Елена Волховая. Под шумок. Главы 1-3

Часть первая
"Подвал"
 или
"Шепчем новости"

Вместо пролога

После шумного обсуждения плана работы на следующую неделю все поднялись из своего подвала и потянулись к выходу. С первого этажа к этому же выходу шли их коллеги и соседи из своей конторы. На ходу они обменивались небольшими «шпильками» и не очень злобными замечаниями. Шествие первоэтажников замыкал их всегда элегантный и неразговорчивый босс. Он мельком взглянул на Марию, но ей стало как-то очень неуютно и холодно. Казалось – смотрел он несколько секунд, но разглядел все вплоть до мельчайших женских деталей.
- Какой он неприятный, - тихо сказала Мария своей коллеге и соседке по закутку.
- А по-моему, интересный мужчина! – ответила та.
- И запах туалетной воды у него - протянула Маша – странный какой-то!
Коллега слегка покраснела и коротко ответила:
- Дорогой одеколон, по-настоящему мужской! – И быстро завернула за угол.
"Непонятно, чего это она, - удивилась Маша, - вроде ничего такого я не сказала". И, задумавшись, отправилась домой. По ее плану идти к намеченной цели надо было в другом туалете. Тем более, она еще толком не знала, как это начать осуществлять.

ГЛАВА I

Когда не знаешь с чего начать утро, чтобы получился толк в задуманном деле, нужно идти в народ. Быть обязательно среди людей. Эти люди, желательно конечно незнакомые, помогут тебе увидеть что-то важное и нужное.
Поэтому Мария  Климовна  Гринская  с этим своим мнением и вышла на площадку двенадцатиэтажного дома из своей квартиры. Заперла входную дверь, нажала на кнопку вызова лифта, и сразу услышала с чердачной лестницы громкий железный звон цепей, которые закрывали опять же железную дверь на огромный амбарный замок. Когда, года четыре назад, служители ЖЭУ, несмотря на протесты жильцов, собрали с них деньги на эту дверь и цепи, которые напоминали о страшных днях  централов и  каторжанах, закованных по рукам и ногам, все радостно решили, что через металлическую решетку, цепи и замки никто уже не попадет к ним  и не будет селиться на их чердаке. Значит, не будет хождений над головами, уйдут страхи перед пожарами и прочими стихийными бедствиями.
Но прошло совсем немного времени и хождение над головами возобновилось, громко грохотали цепи и, вдобавок ко всему, металлическая решетка звенела на разные голоса – начиная от звука брошенного на пол листового железа до нежного звука открываемой калитки. Жильцы, возмущенные, собрались на площадке родного этажа, но замок был на месте, решетка с цепями осталась нетронутой.
- Наваждение, - сказал удрученно старший по дому. – Я только знаю одно, пробраться на чердак другим способом никак нельзя. Значит, нам это кажется. Нервы.
Граждане согласились и разошлись. Не зря же говорят – многие знания родят большие печали.
Хорошо бы посмотреть, что там сейчас делается.  Может, действительно, как она и говорила на том собрании, бомжи или кто-то там еще, перелезают сквозь крупные ячейки железной решетки? Ее подняли на смех. Никто не  мог, по их мнению, влезть на чердак таким образом.
- Да ни за что! – Утверждал  старший по дому, любуясь крепкобедрыми дамами и могучими животами мужчин. Все посмеялись над Машей-Мусей и решили, что у них теперь все в порядке.
Лифт пришел, и она спустилась вниз. Дежурная консьержка неодобрительно взглянула на Маню.
- Вот ведь приоделась, как чучело прям-таки.
Мария вполне поняла этот взгляд, но виду не показала. Улыбнулась дежурной, поздоровалась и вышла на улицу.
Как и все молодые женщины, она очень любила красивые вещи, но сейчас ей это было не нужно. Мария Климовна шла по набережной в очень старых джинсах, линялой голубой майке, с драными карманами на брюках на одной из задних выпуклостей. Вдоль набережной она пошла медленно.
Огонь, как и вода, завораживали ее, она спустилась ближе к реке и задумалась, облокотясь о бетонную ограду. Река была грязной, но все равно смотреть на нее было приятно. Она медленно катилась, поднимая на мелких гребешках чаек, уток и просто пустые бутылки от многочисленных рекламируемых напитков.
Кто-то встал недалеко от нее и тоже склонился к воде.
- Спорим, тебе не доплюнуть до той бутылки, - сказал тягуче негромко мужской голос.
