Промысел 2 4 3

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/07/09/1606

 «Я понимаю, женщина, почему Нокк не стал говорить о пещерниках вчера!»
Анди качался, точно пьяный, растирал ладонями виски.

Мак, глазам которого становился нестерпим дневной свет, сжал голову до сплющивания в лист, что повергло в шок наблюдавшего за ним человека.

«Этот пользовался женщинами?»
Ида поняла: охотник разглядел гениталии и при положительном ответе пожалуй упадёт без сил.

«Должен был охранять.
Сказала Ида, чтобы сказать хоть что-нибудь.

А потом пришла очередь программисту 1788 впасть в полный потряс. До конца дней в мгновения угасания последней надежды Анна Агнесса Августина Аделаида Бартон будет вспоминать знаковую минуту!

Анди с Третьего Рукава, отец похищенной для растления девочки начал раздеваться.

Летняя одежда людей бассейна Великой реки представляет собой цельное полотно, одинарный или сдвоенный кусок. Ткань определённым способом оборачивается вокруг тела.

Женщины облекаются не так, как мужчины: полотно браное или нескольких цветов. Мастерски надетая одежда, один из немногих элементов комфорта первобытного человека, выглядит удобно и привлекательно.

Ида Бартон усвоила навык одевания, надеялась поразить великосветских дам, когда вернётся. Анди расшнуровался, встряхнул серый холст, подсушил на ветру, шагнул к Маку.

«Лучи сожгут бескожего самца, точно снежного сына».
Пробормотал охотник и в мгновенье ока обернул маленькое создание так, что голова оказалась защищённой, лицо в тени, будто под платком.

Ида помнила: закон продолжения рода велит хранить живущее рядом. Люди убивают живое для пищи или в минуту опасности, но речь идёт именно о минуте.

Убивающих в технически неоснащённом мире довольно и без человека. Разумеется, несущий опасность смерти может быть убит, особенно, если противостоит женщине, ребёнку, безоружному охотнику.

Недопустимо, так же, проникновение в жилище ночью без позволения хозяина.

Правила в сильных племенах увечий и смертной казни не предусматривают. Высшая мера наказания за преступления - постановка у костра, суть лишение главенства для мужчины, изгнание для женщины.
Важны болевые ощущения от ожога стоп, ягодиц, колен. Но обычно рядом с виновником встаёт кто-нибудь из близких родичей, принимает ответственность, выводит наказанного из огненного круга.

Говорили например: когда поджаривали предводительницу наркоманов, ей даже не посчастливилось коснуться нагретого камня. Потребители зелья подняли на руках мамашу Ант, поэтому «слово Имеющие» постановили выгнать всех.

Убивший умышленно должен бежать или кормить родичей убитого столько времени, сколько велит «Большой Круг». Здесь пощады не бывает. Охотники следят, чтобы виновник не тратил время даром.

Слово «месть» существует в качестве ругательства. Таких людей сторонятся, называют больными душой.

Всё это Аделаида Бартон усвоила за время сознательной жизни среди соблюдавших пра закон и, тем не менее, не ждала столь безусловного соблюдения.

«Теперь Чернобрюхий похож на скрюченного простудой в полыньях старика».
Потирал руки довольный перевоплощением Анди.

«Оа! Оа! Оа!»
Звучал Мак, хлопая широко расставленными глазами. Мутант впервые видел самца человека так близко, голого тем более.

На самом деле, там было, на что посмотреть и захлебнуться удивлением до икоты. Ида, хоть выросла среди людей, не могла отвести глаз.

На фоне разгорающегося пожара утренней зари стоял охотник, лёгким движением умевший скрутить жгутом повелителя Амбалов нижнего конца, собственного сына.

Эллинские боги в сравнении с Анди выглядели бы доходягами. Вряд ли мужчина с берега казался Маку красивым, но ужас и восторг внушал, несомненно.

Ида понимала: присутствует на празднике силы, торжества жизни над смертью, разума над хаосом.

Мистер Бартон, аристократ по собственному желанию, любил восхищаться манерами истинных джентльменов, рыцарскими доблестями, благородством аристократов давно минувших веков.

