Летопись пятая. Половой диморфизм и яблоки

   
   874 год новейшей эры. 108 день.
   
   Я заставляю себя вести дневник в строгой хронологической последовательности, но вынужден признать, что мои записи отстают от реальности на три дня, и тратить все силы на ковыряние буковок, в моей ситуации, совершенно неразумно. Нельзя сказать, что я совсем заблудился в бескрайней зеленой пустыне восьмиугольников, но с трудом представляю, куда именно должен двигаться.
   Мне действительно не понятно, что меня спасает сильнее: сложный и продуманный метаболизм и отточенный инстинкт выживания или эти глупые строчки, которые я называю летописью! И даже перелом локтевой кости правой руки не может освободить меня от написания дневника. Текст не просто довлеет над моим сознанием, он дает мне осмысление реальности. Признаю, если бы у меня не было доказательств событий, происходивших со мной, буквально, месяц назад, то реалистичность воспоминаний выветрилась из мой головы, они стали бы, буквально, сном - неупорядоченными отголосками событий, которые произошли полгода назад или, возможно, пару лет назад, а то и все двести лет назад. Я уже писал, что моя память генетически модифицирована и работает хорошо, но проблемы возникают с восприятием времени. Внутри черепа не бывает строгой номенклатуры знаний или реализованной картотеки событий, вместо этого в памяти настоящий хаос. Каждый новый день не воспринимается как новая единица хронологии, проходит лишь мгновение, и он теряется в каше других дней.
   И я уже жаловался, что в современном мире мертвы такие понятия, как совершенно излишняя для передачи информации человеческая речь, которой попросту сложно обучиться - знания о языке невозможно передать вторичному организму генетическим путем, и это их убило. Мертвы и знания о восприятии времени, привязки к дням недели, названия месяцев... Что в какой-то мере логично, так как погода уже давно не работает по абстрактным правилам, называемыми "времена года". Но вот мой собственный отсчет дней с момента начала Великой Войны, является для меня архиважной задачей, в которую вложены колоссальные усилия, и я имею некоторые гарантии точности цифр, к которым привязываю свои записи. Возможно, когда-то от скуки опишу собственные методы, например, как я определял дни летнего солнцестояния, но что-то мои мысли уже совсем не о том...
   Почему-то, мне сложно собраться с мыслями и спланировать свои дальнейшие действия. Начнем с самого главного - с моего самочувствия. С трудом представляю, как я умудрился сломать руку в области локтя, оставив целыми пальцы и кистевой сустав, но перелом не такая уж и страшная вещь. Саму боль я ощутил через пару часов после травмы, когда уже успел отъехать на машинке на достаточное расстояние. Это был сумасшедший день, когда термоядерный коктейль гормонов, осознанно впрыснутый в кровь центральной нервной системой, смешался с добавкой от вегетативной части, и все это помножилось на кислородное опьянение. Сложно сказать, что болело сильнее: сломанная рука и обгоревшая кожа или изнасилованные такой нагрузкой внутренние органы - сердечко покалывает до сих пор. Таким образом, в тот день, задолго до наступления вечера, мне срочно требовался лечебный сон, в который провалился относительно просто.
   Очнулся, когда стемнело, от далекого звука выстрела, звучавшего слабым хлопком. Наверно, быстроногий гигант добрался до оставшихся гексоходов, и те успели выстрелить лишь раз. К большому сожалению, мне не удалось определить направление звука, да и голова тогда думала о другом, об регенирации. Ломать восьмиугольники одной левой рукой оказалось куда сложнее, но мне требовалось не только пища. И ради чего их создали такими прочными?! Провозившись достаточно времени, смог вырубить пару жилок, являвшихся краями листа, которые хорошо годились под определение прямых полуметровых палок. В рюкзаке у меня нашелся кусок шкуры дальнобойщика, из которой я нарезал несколько лент, и ими примотал палки к руке, зафиксировав ее в прямом положении и более того, привязав ее к самому телу. Правда, до этого мне пришлось вставить кость на место и залезть пальцами в сильно опухшую рану, чтобы вытащить ненужный осколок кости размером с ноготь - боль само-собой отключил химическим путем. Я планирую, что полная регенерация займет пару недель, но уже на четвертый день рана затянулась, воспаление спало и осталось только легкое жжение, отрастающей внутри косточки.
   К слову, я очень давно не ломал кости, поэтому впервые за очень продолжительный период времени, мне пришлось вспомнить про специфический защитный механизм. Я уже говорил, что залог выживания моего тела - это дублирование всех жизненно важных органов. А так как у человека есть рабочая рука, умения которой могут оказаться необычайно важными для выживания, то была разработана технология, по которой нервные окончания от каждой руки хитрым способом соединяются с каждым полушарием мозга. Проще говоря, мне потребовалось всего пара часов на перестройку нейронных соединений в продолговатом мозгу, чтобы превратиться из правши в левшу. Хотя писать левой рукой все равно не так удобно, и она довольно быстро устает, но вот махать тесаком получается почти так же хорошо...
   Вообще, в последние время меня больше смущало самочувствие моей машинки, которая проголодалась уже на следующий день и отказалась ехать вперед. Какая прожорливая тварь! По идее мне предстояло кинуть свой транспорт и отправится дальше пешком, но я не смог. Вот так сразу и не опишешь, насколько это вывело меня из себя! От бушевавшей во мне злобы, я был готов убивать, драться до последнего, рвать зубами кого угодно, пока не сдохну, лишь бы не бросать машинку одну, медленно помирать от голода. Она ведь тоже живая! И что самое страшное, она не только живая, но еще и создана абсолютно неприспособленной к самостоятельному выживанию - у нее даже ротового отверстия нет! Выход оставался один: я начал лопать белую мякоть восьмиугольников в таком количестве, сколько у меня могло поместиться в желудке. Потом я открывал бензобак, засовывал два пальца в рот и срыгивал полупереваренную пищу туда. Не представляю, на что способна пищеварительная система машинки, но думаю ей не обойтись без моего желудочного сока и ферментов. Это было чрезвычайно утомительно. Перед тем, как наполнить бак, я тщательно пережевал полтора квадратных метра этой гадости, что заняло не один час, но это сработало! Правда, на следующий день пришлось процедуру повторять... И на следующий...
   Я не могу ответить, почему цепляюсь за жизнь этой дурацкой машинки, надеюсь, не только потому, что искусственно выработал в себе физиологическую потребность в жевании белого плода и потому испытываю яркие ощущения от совершенно однообразной пищи. Каждый день мы едем два или три часа, после чего два часа кормлю ее и себя, а остальное время я сплю или нахожусь в состоянии близком ко сну. Чувствую сильное истощение, капли на лице, а проклятые восьмиугольники по-прежнему стелятся до горизонта.
   
   874 год новейшей эры. 109 день годичного цикла
   
   Утро.
   Сегодняшней ночью выпало около пяти сантиметров снега. Еще вчерашний вечер был вполне теплым и приятным с незначительными осадками, и только незадолго до рассвета налетела заблудившаяся метель, заморозила воздух и засыпала все снегом. Да и унеслась прочь. Часа два я ждал солнечных лучей с одной мыслью - лишь бы не окоченеть. Развести костер абсолютно не из чего, единственный способ согреться - бег. Рука разболелась и снова опухла. Что делать?
   Полдень.
   Ехали вперед, пока мне не стало плохо. Сильно ударился головой об руль. Пришлось снова остановиться на привал.
   Я явно плутаю, и это неспроста. Сволочи, бездушные мрази, они врут мне! Они врали мне вчера, заводят меня в ловушку. Конченные. Нет слов, плачу от обиды. Столько ресурсов мозга, столько энергии, и что они могут сказать мне в ответ?! То, что солнце вон там, а мне вон туда? И это все?! Вырвать их из глазниц и сожрать вместе с корнем!
   Вечер.
   Я пришел в себя после короткого сна. Если это еще называть сном... Не могу вспомнить, как сделал предыдущую запись. Помню, как крутился в снегу вопя какой-то бред, все лицо садит из-за царапин, и как хорошо, что глаза еще на месте! Со мной явно что-то не так. Нужно скорее выбираться с этих полей!
   
   874 год новейшей эры. 110 день годичного цикла
   
   Этой ночью собирал волю в кулак не один раз. Я прямо чувствую, как волны безумия накатывают на меня с некоторой периодичностью. Боюсь расслабиться, вырабатываю кофеин, лишь бы уберечься от безумия и увечий, которые могу себе нанести. Я потратил много сил и времени, но старательно проанализировал состав белого плодового тела восьмиугольников, которым питался последнее время. Я не смог обнаружить ничего сверхъестественного, каких-либо ядов или органики, не усваиваемой моим пищеварительным трактом. Что же не так? Не знаю. Голова отказывается работать...
   Ну, конечно! У меня острый дефицит фосфора в организме и, видимо, не только его. Эта дурацкая пища слишком пуста, почти чистый крахмал! А я раненный, расходую много энергии для регенерации, для согрева организма, значит нужна фосфорная кислота, а фосфора нету в этой дурацкой пище... один фосфор, нет один крахмал!
   Похоже я труп. Если завтра ничего не изменится, я отрежу себе руку и съем ее. Мне нельзя слишком много думать. Пока окончательно не потерял рассудок.
   
   874 год новейшей эры. 110 день годичного цикла
   
   Вечер. Все-таки судьба любит таких идиотов, как я! Не могу сдержать улыбки, но все по порядку.
   Утро вышло холодным, лишившим меня последней мозговой деятельности. Я не отдавал отчета своим действиям, без эмоций сел за руль и сидел за ним полдня неподвижно. Машинка тоже не сдвинулась с места, похоже все-таки умерла. Нас медленно заносило снегом.
   Не знаю, что за резерв открылся в моем организме, но в какой-то момент меня будто включили, и сознание вернулось ко мне. Я вылез из водительского кресла и тут же упал на четвереньки - сил в ногах не было. Сложно представить более удручающую картину, но я слишком люблю жизнь, чтобы меня могла покинуть воля продолжить борьбу. Одна только обида, что вся моя жизнь может оказаться напрасной, что пришла пора умирать, способна заставить меня терпеть любые лишения, даже два предыдущих холодных дня - ставки для меня всегда слишком высоки. Стоя на четвереньках, я попытался заплакать несколько раз, но не смог. Наверное, это мой диагностический рефлекс: если получается плакать, значит силы еще есть, а если не выходит, то дело совсем плохо.
   Не скажу, что я тогда решил умереть. Скорее из-за сильной подавленности мне в голову не пришло ни единого побуждения к действию, и поэтому я бездействовал. То ли мне не хватало злого приказа от Алисы, которая бы заставила меня что-то сделать, то ли лобная доля мозга, содержащая в себе сознание, снова отключилась... Поэтому я просто закрыл глаза, ожидая смерти от холода, и этим спас свою жизнь! Прошло некоторое время, прежде чем я почуял спасение, которое, видимо, уже давно витало в холодном воздухе. Дурацкие глаза, оттягивающие ресурсы мозга от обоняния, чуть было не убили меня, в то время, как по снегу явно стелился чей-то след!
   Оставив рюкзак в машине, я нащупал пальцами тесак и ринулся вперед, куда указывал запах. Подскальзываясь, падая носом в снег, но безудержно, в абсолютно фанатичном безумии. Вот она, спасительная нить - кладезь бесконечных сил! Сродни безудержному счастью, знание о недавно проходившей рядом жизни, жизни вонючей, потеющей, пышущей азартом девственного охотника, выслеживающего первую добычу. Ох, как заманчиво она воняла! След явно становился сильнее и отчетливее, в голове поплыли очень знакомые, понятые образы, в которых я видел некоего самца, хищника пубертатного возраста, неопытного, со страхом перед непривычным ему одиночеством... И как он умудрился пропустить мой запах? Это ему дорого обойдется! Я на короткий отрезок времени приподнял веки, увидел цепочку следов на снегу (удивительно больших следов), скорректировал свое движение и побежал со всех ног - я был близко! Как выяснилось, совсем близко.
   По ушам ударило злое рычание, и я устало открыл глаза - догнал, получилось! Передо мной переминался гигантский волк, размером с маленькую лошадь, но на удивление не было ни сил, ни времени - я встал в боевую стойку, стараясь сконцентрировать внимание зверя на своем тесаке. Волк был красив и грациозен, почти как любое творение естественной эволюции. Гладкая, блестящая шерсть, желтые переливы на серых боках, такие человечные синие глаза и чистые клыки в мягко розовых деснах вызывали у меня ностальгическое восхищение. Он пригнулся для прыжка, грозно рычал, но боялся меня, как огня, медлил. Я, в свою очередь, должен был любоваться им, как художник, столетиями тосковавший по картинной галереи и, наконец, увидевший любимый шедевр. Но, к сожалению, в тот момент я чуял перед собой только большой кусок мяса.
   Волк бросился на меня, но я без особого труда увильнул в сторону - он, конечно, был красив, но его размеры сильно сказались на резкости движений. В этом отношении природа, в отличии от человеческого замысла, всегда знала меру и не зря делала волков относительно небольшими животными.
   Молодой хищник зарычал от обиды, я увидел в его взгляде какой-то оттенок разумности, но мой тесак уже спорол мохнатый бок. Эх, волки... Стандартная конфигурация - вот настоящий монстр! Еще один удар почти перерубил толстую шею, и не успел тот осознать свою смерть, как я плечом сбил его с лап и принялся пить горячую, молодую кровь. Немного придя в себя, вспорол ему брюхо, нашел чистую, гладкую печень и съел целиком. А печень, в первую очередь, - это йод, это витамины! Не прошло и часа, как я пришел в состояние близкое к норме, почувствовал себя снова живым человеком, и только потревоженная рука сильно разболелась.
   В тот момент я еще не пытался решить вопрос, откуда взялся этот волк и кого именно он выслеживал, так как решил прогуляться к машинке за своими вещами. Пока возвращался, сильно удивился, какое большое расстояние преодолел в бессознательном состоянии. Не меньше двух-трех километров, проскочили для меня, как пара сотен шагов!
   Как бы это не было скорбно, но машинку пришлось бросить, возможно, она умерла от холода, и из-под капота просачивался характерный запашок трупного разложения. Но ведь я не мог нянчиться с ней вечно? Во всяком случае, не смог. Повозившись некоторое время тесаком в качестве разборного инструмента, я оторвал бензобак, так как решил, что большая, металлическая цистерна сильно пригодится в дальнейшем путешествии, тем более мне не составило труда привязать ее пустую к рюкзаку.
   Потом я вернулся к убитому волку и до сих пор нахожусь неподалеку. Меня тревожат опасения по поводу того, что волки являются коллективными животными - по близости должны быть его сородичи, которые захотят мне отомстить. Но обмануть их будет несложно. Думаю, если мне удастся поменять свой запах, то они вполне примут меня за своего. За дело!
   
