение, то ли так, как он думали многие государственные люди, то ли просто объективный ход исторического процесса, который проявляет себя в действиях людей - и прежде всего, руководителей.
Шестая глава.
Посвящается Михаилу Иосифовичу Веллеру.
Так называемый Венедикт Михайлович Боговолин, существо, состоящее в, основном, из довольно простых неорганических веществ, организованных в чрезвычайно сложную структуру, превосходящую по всем статьям человека, тоже не отличался, несмотря на свою природу, нечеловеческим терпением. Зато - иногда - вдруг приобретал безошибочную интуицию. Возможно, этому имелось вполне естественное объяснение: просто он обладал гораздо более мощной, чем человек, ЦНС, и поэтому на весьма большом расстоянии мог улавливать следы нужной ему информации, циркулирующей в голове какого-либо человека. Как бы то ни было, а скорее всего, так оно и было, но в этот погожий летний день Венедикт Михайлович явственно ощутил исходящий откуда-то с запада манящий зов. Он сначала не понял, почему ему так хочется откликнуться и помочь страждущему, но потом, поверив гармонию алгеброй, то есть, проанализировав своё чувство, понял, что где-то в двух-трёх километрах примерно на западе от него какой-то человек думает о том, ради чего он, ныне именуемый господином Боговолиным, и находится на планете Земля. Он даже не счёл нужным переодеться в нечто более цивильное, лишь обул сандалии и выскочил на улицу в своём белоснежно-библейском одеянии. Но, сделав всего несколько шагов, почувствовал, что незримая сенсорная путеводная нить вдруг оборвалась. От зашкалившей досады Венедикт Михайлович мигом вспомнил и воспроизвёл невнятным, но яростным шёпотом родные суперменские нецензурные ругательства, которые у его соплеменников не касаются, конечно, не существующего у них секса, а связаны со вполне реальным стремлением сверхлюдей к наркотическому эффекту. "Забери вас дурь, наркоманское племя", - примерно так это можно было перевести, причём, вместо слов "дурь" и "наркоманское" он употребил их табуированные синонимы. Раздражённое бурчание, сердитое лицо и странное одеяние чудного старика приводили в замешательство прохожих. Венедикт Михайлович решил взять себя в руки. В конце концов тот, кого он столь долго и уже нетерпеливо искал, находится здесь, в этом хотя и мега, но всего-навсего полисе. " я переверну весь этот обдолбанный город", - взятию себя в руки отнюдь не сопутствовало успокоение. Случайно ли оказался рядом с ним нужный ему человек? Пусть и случайно, но кое-что Венедикт Михайлович про него узнал. Во-первых, он русский, во-вторых, его распирает от желания поделиться хоть с кем-нибудь своими идеями (до такой степени мощный эмоциональный фон сопровождал его мышление, уловленное на расстоянии Венедиктом Михайловичем). А в-третьих, раз он деселе никому ничего не рассказал, значит, мучается непреодолимыми сомнениями и в ценности своих идей, и, само собой, в том, как к его идеям отнесутся люди. Стало быть, следует ещё чуть-чуть подождать, и столь долго скрывавшийся русский землянин наконец-то явит себя пред очи жаждущего встречи Венедикта Михайловича. Господин Боговолин не ошибся в своём предположении. Правда, прошло ещё несколько дней, показавшихся ему вечностью, но что должно было случиться, то случилось. Перед приходом желанного гостя он частично раздвинул занавески, закрывавшие одну из стен в комнате, где происходил приём пациентов. Что ж, теперь всё готово. Любопытство разбирало миссионера - что же представляет собой земной первооткрыватель, точнее, приоткрыватель законов бесконечного во всех проявлениях Мироздания?
Черноволосый с вкраплениями седины плотный мужчина лет сорока пяти смотрел на душеведа, как ожидалось, с надеющимся сомнением или сомневающейся надеждой. Внешность душеведа не произвела на Алексея Ильича Трифонова видимого впечатления. Но когда в комнате с грубо сколоченным столом под льняной скатертью он увидел на одной из стен небольшой иконостас, лицо его оживилось. Суровые лики святых, выполненные в традициях отечественной иконописи, как будто придали гостю уверенность.
- А вы верующий человек? - отрывистая речь не вязалась с основательностью фигуры мужчины.
- И да, и нет, - с удовольствием предвкушения ответствовал Венедикт Михайлович, - скорее, я знающий. То есть, я безусловно знаю, что Бог существует, но проверить своё знание с помощью чувственного опыта не имею никакой возможности, поскольку экспериментальное поле - бесконечность - несколько великовато для моей скромной персоны.
Венедикт Михайлович замолчал, давая собеседнику переварить услышанное. Но процесс переваривания как-то не запускался. Наконец на остолбеневшей физиономии Алексея Ильича отразилась смесь эмоций - удивления, разочарования, недоверия.
- И откуда... вы это знаете? - вдруг севшим голосом спросил он.
- Знаю, - аксиоматичным тоном ответил душевед, - но ваша реакция на моё весьма спорное утверждение, по-моему, неадекватна. Не объясните ли, Алексей Ильич, чем же я вас так поразил?
Какое-то время мужчина молчал, переведя взгляд с лица врачевателя на свои потрёпанные джинсы, потом в окно на ухоженный древесно-газонный пейзаж окружавшего особнячок участка, потом проговорил недовольным тоном:
- Ну что тут скажешь - до чего один додумался, то и другим может прийти в голову. Дело в том, что вы чуть ли не дословно повторили мою мысль. Собственно, я и пришёл к вам, чтобы рассказать о своих идеях, которые кажутся мне очень важными, но в ценности которых я слишком сомневаюсь - ведь доказать их с помощью чувственного опыта, как вы совершенно справедливо заметили, невозможно. Но с точки зрения логики, причём, элементарной логики, основанной на имеющихся экспериментальных данных, - теперь в голосе Трифонова звучала увлечённость, - всё очень даже просто доказуемо.
Тут одинаковая мысль пришла в головы собеседников, понимание отразилось в устремлённых друг на друга взглядах.
- Что ж, - очевидно смакующим тоном произнёс Венедикт Михайлович, - вы обратились ко мне в поисках помощи, вам, очевидно, первому слово. Только прошу вас, рассказывайте о себе максимально подробно, прежде всего, о том, как вы пришли к своим идеям. Честно скажу, это не нужно мне, чтобы наилучшим образом облегчить ваше состояние, просто мне очень хочется знать. Ну, вы же понимаете. Удовлетворите моё любопытство, а потом я удовлетворю ваше.
- Ещё бы мне вас не понимать, с энтузиазмом откликнулся Алексей Ильич, - к тому же вы мне уже здорово помогли, правда, и разочаровали здорово, но, видно, одного без другого не бывает. Вы говорите, рассказывать подробно. Да и кому ж рассказывать, как не вам, специалисту по лечению психических отклонений и, может быть, единственному человеку на планете, с которым я смогу найти общий язык по самому интересному для меня вопросу.
Начнём сначала. В детстве я любил, обожал играть в войну и периодически убегать из детского сада, шляясь по городку, где мы, папа, мама и я, тогда жили. В четыре года моим любимым фильмом был "Мальчиш Кибальчиш" по произведению Аркадия Гайдара. Очень мне нравилось, как ловко и унижающе-смешно мальчишки расправлялись с буржуинскими вояками. Правда, я как-то не задумывался тогда, что проклятые буржуины, убившие братьев и отцов, пытаясь обезвредить пацанов, не стреляли в них, а сами погибали. Война с её максимальной энергетикой влекла меня. И ещё внутреннее несогласие с предопределённостью, заданностью не устраивавшего меня алгоритма жизни. Правда, смелостью я отнюдь не отличался. Наверное, как я думаю сейчас, война неосознанно привлекала меня максимальностью совершаемых на ней действий и соответствующим максимумом эмоций, чувств от таких действий. Вот ведь от горшка два вершка, а чуял притягательность грандиозных и быстрых превращений энергии и материи, которые только на войне и возможны. Смотреть со стороны и воображать себя участником этого было захватывающе здорово. Но своей охотой ввязаться хоть в какую-то драку меня как-то отродясь не тянуло. Точно так же и спорить в открытую с авторитетным оппонентом я никогда даже не пытался. Ясно, что до поры и спорить не нашлось бы о чём, но потом, в возрасте ниспровержения авторитетов и выбора конкретного смысла жизни я заимел о некоторых вещах своё мнение, отличное от общепринятого, но в диспуты со взрослыми всё же не вступал.
Учился я с первого класса хорошо, можно даже сказать, отлично. Читать умел ещё до школы, лет в шесть, правда, с затруднениями, и когда хотел насладиться кем-то написанной историей, не напрягаясь, просил кого-нибудь из взрослых почитать мне. Но вымышленная действительность любой книги, содержала ли она волшебную сказку или правдоподобную ложь, даже написанной с наибольшей реалистичностью, всегда оказывалась более разнообразной, колоритной, более вкусной, чем обычная жизнь. Наркотический эффект искусства, как я сейчас понимаю, неизменно создавал воображаемый мир, который отличался от настоящего большей притягательностью, потому что находился ближе к чуду. Человек, в жизни казавшийся примитивным, в изображении писателя выглядел весьма сложной, порой даже одухотворённой натурой. Ах, как хотелось наяву стать всего лишь свидетелем тех чудес, о которых пишут в книгах! Вот что влекло меня всегда: ребёнком - стать свидетелем того, как сказка превращается в быль, взрослым - превратить её в быль самому. Ясен пень, весь окружающий меня научно-технический антураж являл собой одно сплошное чудо, но где же выросшему в этом, воспринимающему его как обыденность, впечатлиться. Хотелось чего-то сверх того, например, всамделишных гномов из сказки, а самолёты и телевизоры не поражали воображение.
Да, учился я очень хорошо, однако школа жизни заключается не только в приобретении теоретических знаний и некоторого умения их анализировать, но и в умении применять усвоенную информацию на практике. А у меня, например, на уроках труда дело не ладилось. Обычно говорят, руки не из того места растут. Но ведь руки не сами по себе функционируют, а управляются головой. А с головой был явный непорядок. Не хотел я заниматься ручной работой, требующей мало-мальского мастерства и сноровки. С одной стороны, боялся ошибиться, сделать не так, как надо, как могут умелые. С другой стороны, имелась возможность увильнуть, отказаться, благо всегда находились люди, которые могли выполнить работу за меня. Обстоятельства не вынуждали научиться любой ценой, а склонность отсутствовала. Проклятая неуверенность в себе сидела крепко, и я не собирался с ней бороться, шёл по пути наименьшего сопротивления, выбирая то, что получалось - учёбу, чтение и,летом, футбол. Хотя не такой уж я безрукий - теплицу какую-никакую на дачном участке соорудил. Правда, не бог весть какое мастерство для этого требовалось, но всё же. Но если сначала я неосознанно старался избегать более-менее серьёзной, квалифицированной, ответственной ручной работы, да и не только ручной, то потом поступал так вполне сознательно. Рассуждал я просто: всё равно, сколько ни старайся, большим мастером не станешь, так зачем жн тратить гигантские усилия лишь для того, чтобы добраться, в случае везения, до среднего уровня. Уж лучше заняться своим делом, в котором только я один из всех человеческих обитателей нашей планеты сподоблюсь сотворить настоящее чудо. Такое решение я принял в четырнадцать лет. Правда, на каком именно поприще я совершу революцию, превратив сказку в быль, я тогда ещё не знал. Зато всё моё существо после четырнадцатилетия оказалось объято революцией. Вопрос "Кто виноват?" не стоял - кто же, если не я? Актуально долбила в башку другая вечная непонятка - "Что делать?" После седьмого класса я практически перестал учиться - зачем, ведь я не видел себя в профессии, требующей высшего образования. Моя бы воля, я бы после восьмого класса поступил в какое-никакое ПТУ, например, строительное, стал бы, лучше всего, каменщиком, точнее, как один мой знакомый говорил - кирпичником, как потом стал без всякого ПТУ.
- Вы, значит, по профессии каменщик? -не утерпел тут Венедикт Михайлович.
- Да, вот уже двадцать лет, с некоторыми перерывами, этим зарабатываю.
- Везёт мне на вашего брата, - усмехнулся душевед, - вы у меня за последние несколько дней третий представитель этой благородной профессии.
Уж не началась ли, часом, эпидемия психических отклонений среди ваших коллег?
- В жизни много совпадений, - спокойно заметил Алексей Ильич и продолжил: - Да, лучше бы я сразу стал учиться класть кирпичи. А что, дело нехитрое, сейчас ведь как-никак справляюсь, а если бы лет в пятнадцать попробовал, глядишь, помастеровитее был бы. Но острой нужды в заработках не было, а родители хотели, чтоб я закончил десять классов, как минимум. А зачем делать завтра то, что можно сделать послезавтра - по этому принципу я и поступил. Жизнь моя тогда состояла из размышлений о своей дальнейшей судьбе, о том, чем же заняться для души, а уж тело как-никак прокормлю. Покамест я старался себя приохотить, ну, или привычить, что ли, к регулярному простому физическому труду, к постоянным обязанностям. На даче всякие сельскохозяйственные работы, что понятно, а ещё мытьё полов, причём, каждый день, дело, прямо скажем, излишнее, но как-то же надо приучать себя к будущей нелёгкой доле, когда я наконец-то стану претворять в жизнь большую и пока не найденную мечту. Ещё нянчился с недавно родившейся сестрой, не запланированной, но оказавшейся желанной - тоже работёнка ничего себе, хоть много времени у меня не отнимала.
