Книга любви и странствий А. Загорулько - рецензия

Олег Азарьев

КНИГА ЛЮБВИ И СТРАНСТВИЙ

Загорулько А. К. «Миг, Век, Жизнь» Стихи разных лет.
«Таврида», Симферополь: 2005. ISBN 966-7738-14-9


В мае 2015 г. Александру Загорулько исполнилось бы 60 лет.
Но его нет с нами уже четыре года. Слишком ранний уход для выдающегося ученого и очень талантливого поэта и прозаика. Он много успел и в науке, и в литературе, но мог бы успеть еще больше, если бы не безжалостная смерть, с которой он боролся последние девять лет жизни...
Выкладываю эту рецензию в память о моем друге.


Автоэпиграфом к книге избранных стихов крымского поэта и прозаика Александра Загорулько «Миг, Век, Жизнь» стало его короткое стихотворение «П. Брейгель “Охотники на снегу”», последняя строка которого дала название всему сборнику.

Звон, хруст, скрип,
Эхо, лай, крик,
День, лед, снег,
Выстрел, хрип, бег,
Дым, очаг, жар,
Вдох, выдох, пар,
Краски, холст, кисть —
Миг, век, жизнь.

Как разноцветные камешки смальты складываются в мозаику, так односложные, резкие, словно выстрелы охотников, слова, собранные в строки восьмистишья, создают у читателя эффект присутствия. Мы на мгновения, пока длятся эти восемь строк, оказываемся студеным зимним вечером посреди средневековья.
В качестве эпиграфа стихотворение неожиданно наполняется дополнительным смыслом, подтекстом, поскольку очень точно передает суть объемистой книги стихов, где строфы, словно кусочки поэтической смальты, складываются в картину литературной жизни автора, ведут нас от его едва ли не первого творческого мига к последним на сегодня творческим достижениям, от первых публикаций, трогательных «проблесков» и «набросков», юноши, начинающего литератора, к наполненным размышлениями стихотворениям и поэмам зрелого, состоявшегося поэта, для которого наступило «время любви и странствий».
Я бы назвал этот сборник книгой предварительных итогов, когда автор останавливается, чтобы оглянуться назад, перебрать архивы, оценить уже созданное и наметить маршрут к еще не взятым творческим высотам. И в данном случае это не просто красивости слога. Александр Загорулько и в литературе, и в медицине (как выдающийся ученый) доказал, что он — творческий, нестандартно мыслящий человек, талантливый созидатель нового в самом прямом, безо всяких подтекстов, смысле этого слова.
Первое, юношеское, стихотворение книги, где в четыре строчки выливается очень точно подмеченный образ окна-картины («День сжат туманом до квадрата…»), — только зарисовка, хотя и образная, точно подмеченная. Но и в «Проблесках 76-го», и в «Набросках 80-го» уже встречаются, пока еще скромные, авторские попытки философски осмыслить окружающий мир и поэтически изложить свои выводы — восторженные, жизнеутверждающие, добрые, полные радости, любви, неизрасходованной еще энергии («Какое счастье быть надеждой…»).
Впрочем, и тогда уже в поэзии Загорулько проскальзывают грустные и горькие нотки. Автор пока только догадывается, чувствует, что не все в жизни благополучно. Так рождается стихотворение, посвященное шхуне «Испаньола», которую поставили на набережной Ялты, превративши в ресторан. Вот его концовка, построенная на контрасте:

Ей хотя бы раз еще изведать
В Тихом океане ураган!..
Но приходят граждане обедать
В шхуну «Испаньола», в ресторан…

Разделы «Барьер совместимости», «От первого лица» и «Автограф» — это выход к читателю молодого лирического поэта со сложившимся (менее восторженным, но более проницательным) взглядом на жизнь. Эмоционально насыщенные строки отличаются большим разнообразием тональностей и настроений, более широким выбором тем. При этом в поэзии Загорулько еще в значительной мере присутствует юношеский романтизм восприятия событий. Очень характерное для этого периода стихотворение начинается так:

Белый снег скрипел на тротуаре.
И, как все сокровища земли,
В черном дерматиновом футляре
Музыку по улице несли…