   874 год новейшей эры. 111 день годичного цикла
   
   Сегодня ночевать было относительно комфортно, так как волчье тело остывало долго, а его мех настоящее сокровище, мягкое и теплое. Большую часть ночи я занимался неторопливым, но непрерывным поеданием волчьего мяса, блаженствуя от чувства сытости, которое мне подарил восстановленный запас микроэлементов. Я даже начал подумывать об дополнительных удобствах, мечтать о костре, но, что ни говори, организм, имеющий в своем распоряжении все необходимые реактивы, способен самостоятельно согреть себя в самую промозглую погоду.
   Именно этой ночью, я впервые серьезно задумался об Алисе. Не той Алисе, которая являлась частью моей шизофрении, а о моей генетической двойнице, оставшейся в плену у неудачливого работодателя: то ли цифрового мозга, то ли биологического мозга с цифрами... без понятия, что он из себя представляет! Мне не дает покоя вопрос, что он с ней сделает, если посчитает меня мертвым? Без сомнения, что связь между нами потеряна, мой симбионтный костюм погиб и начинает постепенно гнить прямо на теле, что немного раздражает... Думаю у мозга не то, что нет сомнений по поводу моей смерти, нет даже поводов бояться меня живого. Издевается ли он над Алисой в своих лабораториях? Оставил ли вообще в живых?! Тут моя логика не на стороне оптимистичных предположений. Глупо на что-то надеяться.
   Мне по-человечески интересно встретить клона, увидеть живую женщину еще раз. Только ради ее открытого рта - ведь интересно, что она мне скажет. Но надо быть честным, путешествие и ее спасение не является моей целью. Как бы это толково описать? Ни в коем случае, у меня нет стремления самца к самке ни в рефлекторном, ни в рыцарском смысле. Нет священной миссии возрождения популяции нормальных людей. Нет желания вырывать её из лап гнилого мозга, рискуя бесценной жизнью собственной. Почему? Потому, что я один из самых старых организмов на планете, я самодостаточен, успешен, я одиночка! У меня хобби такое - жить вечность в качестве памятника стандартной конфигурации, зачем мне клоны от сомнительного производителя? И вот тут появляется загвоздка: мой генетический код является моей интеллектуальной собственностью, и когда кто-то пользуется им без спроса, он ставит под сомнение возможность своего дальнейшего существования. Не то, чтобы мне нужно спасти Алису, мне нужно уничтожить ее создателя, как бы амбициозно это не звучало. Хотя это вполне выполнимо, идей, как это провернуть, больше, чем достаточно, надо только оправдать большой риск смерти. Оправдать чем-то на подобии: "Но ведь я все-таки человек, я просто обязан попробовать!". Вот, что сытое брюхо со мной вытворяет... Но пока об этом забудем.
   Конечно, мимо меня не смогла пройти волчья ДНК или скорее организма имитирующего образ волка, которой я на самом деле уделил совсем немного внимания. Если отбросить весь восторг, рожденный встречей с живым млекопитающим, что трудно не назвать чудом, то я столкнулся с небольшой проблемой, с довольно особенной вещью. Нет, мне не составило труда прочесть генетический текст и разобраться в нем... Он вообще оказался относительно простой, с точки зрения кариотипа. Всего четыре хромосомы, причем одна пара раз в десять меньше другой по размеру - ничего особенного, так как лозунги "Долой лишние хромосомы!" были популярны еще задолго до Великой Войны. Гены в маленьких хромосомах во многом идентичны, несут в себе аллеи схожих признаков, что нормально, но вот большие хромосомы отличались друг от друга на четверть или около того. Будто бы они принадлежали совершенно разным организмам! Причем "волчья" хромосома являлась мужской, доминантной, и, если бы ее не было, то вместо волка развилось бы совершенно другое существо. Я приблизительно накидал образ волчьей самки в голове, который показался мне нелицеприятным, и решил отправиться на их поиски. Что интересно, самки паслись в часе ходьбы от моей стоянки довольно многочисленным стадом. Мои предположения, казавшиеся мне абсурдными, во многом оправдались, что заставило меня нахмурить лоб.
   Я наблюдал за группой существ, издалека похожих на обыкновенных, рыжих коров. Бочкообразное туловище на относительно тонких ножках, обыкновенные хвосты сзади, но спереди откровенно безобразные морды с подобием хобота с толстым рогом на конце, похожим на загнутый коготь. Животные мирно паслись на поле зеленных восьмиугольников, методично пробивая дырку в прочном листе своим массивным рогом, после чего они выскребывали белую мякоть через получившуюся лунку. В целом, ничем не примечательные твари, созданные чтобы обитать именно здесь и паразитировать именно на этих плантациях. А так как хозяин выращивает ни что иное, как кислород, а крахмал ему не нужен, то они этим и пользуются. Но почему они связаны с волками? Я долго вглядывался в стаю, имеющую не меньше сотни голов, заметил несколько "телят", но в моем понимании они все были самками, а клыкастых самцов я не заметил.
   Проблема волчьего ДНК, о которой я писал выше, заключается в том, что, являясь одним видом, самцы и самки, без всякого сомнения, являлись одновременно охотниками и добычей! Я пытаюсь это осмыслить, какая польза от того, что сыновья съедают своих матерей, а матери взращивают своих убийц? Кто и зачем это создал? Возможно, это мера ограничения численности популяции, чтобы та не достигла заметных размеров, когда придет злой хозяин и убьет всех - это вполне логично, но решение крайне странное. Есть куда более простые способы ограничения численности... Предполагаю, они являются частью более сложной экосистемы, и мне, конечно, стоит взять пробу их ДНК, но подходить близко пока опасаюсь, думаю стоит подождать некоторое время в засаде и понаблюдать.
   
   874 год новейшей эры. 112 день годичного цикла
   
   Мое любопытство было удовлетворено еще прошлым вечером весьма занятным образом. Погода в тот момент стала пасмурной, недавно выпавший снег весь день активно таял, воздух наполнялся сыростью и легким туманом. Я сидел на своей цистерне на довольно высоком возвышении и наблюдал за медленно пасущимся стадом. Нельзя сказать, что я пытался прятаться, совсем наоборот, но при этом никто не обращал на меня внимания, все шло своим чередом. Более того, ради эксперимента, я уже подходил к ним вплотную, от меня пахло волком, но никакой особенной реакции не последовало - так повернулась пара голов, я помахал им тесаком и вернулся на наблюдательный пункт.
   Внезапно, мое чутье подсказало, что кто-то еще наблюдает за стадом - примерно, в тот же момент животные явно оживились и пришли в нервозное движение, видимо тоже заметив какую-то опасность. "Коровы" принялись сбиваться в более тесную группу, постепенно формируя круговую оборону, загоняя самых молодых представителей во внутрь круга. Их когтистые хоботы издавали слабые ревущие звуки, но довольно грозно вспарывали воздух, предупреждая еще не показавшегося противника. Я начал нервничать от нетерпения, как вдруг из-за дальнего холма выпрыгнула четверка волков. Грозный лай, визжащие крики - стоило мне немного приглядеться, как от удивления отпала челюсть. На спинах у волков сидели небольшие всадники гуманоидного типа! Они и кричали тонкими голосами, потрясали короткими копьями... но совершенно не спешили подходить в ощетинившемуся хоботами стаду. Всадники объезжали их по кругу, всеми силами демонстрируя свою силу, свои клыки, когти и копья. Я в какой-то момент решил, что они уже провалили свою охоту, слишком рано вспугнув стадо, и теперь попросту не могут уйти с пустыми руками. Однако, тут же от стада отделилась очень крупная особь и, размахивая когтем во все стороны, принялась нестись на провокаторов. Волки разбежались в стороны, их всадники профессионально метнули копья, и вот уже никто не мешает их жадным пастям впиваться в жирненькие бока добычи. Всадники спешились с обедающих хищников, подняли свои копья и наставили их на оставшееся стадо, видимо опасаясь еще одной уникальной коровы с невыгодной для нее стратегией поведения, но таких больше не нашлось.
   Прошло совсем немного времени, как большая часть туши оказалось обглоданной, всадники ловко вскочили на спины волкам, и те поскакали в моем направлении. Довольно резво, я и не пытался убежать. Когда они меня заметили, то еще ускорились и снова принялись кричать. Не прошло и нескольких минут, как они уже скакали вокруг меня на расстоянии метра трех, визжа похлеще полоумных.
   Причиной моего бездействия являлось сильное удивление, последовавшее после близкого осмотра этих самых наездников. Они совсем стройные и миниатюрные, не дотягивающие до моей груди. Волосы длинные, спутанные и того же цвета, что волчья шесть, то есть серые с желтыми переливами. Лица вполне человеческие и симпатичные, только носы измазаны смесью жира и сажи, что, похоже, подчеркивает их связь с черными волчьими носами. На них были кожаные куртки и штаны, с большим мастерством сшитые из коровьих шкур. Но самое главное - все четверо были человеческими женщинами, с пронзительными, истеричными голосами.
   - Ша! - рявкнул я на эту свору, и они тут же успокоились.
   Волки судорожно втягивали ноздрями воздух. С одной стороны, они чувствовали кровь убитого мной товарища, так как я при всем своем желании не смог ее смыть, используя только влажный снег. А с другой, улавливали родные феромоны, источаемые моим телом. Правильное решение давалось им с большим трудом, но все же они перестали рычать и растерянными мордами посмотрели на своих хозяек. Девушки, видимо наделенные большей степенью разумности, хмуро молчали. Тогда я поднял свой тесак и демонстративно откинул его в сторону. Далеко не сразу, но это возымело действие. Самая храбрая наездница соскочила на землю, шепнула что-то успокаивающие своему волку и, выставив на меня копье, сделала несколько сближающих шагов.
   - Сабилу! - потребовала она от меня - Сабилу зентял!
   Я смотрел на маленькую женщину со смешанными чувствами умиления и горчащего ожидания подвоха. Все вполне человеческое: кожа светленькая, губки розовенькие, как и взволнованные щечки, глаза наглые, серо-голубые, и только грязный, измазанный углем носик посередине. Очень гладкие черты лица, продолжающиеся в гибкую, тонкую фигуру того, что генетически мало приспособлено под образ эффективного хищника. Но ручки жилистые, держат заостренную палку крепко, уверенно, с готовностью ткнуть мне прямо в глаз. Хотя движения очень игривые, в них сквозит легкость и энергия, а не расчет и стремление. Нет отточенности, нет боевого опыта, нет осторожности - не понимает глупая, что одним махом я выхвачу ее оружие, а саму швырну на землю! Волнуется, но думает, что у нее есть превосходство - такие особи для меня безопасны. С уверенностью заявляю, тогда я видел перед собой не охотницу, а ребенка, заигравшегося в охотника, что изничтожило чувство опасности вконец. Заместо маячившего перед носом острия, меня сильно привлекла полурасстегнутая куртка, под которой находился вязанный свитер, ножки у нее тоже были в шерстяных носках, а поверх надеты подобие кожаных галош - не знаю, как это назвать, но одежду они умеют делать занятную.
   Не дождавшись от меня ответа, она снова что-то произнесла громким, повелительным тоном, но я не запомнил, так как в этот момент глаза вовсю наполнились слезами. Не сдержавшись, я громко всхлипнул, а потом, уже якобы забыв об их присутствии, ушел в сторону своих вещей, сел на пустой бензобак и разрыдался вовсю. Не буду таить, во мне давно скопилось многое, что хотелось выплеснуть наружу, поэтому мой плачь получился не только натуральным, но и практически неуправляемым. Не знаю, что обо мне подумали охотницы, но в их примитивных, стадно-племенных отношениях не было места понятиям о коварстве и обмане. Не прошло и минуты как они забыли об опаске, столпились вокруг меня, принялись гладить по голове... Я еще не знаю, насколько они близки к человеческому существу, но спекуляция на сочувствии, как на очень важном элементе инстинкта выживания, сработала на ура.
   Все, что тогда происходило, мне сложно вспоминать без улыбки. Предводительница отряда, первая пошедшая на контакт со мной, принялась отгонять девушек от меня, выкрикивая: "Гос! Кейлла гос!". Когда ее послушались она снова обратилась ко мне, произнеся что-то похожее на: "Марьян сабилу кимо актис" - не могу называть себя объективным критиком, но их язык кажется мне милым. Обязательно его выучу, тем более, не уверен, что в него входит больше двухсот слов...
   Пытаясь объяснить им свое происхождение, я указывал здоровой рукой в направлении эпицентра зеленых восьмиугольников, где живут огромные монстры, рычащие, хватающие всех щупальцами и забрасывающие в ненасытные глотки. Я даже удивился, насколько моя клоунада оказалась понятной, девушки вполне представляли, о чем говорят мои кривляния, и сочувственно смотрели на мою сломанную руку. Одна охотница достала что-то из седельной сумки и протянула к моему рту. У нее на ладони лежал кубик из непонятной органики, явно заветревшийся на открытом воздухе, отчего он имел коричнево-желтоватый оттенок. Я с хрустом откусил от одной из граней, обнажив белое нутро кубика, пожевал и откусил снова, так как это было вкусно и наполнено целым комплексом полезных веществ. Больше всего я ощутил минерализованного железа, наверно, именно его оксид на гранях кубика и придавал ему такой цвет. Небольшой кубик оказался съеденным довольно быстро, к большой радости зрительниц.
   - Я Бог, Вирусный Бог! - тыча себе в грудь пальцем, объяснял я предводительнице.
   - Сабилу! - возражала она мне. Причем, если этим словом обозначается чужак или самец, то мне непонятно, почему они этим же словом позже называли волков. Какое я могу иметь к ним отношение?
   Все это, конечно, очень забавно, но в какой-то момент я немного разошелся в демонстрации своей доброжелательности. Сама идея о возможности существования форм жизни, похожих на стандартную конфигурацию или на вымерших представителей естественной фауны, совсем недавно казалась мне несбыточной мечтой. Хоть я и лохматил холки клыкастых морд, смеялся над попытками меня ущипнуть, каждую секунду мне приходилось спрашивать себя, не галлюцинация ли это все? Я все чаще ловлю себя на мысли, что мое сознание находится внутри умирающего тела, внутри корчащегося в агонии мозга, где-то неподалеку от мертвой машинки.
   Веселье весельем, но как можно отслеживать здоровье собственной психики? Как выявить сбой собственного восприятия и отличить правду от вымысла собственной фантазии? Никак! У меня есть только одно знание, которое поддерживает какую-то уверенность, а именно слова ученого, погибшего много веков назад... Настоящий светила своего времени, настолько значимый в масштабах всего человечества, что никто из моих друзей ничего о нем не знали. Как, в принципе, и он о нас. Общение происходило только по международной закрытой сети, в обход интернета, и только печатным, файловым и в редких случаях звуковым образом. У нас были основания догадываться, что он немец и мы его так и называли немцем, в то время, как именно его нейромутационные исследования впервые позволили создать нестареющий мозг. Это был безусловный прорыв, в период, когда проблема старения тела стала пройденным этапом, мы работали над идеальным иммунитетом, над повышением эффективности органов и увеличением их функционала, над созданием человека, способного жить в условиях Марса...   
   