Чтой-то я о самом-то интересном для нас обоих не говорю, - спохватился Трифонов. - Жизнь видимая, она вот она, с ней более-менее ясно, как да что, скорее менее, чем более, но всё же кое-что понятно. А за пределами видимого мира что находится? И разве может быть предел пространству, ведь сколько ни двигайся в любую сторону, всегда будешь находиться в каком-нибудь объёме, пустом ли, заполненном ли чем-то, но в пространстве? Так я рассуждал лет в десять. Бесконечность мироздания не вызывала ни малейших сомнений. Но как устроена эта бесконечность, что именно находится за пределами досягаемости органов чувств? Воспитанный в атеистическом духе, я не верил в Бога. И как же поразил меня отец моего товарища, когда однажды высказал мысль о возможности существования Бога. А тут ещё фраза из знаменитого фильма, произнесённая пастором: "Одни верят в то, что Бог есть, другие верят в то, что Его нет, и то, и другое не доказуемо". Позже я познакомился со строением вещества. Практические исследования доказали, что всякая частица материи, сколь бы мала она ни была, состоит из ещё меньших частиц, и самая элементарная из них пока не найдена. Странно, а разве существует самая элементарная, думал я тогда. Она тоже должна из чего-то состоять, делимость материи должна быть беспредельна. Мне это казалось само собой разумеющимся. И взрослые знающие люди утверждали, что мир бесконечен, и своим умом я пришёл к такому же выводу. А жизнь, моя жизнь, моё чувственное мировосприятие когда-нибудь закончится. И для меня уже не будет никогда ничего. Небытиё в безмерном во времени, в пространстве, в делимости материи мире выглядело странным, нелогичным, а не только невозможно ужасным. Но объяснить эту странность я тогда ещё не мог. Однако время от времени размышляя об этих заумных вещах, я лет в тринадцать-четырнадцать пришёл к одной примечательной идее. Если моя жизнь является абсолютной ценностью, как утверждают трезвомыслящие формирователи моего сознания, если мир для меня существует только до тех пор, пока я жив, то интересненькое дело получается. После смерти, значится, я погружусь в состояние небытия, но ведь и до рождения я в энтом самом любопытном состоянии пребывал. А на фига я тогда ваще на свет появился и на нём обретаюсь, ежели после моей смертушки у меня не останется и следов воспоминаний о прожитой жизни, ведь меня не будет, и, стало быть, помнить будет нечем? И зачем я, блин, на свет появился, и зачем меня, ядрёныть, мать родила? Что до рождения - небытиё, что после смерти - небытиё, в энтой, понимаете ли, причинно-следственной цепочке для звена моей жизни (житие мое) места ну совершенно не предусмотрено. И ни для кого не предусмотрено. Ваще. Мы тут все чегой-то суетимся, вроде как живём, а даже и не понимаем, что самим своим существованием категорически же, ну просто абсолютно опровергаем логику собственного мышления, не всего, конечно, а только той его разновидности, которая базируется исключительно на чувственном опыте при недостатке экспериментальных данных. Но экспериментальных данных нам никогда не будет хватать, ежели мы хотим понять, как устроена бесконечность. А мы этого не просто хотим, мы этого страстно жаждем! А коли так, так не фига же молиться на эксперимент, надо, блин, научиться доверять и чистой теории, логике доводов и рассуждений.
Ну ладно, это меня чего-то уже заносит. А тогда, в свои примерно четырнадцать я пришёл к однозначному выводу: если моя жизнь, вообще, жизнь всякого смертного является абсолютной ценностью, то такое положение равносильно тому, что её, моей жизни, вовсе нет, что немножечко, ну совсем чуть-чуточку, противоречит реальности. Можно ту же мысль выразить построже: абсолютизация жизни смертного равносильна отрицанию этой жизни как таковой, что противоречит действительности. Придя к такому несомненному мнению, я тогда ещё не знал, в каком направлении двигаться дальше. Бог весть сколько человек делали это открытие до меня, так и не сумев им вразумительно распорядиться. Я пока тоже не мог, но один вывод из открытия следовал железно: если моя жизнь не абсолютная, а относительная величина, то она является частью некой абсолютной величины, которой может быть только бесконечное во всех проявлениях мироздание. Ах, какое прозрачно намекающее выражение: "бесконечное во всех проявлениях мироздание", казалось бы, сами собой напрашиваются верные умозаключения, но я тогда их не сделал. Доказательство, абсолютное, кристально ясное доказательство того, что бесконечное во всех проявлениях мироздание и есть Бог, мне тогда в голову не пришло.
Тем временем приближалось моё шестнадцатилетие, а кризис выбора дальнейшего пути, конкретного смысла жизни всё не заканчивался. Желалось стать о-очень большим человеком, при этом большая часть человеческих занятий отвращала. С детства мне хотелось петь и я занимался этим, по настроению, конечно, лет с семи, насколько помню. Получалось не очень. Слыша, что пою неправильно, не попадаю в ноты и допускаю ещё какие-то ошибки, я пытался исправиться, репетируя шёпотом. Шёпотом получалось лучше. Постепенно от шёпота переходил к голосу. Уровень исполнения повышался, но всё равно некоторые места в некоторых песнях звучали не так, как композиторы сочинили. Хотя постоянные тренировки дали результат, собственный вокал отнюдь не восхищал. Естественным образом возникло желание сочинять музыку, тем более, что переиначивание чужих мелодий случалось само собой. И в пятнадцать лет мне удалось придумать пару мелодий. Однако дальше дело тогда не пошло. Как-то я пока не чувствовал себя готовым к сочинению музыки. Так же, как и к писательству, о котором мечтал с детства. В те же пятнадцать лет я написал несколько стихотворений, после чего несколько поостыл, поняв, что рановато мне этим заниматься. Разумеется, речь не шла о выборе профессии, а лишь о поиске дела для души.
Наконец, к шестнадцати годам я такое дело отыскал. Моим любимым сказочным персонажем был (а пожалуй, и сейчас остаётся) Илья Муромец, который среди прочих своих достоинств обладал прямо-таки невероятной физической силой. Вот чему посвящу свою жизнь, решил я - поиску такой силы, которой сегодня ни один человек не обладает. Найти способ развить дотоле невиданную мышечную силу - это казалось мне задачей подходящей. Первую тренировку с отягощением я провёл накануне своего дня рождения. Она состояла из одного довольно дурацкого упражнения: В исходном положении стоишь с гантелей в опущенной руке, затем поднимаешь гантель, сначала сгибая руку, а потом разгибая её над полного выпрямления над головой. Всего двести повторений поочерёдно каждой рукой, да ещё на скорость не медленные, плавные движения, а резкие и рывками, что неграмотно, травмоопасно. Освоив двухкилограммовую гантель,я где-то отыскал не помню что, но весом примерно три кило. Поднял по двести раз и этот груз. Требовался более тяжёлый снаряд, который никак не находился. Здорово бы сделать такую разборную штангочку для одной руки, вес которой можно увеличивать по необходимости. Отец, узнав о моей проблеме, помог - он работал начальником цеха в одном научно-производственном учреждении. В один не прекрасный момент вес снаряда увеличился до того, что, выполнив свою обычную тренировочную программу, я ощутил сильную боль в сухожилиях бицепсов. Отец же, глядя на мои кривляния, сказал, что ерундой я занимаюсь, и если чего-то хочу достичь, то должен пойти в секцию тяжёлой атлетики. Так я и поступил. Поднимать штангу мне понравилось. Получалось довольно неплохо. Но до мировых рекордов было всё-таки далековато. Но я не унывал. Не оказалось у меня невероятных способностей, что тут поделать. Этот досадный факт не имел принципиального значения. Не для того я пришёл в спорт, чтобы установить энное количество мировых рекордов, на какие-то жалкие проценты превышающих прежние предельные достижения, а для того, чтобы увеличить прежний максимум в разы. А для выполнения такой задачи одного спортивного, блестящего, таланта маловато. Тут надо работать головой. Но пока что моя голова отдыхала, я барахтался на уровне второго-третьего спортивных разрядов, но твёрдо знал, что когда-нибудь непременно придумаю способ, метод, с помощью которого можно будет добыть ту, былинную силу Ильи Муромца. А покамест я закончил десятый класс, пришла пора поступать в институт, по убеждению моих родителей. Или идти в ПТУ на рабочую специальность, как полагал я. Несмотря на то, что я объяснил родителям всю бесперспективность их мечтаний на мой счёт, они продолжали упорствовать в своём благом заблуждении. И я уступил. В конце концов я же честно предупредил, что ничего путного из их попытки образовать меня наивысшим образом не выйдет, но если они настаивают, то я попробую - до тех пор пока им это не надоест. Кое-как подготовившись, сдал экзамены в медицинский институт, но не дотянул до проходного балла. Потом в связи с недобором студентов мужеска пола был, к своему неудовольствию, милостиво приглашён в чью-то mater, так и не ставшую для меня alma. Первые семестры я кое-как перекантовался и, нахватав хвостов, не допустился к сессии, после чего одним потенциальным убийцей в белом халате стало меньше. Потом почти полгода валял дурака, периодически интересуясь у отца, не пора ли уже мне перестать дармоедствовать, и неизбежная пора настала.Я устроился грузчиком в продуктовый магазин в посёлке, где у нас находилась дача. Работа не шибко тяжёлая, но нудноватая: то одно поднеси, то другое, а так, делать особо нечего, ну двор подметёшь, собаку нашу магазинную, приблудную, покормишь, приласкаешь. Салка её звали. Подойдёт иной раз сзади незаметненько, прыгнет и передними лапами от тебя оттолкнётся. Обернёшься - стоит как ни в чём не бывало, скалится только, будто усмехается. А захочешь приласкать, потянешься - не даётся, отбегает, мол, догони. Веселье начиналось, когда товар завозили, разгрузишь - и опять скукота, подай-принеси. И ещё два неудобства имелось. Рабочий день двенадцатичасовой, каждый раз не наездишься, зато неделю работал, неделю выходной. Так я на даче и жил. Слава Богу, для зимы домик вполне приспособленный. Другая трудность - на тренировки в рабочую не оставалось, в секции то есть. Но я купил за недорого у нашего учителя по труду, когда учился в десятом классе, самодельную, но вполне стандартную штангу, на дачном участке соорудил дощатый помост и обычно в обеденный перерыв проводил небольшую тренировку под открытым небом. Дискомфорт такого бытия скрашивался периодическими встречами с моей подругой. с которой я познакомился два года назад, когда после девятого класса ездил в Астраханскую область на уборку арбузов. Денег я почти не заработал, зато сошёлся с Леной. На даче нам никто не мешал, поэтому она навещала меня регулярно. у неё были на меня виды. И зря - жениться с отнюдь не торопился. Поняв, что со мной гнезда не совьёшь, она меня бросила, а я шибко не переживал.
Тем временем я уже год как переходил призывной возраст, и наконец в один далеко не прекрасный день вытащил из почтового ящика повестку - на выход, как говорится, с вещами. Уровень популярности срочной армейской службы (священный долг и почетная обязанность каждого мужчины) к тому времени упал ниже плинтуса. Порядок в армии заменяла дедовщина, и обучение умению воевать (или хотя бы просто драться, от чего мало какой парень откажется) - бессмысленный ритуал. Школой унижений назвал я свою службу. На гражданке я полагал, что наш народ не отличается чрезмерной добротой и высокоразвитым чувством собственного достоинства, но попав в армию, я наглядно убедился в том, что... несколько идеализировал своих соотечественников. Со своей высокой близорукостью я попал во внутренние войска. Наша отдельная рота охраняла склад, на котором, как говорили знающие люди, было всё, кроме разве ядрёной бомбы, да и то ещё неизвестно. Заодно с охранительными функциями мы работали на складе грузчиками. После армии отец пристроил меня на своё режимное предприятие. Зарплата неплохая, работа несложная - вёл процессы на вакуумных печах, анодировал изделия, грузил и разгружал, убирал стружку из вредного материала. Там же познакомился с будущей женой. После свадьбы выписался из родительской квартиры (у меня ведь ещё две сестры) и прописался в комнату к жене - она обитала в коммуналке. А тут как раз предприятие взялось строить жильё для своих нуждающихся сотрудников и тех, кто готов был участвовать в строительстве непосредственно, обещало обеспечить квартирами в первую очередь. Так я и стал каменщиком. Платили нам, естественно, маловато за такую-то нелёгкую работу, ну ещё бы, сразу два хороша - и бесплатная квартира, и высокая зарплата - не бывает. Но главное я успел вскочить на подножку последнего вагона уходящего поезда - "оторвать" в самый последний срок существования прежнего советского социалистического государства, в котором как-никак такое по нынешним временам чудо ещё было возможно. С женой через несколько лет я расстался, тем более что детей у нас не случилось. Она оказалась любительницей выпить, потом довольно скоро перешла в профессионалки и бороться с болезнью категорически не желала. Этого безобразия я не вытерпел и занялся поисками нормальной спутницы жизни, уйдя жить на родительскую дачу. Вскоре нашёл в том же посёлке, где находится дача, хорошую женщину, и с ней мы счастливо живём до сих пор.
