Честь имею! Часть 51. Учимся летать

Стоит ли говорить, что на протяжении всего марша мы только и строили планы, как подать эту идею комбату, зная его крутой нрав. Ничего путного так и не придумали, поэтому смогли только изобразить старательно строевой шаг и четкий подход. Комбат, выслушав нашу просьбу, чудом сдержался, смог только, через три минуты вдохнув и обретя дар речи, сказать: «Вы или одержимые, или дураки, а скорее всего, и то и другое. Когда же вы, наконец, напрыгаетесь? Вообще, идите туда, туда и туда».
К нашему удивлению, все эти направления были нацелены в сторону г. Орджоникидзе, то есть комбат все-таки разрешил нам двоим уйти на прыжки. Правда, мы, спокойно поразмыслив, тогда не воспользовались этим разрешением. Прыжки — вещь хорошая, но опыт стрельбы можно приобрести только на стрельбище, и мы остались.
Сам процесс подготовки был организован следующим образом. Руководство аэроклуба, учитывая прежние заслуги наших курсантов, выделило нам инструктора — Теймураза Элизбаровича Хачирова, который приезжал к нам в училище и занимался с нами весь второй курс. Первый курс ушел у нас на пробивание нашей мечты, убеждение комбата и нашего командира роты — капитана Деркача Василия Дмитриевича.
Под руководством инструктора мы прошли курс наземной подготовки — устройство и правила укладки парашюта, действия парашютиста в самолете, при отделении от него и после раскрытия купола.
В войсках на это отводится 82 часа, для нас это длилось дольше, но спасибо нашему инструктору — после этой школы я опережал выпускников единственного в мире десантного училища в знаниях и опыте, что в дальнейшем мне помогло стать заместителем командира роты по воздушно-десантной подготовке, а потом и при работе начальником ВДВ полка.
Экзамены мы сдавали непосредственно в аэроклубе. Причем методика была интересная — все происходило в форме собеседования. Сзади лежал парашют, а инструктор задавал вопросы по устройству. В отличие от экзамена, в училище здесь нельзя было отделаться общими словами. Ведь каждый крючок, каждая резинка и ленточка на парашюте имеют определенное значение, и все это надо было знать. Я так не волновался и потел даже на экзамене по огневой подготовке при разборке-сборке КПВТ! Конечно же с первого раза мы ничего не сдали, пришлось повозиться с материальной частью.
Наконец, нас допустили к первому прыжку. Как мы укладывали парашюты! Что мы только не передумали за это время! Никто не хотел показывать друг перед другом своих переживаний. К первому прыжку мы готовились неделю — не было погоды. В первый день нас провожала вся рота, как на подвиг. Вернулись мы ни с чем. Ротный хмыкнул в усы, но ничего не сказал. Второй раз прошел опять безуспешно. Ротный нас вдохновил, сказав, что если и третьего раза не будет, то не судьба нам быть парашютистами, а он больше верить нам не будет.
Наконец, 19 сентября 1983 г. это свершилось. Перед прыжком мы все надели тельняшки. Где их доставали — не помню, но в тельняшках были все. Над нами тогда еще добродушно подшучивали спортсмены, но, пожалуй, они за нас переживали даже больше, чем волновались мы сами.
Время, с утра, когда мы проходили медицинский осмотр, выносили парашюты на старт, заслушивали плановую таблицу на построении, пролетело для нас как во сне. Помню только, что, когда нам дали команду одеваться, я все слышал через звон в ушах и двигался скорее автоматически, чем осознанно. А уж на наши лица без слез смотреть было нельзя.
Я потом много видел таких лиц у тех, кто прыгал первый раз во время службы в ВДВ, но свой первый опыт осознал только ночью. Целую неделю после первого прыжка я во сне прыгал этот самый прыжок.
Нельзя сказать, чтобы мы боялись, — у нас за плечами к тому времени были и походы в горы, и пешие переходы в учебный центр Тарское, многие из нашей команды прошли школу суворовских училищ, кто-то служил срочную в армии, нервы свои мы уже могли держать в узде.
Для меня на тот момент самым страшным был не сам прыжок, а то, что я не смогу этого сделать. Поэтому к двери я подошел как на подвиг, по команде инструктора шагнул в небо, крепко зажмурив глаза и зажав в горле крик.
Помню рев ветра в ушах, рывок купола и тишину. Вместе с тишиной пришел свет — я открыл глаза. О том, что испытывает человек под куполом парашюта, написано много. Это был просто восторг.
При возвращении в училище мы с полным правом надели на грудь значки парашютиста. Тоже осталось секретом, откуда они взялись у всех, — ведь в аэроклубе нас значками не баловали, а отметить свой первый подвиг хотелось всем. Потом был второй прыжок, самый страшный. Потому что при первом прыжке человек просто идет в неизвестность. Здесь главная задача — сделать шаг за борт. А при втором прыжке нужно осознанно пойти на повторение этого ужаса.
Второй прыжок из нашей команды сделали не все — примерно половина отсеялась. Изначально ставилась цель — просто прыгнуть с парашютом, испытать себя. Руководство аэроклуба тоже дало нам возможность прыгнуть, и на этом должно было все закончиться. Но после третьего прыжка, когда нас осталось менее десятка и пришла пора расставаться, разгорелась битва — мы просились остаться и продолжать занятия. А кому нужны парашютисты, которых невозможно привлечь на соревнования, а учить надо по полной программе.
Мы целую неделю ходили в аэроклуб, мыли самолеты, подметали территорию. Причем это все проделывали молча. Так же молча мы сидели кучкой на старте, провожая взглядами взлетающие самолеты. И только после окончания прыжкового дня подходили к инструкторам, с каждым прощались, смотрели в глаза командиру звена и молча возвращались в училище.
Через неделю первым не выдержал командир звена — Мкоян Владимир Петрович. Неожиданно он сорвал с головы летный шлем, ударил им о землю и выдал тираду: «Да что же это такое, мы возимся с этими сопливыми мальчишками, которым три прыжка нужны для острых ощущений, а здесь курсанты ходят для дела — ведь им в десанте служить придется, а мы здесь себя ведем как какие-то сволочи! Короче, кто из инструкторов берет себе ребят?» Инструкторы только того и ждали — подошли к нам, разобрали каждый по два-три человека. Наш инструктор — Веснинский Андрей Владимирович обнял нас за плечи и сказал: «Не переживайте, ребята, на тридцатом прыжке будете за собой дверь в самолете закрывать».
С этого времени мы стали полноправными участниками жизни Орджоникидзевского аэроклуба и стали заниматься по двухсотпрыжковой программе подготовки спортсменов первого разряда. Мы изучили парашюты Д-5 , Д-1-5у, Т-4, УТ-15, давали нам и По-9 (крыло), но его успел освоить только Виталик Берест.
Нас учили выходить из самолета на поток, падать с задержкой раскрытия 10, 15 и 20 секунд, выполнять элементарные упражнения в воздухе, приземляться на точность, рассчитывать движение в воздухе под куполом. Воздушной акробатикой это еще нельзя было назвать, но мы были равными среди других. Нас признали своими среди спортсменов.