   Примерно 160 годы новейшей эры
   
   Переход всего человечества на электромобили не состоялся, так как сверхмассовое производство литий-ионных батарей посчитали слишком неэкологичным и труднореализуемым предприятием. А шумевшие во всех новостях аккумуляторы из углеродных нанотрубок уже лет пятьдесят все никак не могли начать производиться конвейерным образом. Не знаю, почему меня это тогда так волновало, но я всегда был счастлив прокатиться из дома на работу и обратно на ржавеньком немного тихоходном автобусе со старым-добрым водородным двигателем. Только на твердом и потрепанном сиденье, поглядывая на неспешно сменяющеюся картину за окном, я мог отдохнуть и подумать о чем-то собственном. И никто не заставлял меня смотреть в бесчисленные блокноты из моего кейса, на каждом из которых, кроме моих каракулей, красовалась печать государственной тайны, обязательная к предъявлению каждый день на работе. Существовал даже специальный человек, строго отслеживающий количество страниц... Нет, я не растерял еще своего исследовательского пыла и энтузиазма, эксперименты и расчеты были главной составляющей моей жизни, но именно тогда начался тяжелый период.
   Центральное здание моего научно-исследовательского комплекса всегда контрастировало на фоне бесчисленных, дешевых бизнес-центров из стекла. Когда-то его массивные, бетонные стены, почти лишенные окон, красили в мягкий бежевый цвет, но постарев здание приобрело серые тона, а гранитный парадный вход обшарпался и немного искрошился. Тем не менее поднимаясь по этим четырнадцати ступеням я каждый раз ощущал себя древним монахом, возвратившимся в свой древний храм. Обслуживающий персонал менялся каждые 15 - 20 лет, поэтому я давно уже не знал имен ни охранников, ни уборщиц, ни работников столовой... никого, кроме своей непосредственной группы и десятка других лиц, своих сверстников. Зато меня знали все, на меня смотрели с надеждой, буквально, с вожделением! Ни сегодня, так завтра я снова спасу человечество от очередной болезни, а то и вовсе искореню возможность массового вирусного терроризма! Но тогда я думал о совсем другом.
   Как правило, по утрам я читал две лекции для своих студентов. Лекции могли быть, например, по контролю популяций микрофлоры различных органов при корректировке механизмов иммунитета или по теории видоизменения кровеносных тел или другим дисциплинам. Лекции не в прямом смысле слова, а скорее курсы подготовки новых сотрудников. В классе всегда было не больше десятка человек, да и студентами я их называл только из-за молодого возраста - не старше семидесяти лет. Научных сотрудников такого ранга постоянно контролировали, в случайном порядке брали анализы крови, производили рентгеновские, ультразвуковые и прочие исследования: во-первых, выявляли наркоманов, играющих с химическим балансом своего тела, а во-вторых, они еще не имели права на создание собственных генов. Даже у большинства моих подчиненных такого права не было! Все они пользовались генами, являющимися чей-то интеллектуальной собственностью, лицензию на которые необходимо было покупать. Зато лицензия гарантировала большой уровень нелетальности гена, проверкой его на большом количестве людей и прочее... И только избранные, вроде меня, имели право на самостоятельную модификацию генов и получение патентов на них. В теории, если бы выяснилось, что кто-то использует мои гены без лицензии и это каким-то образом обнаружилось, то ему пришлось бы выплатить большую сумму и отсидеть долгий срок, вплоть до высшей меры наказания. Даже мои дети, унаследовавшие патентованные гены, должны за них платить или, по причине неплатежеспособности, я за них, получая назад авторские проценты. Правда, мои дети не были геномодифицированными и давно умерли, и их дети тоже, а о таких абсурдных ситуациях я в реальности ни разу не слышал...
   По сути в тот период очень остро стояла проблема с нелицензионным генным материалом, создаваемый самоучками без сертификации и контроля и распространяемый мафией. Зачем продавать нелегальные наркотики, легальный алкоголь, различные спортивные препараты, умственные стимуляторы... Если можно продать ген, превращающий печень в надежного и бескорыстного поставщика всех этих соединений? Фармацевтическая промышленность несла большие убытки из-за падающих продаж витаминов, вакцин и лекарств, но это было не главной проблемой. Обычных людей неконтролируемо превращали во вторичных, на генетическом уровне зависимых от криминальных структур. Знаменитая банда "сладкоежек", на момент раскрытия насчитывавшая двадцать тысяч завербованных адептов, манипулировала людьми с помощью стевии - сахарозаменителя. Их жертвы, выпив сладкого чаю, впадали в блаженный транс, в котором легко поддавались любому внушению, вплоть до убийства, и эта особенность передавалась по наследству их детям с вероятностью в 75%. Перед моим коллективом сформулировали задачу создания вирусов, встраивающих свое коротенькое ДНК в подобные гены и "ломающие" их. Денег и времени выделили много, под это дело планировалось создать целую промышленность с заводами и инфраструктурой, регулярно распылять эти вирусы над городами с помощью беспилотников и легких ракет, но все упиралось в мою категоричность. Я мог смириться с подобным подходом только при решении нескольких глобальных проблем. При абсолютной безопасности этих вирусов, чего практически невозможно добиться из-за возможности мутаций. При их самостоятельном разложении в воздушной среде за определенный срок, и в данном направлении были достигнуты большие успехи. И самое главное - я не знал, как научить их встраиваться в нужное место ДНК! И, пожалуй, этого не знал никто. Зато мной был разработан контрген, блокирующий нездоровую восприимчивость "сладкоежек" к стевиозидам, которым они все были принудительно модифицированы. Но, конечно, это потребовало огромных затрат и чрезвычайно скрупулёзного подхода. Положение во многом спасло "черная бухгалтерия" главарей банды - введу очень прагматичного мышления одного из них, они вели строгий учет всех адептов и имели настоящую картотеку с личными делами на бумажной основе!
   Одни из самых прочных стен во всем здании окружали мой кабинет - около пяти метров специального бетона, массивнейшая дверь, пропускающая только пару человек из всего человечества, микроволновые излучатели высокой мощности, убивающие всех остальных, автоматический шлюз стерилизации и другие меры предосторожности. А сама по себе моя личная лаборатория умещалась в небольшом, чрезвычайно замкнутом помещении. Посреди в ряд стояли три авторизированные, хирургические капсулы, в двух из которых спали мои клоны, над которыми я экспериментировал. Как правило они находились в предсмертных состояниях, выглядели неважно, покрытые и чирьями, и нарывами, съедаемые паразитами, гангреной, грибковыми инфекциями... К своей гордости скажу, что довести их до смерти с каждым годом становилось все сложнее. Да что уж говорить, зная возможности своего иммунитета, я без особой опаски обследовал своих клонов, дышал одним с ними воздухом, ведь для эффективного заражения многими патогенами приходилось напрямую в кровь вводить дозы, смертельные для тысяч обычных людей!
   Патогенами меня снабжала моя группа разработчиков. Убить меня любой ценой, любым возможным образом сломать иммунитет - это и являлось их непосредственной задачей. Я заносил свои замечания и наблюдения в базу данных, пользуясь помощью электронного ассистента, а потом ложился в третью капсулу, которая предназначалась для меня.
   - Привет! - приветствовал я своего живого ассистента (не помню уже его имени), изображение которого вскоре возникало перед глазами - Есть что-нибудь свеженькое с инкубационным периодом в пару часов или меньше? Я хотел бы выздороветь к концу рабочего дня.
   Я и тогда ловил себя на любви к неоправданному риску, поэтому редко, но иногда позволял вкалывать мне внутривенно что-то совершенно неизвестное.
   - Твоя храбрость оскорбляет весь наш рабочий коллектив... - слышался в ответ голос, которому давно уже было неважно на кого ворчать и по какому поводу - Штамп РТШП-845 начальная доза 2*10^4 вирионов.
   Я хладнокровно наблюдал, как инжектор впрыскивал мне что-то в вену, а потом расслаблялся и ожидал эффекта. Иногда мне становилось действительно плохо, приходилось бороться с болезнью неделями, корчиться от боли в одинокой, пластиковой капсуле так как никто не мог зайти в мою лабораторию и помочь мне. Но зачастую мне приходилось просить дополнительной дозы, что вызывало у подчиненных просто бурю незабываемых эмоций. Негодование подобные эксперименты вызывало и у начальства, перед которым приходилось держать ответ за каждый мой продолжительный "больничный".  Но именно из таких экспериментов ковалась моя сокровищница бесценного опыта, и поэтому отказаться от них не представлялось возможным. Даже если это было просто моей отговоркой.
   Рабочий день заканчивался при условии, что мне удавалось полностью нейтрализовать болезнь. Но обычно моя работа не подвергала мое здоровье никаким опасностям и заключалась в сборе наблюдательных данных, построении общих выводов и усилении иммунитета человека, за счет корректировки генома. Поэтому после шести вечера ничто не мешало мне наслаждаться видом в окошке старого автобуса.
   Жил я в небольшом домике из клеёного бруса за невысоким забором. Кто живет на соседних участках по большому счету и не знал, не общался, не выведывал. Моя жена, как правило, полулежала на диванчике в гостиной, рядом с печечкой и смотрела глупые сериалы с планшета. На вид молодая и красивая, но уже совсем слабая умом - часто она не могла вспомнить, кто я такой. Ее сиделка встречала меня радостно и с облегчением, рассказывала о событиях сегодняшнего дня медленно и громко, будто я мог ее не понять, и это чувствовалось обидно. Мне, наверно, несказанно повезло сохранить трезвость мысли, возможно, это связанно с моими экспериментами, но в то время большинство моих сверстников выглядели совершенно неважно. Не могли связать фразу длиннее трех слов, забывали о происходившем час назад, с трудом ориентировались в пространстве и спотыкались на каждом шагу. И неудивительно, наше поколение стало самым старым за всю историю человечества, и мы еще не могли с уверенностью говорить о возможностях мозга, но было понятно, что после 150 лет он быстро приходит в негодность. Это и случилось с моей половинкой. Помню, я мог пару часов сидеть рядом и что-либо говорить, но так и не дожидался от нее ответа. Было сложно понять по стеклянным глазам: спит она или все-таки слушает. Часто доходило до того момента, когда я не мог вынести ее пустого лица и отправлялся в спальню один.
   Так продолжалось уже несколько лет. Иногда разум возвращался к ней, она приходила в спальню, лепетала как пятилетний ребенок, но слова были нашими, понятные только нам. А ведь еще совсем недавно я спал с ведущим специалистом в области модификации кожного покрова, и до сих пор, спустя века пользуюсь генами ее авторства! Держа ее в объятиях, я спрашивал, хочет ли она продолжать жить дальше и ответ всегда был отрицательный. Ничего удивительного, я сам ожидал собственного слабоумия и боялся, что через пару лет мы с ней станем безвольными овощами, исследуемыми в лабораториях. В моих планах значилось избавить ее от такой участи и всеми силами бороться за легализацию эвтаназии. И хотя проблема старческого слабоумия становилась острее с каждым годом, людей, мечтающих заслужить право на легальное самоубийство, становилось все больше, но политики не спешили менять конституцию. Видимо не хотели портить статистику, ведь показатели низкой смертности в стране куда важнее реальных страданий граждан.
   В один обычный день, мне позвонили на работу и сообщили, что я стал вдовцом, а причиной смерти назвали удушение без явных признаков насилия. Поначалу я обвинил в убийстве сиделку, и чуть саму ее не придушил, с трудом возобладав над своими эмоциями. Но проводивший вскрытие патологоанатом убедил меня, что убийства не было, а доказательством послужило то, что никто в истории человечества никогда не видел - легкие моей жены с внутренней стороны были покрыты участками кожи почти на половину от общей площади. Конечно, эта кожа мешала легким функционировать и стала причиной удушения. Сложно было поверить, что престарелая женщина с почти погибшем сознанием физически была способна на подобное, но факт самоубийства никто оспаривать не стал. И хоть я и был в сильной депрессии, но в глубине души радовался за ее избавление.
   Прошло жалких полгода после ее смерти, как объявился некий немец, добившийся значительных достижений в нейромодификации. Сложно переоценить его вмешательство в мою жизнь. Для достижения окончательного успеха, ему требовались некоторые мои наработки, и после продолжительных переговоров, я сгорел в пламени взметнувшегося энтузиазма и возродился заново, как феникс! Впервые выдался шанс окончательно побороть смерть, опровергнуть эту безусловную аксиому жизни, и я не мог оказаться в стороне. Пройдет всего несколько лет, и немец представит миру рабочую модель нестареющей нервной системы человека. Тогда он спас жизни множество ученых, он спас меня, но также обрек весь мир пасть от рук самых жестоких тварей за всю историю. Тварей, которые не хотели делить свою вечность с остальными. Но я не об этом хотел рассказать. Немец не хуже меня мог предсказывать будущее, которого мы боялись. По его твердому убеждению, высокой степенью регенерации в первую очередь должна обладать психика, а уже потом органика. Сколько бы столетий не прожило сознание, мышление должно оставаться критичным, любознательным и творческим. Его идеи и авторитет объединили множество светил науки в порыве в кратчайшие сроки создать не просто новую модификацию человека, а его идеалистическое воплощение. Человек не подверженный ни времени, ни болезням, ни психическим отклонениям. Под конец начало сильно развиваться направление генной психологии, с помощь которой планировалось закладывать в хромосомы очень сложные нормы поведения, по сути своей моральные принципы и конкретные научные знания. Этот рецепт ДНК должен был спасти все человечество, но мы не успели.
   Зачем я все это рассказывал? Перед самой войной, когда мы только учились пользоваться нашим новым органом чувств - ДНК анализатором, о замечательной истории создания которого напишу как-нибудь потом, немец с гордостью мне сказал, что использовал всю свою смекалку и мастерство для придания этому органу самого важного, по его мнению, качества. Он авторитетно заявил, что анализатор ДНК - это единственный орган чувств, не подверженный галлюцинациям. Он дал мне заповедь, согласно которой, если я вижу перед собой неведомое существо, слышу его блеяние, чувствую его вонь, трогаю его жирную шерсть, но не могу определить его ДНК, то это существо является плодом фантазии и его обязательно нужно игнорировать. Вот так я и прожил восемьсот лет, веря лишь в то, чей геном можно попробовать.