Мария повернула голову и увидела обычного бомжа. Небритый, в сетке-майке, которые любили носить лет десять назад, с тряпичной жуткой сумкой через плечо, из которой выглядывали бутылки. От сумки явно пахло помойкой.
Мария Климовна чуть отодвинулась.
- Брезгуешь! – усмехнулся бомж. И ловко плюнул в бутылку, проплывающую довольно далеко от них. Маша задумалась, а может жизнь именно этот шанс приготовила ей. Да еще и благодаря своему вздорному характеру она не привыкла уступать. Не отвечая бомжу, она плюнула в пластиковый пакет, который любезно прикатила ей река.
- Мимо, - презрительно равнодушно сказал бомж.
Маша сама не поняла, как быстро была втянута в эту игру, в это состязание. Через двадцать минут оба они сосредоточенно плевали в проплывающие предметы. Проходящие мимо люди оборачивались на них.
- Бомжи совсем с ума сошли, - сказала пожилая женщина.
Мальчишки с любопытством и одобрительными криками или свистом встречали очередные плевки.
Маруся искоса посмотрела на своего нового знакомого.
- Есть хочется, - потянулся он. - Пойдем, - сказал он ей.
И нимало не заботясь идет ли она, направился к скамейке. Он стал подсчитывать мелочь из кармана и что-то соображать.
- Постереги бутылки, - и он отправился к магазину.
Мария сидела на зеленой скамье среди зеленой травы и думала, что кажется, у нее что-то начинает вырисовываться для ее работы. Еще чуть-чуть подсобирать материала и …
Ее знакомый бомж в дырчатой майке подошел и положил на скамью пакет с пиццей и Маша почувствовала как хочет есть.
Он разломил пиццу на два куска и протянул ей один.
- Слушай, - сказал он. – А как тебя зовут?
- Мария, Маша, - ответила она.
- А дальше, - спросил упертый бомж.
- Мария Климовна, - ответила она, проглатывая чрезмерно большой кусок этого сырного пирога.
- Чего, чего, - рассмеялся хулиганистый, пахнущий пиццей и помойкой, бомж. – Ты че это? Маруся Климова, прости любимого! - Пропел он и подмигнул ей.
- Моего деда звали Сергей Климович, отец был Климом Сергеевичем, значит я и стала Марией Климовной. Знаешь детский стишок – «Климу Ворошилову письмо я написал. Товарищ Ворошилов, народный комиссар!» Дальше не помню.
- А-а-а, - протянул нахально бомж. – Значит родственнички твои из этих, самых упертых. Ладно, не дуйся. Хочешь быть моей женщиной? У нас у бомжей у каждого есть тоже своя женщина. Иначе ты уже  совсем не человек. Ну так как?
"Ничего себе, " - подумала Маша. К ее соседке по площадке ходит то ли бизнесмен, то ли бандит, то ли депутат, которого соседка Магдалина называет «мой Павличик». Маруся же окрестила его, сразу как увидела, Овцебыком. Он имел черты того и другого животного. Магдалина, которая стеснялась своего не интеллигентного, не рабоче-крестьянского имени - разделила свое имя на две части и звалась или Магдой или Линой – в зависимости от настроения или от того, с кем знакомилась. Овцебык имел маленькие хитрые глазки, низкий лобик, живот как барабан, но от него не пахло, по крайней мере, помойкой.
- Ну дак как? – толкнул ее бомж локтем. – Где сегодня заночуем? Я то живу на чердачке, - и он показал Марусе на ее двенадцатиэтажку.
"Ах, так вот кто гремит у нас на чердаке кандалами", - подумала Маша.
- А ты-то где живешь?
- В подвале! – ляпнула Маша.
- А, да, там тепло, - отметил бомж. – Можно у тебя в подвале, можно и у меня на чердаке. Зовут меня Леша- два свистка.
- Почему два? – спросила притихшая Маша.
- Потому что третьего не бывает, - ответил Леша-два свистка. – Первый свисток  в одно ухо, второй в другое, третий – смерть! Ладно, ты иди. Я сейчас сполоснусь и на чердак. А ты приходи. Поднимешься на  двенадцатый этаж и пройди выше. Стукни цепью, я тебя и впущу на чердак. Не задерживайся!
Мария Климовна бегом перебежала дорогу, трясясь, влетела в подъезд и в лифт и поехала на свой двенадцатый этаж. Сейчас ей нужно было собраться с мыслями, а главное принять горячую ванну, переодеться. И, вообще – не переоценила ли она себя?

