Томас Лермонт в Стране Фей в доработке

Томас Лермонт в Стране Фей
Диалоги о смерти и бессмертии
Действующие лица:
Томас Лермонт, юный шотландец, бард
Элейн Лермонт, сестра Томаса
Лилиан Лермонт, мать Томаса
Неил, лучший друг Томаса.
Аннабель, подруга Томаса
Джилкрист, призрак отца Томаса
Александр Третий, король Шотландии
Маргарет, его дочь.
Его герольд
Его свита
Селяне.
Слуги и придворные
Персонажи ведений Томаса:
Муж Маргарет
Его семья
Двор Фей:
Мэв, Королева Фей
Капитан стражи фей
Элла, придворная дама
Вёлунд Полуэльф, кузнец и чудотворец
Винсент, пойманный рыцарь, человек
Другие придворные и жители Страны Фей
Джеймс Лотианский, по прозвищу Дракон, потомок Винсента


Пролог
(Лилиан, живой Джилкрист)
Поместье Лермонтов. Большой зал. Быстрым шагом входит Лилиан, за ней Джилкрист. Видно, что они спорили много времени и зрители видят кусок этого спора.
Джилкрист (разводит руками): Ты ведьма! Сущая ведьма и чары твои туманят разумы честных людей.
Лилиан (саркастично): Потому что я женщина и мой цвет волос отличен от обычного серого цвета, коим окрашены волосы всех светских дам? Твоя восхитительная религия, полная добра и милосердия диктует тебе, что рыжие девушки, да ещё имеющие мозг чуть больше, чем ячменное зерно уже достойны поругания и злобы.
Лилиан зло улыбается.
Лилиан: Почему ты тогда женился на мне, ревностный слуга Христа, если я тебе так противна?
Джилкрист не знает что сказать и выпаливает:
Джилкрист: Ты околдовала меня, ведьма!
Лилиан (усмехается): Очень плохой аргумент. (пауза) Ты всегда был волен делать то, что хочешь. Так что ты мог, не женится на мне или же… Просто убить меня, после рождения детей. Многие так поступали ,и это не осуждалось, во всяком случае, публично. Ты всегда так зол, Джилкрист. Так нетерпим, иногда мне кажется, что это из-за того, что ты внутренне пуст, ибо твоя вера, твой внутренний аскетизм выжимает из тебя все соки. Неужели ты думаешь, что Бог так жесток и глуп, что хочет видеть вокруг себя лишь рабов, а не единомышленников? Послушный скот, а не цельные личности? Тогда почему Бог не отнял у людей Плод Познания, почему он дал им возможность творить? Почему он дал им бессмертие?
Джилкрист: Люди смертны, молчи.
Лилиан: Из нас двоих смертен только ты. Потому, что уверовал в свою смертность. А я это не только я, но и многие до меня и многие после меня. Рыжая Лилиан всегда рождается вновь, даже не будучи рыжей и женщиной. Она просто есть и всегда будет в своих предках и своих детях.
Джилкрист: Разве я не повторён в своих детях?
Лилиан: Ты уже упустил шанс вложить в них это повторение. Посмотри на Томаса и Элейн. Они в точности я. Я и только я. Тебе не быть повторённым в детях, ибо ты говорил, что у тебя нет тела. Что есть чистый дух, воплощающий тебя и груда плоти вокруг. А твои дети тем ни менее из плоти и крови, которые только я могла им дать. Во всяком случае Элейн, а Томас, увы, всё же болен твоей болезнью, так что может… Я и ошибаюсь. Глупый мальчик временами верит, что у него действительно нет тела. Но верит, не так как ты. Он не вторит фанатично об аскетизме, а лишь живёт в музыке и стихах.
Джилкрист не выдерживает и бросается на Лилиан с ножом.
Лилиан не переменяя позы стоит и улыбается.
Лилиан (говорит совершенно спокойно): И потому, что его бестелесность другого толка и потому, что он мой сын, а не твой. Я бы на твоём месте давно поверила в истории о змеях и волхвах… Твой сын не смертный. Совсем не смертный, ибо как гласит молва, отцом его был Мудрый Змей. И это и дало ему возможность переживать теургию, творить вместе с Богом великие стихи и песни.
Джилкрист в ярости рычит и бросает нож.
Джилкрист: Твои друиды лишили тебя разума, жена.
Лилиан оседает на пол, всё же испуг овладевает ей.
Лилиан: Возможно… Возможно…
Сцена первая
(Джилкрист и Томас)
Деревня, в которой живёт Томас погружена во мрак. Действие происходит на безлюдном причале, куда пришёл прогуляться Томас. Деревянный помост, уходящий в воду, несколько лодок.
Томас: Луна только что взошла. Прекрасно, как прекрасно и то, что вокруг никого нет. Иногда… Иногда мне нестерпимо хочет уйти от людей. Забыть это всё к чертям собачьим. Даже не знаю, что со мной происходит в таки минуты. Эх, (закладывает руки за голову и смотрит на луну) какое же всё-таки счастье, что я могу отдохнуть в такие минуты. Нет-нет, безусловно, мне чертовски нравятся люди. Аннабель, Неил, Элейн, да вообще кто-нибудь ещё. Они чудесны, но… такие шумные, что, порой за их словами, я не слышу внутренний музыки.
Томас оглядывается
Томас (задумчиво): Всё-таки я пришёл сюда не в самое хорошее время. Время духов, фей и призраков.
Бард перевешивается через поручень и смотрит на бухту.
Томас: Кажется, я уже слышу чарующий голос Лорелии. Слышу, как зовёт меня в морскую пучину. Я бы отдал всё, чтобы коснуться твоих холодных губ, Лорелия!  (кричит) Ло-ре-ли-я!
Из тумана, окутывающего причал, появляется призрак Джилкриста.
Джилкрист: Ты снова разговариваешь с воздухом, идиот?
Томас беспокойно озирается. Он не понимает откуда исходит голос.
Джилкрист (замогильным голосом): Я здесь. Здесь заблудшая душа твоего отца!
Томас наконец замечает призрак и лицо его искажается гримасой ужаса.
Томас: Ты пришёл по мою душу? Уйди! Уйди злобный дух! Не пришло ещё моего времени!
Томас показывает нательный крестик.
Томас: Уходи! Ты не имеешь власти надо мной.
Джилкрист закрывает лицо рукой и вздыхает.
Джилкрист: Я просто невинная заблудшая душа. Пришедшая просить своего потомка о помощи, ибо я, будучи при жизни верным слугой Христа, в отличие от тебя, мальчишка, вечно одержимого глупыми
Томас: Эй-эй, постой! Прекрати! Откуда мне знать, что ты действительно призрак моего пропавшего отца, а не злобный дьявольский дух или дух из леса?
Джилкрист: Твоё дело верить мне или нет, раз ты не узнаёшь своего отца. Я знаю, что твоя память всегда была весьма и весьма избирательна, а сам ты был близок к безумию. Близок настолько, что тебе привлекало лишь общество безумцев больших, чем ты сам. Может ты просто окончательно сошёл с ума?
Страх Томаса отступает.
Томас (самонадеянно): Хм? Сошёл с ума и вижу призрак заблудшего отца? Да, (пожимает плечами) волне возможно. Какая просьба у тебя ко мне заблудший дух?
Джилкрист недолго молчит.
Джилкрист: Похорони меня, как доброго человека. Закопай останки мои, что под дубом могучим в лесу лежат. И даже если я был плохим отцом, то сейчас я прошу помощи…
Томас: Вот так? Дух доброго христианина просит помощи у того, кто, по его словам, никогда не был достоин зваться хорошим сыном. У гуляки, развратника, льстеца и барда. У того, кто едва не покинул родительский дом, чтобы отправится на поиски кого-то о ком можно будет слагать легенды?
Джилкрист недолго молчит, а затем продолжает.
Джилкрист: У меня был не особенно большой выбор. Я страдаю, Томас. И прошу твоей помощи. У тебя всегда было доброе сердце и знаю, что ты всё равно не откажешься помочь мне… Я верю в это.
Джилкрист исчезает.
Томас протирает глаза руками.
Томас: Это точно был сон. Я просто уснул наяву. Видение. Не правда. Или… Я действительно сошёл с ума. Нет-нет-нет.
Томас садится.
Томас: Но… Я не безумен. Я просто задремал. Я отправлюсь завтра к большому дереву и не найду там костей. Не… Найду… Там… Костей.
Томас засыпает.
Сцена вторая
(Томас, Неил, селяне, аристократы)
Ранее утро. Широкий луг, возле деревни. Собралось всё селение и несколько благородных особ, образовав круг. В центре стоят Томас и Неил.
Неил (говорит громко, явно на взводе): Люди этой земли! Я призываю вас в свидетели ужасающей несправедливости. Тот, кого я прежде звал другом, теперь ополчился против меня и моей возлюбленной, обвиняя…
(голос из толпы прерывает его)
Голос: Давай ближе к делу, здоровяк! Мы мордобоя хотим, а не ярмарочных речей.
Неил недолго кажется опешившим, но всё же продолжает.
Неил: Так вот, я обвиняю Томаса Лермонта – барского сынка в клевете.
Томас всё это время стоит очень самодовольно, он раскрывает рот, дабы опровергнуть обвинения, как тут из толпы выскакивает его сестра. Элейн одета, как мальчик, неровно подстрижена и вооружена большим ножом.
Элейн (гордо поднимает нож и встаёт в позу рыцаря. Говорит громко и воодушевлено): Ты простолюдин! Да, как ты смеешь обижать моего брата?! Я заступаюсь за него и буду биться с тобой, как некогда сражались Давид и Голиаф! Я не позволю своему благородному брату замарать руки твоей нечистой кровью!
Томас прячет лицо в ладонях, а толпа начинает одобрительно смеяться. Неил смущен. Через некоторое время Томас отводит Элейн в сторону и, наконец, начинает говорить.
Томас: Я? Я отнюдь не клеветник, дорогой друг. А вот Марта твоя – настоящая клеветница и потаскуха. Да тебе любой скажет, что это так. Что благородный, если захочет с тобой говорить, что твой собрат-землепашец. Только вот, бояться они тебя, потому и не говорят ничего. Гнева твоего бояться, как ударишь могучим кулачищем, так мокрое место от человека останется. Только я тебя и не боюсь, потому и в лицо говорю.
Некоторые в толпе одобрительно кивают.
Голос из толпы: А я вот не согласен с барским сынком. Марта таки дева благочестивая, пусть и легкомысленная излишне.
Другой голос из толпы: Да, ладно тебе. Да, кто её только не пялил. Это общеизвестно, барский сынок Том правду говорит. Я ж сам эту Марту…
Его обрывают, а Неил делает вид, что ничего не слышал.
Томас: Ну, тебе нужно ещё пару выкриков из толпы кто как и когда утешал на сеновале твою Марту и только тогда ты успокоишься? И не будешь вызывать меня на дурацкие поединки?
Неил ничего не отвечает, только скидывает свою куртку, готовясь к потасовке с Томасом.
Томас так же скидывает уже свою куртку.
Завязывается драка. Все кричат, улюлюкают.
Наконец кто-то из толпы кричит:
Голос: А барский сынок был прав!
Мимо потасовки между Томасом и Неилом проходит Марта под руку с каким-то проходимцем.
Все замирают, Неил в сердцах махает рукой и отпускает Томаса из захвата.
После чего, взваливает на себя немного побитого Томаса и отправляется с ним прочь от людей.
Неил: Знаешь, я бы выпил. Ну, их этих девок.
Томас (уставши): Угу.
Неил (воодушевленно): Я так рад, что ты составишь мне компанию!
Томас: Кстати, Неил… Мне тут вчера ночью явился призрак…
Уходят за пределы сцены.

Сцена третья
(Неил, Томас, Лилиан, селяне)
Вечер. Шумный праздник. Неил и Томас разговаривают чуть поодаль от основного действа.
Неил: Ты видел призрак своего отца и так говорил с ним? А ты не думал, что он может проклясть тебя, убить тебя, утащить тебя в свою страну призраков, где он, по твоим словам, вечно мучается?
Томас: Хм? А как я должен был с ним говорить?
Неил: Почтительно и вежливо, как и надобно говорить с отцом. Разве это не ясно? К тому же он мёртв и ты встретил его после смерти. Что весьма неприятно, согласен. Но это не отменяет того, что ты обязан быть вежлив с ним.
Томас разводит руками.
Томас: Я же согласился помочь ему. Этого вполне достаточно за то, что «он так много для меня сделал».
Томас с раздражением оглядывается на праздник.
Томас: Например, за то, что он никогда не понимал меня. Никогда не считал, что я могу быть кем-то большим, чем просто нахлебником. Он никогда не считал, что мои стихи и песни – это что-то серьёзное, что-то большее, чем просто увлечение, большее, чем убийство времени. Он в глаза мне говорил, что моё место в балагане. И ты знаешь, я действительно так считал. Да, пусть моё место в балагане, вместе с голодными актёрами, чьи лица расписаны золотой краской. Да! Да! Пусть моё место среди них, но это лучше, чем быть в рабстве у собственного отца!