Что же касается моих измышлений по интересующему нас обоих вопросу, - тут Трифонов внимательно посмотрел на пытливо молчавшего Венедикта Михайловича, - то никаких таких особых догадок покамест не было. Одно разве только - понимание того, что надеяться на экспериментальную лишь науку в попытке открыть хоть какие-то законы бесконечного во всех проявлениях мироздания, этой самой науке не доступного в принципе - смешно и нелепо. Надо научиться не меньше, чем чувственному опыту, доверять доводам и рассуждениями, основанным изначально, разумеется, на чувственном опыте. Куда же без него, фундаментальненького, но выходящим за его пределы категорически. Но это ладно, об этом речь впереди. Сейчас о другом хочу рассказать. В те года, во второй половине восьмидесятых, я начал серьёзно, более-менее, скорее всё-таки менее, чем более, писать, в основном - стихи. Мысли были сделать что-нибудь такое, чего до меня никто не делал - по форме, по содержанию. Получалось с учётом нерегулярности занятия хреновато. Зато к тому времени я понял, как надо тренироваться, чтобы мышечная масса росла постоянно - вплоть до пределов человеческих возможностей из без каких-либо анаболиков вообще. Просто надо давать жёсткие - околопредельные или предельные - нагрузки достаточно редко, не чаще, чем раз в неделю, можно реже. А в период между ударными нагрузками тренироваться легко, с тем, чтобы восстановительные процессы в натруженных мышцах не затухали. Спортсмены, которые ставят своей целью увеличение мышечной массы, то есть, будем говорить, качки, по общепринятым методикам тренируются не реже трёх раз в неделю, и на каждой тренировке работают довольно тяжело. Полностью восстановиться, а тем более, сверхвосстановиться максимум за три дня практически невозможно. Может, отдельные, от природы одарённые индивиды на это способный. А большинство людей - нет. К тому же восстановительный процесс касается многих функций организма. Мышцы-то, допустим, вырастут, а суставы, сухожилия или, скажем, сердце, или ещё что-то не восстановятся вполне за столь короткий срок. Такое накопление усталости когда-нибудь приведёт к заболеванию или травме любого, даже самого приспособленного. А если отдыхать - заметьте, нагружаясь, - достаточно долго, то восстановление будет и полным, и всесторонним. Тренировочные нагрузки надо очень медленно, но верно увеличивать - за счёт весов отягощений. А общее количество повторений следует весьма жёстко лимитировать - так, по крайней мере, утверждает современная спортивная наука, с которой я спорить не собираюсь, хотя остаюсь при своём мнении. Однако рекомендовать своё мнение, противоречащее апробированному научному, не имею право. Режим работы необходимо разнообразить в широких пределах: от весов, которые вы в состоянии поднять без отдыха тысячу раз, до таких, которые осилите не более десяти раз в одном подходе. В течение, скажем, трёх-четырёх месяце работаете с малыми весами, потом переходите к большим - на столь же длительный период. Организм не успевает привыкнуть к одинаковым нагрузкам, что стимулирует рост мышечной массы. Существует, и сама придумать можно, множество всяких ухищрений, чтобы избежать застойного однообразия. И ещё один важный момент.Вполне логично идти от выносливости к силе. Выносливость развивать сравнительно легко - при работе с малыми отягощениями. Для этого не требуется увеличения мышечной массы. Однако распад белка мышечной ткани происходит при любой физической нагрузке. Только при подъёме лёгких весов этот распад мизерен, а при подъёме тяжёлых - сравнительно велик. Но если вы поднимете, скажем, стокилограммовый снаряд десять раз, то ваши мышцы потеряют в массе гораздо меньше, чем если вы пятьсот раз одолеете двадцатикилограммовое отягощение. Соответственно, чем заметней потери протеина мускулатуры при нагрузке, тем мощнее ответная реакция организма, тем весомей суперкомпенсация мышц. Поэтому вполне логично делать так: поднимать в каком-либо упражнении невеликий вес до тысячи раз, разумеется, без передышки, одним подходом. На чём, собственно, ваша ударная тренировка и закончится. Затем на чуть-чуточку увеличить вес снаряда - и в следующую ударную тренировку стремиться опять сделать с новой тяжестью тысячу повторений. Так и двигаться, постепенно, очень помалу увеличивая массу отягощения, и конечно, перемежая эти воистину мучительные циклы циклами с совсем иными режимами, с большими отягощениями. И ещё бы надо сказать о наболевшем в современном спорте вопросе - о запрещённых фармакологических средствах, которые спортсмены принимают ради повышения результатов. Дело в том, что человек обладает наибольшими по сравнению с другими обитателями Земли адаптационными ресурсами. И если вводить в человеческий организм извне те вещества, которые наш организм сам вырабатывает и без которых невозможна адаптация к спортивным нагрузкам и рост спортивных результатов, то организм отучается производить эти вещества самостоятельно. Мощнейшие адаптационные ресурсы, оставаясь невостребованными, пропадают зря. Что, очень мягко выражаясь, просто глупо. А ведь самые действенные анаболики являются аналогами мужского полового гормона тестостерона. Хватает и других вводимых извне веществ - аналогов продуцируемых организмом. Кроме того, вся эта химия вредна для здоровья, что давно и детально известно. У неё два стратегических минуса - она лишает спортсмена максимального результата и, в той или иной мере, здоровья. Зато один огромадный тактический плюс: результаты на первых порах растут сумасшедшими темпами. Это я могу засвидетельствовать лично, поскольку не мог не попробовать такого чуда на себе. Но я лишь попробовал, постоянно на химии не сидел. Так вот, сначала, пока анаболические препараты для организма внове, пруха бывает страшенная, но привыкание развивается довольно быстро, и для дальнейшего прогресса требуется либо увеличивать дозы лекарств, либо находить более сильнодействующие их аналоги. Для здоровья такие фокусы даром не проходят. Поэтому спортсмены вынуждены так или иначе ограничивать приём запрещённых препаратов, проводить, так сказать, очистительные периоды, после которых результаты существенно снижаются. Потом всё повторяется, но улучшить заметно собственные достижения не получается. Чемпионами и рекордсменами становятся, преимущественно, две категории индивидуумов: либо те, организм которых особенно бурно реагирует - в нужном направлении - на запретную химию, либо те, которые и без всяких лекарств были бы сильнейшими, просто бегали бы не столь быстро, прыгали бы не так высоко и поднимали бы не так массивно, как под воздействием лекарств. Имеется и третья категория спортивных героев, на мой взгляд, менее многочисленная, но кто ж точно знает? Это те, которые употребляют препараты, не определяемые пока допинг-контролем как запрещённые. Им нет необходимости прекращать химичить за определённое время до соревнований, их вообще не уличит никакая внезапная проверка - и они всегда почти на пике формы. Лично я ничего против запретной фармы не имею. Только употреблять её надо начинать не раньше, чем естественные возможности роста спортивных достижений полностью исчерпают себя. По-моему, вполне логично. А естественные адаптационные ресурсы человека грандиозны. Если не гнобить их раньше срока всей этой химией, то в таком виде спорта, как пауэрлифтинг, можно, на мой взгляд, без всяких анаболиков дойти до уровня современных химических рекордов. И вот после этого почему бы не попробовать какое-либо сильнодействующее лекарство для дистрофиков. Но возникает вопрос: а как же антидопинговые организации, которые контролируют ситуацию, ловят и наказывают провинившихся? Дело в том, что эти ловкие лицемеры контролируют ситуацию не для того, чтобы искоренить зло, а для того, чтобы быть всегда при деле, при заработках. Уже давно существуют методики определения тех веществ, которые человек принимал лет десять-пятнадцать назад. Контрмер для этих методик нет и быть не может, по утверждению специалистов. Надо думать, они очень дорогостоящие. Но достаточно проверить с помощью этих методик только победителей чемпионатов мира и очередных рекордсменов мира. Если те окажутся "чистыми", то "загрязнённость" или "чистота" прочих участников соревнований. согласитесь, никакого значения не имеют. Победителей и рекордсменов, уличённых в применении допинга, лишают наград и дисквалифицируют, и проверяют занявших второе место. При применении столь совершенной методики определения запрещённых веществ в организме спортсмена химичить станет практически невозможно. Соответственно, большинство антидопинговых контролёров лишатся работы. Баснословных прибылей лишатся также фармакологические фирмы, производящие львиную долю специфических лекарств не для страдающих от болезней, а для страждущих спортсменов. Вот поэтому и в ходу не самые эффективные методики допинг-контроля. По-хорошему этот дурацкий контроль и вовсе бы отменить, с определённого возраста, конечно, поскольку принимать запрещённые средства спортсмены начинают чуть ли не с детства. В конце концов, каждый человек кузнец и своего счастья, и своего несчастья. Ведь пить и курить никому не запрещают. Возразят, мол, вредные привычки - дело личное, а спортсмен, не желающий гробить своё здоровье, потребляя всякую гадость, вправе требовать честной конкуренции от соперников. А что значит "честная конкуренция" применительно к профессиональному спорту, да и к любительскому тоже? Задача спортсмена - победить. И он сам выбирает цену, которую готов заплатить за победу. Добиться успеха и не навредить себе. то есть иметь два хороша и ни одного плоха - нереальное дело. А хочешь стать сильнейшим с минимальными негативными последствиями - придумай, как использовать огромадные потенциальные возможности своего организма и прогрессируй естественно, без поганой химии. Побеждай, воплощая свой колоссальный человеческий потенциал в реальность. Не знаешь, как это сделать, применяй методики тех, кто знает. А соперники пусть превращают свои тела в лаборатории по испытанию всяческих фармакологических препаратов. То есть, употребление так называемого допинга - а это понятие включает в себя широкий ассортимент фармакологических средств - следовало бы разрешить. Но как же будет тогда зарабатывать на хлеб с маслом многочисленная армия дармоедов-контролёров? Они на это пойтить никак не могут. Посему они непримиримые борцы за чистоту спорта и здоровье народа. Вопрос допинга в спорте для меня больной, потому я и увлёкся.
Да, теперь что касается моей тяжелоатлетической судьбы. В двадцать четыре года я бросил заниматься классическим двоеборьем, состоящим из рывка и толка, олимпийским видом тяжёлой атлетики. В этом виде спорта требуется сочетание силы и скорости, прыгучести, иными словами - мощности. Не зря же лучшие штангисты-двоеборцы были отличными прыгунами, несмотря на свою внушительную комплекцию. Меня же влекла только сила. Поэтому я предпочёл другой вид спорта - пауэрлифтинг, а по-русски - силовое троеборье, куда входят приседания, становая тяга и жим штанги лёжа, упражнения, используемые в двоеборье в качестве тренировочных силовых. Я, может, и сразу бы стал лифтёром - так это называется, но к занятиям со штангой тогда допускали только при условии участия в соревнованиях в двоеборье.
Итак, я разработал, по-моему, наилучшую на сегодня методику увеличения мышечной массы (а вместе с ней - силы). Казалось бы, претворяй изобретение в жизнь, из теории в практику. Но, увы, воспользоваться своим открытием по-настоящему я так до сего дня и не сумел. Всегда не хватало терпения. Всегда хотелось за полтора-два месяца сделать то, на что, по моей же теории, требовался год. Усиленно тренируясь, я непременно усиленно питался, порой буквально впихивая в себя пищу. Всех своих дальнейших успехов я достиг, в основном, за счёт искусственности в питании. К тому же после свадьбы пришлось поменять довольно лёгкую работу на сравнительно тяжёлую, плюс приработки - хотелось расстараться для жены. Так что я на какое-то время забросил тренировки. Впоследствии я занимался штангой время от времени, короткими периодами, и не потому, что обстоятельства для этого складывались неблагоприятно, как я понял позже. Главная причина заключалась как раз в отсутствии терпения. Год за годом, тренируясь, ждать желанного результата было невыносимо. Лучше наскоком, напором, усиленно занимаясь и питаясь, добиться своего быстро достижимого максимума, а потом, оправдываясь объективными трудностями, бросить тренировки, чтобы через энное время возобновить их, а потом снова бросить. Вообще-то, обстоятельства, жизненные, и вправду не способствовали серьёзной работе со штангой, но в том-то и прелесть моей методики, что, тренируясь три раза в неделю, в зале достаточно появляться лишь раз, а ещё две чисто восстановительные тренировки можно провести, поднимая незначительные подручные тяжести, например, десяток кирпичей или даже вовсе обходясь весом своего тела, например, отжимаясь от пола или приседая на одной ноге. Но, видно, очень сильно я хотел стать очень сильным, и на длительный терпёж никаких сил не хватало. Более-менее рационально, хотя совсем неудовлетворительно, мне удалось применить собственную методику в сорок с лишним лет. Строго говоря, я не занимался тогда пауэрлифтингом, потому что из трёх упражнений делал только два - становую тягу и жим лёжа.Совмещать с тягой ещё и прседания показалось мне чрезмерным испытанием - уж больно оба упражнения тяжелы. Как правмло, я давал ударную нагрузку в жиме лёжа по четвергам, а в тяге - по субботам, и очень редко в том и другом упражнении - раз в две недели. Разумеется, упирался за столом так, что на еду почти всегда противно было смотреть, и если бы не кефир, который употреблять гораздо легче, чем твёрдую и более тяжёлую пищу, то ничего бы у меня не вышло. А вышло, что за год с небольшим я поправился почти на сорок кило и, хотя гораздо меньше, чем хотелось бы, но всё же здорово прибавил в силе. Лишнего веса было хоть отбавляй. Но в жиме лёжа я одолел 185 килограммов, что на десять кило превышало норматив мастера спорта, а в становой тяге вытащил аж 310. Такого вида спорта - становая тяга - не существует, но в пауэрлифтинге в этом упражнении столько, в среднем, поднимают мастера спорта международного класса - по нашим российским нормативам. Излишне говорить, но скажу, что никаких анаболиков я не употреблял. Конечно, этот эксперимент тренировки по моей методике (которую я назвал методикой редких сверхнагрузок) чистым не назовёшь. Предполагается, что занимающийся по этой методике должен вести естественный образ жизни, то есть, во-первых, питаться по аппетиту, а во-вторых, давать сверхнагрузки всё-таки не чаще, чем раз в неделю, а то и реже. Но всё же хотя бы отчасти эксперимент дал положительный результат. Понятно, что если всё делать правильно, то искомая сила придёт гораздо медленней, зато без побочных для здоровья эффектов, одного из которых мне избежать не удалось. А именно - у меня развился артроз тазобедренных суставов. Я больше, чем уверен, что если давать рациональную нагрузку, тренируясь по методу редких сверхнагрузок, то в таком виде спорта, как пауэрлифтинг, спортивное долголетие, причём, на уровне мировых рекордов, гарантировано. Не знаю, правда, каким именно возрастом оно ограничится, но не сорока годами, как при общепринятых сегодня способах тренировки, а, скажем, шестьюдесятью. Вот только желающим творить чудеса не достаёт, как правило, терпения. Беда в том, что сильное желание лишь отдаляет цель. Но всё же можно найти дисциплинированных людей, в особенности таких, для которых спорт отнюдь не свет в окошке, а лишь одно из увлечений, один из способов самореализации, и тренировать их по методике редких сверхнагрузок не спеша, меж другими важными для них делами. Метод не требует больших затрат времени и сил. Ударные воздействия можно давать хоть раз в месяц - и эффект будет! Термин "сверхнагрузка" вовсе не означает, что она должна быть какой-то невероятно огромной. Ударное воздействие должно стимулировать рост мышечной массы, не более того. ЕстественноЮ по мере привыкания организма следует увеличивать это воздействие, но очень медленно. Кроме того, существуют разные способы воздействия. Работая в более напряжённом режиме, можно нагрузить мышцы максимально, проделав сравнительно небольшой объём работы. И наоборот, при тренировках в относительно лёгком режиме даже большой суммарный тоннаж воздействует на мускулатуру слабовато. Таким образом, процесс увеличения ударных нагрузок и крайне постепенен, и нелинеен, и вообще - очень сложен. Здесь следует доверять своему самочувствию - и всегда лучше при сомнениях лишний раз отдохнуть, чем наоборот. - Тут Трифонов помолчал, глядя на внимавшего душеведа, который с превеликим удовольствием слушал его откровения. О таком собеседнике Алексей Ильич мечтал всю жизнь. - Да, вот такую штуку я придумал. Правда, никому она на хрен не нужна, а это обидно. Ей-богу, вы первый человек, который со мной в этом вопросе согласен. И как вам это удаётся, не проронив ни слова?