ГЛАВА II

Маша вышла на своем этаже и увидела, что коврик перед ее дверью снова сперли.
- Господи Иисусе, - простонала она. – За месяц третий коврик стянули!
Дверь напротив открылась и вышла роскошная Магдалина – то ли Магда, то ли Лина,в шикарном брючном лилового цвета костюме. Магдалина утверждала, что женщины, носящие такого цвета платья, никогда не будут одиноки.
- Что случилось? Господи, в чем ты? С субботника что ли? – спросила с ужасом она Машу.
- Понимаешь, сперли очередной коврик перед дверью, - пожаловалась та.
- Слушай, не хочешь пойти сегодня со мной и Павликом в ресторан?  Он что-то там отмечает. Какую-то сделку удачную. Ты ведь когда-то говорила, что хочешь взглянуть на элиту и проникнуть в тусовку.
- Спасибо, - ответила Маша, открывая свою дверь и думая, что на сегодня с нее хватит бомжа. Магда с ее Овцебыком – это уже перебор, будет чересчур даже для нее. Но в горячей ванне, когда усталость и  страх вылились вместе с водой, она подумала, что хорошо бы для сравнения посмотреть теперь и на местную элиту. Увидеть городскую верхушку, боссов, их прекрасных женщин, возможно, городских законодателей, словом всех тех, кто проезжает на шикарных машинах по улицам и старается изо всех сил сделать ее, Марусину жизнь уютнее, богаче, светлее.
В общем, через час Мария позвонила в дверь напротив.
- Молодец! – похвалила ее Лина. Она сразу предупредила Машу, что сегодня намерена так представляться.
– Там могут быть иностранцы, - туманно сказала она.  - Да, кстати, а в чем ты пойдешь?
Маруся сразу сказала, что вечернего платья у нее нет.
Пока Овцебык пил пиво и смотрел футбол весь не очень обширный Марусин гардероб был выложен у нее на кровати. И все отвергалось одно за другим.
Наконец они остановились на длинной юбке с косым воланом.
- Жаль, конечно, что она турецкая, - посетовала Лина.
- Да, кто это поймет? Особенно когда выпьет, - возмутилась Маша.
Лина снисходительно посмотрела на  нее.
- Да они там все не вылезают из-за границы и могут оценить любую тряпку с точностью до цента. От носков до галстука. Жаль, что не видно твоих ног, они у тебя неплохие, но длинная юбка все-таки делает вид, что она вечерняя. Тогда мы откроем тебя сверху, - сказала умудренная Лина.
И, несмотря на возмущение Марии, принесла кофточку с таким декольте, что Маша зажмурилась. Ради компромисса был взят фиолетовый шарф-палантин, как назвала его Лина. Пока они спорили, одевались, сверху доносились позвякивания цепей и бряканье железа. И тогда Маша замирала на несколько минут от страха.
- Что такая ты нервная? – удивлялась Лина. – Не призрак же это отца Гамлета,  Ну сквозняки на чердаке,окно открылось.
Недовольный Овцебык сидел рядом с шофером и сопел во весь свой маленький, заросший волосами нос.
- Провозились с тобой, - шепнула Лина. – Прости Павличик, - сказала она медово и они поехали.
Никогда еще Мария Климовна не ездила в такой  шикарной машине. Казалось, что это что-то из сказки про современных принцесс и воротил бизнеса.
Впереди, рядом с шофером, сидел Овцебык, а рядом с ней Магдалина.
Они подъехали к зданию с цветными яркими буквами на мраморной доске  «Бриллиант в янтаре» и вышли из чудо-машины. Поправляя на своем смелом декольте лиловый шарф, Мария прочитала сбоку у двери в самом низу написанные краской слова «Ресторан "Свиное рыло"». Заулыбалась и закашлялась.
- Хулиганье, - прошептала Магдалина.
В большом зале стояло множество столиков, а вдоль стен тянулись низкие диваны – зал был полон. Легкий гул несся им навстречу. Пахло духами, вином, табачным дымом и слегка - потом.
- Пошли, - сказал Овцебык и подвел их к угловому столику.
Маша огляделась. Много дам в вечерних туалетах, блеск камней и золота. На столах красивые бутылки с вином, фрукты.
- Есть будем, - сказал Овцебык. – Пить.
К ним начали подходить какие-то люди здороваться. Многих Маша знала по газетным портретам, по мельканию на телевизионных экранах.
Как говорится, живьем лучше они не казались. Что-то напыщенное и неискреннее было в их улыбках, словах.