Неил: Эээй, поспокойнее, дружище. Джилкрист всё-таки был твоим отцом. Он не был чудовищем, призванным исключительно подавлять тебя, он просто…
Входит Лилиан. Её походка уверена, а осанка безупречна.
Лилиан: Просто Джилкрист получил слишком говорящее имя. Он обрёл Бога, настолько, что пытался внести его в жизнь каждого. Но не все души были столь… Просвещёнными и развитыми что бы вместить в себя всю ту огромную сущность Бога, что Джилкрист им нёс. Самоотречение, бесконечное милосердие, бесконечная жертвенность, великая праведность и полная нетерпимость к тем, кто хоть немного не разделял его взглядов. К таким, как большинство людей. Он всегда был излишне жесток. Никто из вас по-настоящему никогда не знал Джилкриста достаточно, чтобы его защищать.
Неил: Даже вы, его законная жена?
Томас кивает.
Лилиан: Даже я. И я особенно.
Лилиан: Неил, ты всегда был хорошим мальчишкой. Добрым мальчишкой. Всегда мужественно  защищал любого, кто, по-твоему мнению, достоин этой защиты. И Джилкрист, безусловно, может показаться таким. Но это не так… Не. Так.
Лилиан отрицательно помотала головой.
Лилиан: Он был тиран, как и большая часть христиан. Он не мог принять того, что мы ни все горим желанием быть самоотверженными слугами Господа Нашего Иисуса Христа, нести Его Слово каждому. Мы хотели другого. Мы хотели служения людям.
Томас опустился на траву, сев у ног Лилиан.
Лилиан: Мы хотели служить людям, а не жестокому Богу. Я нашла своё призвание в том, чтобы хранить память. Память о тех далёких временах, когда герои ещё ходили по земле, а волшебные обитатели холмов без страха являли себя взору людей. Но те времена ушли и всё, что нам остаётся это…
Томас: Лицезреть новые подвиги и чудеса, петь о них прекрасные песни.
Лилиан кладёт руку на голову Томасу, а затем поднимает глаза на Неила.
Лилиан: Ты понимаешь, что мы хотим тебе сказать?
Неил: Да. Если вы чувствовали, что рождены для чего-то, а он вас подавлял, то он не заслуживает милосердия.
Томас поворачивает лицо к Неилу.
Томас: Заслуживает, как и каждый из людей.
Лилиан недолго молчит, а потом спрашивает.
Лилиан: А почему это вы вдруг заговорили о моём муже? Ведь много воды утекло с тех пор, как он сгинул в лесу.
Томас встаёт.
Томас: Сегодня ночью я видел его призрак, дорогая матушка.
Лилиан (удивлённо): Призрак?
Томас: Да, призрак. А может лесной дух, принявший обличье. Того мне подлинно не известно.
Лилиан глубоко вздыхает, а затем говорит.
Лилиан: Как он отнесся к тебе? Угрожал проклятьем? Восхвалял или просил помощи?
Лилиан встаёт и смотрит в сторону далёкого праздника.
Томас: Он просил помощи.
Лилиан: Какого рода?
Томас: Отец просто милостиво сообщил то, что мне необходимо похоронить его, «как доброго человека», потому что душа его страдает, не находя покоя в посмертии, которое я всегда представлял густым еловым туманным лесом. В котором ты обречён плутать бесконечно и не суметь найти проторённую тропу.
Неил пожимает плечами.
Неил: Твои речи, Томас, сами по себе похоже на такой лес. Мрачны и туманны.
Лилиан махает рукой на слова Неила и жестом велит Томасу продолжать.
Томас: И ещё он сказал, что кости его лежат в тени могучего дуба в нашем лесу. И сказал, чтобы я нашёл и похоронил их, как я уже говорил. В нём не было зла, только боль и желание, наконец, уйти. Но… Мне показалось, что это был всего лишь сон или…
Неил (задумчиво): Не сон…
Лилиан оборачивается к Томасу и складывает руки на груди. Вдалеке слышатся песни.
Лилиан: И что же ты намерен делать?
Томас: Отправится к Старому Дубу и вернуться обратно, если костей там нет. А если есть, то закопать их. Всё.
Неил: А что если…
Лилиан: А что если тебя тоже заберёт лес, как забрал твоего отца?
Томас: Мы слишком разные, что бы мы оба понравились лесу в одинаковой степени.
Лилиан (обеспокоенно): Очень надеюсь на это.
Сцена четвёртая
(Томас, Лилиан)
Поместье Лермонтов. Томас уже совсем собрался, чтобы покинуть дом, но его останавливает Лилиан.
Лилиан (спокойно и несколько высокомерно): Могу я отнять у тебя немного времени?
Томас: Конечно, если это не связано с моим поручением. Ведь о нём мы уже достаточно переговорили.
Лилиан: Нет. Дело не в нём. Присядем?
Они садятся в ближайшие кресла.
Лилиан (загадочно улыбается): Откровенно говоря, я бы хотела ошарашить тебя чем-нибудь. Выдать что-нибудь вроде того, что Джилкрист не твой отец, а родила я тебя от друида, что так часто захаживал в город. Или от змея, которого я встретила в лесу и с которым совокупилась в древнем святилище, просто потому что я всегда была настолько высокомерна, что посмела бы уподобить себя великой Олимпиаде.
Лилиан смеётся.
Лилиан: Но, к сожалению, или к счастью, у меня для тебя припасён более прозаичный разговор.
Томас (цедит сквозь зубы): Ты всегда любила хорошую шутку, матушка.
Лилиан улыбается, но потом её лицо резко приобретает черты былой серьёзности.
Лилиан: Я замечала, что ты почти каждую ночь просыпаешься от кошмаров. И я хочу, чтобы ты рассказал мне о них, если ты конечно не возражаешь.
Томас некоторое время молчит.
Томас: На самом деле, я бы не хотел распространяться об этом. Кошмары, как кошмары. Обычные страшные сны и ничего больше. Странные сны, которые видит любой человек время от времени. Смерти, чёрные рыцари, огнедышащие драконы, убийства коварными женщинами. Единственно, что в холодные осенние ночи, мне слишком тяжело спать, потому что я слышу голоса, зовущие меня прочь. Но сейчас весна, дорогая мать.
Лилиан: Да, сейчас весна. Но я не вижу ничего удивительного в том, чтобы голоса начали тебя весной. Мой отец всегда говорил мне, чтобы я опасалась межсезонья, потому что в человеке пробуждаются все страхи, чтобы начать свой безумный танец, а затем утихнуть к лету или зиме. Времени у страхов не так уж много, так что их танец особенно буйный.
Томас: Отец? Ты никогда не говорила о своих родителях раньше.
Лилиан: Не было нужды.
Томас: За столько лет?
Лилиан: За столько лет не было нужды. Не вижу в этом ничего удивительного, а твой покойный отец всегда утверждал, что я отличалась скверным характером. Скрытность, по его мнению, туда тоже входила. Иногда, в пылу он даже называл меня Багряной Женщиной и Вавилонской блудницей.
Томас: Это так похоже на папу.
Некоторое время они молчат.
Лилиан: Всё-таки голоса, Томас?
Томас (тихо): Да, дорогая мать. А ещё мне приснилось, что это ты убила отца. Мы сидели в мрачной зале и ты отравила его, а он умер так… Смешно и нелепо, упав лицом в еду. Такой бесславный конец тирана. Мне почти, что хотелось плакать смеясь.
Лилиан молча, встаёт, подходит к сидящему Томасу и обнимает его голову.
Сцена пятая
(Томас, Аннабель)
Вечер того же дня. Томас и Аннабель расположились на высокой стене, уже частично разрушившуюся от времени. Аннабель сидит чуть повыше, а Томас ниже. Он улыбается и рассказывает ей какую-то историю.
Томас: …Таким образом, мы можем узнать, что у Святого Христофора была собачья голова. Иначе бы его не назвали Псиглавцем. Да, и росписям вполне можно доверять, правда, я не столь много видел их. Но они есть. Я действительно видел изображения святого с пёсьей головой. Он покровитель путешественников, потому что сам пришёл из дальних стран.
Аннабель улыбается и нехотя переводит взгляд на Томаса.
Аннабель: И в какой же это стране живут люди с пёсьими головами?
Томас пожимает плечами.
Томас: Думаю, в Египте или Скифии. Откуда ж мне знать? В какой-нибудь жестокой далёкой стране, где они едят человеческое мясо. То есть… Мясо обычных людей… С нормальными головами. Ну, я думаю, ты поняла.
Аннабель (нехотя): Ага.
Видно, что Аннабель не очень заботит то, что говорит Томас.
Томас: Аннабель, я могу задать тебе один вопрос?
Аннабель отмахивается.
Аннабель: Да-да, всё, что угодно, Томас. Спрашивай меня, о чём захочешь.
Томас держит некоторую паузу, после которой говорит.
Томас: Как ты думаешь, Христос смеялся?
Этот вопрос выдёргивает Аннабель из её мыслей и она вздрагивает, а затем ойкает.
Аннабель: К чему такие странные вопросы?
Томас: Просто ответь мне. Смеялся ли Христос?
Аннабель: Конечно, нет! Что за глупые вопросы? Он был миссией и учителем. Ему было некогда шутить.
Томас: А разве можно вложить в чью-то голову знания достаточно крепко без доли шутки?
Аннабель: Я что-то не видела часто шутящих учителей.
Томас: Может, это были просто плохие учителя, Аннабель?
Аннабель: Не думаю. Да, и Христу было некогда смеется. И разве ты видел, чтоб хоть на одной иконе он улыбался?
Томас раздражённо потирает руки.
Томас: Ты говоришь, что Иисус был учителем и миссией. А… Ты никогда не задумывалась, зачем он пришёл на эту землю?
Аннабель (раздражённо): Тут не о чем задумываться. Он пришёл сюда, что бы спасти всех нас.
Томас: Хорошо, пусть так. Но как он мог спасти тех, кого не понимал? Разве, он не пришёл сюда и для того что бы понять, что значит быть человеком? Узнать, что значит любить, сострадать, грусть, умирать и смеяться… Почему люди так часто забывают о том, что люди так часто забывают о том, что Иисус был ещё и человеком? Он был и Бог и человек.
Аннабель отмахивается от Томаса.
Аннабель: Всё! Молчи! Молчи! Хватит нести всякую ересь!
Томас вздыхает.
Томас: Ты в точности, как мой отец…
Аннабель: В чём я точно такая же, как твой отец? В том, что я добропорядочная христианка?!
Томас: В том, что ты не слушаешь меня и резко отторгаешь всё, чтобы я тебе не говорил…
Аннабель: А ты такой же безумный, рыжая Лилиан, твоя мать! Ты просто юродивый, вот и всё! Почему мы не можем играть в любовь, Томас? Просто играть в любовь без всех этих безумных заунывных разговоров? Ты же играешь в неё со всеми красивыми девушками в деревне! Ты ведь даже не целовал меня, Том! Но все видели, как ты уходишь в направлении сеновалов с Улыбчивой Сьюзен! Почему она, а не я? Почему?
Томас: Я люблю тебя! Разве ты этого не понимаешь? А Сьюзен, Меридитт, других – нет! Я бы мог достать для тебя звезду, но она обжигает мне руки, оставляя на ладонях кровоточащие пузыри.
Аннабель:  Мне не нужны твои звёзды! Мне не нужны твои слова! Мне нужно…
Томас: Тебе нужно только похвастаться пред подружками, что и с тобой был Красавец Томас, Рифмач из  Эркельдуна и ты ничем не хуже своих подруг. Ведь Томас выбирает только самых красивых.
Томас уходит, а Аннабель начинает плакать, закрыв лицо руками.

Сцена шестая
(Томас и Лилиан)
Ночь того же дня. Дом Лермонтов. Томас и Лилиан ведут беседу.
Томас: Мне давеча снова снился сон, дорогая мать. (пауза). Мне снилось, что душа моя подобна зеркалу. Оно было совершенно гладким, как озеро, но когда я заглянул в него, то моя душа наполнилась ужасом. Мне казалось, что это зеркало отразило в себе всё плохое, что было со мной за всю мою жизнь.  Ты же знаешь, что моя память всегда была немного слаба на счастливые моменты жизни. Но в ту секунду, я не мог вспомнить решительно ничего хорошего. Мне казалось, что я был полон тьмой, которая кишела ужасающими образами. И я не знал, что делать. Не знал, куда и как мне сбежать.  Я ненавидел себя и всю это грязь в моей душе. И что же мне делать, дорогая мать? Почему люди столь жестоки? (встаёт и начинает ходить по комнате туда-сюда) Вот, например, моя подруга… Аннабель? Я думал, что нашёл человека, с которым я мог бы провести всю жизнь. Но это была неправда. Неправда! Неправда! Жестокая неправда!