- Я всё-таки психолог, и психиатр, и психотерапевт в одном флаконе. Знаток психических состояний человека и мастер воздействия на человеческую душу, - исчерпывающим тоном ответил Венедикт Михайлович. - Действительно, придуманная вами методика весьма перспективна. Правда, чудес она не сотворит, как вы в глубине души надеетесь, - тут Алексей Ильич согласно кивнул, - но прогресс в интересующем вас деле даст весьма ощутимый, не поспорить.
- Если только люди её применят, - с сожалением сказал Трифонов.
- Когда-нибудь обязательно применят, - убеждённо произнёс Венедикт Михайлович, - ведь прогресс, при всём чьём-то желании, не остановить. Но не пора ли нам приблизиться к главной теме?
- Конечно, конечно, об этом только и мечтаю. Значит, на чём я остановился? Да, с первой женой разошёлся, сошёлся со второй, жил в её доме за городом, домик старинный, в ремонте нуждающийся. Работал на стройках Подмосковья каменщиком, зарабатывая, в том числе, на реставрацию имения-лачуги. У жены приличной работы не было, и решили мы с ней, что сядет она на хозяйство: сад-огород, куры, козы. Иногда, для души, я занимался, так сказать, творчеством, сочинял песни, писал стихи и, конечно, думал - что там, за пределами видимого мира, как оно всё вообще устроено, бесконечное? Ужасный в своей непостижимости смысл слов "никогда" и "всегда" ужасно раздражал. Я не мог себе вообразить ничего более манящего, чем эта загадка, кажущаяся, а то и, не дай Бог, вправду являющаяся непостижимой для смертного. Неужели люди не понимают, думал я, что все их самые невероятные открытия, касающиеся конечного мира, сами по себе не стоят и ломаного гроша? Они интересны лишь постольку, поскольку помогают познать мир бесконечный. Познать бесконечность и овладеть ею - только это по-настоящему важно, только в этом состоит единственный смысл жизни. Но никогда не устану повторять - лишь экспериментальным путём открыть законы бесконечности смертным не удастся. Основа познания здесь - теория, изначально опирающаяся на практику, но выходящая за её пределы. В метафизическом, онтологическом познании критерий истины - не опыт, а доводы и рассуждения. Цепочка познавательного процесса такова: сначала с помощью чувственного опыта приходим к фундаментально-элементарным знаниям, затем на базе практических знаний создаём теоретическую модель устройства мира, выходящего за пределы нашего чувственного опыта, и, наконец, практически осваиваем воспроизведённую в теории абсолютную истину. Схема онтологического познания предельно проста: опыт - теория - опыт. Но теория здесь не нуждается в экспериментальных подтверждениях, она априори существует как истина, которую опыт обязан обнаружить, а вовсе не подвергать сомнению, и, обнаружив, освоить. Ещё и ещё раз - не имею ни малейшего понятия, возможно ли познание бесконечности в принципе (не говоря уже про овладение), но жажда такого свершения донимает отнюдь не меня одного. Эта жажда у людей в крови. Но я опять отвлекаюсь. Правда, смысл моего отвлечения ясен: я пытался лишь с помощью размышлений, не проверяемых опытом, установить - для начала - хотя бы некоторые закономерности бесконечного мироздания. Но прежде всего следовало несомненно доказать, что мир в принципе бесконечен. Казалось бы, подобное утверждение является чуть ли не аксиомой, но хотелось абсолютных доказательств его истинности. Я со всех сторон рассматривал свою ещё подростковую идею о том, что абсолютизация жизни смертного означает, по сути, отрицание этой жизни как таковой. Ведь если до рождения я пребывал в состоянии небытия и после смерти опять навечно погружусь в небитиё, то факт моего существования, при условии, что жизнь моя есть абсолютная ценность, является неким архитектурным излишеством. Объяснить само моё наличие можно только тем. что оно, житие мое, отнюдь не абсолютная, а относительная величина. Но что же представляет собой та абсолютная величина, составной частью которой является относительность любой смертной жизни? Очевидно, лишь бесконечное во всех проявлениях мироздание может быть абсолютом. Если вообразить гораздо более сложное и могущественное, чем человек существо, то ведь и его возможности ограничены, и для него может - теоретически - существовать некто более значительный. И лишь бесконечно сложное образование, воплощающее бесконечное во всех проявлениях мироздание. не имеет над собой никого. Лишь мироощущение этого абсолюта, то есть Бога, и есть та величина, элементами которой являются жизни смертных. Я называю это доказательство бытия Бога постулатом, поскольку безусловным оно быть не может. Из приведённого рассуждения вполне логично следует, что: во-первых, мир бесконечен и, значит, во-вторых, он теоретически может усложняться бесконечно, но не исключено, что в реальности устроен достаточно просто, хотя и пригоден потенциально для усложнения, так сказать, для обожествления. Что ж, ещё один постулат к тем двум, которые почти девятьсот лет назад сформулировал Фома Аквинский, пытаясь доказать существование Бога. Для меня важно, что из этого постулата следует бесконечность мироздания. Но я искал ещё какие-нибудь подтверждения бесконечности мира. Значит, если мир конечен, то он и начален, когда-то его не было вовсе, а потом он вдруг возник из ничего, из вакуума небытия, в который и уйдёт, прожив свой век. Но такого нельзя вообразить - как может что-то образоваться из ничего, а потом превратиться опять в ничто? Довод вполне разумен, но опять-таки, постулативен - всегда можно сослаться на недоступную нашей ограниченности тайну, творящую столь необъяснимые вещи. Что ж, если мало одного постулата, придумаем ещё несколько - и в совокупности они составят закономерность. Могут ли быть пределы у пространства, в котором располагается всё сущее? Если да, то что такое отсутствие прострвнства? Представить себе подобное место невозможно, стало быть, пространство бесконечно. Может ли бытиё обойтись без движения? Но если даже когда-то всё вещество мироздания пребывало в полнейшем покое, то по какой таинственной причине начало вдруг активно перемещаться? Логично предположить, что процесс движения, то есть время, никогда не начинался, а значит, никогда не закончится. И наконец, вопрос, которого я уже касался в нашей беседе - доколе делима материя? Представляется вполне обоснованным утверждение, что сколь бы малую частицу вещества мы ни взяли, она тоже из чего-то состоит. Таким образом, материя безначальна, делима до бесконечности. Отсюда логично предположить, что сколь бы крупное образование материи мы ни рассмотрели, оно является элементом ещё более крупной формы.
Теперь следует вкратце, для пущего понимания подытожить доказательства того, что мир бесконечен. Первое утверждение является безусловным доказательством, поскольку не допускает иных трактовок. Если жизнь смертного, конечного - величина абсолютная, то такое положение равносильно тому, что его жизни вовсе нет. Значит, жизнь смертного, конечного величина относительная, является подобием, элементом, отражением единственно возможной абсолютной величины - бесконечного мира. Далее для усиления доказательного эффекта следуют четыре постулата, то есть утверждения, каждого из которых недостаточно для доказательства, но в совокупности они позволяют констатировать закономерность. 1. Пространство не может быть ограничено ничем, ибо невозможно объяснить, что есть отсутствие пространства. 2. Если движения -времени когда-то не существовало, то невозможно объяснить, почему оно началось. 3. Материя безначальна, то есть делима до бесконечности, ибо сколь малую частицу материи мы бы ни взяли, она из чего-то состоит. 4. Если мир в принципе конечен, ограничен, то, значит, он когда-то произошёл из ничего, а после гибели превратиться в ничто, что не поддаётся внятному толкованию.
Казалось бы, зачем после безусловного доказательства прибегать ещё и к довольно шатким постулатам? Но в онтологии, знании, выходящем за рамки чувственного опыта, любое лыко в строку. Мы - существа сенсорные, для нас чувства первичны, вот почему только чувственному опыту мы доверяем вполне. А поскольку в онтологии чувственный опыт не действует, а действуют лишь умозрительные доказательства, то приводить их следует в максимальном количестве.
Итак, я установил несомненно, что мир бесконечен. Но что есть сущность мира, из чего он состоит? Конечно, это материя, субстанция, вещество, то самое нечто, многочисленные превращения и коловращения которого и составляют бытиё. Но если мир бесконечен, то и количество материи в нём не ограничено. А если учесть, что пространство, время-движение, делимость-элементарность материи есть свойства мироздания, сущность которого - сама материя, то выходит, например, что пространства без материи не существует. Всем пламенный привет от Аристотеля. Ох, и не терпит же природа пустоты. Ну, это так, к слову. А что же дальше? А дальше начинается самое интересное. Итак, Мир, Мироздание бесконечно. Помните, я формулировал: бесконечный во всех проявлениях Мир? Под проявлениями имеются в виду свойства Мира. Часть из них я толькл что называл: пространство, время, делимость. А ещё какие-нибудь у Мироздания свойства имеются? Для ответа на этот вопрос я предлагаю следующую схему рассуждений. Сначала возьмём наш конечный мир и рассмотрим если не все его свойства, то те, которые сумеем обнаружить. Затем экстраполируем эти свойства с мир конечного на Мир бесконечный. Тут возникает законное сомнение: а имеем ли мы право на подобную экстраполяцию? Ведь конечное от бесконечного отличается принципиально - и вполне допустимо, что отличается со всеми вытекающими свойствами? На это можно возразить, что отличается как раз конечность от бесконечности свойств, а сами свойства и там, и тут одинаковые. Но онтологические доказательства обязаны быть предельно строгими и не допускать двояких толкований. Поэтому будем рассматривать каждое свойство конечного мира и легитимность его экстраполяции на Мир бесконечный. Начнём с пространства. Наш дом планета Земля и наша энергетическая станция звезда Солнце имеют определённый объём и движутся в определённой части Вселенной. Пространство, которое они занимают, конечно, как и они сами. А пространство бесконечного Мироздания не ограничено ничем, оно бесконечно. Значит, экстраполировать данное свойство конечного мира на Мир бесконечный вполне корректно. Далее, рассмотрим время-движение. Естественно, история нашего солнечно-земного мира когда-то началась с его возникновения и через энный срок закончится его исчезновением. Для ограниченного мира и это свойство конечно. Но Мир бескрайний никогда не зарождался и никогда не погибнет, ибо существовал всегда. Он находится в вечном движении. Для Него время так же бесконечно, как Он сам. Таким образом, экстраполяция и этого свойства оправданна. Следующее свойство нашего мирка - делимость, точнее, элементарность строения (размеров) материи. Из опыта мы знаем, что каждое тело состоит из некоторого числа элементов и само, в свою очередь, является элементом более крупного образования. При этом в нашем конечном мире, естественно, имеются неделимые частицы материи, из многоразличных сочетаний которых наш мир и построен. Это атомы химических элементов. Есть на Земле и субатомные частицы, но в малом количестве, ибо они губительны для теперешних форм жизни на планете. Самой же крупной формой нашего мира является он сам. Опять же, и это свойство - элементарность строения материи - в конечном мире ограничено. А в Мире бесконечном? Что касается дробимости форм, то тут, само собой, предела нет. Первоэлемента не существует, ибо, повторюсь, сколь бы малую частицу материи мы ни взяли, она тоже из чего-то состоит. Что же до укрупнения форм, то здесь ни черта не ясно. Отнюдь не очевидно, что всякая материальная форма, как бы велика она ни была, есть элемент ещё более крупного образования. А вот тут вполне логично предположить, во-первых, если элементарность строения материи можно экстраполировать с мира конечного на Мир бесконечный в малом, то есть в дробимости форм, то и в большом - в укрупнении форм - экстраполяция закономерна, и во-вторых, если экстраполяция двух свойств конечного мира - пространства и времени-движения - на Мир бесконечный несомненна, то и прочие свойства мира конечного переносимы, применимы к бесконечному Миру. Какие же ещё свойства относятся к числу прочих? Я обнаружил, выделил ещё только одно, да и то несамостоятельное, а являющееся разновидностью третьего из перечисленных ранее, то есть элементарности строения (размеров) матформ.