   874 год новейшей эры. 112 день годичного цикла

   Конечно, мое появление полностью смешало все планы охотниц: они уже не могли направляться туда, куда скакали изначально. Вместо этого вчера они настоятельно посоветовали мне присоединиться к ним и направились обратно, откуда пришли. Я собрал все свои манатки и бодренько пошел рядом с главной охотницей, благо пешая поступь ее зверя являлась для меня вполне комфортной в смысле скорости. Я поставил перед собой конкретную цель, как можно сильнее ее разговорить и выведать максимальное количество слов их языка.
   Прогулка вышла недолгой из-за скорого наступления сумерек, и отряд принялся готовиться к стоянке. Я заглядывался, с какой нежностью и лаской девушки расседлывают своих волков, расчесывают шкуры костяными гребнями, дотошно выискивая колтуны или случайную грязь. Звери при этом вели себя с чувством благородного спокойствия, сидели тихо, иногда прикрывая глаза от самодовольства. А девушки так и скакали вокруг них, чесали спутанную шерсть за ушами, хихикали, пришептывали что-то ласковое, целовали мохнатые морды. И улыбались! Жутко, что подобное поведение организмов я уже воспринимаю, как что-то странное, диковинное, неординарное. А ведь когда-то для человека было нормальным любить животных, любить своих детей, заботиться о них и подвергать ласкам. Столько лет я считал, что эмоциональные методы демонстрации привязанности давно вымерли, так как человек перешел в новую форму, перестал быть социальным животным. В современных реалиях возвращение к мимике, к эмоциям равносильно возвращению в каменный век, к первобытнообщинному строю. И если эти охотницы ведут меня к своему племени, то я не могу дождаться того момента, как увижу их поселение, их быт, их мужей. К слову, мне чрезвычайно интересно, почему всадницами являются именно женщины? Наверно, они достаточно ласковы и заботливы, чтобы приручить довольно жуткого зверя, выдрессировать его. В то время как сильный пол обеспечивает домашний уют и воспитывает детей. Почему бы и нет?
   Примерно тогда, я впервые испытал дикое чувство стыда за убийство того волка, которого встретил первым. Не знаю, почему он был один, возможно, являлся изгоем или просто заблудился, но если бы на моем пути повстречалась эта четверка с прекрасными всадницами на спинах, то нет никаких сомнений, что я убил бы всех. Ради упрямого, эгоцентричного желания жить, я убиваю совершенно молодых существ, ничего не успевших повидать в своих жизнях, никому не причинивших вреда. Но при этом, пытающихся возродить то, что мы так давно погубили!
   Не то, чтобы меня смутил следующий момент, но точно немного приземлил и отвлек от возвышенных мыслей. Когда волки почувствовали, что их уже достаточно расчесали, они довольно резко подскочили, и каждый срыгнул на землю небольшой кусок мяса от той "коровы", которую не так давно загрызли. Для многих животных являлось нормой переносить пищу в желудке, но данном случае, это являлось вечерним угощением для хозяек. Охотницы, без какого-либо понятия об отвращении, подняли мясо, поблагодарили за него и принялись есть, всеми силами чавкая и показывая удовольствие. Что еще мне предстоит увидеть в это жизни?
   Ночь тем временем завывала холодным ветром. Волки разложились тесным кругом, девушки затесались в меху между их лап, где им было тепло и мягко, и все благополучно посапывали. Невинный, не обремененный беспокойством или тревогами, детский сон. Видимо предполагалось, что мне предстояло самостоятельно сторожить себя и, до кучи, охранять весь отряд. Ну пускай нежатся в объятиях друг друга, все-таки они такие милые, а я вполне сытый.
   Мне так и не удалось заснуть ночью, я продрог, иногда разгонял кровь по телу отжиманиями и приседаниями, сделал большую запись при свете луны... И осмыслил некоторые слова из языка волчьего племени. Например, они любую вопросительную фразу заканчивают словом "актис" - видимо, оно формирует вопросительную интонацию. Друг дружку они называют одинаково, не по именам, и говорят при этом "кейла", что скорее всего является аналогом слову "сестра". "Минт" - приказ спать или пожелание спокойной ночи, и так далее. Я впервые услышал их речь всего несколько часов назад, но уже знаю около двадцати слов. Уже иногда улавливаю, о чем они перекрикиваются между собой.
   Утром ничего сильно не поменялось, девушки потратили кучу времени, седлая своих волков, а потом отряд продолжил путешествие. Ближе к вечеру я немного выдохся от непрерывного бодрого шага и попросил дать мне отдохнуть. На их языке. Они очень дружелюбны ко мне и решили остановиться на ночлег задолго до наступления сумерек. Предложили мне немного мяса из волчьего желудка, но я откусил ровно такой кусочек, который мог удовлетворить мое любопытство, а от остального отказался. Наверно, я был по горло сыт бесконечной зеленной равниной и бесконечно счастлив от того, что мы расположились на самой границе этих восьмиугольников, которые, наконец-то, закончились!

