Подковы судьбы

«Среди орловских рысаков чемпионом тогда был известный Ловчий, отец Улова, полученный Яковом Ивановичем Бутовичем в Прилепском заводе, – рассказывал журналу «Коневодство и конный спорт» (№ 1, 1968 г.) ветеран коневодства на тульской земле Т.Т. Демидов, работавший в 1920-х годах в госконюшне села Першина ныне Алексинского района. По его словам, Бутович был «делец, нередко занимавшийся коммерцией». Именно поэтому, считает Демидов, он хотя и был знаком с Толстыми, но «водил дружбу с Андреем Львовичем, наиболее далеким из всей семьи от Толстого».

Страсть по наследству

Деловую хватку и страсть к чистокровным лошадям Яков Иванович получил по наследству. Конезавод его деда в Черниговской губернии входил в официальный «Список частных конских заводов России», опубликованный еще в 1854 году. Отец перевел завод в свое имение Касперо-Николаевку Херсонской губернии, где и прошло детство будущего знатока орловской породы и большого ценителя искусства. В юношестве он получил военное образование, опять-таки связанное с лошадьми – окончил по первому разряду кавалерийское училище в Николаеве, служил в драгунском полку, но вскоре ушел в отставку. К военной службе Якова Ивановича вернула русско-японская война, на которой он заслужил орден святого Станислава 3-й степени. В конце 1905 года Бутович вышел в отставку, чтобы учиться в Европе. Свои занятия в тамошних университетах он посвящал, естественно, коневодству.    

С тульской землей Яков Иванович связал судьбу в 1909 году, когда приобрел в Прилепах имение вдовы коллежского асессора Олимпиады Добрыниной, по ее несостоятельности оказавшееся в залоге. При имении имелся конезавод, к моменту продажи пришедший в упадок. Бутовичу пришлось изрядно потратиться на его перестройку и расширение, но – убежден был Яков Иванович, – оно того стоило. И правда, уже через несколько лет известный тогда журналист и коннозаводчик Н. Сопляков писал: «Грандиозное впечатление производит этот конгресс орловских маток»…

Бутович не только перевел с Украины в Прилепы собственный конезавод, но и приобрел еще несколько конезаводов в Центральной России. Прилепский был все же главным среди них. «Выдающийся конский материал, сосредоточенный Я.И. Бутовичем в Прилепах, скоро выдвинул этот завод на одно из первых мест среди других заводов орловского рысистого направления», – отмечали современники. На Всероссийской конской выставке 1910 года группа из 11 светло-серых прилепских кобыл была отмечена золотой медаль и драгоценной братиной от Его Императорского Высочества Великого князя Дмитрия Константиновича. Надпись на призе гласила: «За лучшее гнездо орловских маток».

Казалось, Яков Иванович на все четыре ноги подковал свою судьбу, и несет она его, как верный конь, к новым успехам в бизнесе и широкому признанию. Однако уже не за горами были Первая мировая и революции, взбаламутившие и перевернувшие Россию.

«Лошадиная» партия

Летом 1917-го родные напрасно ждали Якова Ивановича на своей вилле в Ницце: не обращая внимания на происходящие в стране революционные события, он занимался главным делом своей жизни. Его не интересовала политика, он всецело принадлежал одной партии – «лошадиной».

Бутович выступил тогда одним из инициаторов и главных действующих лиц Всероссийского съезда коннозаводчиков. На съезде горячо обсуждалась судьба «лошадиной» отрасли и, в частности, орловского рысака, численность маточного поголовья которого опускалась к критическому значению. Имея весомое имя среди лошадников, Яков Иванович добился создания Чрезвычайной комиссии по спасению племенного хозяйства и активно работал в ней. Пожалуй, именно это и помогло ему в 1918-м году спасти Прилепский конезавод от разграбления и реквизиций, национализировать его так, чтобы остаться у руля государственного предприятия и всем своим авторитетом беречь четвероногих любимцев.