Это свойство - элементарность организации материальных форм, так я его обозвал. Возможно, существует более информативно точное определение, например, элементарность сложности устройства, но я пока довольствуюсь вышеназванным. Почему я характеризую это свойство несамостоятельным? Потому что нередко бывает так: частица какого-либо вещества имеет те или иные способности, но когда мы соединим в одно целое множество частиц, то у получившейся совокупности появятся дополнительные способности, она окажется более сложно организованной структурой, чем одна частица. Потому что система, состоящая из элементов (монад), всегда обладает большими возможностями, чем простая арифметическая сумма возможностей монад. Например, вода обладает многими особенными свойствами благодаря взаимодействию её молекул. Если бы, предположим нереальное, молекулы воды существовали бы вместе, но не взаимодействовали бы, вода никогда бы не имела тех способностей, которые сделали её столь фундаментальным веществом нашей жизни. Без склонности к системообразованию атомы и молекулы разных веществ никогда бы не формировали из себя, например, кристаллическую решётку и т. д. Не говоря уже про хрестоматийный пример про муравьёв: два муравья выполняют втрое больший объём работы, чем один. Иными словами, элементарность строения матформ есть в какой-то мере то же, что элементарность организации форм материи. Как правило, укрупнение ведёт к усложнению, большим возможностям, измельчение - к упрощению, меньшим возможностям. Но, само собой, дополнительное могущество системы ограничено максимальными природными возможностями каждого её элемента. И целый Мировой океан сам по себе не в состоянии произвести столь сложные действия, какие производит небольшое муравьиное сообщество. И где уж муравьям в этом смысле тягаться с людьми. Это я говорю к тому, что укрупнение форм, связанное, как правило, с системообразованием, приводит лишь к сравнительно незначительному усложнению сложившейся из элементов системы. Принципиально более высокий уровень организации, сложности, могущества существует у саморегулирующихся, самовоспроизводящихся форм, обладающих чувствительностью, сенсорностью, посредством которой и осуществляется процесс саморегуляции. То есть у так называемых живых матформ. Дальнейшее совершенствование уже живых форм происходит за счёт усложнения их сенсорной, то бишь центральной нервной системы (ЦНС). Мы наблюдаем у животных разум как способность обрабатывать получаемую информацию, анализировать её и делать на основе анализа правильные выводы о том, как себя вести. Наконец, у человека самый изощрённый из всех обитателей Земли ум: умение запоминать и анализировать огромные массивы информации в сочетании с абстрактным, отвлечённым мышлением, то есть умением на основе разрозненных и, зачастую, противоречивых данных устанавливать закономерности. Понятно, что самой сложной, многофункциональной и могущественной матформой на нашей планете является не человек, а человечество. Самой же простой - атомы химических элементов, неделимые для нашего мирка частицы вещества. Более простые формы похожи на элементы более сложных. Самый наглядный пример - простейшие, которые представляют собой то же самое, что и клетки многоклеточного организма. От атомов химических элементов до человечества с его первоэлементом человеком - таков промежуток матформ по степени сложности на планете Земля Солнечной системы. Элементарность степени сложности матформ - а что, недурственный синоним прежнего термина - элементарности организации, - обрадованно заметил Трифонов, - буду так говорить. Ну ладно, а как там с экстраполяцией? Можно ли перенести данное свойство конечного мирка на Мир бесконечный. Очевидного перемещения не получается. Так что с того? Пространство и время переносятся легко и непринуждённо, значит, и с элементарностью степени сложности матформ не должно быть закавыки. Тем паче, повторю ещё раз, что главное, принципиальное отличие Мира бесконечного от конечного мирка состоит в следующем: то, что в мирке имеет пределы, в Мире - беспредельно. А это и значит, что СВОЙСТВА КОНЕЧНОГО МИРА В БЕСКОНЕЧНОМ МИРЕ БЕСКОНЕЧНЫ. Применительно к четвёртому свойству конечного мира, воочию наблюдаемому на Земле - элементарности степени сложности матформ - это означает, что в бесконечном Мире нет предела усложнению матформ. Но связаны ли эти бесчисленные беспредельно усложняющиеся формы в единую структуру или существуют каждая сама по себе, образуют ли они единый бесконечно сложный организм или разрозненны? Ну, во-первых, каждая форма (предмет) есть отдельная целостность, обладающая известной автономией, а во-вторых, каждый предмет (Форма) есть величина относительная, являющаяся элементом, отражением, подобием величины абсолютной - бесконечного Мироздания. И если уж подобие абсолюта представляет собой некую отдельную целостность, то сам абсолют и подавно есть единая - и единственная - структура, бесконечно сожная, разумеется. А что есть единая бесконечно сложная структура, в которую организовано бесконечное во всех своих свойствах Мироздание? Имя этому одно - Бог. Вот так, без всякой помпы, без излишней театральности, собрав из мыслей-звеньев цепочку умозаключений, приходим к идее Бога. Нелишне напомнить, что первые звенья этой цепочки дал нам чувственный опыт, а дальше мы обошлись без него.
Честно говоря, простота доказательства существования Бога, вытекающая из рассуждений об устройстве Мироздания, не давала мне покоя. Почему же до меня никто из людей планеты Земля не додумался до столь очевидных вещей? А если кто-то и додумался, то почему его точка зрения не стала общепринятой? До сих пор самым убедительным доказательством бытия Бога являются по сути два по сути постулата Фомы Аквинского - о необычайной упорядоченности процессов природы и о первопричине сущего. Доводы Аквината почти-почти совсем-совсем убедительны, но не безусловны. Особенно впечатляет следующее его рассуждение: человек создал множество сложных вещей. Могли ли эти вещи появиться в результате случайного стечения обстоятельств? Нет. А сам их создатель и подавно не мог. Всё здесь логично, но имеется таки допущение, вероятность которого о-очень мала, но отлична от нуля: волшебное стечение обстоятельств возможно. Повторяю, Фома Аквинский нашёл наиболее близкие к истине, но не абсолютные доказательства существования Бога. С тех пор минуло почти девятьсот лет - и ничего более убедительного не появилось. Ах, если бы это было так сложно! Но ничего подобного. Тогда почему? Я долго размышлял, искал ответ и, наконец, сформулировал три причины. Во-первых, человечество не владело достоверной информацией о некоторых вещах, без чего нельзя было начать строить систему доказательств. Например, о строении вещества и о том, что атом состоит из многих-многих поколений элементарных частиц, а также о том, что более простые организмы подобны элементам более сложных. Во-вторых, биологическая жизнь - это бытиё сенсорных существ, для которых ощущения, чувства первичны. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. а я продолжил эту поговорку так: лучше один раз услышать, чем сто раз домыслить. То есть доверяем мы по-настоящему лишь чувственному опыту, к умозрительности относимся с некоторым даже пренебрежением. И это правильно, поскольку естественно, но не всегда хорошо - с точки зрения познания. Вещи, не доступные чувственному опыту, с его помощью познавать бесполезно. И я научился доверять - а иначе никак - доводам и рассуждениям, выходящим за пределы досягаемости органов чувств. И наконец, в-третьих, если человек не понимает какого-либо очевидного явления, то он предпочитает находить ему простые. с его точки зрения, логичные объяснения. Типа, мощные электрические грозовые разряды - это бог-громовержец мечет на землю огненные стрелы. Потом, когда шаг за шагом, опираясь на чувственный опыт, люди открывают истинные причины природных феноменов, они потешаются над своими прежними заблуждениями. Так это ж потом. А если сейчас среди них вдруг каким-то сказочным манером окажется некто знающий и всё совершенно правильно растолкует, угадайте, что они сделают с этим учёным? Сначала поднимут на смех, потом, если не уймётся - поколотят, а если будет продолжать упираться - вообще убьют. Ведь он со своими невразумительными для подавляющего большинства знаниями выступает не только против всем понятных взглядов. но и против общепринятого мировоззрения, он же подрывает устои, смутьян. эдак позволь каждому умнику свою правду проповедовать - и мир превратится в большой бардак. Да ещё ли истину он говорит? А хоть бы и истину, но нельзя же с бухты-барахты. Людям вообще не нравится тот, кто явно лучше их. а если этот кто-то ещё и один против всех, да ещё и ведёт себя вызывающе, да ещё и ни черта не понятно, что он там бурбулит - тогда судьба его предрешена. Не за то церковники Джордано Бруно сожгли, что он, по их мнению, нагло врал, а за то, что правду нагло говорил. И своё философское учение, несмотря на все недостатки, Бруно превратил в догму и проповедовал очень некорректно. Кого и когда в спорах колыхала истина? Спор - ристалище самоутверждений, за редчайшим исключением. Ему бы, Джордано Филиппо, не охальничать, а подкатиться со всем почтением к высоким церковным иерархам, перетереть по-тихому, познакомить с достижениями науки, растолковать, что даже такому человеку, как Аристотель, свойственно ошибаться, просветить и слёзно умолять, чтобы церковь всем своим безусловным авторитетом признала бы объективную истину. Пусть не сразу, пусть в течение длительного времени, пусть поэтапно, чтобы не уронить себя в глазах паствы. Главное, что инициатива при этом будет исходить от церкви, а не от каких-то возомнивших о себе одиночек. А что делал бунтарь Бруно - ездил по Европе и знакомил всех желающих с унижающими официальную идеологию взглядами. А кому ж такое безобразие понравится? Вот и разобрались с ним идеологи. А на фига ему-то это было нужно? Уж не ради ли истины принял бунтарь Бруно тяжкие мучения и смерть? Да ни фига подобного. Через сто лет после его сожжения всему прогрессивному человечеству стало ясно, что там вокруг чего вертится, и никоим образом судьба Джордано Бруно не приблизила срок признания истины. А надо было ему банального самоутверждения, причём, любой ценой. И он заплатил дорого, героически, без дураков, жил и умер. Но не ради истины. Ради приближения истины ему бы вести себя тихо и незаметно, как я советовал. Что-то несёт меня не в ту степь. Да уж больно для меня тема горячая, прям жжётся. Но есть у меня, по сравнению с Джордано Бруно один большой недостаток и одно маленькое достоинство. Он ради утверждения своих идей и жил героически и мученическую смерть принял добровольно. А мне, как назло, жить очень хочется, да и лишние мучения ни к чему. Только вот пел Филиппо Джордано с чужого голоса. Истина, которую он популяризировал, не его ума дело. А то, что пытаюсь донести до людей я, мной же и открыто. Вот только не верят люди в существование того, что не доступно их пониманию, порой не верят, даже если видят своими глазами, а уж если не видят, то и подавно. А как понять, что такое бесконечность нам, конечным? Можно подумать, я это понимаю. Однако упрямая логика элементарных рассуждений не даёт усомниться, что мир бесконечен. Так то ж мне не даёт, а люди этого знать не знают и знать не желают. То есть вроде бы как бы мироздание и бесконечно, и эпитет этот там-сям мелькает, а с другой стороны, дело это больно тёмное, и вообще - на фига нужно такой заумью заморачиваться, когда насущных забот полон рот? А какого рожна мы вообще-то на свете обретаемся, неужели не интересно, а, ребятки и девчатки? Я понимаю, что у всех у нас мозги замылились, но если промыть-протереть, то большего чуда, чем Бытиё вообще и наш земной мир в частности, трудно себе вообразить. Понять это до самого донышка, которого нет, да что ещё-то в жизни важно по сравнению с этим? Кто мы, откуда и куда? Жалкий эпизод нескончаемого сериала или покорители воистину великого Мира, имя которому - Бесконечность? Чтобы ответить на этот вопрос, надо хотя бы начать такой заумью заморачиваться. И принять во внимание тот неоспоримый факт, что Мир бесконечен, и пытаться объяснить хотя бы азы его беспредельного устройства. А ежели дальше азов пойти не удастся? А ежели очень хочется всё знать и уметь, аж до умопомрачения жаждется быть всем и всегда? Наплевать на столь сильное желание не получится, лучше ему следовать. И опять, как вшивый о бане, я о своём - только с помощью умозрительных доводов и рассуждений, хотя и основанных изначально на чувственном опыте, но выходящих за его пределы, можно чтой-то понять о Бесконечности. Вы уж извините, Венедикт Михайлович, что меня заносит, но уж больно задевает меня за живое третья причина - ну не желают люди признавать факт существования того, чего они понять не могут. Впрочем, я и сам так устроен, чего греха таить. Ну ладно, перечислю для порядку три причины, по которым, на мой взгляд, люди не совершили моё открытие гораздо раньше меня. Первая - недостаток знаний, вторая - нежелание доверять умозрительному методу познания, третья - нежелание признавать существование того, что не понятно. Для пущей убедительности к трём причинам добавилась четвёртая: не было бы счастья, да несчастье помогло. Это ж надо было мне уродиться и воспитаться настолько неконкретным человеком, что ограниченные земные дела меня мало того, что не влекли, а ещё и отпугивали. Хреновато я в жизни нашей бренной самоутвердился. В спорте мно-о-го чего, по гамбургскому счёту, добился, но ни наград, ни званий, ни славы. В профессии более похож на люмпена, чем на пролетария. И в литературе сумел неплохо самореализоваться, но ни малейшего признания. Когда б состоялся я по-хорошему хоть в чём-то, может и не думал бы о заумной философии всерьёз. Удовлетворённость отшибла бы охоту мудрствовать о вещах чересчур абстрактных. А то ведь нет её, удовлетворённости. И хотя и в философии меня, скорее всего, не признают, но понимание того, что совершил фундаментальное открытие, ого-го как греет душу. Не было, значится, до меня на свете такого человека, который неконкретность свою врождённую сочетал с мощной жаждой абстрактных открытий.