А в стихотворении о слепом частность, физическая слепота человека, дает повод к размышлению о душевной слепоте общества, хотя выводы еще довольно прямолинейны.
Есть в стихах этого периода и жажда действия, подвига, присущая поколениям, выросшим в мирное время, после великих сражений, и ощущение застоя в обществе, иносказательно поданные автором («Нам двадцать четыре, а мы не играем…»), где жизнь — это спорт, в котором место молодого поколения не в гуще судьбоносных событий, а на скамье запасных.
И, конечно, по-прежнему есть восторженные строки о любви.
Одновременно появляются строки, передающие авторское ощущение своей причастности ко всемирному братству людей искусства, — точнее, людей, создающих искусство («Этот тост за тех, кто на мели…»).
Начиная с раздела «В зеркале времени» (все разделы, кроме первых двух и последнего, носят названия изданных ранее сборников и состоят из подборок стихов, опубликованных в этих сборниках) перед читателем предстает уже состоявшийся поэт и человек, сознающий свой талант, свою власть над словом, а потому позволяющий себе порой некоторые языковые вольности. Ну а восторженность от познания мира, хоть уже и приглушенная, пронизывает все творчество Александра Загорулько.
Программным представляется мне стихотворение, в котором автор формулирует, на мой взгляд, смысл и собственной жизни и творческой жизни вообще:

Не зная почему, под утро встать
И в тишине недолгого покоя
Взять из стола заветную тетрадь
И чистый лист раскрыть перед собою.

И, как осколки, подбирать слова
И склеивать разбившиеся части,
Чтоб получилась новая глава —
Вот счастье!

Резкие мазки и штрихи, прямые суждения и категоричные выводы прежних стихов, напоминающих о таком понятии, как юношеский максимализм, сменяются мягкими и раздумчивыми линиями и оттенками, о чем говорит и сам автор, которого теперь интересуют перемены в самом себе, неоднозначности в окружающих людях («Я полюбил полутона…») Теперь автору необходимо «увидать под кожей души», в которых, как он замечает, есть не только добро, но и зло. И выясняется, что в душах человеческих «мера зла не так мала», как хотелось бы.
В то же время появляется все больше стихотворений, наполненных раздумьями о природе добра и зла, верности и предательства, подлости, наушничества («Когда к костру вели еретика…»).
Впрочем, и тут присутствуют «Двести строк о любви» — строки о столь мощном творческом стимуле, без которого большая часть поэзии вообще была бы немыслима.
А еще следует заметить, что лирической по своей сути поэзии Загорулько изначально присуща глубокая музыкальность, вполне закономерная для его творчества. Наверное, поэтому его стихи нередко становятся песнями и романсами.
В «Забавах Джокера» автор, наряду с привычными темами, старается разнообразить свою художественную палитру, ищет новые возможности и способы поэтического самовыражения, включая стихотворные опыты на английском языке. Чувствуется, что авторские строфы уже не слова восторженного мальчика, юноши, молодого человека, но мужа, умудренного житейским опытом (не всегда, увы, добрым, — и стихотворение «Подлец», где точно вылеплен, будто с натуры списан, образ этого субъекта, только подтверждает мои слова).
На смену безудержному романтизму ранних стихотворений приходят ирония, юмор с элементами сатиры, иногда понятные только медикам (одностишья, «Обращение к И. Давыдовскому», «Методические рекомендации…»), но чаще рассчитанные на широкую аудиторию («Мать-природа — не свистулька…», «На зеленых полях Аргентины…», «При поддержке царизма и Бога…», «Ода Даi», «Мне ночью снится Зурбаган…» и др.). Возникают мучительные раздумья о мере ответственности за сказанное и сделанное («Сжигающий, терзающий вопрос…»), о судьбе («Мы время пьем из чаши бытия…»), о жизни и смерти («Как страшно нам бывает иногда…»).
В своем стремлении шире охватить и отразить окружающую действительность Загорулько все чаще создает стихотворные путевые заметки, зарисовки с соответствующими названиями («Канун Рождества в Вене», «Венеция», «Парижские коллажи», «Босфорский пейзаж») и обозначениями места событий или места вдохновения: «Нью-Йорк, Лодзь, Ченстохова, Венеция, Париж, Вена, Фрайбург». Знакомясь с миром, долгие десятилетия отгороженным от нас «железным занавесом», автор спешит поделиться с читателем своими впечатлениями о жизни «по ту сторону».
В небольшом разделе «На абордаж!», как в лирических, так и в философских стихотворениях, автор, при разнообразии новых сюжетов, использует уже устоявшиеся, испробованные им в предыдущих книгах поэтические концепции, темы, творческие приемы. Создается впечатление, что автор, как это делают альпинисты (а у Загорулько есть и такой жизненный опыт), решил передохнуть, набраться сил, изучить возможные маршруты, чтобы выбрать из них наиболее удачный, — для броска к очередной непокоренной еще творческой вершине.
Однако говорить об отсутствии в разделе-книге «На абордаж» новых тем было бы неверно. Ностальгия, тоска по дому — вот новая тема, которая отчетливо обозначается в этом разделе. Похоже, автор немного устал от путешествий по прекрасным, но чужим землям, и его потянуло на малую родину — в Крым. Зарубежные зарисовки из Вены, Венеции, Лодзи начинают перемежаться со стихами не просто о природе, как в предыдущих поэтических разделах, где читатель часто может лишь догадываться, что речь идет о Крыме, а посвященными именно Крыму («Гроза в Симеизе», «В Севастополь», «Санкт-Петербург — Симферополь» и др.), наполненными любви к полуострову и крымчанам. Эти чувства, например, отчетливо (хотя, может быть, и немного эмоционально) звучат в первых строках стихотворения «Крымчанам»:

На нас не короны и тоги,
И наши ладони в пыли,
И все-таки мы — полубоги,
Поскольку из Крымской земли…

Раздел «Параллельный человек» (и, снова напомню, авторскую книгу под тем же названием) можно с уверенностью назвать неожиданным. «Параллельный человек», если говорить об объеме, состоит не столько из стихов, сколько из поэм. Читатель знакомится с целой серией больших и маленьких поэм в одном сборнике автора (судя по предыдущим книгам) малых форм.
И вообще, не только поэмами, но и стихами «Параллельный человек» показался мне вторым дыханием поэта, стремительным и удачным марш-броском по новому пути в своем творчестве — это и неожиданно свежий взгляд на прежние темы (и появление новых тем: например, в его поэзии все чаще присутствует не просто религиозная, но христианская идея и атрибутика), и новые для автора литературные приемы. Поэзия Загорулько в «Параллельном человеке» становится совершенно раскрепощенной, и эта кажущаяся легкость, воздушность строк свидетельствует о следующей ступени в мастерстве автора — в его глубинном понимании неявных оттенков и скрытых возможностей каждого слова.
Меньше встречается лирических строф (хоть и не уступающих по качеству прежним работам — «Мой ангел небесный…», «Мотив — мелодия — напев…», «О. эта музыка во мне…»), зато нередки строки пронзительные («Отстрел собак хромых и колченогих…») и строки насмешливые («Параллельный человек», «Афористичные стихи», «Доска объявлений», «Чиновный преферанс», «Чупакабра», «Хомо Чудакус»), где автор начинает широко использовать столь характерные для нашего времени слэнговые и жаргонные слова и выражения. Вот, к примеру, строфы из стихотворения «Сэконд-хэнд»:

…Ржет попса, лабая лажу
И в столицах, и в глуши…
Сэконд-хэнд — не просто кража,
Раздеваловка души!..