Наркомзем выдал Бутовичу мандат ведущего специалиста по орловским кровным лошадям, он входил в ряд комитетов и комиссий по коневодству. По вопросам подготовки лошадей для Красной армии Яков Иванович был вхож к Троцкому – председателю Реввоенсовета (РВС) советской республики и наркому по военным делам в 1918 – 1925 годах. Знания и опыт Бутовича высоко ценил и главный конник страны командарм Буденный, с 1923 года член РВС – помощник главкома по кавалерии, а в дальнейшем – всеармейский кавалерийский инспектор.

Бутович сделал Прилепский племзавод лучшим в стране, в 1925 году там насчитывалось 140 высококачественных чистопородных лошадей.

Спасти рысака

Об этом «толстом невысоком человеке с подстриженной седой бородкой и пенсне на шнурке», вспоминал писатель Олег Волков, «много толковали в Москве как об удивительном эквилибристе: Яков Иванович не только остался хозяином своего завода в новой ипостаси заведующего, но и стал главнейшим консультантом по конному делу в Наркомземе, у Буденного и еще где-то. Им из своих коллекций был создан музей истории коннозаводства в России; он будто бы разговаривал из кабинетов губернских властей по прямому проводу с самим Троцким; ездил по-прежнему в коляске парой в дышло. И держал в черном теле назначенного к нему на завод с великими извинениями комиссара: «Нынче иначе нельзя, Яков Иванович! Уж не обижайтесь – с нас тоже спрашивают!» Было известно, что Яков Иванович резко одергивает называющих его «товарищем Бутовичем».

Тут стоит добавить, что  колоритная фигура тульского коннозаводчика угадывается в персонажах «Театрального романа» Михаила Булгакова, произведений Пантелеймона Романова (роман «Товарищ Кисляков», конфискованный после выхода в свет в 1930 году, но вскоре изданный за границей под названием «Три пары шелковых чулок») и Петра Ширяева (повесть «Внук Тальони»).

«Очень многие бранят и даже клянут меня за мою деятельность на поприще коннозаводства после октябрьского переворота. Близорукие люди, они не видят и не понимают, что только благодаря этой тяжелой и самоотверженной деятельности рысистое коннозаводство страны спасено, а с ним уцелел и не погиб орловский рысак», – писал Бутович в 1920-х годах.

Барин на нарах

В те времена многих из бывших «подбирали» по уголовным статьям: политические процессы в стране тогда еще не начались. Вот и Бутовичу «пришили» злоупотребление должностным положением и взятку, потянувшие на три года заключения. В тюрьме он держался с достоинством и даже независимо, отвечая на вопрос анкеты, с некоторым вызовом бросал: «Сословие? Дворянин, конечно!». По свидетельству Волкова, манера поведения Якова Ивановича была неотразима: «Принеси-ка мне чаю, – спокойно, с уверенностью в своем праве распоряжаться, сказал он как-то Ваське Шалавому, распущенному карманнику, вздумавшему приступить к нему с остротами. Вор, всем на удивление, отправился к чайнику нацедить кружку. «Спасибо, голубчик, – поблагодарил Бутович, принимая из его рук чай, точно и не ждал, чтобы его поручения не выполнили».

Волков вспоминал, как в их камере появился один из главных кнсультантов Наркомзема по коневодству Крымзенков: «Он отлично знал Якова Ивановича и не скрывал своего восхищения перед ним. «Лучший знаток орловского рысака в России, он вывел достойного преемника бессмертного Крепыша – знаменитого Ловчего, слава которого облетела все ипподромы мира!» – так несколько торжественно аттестовал он Бутовича». Необщительный Яков Иванович с Крымзенковым беседовал часами: «Они словно не могли наговориться, перебирая и сопоставляя тысячи вариантов скрещивания линий, способных дать новых рекордистов. Генеалогию русских рысаков оба знали по восходящей вплоть до Сметанки графа Орлова. Углубившись в ее сплетения, собеседники покидали тюрьму и кочевали по прославленным конным заводам России. При этом Бутович поправлял Крымзенкова всякий раз, что тот упоминал их новые названия вместо старых: «Вы хотели сказать завод «Телегиных», «Лежнева» или «Коншиных». Любителям внимать чужим разговорам скоро наскучивали рассуждения о статях и резвости рысаков с героическими кличками, и они уходили. Кознетворцы же не рисковали задевать: Крымзенков – широкоплечий и крепкий, с пудовыми кулаками, да и манера Якова Ивановича расхолаживала нахалов.