Ну ладно, всё это замечательно, но в стройной в своих азах картине мироздания, нарисованной мной, имелась одна непоняточка. Итак, Мир есть Бог, и всё, что в мире есть, это части организма Господа Бога. Но мы, смертные, в идеале стремимся к тому, чтобы достичь уровня Бога и слиться с Ним в единое целое, стать Им, стремимся, не отдавая себе в этом никакого отчёта, объективно и несомненно. Нам есть, куда стремиться. Но чего же хочет Бог, к чему стремится Он, бессмертный и всемогущий? Вопрос о том, свободен ли Бог, казался мне тогда вторичным. Ведь если я пойму, в чём смысл Его жизни, то есть если определю, в чём его потребность. то ни о какой свободе всевышнего и речи быть не может. Вообще с пресловутой свободой Господа Бога, как прежде - человека, я довольно долго барахтался во взаимоисключающих мыслях. С одной стороны, Бог являет собой абсолют. значит, должен быть абсолютно свободным, а с другой - зачем жить тому, кто ни черта не хочет. Но, может статься, самый механизм желания у Бога иной, нежели у любой смертной твари, может, Он одновременно и абсолютно свободен, и испытывает какую-то особенную потребность, не вызванную страданием, как у смертного. Правда, абсолютная свобода Всевышнего казалась вещью сомнительной ещё по двум соображениям. Если неограниченные возможности Господа разделить на столь же безмерную величину его организма, то получится конечное число. Значит, в каждой точке пространства Бог отнюдь не всемогущ, понимай - не свободен безмерно. Далее, поскольку в конечном мире правит жесточайшая необходимость. и никакой свободой не пахнет, то и в мире бесконечном оного зверя не водится. Вот, кстати, ещё одна причина, по которой моя концепция Бога не была открыта до меня: очень многие люди полагают, видимо, из-за природной склонности человека ощущать себя чем-то большим, чем он есть, что обладают некой относительной свободой, а Бог, стало быть, обладает абсолютной. Но доказать существование абсолютно свободного Бога воистину невозможно. Заодно, раз уж разговор повернул, хочется потолковать о набившей оскомину свободе воли человека. Чувствую, никогда не надоест людям наделять себя качествамикоторыми они в принципе не обладают, лишь бы выглядеть в собственных глазах позначительней. о какой свободе воли может мечтать тот, кто даже не рождается человеком, у кого иллюзия свободы выбора возникает лишь тогда, когда он сам не знает, чего ему надо, и наконец. тот, кто волен выбирать, да и то далеко не всегда, лишь разновидность зависимости, необходимости, несвободы. Словосочетание "относительная свобода" бессмысленно, точно так же как, например, "безалкогольная водка" или "немножечко беременная". Вот выражения "относительная необходимость" и "относительная зависимость" выглядят корректными, да и то лишь для тех, кто не знает причины, предопределившей выбор. Рождённый способным стать человеком может им и не стать. Ну в самом деле, родился у людей ребёнок, вдруг попал чуть ли не в грудном возрасте в волчью стаю, воспитали из него звери классного волка, даже вожаком стал. И вот перед ним дилемма - в какой именно лес вести подопечных собратьев клыкастых? А сделали б из него люди человека, сейчас бы прикидывал, в какой именно науке совершить великое открытие - в физике, в химии, а может, в биологии. Да если бы он мог выбирать, что, неужели бы человеческую долю променял бы на волчью? Ну прямо смешно. ей-богу.
Ну ладно. вернёмся к основной теме. В общем, тогда я склонялся к мысли, что Бог скорее не свободен, чем наоборот. Однако в чём именно Его несвобода заключается, какое-такое Его желание побуждает доставляемыми Ему страданиями себя удовлетворить. я не мог понять. Честно говоря, в саму сенсорность Господа Бога я тогда не верил. Что Он умён безмерно - это да, но что чувствует - такая идея мне как-то в голову не приходила. Так в чём же смысл жизни Бога - без ответа на этот вопрос все самые блестящие доказательства Его существования теряли всякий смысл. Вот вам и ещё одна причина, почему до сих пор никто не сподобился в факте наличия Господа Бога. уже. кажись, шестая по счёту. ну правильно, если уж Он имеет место быть, то мы, будучи не в состоянии понять, откуда, почему и как Он взялся, должны же хотя бы уразуметь, какого хрена ему, такому самодостаточному, по жизни нужно. Потому как, если не объясним даже этого, то по своей природной склонности отрицать непонятное (о чём я уже говорил) откажем Ему в праве на существование. Что, собственно, и происходит, ведь люди верят в Бога как в чудо, не признавая Его бытия в виде научного факта. Долгонько не доходило до меня, в чём же смысл Его жизни. В течение десяти годочков после того, как сформулировал доказательства Его существования, пребывал в неведении. Только в этом году допёрло наконец. Я считаю эту идею венцом творения своего учения, которое приобрело теперь законченный вид. И всё это благодаря подсказке одного замечательного человека. Года три назад, купив однажды продукты в гипермаркете, я подошёл к кассе и заметил там среди прочих довольно увесистую книгу. Внимание зацепило её название - "Всё о жизни. Моё любопытство было весьма доверчивым - книга со столь претенциозным заголовком должна, обязана содержать что-то дельное. У меня даже мелькнуло опасение, уж не предвосхитил ли кто-то моё учение? Автора я знал, он периодически выступал в разных телевизионных ток-шоу и не нравился мне своими тоном и манерой речи. Его имя Михаил Веллер. Едва прочитав аннотацию, я сразу безоговорочно уверился, что этой книге никакое другое название не подходит. Она повествовала об открытых автором законах конечного, нашего земного мира. Ощущения первичны, поэтому жизнь есть комплекс ощущений. Человек обладает настолько ёмкой, мощной нервной системой, что его потребность в ощущениях, эмоциях, чувствах избыточна (я сформулировал - сверхизбыточна), то есть человек никогда не находится в эмоциональном равновесии с окружающим миром, нуждаясь в сильных и всё более разнообразных ощущениях, как положительных (субъективно), так и отрицательных (объективно). Ощущения от действий в большей степени потребны психике человека, чем ощущения в бездействии, а стремление к самоутверждению является главным эмоциональным побуждением. Поэтому человек постоянно переделывает окружающий его мир, добиваясь большего могущества и значимости. Итогом ненасытной переделки должно стать уничтожение остывающей Вселенной, которое произойдёт в результате нового Большого Взрыва. То есть человечество взорвёт гибнущую от тепловой смерти Вселенную, не пригодную для жизни людей, и создаст тем самым новую Вселенную, а само, естественно, преставится в Большом Взрыве. Вот так, очень вкратце, выглядит учение Михаила Веллера, которое он назвал энергоэволюционизмом, или энерговитализмом. Я принял его теорию, конечно, с определёнными оговорками, на "ура". Ведь многие мысли Михаила Веллера были моими собственными, вот только сконструировать из них стройную систему я, как, впрочем, и все остальные люди, не сподобился. Я испытал к этому человеку острое чувство восхищения и не столь выраженную зависть. На его месте должен был быть я, но разве конечный мир сам по себе когда-нибудь интересовал меня всерьёз? Разве тех знаний о конечном мире, которыми наделило меня добившееся необычайного прогресса человечество, мне не хватило, чтобы открыть некоторые закономерности мира бесконечного, единственно интересного? Михаил Веллер совершил своё открытие в одной области философии, я - в другой. Его учение подтверждается многочисленными экспериментальными данными, моё - изначально базируясь на чувственном опыте, в основах своих выходит за его пределы. Учение Веллера является по отношению к моему учению фундаментом. А не освоив азы, двигаться дальше невозможно. В особенности, если учесть, что моя теория тогда ещё не обрела логическую завершённость. И я осваивал это семисотпятидесятистраничное чудо человеческой мысли с таким точным, не в бровь, а в глаз, названием. Как водится, сами по себе идеи автора можно было бы изложить в развёрнутом виде на десяти страницах, поэтому большую часть книги составляли доказательства. Гениальная систематизирующая интерпретация известных вещей вызывала восхищение, стремление понять, как те или иные человеческие проявления укладываются в теорию, заставляла изрядно напрягать мозги. Ничего увлекательнее я в жизни не читал, да и не может быть ничего увлекательнее грандиозного научного открытия, описанного стилистически разнообразным языком, всегда, по впечатлению, гармонирующим с содержанием книги. Сила содержания облагородила форму, если у той имелись недочёты. Я погрузился в это "Всё..", вперемешку смакуя гениальные откровения и ломая голову над трудными местами, то есть страдая и наслаждаясь, в точности в соответствии с теорией автора. Я перечитал шедевр шесть или семь раз в течение трёх лет. Не переставая, конечно, думать, в чём же смысл жизни найденного мной Бога. Книга Веллера постоянно твердила о первичности ощущений, чувств, о том, что смысл человеческой жизни, собственно, и заключается в стремлении получать максимальную, для каждой конкретной личности, сумму ощущений, о том, что жизнь - это комплекс ощущений. И вот однажды зимним воскресным утром я проснулся с уверенностью, что сегодня наконец-то отвечу на десять лет мучающий меня вопрос. Прожив в состоянии неопределённой эйфории за обычными делами несколько часов, я сосредоточился - и понимание пришло! Мы подобны Богу, мы отражаем собой Его сущность и мы - сенсорны. Значит, и Он живёт чувствами, только - нашими. Поскольку самоутверждён Он дальше некуда, а нам есть, куда расти, поскольку мы являемся составной частью Его бесконечного тела, постольку Ему в первую очередь потребны те чувства, которые мы испытываем, самоутверждаясь всё выше и выше. Он живёт всеми нашими переживаниями, но по-настоящему Ему интересны только те, которыми сопровождаются наши достижения. В идеале смысл жизни конечного и смертного заключается в том, чтобы стать бесконечным и бессмертным, что означает усовершенствовать себя до уровня бесконечного во всех проявлениях Бога. Бог весть, возможно ли столь невероятное усовершенствование в принципе, но очевидно, что движение в данном направлении начинается с создания конечным существом более сложной, более могущественной, чем оно само, формы жизни. Не только интеллектуально, но и физически более могущественной. Ведь человек может существовать в очень узком диапазоне физических и химических параметров, и продолжительность жизни человека крайне мала. Ну и как осваивать невообразимо гигантские просторы Вселенной при такой ограниченности? Получается, что новая форма жизни, по всем статьям превосходящая человека, должна быть основана на иных, нежели человек, принципах, иметь иную природу. Сделать такое - творческий акт немалой силы. Но и все предыдущие достижения человечества доставляли людям огромное удовлетворение, повышая уровень их самоутверждения, а самый процесс достижения не только радость приносил, но и причинял тяжкие страдания - своей сложностью, мучительными сомнениями, дополнительными сверх необходимого усилиями, неизбежными заблуждениями, сводившими проделанную работу на нет. Вот именно эти-то наши чувства, чувства, сопровождающие столь противоречивый творческий процесс, в первую голову и потребны Господу Богу. Творимая нами переделка мира, да не просто переделка, а усовершенствование, со всеми сопутствующими страданиями и наслаждениями, которые Бог испытывает вместе с нами, ибо мы - частица Его нервной системы - вот в чём состоит смысл Его жизни, ибо Его жизнь тоже сенсорна, поскольку мы и в этом - подобие Его. Ну и совершенно очевидно, что мы такие не одни в бескрайнем организме Всевышнего, к тому же мы самые простые из эмоционально неравновесных, если пользоваться лексикой Веллера, существ. Мы создаём более сложных, чем сами, более близких к Богу существ, затем они, в свою очередь, сотворяют ещё более могущественных, и так далее, и тому подобное. Вопрос о том, возможно ли в принципе в данном восхождении достижения уровня Господа Бога и, тем самым, слияния с ним какой-либо невероятно усовершенствованной формы, остаётся открытым. Главное, мы нужны Богу. И Он кровно заинтересован, чтобы всякая из сенсорно избыточных форм конечной жизни завершила свой век не раньше, чем выполнит своё предназначение - создаст более сложную, более значительную форму жизни. Собственно, можно смело утверждать, что Господь нас для того и сотворил - чтобы насыщать свою безмерно обильную нервную систему ощущениями, которые, кроме как от нас, Ему получать неоткуда. Даже если теория Дарвина о происхождении сложных биологических видов от простых путём естественного отбора и верна, то это никак не противоречит версии о божественной природе жизни на нашей планете. Ведь очень сложная молекула ДНК вряд ли могла синтезироваться на Земле в результате случайного стечения обстоятельств, а вот при незримом воздействии Господа - вполне. А дальше процесс эволюции посредством естественного отбора шёл себе наиестественнейшим образом (а может, порой и корректируясь Богом), пока не привёл к появлению человека. Ну а человек, как и любое сенсорно сверхизбыточное создание, в погоне за удовлетворением своих желаний, превышающих возможности, может чёрт знает что набедокурить. А именно - человечество склонно к непреднамеренному самоубийству. И Господь Бог при всяких таких угрожающих ситуациях вмешивается в жизнь той или иной цивилизации, предотвращая непоправимое. Я, например, верю, что только помощь Господа спасла человечество, когда при испытании термоядерной бомбы на Новой Земле в 1961-м году реакция вышла из расчётных параметров и грозила уничтожить жизнь на Земле. Да, мы нужны Богу, и раз уж Он заботится о продлении нашего века, то, значит, надеется, что мы, несмотря на все нехорошие противоречия, сподобимся таки выполнить своё предназначение - сотворить более сложную, чем сами, более могущественную форму сенсорной жизни. Впрочем, выражение "серсорная жизнь" бессмысленно - в данном случае. Потому что всякая биологическая жизнь - всегда сенсорна. Кстати, я тут подумал, что ведь и жизнь не биологическая, бытиё, так сказать, неодушевлённых предметов, тоже, вернее всего, элемент чувственной жизни. Ведь превращения, происходящие с ними, ощущает Господь, ибо всё, что ни на есть - это Он.