- Сидим, пьем, - сказал умиротворенный Овцебык.
Заиграл оркестр и к Маше от соседнего столика направились военно-морские силы, уже в приличном, кажется, подпитии. Подойдя, моряк взял Машу за руку и приподнял с кресла.
- Танец, - сказал он. – Движение. – И склонившись ближе к ней, добавил интимно - Бюст.
Маша одной рукой ниже спустила фиолетовый шарф Магдалины. И подумала, что военно-морские силы и Овцебык отлично дополняют друг друга.
Если Овцебык говорил глаголами, то военно-морские силы предпочитали существительные.
- Шарф! – военно-морские силы спустили ткань с Машиных плеч и сказали мечтательно,  - Декольте!
Народ, между тем, прибыл еще. Где-то произносили речи, в холле кто-то хлопал кого-то по плечу и обнимал в порыве чувств.
Маша устала и очень хотела есть. Она решительно отклонила следующее предложение морских сил, которые сказали ей:
- Танец? Движение!
- Нет, - и она пошла к своему столику.
- Кресло, - сказал тогда он и еще раз, уже в который, заглянул в вырез.
Около их столика стояли двое мужиков и один говорил Лининому Овцебыку:
- Ты че, Павлик, в натуре, знаешь, как я к тебе отношусь!
- Дак я к тебе, как бы, тоже… - отвечал Павлик.
За мужиками замаячила плотная фигура военно-морских сил.
"В натуре шиш тебе", - подумала Мария. Ведь кроме утреннего кофе, одной кружки, и куска полухолодной пиццы у нее в желудке ничего не было.
Она принялась есть листы салата, жареный картофель и шикарную отбивную.
- Еда, - сказал нежно Овцебык. Один из мужиков повернул голову к ней.
- Может сходим станцуем?
- Да я типа поесть хотела, - ответила Маша, отрезая очередной кус отбивной и не глядя на мужика.
- Ну, ну, - сказал тот неопределенно, оборачиваясь назад, где снова замаячили военно-морские силы.
- А тебе что надо, в натуре? – спросил он морские силы.
- Танец, движение, - проговорили военно-морские силы.
- Вот и начинай движение отсюдова, правильно, братан, я говорю, - он посмотрел на второго мужика и на Овцебыка. Овцебык что-то тихо сказал мужикам. Маша не расслышала. Но оба братка не обратили никакого внимания на слова Овцебыка. Наоборот, раздухарились.
- Плевал я, в натуре, на его папашу, щас у кого бабки-тот и кум, и брат, и сват, и воинский начальник.
Дальше кадры начали меняться с такой быстротой, что Марии показалось – это сон. Зазвенело стекло и поехало набок большое зеркало над баром.
Кто-то уговаривал мирным голосом с искательно-лиричными нотками.
- Все в порядке, пацаны… Ведь где пьют, там и льют. Давайте закажем еще водочки и всем танцевать.
-Оркестр! – рявкнул кто-то сановитый и гладкий.
- Есть, пить, гуляем! – натужено сипел Овцебык, доставая толстый кожаный бумажник. Он  положил на столик пачку купюр и толстым пальцем и кивком головы подозвал одного из распорядителей.
- Смотри, смотри, - разгорячено шептала Лина. – Видишь на мэрше какое колье?  Она не обращала внимание на скандал.
Маша аккуратно собрала с тарелки остатки жареной картошки фри и подумала: «Ну, все. С меня-то хватит». Обошла братков и военно-морские силы, которые, объединившись после драки, пили вместе водку из фужеров для минеральной воды, и тихо направилась к выходу, облегченно вздыхая. Но только-только открыла она дверь, как к ней подошел милиционер.
- Девушка! – пропел он. – Не спешите, нам нужно с вами поговорить.
- О чем это? – недоумевающее спросила она.
- Ну как же? – удивился мент. – Была драка, был нанесен ущерб. Вы свидетель, прошу вас в машину. – И он внимательно посмотрел в ее декольте.
-Вот чертова Магдалина, - разозлилась Мария, – чертова ее блуза и шарф-палантин.
- Никуда я не поеду с вами, - отказалась она. – А этот самый произведенный ущерб уже оплачен, хотя я-то вообще здесь ни-при-чем,  - раздельно выговорила она. И тут увидела, как мент подмигнул швейцару.
- Девушка ведь принимала участие в драке? – утвердительно сказал он.
- Так точно! – подтвердил швейцар, нагло глядя на Машу.