   874 год новейшей эры. 114 день годичного цикла

   "Какая мерзость!" - слов других нет! Я два дня прожил в этом "племени волков" и только сейчас более-менее поборол в себе желание истребить их всех до единого! Иногда, я просто забываю, в какой реальности проживаю и наполняюсь неоправданным оптимизмом в своих мечтах найти нормальную жизнь. Но все это ровно до того момента, пока меня резко и жестоко не возвращают на землю. Даже не знаю, как все описать... От насилия меня останавливает только то, что сами по себе, они ни в чем не виноваты, так как даже не могут понять причины моего гнева, а объяснять чуждые им вещи, противоречащие их природе, бессмысленно и неправильно. Наказывать надо того кретина, который их сотворил такими!
   Они... Итак.
   Племя живет в нескольких километрах от границы на обширном поле у той самой реки, которую мы с гексоходами преодолевали вброд, где-то намного выше по течению. Поле выглядит довольно привычно: на расстоянии пары метров друг от друга ровными рядами в виде концентрических кругов растут некие "коши". Это торчащий из земли ствол телесного цвета, на конце которого два лепестка, каждый около двух квадратных метров по площади. Задняя часть лепестка такая же, как и сам ствол, что, видимо, объясняется хорошей степенью маскировки на фоне каменисто-песчаного ландшафта. А вот внутренняя сторона лепестка - прогибающаяся под пальцем зеркальная поверхность, которую иногда моют старшие представительницы племени. С помощью мочалок из волчьей шерсти, конечно. Коши распускаются каждое утро или после окончания погодного ненастья, внимательно следят за перемещением солнца по небу и перенаправляют его лучи в геометрический центр окружностей. Там произрастает "уаграрил" - основа жизни всего племени. Очередное дерево с мозгами, так я сначала решил, обвинив его во всех грехах, но я ошибался. Очевидно, что у уаграрила мозги есть, но не больше, чем надо для управления поворотом кошей и еще нескольких абсолютно рефлекторных функций. Никакого разума, способного нести ответственность за что-либо! В основном, это напоминает небольшие лесные заросли, в центре которых возвышается обособленный ствол, около двух метров в диаметре, с большим, черным конусом на вершине, собирающим солнечную энергию. Занятно, механизмы фотосинтеза не задействованы, а в место этого происходит обыкновенный нагрев жидкости в цистерне, внутри центрального ствола. Сама его поверхность покрыта растительным аналогом серой шерсти, длинной, мягкой и по всей видимости очень теплой. Подобные растительные волоски существовали и в дикой природе, только в намного меньшем масштабе, например, в виде небольшого пушка вокруг семян. Из этого пушистого древа произрастают тонкие стволы, неистово ветвятся в горизонтальных направлениях, иногда коренятся в земле, а концы их побегов некоторое время беловатого цвета и очень эластичные. Женщины племени следят за их ростом и гнут необходимым образом, формируя каркас хижины с различными комнатами, на который натягиваются коровьи шкуры. Они соединяются друг с другом, образуя настоящий лабиринт, тесное, но дружелюбное общежитие. Посреди самых-самых крупных помещений, которых всего пара штук, мне удается стоять в полный рост, от стены до стены расстояние метров шесть, а наверху есть отверстия дымохода. Дело в том, что здесь иногда разводится костер из обрезков ненужных побегов. Причем огонь для местных жителей является абсолютным волшебством, они его никак не используют, а как добывают его пока тоже не знаю. Ничего на нем не готовят, едят они только сырое, а хижины оттапливаются сами собой, благо по самым старым стволам постоянно циркулирует горячий сок из центрального ствола, нагретый солнечной энергией. Довольно редко все племя собирается в этих помещениях и любуются огнем, как каким-то захватывающим чудом, а потом начинаются дикие пляски. Причем собирается только женская часть племени, так как мужская часть рефлекторно боится огня. Эх, мне придется об этом рассказать…
   Не знаю, что за фантазии о самостоятельных первобытных общинах витали у меня в голове последнюю пару дней, но я не мог не попробовать ДНК у охотниц, благо аккуратненько взять их волосок с плеча труда не составляло. И я был в ужасе! Совсем недавно меня удивляло решение, объединить травоядных животных и плотоядных хищников в один вид, где самцы питаются самками, а те относятся к ним совершенно спокойно: вынашивают, рожают, растят. Это по меньшей мере странно, но неизвестный творец пошел в своих экспериментах еще дальше. Мне предстояло удивится заново, стоило узнать, что у этого вида есть третий пол - всеядные самки гуманоидного типа с некоторой степенью разумности. Что я могу сказать? Внешность обманчива, тут никогда и не пахло выжившими остатками стандартной конфигурации! Я успел сделать несколько быстрых проб и выяснил, что некоторые волки имеют коровью хромосому, а у других есть такая же хромосома, как и у их наездниц. Иногда чисто визуально можно увидеть, что волк и охотница на нем являются близнецами, об этом говорят совершенно одинаковые глаза, идентичный цвет волос и в самих мордах есть что-то неуловимо родственное. Те же черты, что есть и у их дряхлой, пожилой матери, которая тихонько сидит в хижине, ожидая их с охоты, и доживает свою долгую пятую часть века. Они действительно запрограммированы всего на 15-20 лет жизни, а волки и того меньше.
   Не стану лицемерить, в своей жизни мне удавалось посмотреть на всякое. Когда это психически больной фрик, мечтающий избавить свое тело от костей, превратиться в гигантского червя и закопаться под землю, то за его попытками вполне можно наблюдать с улыбкой, хотя и настороженной. Но стоит встретить реальное воплощение чьих-то извращенных фантазий, представляющую из себя замкнутую экосистему, стабильно функционирующую не одно поколение, как мозг начинает давать сбои. Я нахожусь в полном смятении и не знаю, как следует поступить. Мои личные представления о морали могут легко превратить меня в безжалостного инквизитора пустыни, уничтожающего все отличное от нормы, устаревшей полтысячи лет назад. Но наблюдая, как маленькие девчата весело играют с молодыми щенками, дергая их за хвосты, борясь с ними на пыльной земле с диким хохотом и восторгом, я ощущаю страшную ностальгию по понятию "детство". Наблюдая, с каким бережным вниманием четвероногие отцы следят за ними и иногда нежно разнимают заигравшееся потомство, я скучаю по нормальным семейным ценностям. А с какой любовью смотрят охотницы на своих супругов! Тьфу...
   Стараясь придумать себе какое-то занятие, я ходил к реке. Вода холодная и грязная, похожа на бесконечный мутный поток, по всей видимости насыщенный отходами неизведанной жизнедеятельности, соваться в который не хватает желания. Тут на берегу девушки вырыли немалую яму и добывают из нее бледно-синюю глину, которая, если помять в руках, станет сочно-коричневого цвета. Из нее лепят посуду и статуэтки, высушивая на солнце. Про обжиг глины они не знают, потому натирают внутреннюю поверхность жиром и чем-то еще, что особой влагостойкости посуде не придает. Да и сам уровень мастерства лепки тот еще, совершенно не вдохновляющий.
   Подержав в руках статуэтку охотницы на волке, которую в равной степени можно принять за нормального всадника на лошади, я внезапно придумал, как использовать бензобак, который таскаю уже несколько дней. Прогулялся до восьмиугольников и наполнил белой мякотью стальную цистерну почти наполовину: больше не стал, так как она становилась слишком тяжелой. У меня в шкатулке припасены особенные дрожжи, способные быстро переработать огромное количество разных сахаридов в алкоголь, причем сами они выживают при довольно высокой концентрации спирта. Уже к утру, без необходимости в перегонке или в чем-либо еще, я получу огромное количество крепкого пойла. А сейчас охота заснуть и очень долго не просыпаться.

   874 год новейшей эры. 115 день годичного цикла

   - Алиса?! - удивился я, растирая кулаком глаза.
   Нет, с утра меня разбудила Легра - так звали охотницу, возглавляющую тот самый обнаруживший меня отряд. Она что-то сказала, но я не запомнил, так как из-за своего сонного состояния, некоторое время был дезориентирован и даже не сразу разобрался, где нахожусь. Я немного поругался и перевернулся на спину.
   - Что случилось?
   Легра наклонилась и очень многозначительно посмотрела в мои глаза, пошмыгав пару раз черным носиком.
   - Вонь! - сказала и вышла на улицу.
   Действительно, мой симбиотический костюм протух окончательно, и запах мертвечины разлагающе действовал на нервы абсолютно всем, поэтому мне предстояло потратить практически половину дня на освобождение из него. Проблема заключалась в сверхпрочных нитях, довольно плотно опутывающих все тело. Мертвые ткани симбионта болтались на этой сетке, уже потеряв капилярное и нейронное соединение с полностью регенерировавшей настоящей кожей - гордость берет за старую школу генной инженерии! Методично и терпеливо, я рвал лишнюю плоть на маленькие лоскутки, которых в сумме наскреблось не более двух-трех килограммов, и сложил на позаимствованном глиняном блюде. Залил это дело перебродившей бражкой из бака. К утру она стала горячей и крепче нормальной водки, загорелась легко, но нехорошим зеленоватым цветом - пить ее не стану. Признаюсь, мне не удалось полностью сжечь гнилую плоть, но вот запах от моих экспериментов взбудоражил всю общину и привлек слишком много нездорового внимания. А я думал, что отошел на достаточное расстояние от деревни! Впрочем, неудивительно, что за мной пристально наблюдали, и с каждой стороны виднелся любопытный, мохнатый нос, мелькал случайный глаз. Мое внезапное умение разводить огонь вскоре аукнулось некоторыми привилегиями, но об этом позже. А тогда небольшой вонючий костерок породил настоящий хор волчьего воя, всеобщую суету, и не прошло и пары минут, как меня окружали плотной толпой, пожалуй, все представители племени. Ради шутки я облил руку спиртом и приветливо помахал всем горящей конечностью. Большинство ломанулось прочь в ужасе, единицы остановились заслышав мой смех.
   Я выяснил, что сверхпрочные нити способны гореть, правда, с большой неохотой. Пришлось импровизировать спиртовую горелку и пережигать их по одной. Не обошлось без ожогов. С трудом, сжимая зубы от нетерпения, я добился одного из самых приятных ощущений в жизни - почувствовать себя голым! Ощущение сродни исцелению и жаль, что его немного подпортил холод, тревожно продувающий промежность. Нужно было срочно подыскивать одежду, и к моему радостному удивлению, никому ничего объяснять не пришлось, и стоило вернуться в хижину, как пара женщин тут же предложила помочь сшить одежду.
   Отвели меня в комнату, где они занимаются выделкой шкур, растянутых на специальных приспособах. Лапами к стенке лежал особо тучный волчара, который лениво повернул морду, якобы говоря, что не видел моего огненного шоу и вообще плевать хотел на все, что происходит на улице. Лично я был не прочь плюнуть на него самого и удобно уселся, оперевшись на мохнатую спину. Тепло, мягко, да немного щекотно. Волк порычал тихо, отвернул морду к стенке и заснул, наверно, не видя надобности тратить время и доказывать свое величественное превосходство.