Ох, и затянулось моё повествование, - в голосе Трифонова, в оживлённом выражении его лица не чувствовалось ни малейшего сожаления, - но как же можно упустить такой случай - я изливаю душу единственному пригодному для этого собеседнику. Хотя вас вернее именовать слушателем.
Венедикт Михайлович неопределённо хмыкнул на эти слова и сказал:
- Ну, я ещё расскажу и покажу вам кое-что, что, надеюсь, вас удивит. Но это потом. Пока, да вы и сами это чувствуете, ваше повествование мне чрезвычайно нравится, и следовало бы услышать его окончание.
- Я могу говорить об этом очень долго. Правда, перерывы всё-таки необходимы - чтобы получше собраться с мыслями, вспомнить собственные подзабытые соображения. Эта тема, вообще, неисчерпаема, - Трифонов мечтательно улыбнулся, - за один вот такой непрерывный разговор всего не упомянешь. И ещё, знаете что? То, что я узнал о Боге, это, конечно, здорово, но это же только начало, хоть какое-то понятие о предмете, которого до меня не существовало. А хотелось бы, опираясь на всего лишь имеющиеся у человечества экспериментальные данные, пофилософствовать вволю, поприкидывать, то бишь, какие дальнейшие закономерности могут лежать в основе устройства бесконечного Бога? Но одному мне такую задачу не разрешить. Тут нужен коллектив людей, настроенных так же, как я, но более образованных в разных областях знания. Эхе-хе, - скептически протянул Трифонов, -где же найти эдаких чудаков, притом, чтоб были дельными в своих науках, ведь моё предложение - просто придурь какая-то, с точки зрения общепринятого здравого смысла.
Ну ладно, оставим пока мечты в покое. Сейчас хочу порассуждать о найденном пантеистическом Боге, об устройстве Его центральной нервной системы. Пантеистические учения, существовавшие прежде, настаивают, что мир есть Бог, и никого, и ничего, кроме Бога, в мире нет. Это понятно. Но непонятно другое - когда они убеждают, что Бог словно бы растворён равномерно во всём пространстве мироздания, в каждой частице вещества, косного и живого. Он будто бы всюду, а значит - нигде. Но мир построен на контрастах физических и химических состояний, разнице возможностей и функций разных представителей одного сообщества, на невероятном многообразии форм жизни. Тепло - холодно, светло - темно, мужчина - женщина и так далее. А уж разница размеров, форм, окрасок растительного и животного миров не поддаётся описанию. Разность потенциалов, перепад высот, неодинаковость давлений и прочее - как показатель высокого энергосодержания среды, о чём постоянно твердит Веллер. Ведь когда такое несходство существует, есть возможность совершить работу по выравниванию, а когда всё однообразно, то нет сил, притягивающих отсутствующие противоположности. Бог контролирует беспредельную энергию своего бесконечного во всех проявлениях организма, то есть Он безмерно энергичен, значит, разность потенциалов в Его организме бесконечно велика. Кроме того, чем энергичнее форма жизни, тем она сложнее, что означает большую полярность между отдельными её элементами. Вот человек энергичнее волка, потому как производит такие превращения энергии и материи, какие волк не может. Так и разница между нейронами мозга человека и самыми простыми клетками его тела куда больше, чем у волка. А уж у Бога этв разница должна быть безмерна. Вывод получается таков: ЦНС Господа Бога - бесконечно сложная структура, состоящая из бесчисленного множества элементов. Мне приходит в голову только одна модель, один вариант подобного чуда - некий ограниченный объём вещества с безграничной температурой. Каждая из бесчисленного множества элементарных частиц в этих условиях находится в активном состоянии, и из них сконструирована беспредельно сложная структура мозга Господа Бога, нуждающаяся в безмерно сложных и разнообразных ощущениях. Отростки, которыми мозг Бога связан с Его телом, представляют собой потоки элементарных частиц бесконечно разных размеров, посредством которых Господь и получает всё сенсорное многообразие. Творя биологическую жизнь в разных частях своего тела, помогая живым созданиям, Господь питает свою ЦНС их чувствами. Чем большего совершенства добиваются смертные, чем больше преодолевают на пути к достижениям страданий, тем сильнее гордятся и наслаждаются достигнутым, тем, соответственно, сильнее и разнообразнее чувства Бога. Вот так, приблизительно, на мой взгляд, устроен мозг Господа Бога.
Ещё хотелось бы потолковать о некоторых очевидных следствиях из моей философии, которые современной, помешанной на эксперименте науке не мешало бы принять во внимание. Об одном из них - о невозможности вакуума - я уже говорил. Напомню, что пространство является всего лишь свойством Богомира, суть которого - материя. Поэтому там, где есть пространство - а оно есть везде - обязательно присутствует материя. Этот вывод я сделал ещё в прошлом веке, а в начале нынешнего узнал, что физики каким-то экспериментальным путём установили, что лишь четыре процента вещества Вселенной составляют крупные материальные объекты - звёзды, чёрные дыры, планеты, кометы. А чем образована львиная доля вселенской массы? Могут сказать - космической пылью, что вполне логично. Но не только атомарными и молекулярными частицами пыли, но и субатомными элементарными частицами чёрт знает каких по счёту поколений, настолько мизерными, что они ведут себя по отношению к любому атомарному образованию как пустота. Концентрация их ничтожна, взаимодействие поэтому отсутствует, в противном случае они бы соединились при низкой температуре межзвёздного пространства (малом количестве кинетической энергии) в более крупные матформы. Вот что такое так называемый вакуум. А что тогда температурный ноль? В идеале этому понятию соответствует полное отсутствие движения - кинетической энергии. Но движение (время его синоним) есть неотъемлемое свойство Богомира. Да и потенциальная энергия, энергия покоя, которая обеспечивает само существование структуры вещества, представляет собой взаимодействие противоположно направленных сил. Потенциальная энергия, таким образом, может превратиться в кинетическую. То есть при температурном ноле нет в принципе никакой энергии вообще. Получается, что температурный ноль, равно как и вакуум - идеальное понятие, отсутствующее в природе. Ведь энергия является фундаментальным свойством вездесущей материи (Михаил Веллер полагает, что энергия и материя - разновидности одной сути). Та температура, которую мы считаем абсолютным минимумом (минус 273 с чем-то градуса по Цельсию или ноль градусов по Кельвину), либо является экстремальной лишь для форм материи, имеющихся во Вселенной, либо фактически нигде в Богомире не присутствует. Это значит, что иные формы организации материи, характерные для гигантских, по сравнению со Вселенной, миров с низким уровнем кинетической энергии ( опять же, сравнительно со Вселенной), существуют при температурах ниже кельвиновского ноля. В этих мирах размеры элементарных частиц и скорости их движения чуточку иные , чем у нас. Скажем, элементарные частицы на Земле - атомы химических элементов, а размер элементарной частицы в тех мирах превышает размер нескольких наших звёзд, допустим. У нас электрон вращается вокруг атомного ядра за миллионную долю секунды, положим, а там нечто подобное происходит за, пусть, миллион лет. Что там ещё осталось? Скорость света, она же скорость распространения электромагнитного поля в вакууме. Кстати, разве возможно волновое движение в пустоте, которой нет - чего там волновать-то? Что тут скажешь? В гигантских мирах, по сравнению с их меньшими собратьями, движения относительно медленные, зато абсолютно - гигантски быстрые. Тут даже и пояснения никакие не нужны - и так всё понятно. Вот такие из моего пантеизма следствия для физики-науки. Можно ещё насобирать, а то как же, но пока достаточно. Я напоследок вот о чём хотел бы рассказать - о моём давнем ощущении, которому в рамках пантеизма Трифонова нашлось наилучшее объяснение, об ощущении, которое, по-моему, каждый человек должен бы хоть в каком-то виде хоть раз в жизни испытать. Вот живёшь, смотришь на людей - как же в глубинной своей сути мы все друг на друга похожи. Одна программа существования, одни желания, эмоции и чувства, одни и те же понятия обо всём, классификация по модели поведения, типу лица, темпераменту и другим показателям. Различий - во много миллионов раз меньше, чем людей. Колорит детальных несовпадений ровным счётом ничего не меняет. Я пленник, я раб, я член анонимной многомиллиардной совокупности тождеств. Чего бы я ни придумал и ни сделал, даже нечто сверхгениальное, я не выйду за чётко очерченные видовые пределы. А коли так, то индивидуальная неповторимость имяреков - дело, вообще, двадцать пятое. Не всё ли равно, те или эти, я или он, ведь весь процесс от слияния гамет до положения во гроб каждого от каждого другого подобного процесса в принципе не отличается. О чудо зарождения новой человеческой жизни - и откуда она только берётся? Печальное чудо исчезновения старой жизни тоже вызывает соответствующий вопрос - и куда она только девается? Далее следуют бестолковые ответы, многие из которых зато исполнены страстной веры в метафизическое бессмертие. А не пробовали первый вопрос совместить со вторым, глядишь, чего внятное и нарисовалось бы? Жизнь каждого из нас, мироощущение каждого из нас не представлялись чем-то особенным, отдельным, самостоятельным. И с какого-то момента само собой разумеющимся стало казаться , что уходящее со смертью любого человека чувство его "я" возвращается в мир со вновь зародившейся человеческой жизнью. Оно, это "я", то же самое, только предыдущего опыта не сохраняет. Я уже не помню, когда впервые испытал такое чувство, но, скорее всего, не позже четырнадцати лет, когда только начал складываться пантеизм Трифонова. Кстати, не слишком и долго думал, как обозвать свою философскую систему. Хотелось, конечно, оригинальности, как у Веллера с его энергоэволюционизмом, но, подумавши, понял, что по сути моё учение пантеистическое. Только прежний пантеистический Бог был обезличенным не пойми кем, а найденный мной Господь имел свою неповторимую индивидуальность, а как же иначе? И, кстати, на счёт неповторимости каждого предмета, каждого элемента Богомира. Мы, конечные, смертные, неодушевлённые, живые, сверхживые являемся подобием, отражением единственно воистину живого"я" мироздания - "Я" Господа Бога. Он неповторим в силу своей единичности, а мы, каждый из нас, потому что подобны Ему, в том числе и в неповторимости. - Тут Трифонов замолчал, по всей видимости вспоминая, не упустил ли что-нибудь важное, потом подытожил: - Ну вот, собственно, и весь мой рассказ. Я довольно-таки подробно изложил основные положения и метода кача, и философского учения. Я ведь от вас чего хотел - чтобы вы выслушали меня не как психотерапевт, а просто как разумный человек, я хотел вас убедить в правоте своих идей, чтобы потом вы, уже убеждённый, оказали мне именно психотерапевтическую помощь, развеяли бы мои сомнения. Ведь никто же меня слушать не хочет, кому, на хрен, эта заумь философская нужна? Вот Михаил Веллер, например, свою теорию энергоэволюционизма подкрепляет многочисленными экспериментальными данными - и при этом говорит, что его теорию мало лишь понять, в неё надо ещё и поверить. То есть человек практически совершил научное открытие, вполне корректное с точки зрения современной экспериментальной науки, гениально систематизировав давно известные факты, выстроив из них новую стройную теорию, не вызывающую, по здравом размышлении, никаких сомнений ( правда, лишь в том, что касается устройства человека). Его учение о человеке куда правдоподобнее теории Дарвина - хотя бы потому, что остроумные дарвиновские рассуждения так и не получили доселе сколько-нибудь серьёзного экспериментального подтверждения. Если уж в это открытие надо поверить, то что же говорить про мой метафизический, илл, как сейчас говорят, онтологический пантеизм? Одни умствования, никаких тебе опытных данных. И никого не колышет, что иначе никак не понять не доступный для нашего опыта мир. Да разве я сам устроен иначе? Если бы мне кто-нибудь предложил теоретизирования, подобные моим, разве я не отнёсся бы к ним скептически? То-то и оно. А когда вы в начале разговора меня ошарашили, произнеся буквально то, что сказал бы я, Когда весьма прозрачно намекнули, что думаете по интересующему меня вопросу так же, как я, то настроение у меня сразу рвануло вверх. О подобной поддержке можно только мечтать. И теперь, как ни приятно мне было повествовать о своих достижениях, но гораздо кайфовей будет услышать ваш рассказ. Я просто сгораю от нетерпения: кто вы, что вы, ка вы?
Венедикт Михайлович лишь скупо улыбнулся на эту пылкость. Весь вид его являл оценивающее внимание, лукавый задор плясал в глазах.
- Чёй-то вы так смотрите? - со свойской ехидной подозрительностью поинтересовался Трифонов.
- Просто прикидываю, не окажется ли для вас удивление слишком тяжким испытанием? - в голосе душеведа звучали провоцирующие нотки.
-Что, всё настолько фантастично? - скептически не поддавался Трифонов. - Испугаться я могу, но бояться вас у меня нет ни малейшей причины. Но, после того, что я понял о Мире, о чём я вам только что весьма обстоятельно поведал, удивить меня по-настоящему невозможно. Нет, я, конечно, удивлюсь, но это будет удивление, отличное от того, от которого сходят с ума.