- Да вы что? – возмутилась она. – Я ведь сказала вам, что Овцебык оплатил весь ущерб, а я вообще не имею к этому никакого отношения.
- Овцебык? Это что кличка такая воровская? – удивился и возмутился мент. – Пройдемте к машине. Я сниму с вас показания в милиции.
Конечно, сопротивляться Маша не могла и вскоре сидела у стола в отделении милиции. Ей очень не нравилось, как на нее смотрел этот мент.
- Кончились листы для допроса, - сказал вдруг он. – Пройдемте в соседнюю комнату, там я сниму  допрос.
Но тут Маша очень испугалась и сказала дрожащим, но твердым голосом:
- Я никуда с вами больше не пойду.
- Напрасно вы вступаете в спор и не подчиняетесь представителю власти – ведь документов у вас нет? А тут еще фигурируют клички какие-то бандитские, - сказал ей мент. – Вот скажите мне, что это за имя такое Овцебык? Как бы странно это.
Маша сжала рот и решила больше не разговаривать с этим представителем власти. Она сидела на краешке стула, лампа светила ей прямо в глаза, и думала, что за эти сутки увидела одного более или менее приличного человека. Он честно поделился с ней своим скудным обедом, не глазел на ее рваные джинсы, где в прорехах игриво выглядывало ее голубое белье. Не говорил «в натуре», хотя ночевал у них на чердаке.
- Гражданка, - сурово сказал мент. – Вас силой вести в комнату для допроса?
-Господи или черт, или кто там еще,помогите мне, пожалуйста,- Маше показалось, что запахло пальмой, потом прошел потоком запах серы и двери открылись. Но на пороге стоял не ангел в пальмовом венке и не черт, который, как все знают, появляется с запахом серы. В комнату вошел милиционер-подполковник. Он мельком взглянул на Машу и спросил капитана:
- Что здесь происходит?
- Так вы же знаете, что сегодня на инаугурации немножко темпераментно отмечались! Эта девушка – свидетель, да и сама причастна…
- Идите, девушка, домой, - сказал устало ей начальник. – Да выбирайте друзей осмотрительней.
- Но там же были самые….
- Да, да. Понимаю. Но совет мой помните.
- Спасибо! – от всей души сказала Маша и уже за дверью, плотно закутываясь до горла в свой шарф-палантин, услышала:
- Я тебе рекомендую, Самохвалов, завязать свой …, - он припустил слово – и закончил, - узлом, или уходить из милиции. А то ни папа, ни дядя не помогут.
Счастливая Маша, наконец, подошла к своей двери, открыла ее и взглянула на коврик, пока он еще лежал. На этот раз она выбрала такой неприглядненький – серый в черную клеточку, кусок от старого жакета – подрубленный через край. Ей надо было тоже устроить конкурс, как на местном телевидении  «Водопад». Например, какого цвета были коврики перед дверью Маши за этот месяц и в каком порядке их сперли. А они там, на «Водопаде» что-то о диванах объявляли. Какого цвета они были и в каком порядке их сперли, то есть фу ты, в каком порядке они менялись, кажется. Кто угадает, тот семи пядей во лбу и получит диван. С этой мыслью Маша и уснула после своего насыщенного дня. Наверху иногда погромыхивало железо, возможно, это ее знакомый бомж Леша-два свистка ждал ее и возмущался. Но она так устала, что уснула сразу же.

ГЛАВА III

Утром Маша бежала на работу и в голове у нее была только одна мысль, когда же просыпаются бомжи. Очень рано или поздно. На работу они не ходят, но могут встретиться с жильцами двенадцатиэтажки, следовательно, должны уйти или раньше или позже жильцов. И опять она опаздывала. Задыхаясь, пробежала она узенькую улицу Коперника, завернула за угол и влетела в небольшое старое кирпичное здание, где находился, как громко называлось, ее офис или по-простому редакция газеты «Под шумок», с припиской ниже мелко- «Шепчем новости».
Редакция находилась в самом подвале, а вторая газета, с не менее привлекательным названием «Трубочист» с припиской снизу «Чистые янтарные новости», размещалась на первом этаже, куда и указывала острая стрелка. Журналисты обеих газет  не дружили, но явно и не ссорились, правда, старались, как они говорили, вставить фитиль друг другу. То есть раздобыть наиболее интересную информацию. Тираж-то надо поднимать.