   Женщины обмеряли мои ноги веревочкой и лихо показали, как ловко умеют орудовать каменными ножами. Действительно удивительно, ведь это обычные, плоские камни со сколотой гранью. Я сам пробовал резать шкуры, и выходило неприлично коряво. И как бы мне изобрести для них ножницы, например? Не знаю. Иглы у них костяные, а нитки прядут из волчьего меха.
   - С дурной собаки хоть шерсти клок! - весело сообщил четвероногому под своей спиной и потрепал за ухо. Тот клацнул челюстью и только.
   Если честно, не смотря на еще не восстановившуюся до конца правую руку, я выложился на полную, но обрабатывать кожу без металлического инструмента сродни издевательству над самим собой. Ковырять по минуте каждую дырочку заостренной костью, следя за ровностью линии и правильностью размера самого отверстия, чрезвычайно непросто. Зато напряженная работа позволила отвлечься от неприятных дум, к которым пристрастился за последнее время.
   - Сколько дней уходит у сестры на шитье штанов? - спрашивал я у самок, что звучит примерно как "Кейлла деби пайси боло актис?", а в дословном переводе означает "Сестра штаны шьет дни вопрос".
   В ответ мне сыпался целый поток фраз, из которых мне удавалось выцарапать некоторые словосочетания: "сестры ходят на охоту", "портят шкуры копьями, убивая их дух", "шкур много, но не в каждой есть дух", "душа шкуры греет тело", "хорошую шкуру трудно найти и легко потерять" и так далее. Как я смог понять, не только из этих ответов, но и последующих расспросов, на самом деле они не так часто занимаются изготовлением новой одежды, так как она довольно долговечна. Не редко случается, когда охотничий костюм, состоящий из штанов и куртки и называющийся священным словом "дизинха", передается по наследству от матери к дочери. Иногда и не один раз. Владелицы новых костюмов входят в круг охотниц и называют друг друга сестрами или "кейла". Если костюм перешел по наследству первый раз, к слову, прежняя владелица не обязана умирать, она просто может быть старой и немощной, то ее преемница зовется "люхаен кейла" - по всей видимости, "старшая сестра". Передача костюма происходит официально перед всем племенем, так как преемница получает новую власть и вместе с ней ответственность за определенное количество волков (не больше, чем пальцев на руке). Молодых волков, еще не взятых в отряд, называют словом "сабилу", а принятых - "джоава". После церемонии люхаен кейлла может собрать свой отряд (ганту) и заниматься охотой, являясь координатором всего мероприятия. Дальнейший карьерный рост обусловлен количеством джоава в ганту и склоненных на свою сторону кейлу. А так как любая самка, готовящаяся стать кейлу, имеет право выбирать, какой именно сестре ей служить, то все это выливается в потешные представления, дуэльные бои всадниц или благотворительные пиры, где успешные юхаен кейла угощают мясом всех желающих. Я еще не совсем понял до конца, как происходят браки между кейла и джоава, и обязаны ли они состоять в одном ганту, но скорее всего именно юхаен кейла имеет право проводить брачный ритуал между своими подчиненными.
   Не менее забавно обстоят дела с понятием "дизинха ксамин" или "смерть костюма". В этом племени не так страшна органическая смерть индивида, как отсутствие возможности передать свой костюм из-за болезни, смерти на дуэли или охоте. Если по каким-то причинам официальная передача следующему поколению не случилась или костюм был сильно порван, то дизинха перед всем племенем объявляется мертвым и дальше от него каким-то образом избавляются. Видимо, это объясняется тем, что в каждом костюме заключается дух, защищающий охотницу, дарующий силу и мудрость. И чем старше он, тем сильнее, так как умудрялся на протяжении долгих лет отгонять неудачу. А если сестра погибла или повредила костюм, то духа в нем уже и нет. Выветрился, наверное.
   Я постепенно осознавал, насколько важным решением для этих женщин, являлась возможность сшить для меня одежду, и такая социальная глупость, как привязка одежды к иерархии, буквально, ошарашила. Если подумать логично, мне ничего не стоит прямо сейчас выпустить вирус, который заставит весь их род сгнить заживо. Я старше всех их дизинхов вместе взятых, и мой мир не ограничивается территорией в несколько квадратных километров, но они решают, достоин ли я кожаных штанов? Мне стало плохо, мысли спутались, все казалось таким диким и сумасшедшим, что я застыл с иглой в руках и погрузился в транс. Как они могут сметь меня в чем-то ограничивать? Я даже помыслить не мог, насколько сильно подобное может задеть мое самомнение. У меня задрожали руки от ярости.
   В этот момент в комнату вальяжной поступью зашел красавец волк и негромким "вуф" окликнул одну из двух мастериц, занятую продеванием нитей и завязыванием хитрых узелков. Та отмахнулась от него, но безрезультатно. Кавалер поурчал недовольно, подошел со спины поближе и принялся лизать открытую шею. Девушка засмеялась, обвила руками и поцеловала усатую морду, и вскоре они уединились в соседней комнате, стенка которой отчетливо пропускала все звуки. Кровь ударила мне в голову. Я почувствовал, что нахожусь на грани срыва, что готов начать убивать в любую минуту, поэтому принял единственное верное решение - уйти как можно дальше от этого всего и постараться успокоиться.
   Очень быстро оказавшись у берега реки, я без сомнений бросился в ее воды и вскоре получил облегчение. Во всей вселенной нет лучше друга и советчика, чем холодная вода, и если бы ее здесь не было, то не стоило бы ручаться за дальнейшую жизнь волчьего племени. Мне сейчас самому стыдно за свой эмоциональный всплеск, но должен заметить, что в этой общине ничего не знают о стеснительности, и это сильно задевает. Хорошо, что всего за пару секунд купания, я понял необоснованность своего гнева. Я не имею права вмешиваться в примитивную жизнь и их простые порядки, хотя бы в ответ на дружелюбие. Не говоря уже о том, насколько это нечестно с моей стороны. Чего бы это не стоило, я должен оставаться разумным и гуманным, иначе сам смысл моей жизни умрет. Поэтому мне стоило вернуться и спокойно продолжить подготовку к дальнейшему путешествию.
   Только успел замерзнуть, как к воде подошла Легра вместе со своим ганту, и да, до сих пор она единственная, кто поделилась со мной своим именем. Вся четверка всадниц смотрела не меня хмуро, а джоава рычали, будто я нарушил заповеди чрезвычайно священного ритуала, но все оказалось куда рациональнее и справедливее.
   - Ты убил сабилу! - злобно крикнула мне люхаен кейла, единственная из всего племени, с которой у меня был хоть какой-то контакт.
   Я только кивнул головой, забыв, что для них этот жест ничего не значит. Все равно Легра не добавила в свою фразу вопросительного слова, а значит обвиняла, а не задавала вопрос. Соскочив на песок, она продолжила, стараясь говорить очень медленно и разборчиво:
   - Сабилу не убивают сабилу, не ест мяса сабилу. Сабилу не заходят в воду и не могут смотреть на импи! - позже я вспомнил, что это огонь - Мы чувствовать в тебе дух сабилу, но у тебя нет черного носа!
   К сожалению, я не знал, как ей сказать, что являюсь представителем другого вида живых организмов и не имею никакого отношения к их племени. Мне хотелось сказать, что у нее тоже нет черного носа, и на ее лице всего лишь грим, но для них, наверно, страшнее оскорбления не существует.
   - Я юлтео! - довольно самоуверенно ляпнул я, всеми силами стараясь припомнить правильное произношение много раз услышанного за последний час слова, обозначающего душу, живущую внутри дизинха.
   Слово произнес правильно, но реакции не последовало. Я вышел на берег, по возможности сдерживая дрожь от холода. Легра что-то сказала, но я ничего не понял, и после этого ткнула в меня копьем. Должен заметить, моя реакция раза в два резче, чем у них. Я вырвал опасную палку из ее рук и просто выкинул куда-то за спину, в реку. Девушка вскрикнула, с обидой схватилась за свой вывихнутый от резкого движения локоть. В этот момент с оглушающим лаем на меня напрыгнул ее джоава, но я извернулся в сантиметрах от огромных когтей и клыков, и волк с брызгами плюхнулся в неглубокую воду, где мне поколено. Не тратя бесценных долей секунды, я схватил его огромную шею в удушающий захват, параллельно прячась за его тушей от возможно уже кинутых копий. Но остальные драться не спешили, а по какой-то причине только наблюдали. Воспользовавшись всеобщей немой паузой, я посмотрел прямо в глаза остолбеневшей Легре и задал такой вопрос, какой смог сформулировать на их языке:
   - Я буду убивать дальше?
   Секунды стекали с меня жарким потом, сил в моих руках и веса моего тела хватало, чтобы держать за шею огромного волчару, у которого длина тела больше моего роста! И дело, скорее всего, не в эффективных мышечных волокнах, а в знании, как правильно нужно сдавливать глотку. Напуганный джоава пытался брыкаться и кусать, но вскоре из открытой пасти потекли булькающее звуки, похожие на скулеж.
   - Легра! - еще раз требовательно крикнул - Я убью джоава?
   Наконец-то, она сумела сообразить, что к чему, подбежала к нам, выставила вперед худые руки и принялась верещать:
   - Зентял! Зентял!..
   Я ослабил хватку почти сразу, выпрямился и сделал шаг в сторону. Легра гладила своего полузадушенного супруга по голове, плакала и что-то причитала, и мне совершенно не хотелось причинять им еще какие-либо страдания. Наконец-то, волк оклемался и встал с виноватым видом. Урок вышел абсолютно ясным, он опустил передо мной голову, хрипло тяфкнул и медленно поплелся куда-то прочь. Люхаен кейла не попыталась его остановить или как-то окликнуть, а только тихонько смотрела в след и пыталась прекратить свои слезы. В какой-то момент, она отвернулась, всхлипнула в последний раз и поклонилась в мою сторону.
   - Приветсвую тебя, мой джоава! - она говорила тихо и с дрожью, но так, чтобы расслышали все.
   В этот момент, я чуть было не схватился за голову. По их сумасшедшей логике, если я только что чуть было не убил ее мужа, то она автоматически становится моей женой! Что мне нужно было сделать? Подыграть ей, встать на четвереньки и отвести на своей спине в деревню?! Почему они такие тупые или слепые, почему не видят отличия между нами? В голове пронеслось какое-то стихийное бедствие, позволившее выжить лишь одной мысли о сильном холоде, поэтому я махнул на всех рукой и отправился к хижинам, к отведенному мне месту. И очень хорошо, что меня никто не останавливал.
   Пройдя через все коши, я увидел некое скопление здешнего народа, а именно с десяток самок, рыдающих над растерзанными остатками сабилу. Для них подобное убийство было явной диковинкой и потому всеобщей трагедией. Поразительно, как много горя мне удалось причинить, учитывая тот факт, что убитый мною был рожден среди коров и не мог иметь здесь мать или сестер. Женщины плакали от самого факта убийства молодого сабилу, способного стать чьим-то мужем. Рядом находился какой-то незнакомый мне отряд из пяти всадниц, которые видимо нашли и привезли сюда труп. Я ждал, когда на меня нападут всем скопом, но с каждым сближающим шагом, их интерес ко мне угасал. А стоило подойти вплотную, и вовсе никто не повернул на чужака голову. Даже сейчас, завернувшись в теплые шкуры и делая запись в дневнике, я продолжаю ломать голову над странностью поведения жителей волчьего племени.
   До самой ночи никто целенаправленно не заходил ко мне, только случайные соседи, использовавшие это помещение, как проходную. Мне больше нечего записать, пожалуй, настало время немного поспать.