Лилиан: А действительно ли всё так плохо, как ты описываешь? Я никогда не считала Аннабель достаточно умной девушкой. Никогда не думала, что она сможет составить тебе партию. Но это лишь моё мнение, но ты тем ни менее, ты склонен забивать себе голову разными глупостями. Да, и излишне драматизировать это ты любишь. Аннабель просто такая же, как и все. В ней нет и не было тех особенностей, которыми ты так яро её наделял. Так, что тебе придётся отказаться от этих иллюзий. Люди не идеальны и мы должны с этим жить, так или иначе.
Томас: Ты говоришь так, будто бы жить с людьми единственная возможность.
Лилиан: А ты бы хотел поселиться отшельником? Нет-нет, Том. Я прекрасно понимаю, что ты любишь людей. Любишь меня, Неила и Элейн, хотя бы. Это из того, что вижу я. Да, и к другим людям ты тоже относишься с симпатией. Завтра утром ты уже забудешь о той обиде, которую причинила тебе  это дурёха Аннабель. Я тебя знаю.
Сцена седьмая
(Элейн, Томас)
Утро следующего дня. Залитая солнцем поляна перед лесом. После неё начинается густой, почти непроходимый лес. На поляне расположились Томас и Элейн.
Томас: Весьма мило, что ты решила меня проводить до опушки. Даже странно, отчасти. Я думал, что не особенно любишь покидать дом.
Элейн: Именно так. Но я просто захотела тебя проводить. Ты же, всё-таки, мой брат. Кроме того, у меня предчувствие, что должно произойти что-то необыкновенное!
Томас: (удивлённо) Необыкновенное? И что ты подразумеваешь под необыкновенным?
Элейн: Ну… Тоже, что и все… Появление кого-нибудь чудесного! Девы Марии или Королевы Фей.
Томас смеётся.
Томас: Глупая! С чего ты решила, что Дева Мария спустится с неба или Королева Фей выйдет из лесной чащи? Разве сегодня особенный день?
Элейн: Да, особенный. Смотри, как солнце светит. Ярко и достаточно… Особенно. Прогоняет всех злых духов, всю тьму, для того, чтобы мы наслаждались жизнью. Я так люблю солнце! Я думаю, что и Пресвятая Мария и Королева Фей тоже любят солнце и почему бы им не порадоваться ему вместе с людьми?
Элейн смеётся.
Томас пожимает плечами.
Томас: Действительно. Почему бы и нет? Хотя, я очень сомневаюсь.
Элейн: (немного расстроено) Ну и ладно! Но только если ты увидишь кого-нибудь из них обязательно всё запомни и расскажи мне. Мне очень интересно. Я же не могу пойти с тобой в лес! А я бы хотела. Но мама сказала, что я могу проводить тебя только досюда. (пауза) А что вчера случилось, Том?
Томас: О чём ты?
Элейн: Я слышала, как ты говорил с матерью. Там было что-то насчёт твоей подруги. Я не расслышала.
Томас: А зачем тебе это знать?
Элейн (возмущённо): Ну, ты же мой брат! Я за тебя беспокоюсь! Вдруг с тобой что случится? И ты будешь очень долго расстраиваться! Я тебя знаю! Даже если с виду ты очень и очень весёлый, внутри тебя душа заполняется грустью, как ковш, опущенный в воду. Вдруг я смогу тебе помочь?
Томас вздыхает, видно, что ему не очень хочется об этом говорить.
Томас: Я узнал вчера ночью, что я почти полностью безразличен Аннабель.
Элейн: Аннабель? Так она же… (закрывает рот рукой).
Томас: Что она?
Элейн: Ну… Ты даёшь слово, что матери ничего не скажешь.
Томас: Даю.
Элейн озирается по сторонам, будто на опушке их мог кто-нибудь услышать.
Элейн: Её брат, Эд, сказал мне, что сестра его никогда не отличалась особым умом. По большей части, она всегда делала только то, что ей говорили, никогда не задумываясь сама. А уменя будет один друг – самый остроумный и смелый. (мечтательно) Он будет прекрасный эльфийский принц, который приедет ко мне на белом лосе и заберёт меня прочь из этого скучного мира.
Томас закрывает лицо рукой.
Элейн (обижено): Ну что? Что?
Томас ещё некоторое время пытается сдерживаться, но потом на его лице появляется улыбка, и он начинает смеяться.
Томас: Вот, я точно, как Неил. Все те же проблемы. И… Да-да, конечно. Приедет за тобой эльфийский принц на… лосе. А я стану мужем Королевы Фей и мы проживём чудесную жизнь в мире, полном приключений и волшебства.
Элейн: Конечно! Долгую прекрасную жизнь. И мы никогда не умрём. Никогда!
Элейн садится на землю и берёт брата за руку.
Элейн: Мы всегда будем вместе в чудесном мире, непохожим на наш.
Томас грустно улыбается.
Томас: Конечно, Элейн. Конечно.
Элейн: Ведь ты уже простил Аннабель, ведь так?
Томас: Так. Как сказала мать: «она обычный человек». И я не посмею ничего требовать от неё. Да, и не хочу, на самом деле. Она в прошлом, а впереди густой лес и отцовские кости.
Томас сжимает руку Элейн.
Сцена восьмая
(Томас, Мэв)
Густой лес. Томас медленно идёт вперёд, напевая какую-то песенку, затем, он прерывается и говорит.
Томас: И что теперь? Вот я в лесу, и здесь довольно-таки много могучих дубов. Сколь далеко мне нужно пройти, чтобы найти место смерти своего отца? На каком этапе пути меня сгрызут волки, отравят змеи и выжгут глаза огненные птицы? Я не знаю. Не знаю и знать не хочу. Мне не стоило приходить сюда, даже ради нелюбимого отца. Мама говорила, что его забрал лес, потому что он ему очень понравился. Ха! Лес, действительно, как могучее живое существо и, если ты ему понравишься, то он не выпустит тебя из своих цепких лап, будто любимую игрушку. Я только вошёл и у меня уже чувство, будто я блуждаю в нём целую вечность, как в лабиринте. (Пауза). Лабиринте, похожем на мою собственную жизнь. Чего я хотел? О чём мечтал? Слагать песни о великих героях? А есть ли сейчас такие герои? Не будет ли моё стремление и моя жизнь – бесполезными? Просто тратой божественного духа. Кто я такой? Певец? Сумасшедший? Ошибка, как то считал мой отец? Я не знаю ответов на эти вопросы.
«Ты всего лишь человек», - прозвучал голос, который был похож на простую игру ветра в кронах деревьев. Томас этого не слышал. Он проходит чуть дальше, углубляясь в лес и находя раскидистый дуб, у корней которого лежит человеческий череп.
Томас поднимает череп с земли и, обращаясь к нему, говорит.
Томас: Ну, здравствуй, папа. (Пауза). Ты папа, всегда был мне скверным отцом. Набожным и скверным отцом. Тебе было бы намного проще, если бы я ушёл в монастырь, или утоп, что ещё лучше. Или погиб каким-нибудь другим способом. Эх… Папа-папа, как бы я был рад, если бы слухи оказались правдой и моя мать действительно спуталась с каким-то чудотворцем-путешественником, а старый Джилкрист просто взял её к себе.
Томас сильнее сжимает в руке череп.
Вдалеке слышится стук копыт, лай собак, а затем к небольшому источнику выходит Мэв. И наклоняется чтобы  зачерпнуть воды.
Череп падает из рук Томаса, а на лице застывает выражение ужаса, благоговения и удивления.
Томас (громко): Хвала Пресвятой Марии!
Бард падает на колени совсем рядом с источником, из которого пила Мэв. Она встаёт и с интересом и скрытым страхом смотрит на Томаса.
Мэв: Меня Марией не зовут.
Томас: Но вы же… Так похожи на неё, будто только что спустились из Рая.
Мэв: Но это не делает меня ей, ведь так? И из Рая я никогда не спускалась. Я там никогда не была, хотя прекрасно знаю дорогу, которая ведёт туда.
Мэв улыбается.
Мэв: Что вообще смертный забыл в этом лесу?
Том вздрагивает и поднимается с колен и садится у ног королевы.
Томас  (неуверенно): Смертный… Пришёл сюда за черепом и костями нелюбимого предка.
Мэв: Нелюбимого предка? За что нелюбимого?
Мэв садится рядом с Томасом.
Томас: Некоторые люди бывают, мелочны и злы и скрывают свою в вере, которую почитают, как истинную, а себя мнят, чуть ли не апостолами. Они жестоки к себе и окружающим, сами не понимая этого и прикрываясь именем Христа. Именно таким был мой предок, чьи кости теперь лежат в корнях огромного дуба и с чьим черепом я вёл такую задушевную беседу, пока не увидел вас.
Мэв кивает.
Мэв: Да, мне говорили о том, что мир людей жесток. Но чтобы допускать такие вещи…
Томас: На самом деле всё не так жестоко, как я расписываю. С этим вполне можно жить, можно смириться и быть счастливым. Относительно.
Мэв: Люди нынче часто так слепо стремятся к счастью, что забывают обо всём остальном. Страдания так же глубоко необходимы. Мой народ не страдает и, я думаю, что он теряет очень многое…
Томас (с улыбкой): Кто же вы такая? Прекрасная повелительница вечно счастливого народа?
Мэв: Люди называют меня королевой фей.
Томас: Почему-то я сразу так и подумал. Я бы отдал всё на свете, что бы верно служить такой великолепной госпоже и жить в мире вечно юных фей. В мире, где не будет тиранов-людей.
Мэв: Ты говоришь так, будто все феи добры и ничуть не жестоки.
Томас: Не настолько, как мой отец, тот самый нелюбимый родственник. Я всегда грезил о путешествиях и приключениях и глупо упускать такой шанс, встретившись с самой королевой фей.
Мэв: А с чего ты взял, что я так просто позволю тебе войти в моё королевство?
Томас: Я буду полезен.
Мэв: Чем?
Томас: Я умён, хитёр, непосредственен и полон новых идей. Чем ни придворный певец? Я сочиню о вас и ваших подданных чудесные песни. Да я сам я легко управлюсь с мечом.
Мэв улыбается.
Мэв: А как же твоя семья и друзья? Ты оставишь их?
Томас задумывается.
Томас: Это ведь такой шанс. Я обязательно вернусь к ним, принеся с собой не только старый череп, а волшебные песни.
Мэв: Ну, как пожелаешь, глупый смертный. Глупый юный смертный.
Мэв целует Томаса.
Томас тяжело дышит.
Томас: Моя душа… Я чувствую… Чувствую, что она принадлежит вам! Только вам! Навеки!
Мэв: Нет. К, сожалению, или к счастью, людям не отпущены века. И ты мой всего лишь на семь долгих лет.
Томас падает без чувств.
Занавес
Акт второй
Сцена первая
(Мэв, Томас)
Мэв и Томас уносятся всё дальше прочь от мира людей.
Томас: Где?... Где мы?
Мэв: Уже далеко, чтобы вернуться обратно. Хотя… Я знаю, ты бы меня об этом даже и не попросил бы. Слишком затуманено твоё сознание. Но, если тебе настолько уж интересно, то мы на развилке. На перекрестье дорог: одна из них, та, что легка и вся утопает в весенней зелени и благодати – это дорога в место, которое смертные называют адом. Там правит ангел, что сошёл на землю. Красота черт его лица подобна красоте лиц фей, но она не хищная. Она жестокая и сухая. А вон там… Дальше… Дальше… Совсем далеко, в небо уходить почти отвесная скала, а её склоны оплетает дорога, которая способна возвести тебя к самой вершине. Камни той дороги совсем скользкие от крови тех, кто шли по ним верх и вверх. Эта дорога ведёт в так называемый рай. Но нам не нужна и она. Мы поедем по той дороге, что скрыта от глаз всех, кроме фей.
Мэв улыбается и показывает на дорогу рукой.
Мэв: Но я вот, что ещё скажу тебе, мой друг: Молчи! Не оскверни вопросом рта и не отметь сужденьем ничего. Иначе, ты никогда не вернёшься домой. А видишь реку, там, на востоке, мой дорогой Том? Она алая не от заходящего солнца. Это кровь, густая и душистая. Сюда она стекает со всего мира.
Мэв вздыхает.
Мэв: Нам нельзя задерживаться более, идём!
Сцена вторая
 (Томас, Элла, Винсент)
Посреди чудесного яблоневого сада стоит небольшой резной толик с двумя стульями на которых расположились Элла и Томас. Винсент же сидит на цепи, возле Эллы. Он вальяжно разлёгся на полу. В руках у него небольшая фарфоровая чашечка, точно такая же из которых чай пьют Томас и Элла.
 Элла: (посмеивается) Ой, так забавно вести диалог со смертным на равных. Правда, Винсент?
Винсент: (совершенно невозмутимо потягивает чай) Да, незабвенная.
