По счетам

- Готово, дамочка. С вас пятьсот рэ, - затянув последнюю гайку,  мужичок легко встал и шутливо-просяще протянул ладонь. - Можно бы и добавить. За скорость.

Ирина посмотрела на протянутую руку, перевела взгляд на лицо и замерла. Эти глаза... Она точно его знает, этого человека. Но откуда? Где же ....  где они встречались?  Когда? Стараясь скрыть смятение, сосредоточенно копалась в сумочке - искала кошелёк  и пыталась вспомнить - да где же,  где, Господи...! .....дамочка!

... И вдруг в памяти высветилось, зашумело-загрохотало:  - Сэ-э-эра! Были твои губы сладкие, как вино. Сэ-э-эра....  - Виноград! Покупайте виногра-а-а-д!  - Почём виноград? Сколько? Да ты издеваешься! Вон там, такой же....  - ... Боже, как жестоко нас развела судьба-а-а... Сэ-э-ра...  - Сумки, сумки! Девочки, кому сумки? Девушка, сумка нужна? Кожаная, недорого отдам..

Они с Вадиком поженились неделю назад. Если точнее - восемь дней назад. Сегодня девятый. Восемь дней они жили настоящей, взрослой  семейной жизнью - родители деликатно уехали погостить к родственникам. А сегодня, в воскресенье, Ирина предложила сходить на базар и приготовить настоящий воскресный обед.   

- Вадик! Нам с тобою нужно создавать традиции. Давай каждое воскресенье мы станем принимать у себя гостей? Это будет нашей семейной традицией. Все вместе, за круглым столом... С родителями, с детьми, с внуками.... Начинаем с сегодняшнего дня!   

- Особенно про внуков актуально, - Вадик обнял жену и чмокнул её в макушку.  - Фантазёрка ты у меня, Ирка. Обед так обед. Базар так базар. Пошли!
И они пошли. Ирина любила ходить на базар, особенно летом. Любила шум, толкотню, смех, запахи.
Любила торговаться, перешучиваться с продавцами. Любила по одному, не спеша, нюхая и любуясь, выбирать нарядные овощи и душистые фрукты. Любила пробовать мёд и угощаться всем тем, что предлагали из-за прилавков щедрые, улыбчивые торговцы. И уже устав, купив всё, что нужно, любила зайти в укромную, чистенькую шашлычную и долго, со вкусом есть сочный ароматный шашлык, ловя на себе быстрые взгляды молодого армянина с бесстрастным лицом. Нравилось чувствовать себя молодой, красивой и недоступной. Сегодня она тоже туда зайдёт. Но не одна. А с Вадиком. С мужем.

Они шли вдоль рядов, держась за руки, рассматривали горы фруктов на прилавках и хихикали над старательно выведенными надписями. 

- Смотри, - показывала глазами Ирина, - ГИРАНАТ СИЛАТКАЯ. Ай, хорошо! Надо же - гиранат. Силаткая.... Яблик... Абиркос.

Было весело и легко. Она любила жизнь, Вадика и весь мир. - Я бы на их языке и так не написала, - сказала, устыдившись своего смеха. - А они, видишь,  молодцы какие...

Увидев небольшую толпу, потянула мужа за рукав:  - Что там? Пойдём, посмотрим. Там шла игра в напёрстки.
Кудрявый крепыш с синими глазами ловко двигал стаканчики, и весело поглядывая на окружившую его толпу, приговаривал-припевал:

   - Для общего понимания: играем на внимание. Кто играет внимательно, выиграет обязательно... Подходи, дамочка, подходи красавица! - глянул вдруг на Ирину. - Я вижу - сегодня твой день. Такие дни у судьбы редки, возьми от него всё! Ну? Решайся!
И Ирина, засмеявшись, решилась...





…… Последним осталось кольцо. Прабабушкино. Семейный талисман. Кольцо передавалось по женской линии, дарилось в день свадьбы. Медленно, как во сне,  Ирина сняла с пальца кольцо и вложила его в протянутую руку. Где-то там, далеко, глухо, как сквозь толщу воды, шумел базар.