   874 год новейшей эры. 116 день годичного цикла.

   Легра часами где-то бродила, но все-таки пришла и разбудила среди ночи. Не поднимая век, сквозь ресницы смотрел, как осторожная темная фигура подкралась, заползла под бок и притихла, в надежде, что не потревожила мой сон. После принялась потягивать воздух черным носиком, принюхиваясь к моей груди, да я и сам узнал ее в тот момент только по запаху.
   Конечно, она не могла не прийти, как бы внутренне не сопротивлялась, так как ее жизнь опирается на четкие стратегии социального поведения. И если уж в их популяции заведено морально поддерживать конкуренцию среди самцов, то так оно и будет. И совершенно не важно, что я не похож на самца, не имею шерсти, хожу на двух ногах - до тех пор, пока источаю правильные феромоны, я такой же член племени, как и остальные. Они просто не верят своим глазам! При споре между рассудком и рефлексом, решение всегда принимает рефлекторная часть. Если есть лысые ноги, значит мне нужно сшить ритуальные штаны самки-охотницы, но если я в честной драке победил самца, значит я отличный жених! Подобные взаимоисключения легко уживаются в их головках. И сложно сказать, врожденный это порок или приобретенный в удручающих условиях их жизни, лишенной стимулов для познания чего-либо. Не являясь специалистом генетики мозга, я все-таки пришел к выводу, что в интеллектуальном плане они ниже уровня стандартной конфигурации. Практически, животные, но не совсем.
   Я буркнул себе под нос, чтобы привлечь ее внимание. Девушка слегка дернулась от неожиданности, но вскоре натяжно улыбнулась, принялась где-то сзади шарить рукой и вдруг протянула мне такой же кубический плод, какой я попробовал в день нашей первой встречи. Видимо, смысл этого действия в том, что Легра пыталась совершить ритуальное прикармливание своего нового джоава.
   Тогда, в ночном полумраке я снова кусил эту штуку и прикрыл глаза, разбирая вкус. А если не обращать внимания на пыль и волоски, то оно действительно вкусное. Тщательно пережевав кусочек, я максимально сконцентрировался на анализе, пытаясь досконально разузнать его состав. А состоит он в основном из воды, в которой множество фруктозы, сахарозы, глюкозы, есть каротин, витамины группы Б, различные органические кислоты, такие как уксусная, лимонная и другие, много пектина... Мой язык просто не справлялся с потоком ощущений, настолько много химических соединений ему приходилось опознавать! Образы углеродных структур, названия которых уже стерлись из памяти, сновали перед внутренним оком одна за другой. Я находил что-то, являющиеся ароматизатором, и тут же спотыкался на молочную кислоту, а потом на соли кальция, железа, фосфора... Тот, кто создавал этот продукт либо действительно пытался запихнуть в него все возможное, либо взял за основу что-то природное... И, внезапно, на меня снизошло озарение, и я понял, что это обыкновенное яблоко. Мне потребовалось пять дней, чтобы узнать забытый яблочный вкус!
   - Ешь! - тем временем Легре надоело просто так держать кубик перед моим носом, и она нетерпеливо пихала мне его в лицо.
   Нет, подруга, ты не та женщина, из рук которой я б хотел отведать запретного плода! Хижину заполнил мой задорный, но немного грустный смех. Я забрал у нее кубическое яблоко и отложил его в сторону, решив разобраться в его секретах чуть позднее. Мне еще предстояло узнать, где женщины их добывают, и в чем заключается их практический смысл.
   - Люхаен кейла - обратился к ней - Я скоро уйду в путь.
   Охотница мгновенно вдохновилась, так как из-за трудностей перевода поняла меня неправильно.
   - Ганту пойдет на охоту после дни лигус - тесно прижалась ко мне - Ты мой джоава!
   - Лигус актис? - переспросил я.
   - Лигус, лигус! - повторила она, помахивая двумя пальчиками у своей мордашки.
   Похоже, смысл заключался в том, что охота состоится через два дня. А я даже и не знал, что у них есть слова, обозначающие числа.
   - Я не пойду на охоту с твоим ганту, я пойду в воду.
   Она приподнялась надомной и посмотрела сверху вниз. 
   - Ты мой джоава и пойдешь на охоту! - какой-то командирский тон в ее голоске явно присутствовал, вместе с детским недоумением.
   - Хоть бы грудь прикрыла... - прошептал я по-русски, так как от смущения было трудно подбирать слова на их языке - Мой путь в воду. Охотиться там. После воды.
   - Вода путь смерти, там живут духи. Ганту не пойдет в воду - прошептала Легра и надолго замолчала.
   Не зная, как объяснить ей тот факт, что Земля не кончается на том берегу реки, что там нет царства мертвых, я замолчал тоже. И как ей объяснить, что я пойду один? Вообще странно, конечно, почему они так боятся воды, ведь, по моей памяти, собаки отлично плавают...
   - Спим! - раздраженно буркнула Легра, положила голову на мое плечо и действительно быстро уснула. Последние несколько часов выдались для нее эмоционально насыщенными, и я не тревожил ее до утра.
   Последующий день нельзя не назвать продуктивным, хотя жители племени не спешат вставать на рассвете и до заката любят всеми силами демонстрировать леность своего бытия. Все утренние усилия тех, кто постарше, направляются поперек озорного желания молодняка резвиться на улице без присмотра. Иногда молодежь требует мяса от отцов, а так как возраст волка прямо пропорционален крепости его сна, то иногда их ленивые бока расталкивают дружно всей семьей. Странно, что волки, изначально ночные хищники, не перевели всю стаю на ночной режим бодрствования, но это не интересующие меня мелочи. Если уж создателю было наплевать на биоритмы своих вторичных организмов, то и меня подобное не волнует.
   Зато сегодняшним утром шумиха поднялась немалая, и к полудню все без исключения стояли на берегу реки. Как по заказу, солнце выдалось яркое, небо без облачка, и племя в сборе выглядело интересно. Я смог их пересчитать. Дюжина пар кейла с джоава, к ним прибавляется три пары люхаен кейла, одну из которых я вчера разлучил. Всех остальных, кроме пяти одиноких старушек, я посчитал за их детей: одиннадцать щенков и семнадцать девчат. Всего 62 особи, которые кормятся стадом коров в полторы или две сотни голов. Число безусловно ничтожное, явно минимальное для выживания подобной популяции в благоприятных условиях, а любая эпидемия, голод или внезапная встреча с агрессором моментально ее убьет. Очередной неутешительный вывод за сегодняшний день.
   Но вернемся к празднику. Переписи сильно помогло то, что все сидели семейными группками, каждая самка потратила уйму сил на прихорашивание и косметику, а также тщательно расчесала самца. Все надели различные украшения из костей, клыков и красивых камешков, пришитых к кожаным полоскам: это и браслеты, и бусы, и ошейники... Даже дети чувствовали важность события и вели себя спокойнее, чем обычно, волчата лежали брюхом на песке, а девчата зарывались в мех отцовских спин. Причина, послужившая поводом для собрания, конечно, заключалась в ритуале, а именно в рождении нового костюма. Легра и две ее подруги, являвшиеся руководителями племени, окунули в воду свеже сшитую куртку и штаны, спели довольно длинную песню, похожую на вой, и вручили мне, под протяжные овации. После начался совместный завтрак, состоящий из двух геометрически верных плодов и мяса второй свежести.
   На удивление, одежда вышла мне впору и оказалась вполне удобной, с относительно аккуратными костяными пуговицами, поэтому я ношу ее с удовольствием. Узнал очередную интересную особенность, местных нравов. Оказывается, они не пользуются именами в привычной мне форме, не дают имен друг другу при рождении, обращаясь ко всем одинаково: "кейла", "джоава", "сабилу" и еще одно слово, выпавшее из моей головы. Имени достойны только метафизические защитники племени, а именно духи костюмов, которые передаются по наследству от матери к дочери. Поэтому, когда мне вручи мой личный дизинха, то тут же спросили, как зовут моего духа.
   - Вирусный бог! - бодро заявил я.
   - Вилюсьны бок! - неуверенно повторили они.
   Никак не могу нарадоваться тому, как мило у них выходит выговаривать мои слова, особенно хором. Пожалуй, это вполне достойно моих слез, улыбок и лишнего проведенного здесь дня, хотя о предстоящем путешествии думаю постоянно. У меня нет плана, относительно моих дальнейших действий на той стороне реки, но и в этом поселении особо делать нечего, меня гложет желание дальнейших странствий.
   Вторую половину дня я провел в относительном одиночестве, на границе восьмиугольников. Правая рука полностью восстановилось, последствия перелома не ощущаются, поэтому настало время хорошенько потрудиться. Для начала потребовались палки, которые я некогда использовал для перевязки руки, только в куда большем количестве. Пускай настоящей древесины в них почти нет, но они легкие, прочные и гибкие, по ощущениям похожи на трубы из поливинилхлорида. Тем более я мог использовать не прямые палки, а уже готовые сочленения под углом в сто сорок градусов... Почему-то сейчас не могу сообразить, какие углы в правильном восьмиугольнике, но это не имеет никакого значения, подумаю над этим в следующий раз. Главное, из этих палок выходят прочные ребра жесткости, в них легко выстругиваются пазы, которыми я соединял палки крест на крест и после туго обвязывал лентами из шкуры.
   Легра сидела неподалеку и внимательно следила за моей работой. Тихонько посасывала кусок нарубленной мной белой мякоти. Но спустя некоторое время, она переключила внимание на камешки под ногами, так как я очень щепетильно относился к каждому соединению, периодически разматывал уже готовые стыки и переделывал заново, добиваясь максимально возможной прочности. Девушка не понимала, что именно я делаю, но не задавала вопросов, так как ее интересовала не новая технология, а сам факт моей занятости непонятной ерундой на протяжении нескольких часов.
   - А вы поете какие-либо песни просто так? - спросил у Легры.
   - Актис? - кинула в меня непонимающий взгляд.
   Ах да, забыл про языковой барьер. Я задумался, а потом попытался воспроизвести тот вой, который они исполняли на недавнем ритуале. Девушка оживилась, принялась мне подвывать, практически не исправляя меня. Видимо, в этом пении не было особой смысловой нагрузки, важным считалось только звукоподражание волчьему вою и простой, запоминающийся ритм. Но и ритм иногда меняется, я не смогу его описать. Главное, что девушки пытаются привносить в это пение свои переживания, они могут выть и печально, и весело, и торжественно, и игриво, но у меня в любом случае появляется вымученная улыбка. Больно уж это все примитивно.
   Под звуки женского голоса руки справились с работой как-то сами по себе, и внезапно моя поделка обрела законченный вид. Я сделал довольно прочный и легкий каркас для лодки, на который оставалось только натянуть шкуру побольше, и можно было отправляться в плавание.
   - Лотька? Ее одеть в дизинха и идти в воду к духам? - Легра смотрела на меня сумасшедшими глазами, ведь такая простая вещь полностью переворачивала ее мировоззрение. Она семенила за мной и пыталась подбирать слова, но я только весело гладил ее по волосам, а в свободной руке нес каркас к своей хижине.
   К сожалению, мне так и не удалось ни у кого выпросить кусок шкуры нужного размера. Во-первых, местные мастерицы всеми силами старались не делать лишних телодвижений, кроме случаев крайней необходимости, поэтому запасов шкур у них не было. Во-вторых, мне требовалась действительно большая шкура, а им проще разрезать их на относительно небольшие куски. И в-третьих, мне не хотелось у них что-то воровать или отбирать силой, тем более я договорился с Легрой, что завтра мы отправимся на охоту, где самостоятельно разделаю корову, как мне надо.
   Когда я осознал, что останусь здесь еще на пару деньков, на меня напало гнетущее ощущение тоски смертной. Не то, чтобы день казался мне долгим периодом ожидания, нет, дни пролетают быстрее, чем глаз моргает. Можно сказать, что с моим восприятием времени, я разделяю предстоящие события на те, которые произойдут именно сейчас, либо случатся в неопределенном будущем. Я хотел закончить лодку именно сегодня, но приходится сидеть в позе лотоса и ничего не делать! Конечно, можно переплыть реку и даже умудриться сохранить сухим багаж, если, например, использовать пустой бак, как плот, но мне хочется сделать все по-человечески, блеснуть своими навыками перед самим собой. Не все задачи должны решаться путем наименьшего приложения силы. Во мне еще играет жилка созидания, хочется поработать руками, покататься на самодельной лодке, и очень обидно, что мой порыв столкнулся с отсутствием ресурсов.
   Я и не заметил, как постоянно преследующая меня девушка оказалась у меня под боком. Сначала она положила голову на мое бедро и пару минут жалобно смотрела, ожидая, что я перестану ее игнорировать. Безрезультатно. Высказав лицом мгновение нетерпения, взяла мою руку и положила на свой затылок. Сдавшись, я провел ладонью по серым волосам и в ответ услышал тихое поскуливание. Видимо, мне не стоило гладить ее по голове, благо неискушенная в мужской ласке Легра от подобного проявления нежности мгновенно впадала в состояние близкое к трансу. От неги она закрывала глаза и активно подныривала головкой под ладонь. Черноносая... Мне не хотелось приручать наивную к себе, лишний раз пробуждать в ней репродуктивные инстинкты, но как-то само-собой я продолжал гладить грязные, но приятно мягкие волосы, параллельно отвлекаясь от собственных мыслей, крутящихся вокруг дурацкой лодки. И вскоре мне удалось полностью позабыть о делах, сконцентриро6ваться на тактильных соприкосновениях с другим организмом, на очень странном и ответственном занятии. Хотелось запомнить приятные ощущения досконально, ибо я испытывал жажду к подобному, но в тоже время воспоминания о погибшем навсегда прошлом прорывались из глубин памяти и раздирали мне сердце. Почему-то, это вечно происходит неожиданно, я запрокинул голову и резко вдохнул, чтобы слезы не выпали из глаз. Эх, Легра! Ведь нет у тебя коммутационного нерва, иначе мы соединились, и... А что именно я б показал ей? Автомобильные пробки шумных городов, зеленные леса с орущими птицами или нормальную семью из четырех человек? Или те ужасы, после которых человека уже нельзя считать здоровым? Нет, бедное создание не способно осмыслить видения чуждых ей миров, с которыми никак не связано! Она в праве жить в собственном мирке обособленно, создавать свои ореолы обитания и ассоциировать с уютом именно их! Нечего бедняжке пудрить голову, возможно, ей еще предстоит построить собственную цивилизацию, начать новую историю. Возможно, стоит подумать, как ее к этому подтолкнуть.
   Очнувшись от своих мыслей в хижине, я застал Легру, посасывающую мне большой палец руки и нетерпеливо перетирающую коленками. Шевельнув рукой, я взял ее за нижнюю челюсть, большим пальцем прижав язык к гортани, и заставил смотреть в глаза. Ей это было неприятно и страшно, она отводила взгляд, но молчала без активных попыток сопротивляться или укусить.
   - Красивая... - выскользнуло из меня само-собой, пока я разглядывал неестественно крупные для человеческого глаза зрачки. Необычайно прямые и тощие скулы, вздернутый носик, заостренные к верху ушные раковины... Большинство нюансов не бросались в глаза, и я заметил их только сейчас, как, например, несколько малозаметных веснушек...
   - Веснушки! - воскликнул я и тихонько рассмеялся от понятных только мне вещей.
   Легра освободилась от моей руки, вскочила на ноги, всем видом источая злость и неудовлетворение. Она, буквально, гавкнула на меня каким-то ругательством и моментально вышла прочь из хижины. Ей не суждено понять терпение.
   Оставшуюся часть дня я посвятил дневнику и теперь ложусь спать. В одиночестве.
 
   874 год новейшей эры. 117 день годичного цикла.