- Это прекрасно, - душевед источал бодрость и предвкушение, - любопытно будет полюбоваться на ваше нормальное человеческое удивление. Итак, я живое воплощение смысла жизни человечества, нот не местного, а обитающего от вашего Солнца довольно далеко, хотя, по космическим меркам - не слишком. Вы, Алексей Ильич, этот смысл правильно поняли, а в той звёздной системе, где живут мои прародители, столь похожие на вас, этот смысл и поняли, и претворили в действительность гораздо раньше вас, людей Земли. Как начало, впечатляет?
- Недоверчивая улыбка на лице Трифонова неуловимыми мимическими движениями превращалась в радостное удивление и возвращалась обратно. Но он молчал.
- Понимаю, вам нужны доказательства. И вот вам первое, так сказать, косвенное. "Если он действительно тот, за кого себя выдаёт, то он здорово замаскировался", - так звучит ваша последняя мысль дословно, не правда ли? - Венедикт Михайлович с видимым удовольствием забавлялся растерянностью своего визави. - "Ну же, собери мысли в кучку", - цитировал он далее5 невысказанные думы собеседника. -А действительно, Алексей Ильич, ваше удивление позволяет вам сохранять вменяемость, раз уж вы в состоянии мысленно строить фразы.
Трифонов, ошарашенно отхлопав ресницами, наконец-то произнёс с нарочитой иронией:
- Офигеть, я бы даже сказал - о...ть, но хотелось бы лицезреть наглядное подтверждение вашей сказочной информации.
- За чем же дело стало, - готовно отозвался Венедикт Михайлович, после чего неспешно стянул свою белоснежную рубаху, потом нащупал в правой части живота что-то тремя пальцами, надавил, вслед за чем в левой части живота возникла ровная п-образная линия, словно сделанная надрезом изнутри. - Хотя я и более сложно устроен, чем человек, но состою из неорганических веществ, мой организм в метаболизме не нуждается, однако без энергии обойтись, конечно, не может.Пойдёмте-ка туда, - кивнул он на дверь в смежную комнату, - я вам кое-что продемонстрирую.
В помещении спартанского вида стоял обшарпанный ширпотребовский стол советской эпохи с двумя стульями и компьютер и такой же допотопный шкаф. Венедикт Михайлович, открыв дверцу шкафа, достал электропровод с двумя вилками на концах.
- Да вы присаживайтесь, - указал он Трифонову на один из стульев, сам сел на другой, затем погрузил пальцы в п-образную борозду на животе, приподняв пласт того, что внешне нисколько не отличалось от человеческой кожи. Внутренняя часть покрова тоже довольно натурально воспроизводила подкожный жир. На дне углубления находилось нечто, напоминавшее обыкновенную электророзетку, что и подтвердил Венедикт Михайлович, воткнув туда одну из вилок провода, а другую -= в розетку электросети на стене над столом.
- Вот так я получаю нужную мне энергию, - с видимым удовольствием произнёс Венедикт Михайлович, - нарочно проголодался, чтобы совместить удовольствие от насыщения с роскошью общения с вами. Сейчас я заряжаю встроенный в мой организм аккумулятор. По мере разрядки батарейки у меня нарастает чувство голода, сложный комплекс дискомфортных ощущений, во многом сходный с таким же человеческим.
Трифонов глядел во все глаза.
- Можно посмотреть вашу руку? - спросил он.
- Пожалуйста, любуйтесь, щупайте, нюхайте, только не кусайте - материал податливый, но очень прочный.
и вправду, иллюзия была полной. Междду тем насытившийся супермен освободил себя от привязи, вернул на место пласт своего наружного покрова, снова нажал тремя пальцами в правой части живота, после чего за считанные секунды п-образный шов исчез. Венедикт Михайлович встал, подошёл к шкафу и извлёк оттуда стальной стержень двух сантиметров в диаметре. Он протянул стержень Трифонову:
- Попробуйте согнуть.
Тот попробовал, но коротыш сантиметров в десять длиной был стальным без обмана. Тогда Венедикт Михайлович сунул железку между тремя пальцами так, что сверху располагались большой и указательный, а снизу - средний. Затем без какого бы то ни было напряжения, хотя и с усилием, медленно, согнул коротыш в дугу. На кожзаменителе среднего пальца осталась красная вмятина - и только.
- не надо быть ни тяжелоатлетом, ни силачом, чтобы понять - такой фокус ни один человек не в состоянии проделать, - прокомментировал Венедикт Михайлович.
Трифонов вертел в руках согнутый стержень, мотал головой и издавал причмокивающе-вздыхающие звуки. Его лицо не казалось бы изумлённым, если бы не слегка изменившиеся черты. Небольшая метаморфоза произошла так быстро, что Венедикт Михайлович её углядел.
- Да уж, просто офигеть, да и только, - сказал Трифонов, глядя на сидящего перед ним обыкновенного старичка, невеликого роста, не могучего сложения, с кожей, соответствующей возрасту.
Старичок включил компьютер:
- Обратите внимание, Алексей Ильич, на этот уникальный аппарат, не имеющий аналогов у вашей цивилизации. Здесь, как сейчас говорится, два в одном - и самый мощный созданный человечеством компьютер, и наш сверхчеловеческий его собрат, не самый совершенный образец, но превосходящий ваш лучший. Я могу произвести, незамеченный, хакерскую атаку на любую самую защищённую базу данных, могу сыграть с вашим суперкомпьютером в шахматы. Сразу оговорюсь, что если время на обдумывание ходов не ограничено, то мне редко удаётся победить. Зато на блице я выигрываю почти всегда. И никогда ни в коем случае не проигрываю. Могу сказать вам что-нибудь на любом языке, существующем на вашей планете, а компьютер переведёт. Сейчас, только зададим моему бесчувственному сородичу нужное задание, - Венедикт Михайлович поманипулировал мышкой, на мониторе раза три сменилось изображение, появилась надпись: "Голосовой лингвистический перевод", а ниже - список, озаглавленный: "Языки народов мира". Венедикт Михайлович выбрал суахили и сказал несколько слов, компьютер перевёл голосом, весьма похожим на голос говорившего: "Мне кажется, мой долгожданный друг.." Затем полиглот нашёл язык недавно открытого в джунглях Амазонки племени и продолжил прерванное обращение: "...что я достаточно удивил вас...", следующим стал японский: "...и у вас нет оснований...", затем венгерский: "...сомневаться в моей правоте...", язык какого-то полинезийского племени:"...Поэтому позвольте рассказать вам...", арабский: "...с какой целью я искал и нашёл вас...", и какой вам может быть от меня толк. - закончил Венедикт Михайлович по-русски и добавил, - помимо тех приятностей, которые я вам уже доставил.
Трифонов всё ещё не устал удивляться, однако как-то уже начал привыкать к чудесам. Лицо его обретало первоначальные черты.
- Я уже в вас не сомневаюсь, - горячо сказал он, - но знаете, что поражает меня сейчас больше всего - то. что именно мне, может быть, единственному человеку на Земле, который абсолютно уверен был в существовании вам подобных. довелось с вами встретиться. Такой справедливости быть не может. В реальности вы должны были бы открыться какому-нибудь совершенно далёкому от всех этих дел человеку. Это просто чудо какое-то, что вы целенаправленно искали меня, ну, то есть того, кто знает, понял то, что понял я. На кой чёрт я вам сдался?
- Ну как на кой, сами же знаете, в чём смысл жизни человечества - в создании сверхчеловечества. А у вас тут что деется? Самые цивилизованные народы погрязли в эгоизме и потребительстве, по сути довольно быстрыми темпами вырождаются. До сих пор не договорились организовать пилотируемый полёт на соседнюю планету, через пятьдесят лет после первого официального полёта человека в космос при бешеном развитии науки и техники! Нефть, ценнейшее сырьё для химической промышленности, из которого можно делать всё необходимое для жизни, жгут, а Солнце расходует львиную долю своей энергии вхолостую, а грозы уходят в землю. Расплодились, как саранча, причём, плодят в преизбытке лодырей и уродов. Стандарты потребления при этом - ого-го, и при производстве прорвы никчемного добра происходит уже опасное для вашего дальнейшего существования отравление среды обитания. О создании сверхчеловека если кто и заикнётся, то его считают не научным фантастом. Не вы один высказываете подобную идею, но у других нет внятного представления, зачем необходимо создание сверхчеловека. У них нет в сознании цельной картины мироздания, где такой творческий акт является одним из звеньев логической цепочки, ведущей к единственно оправданной цели. Вот почему я искал такого, как вы. Ко всему прочему представители моей цивилизации очень тщательно изучали ещё и историю человечества и установили, не спрашивайте, как, долго объяснять, что минимум дважды существовавшие на Земле цивилизации людей истребляли сами себя. Сейчас намечается третье цивилизационное самоубийство. В конце концов все мы живём, мы, смертные, конечные, чтобы служить Богу. Прогресс - это и есть служение Ему. Смысл прогресса - знать, уметь, значить всё больше и больше. Совершенствоваться до пределов видовых возможностей и далее создавать более сложное, более могущественное, чем сами, существо, сообщество таких существ. Испытывать в процессе творчества всё более сильные и разнообразные чувства, которые вместе с нами испытывает Бог, в чём и состоит смысл Его жизни. Чем большего мы добьёмся, тем Ему отрадней. Поэтому Он помогает нам, пока это целесообразно. Возможно, наше сверхчеловеческое вмешательство в вашу земную историю и есть опосредованный вариант господней помощи и наставления. При этом следует понимать, что в сенсорной палитре любого конечного (а значит, и Бога)преобладают страдания, что вполне понятно, поскольку они являются по отношению к наслаждениям причиной. И если бытиё сенсорного существа избавить от страданий, то оно, бытиё это, превратится в одно сплошное страдание. Словом, наша, моих соплеменников и моя, задача - познакомить ваше человечество с истинным смыслом жизни. Но навязывать свою, чужую для землян волю мы не намерены, это было бы неправильно. Это не соответствует смыслу прогресса - добиться успеха самостоятельно и гордиться своим достижением. Зато, если нужные идеи уже существуют на Земле, донести их до сведения человечества, как минимум - этому мы можем способствовать. И вот я нашёл вас, носителя нужного миропонимания, который никак не может достучаться до глобального внимания к своему весьма важному открытию. Теперь моя задача чисто техническая - познакомить с вашими идеями как можно большее число людей. Вы ведь писатель по своему хобби, не так ли? От вас требуется текст, написанный лично вами. В принципе, я мог бы сделать имитацию, но это нежелательно, аутентичность должна быть очевидной. Далее я, мы с моими соплеменниками найдём способы распространить ваше будущее философское произведение в печатном виде на языках если не всех, то почти всех народов, а также на большинстве интернет-ресурсов. Однако этого нам мало: мы станем всячески пропагандировать ваше учение, проведём мощную глобальную пиар-компанию, агитирующую за вашу философию, главным образом за её практические последствия, чтобы люди наконец-то массово задумались о своём предназначении - о создании сверхчеловека и сверхчеловечества. Но слишком назойливыми мы всё-таки не будем - сделав то, что должно, отправимся восвояси. Работы по освоению галактики - нашей с вами - хоть отбавляй.
- И вы всерьёз полагаете, - скептически осведомился Трифонов, - что это ваше вмешательство что-то даст? Просто мне кажется, что, как у нас говорится, всякому овощу своё время, и если человечество ещё не дозрело, для него все резоны, как об стенку горох.
- В ваших словах есть доля правды, но ознакомить вашу цивилизацию с её истинным предназначением, открытым вами, надо обязательно. Человечеству надо дать шанс, иначе чёрт знает что натворит, и не в первый раз.
- Это понятно, и меня уговаривать не нужно, ведь это и мой шанс, - констатировал Трифонов. - Но раз уж у меня сегодня такая сказочная встреча. такой волшебный собеседник, то хочу спросить: вот мы тут всё разложили по полочкам, доказали логически безупречно, что Бог существует, что Бог и есть единственная сущность мира, но верим ли мы с вами в этот факт, не подтверждённый чувственным опытом, который для нас,сенсорных, хотим мы того или нет, всегда будет единственно достоверным? Лично я в своё учение поверить, именно поверить, не могу.
- Что вам сказать, Вы и сами знаете, сколько в науке было открытий, подтверждённых экспериментально, с помощью пресловутого чувственного опыта, в которые мало кто верил. Что же тут говорить о знаниях умозрительных, для опытной проверки не доступных. Но наше дело - изучать невидимый мир единственно реальным способом, методом логически непротиворечивых умозаключений, которые изначально основываются только на чувственном опыте, о чём вы мне сегодня не раз говорили. Главное, стремиться к максимальной добросовестности в своих теоретических построениях. А уж сотворённые нами более совершенные потомки когда-нибудь проверят на практике наши теоретические откровения. Пути Господни неисповедимы, но выведать их - вот наша задача, угодная Богу.
В дальнейшем сценарий Венедикта Михайловича воплотился в жизнь. Имела ли важная информация, понятая одним из людей, грандиозные последствия для человечества - разумеется, нет. Хотя кое-какое полезное влияние оказала. Для Алексея же Ильича главным последствием случившейся с ним необычайной истории до самого смертного часа было воспоминание об инопланетном супермене Венедикте Михайловиче Боговолине, так и не открывшем Трифонову,
несмотря на все просьбы, своего настоящего имени.
PS Автор нисколько не сомневается в основах своего учения, доказывающих несомненно, что мир есть бесконечный во всех проявлениях Бог, что смысл жизни смертного, тактический - создать более сложное, чем сам, существо, стратегический - достичь уровня Бога и тем самым стать Им. Многие же из конкретных проявлений Богомира, высказанные автором в виде предположений, вызывают у него серьёзные сомнения. О многом ещё думать и думать - и не одному человеку.
Бог как реальность
© Copyright: Олег Труханов, 2015
Свидетельство о публикации №215071101295
Свидетельство о публикации №215071101295
Рецензии