Сон 20. В больничной палате

               
      Через бежевые шторы и белоснежную тюль, в узорах которой я всегда отыскивал чьи-то лица и какие-то фигуры, в мою больничную палату лились потоки солнечного света. Я болен, но не помню чем. Утром медсестра принесла завтрак и включила телевизор. Потом она приходила за пустой посудой, аккуратно расставленную мной на подносе, мило улыбаясь и покачивая   бёдрами.   Телевизор   вёл   повествование  об               
охотниках за сновидениями. Я встал, заправил постель и пошёл к умывальнику, чтобы почистить зубы и умыться. Но прежде открыл балконную дверь для солнечного ветра, разгоняющего ночные запахи. На заколебавшейся тюли никаких лиц и фигур не наблюдалось. Они появлялись в сумерках и в моём воображении.
      Когда я начал чистить зубы, в дверь постучалась соседка из смежной палаты. Это симпатичная девушка немного выше меня. Мы иногда ходим друг к другу в гости. Соседка вошла и попросила меня вернуть ей мыльницу, которую она вчера забыла здесь. Я что-то промычал в ответ, так как зубная щётка находилась во рту и удивился: «Какая мыльница? Или опять провалы в памяти?» Порывшись в туалетном шкафчике, я действительно обнаружил незнакомую белую мыльницу, тяжёлую на вес и показал её соседке. Она очень обрадовалась, взяла мыльницу и приоткрыла крышку. Из-под неё повалили клубы красивого зелёного дыма, заполняя палату. Прекрасная соседка исчезла в нём и я тоже. На вкус и запах этот дым ощущался, как свежая еловая хвоя. Всё поплыло у меня перед глазами , и я отключился.
      Сознание вернулось ко мне в тот момент, когда я стоял с правой стороны старого микроавтобуса «Латвия» у раскрытой двери кабины. На сиденье пассажира находился здоровенный бородач и листал какие-то синие накладные. Водителя не было. Бусик находился во дворе больницы у кухни среди пустых ящиков и коробок. Бородач подмигнул мне и нажал какую-то кнопку на приборной доске. Звонко щёлкнул замок задней двери автомобиля, и она поднялась вверх.
           - Иди, забирай свои ящики! – неожиданно тонким голосом произнёс детина и заставил меня расписаться в синей накладной.
      Я подогнал свой трёхколёсный мопед с объёмистым багажником к задней поднятой двери и погрузил в этот багажник три ящика с мясными пирожками. Запустив мотор своей тарахтелки,  я поехал на рынок в кафе бывшего фотографа и художника.
      Не буду описывать улиц, по которым я ехал туда, потому что моё внимание было занято правилами уличного движения (город незнакомый) и двигателем, слабо  тянувшим  и  громко  трещавшим.   Мне  запомнился               
только один дорожный знак: жёлтая «Галина Бланка», перечёркнутая красной полосой на треугольнике.
      Приехав на оживлённый рынок и подрулив к кафе, я спешился и отнёс ящики во внутрь. Хозяин обрадовался, подхватил ящики и быстро пересыпал их содержимое в огромный красный таз, стоявший на стойке рядом с пивными кранами. Потом он черкнул в синей накладной и, сложив вчетверо, засунул её в верхний карман моей рубашки. Его лицо и, вообще, вся мощная фигура излучали счастье и довольство. На обожжёно-лакированных деревянных панелях стен кафе густо висели большие цветные фотографии диких животных. А само кафе называлось «У Жирафа». И в нём сейчас посетителей не было.
      Между тем, сияющий хозяин-художник вернулся за стойку к мясным пирожкам в красном тазу. Засучив рукава, он помыл руки, потом взял под стойкой десятилитровую алюминиевую флягу со сметаной и вылил всё её содержимое в таз. Затем он начал месить всё это, как тесто. И тесто получилось. Из него этот фотограф-кафенист начал делать другие пирожки. Из-под его рук, стремительно мелькавших, выходили пирожки, точно похожие на фигуры диких животных. Они своим ходом шли на витрину и укладывались там, рядом с ценниками. Самым большим и красивым получился жираф. Он даже не смог уместиться под стеклом витрины и гордо стоял на ней, всматриваясь, надо полагать, в даль африканской саванны. «Умницы!» - подумал я о хозяине и жирафе. После этого вышел из кафе.
      Завёв мопед, я поехал назад в больницу, ощущая на лице прохладный ветерок. На одной из улиц, где располагались частные дома, я увидел своих родственников. Здесь были все, кто жил в Молдавии, включая жену и дочек. Я посигналил им и остановился у обочины. Дочки весело подбежали ко мне. Я угостил их мясными пирожками, изображавшими небольшого слона и огромного кролика. Потом я повесил замок на переднее колесо своего мопеда, и мы всей гурьбой прошли за калитку дома напротив, спустившись по крутым котельцовым ступеням во двор. Из будки лениво затявкала цепная шавка.
      Дом стоял как будто в яме, а за садом-огородом был спуск   к   небольшой   речке.    Радушные    хозяева,    тоже               
по-моему, какие-то дальние родственники, пригласили нас за богато накрытый стол, прогибающийся от всевозможных кушаний. Я споткнулся левой ногой о высокий порог и загремел головой прямо в ведро с водой, что стояло в коридоре на скамеечке. В ведре от неожиданности и холодной воды я зажмурил глаза.
      Через мгновение, отфыркиваясь и встряхивая головой, открыл их и снова увидел больничную палату. Струйки воды падали из моих волос на светлый линолеум пола. За окном уже вечерело. На моей постели сидели, обнявшись, медсестра и пациентка из смежной палаты и слушали музыку из магнитофона, который на верёвочке был подвешен к потолку. Кружась и покачиваясь, магнитофон гипнотизировал меня пятью разноцветными кнопочками-огоньками, зажигавшимися в магической последовательности. Огоньки всё увеличивались и увеличивались, превращаясь в ослепительные прожектора. И я проснулся… в больничной палате. Солнце сквозь шторы и тюль било в глаза.

                02. 12. 99.  г.  Кагул.               



*Картинка из интернета.
Благодарю авторов.