Маше осталось пробежать до конца темного коридора, и она была бы у себя за маленькой перегородкой, где стояли три стола, один ее и два других - ее коллег. На каждом столе по настольной лампе и один компьютер на всех троих. Но так как журналиста кормят как волка – ноги и, правда, еще голова, то они не ссорились из-за компьютера.
-Кажется, обошлось,- подумала Маша, но нельзя никогда говорить заранее, ей оставался один шаг до заветной цели, когда она услышала до боли знакомый, а сейчас еще и очень противный ехидный голос.
- Доброе утро, Мария Климовна! Задерживаемся?
Истину, что лучшая защита – нападение, Мария усвоила давно. Она развернулась и начала палить в изумленного редактора, иначе, между своими, Васьяныча (Василий Иванович) или по-простому именуемого"Тишайший Дед".
- Я работала весь вечер в самых тяжелейших условиях, как и всегда. А где благодарность, где гонорары, на которые можно было бы просуществовать хоть сносно! – воскричала Маша.
- А где обещанный материал? – ехидно поинтересовался Васьяныч.
- Материал в голове, у меня дома нет компьютера!
- Пора бы иметь, - высказал свое мнение редактор.
Маша уперла руки в бедра.
- А вы платите больше, в натуре!
- Что, что? – переспросил редактор, и его очки с тонкого длинного носа съехали на губы. Он лихорадочно поправил их.
- Ничего такого особенного, - смело продолжала Маша, (чего там, если вчера она даже побывала в милиции  и могла стать, при желании, женщиной самого Леши-два свистка!)
- Смотри, Мария Климовна, - погрозил ей пальцем растерянный Тишайший Дед.
- Да что такого-то? – удивилась Маша. – Это местный колорит! Да так говорят лучшие люди, элита нашего города!
- Хватит, - заключил ее работодатель, редактор газеты «Под шумок», Дед Тишайший. – Идите, работайте. Ваш материал должен быть в воскресном номере, - и он поспешно  ушел по коридору, что-то бормоча себе под свой длинный унылый нос.
Маша зашла в свой закуток, зажгла маленькую настольную лампочку на столе и пригорюнилась. Может действительно зря так она с Дедом. Денег в редакции нет. Если поднять цену на газету, люди просто не смогут ее покупать. Они и так часть тиража разносят бесплатно по самым плохо живущим районам. Правда, есть какие-то, вроде, спонсоры, которых лично она  в глаза не видела. Но спонсорам нужны определенные материалы в газете. Они требуют за свои деньги печатать не только их дебильные рекламы, но говорят, кого хвалить, кого ругать.
А если Маша  не того будет критиковать, значит снова аукнется их редактору.
Она набрала на телефоне внутренний номер.
Ответил ей низкий  женский голос.
- Кто? Чего хотите? – спросила Ася-секретарь, она же их кормилица всехняя, знающая всегда, где продают самый дешевый чай и самый дешевый хлеб или говяжьи сардельки по 86 рублей, которые уже давно исчезли в магазинах в округе.
- Это я, Мария. Хотела спросить у Васьяныча в каком, так сказать, ключе подать материал в номер воскресный.
- Не звони, не заходи сюда, - сказала сердито Ася. – Доведешь человека, а потом еще и справляешься, как и что. Мне еще убирать весь коридор, ваш кабинет. Займись, Маруська, делом. Все. Связь закончена.
Маша представила совсем маленький закуток Аси, где она варила щи, отваривала дешевые сардельки, а потом еще убирала длинный редакционный коридор.
Мария Климовна включила компьютер, сжала губы и принялась описывать недавние события. По своему, правда небольшому, опыту, она знала – стоит только начать первые два, три предложения, а потом пойдет быстро. Она снова переживет то, что видела, но уже вместе со всеми своими героинями и героями.
Машины пальцы легко летали по клавиатуре, она не смотрела на часы, не знала, что там на улице. Окон в их подвале не было. И она больше ни о чем не думала, кроме своей работы. А когда поставила последнюю точку в своем рассказе-очерке, или скорее очерке-фельетоне, то удивилась тишине за дверью. Никто не разговаривал, не ходил. Не  слышно было и Асиных шагов и шарканья ее щетки, которой она ежедневно промывала пол.
Им всем было неловко, ведь за те деньги, что получала Ася, можно совсем не стараться. Но она им говорила, они и так-то работают во тьме без окон, поэтому воздух в редакции должен быть свежим и чистым. А, следовательно, влажная уборка – ежедневной.
Маша потерла усталые глаза, отключила компьютер, погасила настольную лампу и вышла в полутемный коридор. Ей казалось, она совсем одна во всем мире. И, наконец, взглянула на часы – они показывали без  десяти минут двенадцать.