Дочь поначалу увлечённо слушала прекрасные байки, но довольно скоро, несмотря на юный возраст, сделала вывод: все Ланселоты и д’артаньяны - суть гордецы, прикрывающиеся гламурностью предрассудков, адепты культа убийства.

Участники поединков, сражений за честь и достоинство, выглядели напрочь забывшими, что берут чужое, слепыми игрушками в руках грязного слова.

Жизнь, дар Бога, каждый считал своей, отнимал и отдавал. Презрение к Предвечному Отцу, казалось, этими людьми возведено в ранг высшей доблести.

А сколько апломба, чванливой надутости лезло из рыцарей без страха и упрёка, когда прощали поверженного врага! Нет, не прощали, чтобы просто жить, но милостиво снисходили до раздавленного червя, давали право лизнуть искалечившую руку, благодарить или ударить в спину.

Анди с Третьего Рукава был не так прост, чтобы пропустить удар. Прощать охотник тоже не умел, ведь проще, чем делал, не бывает. Закон продолжения рода не позволяет миловать врага, а велит хранить живущее рядом.

Тонд закричал. Будоражимый звуком Кин завозился в мешке, мгновение помедлил, вылез, злой на весь мир, схватил малыша за что пришлось.

«Где эту носит!»
Гаркнул первый охотник приречья, не соизмерил силу голоса и заметил: Майт встрёпанной птичкой метнулась к становому камню.

«Я спать хочу, маленькая, - продолжил охотник мягче, - а ребёнка бросили».

«За рыбой ушли, умыться».
Девочка лепетала, что взбрело на ум. Отвыкла от повадок братца,
подумал Кин. Тот иначе не умеет.
Ида появилась в треугольнике входа.
«Дай одеться, - Попросила женщина Майт, - Голому в стойбище нельзя, рассвело совсем».

Майт не задала вопросов, вынула из короба свёрток.
«Зачем, кто голый?»
Кин-Нокк зевал, потягивался, ворчал, будто огонь в мокрых дровах.

«Мака завернул».
«Какого Мака?»
«Того, что с Жеком и другими наставил рога Уку».

Кин ничего не понял, особенно про рога. В бассейне Великой реки подобное называлось: «добавить мешка».

«А! Провались напасть! Ну их, и вас обратно!»
Отстранённо бормотнул первый охотник, сунул мальчика под оболочку, шмыгнул в мешок, рывком завязал махор над головой.

Ида аккуратненько ввела изображение.
«Ого!»
Удивился мешок и начал растягиваться.
«Ага. - Констатировал до пояса высунувшийся Кин. - Не дадут спать, бездельники».

Проснулись дети. Малышам было невдомёк, как оказался в отцовской постели чужой охотник. Кин же глядел, точно сквозь стену, туда, где розовел влажный песок змеящейся косы.

Анди пробовал нож. Недоумение быстро прошло. Привычка мгновенно реагировать на внезапно меняющуюся обстановку делала обыденным то, что люди цивилизованного мира назвали бы чудом.

Женщина Кина возвращалась на спине, старалась не намочить вытянутую руку с одеждой.

«Ты красиво плаваешь, - Анди встретил Иду на мелководье, чтобы перехватить узел, - научи!»

«Приглядись, охотник, лягушка движется так же».
«Да, толкается двумя ногами, я понимаю».

Анди отряхнул бёдра и голени от налипшего песка, оделся. Плотно прижатый и одновременно доступный нож лёг в привычно сформированной складке.

«Как тебе, женщина, удалось избежать попадания лезвия, не понимаю?»

«Если ты заметил, брошенное умелой рукой летит безупречно, не отклоняется на ветру. Внимательный человек более гибок, нежели твёрдое изделие. Избежать удара просто, если понимаешь правила полёта».

« С этим что делать, женщина?»
«Нельзя оставить на отмели, забрать тоже нельзя».
«Почему?»

«Смотри, охотник! Пещерный житель уже теперь щурится от яркого света. Взойдёт полдень, и ткань не поможет уцелеть, тело перегреется. В стойбище же слишком шумно. На берегу, я знаю, даже крик птицы для привыкшего к глухоте пещер существа невыносим».

