Время лежащих

"Время лежащих" - период в Средневековье,
характерный особым почитанием мертвых.


-  "Закрыто на спецобслуживание"! - прочитал по слогам Александр Львович Разгибалов, начальник Зарубежного управления крупной российской компании.

– Минуточку… – сказал Александр Николаевич Сопроматов, начальник Управления аналитической стратегии.

– Ресторан при гостинице или гостиница при ресторане – я что-то не вкурил?

– Минуточку… – повторил Сопроматов и, проверив на прочность черную, с тонированными стеклами дверь, требовательно постучал.

– Скажи, что есть очень хочется, - попросил Раздвигайлов.

Вместо ожидаемого швейцара с усами Владимира Мулявина дверь приоткрыла маленькая, приветливая старушка.
 
– Вечер добрый! – сказал Сопроматов и, как кошка, целиком просунул голову в узкую щель. – Не покормите двух голодных, прикомандированных к вашей Республике?

Сопроматов был  поджар, выбрит, и выглядел куда моложе своих пятидесяти пяти. Разгибалов - грузен, не молод, от лишнего веса в последнее время даже начал прихрамывать, однако, выглядел он еще неплохо, а адвокатские усики и бородка придавала ему толику барской авантажности. От обоих слегка пахло белорусским виски "Raeburn".

К счастью, старушка гардеробщица не имела ничего общего с загадочными и молчаливыми  продавщицами, занесенными в местные магазины откуда-то прямиком из советского дзэн-буддизма. Она мгновенно договорилась с метрдотелем, и командировочных посадили за столик в углу банкетного зала.
 
Банкетный зал напоминал внутреннее убранство гигантского, но недорого гроба. Тюль на окнах, белые хрустящие скатерти, белые накрахмаленные салфетки. За длинным столом сидела компания человек двадцать - двадцать пять местных. Невнятно читались бледные и какие-то даже прозрачные физиономии. Царила похоронная тишина. Словно, все, кто сидел в ресторанном зале, замолчали при появлении чужаков и даже перестали жевать. 
 
Не успели командировочные сесть, как подошел метрдотель и с фирменной белорусской вежливостью попросил переместиться в другой зал.

– Не хочется мешать...  Да и вам будет удобней... Вам там очень понравится…

– Мда... – пробурчал Александр Львович, тяжело вставая и чувствуя себя негром, забредшим в бар для белых,
 
Командировочных, впрочем,  разместили в отдельном и весьма уютном кабинете мест на десять. Тут же, словно из воздуха, сгустился официант,  положил на стол пухлый том меню и... испарился.
 
– Добрейшей души люди! Могли бы и послать… – сказал Сопроматов.

– Целый ресторан сняли! – ворчал Разгибалов, листая увесистое меню. – И это в бедной, аграрной республике! Куда смотрит Батька?

Вернулся официант и по европейскому обычаю замер в интеллигентном молчании.
 
– Салат, самый обычный, из огурцов с помидорами и второе по вашему вкусу, – сказал Разгибалов, отдавая меню официанту.
 
– Предлагаю заказать... мачанку!

– Предлагайте!
 
–  Мелко порезанные копченая ветчина, грудинка, колбаса, корейка, бекон, здор, грибы, приправы, лук, соус. Горячее, сытное блюдо. Идет как первое и второе.

– Нет, Вы нам бич-бармак какой-то рассказали. Да, Александр Николаевич?

– Конины не хватает, – мрачно заметил Сопроматов.

– Вы нам - что-нибудь натуральное. Аутентичный кусок мяса.

– Могу предложить тушеное мясо в горшочке с овощами! Горячее, очень сочное блюдо...

– Какая музыка грохочет в каждом слоге!

– Или возьмите бигос.

– Звучит неплохо! 

– Тушеное мясо с капустой. Густой сметанный соус с луком и шкварками, или соус с хреном.

– Давайте в горшочке, – сказал Разгибалов.  – От капусты грудь растет.

– Не пожалеете!

– Берут?

– Регулярно! Очень популярное блюдо!

– Вот и замечательно! Прекрасно!

– Мне – все тоже самое, – сказал Сопроматов. – И пиво.

– Осмелюсь предложить также минеральную воду, – доложил официант, вытягивась в струнку. – Очень вкусная вода! Не пожалеете!

– Французская? – спросил Разгибалов.

– Минская. «Дарида».