Ушёл домой, отчаявшийся образумить жену, Вадик. Забылись утренняя радость и мечты о семейной традиции. Мир сузился, уменьшился до трёх пластмассовых стаканчиков.   

- Здесь,  - Ирина прижала стаканчик рукою.  – Точно, здесь. 

- Не волнуйся, дамочка. Если здесь, то он никуда отсюда не денется. Парень поднял стаканчик. Под ним ничего не было.  - Не повезло..... Бывает. Ну? Ещё играем или хватит? - синие глаза равнодушно смотрели Ирине в лицо, а руки уже складывали стаканчики один в другой. 

- Кольцо верни, - прошептала Ирина. Кольцо.... бабушкино. Пожалуйста… Талисман.

Она схватила парня за  руки, сжала в своих. Ей казалось, что он просто не понимает, насколько ей важно вернуть это кольцо. Казалось, что нужно просто объяснить и он, этот добрый и хороший – вон, у него какие глаза – парень, услышит и пожалеет её.  – Всё оставь себе,  - шептала Ирина, прижимая его руки к своей груди, -  И деньги и то, другое, обручальное кольцо. И кулон. Только бабушкино…. Отдай, а? Оно ведь не дорогое, ты за него много не выручишь. Отдай, а? 

- Да пошла ты, - парень высвободил свои руки, застегнулся, похлопал себя по карманам.- Раньше нужно было думать, дамочка. Будто тебя заставлял кто-то. Сама отдала. Сама-а, - пропел он, ухмыльнувшись. - Ой, кто это? Он сделал испуганное лицо и посмотрел Ирине за спину. Ирина оглянулась, но никого, заслуживающего внимания, там не было.
Когда повернулась обратно, парень уже исчез. Растворился. Пропал. Вадик ушёл от неё в тот же день. А на следующий день, в понедельник, подал на развод.

Это он. Тот самый. Вот ты где теперь, сучонок. Колёса, значит, меняешь. Растолстел,  постарел. Спутанные, жирные у корней волосы, нависающий над ремнём грязных штанов, живот. Да…. Потрепала, видать, тебя жизнь… Ишь, как изменился. Ирина оглянулась. Увидела кафетерий.

– У тебя обед? Может, посидим, кофе попьём? Мужичок приосанился, посмотрел на часы, по сторонам, на Ирину. Что-то прикинул….  - Почему бы и нет? Если Вы, дамочка, угощаете. 

- Угощаю. Пошли.  Зачем он ей, Ирина не знала. Злость на него и сменившая её обида, давно прошли, жизнь мало-помалу наладилась. Никто не умер. Правда, разочаровавшись в мужчинах, замуж она так больше и не вышла. О случае с кольцом  вспоминала редко – чего душу-то рвать? Но сегодня, сейчас ей мучительно  захотелось узнать - как все эти годы жил человек, мимоходом перевернувший её мир? Что он чувствовал? Как сложилась его судьба? Мучила ли совесть?

По крайней мере, он не разбогател, думала она, скептически оглядывая человека, изменившего в её жизни ВСЁ. Взяв по чашке кофе и по бутерброду, сели за стол.   -

- Тебя как звать-то? - Ирина вытащила сигарету, затянулась. - Тебе не предлагаю. С ментолом.. 

- Да я и.... у меня свои... - он вдруг разволновался, засуетился. Пошарив по карманам, достал слегка смятую пачку.  Прикурил. - Миша. А... тебя? 

- Вас! - строго сказала Ирина.  - Не тебя - Вас. Меня зовут Ирина. Я журналист. Пишу рассказы. Хочешь заработать? 

- Сколько?  - сощурив глаза и пуская дым в сторону, внимательно посмотрел на Ирину. - Хочу. Нужно о себе рассказать, что ли? - Пятёра.   

- Штука, - строго сказала Ирина. 

- Три и не вру. 

- Договорились.

Ирина вытащила три тысячи, положила их на стол, придавила пепельницей. 

- Давай, начинай.