«Я бывал в пустотах под хребтом, женщина. Там не совсем тихо, согласись».

Ида согласилась. В жилищах Треугольноголовых не было абсолютной тишины. Зудел движущийся воздух, поющий звон падучих капель удесятеряло эхо, гулкой разноголосицей отзывался каждый шорох, шаг, осыпь породы. Звуки открываемых и закрываемых дверей были пронзительны и резки. Но если рассмотреть вопрос внимательнее, становилось ясно, живые существа поверхностного мира звучат на не имеющихся в палитре пещерных шумов частотах.

«Нужно забрать в стойбище, - сказал Анди, - здесь погибнет без пользы».
«Где польза, охотник?»

«Эти зачем-то созданы. Мы убиваем. Вот, голый, беспомощный, безопасный. Убить такое не достойно человека».

Ида кивнула.
« Люди убивают для пищи, при смертельной опасности, а чаще из страха, который - суть плод невежества, так говорит наш колдун. Знай мы об этих больше, не боялись бы».

И уничтожили бы довольно быстро, подумал Кин, вспомнив ловушку, в которой живут странные создания.

«Сила этих, - продолжал Анди, - одежда и нож, если правильно понимаю».
«Ты прав, охотник. Особенно, позволяющая дышать в воде шапка и перчатки. Видишь: ногтей нет, руки мягкие. Такими, разве что шлёпнуть звонко».

«Ходить по колкой траве тоже не чем».
«Здесь ты ошибаешься, охотник. Подумай сам: в пещерах, где эти нагие, пол не всегда чист. Валяются камни, кости, рыбьи например».

«Ты видела женщин?»
Ида отметающим сомнения жестом объяснила, каковы дамы Треугольноголовых сердец.

 «Я есть хочу!»
Сказал Анди, вытянул улов на плотик. Мак затрясся, быстро-быстро задвигал ладошками, точно убегал или отталкивался.

«Боится, а может удивляется?»
«Вероятно то и другое, охотник. Ты одним движением пол реки выволок».

Анди сгрёб мака, посадил на сеть, но там мутанту не понравилось. Шевелящиеся рыбы кололись или кусались.

Встав на четвереньки, спасённый пленник сполз к стягивающему невод узлу, вцепился лапками. Охотник стал так, чтобы способней было толкать тяжёлое плавсредство. Ида вошла в воду.

«Не хочешь со мной, женщина?»
«Ты, надеюсь, не в круг повезёшь?»
«Девочка бояться будет, да».

«Толкай вверх по течению, охотник. Я принесу лепёшку и кусок мяса».
Анди благодарно кивнул.

«Я пойду, - сказал старший мальчик, - Ты не жена, чтобы носить еду. Майт тоже не следует быть там».

Быстро вырастают подхлёстнутые смертью дети, подумала Ида, глядя в след уходящему человеку. Кин сидел с застывшей ложкой в руке. Похлёбка подёрнулась плёнкой.

«Этот тебе нравится?»
Как плёнка, застыл вопрос.
«Там два, кто именно?»

Речевая манера мутантов оказалась прилипчивой. Родоначальник племени Синих Камней вымученно улыбнулся, проглотил боль. От подложечки до подбородка стоял горячий стержень, мешал дышать.

Причина была очевидна до смешного. Разумеется, Нокк с Излучины не сомневался, жена принадлежит безоговорочно, однако, нечто взялось оспорить право обладания, хлестнуло по глазам. Впервые довелось видеть со стороны, как Ида общается с мужчиной.

У большого костра в ночь смуты было не до подробностей, но помнилось: несмотря на невероятность событий, двусмысленность чудесного и чудовищного, охотники глядели на женщину родоначальника, примерялись: смог бы каждый в отдельности стать по правую руку.

Анди смог бы несомненно. Ида не оттолкнула бы. Кин знал: стоимость слова Бы очевидна, только воспоминание не утешало.

«Я буду кормить тебя с ложечки, милый ребёнок».


Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/07/15/712