– Ну, что же? Вода! Прекрасная мысль!  - сказал Разгибаев.

– А мне пиво, – повторил Сопроматов.

– Живое "Талер" пшеничное, живое "Талер" светлое нефильтрованное, живое "Градское особое", живое "Талер" темное нефильтрованное.

– А что-нибудь фильтрованное, светлое есть в наличии?

– Балтика. 0.5? 0,3?

– Балтика - 0,5.

– Балтика светлая, 0,5. Вам тоже пиво? – спросил официант у Разгибалова.

– А что бы вы сами заказали на моем месте?

– Ну, у меня довольно своеобразные вкусы.

– У меня тоже! – сказал Разгибалов и вдруг сморщился, потирая грудь. 

– Сердце? – спросил Сопроматов.

– Что-то щемит...

– Значит, что-нибудь сосудорасширяющего? – сказал официант.

– Совершенно верно!

– Я бы заказал водку!

– Я вижу, мы с вами понимаем друг друга без слов.

– «Белая Русь Люкс», «Белая Русь Синеокая», «Белая Русь Серебряная», "Белая Русь Золотая"

– Музыка сфер! А что бы вы сами порекомендовали? 

– Бульбашъ —  оптимальное сочетание цены и качества премиум-класса. Любимая водка комаданте Чавеса.

– Чавеса! Знаешь такого, Александр Иванович?

– Нет!! Не знаю!

–  Не знает он! Вилки бы делать из этих людей! Значит, Бульбашъ. М-м-м... Триста пятьдесят?..

– Может быть, сразу бутылку?

– Вы просто читаете мои мысли!

Обслужили рекордно быстро.

Коллеги выпили за успех российско-белорусских отношений и принялись закусывать.

– Такое чувство, что мы одни в ресторане! – сказал Сопроматов, удивляясь быстро опустевшему стакану.

– Такое чувство, что мы, вообще, не в ресторане! Нечто неслыханное, странное и таинственное. Я не слышу даже молчания.

– Поминки у них, я предполагаю. 

– Луноликий коней двинул! В Синеокой траур, а сидим тут, ни сном,  ни духом…

Командировочные прыснули. Сопроматов  бесшумно, а Разгибалов весело и раскатисто.

– Александр Львович!  Побойся это...

Сопроматов нахмурился и показал пальцем на потолок, а потом на ухо.

- А ну и, вправду, поминки?

– В таком случае, я сочувствую близким покойного! – сказал Разгибалов громким торжественным тоном.

– Скорблю! - сказал Сопроматов.

– Поминки – таинство великое есть! Проблема в том, что лицензия на это чудо слишком быстро заканчивается. Люди предпочитают не вспоминать чужих покойников…

– Все мы сироты, – сказал Сопроматов.

Выпили не чокаясь. Подошел официант.

– Что-нибудь еще?

– Повторите пиво,  – сказал Сопроматов.

– И, может быть, какую-нибудь зелень? - сказал Разгибайлов.

– Дичь отварная, свежие огурцы, сыр, перепелиные яйца, майонез, салат, зелень. Салат "Полесский".

– А что-то полегче? Без майонеза. 

– Сало, говядина, сладкий красный перец, сладкий зеленый перец, лимон, кукуруза, помидоры, ававокадо, лимонный сок, олифковое масло, зелень петрушки. "Фахитас мясной".   

– Несите, насладимся.

Официант элегантно кивнул и удалился, не тратя лишних слов. Однако, буквально через несколько секунд появился вновь, поставил на стол кружку пива, блюдо с салатом "Фахитас мясной", завернутым в лаваш, и тотчас пропал.   

– Во такие и спаивают нашего брата - креативный класс, – сказал Разгибалов.

– Диллер!

– Диллер! Но каков комильфо! – сказал Разгибалов.

– День Рождение начальника? – сказал Сопроматов.

– Что? Да, вряд ли…  Поминки, поминки. Но какие-то подозрительные.

– Подозрительные, если не сказать больше! Вот помню, в детстве, – оживился после второго бокала Сопроматов... – Порубили у нас в поселке топором семью…  так ведь все равно пели и "Горько"  орали… а потом мужик сами чуть за топоры не взялись: родственники из Брянска репортерами оказались… сами проговорились… Из «Ленинского знамени». А на счет лицензий ты, Александр Львович, прав! Как Бог есть, прав. По себе знаю. Не люблю я этих разговоров. И поминок не люблю.  Б-р-р... Хоть, вообще, не помирай!