Не будучи для Загорулько самоцелью, данью моде, слэнг лишь придает его стихам остроту звучания, добавляет в строфы, говоря гастрономическим языком, уксуса и сока.
О поэмах же — отдельный разговор.
«Европа» и «Саундтрек» автором вроде бы и не причисляются к поэмам. Вероятно, это «тренировочный подход» автора, примеривающегося к крупной стихотворной форме. Тем не менее, «подход», как мне представляется, получился удачным. Это уже «почти» поэмы. Зато фантасмагория «Мобила», автором тоже не причисленная к поэме, на мой взгляд, мини-поэма вполне состоявшаяся, причем весьма удачная не только по содержанию, но и по оригинальной форме изложения.
Поэмы «Черная дыра» и «Поэма деления», скорее всего, лишь первые попытки освоения крупной формы, поскольку в «Черной дыре» ощущается некоторая рыхлость, несостыкованность эпизодов поэмы, отдельные куски кажутся вставными стихотворениями. В небольшой «Поэме деления» уже появляется идейное единство, скрепляющее эпизоды.
Но автор — прилежный ученик, и поэмы «Клон» и «Глюкода» представляются мне великолепными образцами современной крупной поэтической формы с тщательно продуманной и выверенной архитектоникой произведений, в которых удачно смешиваются, синтезируются безудержный гротеск, фарс, хлесткая сатира, философия и выраженная гражданская позиция поэта — что весьма радует, поскольку явление сие по нынешним временам, к сожалению, редкое. Эти поэмы — несомненная удача Загорулько.
И если «Печать Бога» и по форме и по содержанию кажется произведением более ранним, нежели «Клон» и «Глюкода», хотя и поставлена она в сборнике после этих поэм, то «Закон вечности» при вполне традиционной композиции не уступает «Клону» и «Глюкоде» выразительностью содержания, несмотря на то, что она более сдержанно решена в изложении материала, и автор использует более аскетичную палитру эмоций.
«Время любви и странствий» — заключительный раздел в книге «Миг, Век, Жизнь», который составляют новые стихи и новая поэма «Грех».
Новые стихи раздела — не только и не столько лирика (хотя и она присутствует, эмоциональная и музыкальная, как всегда у Загорулько, — «С лодочкой бродяги-пилигрима…», «Египтяночка, не форсите…», «Сотворил тебя Бог всевышний…», «Вокзальный поцелуй», «Тонкий запах твоих духов…», «Одиноко странствуют по свету…», а «Пушкинская улица» — еще одно проникновенное стихотворение о Крыме) и не столько юмор, сколько ирония и сатира. Наполнены горькой иронией стихи «Шутейное», «Ворон ворона обидит…» «Про сорок бочек арестантов», «Вот “Dead end”…», а новые путевые впечатления от вашингтонов, джорджтаунов и нью-йорков звучат уже не восторженным удивлением экскурсанта-неофита, а едкой усмешкой и ядовитой насмешкой пристального и вдумчивого человека, который за яркой оберткой, рассчитанной на заезжих зевак, разглядел «обратную сторону Луны» («Американская комедия», «По улицам Джорджтауна…», «Половина Америки бегает…»). И сделал неожиданный (для прежних своих путевых заметок) вывод в стихотворении «Не спеша шагаю по Висконсин…»:

Опасаюсь всяких комплиментов,
Но уверен я почти на треть:
Окромя зеленых президентов,
В Штатах больше не на что смотреть!

Небольшую поэму о любви и вечности «Грех», завершающую раздел, я бы все-таки назвал серией стихотворений, объединенных скорее темой, нежели идеей и сюжетным пространством законченного произведения. Хотя, возможно, это лишь набросок поэмы, и со временем мы познакомимся с цельным и, вероятно, гораздо более объемным поэтическим полотном, поскольку тема греха весьма и весьма благодатна, — человечество так нагрешило, что хватит не на одну поэму.
Итак, предварительные итоги подведены. Впереди у Александра Загорулько, без сомнения, уже намечены следующие творческие цели, проложены или прокладываются «маршруты» к ним. Они должны и наверняка принесут автору новые впечатления и размышления, которые непостижимым даже для творческих людей, чудесным образом превратятся в стихотворные строки, строфы, стихотворения и поэмы.

Симферополь. Январь 2006 г.

На фото - крымчанин Александр Загорулько, академик, профессор медицины, удостоен звания "Выдающийся ум Европы", поэт и прозаик, автор более чем двух десятков книг поэзии и прозы, создатель препаратов СУКРИМ и СУЗАКРИМ, спасших жизни сотен младенцев и взрослых.