Элла: Так, Томас, ты значит настоящий земной бард? Поёшь песни про человеческих королей? У меня был знакомый бард-человек, у него ещё было такое забавное имя… Похожее на фейское… Хм… Хм…  (искренне радуется) Элевсин! Да!  Его звали Элевсин! Точно и своей песней, он вроде бы освободил какого-то короля. Его называли «князем бардов запада». А ты кто? Князь бардов востока? Царь бардов юга? Или король бардов севера, а?
Элла смеётся.
Томас делано вздыхает.
Томас: Нет. Нет-нет, леди Элла, увы. Я лишь талантливый баловень судьбы.
Элла хихикает.
Элла: Вы так…
Винсент: Скромны. Просто потрясающе скромны. Прямо, как я некогда был.
Томас: А если не секрет, кем вы были ранее?
Винсент: Странником. Рыцарем.  Но больше второе, чем первое, а может и то и другое вместе. Не думаю, что это действительно важно. А, ну, и когда-то меня звали Винсент. (Винсент задумывается) Да, действительно, именно так.
Винсент пожал плечами и отхлебнул чай.
Элла: Люди вообще редкость при дворе фей. Их обычно сразу же убивают. Нечего ходить там, где не положено. Вот такие у нас здесь порядки. И я очень советую тебе слушаться королеву, раз уж ты её почётный гость. (Элла задумывается) Ты, наверное, выдающийся певец, раз королева призвала тебя ко двору. Спой нам, что ли? Развлеки свою гостеприимную хозяйку.
Томас улыбается, встаёт и исполняет песню.
Винсент: Ну, а что, действительно неплохо.
Элла в сердцах пинает Винсента.
Элла: Это же шедевр! Он будто сам сотворён из музыки! Она будто бы течёт по его венам, а его сердце самый лучший музыкальный инструмент! Он будто бы и не человек вовсе! Не то, что ты, Винсент. Ты слишком человечен, поэтому ты внизу, а он тут. Такие у нас порядки.
Винсент, прищурившись, смотрит на Томаса.
Элла: У нас тут, в стране фей, много чудес, которые и не снились людям. Например, Вёлунд, помимо того, что он кузнец, ещё и делает отвар из цветов дарующий бессмертие, всякому, кто его выпьет. Ещё у нас много чудесных плодов и фруктов, волшебных и нет. Всяких-всяких… А вот и пудинг!
Входит слуга, вносит пудинг и ставит его на стол.
Элла: Ух, ты! С яблоками! Кстати! (Элла откладывает вилку) Познакомься, пудинг, это – Томас. Томас, познакомься, это пудинг.
Томас молчит, сосредоточенно смотря на пудинг.
Элла: Эй, ты чего?
Томас: Я просто жду, пока он мне ответит.
Элла заливается смехом.
Элла: Глупый! Пудинги не разговаривают.
Винсент: Это же страна фей. (пожимает плечами). Так что его опасения вполне обоснованы.
Элла: Да, даже у нас пудинги не разговаривают! Это такая глупость!
Томас смеётся.
Томас: А еще, какие чудеса есть в вашей стране?
Элла: Ну… Яблоки с Авалона, например. Только ты их не ешь.
Томас: Почему же?
Элла: В их соке вся мудрость прошедших веков, а так же… Будущих и настоящих. Зачем тебе такой груз? Лучше выпей у Вёлунда отвара бессмертия…
Винсент: А бессмертие ему к чему?
Элла: Не знаю! Но отвар очень вкусный! И он правда стоит того чтобы его попробовать!
Винсент: Вы слишком легкомысленны хозяйка.
Элла: А ты всего лишь человек.
Сцена третья
(Томас, Вёлунд)
Томас сначала слышит звонкие удары молота, а затем видит расположенную в глубине деревьев кузницу. В ней сидя работает один из обитателей Страны Фей. Томас встаёт чуть поодаль, ожидая, что Вёлунд закончит работу. Через некоторое время он останавливается и оборачивается к Томасу. По лицу его пробегает гримаса отвращения.
Вёлунд: Человек? Здесь? Как? Я бы посоветовал тебе поскорее убраться отсюда. И нет, это не угроза, исходящая лично от меня. Я всего лишь немощный кузнец, но эти земли сами постоят за себя (усмехается) прекрасно защитив себя от людей. Хотя… Раз уж ты здесь, то ты либо чей-то гость, либо обречённый, либо счастливчик, так далеко зашедший в поисках тайного знания и напитка бессмертия. Так кто ты, человек?
Томас на секунду опешил, потом взял себя в руки.
Томас: Я Томас, из шотландского рода Лермонтов и я гость королевы Мэв.
Вёлунд (удивлённо): Так ты и есть тот самый певец? Современный Орфей… Хм. Я даже не удивлён. Королева разрешает тебе гулять, где хочется?
Томас: В пределах дворца.
Вёлунд: Ясно. Что привело тебя ко мне?
Томас: Любопытство.
Вёлунд: Конкретнее.
Томас: Рассказ придворной дамы по имени Элла. О том, что вы варите напиток бессмертия. Она советовала попробовать.
Вёлунд (смеётся): Девчонка. Совсем ещё девчонка. Думает, что дать напиток бессмертия смертному – это так просто, как и держать одно из них в качестве животного.
Томас: Да я бы просто посмотреть бы не отказался. Ну, на напиток. Ни к чему мне становится бессмертным. Вообще, быть больше, чем человеком мне к чему. Не думаю, что я достоин. Просто прогуляюсь, да пойду домой. Королева сказала, что отпустит меня.
Вёлунд: Как ты думаешь, Томас, королева и Элла похожи или разные?
Томас: Думаю, что кроме того, что они обе из народа фей, ничего общего у них нет.
Вёлунд (слегка прищуривается): Ну как знаешь, как знаешь, юный смертный.
Томас: Что-то не так?
Вёлунд: Нет, кроме того, что тебе не место здесь, потому что ты здорово всем доверяешь и здорово всем всё прощаешь.
Томас: А как иначе? Если я буду скрытным, то пропущу очень многое: приключения и истории.
Вёлунд: Так нематериально… Почему это так важно для тебя?
Томас: Долг моей семьи всегда был в том, чтобы служить людям. А я не знаю иного способа послужить им, кроме как сочиняя песни.
Вёлунд: Хах, забавный ты малый, Том. Даже удивительно насколько интересный. Но всё же, если вернуться к теме нашего предыдущего разговора. Королева точно такая же, как Элла, на самом деле. И я нисколько не оскорбляю её величество. Она настоящая королева фей, самая жестокая из чудесного народа.  Тебя ведь напугало то, как Элла относится к своему пленному рыцарю? Как же его… Винсент, кажется? (пауза) Да-да, точно Винсент. Он же для неё, как домашнее животное. Причём,  она показывает это так… Ненатурально. Все эти цепи-ошейники, ты понимаешь. А он делает вид, что он «так служит прекрасной даме». (фыркает). Дурак. Просто потерявший честь дурак, хотя… Даже не честь. Рассудок. Смертным не особо-то полезно здесь жить, я же говорил. Слишком много яркости, безумия и прекрасного зла, если уж выражаться поэтичным языком.
Томас: Я видел, что Винсент счастлив.
Вёлунд: Тогда он уже потерял остатки разума и скоро начнёт есть из мисок, как любимые борзые королевы. Она часто охотится с ними в вашем мире.
Томас ненадолго задумывается.
Томас: Вы ведь не такой, как они?
Вёлунд: В смысле? Не такой, как Элла и королева.
Томас: Да. Вы другой.
Вёлунд: В чём?
Томас: Сложно сказать так, чтобы вас не обидеть.
Вёлунд: Говори уже так, как есть.
Томас: Мне кажется, что вы более человечный. (вздыхает). Знаю, звучит глупо, к тому же может стоить мне головы. Я не знаю, как здесь относятся к сравнению с людьми.
Вёлунд усмехается.
Вёлунд: Плохо. Но я стерплю. Недаром же меня называют Вёлундом Полуэльфом. Так, что ты оказался прав.
Томас: Ваша мать была феей, а отец - человеком?
Вёлунд: Скажу, что да. Всё свою жизнь я провёл среди людей. Хотя… Здесь время течёт не так, как в мире смертных, поэтому я не могу сказать где же я времени провёл больше. Но, так или иначе, я какое-то время жил с отцом. Он всячески отрицал моё нечеловеческое происхождение и готовил меня к карьере портного. Но у меня открылся талант кузнеца. И с этого начались мои беды. Отец понял, что к нему в руки попал неиссякаемый источник дохода, но он всегда боялся, что я однажды уйду, и меня заберут эльфы на которых я так похож. Поэтому он перерезал мне сухожилия на ногах. (Хлопает по колену) И я потерял всякую возможность ходить. С тех пор я работаю в кузнеце сидя. Я не мог не работать. Вне кузницы я чувствовал себя мёртвым, а когда я ковал, я чувствовал, что живу. Удары молота были подобны ударам моего сердца. Я не мыслил свою жизнь без этого. Это страсть, которой я отдаюсь без оглядки. Возможно, когда-нибудь, я выкую величайшее оружие на земле… Если вернуться к разговору о моём пленении, то мне всё-таки удалось покинуть мир людей, как ты видишь. Не без помощи Орлы и Эглатина, кстати сказать.
Томас: Орла и Эглатин?
Вёлунд: А! Точно, ты же ещё практически ни с кем не знаком, кроме нашей королевы, её дамы, рыцарственного питомца и меня. Эглатин и Орла – своего рода рыцари от мира фей. И здесь даже дело не в их положении при дворе королевы. Они не знают ни страха, ни упрёка. Рыцари, как… Этическая категория, если ты понимаешь, о чём я говорю.
Томас: Ты хочешь сказать, что они хорошие?
Вёлунд: Что ты понимаешь под словом «хороший», мальчишка? «Добрый», может быть? (негодующе) Ты же вырос в Шотландии, как я понимаю, и с детства слушал истории о феях. И должен понимать, что нам чужды понятия «добро» и «зло». У нас… У многих из нас есть своей кодекс чести, согласно которому мы поступаем. Местами он сильно отличается от морали людей, а местами и вовсе чудовищен. Мы есть воплощенная природа, жестокая и лишенная понятий об абсолютах.
Томас (чешет затылок): Я понимаю о чём ты говоришь, но… Есть ли в этом мире что-нибудь за что я могу зацепиться?
Вёлунд: Ничего, кроме расположения к тебе фей. Считай, что ты в сетях огромной политической игры, величиной в маленький универсум. Надеюсь, ты не повторишь судьбу «сломанного рыцаря». (вздыхает) Мне нужно вернуться к делам, приято было познакомится, Том.
Томас: Мне тоже. И удачи.
Томас уходит.

Сцена пятая
(Элла, Винсент, Томас, капитан стражи)
Небольшой сад где-то в пределах дворца. По дороге прочь идёт Томас, за ним бежит Элла.
Элла (запыхавшись): Милый Том, зачем вы решили нас покинуть именно сейчас? Ещё успеете домой, на земле смертных и часа не прошло. Останьтесь с нами на бал! Мы найдём вам прелестную спутницу. Неужели вам интереснее с людьми, нежели с нами?
Томас: Вы замечательная, Элла. И мир ваш полон чудес. Но мне действительно надо вернуться домой. Я скучаю по своей семье и друзьям. Кроме того, я чувствую себя здесь чужим.
Элла (улыбается и с насмешкой говорит): Вы вретё!
Томас: С чего вы это решили?
Элла:  Потому что я всегда знаю, когда человек или нечеловек врёт. Это моё особое свойство, моя способность.
Томас останавливается и удивлённо смотрит на Эллу.
Томас: Что, ты думаешь, что я совсем не нужен людям во внешнем мире и мне лучше в вашем мире безумных чудес.
Элла: Не скажу. Ты не узнаешь, пока не попадёшь на праздник, кроме того, разве ты не хочешь увидеть королеву ещё раз? (Элла улыбается)
Появляется капитан стражи.
Капитан стражи: Королева просит Томаса Лермонта, Шотландского барда, явится ко двору на праздник. У неё есть к нему срочное дело. (капитан стражи кривится и щурит глаза). Меня просили только передать новость, но я бы не хотел видеть при дворе человека. (натягивает на лицо фаску дружелюбия). Хорошего остатка дня, Томас.
Капитан стражи уходит.
Сцена шестая
(Томас, Мэв, Винсент, Элла и остальные придворные Аркадии)
Все гуляют по дворцу, разговаривают. Винсент о чём-то коротко переговаривается с Эллой и та отстёгивает цепь от его ошейника. И в тот момент, Винсент запрыгивает на стол.
Винсент: Дамы и господа, бессмертные обитатели Аркадии! Имею честь предложить вам изысканное развлечение родом из смертного мира.
Винсент обнажает меч и указывает им на Томаса и улыбается.
Все начинают роптать, кроме улыбающихся Мэв и Эллы.
Винсент: Томас Лермонт, смертный, которому посчастливилось попасть в страну фей, я вызываю тебя на поединок.