– Аминь! За сказанное... Но,  Саша, ты меня знаешь, я умру за то, что бы ты мог отстаивать свое мнение, но правда в том, что  мы многое потеряли, перестав проявлять солидарность с умершими. Марши похоронные запретили...

– Город, Александр Львович, город! Да и почему запретили? Просто на заказывают. Дорого! Я, например, заказывал отцу оркестр в 2009 году. И попа заказывал,  и музыку. Так что, кто закажет,  у того играет.

– Но, согласись, сегодня человека похоронить, как отправить заказную бандероль или вызвать такси.

– А может, и к лучшему?

Сопроматов заказал еще два пива, а Разгибалов двести водки, порцию пельменей со сметаной и сельдь с луком и зеленью.

Приятели перебрали множество версий молчаливого зала. Затронули и тему Das Dritte Reich, оккультизма, магии, спиритизма, а также баз в Антарктиде и на Луне.

– Правильно! – подытожил Разгибалов. Он  был уже довольно-таки готов, как сказал поэт.

– Выдвигай! – сказал Сопроматов, прикончивший пятую кружку, и пару раз Разгибалов сделал коллеге «ерша».

– Ресторан – это прикрытие! – сказал Сопроматов. – Их офис, на самом деле, в Польше, а называется фирма – «Люфтваффе».

– «Люфтваффе» в составе Бундесвера или «Люфтваффе» в составе Абвера?

– «Люфтваффе» с составе... «Аненербе».

Разгибалов хлопнул себя по лбу.

– Аргументируй! – сказал Сопроматов.

– Т-с-с-с! – сказал Разгибалов и поманил Сопроматова пальцем. - Это глупо-слепо-глухо-немые!

– Гениально!

Появился официант. 

– Что-нибудь еще? 

– Счет, будьте так добры.

Официант погрустнел и пропал. Наконец, он принес счет и два кофе.

– Вы все-таки читаете мои мысли! – сказал Разгибалов.

Сумма приятно удивила, и Разгибаев положил сто рублей чаевых.

Приятели расшаркались с официантом, и Сопроматов, прошел сразу к выходу,  а
Разгибалов отстал, припадая на левую ногу.

В банкетном зале, где сидела глухо-немая компания, по-прежнему царила тишина,  но теперь она была лишена своей таинственности.

Разгибалов всегда сочувствовал инвалидам. "Довольно грустно", - подумал он  и вдруг увидел, что один глухо-немой поднялся, сжимая в руках бокал… Он заметно  волновался перед своим выступлением...

Разгибалов остановился, приготовившись насладиться зрелищем тоста на языке жестов, но тут до него донесся самый, что ни на есть, обыкновенный человеческий голос, да еще и на отличном русском языке.

Оратор, правда, мямлил и смысл его речи можно было понять, только сильно напрягши слух.

– День работника сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности агропромышленного комплекса, – бубнил оратор, глядя в бокал, точно там был установлен портативный суфлер, –  это праздник всех тех, кто имеет отношение ко Дню работника сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности агропромышленного комплекса...

Сопроматов, тем временем, уже успел допросить гардеробщицу.

– Что вы, что вы! Господь с вами! - слышался из прихожей звонкий старушечий голос. - Какие поминки! У нас праздник сегодня!

– Праздник глухо-немых? - спросил Сопроматов.

– В тот день немые взопиют и мертвые прозрят! – протрубил Разгибалов.

Старушка так вся и затрепетала.

– Господь с вами! Какие глухо-немые! Праздник у нас сегодня! Вся администрация здесь! День работника сельского хозяйства!

– Гуляют, значит?

Разгибалов принял у старушки куртку, оделся, и достал из кармана сто русских рублей. 

– И, слава Богу! Извини, бабушка, белорусские кончились. 

– Что это вы? – дрожащим голосом чеканя каждый слог сказала старушка. - Мы!  Получаем! Зарплату!

– Точно? – спросил Разгибалов.

– Нет! Нет! Что это вы вздумали?

– Ну, тогда с праздником вас! – хором и низко кланяясь, сказали  командировочные и выкатились на улицу.

– Европа! - сказал Разгибалов и показал пальцем в небо. – Александр Николаевич! А вы давече-то были правы! Потолки-то, того, с душком!