   Ночью мне не дали поспать спокойно. Уже сильно стемнело, когда подозрительные звуки вырвали меня из сна. Что же такого удивительного мне предстояло увидеть, происходившее прямо у хижины?  Это стоило моего бешенства! Трое каких-то мохнатых балбесов очень деловито и размеренно грызли каркас лодки, без особых проблем перекусывая по две палки за раз - пасти-то у них огромные! Спросонья я обомлел, но вскоре начал вопить жуткие вещи про скотов и пинать их ногами под хвост. Правда, без особых результатов, ведь это оказались сильные и здоровые джоава, которым непривычно воспринимать пинки от прямоходящих самок за значимый аргумент. А за кого еще, кроме как за суку они могли меня посчитать, если ног у меня всего две? Я отбил себе голень, а волчары грозно рычали и огрызались, не понимая откуда в этой бешенной взялось столько нахальства, столько суицидальной храбрости, но и не пытались причинить увечья. Один, внезапно, боднул меня тяжелой мордой в бедро, легко опрокинув на землю, и грозно тяфкнул в лицо, после чего продолжил заниматься своими делами. Мгновение пролежав на земле, я понял, что готов разорвать их на куски голыми руками. Бросившись в бой как кобра, вломил обидчику локтем в район затылка, вложив в удар всю массу тела и чуть было не сломал руку повторно. Обладателя воистину каменного черепа опрокинуло на бок и ненадолго вывело из боя. Остальным двоим это пришлось по вкусу, на наглых мордах появились настоящие довольные ухмылки, и я готовился к очередному броску на меня, но они решили уйти. Странным звуком окликнули самого нахального, который напоследок отломил палку побольше и самодовольно ушел вместе с ней. Мне оставалась только облегченно вздохнуть и закинуть остатки каркаса повыше на крышу, где их не достанут четвероногие разбойники.
   В тот момент за одним из кошей промелькнул довольный взгляд Легры. Вот она какая, месть женщины-кинолога, тьфу! Я сделал вид, будто ее не заметил и отправился спать дальше. Бой отнял много сил, и предстояло еще успокоить колотившееся сердце.
   Утро выдалось холодным и пасмурным, заставившим поблагодарить моего дизинха за тепло, ведь воспоминать, как еще совсем недавно приходилось идти по снегу без одежды, совсем не хотелось. Разглядывая тусклое солнце на горизонте, я не раз подумал, что встал слишком рано, одним из первых во всем племени, но навязчивое желание охранять остатки лодки не давало расслабиться. Хотя, каркас в любом случае придется переделывать с нуля в ближайшее время, когда лень попустит.
   Наконец-то, явилась Легра со всем своим ганту. Люхаен кейла никак не могла скрыть своего злорадства, радости от удавшейся мести: ее глаза горели, движения рассекали пространство, а слова вылетали стремительно и дерзко. При виде ее детской бравады я неожиданно воодушевился сам, во мне проснулось что-то нежное, отцовское.
   - Кимо свит, вулосны буг! - приказала она мне, что означало «иди за мной», а после отправилась куда-то внутрь поселения, приподняв шкуру на задней стенке.
   Немного удивился, но не стал противиться, послушно отправился следом, придерживая шкуры, закрывающие проходы в соседние комнаты, осторожно обходя спящих жителей племени и иногда на четвереньках протискиваясь в узкие лазы. Заблудился очень скоро, благо мы слишком часто меняли направление, чуть ли не крутились на одном месте. Вполне очевидно, что Легра путала меня специально, вряд ли пытаясь чего-либо скрыть, а попусту играясь со мной. Хорошо, что это не помещало нам добраться до нужного помещения, одна из стен которого являлась центральным стволом великого Уаграрила. Видимо, я здесь еще не успел побывать, так как увидел кое-что новенькое, а именно, откуда местные берут свои квадратные яблоки. Плоды росли в этой комнате в специальных ванночках, расположенных в пару десятков рядов до самого потолка, питательный раствор в которых разделялся четырехугольными сотами, под размер будущего плода. Бактериопоника! Вот уж не ожидал увидеть эту грандиозную технологию в таком месте... Когда-то очень давно я следил за попытками вырастить овощи из колоний бактерий, читал научные статьи об аналоге рисового тела, самостоятельно растущем в питательной среде. Даже летал к китайским коллегам попробовать это чудо на вкус. Меня не единственного поражала и вдохновляла простота идеи выведения микроорганизмов, приоритетной задачей которых являлось накопление питательных веществ внутри мембран. По-сути, выращивание плодовых тел растений без самого растения: без корней, побегов, листьев, семян, твердой скорлупы и всего прочего несъедобного. Требовалось только подобрать неаппетитную для человека питательную среду, правильно запрограммировать генном бактерий и, при необходимости, дать им химический источник энергии. Или возможна стимуляция электрическим током.
   Сегодня мне стало понятно, что над бактериопоникой трудились не только китайцы, а неизвестный мне создатель волчьего племени сильно превзошел все известные мне эксперименты. Вытащив из ячейки кубический плод, свободно плавающий в красноватом растворе, я отдал должное его задумке, как элегантно он предоставил своим вторичным организмам все необходимые им микроэлементы, которые высасывает из почвы центральное дерево. Во чтобы то не стало, мне необходимо разобраться в ДНК этих яблочных бактерий!
   Из раздумий меня вывела Легра. Унесенный мыслями в далекие лаборатории, я и не заметил, как она позвала себе на помощь несколько девушек, и вместе они наполнили яблоками восемь тяжелых мешков. Два мешка они связывали вместе и вешали на спины джоав, которым приходилось играть роль вьюченных мулов. Отдельная связка ожидала и меня.
    - Неси! - приказала мне люхаен кейла.
   Мне оставалось отнестись к подобному со смиренной улыбкой. Поскрипев древними костями, я ненадолго поднял мешки, но понял, что не смогу их далеко унести. Не дальше сотни шагов.
   - Неси, глупый джоава! - требовательно повторила Легра, но теперь напоролась на категоричный отказ.
   Прошло несколько немых секунд. Девушка смотрела на меня с недоумением и строго молчала в ответ на мои пантомимы о больной спине и слабых руках. В какой-то момент она попыталась поставить меня на четвереньки, но это уже стало невыносимо. Я поднял на спину один мешок, всем видом показывая, что больше брать не стану. Со скрипом, но на этом и договорились, а после нагруженный мешками ганту смог отправиться в путь.
   Из хижин вышли значительного быстрее, на сей раз используя прямую, довольно предсказуемую траекторию. К несчастью для моей спины, наш путь продолжился за пределы поселения в сторону восьмиугольных полей, скользких как лед от обильной утренней росы. Вообще холод казался нестерпимо промозглым, и тяжелый мешок за плечом, внезапно, сыграл роль посредственного обогревателя, заставившего мышцы гонять горячую кровь по организму. Вскоре пар так и валил из воротника, а куртка прилипла к мокрому телу, но это оказалось только началом. Мы прошли не один километр, ноги вовсю заплетались, немного потемнело в глазах. Недовольный джова, изрыгающий пар из красной пасти в мою спину, подталкивал меня в зад при любой замешке, возможно, только его злость и позволила мне дотерпеть до привала.
   - Зентял! – как-то совсем неожиданно скомандовала Легра, не позволив туману в моей голове пройти еще полсотни шагов, обособившись от остальных. Выплюнув улыбку последнего сноба на планете, удовлетворенный и озлобленный одновременно, я скинул мешок на землю.
   Место стоянки сильно выделялось на фоне единой зеленной равнины, здесь находилось свободное от восьмиугольников пятно земли, метров в пять в диаметре. Привыкший везде искать потаенный смысл, я хотел задуматься, почему это место не зарастает, но быстро отмахнулся от лишних мыслей. Местные волки, всего-навсего, подгрызают отрастающие стебли по кругу при каждом посещении этого места. Но зачем?
   Девушки тем временем развязывали мешки и выкладывали бактериопонные яблоки прямо на землю, раскладывая их концентрическими кругами. Причем, кубические плоды сильно походили на тротуарную плитку и образовывали простой, но симпатичный узор. К моменту, когда почти вся свободная земля покрылась яблоками, я уже догадался, к чему это все идет. Закончив, девушки, включая Легру, удалились в сторонку на пару сотен шагов и притаились, а троица волков с неведомым воодушевлением принялась скакать вокруг, протяжно завывая на ходу. Такого сильного воя из таких мощных глоток мне так сразу и не припомнить. Хотелось сильно напугаться или, как минимум, закрыть уши руками, так как моя нервная система инстинктивно отторгала эти звуки.
   - Во дают, горлопаны! – усмехался я, но не слышал собственного голоса.
   Прошло не меньше получаса нестерпимых воплей, от которых начала болеть голова, когда из-за далекой туманной дымки появилось долгожданное коровье стадо. Они отвечали на вой, возможно, своих сыновей собственными режущими звуками. Хорошо, что речевой аппарат матерей оказался сильно недоразвитым, иначе эта вакханалия могла попортить мне нервы.
   Солнце поднялось до полуденного положения и решило подарить немного тепла в этот день, а наш ганту все еще наблюдал, как коровы рогами на своих хоботах тыркались в разложенные для них яблоки. Им никто не мешал, и подкормка никак не походила на охотничью засаду. Даже если учитывать, что на зов пришло далеко не все стадо, а лишь три десятка голов, они легко могли сгруппироваться и дать отпор нашей гипотетической атаке.
   - А охота сегодня будет? – между прочим спрашивал я у предводительницы.
   - Подожди, глупый джоава! – ехидничала она.
   Что-что, а ждать я умею. Почему-то тогда не ожидал от нее подлости и продолжал созерцать массив из хаотично подергивающихся хоботов, хвостов и туловищ неприятных для моего взора организмов, в привычной мне манере уступать дорогу времени, оставаясь где-то в стороне, среди разноцветных картин чужих ДНК. У меня были образцы геномов всех трех полов этого удивительного вида: волкоподобных хищников-самцов, коровоподобных травоядных самок и самок гуманоидного типа. Восстанавливая в памяти картину каждого образца, я искал общие привязанности к химическим соединениям из недавно изученного мной состава кубических плодов. Они не могли быть обычным источником витаминов, так как их создатель обязан был следовать собственным эгоистическим мотивам. И так как я догадывался, где искать, то нашел гормон, действующий на репродуктивную систему. Все более-менее разложилось по полочкам. Теперь я понимал, что «волчье племя» является экспериментом хозяев зеленной плантации, так как иммунитет данного вида сильно заточен под испускаемые ими вирусы. С большой вероятностью можно утверждать, что по всей границе восьмиугольных полей подобных изолированных друг от друга экспериментов существует предостаточно, и пусть я не понимаю, в чем их смысл, но для ограничения численности популяции, используется гормон, работающий как противозачаточное. С одной стороны, ограничение рождаемости помогает данному виду прокормиться и выживать в хрупком равновесии полов, что хорошо. Но при таком положении дел, они не являются полноценным видом живой природы, которая не терпит ограничений и требует от особей максимального заполнения той ниши, к которой они приспособлены. Через высокую рождаемость и внутреннюю конкуренцию вид приобретает генную изменчивость, которая необходима для адаптации и независимости. Конечно, если волчье племя сильно расплодится, и эксперимент выйдет из-под контроля, то хозяева захотят их уничтожить, но у них будет шанс прекратить существование, в качестве микробов в чашечке Петри, и сменить ореол обитания. В конечном счёте, зеленные поля огромны, по ним можно кочевать и прятаться!
   Воодушевленный вдохновением, я практически на коленке сочинил и синтезировал нужный вирус для приютившего меня племени. Всего одна капля, например, втертая в слизистую глаза одной из девушек, изменит судьбу всего вида навсегда. С легким кашлем всеобщее заражение произойдет за пар недель и подарит клеткам их тел новый механизм химического подавления ограничивающего гормона. Вероятно, для качественного изменения придется подождать нового поколения, но уже в ближайшие годы их рождаемость сильно повысится. А лет через пятьдесят им придется организовывать новые поселения, искать новые способы выживания и, возможно, даже учиться плавать через реку! Не важно, что очень многие погибнут, если дать природе шанс – она сама найдет верный путь. У них есть разум, у них есть язык, а если у них будет несколько поселений, то появится и торговля, и письменность… Целая новая цивилизация, которую, возможно, мне еще удастся навестить! Тем более, что язык я почти выучил…
   В таком задумчивом и мечтательном состоянии Легра аккуратно взяла меня за руку и повела к стаду, а после завела в вычищенный от яблок круг. Совсем не чувствуя опасности, я неожиданно очнулся и осознал, что нахожусь в окружении целого стада агрессивно-возбужденных особей, поведение которых могло быть непредсказуемым. Меня будто привели на съедение! Пока еще коровы только били копытами по земле и издавали мерзкие звуки, но казалось, что вот-вот они нас затопчут!
   - Что происходит? – пока еще было время, я решил поинтересоваться.
   - Священная схватка! Койли атум успешная охота свит смерть!  – подрагивающим от волнения голосом Легра сказала еще несколько новых для меня слов и покрепче сжала тонкое копье – Защити меня, джоава!
   Первой моей реакцией было отобрать у нее копье, так как тесак умудрился оставить в хижине, а стоять в полный рост с голыми руками не позволили инстинкты. Девушка вскрикнула, но смекнув, что к чему, спряталась за мой спиной. К слову, травоядные относились ко мне менее грозно, чем к ней, так как от меня все еще пахло волком. И когда кейла скрывалась за моей спиной из их поля зрения, это действовало на них успокаивающее. Я крутился из стороны в сторону, пряча ее от самых агрессивных глаз и стараясь успокоить всю толпу разом. Тем не менее пришлось пару раз уклониться от летящего в голову рога.
   - Что ты и я тут делаем одни?! – я пытался подобрать слова для вопроса.
   - Ты мой джоава! – уже ревела Легра – Защити меня!
   По всей видимости, я стал участником очередного ритуала посвящения или венчания… Скорее всего, в нормальной ситуации настоящий джоава должен был успокоить стадо одним своим мощным лаем, заявляющим всем, что отныне он защищает эту самку. Возможно, в этом есть какой-то смысл, но моя глотка была способна только на едва слышимую брань! Когда мои нервы истощились, я воткнул в ближайший глаз копье до самого мозга, и предсмертная конвульсия вздыбившегося животного сломала тонкую палку пополам. В инстинктивном ужасе ближайшие особи отскочили от убитого сородича в стороны, на мгновение открыв узкий коридор. Я тут же схватил легкую девушку в охапку и бросился на прорыв. Я бежал, что есть мочи, чувствуя, как стадо разворачивается в бешеном желании догнать и отомстить, но вот между нами встала троица волков, зашедшихся в безумном лае. Они спасли мне жизнь, но я не думал останавливаться и бежал в сторону деревни, пока силы не покинули меня. Упав на четвереньки, я заметил, что Легра без сознания. В ее голове алой кровью блестела свежая рана от удара рогом, а пульс и дыхание почти не ощущались. Я пытался оказать ей какую-то помощь, но когда нас догнала троица всадниц, стало ясно, то она умирает.
   - Построите вы цивилизацию с такими ритуалами… - прошептал ей под конец и размазал ампулу с вирусом об ее дурную голову.
   Три кейлы окружили меня и смотрели с сильной неприязнью.
   - Юлтео не защитил люхаен кейлу! – сказала одна из них.
   - Я не один из вас, поймите это, наконец! – крикнул им в отчаянии, но не получил ответа. Хорошо, что не попытались убить.
   Все, что я мог сделать – это донести полумертвую люхаен кейлу до ее родного поселения, после чего быстро собрал свои вещи и используя пустой бензобак, как плот для вещей, переплыл реку.

   874 год новейшей эры. 118 день годичного цикла.

   Переночевал на другой стороне озера, стараясь не ощущать холода. Меня мучает совесть за все, что произошло со мной в волчьем племени, и я мечтаю поскорее проститься с этим местом. В конце концов, меня еще ждет Алиса!
   Оглянувшись последний раз на хижины волчьего племени, я увидел на другом берегу взгляд одинокого джоавы, зашедшего по колено в воду. Прости.