Блудный сын. Часть третья. Глава 7

                7
     Константин Хейгенс шёл своей тихой походкой по покоям нового дворца штатгальтера, находящегося на самой окраине Гааги и оттого названного  Хёйс Тен Бос или Лесной дом, недавно построенного по желанию принцессы Амалии Якобом ван Кампеном. Он направлялся в кабинет после очередной рабочей аудиенции у штатгальтера Фредерика Хендрика. Среди прочих посланий он, по указанию штатгальтера, должен был отписать письмо Рембрандту ван Рейну с просьбой выполнить заказы для Фредерика Хендрика. В памяти пронеслась часть разговора со статхаудером, касающаяся художкика, ставшая для Константина довольно неприятной неожиданностью.
   - Господин секретарь, наш новый дворец следует украсить живописью и скульптурой. Среди скульпторов я прежде всего хотел бы видеть работы Артуса Квеллинуса. Насколько мне известно, он сейчас как раз находится в Голландии.
   - Совершено верно, ваше Высочество, работает в Амстердаме.

   - Ох, уже мне этот Амстрердам. Денежный мешок. Приходится считаться с ними, – усмехнулся принц Фредерик Хендрик.
Константин Хейгенс молча кивнул головой, абсолютно согласный со статхаудером, какие-либо комментарии, не говоря уже о возражениях, были излишни.
   - Что касается живописи, среди художников мне хотелось бы видеть имя Рембрандта ван Рейна. Я помню его великолепно-патриотическую картину в амстердамском Кловенирсдолене.
  - Я осмелюсь высказаться, ваше Высочество, с Вашего позволения, - и, дождавшись выжидательного взгляда штатгальтера, секретарь продолжил, - картина, как вы правильно заметили патриотическая, но ван Рейну заказывался групповой портрет отряда стрелков. Рембрандт ван Рейн – замечательный художник, но опасность состоит в том, что от него не знаешь чего ожидать, он строптив. Углубился в свои изыскания и принимает мало портретных заказов, хотя, должен отметить, что другие заказы он пишет более охотно.

- Возможно, вы правы, господин секретарь, я не сомневаюсь -  вы в курсе всех вопросов и проблем культуры в стране, но то, что он пишет представляет определённый интерес,  - принц Фредерик Хендрик встал от рабочего стола, прошёлся из стороны в сторону по кабинету.
Константин Хейгенс провожал его взглядом. Аудиенция судя по всему, подходила к концу.
   - Я вполне доволен картинами, выполненными для меня ван Рейном, правда, некоторые из них он задержал. Мне хотелось бы ещё две картины его кисти, они должны быть о жизни Иисуса. Прошу вас, господин Хейгенс, отписать ван Рейну как можно скорее. Надеюсь, он согласиться, это не портретный заказ, – добродушно усмехнулся принц Фредерик Хендрик.
   - Потретный заказ лучше всех выполнил бы Бартоломеус ван дер Хелст с его отточенной техникой и мягким стилем. Он идёт в ногу с современными требованиями и вкусами в живописи. Многие считают, что как портретисту ему сейчас нет равных в Голландии, во всяком случае – в Амстердаме.
Фредерик Хендрик в глубоким вниманием слушал похожую на отчёт речь своего секретаря. В конце-концов, это могли быть кандидаты для украшения дворца Хёйс Тен Бос.

  - Говерт Флинк и Фердинанд Бол также отменные портретисты, – Константин уверенно и вдохновенно демонстрировал, что ремарка принца Оранского о его знаниях культурной жизни была не просто данью вежливости, - они, впрочем, способны успешно работать во всех жанрах. Оба – ученики Рембрандта ван Рейна. Должен признать: из своей мастерской ван Рейн выпускает по меньшей мере очень добротных художников, умеющих писать практически в любом жанре.
 - Эти двое, естественно, тоже в Амстердаме, – рассмеялся Фредерик Хендрик.
 - Совершенно верно, Ваше Высочество. Туда же вернулся Ян Ливенс, работавший с покойными Рубенсом и ван Дейком.
 - Внушительный послужной список, – с уважением отозвался принц Фредерик Хендрик.

 - Именно в Амстердаме сейчас сосредоточены основные живописные силы, хотя хорошие художники есть и в других городах: Харлеме, Лейдене, Дортрехте, Дельфте.
- Благодарю вас, господин секретарь, за столь исчерпывающую информацию. Некоторым из этих художников тоже стоит предложить учавствовать в оформлении Хёйс Тен Бос, –  принц Оранский ненавязчиво давал понять своему секретарю, что хотел бы видеть ван Рейна в списке приглашённых для этой цели. – На сегодня это всё, о чём я хотел поговорить с вами, господин Хейгенс. Благодарю вас и не смею больше задерживать.
 - Всегда к вашим услугам, Ваше Высочество, – Константин Хейгенс встал, откланялся и вышел из кабинета принца Оранского.

     Прийдя в свой кабинет, Константин, всё ещё находясь под впечатлением разговора с принцем Оранским, прежде всего быстро написал письмо, выражающее пожелание штатгальтера, Рембрандту ван Рейну. Он, конечно, не откажется от этого заказа, мысленно рассуждал Хейгенс, но одному богу известно, что может взбрести ему в голову. С Флинком или Ливенсом было бы гораздо спокойнее. Во всяком случае, он предупредил штатгальтера и снимает с себя всякую ответственность. «Не обманывай себя, Константин, – тут же возразил себе Хейгенс, – ты не снимаешь с себя ответственности и поэтому так беспокоен».

     Отчего состояние его духа должно зависеть от капризов этого своенравца? Вот что возмущало Костантина Хейгенса. У него, как у секретаря штатгальтера, работы и без того хватает, хватает о чём думать. Несмотря на громкое имя и безусловный талант художника, его поведение Константин считал вызывающим: равнодушие к мнению общества, ничем не обоснованные отказы уважаемым бюргерам, отчаянное мотовство, не соотносящееся с кальвинистской скромностью, а теперь ешё и слухи о связи со своей служанкой. Секретарь штатгальтера, всегда обладавший отвагой признаваться и даже уличать себя в мыслях не слишком добропорядочных, и сейсас не отмахнулся от факта, что его возмущает не столько сама связь, сколько полное нежелание ван Рейна соблюдать приличия и как-то облагородить или скрыть интрижку.

     Он, Константин Хейгенс, до сих пор писал лирические поэмы и сонеты, посвящённые памяти обожаемой супруги, умершей почти десять лет назад, он посвятил себя государственной службе и своим детям. Старший, Кристиан*, с детства обнаруживший явные способности к математике, учился сейчас в Лейдене. Младшим Константин нашёл лучших учителей и учил их сам.

     Думы его снова вернулись к несносному художнику. В мейденском кругу имя ван Рейна часто вызывало волну отторжения, они не принимали художника: фон Зандрарт высмеивал его картины, ван ден Вондел воспевал Флинка, а теперь ставил в пример и Ливенса, сёстры Вишер прославляли ван дер Хелста. Но талант ван Рейна бесспорен, он сам когда-то открыл художника. Может быть, они просто не понимают его, а как следствие – не принимают.

     Каспар Барлеус, напротив, носится с ван Рейном, считает его чем-то уникальным, ищет во всех его работах особый, потайной смысл,пытается оправдать его дурные манеры. Якоб ван Кампен тоже является его почитателем. «В любом случае, нужно настоять, чтобы в этот раз он не задерживал картин», - подытожил Хейгенс свои размышления и принялся за дальнейшую работу.
* Кристиан Хейгенс (1629 – 1695) – выдающийся голландский математик.