-Наступало время темных сил, - сказала она вслух и тихонько рассмеялась.
Мария была довольна своей работой, хорошо бы еще очерк понравился Тишайшему Деду и коллегам. А главное, чтобы его оценили читатели. И все-таки не зря она провела эти дни и познакомилась с разными представителями их города. От бомжа с чердака до депутатов, чиновников, военных. Что говорить, в основном лица этих людей не были отмечены печатью благородства, интеллекта, ума или даже простого воспитания и скромности. Нет, они привыкли наслаждаться властью, жизнью. Хотели, чтобы их узнавали в городе встречные, а также милиция или там судейские – и все это только потому, что любыми способами набрали денег. Иногда самыми ужасными и грязными способами.
Да, правильно говорил ее любимый Ходжа Нассредин – лица их не отмечены печатью мудрости. Как сказал один из «пацанов» - приятелей Овцебыка – «щас у кого большие бабки, тот и царь, бог и воинский начальник».
Маша взяла сумочку и направилась к входной двери. И тут единственная лампочка в коридоре погасла, и Маша почувствовала ужасный запах серы и одновременно кто-то крепко взял ее за локти и втащил назад в закуток. Маша начала брыкаться и пинаться ногами. Но какие-то люди крепко держали ее.
- Оставьте ее, - раздался повелительный, тихий, узнаваемый голос. – И выйдите.
Маша ясно почувствовала запах серы. Она подняла красное и мокрое от слез лицо и увидела редактора «Трубочиста» (или «Чистые новости»).
Он никогда ей не был симпатичен, просто не нравился и напоминал черта, если бы тот заглянул к ним в подвал. Для кого-то, может быть, он показался бы интересным мужчиной, но не для Маши. Его прилизанные черные волосы с хохолком на макушке, желтое лицо, злые с усмешкой блестящие глаза, да что говорить, Марии хотелось протянуть руку и потрогать его голову и, наверное, она сразу почувствовала бы там в густоте хохолка на затылке рожки. Пусть кто-нибудь и смеется над ней, а она была в этом уверена.
- Я посмотрел вашу рукопись, написано неплохо.
-Еще бы, - подумала Мария. Говорили, что сам главный Трубочист  писать не умел и не любил. Он был коммерсантом.
- От вас пахнет серой! – сказала Маша. – И все сильнее и сильнее.
- Не говорите ерунды, - с досадой сказал редактор. – Моя газета предлагает вам за вашу небольшую рукопись двести евро. Такой гонорар вы не получите и за три месяца у себя.
Сначала Машу обуяла гордость, значит стоил ее очерк-фельетон таких денег, потом она испугалась, что очерк заберут. Что делать?
- Вы посмотрите на себя, - тихо рассмеялся Главный Трубочист. – Как вы одеты?
- Ну и как, как?– возмутилась Маша.
- Как бомжиха. – Он критически осматривал ее с ног до головы. - Босоножки от мэтра Секонд-Хэнда, рублей – 170. Юбка – турецкая – красная цена – 150 или 200 рублей. Об остальном можно только догадываться.
Маша густо покраснела. Белье она тоже покупала в самом дешевом турецком (так называемом) магазине, трусики от 30 до 40 рублей.
- А ведь вы молоды и даже хороши собой, - несколько брезгливо и равнодушно сказал черт, то есть главный редактор «Трубочиста».
А Мария вспомнила, где-то читала, что черт равнодушен к женщинам и вообще к  соблазнам любви. У него другие задачи.
- Вы оглянитесь вокруг. Люди стремятся создать себе  комфортную жизнь, иметь дорогую одежду, красивую, удобную квартиру. Поехать за границу отдыхать, увидеть весь мир.
Где  это, а да, в «Фаусте», Мефистофель предлагает старику даже молодость, соблазняет богатством, искушает его земными благами.
- А что еще могу я иметь? – спросила хитрая Маша. – Ведь я потеряю уважение коллег, друзей. Если отдам рукопись.
Главный Трубочист усмехнулся чуть брезгливо с видом "Все вы одинаковы, за высокими идеалами жадность и желание ухватить побольше".
- Ну, хорошо, я удваиваю ваш гонорар. Пусть это будет четыреста евро, - и он хлопнул тихо ладонью по Машиной рукописи.
- От вас ужасно просто пахнет серой, - дрожащим голосом сказала несчастная Маша.