Томас спешивает и шарахается назад, наступая на ноги Вёлунду, который презрительно цыкает.
Томас тут же берёт себя в руки.
Томас: Ну что ж, хорошо. Я принимаю твой вызов.
Кто-то из толпы даёт Томасу меч, и Лермонт, запрыгнув на стол вступает в схватку.
Вёлунд отъезжает на своём кресле и закрывет лицо руками.
Вёлунд: Глаза бы мои этого не видели. Какое ничтожное и печальное зрелище разложения великой цивилизации….
Томас, увлечённый схваткой с Винсентом, случайно опрокидывает бокал вина точно на платье королевы. Зал замирает, Винсент осторожно отступает. Королева, кажется не замечает этого, с лёгкостью удаляя пятно со своего платья. Мэв улыбается Томаса и даёт сигнал к продолжению поединка.
Сцена седьмая
(Томас, Винсент, феи)
Изысканная зала дворца фей. Пол в чёрную шашку, узоры из золотых ветвей, безумно похожие на настоящие. Голубой поток, изображающий небеса. Чувство, что бал проходит под укрытым небом, в окружении золотых деревьев. Часть празднества действительно вынесена наружу и оттуда в зал проникают весёлые голоса и звуки праздника.
На сцене стоят Винсент и Томас. Винсент держит в руках бокал вина. Их окружают разные представители фейского двора.
Винсент: Ну, что скажешь? Чудное место, это фейское королевство. Яркое, весёлое, полное праздника, музыки, смеха… Ну и жестокости, конечно же.
Винсент отпивает вина.
Винсент: Ну ничего не поделаешь… Хотя… Слишком обречённо звучит. Мне, на самом деле очень хорошо здесь. Понимаешь, то ощущение, когда ты осознаёшь, что оказался в правильном месте в правильное время.
Томас (удивлённо): В правильное время? В правильном месте? Элла же держит тебя на цепи, как животное. Ни капли не считаешь с твоим мнением…. Как ты можешь терпеть к себе подобное отношение? Даже сейчас эта цепь по-прежнему на твоей шее.
Винсент вздыхает.
Винсент: Я был рыцарем, я остался рыцарем. С той лишь разницей, что мои оковы теперь осязаемы, а у господина прелестные тонкие руки.
Винсент кивает куда-то в сторону.
Винсент: Смотри, королева тебя ищет. Вернее, мне кажется, что она тебя ищет. Давай, друг, не подведи.
Винсент удаляется.
Входит Мэв.
Феи склоняются в реверансе.
Томас некоторое время мешкает, но потом тоже кланяется королеве.
Мэв улыбается и жестом руки разрешает всем встать и вернуться к празднику.
Мэв: Ну как тебе праздник, Том?
Томас слегка спешивает и выглядит растерянным.
Томас: Всё чудесно, моя госпожа.
Мэв смеется.
Мэв: А в день нашей встречи ты не был таким робким. Что-то случилось? Вёлунд выковал тебе чудесную новую цепь, которая сковала твоё смелое сердце и буйный язык. Ну же, не стесняйся, Том. Будь собой, хотя… Я понимаю, что это трудно, и ты уже знаешь кто я.
Томас: Я буду вести себя так, как будет угодно королеве.
Мэв улыбается.
Мэв: Значит, ты не будешь не против подарить  королеве хотя бы один танец.
Томас: Почту за честь.
Мэв скрывается в толпе.
На сцене снова появляется Винсент, на этот раз в сопровождении Вёлунда в специальной подвижной коляске и изрядно пьяным.
Винсент (его речь полна пафоса): Я мог бы быть рыцарем при дворе любого, самого богатого лорда, я мог служить самому доблестному королю. Моё сердце настолько чисто, что я мог бы добыть святой Грааль для всего мира и сделать его незнающим горя! Но судьба распорядилась так, что я теперь заперт. Потерян. Забыт. Навсегда в одном месте. В королевстве фей. И мне нет пути назад, ибо я сошёл с ума. Потому, что я чувствую, что абсолютно счастлив.
Цепь на шее Винсента натягивается и на сцене появляется Элла, держа в руках своей неизменный «поводок».
Элла: Чудный рыцарь, да, Том? Помнится, я встретила его на турнире. Много-много лет назад. Тогда ещё поиски Святой Чаши были в чести,  а мир населяли царствующие рыбаки.
Винсент: Да-да, это было именно так. Я даже знал Артура, короля на все времена. Вот, проблема только в том, что я был слишком молод, чтобы присоседится к его доблестным рыцарям. Но, я бывало сиживал за одним столом с королевой Гвеневрой. Хочешь, открою маленький секрет? (полушёпотом) Она была ничем ни хуже нашей прекрасной властительница. Может… Это и была она, просто решившая немного пожить среди людей и полюбить смертного… Или даже не смертного. Элла не хочет мне рассказывать ни при каких условиях, что такое Авалон и как феи с этим связаны.
Элла: Хоть ты и мой, Винсент, но это действительно знание не для людей.
Томас (обескуражено): Эй-эй, подождите! Стойте! То есть ты знал самого Артура и Гвеневру… Не может быть! Ведь, тебе же должно было бы тогда быть…
Элла: Несколько веков. Даже его прах уже бы истлел, но здесь в королевстве фей, он выглядит так, будто только вчера вернулся со своего последнего турнира.
Винсент кивает.
Винсент: Скоро объявят танец, который ты обещал королеве.
Томас: Но…
Элла: Иди, не заставляй её ждать.
Томас уходит.
Сцена седьмая
(Мэв, Томас, гости)
Та же самая зала. Томас приглашает королеву на танец. Все улыбаются, некоторые шепчутся, но в любом случае, танец начинается. Некоторое время они молча танцуют, а потом Мэв наклоняется к уху Томаса.
Мэв: Давай сбежим? Прогуляемся по саду.
Толпа вокруг них смыкается и Мэв, взяв Томаса за руку, сбегает с бала.
Сцена восьмая
(Томас, Мэв)
Полночь, сад. Уханье сов и пение птиц. Томас и Мэв вышли через заднюю дверь и теперь идут по дорожке, залитой лунным светом. На их лицах тени деревьев.
Мэв: Ну что скажешь, Томас? (смеётся) Тебе нравится мой замок, моя страна, мои люди?
Томас: Пожалуй, что да (поднимает взгляд к небу) Мне тут нравится. Иногда, меня охватывает чувство, что я вернулся домой.
Мэв: Тогда, я могу тебе только посочувствовать. Ты был настолько нелюбим, что среди жестоких фей тебе лучше, чем среди людей.
Мэв садится на лавочку под яблоневым деревом.
Мэв: Бедный Томас, бедный одинокий Томас. Тебя угораздило влюбится в королеву фей. Такая печальная участь для смертного. (улыбается)
Томас: Но я не…
Королева встаёт и прикладывает палец к его губам и обрывает его на полуслове.
Мэв: Это моё королевство, где ты должен слушать меня. Ты – гость, я – хозяйка. Поэтому, знаешь, что? Ты никогда не хотел быть особенным?
Томас: Я и так особенный. Я бард, я певец и сказитель.
Мэв: Да? А я и забыла. (снова улыбается) Может тогда расскажешь мне одну свою историю. Любую. Только пусть она не будет о феях и волшебниках. Здесь и так слишком много чудес.
Томас (усмехается): Обычно бывает наоборот.
Мэв: Что наоборот?
Томас: Меня просят рассказать волшебную историю. Потому что мир за пределами твоего королевства очень «сер». Так считают его обитатели. (пауза) Хорошо… Я расскажу такую историю, которую ты желаешь. (Томас на секунд закрывает глаза). Когда-то в этом мире жил человек. Был он достаточно обычный. Любил работу свою, других людей и дела давно минувших лет. Ко всему он относился с восторгом, будто ребёнок, хотя ему уже перевалил третий десяток. Для людей это достаточно много. Но была одна вещь, которая волновала его сильнее других и это была любовь. Он любил девушку, которая была во всём подстать ему. Она так же восторгалась миром, любила историю и писать стихи. Она была очень красива. Стройная легконогая девушка, с фиалковым венком на голове. При всей своей хрупкости, она тем ни менее обладала силой духа, который был ведом не каждому мужчне. Но они никогда не встретились. Она умерла за триста лет до того, как он родился. Но он всё равно писал ей… Посвящал ей стихи. Радовался, что над ним то же небо, те же звёзды. Этого было ему достаточно. А знаешь, в чём ирония, королева? Они оба были счастливы в своей любви к миру и в частности друг к другу. Хотя, она даже не могла слышать о нём, она всё равно любила его, как часть бесконечного мира. Вот такая история.
Мэв задумалась.
Мэв: Человеческий век действительно недолог. (улыбается) Хорошо, хоть мне не дано родиться до или после кого-то. Я просто есть и я просто была. Я дитя леса, солнца и воды воплощение вечности. А вот, что мне интересно, Томас, правда ли та история, которую ты рассказал мне?
Томас: Правда.
Мэв: Действительно? (хитро прищуривается) А вот я тебе не верю. Я знала Талиесена, князя бардов Запада. И он говорил о том, что истинный певец не считает зазорным приукрасить свою историю.
Томас: В истории не было вранья. Или… (опешил) Я не знаю. Это просто история, которую моя семья передавала из поколение в поколение, вместе с другими историями.
Мэв: Хорошо. Пусть так.
Мэв срывает с ветви яблоко и протягивает Томасу.
Мэв: Вот, посчитай это яблоко знаком моего расположения и дружбы. Теперь Ты друг королевы фей. Ну же! Кусай! (улыбается).
Том медленно откусывает от яблока.
Мэв: Даже змея не потребовалось. Теперь, твои истории будут только правдивыми.
Томас резко выпалил. Сам  в шоке от своих слов: Королева! Я люблю вас!
Томас прикрывает рот рукой.
Мэв: Я знаю. А теперь ты ничего не сможешь скрыть и от тебя ничего скрыть невозможно. Даже время будет подвластно твоему взору. Это мой подарок.
Томас: Но, как же я смогу жить в мире людей без лжи?
Мэв: Скажи, а нужен ли тебе этот мир?





Акт третий
Сцена первая
(Томас, Винсент)
Томас с опущенной головой направляется прочь от дворца. На полпути его останавливает Винсент.
Винсент (напевает): Пытался ли ты поймать утреннюю звезду? И держать её в своих ладонях? (перестаёт напевать) Куда направляешься, Том?
Винсент кладёт руки ему на плечи.
Томас: Домой. Королева обманула меня.
Винсент: Неожиданно понял, что она заманивает в свою страну только обманом?
Томас: Нет.
Винсент: Тогда что?
Томас: Она дала мне плод Истины. Теперь меня смело можно именовать Вечно Честным Томасом. Я больше никогда не смогу ни солгать, ни приукрасить историю.
Винсет присвистнул.
Винсент: Вот это плохо. Тебе точно нельзя обратно в мир людей.
Томас: Я не хочу всю жизнь провести как собака, на привязи у фей.
Винсент перебрасывает цепь за плечо
Винсент: Ну, это было излишне грубо, да. Но тебе нельзя возвращаться. Ты не сможешь жить среди людей.
Томас: Почему?
Винсент: Ты когда-нибудь знал людей, которые никогда не лгали.
Томас молчит.
Винсент: То-то же. Твоё место среди фей.
Томас срывается и убегает.
Сцена вторая
(Томас, Джилкрист)
Лес, то же место, под деревом лежит череп Джикриста.
Томас возвращается из страны фей. На нём всё та же одежда, только волосы стали длинными и белыми.
Томас прислоняется к дереву и смотрит куда-то вверх.
Томас: - Я чувствую, что что-то изменилось
Лермонт наконец замечает свои волосы, берёт прядь в руку и подносит к глазам. Смотрит на неё, будто увидел впервые и некоторое время.
Томас (задумчиво): - Да… Изме…
Он не договаривает, так как его отвлекает какой-то шорох. Из-за деревьев выходит Джилкрист.
Джилкрист: Так и не похоронил меня. Вместо этого ты нашёл куда более интересное занятие и попал куда-то на семдесят лет и вот… Ты возвращаешься седой, но не старый, а мой череп всё у твоих ног.
Призрак звенит цепями и поднимает с земли увесистый камень и выжидающее смотрит на Томаса.
Томас непонимающе смотрит на него и его глаза расширяются от страха.
Томас: - Сем… Десят лет? Но, как почему…
Томас замолкает на некоторое время, а затем продолжает.