В Бутовиче были все приметы русского барства: вежливость, исключавшая и тень фамильярности; сознание собственного достоинства и даже исключительности при достаточно скромной манере держаться; благосклонность с еле проступающим оттенком снисходительности; забота о внешнем благообразии и – вскормленное вековыми привычками себялюбие. До чего простодушно Яков Иванович не спохватывался, что опустошил скромные запасы простака, вздумавшего угостить его домашним печеньем и неосторожно развернувшего перед ним весь кулек! Как искренне не замечал, что, располагаясь на нарах, беспощадно теснит деликатного соседа, придавленного его генеральским задом!»

В середине 1920-х годов Бутович начал писать воспоминания – и об участии в русско-японской войне, и о жизни своей до Октябрьской революции, и о постреволюционной работе по сохранению и развитию племенного коневодства, и, конечно, о лошадях чистых кровей. Писал, даже находясь за решеткой. Право на эту привилегию обеспечили ему относительно мягкий пока еще режим заключения, высокий профессионализм и, конечно, все те черты характера, о которых говорит Волков. Иначе и не объяснить, почему заключенному доверялось отбирать лошадей для Красной Армии – на конезаводы Урала и Сибири его возил конвой. В одну из таких поездок Яков Иванович, хорошо понимая, что вольностям в тюремном ведомстве советское государство скоро положит конец и предчувствуя свою неминуемую гибель за решеткой, оставил на хранение основателю и первому директору Пермского конезавода Виталию Лямину несколько десятков исписанных тетрадей и амбарных книг.

«Как глупо прошла жизнь…»

После первой отсидки Бутович, лишенный права проживания в Москве и крупных городах страны, посетил Прилепы. Выпестованный им конезавод к тому времени был ликвидирован, музей – расформирован, многие экспонаты погибли…

Дистанция огромного размера пролегла теперь между прежней верой Якова Ивановича в необходимость своего дела и суровой реальностью. И он впервые дрогнул душой. «С грустью склоняю я свою седую голову над этими строками, бросаю перо и думаю о том, как ненужно, как глупо прошла моя жизнь: вместо того, чтобы наслаждаться жизнью и жить для себя, я жил для других, думал о России, трудился, не покладая рук», – признался он.

Крепко, очень крепко ошибся Яков Иванович в этой оценке. Через полвека, перед самым распадом СССР, другие такие же лошадники вкупе с историками добились реабилитации виднейшего специалиста по коневодству. В постсоветской России увидел свет рукописный труд Бутовича – три книги изданы в 2003 – 2010 годах в Перми, брошюра о нем вышла и в Туле. А самое главное – что выжили коневодство и орловский рысак, ради которого жертвовал собой Яков Иванович. Что по-прежнему живо его любимое детище в Прилепах и до сих пор не пресеклись линии чистокровных лошадей, выведенных им и при его участии. Нет, не напрасна была «та работа по спасению коннозаводства, которой посвятил всего себя Яков Бутович.

*   *   *

Символично, что тульский облизбирком объявил символом выборов в областную думу лошадиную подкову, предложив будущим кандидатам использовать ее в своей предвыборной кампании. Ведь подкова не только приносит счастье, как утверждает народное поверье, но и издавна была, благодаря стараниям потомственного конезаводчика Якова Ивановича Бутовича (1881 – 1937), брендом Тульской губернии…