- Ах, да! – вспомнил редактор. – Вы все про этот запах, у нас на первом этаже варят трубы. Запах, конечно, сильный, поэтому я распорядился варить поздно, после рабочего дня.
"Какой хитрый! – подумала Маша. – Я ведь только хотела спросить, почему сварку делают ночью. А он уже заранее угадал мои мысли. Он играет на два-три хода вперед, куда мне до него. Правильно говорил мне папа: «Машка, учись играть в шахматы». 
- Но моя рукопись не стоит таких денег, - и про себя - когда же, черт возьми, он успел узнать о ее очерке и прочитать его.
Трубочист поморщился.
«Ах, да, - вспомнила Мария.- Я же выходила к Асе за горячим чаем. Но меня не было всего пару минут.»
- Я надеюсь  на дальнейшее наше сотрудничество, поэтому завышаю гонорар, - ответил редактор «Трубочиста».
А Маша с тоской смотрела на свой старенький компьютер. Он уже давно отработал свой век, но она привыкла к нему, любила его. Он был ее помощником и другом, хотя иногда и ломался – и все же старался как мог.
Редактор уловил ее взгляд, усмехнулся.
- У вас будет другой, современный компьютер.
" Ага, - подумала умная Маша. – Оказывается, уж не так ты все  и улавливаешь и понимаешь. Показал себя".  Он был начисто лишен лирики, привыкания к вещам, конечно, к людям. Даже к тем, кто с ним связан. Отслужили и вас больше нет, не нужны.
- А какое же дальнейшее сотрудничество? Я работаю здесь, а вы …
- А вы и останетесь здесь, - весело сказал Главный Трубочист. – Но работать будете на меня, на нас.
- Я буду «Троянским конем», которого принесли и оставили, чтоб в нужную минуту …
Редактор поморщился.
- И не надо этих исторических сравнений, о том, что было, мы узнаем из книг. Писали их люди, приписывали писцы, им свойственно ошибаться, в конце концов. – Ему уже надоели эти споры и эта упрямая девчонка с ее выдуманными идеалами, одетая в тряпки с помойки.
- Завтра получите деньги в банке. Там будут предупреждены. Возьмите свой паспорт. - И его крепкие пальцы ухватили листы Машиной рукописи-очерка-фельетона. Все было сказано. Сейчас он заберет Машин труд, мысли.
Шума сварки слышно не было, а вот запах мешал ей сосредоточиться. У нее начали болеть виски. Где же выход, где же? Нельзя же испытывать только одни разочарования. Где же, наконец, что-то хорошее, чистое, помощь где, господи, взмолилась она.
В коридоре раздалось шарканье.
«Неужели это его люди», - подумала Маша и услышала стихи, которые любила во время уборки читать Ася.
"Пойдете коридорами, потом,
через пустые комнаты 
обойдете вы весь дом.
по лестнице налево увидите чулан,
но то, что вы искали
не найдете вы и там".
И в закуток вошла Ася. Редактор повернулся и в его черном хохолке на затылке что-то явно блеснуло.
- Рожки, - рассмеялась Мария, а они оба обернулись к ней.
 Она смутилась. - Я хотела сказать, лампа- рожок в коридоре погасла, последняя. 
- Я вот и вспомнила уже дома, что еще днем то гасла, то загоралась,  и пахло резиной жженой! Вспомнила да и прибежала. Думаю, оборони господь, только бы не пожар! – прошелестела Ася.
Редактор скривился и вышел из Машиного закутка. Мария и Ася остались вдвоем.


Рецензии
Ирена, читала на одном дыхании. Ваша мама была прекрасным журналистом и светлым человеком!
Спасибо!

Елена Яблонко   28.07.2015 21:06     Заявить о нарушении
Спасибо, Лена!Я еще не закончила разбирать мамин архив, повесть "Под шумок" не закончена, но мама написала последнюю главу, я ее не выкладывала,мне кажется, что не хватает двух или трех глав. Я их написать не смогу, наши литературные стили очень различны. Сегодня день ее памяти, и я Вам безмерно благодарна за благоприятный отзыв. И.В.

Ирина Волкова 6   28.07.2015 23:19   Заявить о нарушении
Выложила окончание "Под шумок". Мама умерла, не то, чтобы не окончив повесть, но еще хотела подумать над ней. Но- как получилось, так получилось. А я начинаю выкладывать пьесы. Пишу сказки, так и не повзрослев.

Ирина Волкова 6   23.03.2016 12:09   Заявить о нарушении