Томас: Так вот о чём говорил Винсент! Моё место среди фей… Я не должен был возвращаться. Семьдесят лет. (Томас поднимает глаза на Джикриста) Отец, прости меня, я всегда был плохим сыном, глупцом и разгильдяем. Откровенно говоря, я всегда искренне желал, чтобы не ты оказался моим отцом. Твой аскетизм, твоё беспрекословное следование догмам – всё раздражало меня в тебе. Я часто желал, чтобы хоть одна история из тех, что так любят болтать о моей матери оказалась правдой: я хотел быть сыном друида с сияющим взором, что ненадолго остановился в наших местах, сыном змея, как легендарный Александр, я даже был согласен считаться отпрыском Сатаны, ведь Лилиан безумный художник изображал на карте «Сила». Чтобы меня забрали эльфы, на которых, по мнению Элейн, я был так похож…  (печально и раздосадовано) Эльфы… Всё, что угодно, лишь бы не быть твоим сыном. Я должен был бы сейчас замолчать или вообще никогда не говорить тебе этого, но я чувствую, что я умру, если не скажу. Будто что-то пустое и светлое поселилось внутри меня и теперь искореняет любой намёк на ложь. Мне кажется, что я больше не смогу лгать, утаивать или что-то ещё. (задумчиво) Это… Это потому что королева дала мне… Яблоко.
Джилкрист: Как символ первородного греха?
Томас: Как символ познания истины, как символ познания добра и зла. Королева была феей и думаю, что ей чужды наши представления о добре и зле. Я думаю, она… Не ведала, что есть грех.
Джилкрист некоторое время молчит, а затем бросает в Томаса камень.
Свет гаснет и слышно только призрачные завывания Джикриста, а затем его слова.
Джилкрист: - … я печальный разгневанный дух… А мой сын просто дурак.
Сцена третья
(Томас, Элейн, селяне)
Томас уже походит к родной земле. Снимает капюшон и смотрит на прядь своих волос.
Томас: - Седой.… Но не старый. Сердце моё сковывает ужас. Что Королева сотворила со мной?
Томас достигает родной деревни, входит в неё и все смотрят на него, как на прокажённого. Отовсюду раздаётся шёпот: «демон», «дух», «призрак», эльф. Никто его не узнаёт, и сам он никого не узнаёт. Томас отчаянно пытается с кем-нибудь заговорить, но от него в ужасе шарахаются. Но потом всё-таки одна старуха поднимает глаза и медленно подходит к Томасу, начиная говорить.
Элейн: Глаза мои уже почти ослепли, но слух по-прежнему тонок и я отличу этот певучий голос от тысячи других подобных голосов. Ты ли это Томас… Вернувшийся после стольких лет скитаний?
Томас (шарахается): Кто ты, седая женщина и почему ты зовёшь меня братом?
Элейн: А ты не изменился… Лишь волосы твои стали белы, как крылья птиц. Так странно… А меня, вот, время не пощадило. Смотри, какой стала малышка Элейн (разводит руками). Скоробленная старая женщина, больше похожая на ведьму, чем на человека. А Томас Лермонт, что был гостем у Королевы фей всё так же прекрасен…
Томас всё ещё пятится, не веря своим глазам.
Элейн: А помнишь, как ты учил меня владеть рапирой, пока мама и папа не видели? Солнце так ярко сверкало на лезвии, а смеялась так громко,  как больше не могу. Что ты так удивлён, Том? С тех, как ты ушёл из дома с намерением зарыть отцовские кости, прошло семьдесят лет.
Томас падает на колени и обнимает сестру.
Томас: За что? В чём я виновен?
Элейн гладит его по голове.
Сцена четвёртая
(Томас)
Поместье Лермонтов, ночь, Томас перебирает старые, покрывшиеся пылью вещи. Поднимает то одну то другую, внимательно разглядывает их и вздыхает.
Томас: Чем больше я нахожусь здесь, тем больше я чувствую груз старости, зацепившийся за мою душу. Но ведь я… Я ещё молод, пусть и волосы мои похожи на снег. Но для меня не было этих семидесяти лет, а может… И были?
Достаёт из кучи хлама семейный портрет.
Томас: Будто бы это был не один бал, а десятки и тысячи балов. Мне кажется, будто я прожил в Аркадии целую жизнь, а сюда вернулся после смерти. В наказание. О да! Это действительно наказание за то, что я, как обычно, поставил чувства выше долга.
Томас обращается к портрету.
Томас: Ты был прав, отец, я слабый и никчёмный человек. Совсем не в пример тебе – добропорядочному человеку, великому воину и деспоту, который стремился уничтожить всё, что ты не понимал или не хотел понять. Мать, это поистине святую женщину с тёмным прошлым во сне ты называл «вавилонской блудницей».
Томас закрывает рот рукой.
Томас: Что? Что я говорю? И почему я не могу остановиться? Мои губы горят, будто через них льётся расплавленное золото правды.
Томас закрывает рот рукой.
Томас: Так значит…. (смотрит на потолок и громко говорит) Будь ты проклята, Мэв, королева фей и твой дар, что несёт лишь страдания.
Томас некоторое время молчит, а потом снова возвращается к портрету.
Томас: А ожидания матери я так и не оправдал. Она всегда  была обо мне лучшего мнения, чем стоило бы. Иногда, я чувствовал, что ей открыты истины куда более глубокие, чем мой отец пытается постичь через веру. Лилиан была словно воплощённый миф или подлинный его носитель. Каким я никогда не стану. Элейн, сестра моя, я был плохим братом. Я пропустил твою жизнь, обняв её на поцелуй демона, который пах весенней листовой.
Томас вздыхает и вешает портрет на стену, а сам садится в кресло рядом.
Томас: Я чувствую, как всё моё тело наполняется болью и страхом, будто я сам сосуд войн и разрушений, будто всё зло в мире стало моей сущностью, моей кровью. Закрывая глаза, я вижу изящного и хрупкого хранителя древних камней, так похожего на меня самого, который скрывается в чаще. И небо сразу же темнеет и начинается буря, превращающая цветущие луга в воду и грязь. И сквозь бурю, сквозь косые капли дождя шагает мой отец, одетый, как рыцарь в доспехах больше похожих на старый котёл. Он во главе воинства, которое буквально через несколько секунд сталкивает в битве с другой армией. В этом дожде армии становятся совершенно неотличимы, смешиваясь с бурей и грязью. И только мой отец остаётся живым, он выкапывает где-то крест огромный деревянный крест, он идёт вверх по холму, как туда, где находится роща. Он медленно поднимается по холму, таща на себе амуницию и этот крест. Иногда он падает в бессилии и всё же идёт, твёрдый в своей безжалостной вере. Вера! Глупый старый дурак! Никто никогда не полюбит Христа и слов его, если они будут литься из уст диктора…
Томас сжимает кулаки, но затем шумно выдыхает.
Томас: Наконец, достигнув холма, отец водружает на его верх крест и приклонив колено, ждёт явления ангела, но вместо этого ему на встречу выходит Алая Женщина. С рыжими волосами и в красном платье и широко улыбается ему, едва ли не расхохотавшись. Кажется, я видел ребёнка за её спиной и змею притаившуюся на запястье. О, демонический облик истинной женщины. Сильной и кроткой, страшной в гневе, как шторм  и мудрой, как великая дубрава. Я бы… Отдал сейчас всё, что бы я мог сказать, глядя в её глаза «Мне снился сон, дорогая мать…»
Свет гаснет.
Сцена пятая
(Герольд)
Окрестности поместья Лермонтов. Посередине стоит герольд короля Александра Третьего.
Герольд: … И слава Томаса Лермонта, Того, Кто Побывал В Стране Фей,  стремительно разнеслась по всей Шотландии. Говорили, что этот юный бард помимо того, что обладает далеко не заурядной внешностью, ещё и владеет многими талантами. Такими, как прозрение будущего и взгляд в истинную суть человека (задумчивая пауза). Так это или не так, люди расходятся во мнении, а может, те что отрицают чудесные способности Тома, ибо все мы знаем, как иногда бывают горьки семена правды. (вздыхает) Но так или иначе, именно слава Томаса, как великого барда и предсказателя привела в его тихую обитель самого Александра Третьего, благословенного короля Шотландии, однако ж и он долгое время «дожидался аудиенции» путешественника, ибо Томас предпочитал компании короля и его свиты компанию лесных зверей и птиц…
Сцена шестая
(Томас, Александр Третий, его свита, Маргарет)
Поместье Лермонтов, покрытое темнотой и палью. На старом отцовском кресле сидит Томас, склонив голову. Александр и остальные стоят перед ним.
Томас: Моя сестра была очаровательна, Ваше Величество. Длинные золотые локоны, которые она позже варварски обрезала, чтобы «больше походить на рыцаря». У неё были чудесные невинные голубые глаза в которых проскакивал дьявольский огонёк, когда мы играли или же когда я тайком от родителей учил её фехтованию. Я действительно любил её. И знаете, что, господин король? Я похоронил её и сегодня, и на моих руках была не девочка, а старуха, с глубокими морщинами и огромным горбом. Я был единственный кто пришёл на её похороны, я был и её пастырем и её могильщиком. Старший брат, которого никогда не было рядом.
Том поднимает глаза на короля.
Томас: И что вы теперь хотите от меня, прославленный монарх? Предсказаний, как и другие? Тысячи тысяч, что приходили сюда, видели эту почти заброшенную обитель, мою сестру, что годилась мне в прабабки и меня, больше похожего на колдуна, нежели на отпрыска некогда благородного дома…
Александр Третий спокойно слушает Тома, а потом говорит.
Александр Третий: Ты верно говоришь, бард. Я действительно здесь, дабы услышать твои предсказания, что даёшь ты по слухам в форме чудесных песен. Любопытно мне: правду ли говорит народ на моей земле. Правда ли, что уста Честного Томаса не знают лжи, а разум и язык проникают за грань будущего. (усмехается).
Томас (глубоко вздыхает): Я только что похоронил единственного человека, которого знал. Неужели я не заслуживаю отдыха или хотя бы смерти… Я бы хотел оскорбить вас, благородный король, чтобы вы приказали казнить меня, ибо сам я слишком люблю журчащие ручьи и пение птиц, чтобы самому покончить с этим. Но взор мой видит, что вы не уйдёте, а язык мой хочет говорить в ваш адрес всё, что думает, и потому я буду молчать. Лишь сделаю, то что вы просите, а после вы покинете меня. Я больше не принадлежу этому миру и обречён вечно скитаться по лесам, ища путь в благословенную Аркадию… (вздыхает). Ну что ж, Александр, великий король с именем великого царя я спаю тебе три песни, что прозревают твоё будущее и обладают непостижимыми смертными людьми силами. Только дай мне слово, что как только ты услышишь мои песни, как только они тронут твоё сердце – ты удалишься из моей обители.
Александр Третий: Даю слово.
Томас достаёт из-за кресла арфу. Свита короля и Маргарет рассаживаются на полу.
Томас трогает струны арфы и начинает петь:
Я слышу ратников тяжкий шаг,
Блестит на солнце копий стена.
Из чащи так низко летит стрела,
Как звучно поет в полете она!

Пусть в этой войне мои стяги шумят,
Пусть рыцари скачут мои напролом,
Пусть стервятник за битвой следит, -
Жесточе битвы у нас не случалось в былом!
После этой песни Александр хватается за меч и озирается в поисках врага, потом переводит взгляд на Томаса и усмехается.
Александр Третий: Чудным трюкам ты обучен, фейский сын.
Томас (оскорблено): Это был не трюк, а волшебство. Но, как бы не был я оскорблён за мной ещё две песни, в обмен на покой.
Томас: Я вижу утраченную любовь,
Касаюсь незримой надежды моей.
Срамные дела, что я тайно творил,
Шипят вкруг меня, как скопище змей.
После того, как Томас закончил свою песню, король горько заплакал.
Придворные начали перешептываться.
Король не унимал слёз, а Томас начал петь следующую балладу.
Томас (пока он поёт, на его щеке появляется слеза):
Я снова Принц и без страха люблю
Подружку мою, не в пример Королю,
С друзьями подлинной дружбой дружу,
На добром коне оленя травлю.

Псы мои насмерть загонят дичь,
Могучий рогач залег у ручья;
Ждет у окна, чтоб мне руки умыть,
Возлюбленная подружка моя.

Я истинно жив, ибо снова правдив,
Всмотревшись в любимый, искренний взгляд,
Чтоб в Эдеме вместе с Адамом стоять
И скакать на коне через Райский Сад.
Томас заканчивает и утирает слёзы, а король бросается на пол и обнимет колени сидящего Томаса.
Александр Третий: Прости меня, Томас Лермонт за моё сомнение в тебе…
Все безмолвствуют, король плачет.
Сцена седьмая
(Герольд)
Герольд стоит на сцене.
Герольд: Увы, предсказание Томас не возымело того эффекта, который он предполагал. Бард и предсказатель верил, что стоит ему дать предсказание, что растрогает короля, то последний оставит Томаса в покое, в его «карающем одиночестве», как он сам любил это называть. Но выбор короля был иным, ибо он забрал Томаса из ветхой лачуги в которую превратилось его некогда процветающее поместье, и приблизил к себе, поселив во дворце…
Сцена восьмая
(Томас, Маргарет, Александр Третий)
Покои в замке Александра Третьего.
