1-932

__

Только что, 3 часа назад был скандал. Мама попросила меня налить в 3-хлитровую банку воды и поставить в нее сирень и я это сделал, но попутно сказал, чтобы старушке, к которой она собиралась, сирень получше взяла, а не куцый букетик – это, кстати, у ней разряд добрых дел – и она сразу как-то резко начала нападать на меня и пошла и пошла. «Не тебе учить…» У меня сразу подпрыгнули нервы и  я ответил тем же, стал разъяснять, что я же просто…. Тут подскочил папа, который только что пришел из сада и всё время, видимо, злобой наливался из-за того, что я с ним не пошел. Вдвоем они налетели на меня, помянули все грехи… - и тут-то у меня и мелькнула мысль про бутыль. Немного еще продержался, кричал, но потом схватил ее и кинул папе под ноги. И вмиг – мильон осколков, лужа, мокрая сирень. С криком «я ведь машину вызову!» отец вздумал подскочить, но я поостерег: «я тебе вызову, козел!»

Они всё же чуть поутихли, но это было похоже на удовлетворение, мол, вот он, козырь, это уж серьезно. Я сказал: «какие вы христиане, вы – псы цепные». Ушел в свою комнату, сел и расплакался. Они, наверное, слышали, но это их не смутило. Что они говорили»! /Я твердил: «я буду помнить. Я не забуду!»/

Потом мама ушла, а папа время от времени подходил с тыла, с веранды и смотрел в открытое окно.

А вообще-то я сразу увидел, что под эмоциями всё та же безнадежность. И не появилось во мне собранности, напротив, снова почувствовал, что всё может кончиться плохо и, если это чувство будет расти, то кто знает, может, мысль о самоубийстве и не покажется мне такой нелепой.

…Подобное – что я в слезах – случается уже не в первый раз и в те разы всё было еще хуже, а сейчас безнадежность умиротворяет.

Потом мне надо было идти на дежурство, и я вышел и папа говорил примиряющим тоном и, кажется, снова стал доволен собой. Я так и не сказал ничего, но то, что я два часа просидел неподвижно в двух позах, видимо, немного проняло его.

«Дети непокорны родителям» – но разве я дите? И разве я не покорен был? И разве покорность нужна во всем?