Томас: …Вы мне снова предлагаете, а я снова отказываюсь, Ваше Величество. Я понимаю, что вам не дают покоя лавры короля Артура, имевшего склонность приближать к тебе предсказателей и волшебников. Я так понимаю, что вы даже хотите переплюнуть его, дав вашему «Мерлину» титул рыцаря… Но, он противится вам, не жалая принимать бремя службы и почёта. (Томас шутливо кланяется).
Александр Третий (пожимает плечами): Издавна предложение рыцарства было великой честью. И я всё ещё не понимаю, почему ты отказываешься от неё, Томас Лермонт?
Томас (глубоко вздыхает): Потому, что я не принадлежу этому миру. И не принадлежал ему ещё до того, как побывал в стране фей и отдал сердце её прекрасной правительнице. Некоторые поговаривали, что моя мать родила меня от змея. И я начинаю этому верить… Ваше Величество, (пауза) всего несколько моих песен смогли разбить ваше сердце… А вы хотите дать мне титул рыцаря? Зачем он мне? Я имею титул в стране более совершенной, чем эта.
Александр Третий (со злостью): Это казалось мне единственно верным решением… и настоящей благодарностью. Если высокомерный бард не хочет принимать этого. То пусть гниёт в своём смятии дальше.
Хлопает дверью. Уходит.
Маргарет: Почему ты был так жесток с моим отцом, Томас?
Томас: Отчего же жесток? Я говорю ему правду.
Маргарет: Но ты делаешь это жестоко, грубо и высокомерно. Я думала, что ты не такой.
Томас (улыбается): А какой же?
Маргарет: Добрый и мудрый защитник мира, природы и людей. Именно так о тебе говорили все кого мы спрашивали.
Томас: Значит, они солгали вам. Ложь, радость, которой я ныне лишён. Я просто истерзанная душа, скучающая по старым временам. Пусть, я и наделён удивительными способностями, но это всё из-за моих родителей, которые были далеко не ординарными людьми.
Маргарет: Но ты же говорил, что твоим отцом был змей.
Томас (смеётся): Это просто версия, которая иногда мне льстит.
Маргарет думает некоторое время.
Маргарет: На самом деле…У меня есть просьба к тебе, Том.
Томас: И какая же? Ты просишь меня увидеть твоё будущее?
Маргарет (смущёно): Да. Я бы очень хотела получить предсказание именно от тебя. Даже не смотря на твою жестокость в отношении моего отца.
Томас (улыбается): Гложет то, что скрывается за завесой времени, смелая девушка. Я вижу в тебе сердце героя и учёного. Ты умна и смела. Прозреть твоё будущее будет для меня честью. (шутливо кланяется).
Маргарет: Да, хорошо… Только, подожди. Я хотела бы тебе сказать кое-что перед тем, как мы начнём.
Томас: И что же?
Маргарет: Ты когда-нибудь задумывался о том, насколько быстро солнечный свет достигает нас, ведь солнце так далеко? Когда я говорю об этом с отцом, он лишь ухмыляется и говорит о том, что мне нужно выйти замуж, и все мои мечты о солнечном свете исчезнут. Но ты только представь! Насколько велика сила Бога, что он способен донести до нас свой божественный свет столь быстро? А представь… Я знаю, что речи мои буду глупы, если я скажу, что мне всегда казалось, что это феи, прекрасные лёгкие феи несут нам эти солнечные лучи прямо из обиталища Бога. Когда моя мать была жива, она часто рассказывала мне сказки о чудесном народце… Мир вокруг нас так прекрасен, Томас, так светел и чист, полон тайн и не свершившихся путешествий, а я вынуждена сидеть здесь в четырёх стенах, как подобает настоящей принцессе.
Маргарет замолкает на некоторое время, затем снова продолжает.
Маргарет: Знаешь, Томас, я бы была готова изменится навсегда, может даже отдать часть своего разума: стать рыбой или птицей, что бы всегда видеть солнце и звёзды, чтобы чувствовать свободу, а не обреченность на несчастную жизнь. Знаешь, что говорит мой отец, Томас? Он говорит, что я всё ещё в детстве и это бы понравилось моему жениху. Но… Мой любимый бард и предсказатель, твои истории о прославленном воине-отце и прекрасной матери, что была будто бы самой природой, о доброй сестре с сердцем героя и о лучшем друге, которого поглотила пучина, всегда были для меня окном в настоящий мир за пределами интриг, дворца и бесконечных нянек. Знаешь, чего бы я желала, Томас? Больше всего… Я бы хотела, чтобы я не знала о конечности жизни, как лань, что боится волков, но не представляет, что самой большой опасностью для неё является само время.
Маргарет опускает глаза и замолкает.
Томас осторожно обнимает её за плечи.
Томас: Я понимаю, чего бы ты хотела, Маргарет. Но я не волшебник, я даже не принц, который мог бы вытащить тебя из этого царства скорби и обречённости. Всё что я могу, это дать тебе предсказание, да развлечь историями и песнями, как и положено барду. Ты ведь хотела предсказание?
Маргарет кивает.
Томас закрывает глаза и уходит в себя на некоторое время.
(свет темнеет и на другом конце сцены, происходит то, что Томас видит в своём предсказании. Он видит, как Маргарет несчастна в браке и как потом умирает в бегах, в нищете в какой-то лачуге).
Томас (едва сдерживая слёзы): Ты же знаешь, что я не могу врать, Ваше Высочество?
Маргарет (улыбается): Не нужно титулов, Том! Для тебя я всегда Маргарет, для тебя, для дорогого друга.
Томас: Я видел, как вас бьёт ваш муж, как его семья теряет власть и вынуждена бежать, скрываясь среди бедняков и крыс, где вы и умрёте. Печальной смертью героини романа, нелепо перенесённой в реальную жизнь.
Маргарет недолго молчит, затем улыбается так, будто ничего не слышала.
Маргарет: Спасибо, Томас Лермонт, что побывал в стране фей и вернулся обратно (её голос начинает дрожать). Завтра мне нужно будет покинуть замок и отправится на встречу с моим женихом. Не составите ли вы мне компанию на сегодняшнем балу, вечером? Извините, если я прошу так много. Прошу вас, покинуть ваше уединение и, улыбнувшись печальной улыбкой, выйти к людям. (Маргарет едва не плачет).
Томас глубоко вздыхает и говорит: Только ради вас, прелестная королевна.
Томас кланяется.
Сцена девятая
(Томас, Маргарет, Александр Третий, огромное количество гостей, слуг и придворных)
Пышный бал в замке шотландского короля.
Александр Третий (усмехается): Ну что, Том, уступает ли мой приём балу королевы фей?
Томас: Да, Ваше Величество.
Александр Третий морщиться.
Вскоре к ним подбегает Маргарет. Весёлая настолько, будто не слышала о том, что ей предстоит ужасная смерть.
Маргарет: Пойдём, Том.
Маргарет берёт его за руку и уводит в сторону танцующих.
Пышный бал.
Томас спокоен и печален, Маргарет наигранно-весела. Они танцуют
Томас: Я вижу маски везде вокруг себя. Короли врут вельможам, показывая себя праведными и справедливыми правителями, вельможи врут придворным дамам, говоря о том, какие чудесные подвиги они совершили, придворные дамы смеясь потешаются над своими служанками, твёрдо думая, что они намного лучше их и потому врут сами себе, служанки лгут шутам, выдавая себя за придворных дам, а шуты врут королям, говоря, что они праведны и справедливы…
Маргарет, будто приходит в себя от кого-то наваждения.
Маргарет: А короли лгут своим дочерям о том, что их ждёт прекрасное будущее. И только одинокий музыкант говорит правду,  (начинает говорить тише, а свет постепенно гаснет) но они закрывают уши, чтобы не слышать и держат его лишь за диковинку (говорит шёпотом).
Наконец, бал стихает и Маргарет обнимает Томаса, утыкаясь в его плечо. Они стоят в центре единственного светлого пятна.
Сцена десятая
(Томас, Винсент)
После бала. Томас читает что-то в своей комнате в замке короля, как вдруг в окно влезает Винсент.
Винсент (полушепотом): Эй, Том, пришло время для пары безумных чудес.
Томас вздрагивает и оборачивается.
Томас (удивлённо): Сэр Винсент? Я думал, что твой договор с Эллой предусматривает, что ты никогда не покинешь Аркадии.
Винсент пожимает плечами.
Винсент: Да, это действительно так. Но стоило мне упомянуть, что я отправляюсь к тебе, как Элла сразу же захлопала в ладоши, как девочка и пожелала мне счастливого пути и удачи в незаконченных делах. Ты очень нравишься ей, Томас.
Томас: И какие же не законченные дела у тебя на земле?
Винсент запрыгивает в комнату и обнажает меч, поднимая его к потолку.
Винсент (улыбается): Убить дракона, как доблестный воин.
Винсент опускает меч.
Винсент: Но мне потребуется и твоя помощь, Честный Томас.
Томас: И какая же?
Винсент: Дела героев свершаться не только мечами, но и словами. Где бы был Уриен без Талиесина, а Бриан без Мак Лиага? Тебе, мой дорогой и единственный друг, тебя я прошу воспеть мой подвиг и обессмертить того, кто не уже не может умереть…
Томас его прерывает и хлопает по плечу.
Томас: Винсент, это всё пустое. Разговоры о бессмертии и смерти у меня уже в глотке сидят, так что пойдём просто убьём дракона.
Томас выходит из комнаты.
Винсент вздыхает, так как хотел что-то ещё сказать в высокопарной манере, но вскоре выходит вслед за Томасом.
Сцена одиннадцатая
(Томас, Винсент, Дракон, слуги)
Богато украшенная зала. Посередине стол, заваленный различными яствами. Во главе стола сидит тучный человек. Вокруг него снуют слуги, исполняя любые его прихоти, а он же смотрит на них как на пустое место. Через некоторое время он остаётся один.
Томас и Винсент вламываются в залу. Томас играет на лютне драматическую трель и Винсент запрыгивает на стол.
Винсент: Ну что ж, Дракон, вот мы и встретились! И ненависть моя к тебе идет из глубины веков, когда ещё настоящие герои ходили по земле.
Дракон (вскакивает с места): Кто вы? Как вас сюда пустили?
Винсент: Я могу входить в этот дом по праву рождения, а юный бард со старыми глазами и седыми волосами – мой друг и потому я дарую ему право входить сюда.
Дракон (злобно): Да, кто ты такой?! Единственный правитель этого места – это я Джеймс Лотианский по прозвищу Дракон.
Томас снова играет драматичную трель и на его лице появляется удивление.
Винсент будто не слышит вопроса и обнажает меч, прислоняя его к горлу Дракона.
Винсент: Нет, ты просто ничтожный человечишка, погрязший в своих пороках. Уничтожающий всех и всё вокруг себя, даже себя самого. Посмотри! Разве это достойно рыцаря? (прикасается остриём меча к его объёмному животу). Нет! Ты не правитель, ты не рыцарь, ты даже не человек. А точно пожиратель! Точно Дракон.
Томас недоумевает, но так же выдаёт трель.
Винсент: А вот я рыцарь! Сэр Винсент, по прозвищу «Сказочный рыцарь», больше известный, как Винсент Лотианский, получивший эту землю из рук самого Артура.
Глаза Дракона расширяются от ужаса и его взгляд медленно переходит на потрет на стене, на котором изображён Винсент. Он собирается что-то сказать, но Винсент перерезает ему горло. Обтерев меч об одежу потомка, рыцарь складывает его в ножны.
Винсент смотрит на Томаса безумным взором.
Винсент садится на пол.
Винсент: Ну, вот и всё, Томас. Линия лотианскиз правителей прервалась. Сколь жалко и прискорбно, когда великий предок приходит из небытия, лишь для того, чтобы принести возмездие своему потомку. Именно свидетелем этого события я и попросил тебя стать. Прекрасный рыцарь, пришедший из далёкого времени и далёкой страны, тот кто служит самой прекрасной в мире госпоже… Тот приходит и убивает не дракона, а лишь простого человека, который был ребенком времени. Избалованным и злым, но… И таким же как все. Сделал ли я что-то плохое, Честный Томас? Убил человека, своего потомка через много поколений лишь за то, что он не был подобен мне. Не выбрал мечту, а предпочёл реальный мир… Виновен ли я в том, что мой меч испил крови впервые за много веков?
Томас: Ты поступил плохо, Винсент. Но такова твоя природа. Природа человека, возможно, великого смертного, попавшего в сети фей. Из которых ты никогда не выберешься. Если бы моя прекрасная вечно юная сестра была жива, она сказала бы, что феи забрали тебя к себе, потому что ты был на них похож. И сейчас ты становишься больше и больше, как они. Сочетаешь разрушение с созиданием, радость с печалью, а дружбу с убийством. Всё намного сложнее и запутаннее, чем в мире людей. Слова и смыслы, как один безумный узор.
Томас улыбается.
Томас: А может я всё же не прав? И люди не так далеко ушли от фей? А феи от людей. Как бы то ни было в смерти Дракона, которая возможно принесёт  больше хорошего, чем его жизнь виноват не только ты.
Винсент: Ха, Том. А ты говоришь, как поэт. Именно таким я всегда тебя и видел. Знаешь, ещё что? Забирай эти земли, коли хочешь. Земля более не имеет значения для меня, будь она даже самой богатой в Шотландии.
Томас: Я не знаю, Винсент. Не думаю, что они мне нужны. Я чувствую, будто вытащил из Аркадии только свою бренную оболочку, способную говорить ранящую истину. А вот душа моя осталась в руках у Мэв. В самых надёжных и сильных руках… Но меня тянет обратно в эту чудесную страну с невообразимой силой. Земля чудес – единственная из земель, что мне нужна.
Винсент усмехается.
Винсент: Пожалуй, я понимаю тебя, как никто из людей. Нет ничего прекраснее чудес, мира без боли и бессмертной женщины, что направляет твою руку. Земля смертных не имеет значения. А знаешь, что имеет, Томас?
Томас: Что?
Винсент:  Не знаю. Даже смерть потеряла для меня всякий смысл. Существование – яркий калейдоскоп непрекращающихся страданий и радости. Я ничего не знаю, Томас. Ничего не знаю ни о жизни, ни о смерти, ни о бессмертии. А может, я просто забыл.
Сцена двенадцатая
(Томас, Маргарет)
Опочивальня принцессы. Томас и Маргарет сидят рядом.
Маргарет: Томас, ты много говорил о древних странах и прошлых временах. Ты часто говорил о своей семье. Называя отца жестоким, тираном, извергом. И… Я понимаю, что это очень личный вопрос, но почему?
Томас кивает.
Томас: Увы, мне придётся рассказать, ничего не утаив.
Томас глубоко вздыхает.
Томас: Ничего не утаив.
Сцена тринадцатая
(Томас, Джилкрист)
Почти заброшенная, почерневшая от времени церковь. С единственным распятьем и несколькими статуями святых.
Джилкрист вместе с Томасом проходят в церковь. Томас упирается и не хочет идти. Отец его заталкивает силой и сажает в угол. Джилкрист раздевается по пояс и достаёт откуда-то огромную плеть и начинает себя истезать, ударяя по спине, шепча или крича различные молитвы.
Томас молчит и не двигается, лишь иногда в его глазах появляется ужас.
Джилкрист продолжает истязания некоторое время, пока у него не начинают кровоточить глаза. Звучит тревожная музыка и глаза всех статуй и распятья наполняются кровью.
Сцена четырнадцатая
(Томас, Маргарет)
Та же опочивальня принцессы.
Маргарет громко охает и крепко обнимает Томаса.
Томас неловко отстраняется. Взгляд его направлен вдаль.
Томас: А знаешь, ещё что, моя маленькая принцесса? Друга моего погубила царица морских фей, утащив его на дно. Он был настолько поражён её красотой, что даже не заметил, как умер. Иногда я скучаю по нему, Маргарет. Иногда я скучаю и по своей старой жизни. По матери, что была будто призраком лесов, хранящим тайные знания, о сестре, что в мгновенье ока обратилась в старуху. Я скучаю даже по отцу, чья вера в безумного страшного бога была за гранью моего понимания. Как видно из моего рассказа. Я даже храню его череп и иногда веду с ним пространные беседы. Но кость безмолвна  в своей безжизненности, примерно в той же степени, в которой её обладатель был глух к моим или чьим либо ещё словам. И честно сказать, то, что я храню его череп – это моя маленькая месть за то, что он боялся смерти, боялся быть непогребёным, ибо тогда ему не откроются врата Рая.
Томас глухо смеётся.
Томас: Разве это не чудесно? Его жизнь была такой простой, размерной, полной сладостной боли и величественных лишений, подобные тем, коим придавались святые. И что теперь? Он душа, что неупокоена, он прах и кости. А кто же я?
Свет гаснет, Маргарет больше не видно. Томас достаёт череп и обращается к нему.
Томас: Отец, а кто же я? Не ангел, не демон, не смёртный… Как ты. И пусть путь твой не окончен, ибо я плохой отпрыск. Ибо я «сын змея», как ты обо мне и говорил. Возможно, Элейн была права, говоря, что феи заберут меня к себе. Хранить знания и больше никогда не ступать на землю смертных. Ибо это земля таких, как ты верных, озлобленных, печальных и слабых. Это земля смертных, земля, которую давно покинула радость. И я чувствую, как она убивает меня, делая мою печаль чем-то с чём я не в силах бороться. Хочу уйти, отец. В мир, из которого я сбежал ради это серой земли.
Сцена пятнадцатая
(Томас, Мэв, Вёлунд, Винсент, Элла, другие жители страны фей)
Сад королевского дворца. По нему печально бродит Томас. И когда он забредает в самую чащу, то видит Винсента.
Томас: Ты? Мы же виделись только день назад… Зачем ты здесь?
Винсент: Королева приказала позвать тебя домой, Том. Сказала, что ты слишком долго уже в мире людей…
Томас (со злобой): Я в мире людей – столько сколь мне захочется. И у меня нет желания возвращаться обратно. Ведь Мэв меня обманула.
Винсент: Ты обманут не больше и не меньше, чем все мужчины на земле обмануты всеми женщинами.
Томас: Я потерял семьдесят лет жизни! Разве подобно тому, что испытывал каждый смертный мужчина.
Винсент пожимает плечами.
Винсент: В какой-то степени. Однако же… Скажи мне, Честный Том, ты уверен, что ты бы жил эти семьдесят лет? А не влачил жалкое существование, почти рабское – исполняя только то, что хотели бы от тебя. Женился, имел бы детей, стал бы истинным христианином.
Винсент смачно сплёвывает на этих словах.
Винсент: Христианином! Последние христиане – были братья, что сидели за круглым сталом: люди верности, чести и милосердия. Остальные лишь их жалкие тени… Но всё же послушай, Томас. И скажи чего бы желала твоя душа по-настоящему? Неужели ты хотел бы смотреть на смерть, подобную смерти твоей сестры? «Детство и старость без юности», - как ты сам сказал мне во время нашего пути к крепости Дракона. Как и у большинства женщин. Красота и сила, которые увядают. А феи – вечно молоды и прекрасны. А может… Ты бы хотел влачить жизнь своего отца? Полную скорби и боли?
Томас: Откуда ты…
Входит Мэв.
Мэв: Я сказала ему всё что знала о тебе, в надежде, что если эти слова произнесёт такой же смертный, что и ты – ты сразу одумаешься и пойдёшь домой.
Томас: Мой дом здесь.
Входит Элла.
Элла: Нет, мой милый Том. Твой дом изменило время, точно, как твою сестру. Увидел ли ты в глазах той старухи юную и смелую деву?
Томас: Нет.
Входит Вёлунд.
Вёлунд: Твой дом не здесь, Томас – в тебе есть сила и воля твоей матери, а так же мудрость змея, что по россказням был твоим отцом. Ты ведь начинаешь понимать, что твой дом теперь в другом месте. Месте в которое так стремилась душа твоей матери, которая была подобна молоту. Душа, способная сокрушить мир и построить его заново. Она бы стала матерью целого мира, если бы могла. Но у тебя есть возможность разделить часть её участи. Ведь ты всегда чувствовал себя способным на удивительные вещи?
Томас: Да.
Мэв: А теперь подумай о своём отце. Сильном и фанатичном человеке, стремящимся сохранить мир, таким какой он есть. Да, должно быть смелая Лилиан действительно была для него подобием Вавилонской Блудницы. Мне жаль душу отца, но тебе – ничуть. Этот череп, который так и не похоронил. Я знаю. Это месть Томас. За каждое посещение церкви, за каждый день, когда он тиранил твою мать. (Хотя, надо признать, что она была не меньшим тираном). За каждое злое слово в твою сторону и сторону твоей сестры, за каждый день, когда он показывал тебе «силу своей веры», истязая себя. Это месть, Томас.
Томас: Да.
Мэв: После волшебного яблока твой язык теперь так податлив.
Винсент: А что друг? Простой и смелый, но так же пал жертвой времени. Столько сильного и не милосердного… Вернись домой, Томас. Я прошу тебя, как друг. Конечно, не как тот, которого ты потерял. Но как новый друг, не как почивший простак Неил, но как сэр Винсент.
Томас (грустно): Твои слова ранят меня, сэр Винсент.
Винсент (грустно): Я знаю. И я знаю, что ты хочешь вернуться. Ибо ты чувствуешь желание того, чтобы тобой управляла бессмертная женская рука, что направляет твою судьбу. Ты чувствуешь тоже, что и я?
Томас: Да.
Входят другие обитатели страны фей.
Мэв: Я могу считать это твоим согласием вернуться?
Томас: Я думаю, что у меня больше нет выбора. Я чувствую боль каждый день, когда я нахожусь здесь. Маргарет… Ты принцесса – стала последней каплей. Как же она умна и несчастна.
Томас склоняет голову.
Винсент касается его плеча.
Винсент: Том, ни к чему грустить на собственной свадьбе.
Томас поднимает голову и грустно улыбается.
Томас: Свадьбе?
Мэв подходит и берёт его под руку.
Сад озаряется светом. И из темноты появляются два трона, на которые садятся Томас и Мэв. Томас опускает голову и никак не реагирует на происходящее. Мэв улыбается, а феи вокруг начинают бал.
К трону подходят Винсент, которого за цепь держит Элла и Вёлунд.
Винсент: Я счастлив, поздравить тебя с этим светлым днём, Том.
Плечи Томаса содрогаются.
Винсент: Ведь, тебе предстоит отринуть смерть и земной мир, дабы влиться в вечное празднество фей. Больше никакой печали и скорби, Том. (грустно) Разве ты не рад?
Винсент вздыхает.
Винсент: Единственное, что я могу тебе дать – это свою верность. Ибо ты становишься одним из нас – нашим правителем, а я буду твоим верным рыцарем, как и предначертано судьбой.
Встаёт на одно колено перед Томасом.
Томас по-прежнему не реагирует.
Винсент: Я вверяю свою верность тебе, Томас Лермонт. Свою верность, свою душу, своё сердце и свой меч.
Винсент встаёт и отходит в тень.
Празднество разгорается, а Томас не двигается с места.
Томас (шёпотом): Что ты сделала со мной ведьма? С тех пор, как я вернулся – я не испытывал ни радости ни счастья. Каждый мой день был наполнен сожалением и болью. Я чувствовал злую радость и радостную злость, будто я тиран, завоеватель, уничтожающий тысячи государств. Но на самом деле уничтожили меня – того другого Томаса. Радостного и чистого. Балагура и весельчака, превратив его в грустного отшельника. За что, Мэв?
Томас поднимает голову и смотрит на Мэв.
Мэв: Ты ведь сам этого хотел, Томас. Сам пришёл в лес и сам попросил меня поцеловать, хотя я и предупреждала тебя о последствиях. И ты продал свою старую жизнь в тот самый момент, когда мои губы коснулись твоих.
Томас усмехается.
Томас: Знаешь, как всё это выглядит, моя королева?
Мэв заинтересовано смотрит на него.
Томас: У меня чувство, что ты спланировала всё это заранее. И приложила все усилия, чтобы заполучить понравившегося смертного.
Мэв: Ты никогда не узнаешь правды.
Феи дарят различные незначительные подарки.
К трону подъезжает Вёлунд.
Вёлунд: Ну и что же может подарить нашему новому королю калека?  У меня нет ни силы не меча. Только лишь золотые руки, которыми я могу создать величайший инструмент.
Преподносит Томасу белую лютню.
Вёлунд: Этот инструмент вполне достоин рук барда, перешагнувшего смертность и человеческое бытиё. Его звуки подобны пению соловьев, журчанию ручьёв, шесту листьев и голосу фей. Его струны это сухожилия героя, а корпус – его кости. Эта лютня сделана из тела прекрасной девушки и великого героя по имени Элейн. Многие вдохновлялись её словами и не раздумывая шли на смерть вслед за ней. Её голос был твёрд, а слова проникали в сердце каждого смертного. И музыка, сыгранная на ней будет величайшей музыкой всех миров.
Томас вскакивает с места и принимает из рук Вёлунда лютню.
Томас: Элейн? ЭЛЕЙН? Моя маленькая сестричка. (его голос срывается и становится похожим на нечто среднее между смехом и плачем) Ты сейчас выглядишь такой красивой и… Молодой. Хотя, это же… Лишь надругательство над твоим телом. НЕТ! Нет. Это же ты, ты всегда была такой. Внутри ты была самой прекрасной лютней из всех.
Томас начинает плакать.
Все смотрят на него.
Томас резко поднимает голову, на его глазах слёзы. А взгляд и движения теперь принадлежат безумцу.
Томас: Жители Аркадии! Я хочу сыграть вам песню, которую так любит мой народ на земле.
Томас играет на лютне, а на его щеках слёзы.
Мэв одобрительно улыбается и хлопает, остальные танцуют.