Миша докурил, вытащил ещё одну сигарету из пачки, долго на неё смотрел, разминал, нюхал, молчал….  Вспоминал. Она не торопила. Курила, прихлёбывала, жуткий на вкус, растворимый кофе, ждала. Наконец,  когда она,  теряя терпение,  уже хотела возмутиться, он, закурив, стал рассказывать.   

- Нас у мамки четверо было. Вернее, пятеро, но Клавка не в счёт. Клавка рано из дому ушла, в пятнадцать. Мы остались втроём - я, Витька и мамка. Скажешь - как так? То пятеро, то трое? А вот так. В шестнадцать Клавка пришла с Колькой, сыном. Оставила его мамке и опять год её никто не видел. Через год принесла Лёнчика. В этот раз она даже заходить не стала. В звонок позвонила, мамка открыла, она ей Лёнчика в руки сунула и бежать. Мамка за нею... Да куда там...

Лёнчиком уж мы его назвали. Клавка потом орала, что ей имя Лёнчик никогда не нравилось. Она, мол, вообще-то Русланом его назвала. Или Олегом? Слушай, не помню. Помню - с Пушкиным что-то связано.

Так мы и остались все вместе - мамка, мы с Витькой - её дети, и Колька с Лёнчиком, вроде как внуки, но она их тоже как своих детей записала. Как? Да просто. Она ведь, мамка моя, не просто так.... Она главным судьёй города нашего была.

Мы её дома почти и не видели. Придёт ночью, дневники проверит, жопы нам с Витькой надерёт за двойки и спать. Утром на всех бутербродов нарежет, чайник вскипятит - и на работу. По хозяйству-то мы сами всё делали. Прибрать, постирать, жрать приготовить. Всему научились. И за мелкими присматривали. Куда деваться? Не бросишь же....

Школу я не закончил. Какая, к чёрту, школа? Материных денег не хватало, семья большая, мелкие подросли - садик, сапоги, книжки, то-сё... И пошёл я в напёрсточники. Я с детства ловким был. В отца, наверное. Отец наш, говорили, картёжником был знатным. Как уж они с матерью сошлись - не знаю. Я его и не помню совсем. Только мы, все трое, говорят здорово на него похожи - все черноволосые, кудрявые и глаза его. А у меня ещё и руки, видать. Чего ты так на меня смотришь? Знаешь, кто такие напёрсточники? Ви-и-жу, знаешь.... Поди, и тебя обчистили? А не будь дурой. Не садись. Всё жадность людская. Все знают - нельзя у напёрсточника выиграть. Но ведь лезут, сами свои деньги тычут, просят-умоляют, трясутся аж....

Ух, ненавидел я тогда людей... Алчные, жадные до чужого, слюни распустят... Проиграют всё, а потом драться лезут да жаловаться бегут.... Менты с нами в доле, конечно, были, так что жаловаться было бесполезно. Но мамка не знала. Ты чё! Она бы убила меня. Она же правильная у нас, мамка. Судья Смирнова. Может, слыхала? Денег у меня было!!!! А тратить не мог. Сразу спросят - откуда деньги? Так я что придумал. Ушёл к бабке жить. Бабка не такая дотошная, как мамка, не лезла в мою жизнь. Я ей сказал, что на работу устроился. И давай ей мебель всякую покупать, видики- шмидики, телевизоры.... Ананасы всякие, бананы коробками. Та не нарадуется - наконец-то коммунизм настал. Ишь, говорит, какие зарплаты платить стали.

Ужинал я обязательно в ресторане. Тёлки меня знали, липли - Мишенька, Мишенька. Я на деньги-то не жадный был. Сколь попросят, столько и давал. Вот они и паслись рядом. Поесть спокойно,с корешами поговорить не давали, лохудры....

Я официанта свистну - матрёшкам столик накрой за мой счёт, только следи - пусть не лезут. Так и спасался. Денег накопил... не поверишь - мешок.

И вдруг... реформа денежная! Помнишь? Я этот мешок схватил – и  в автосалон! Думаю, сейчас штук пять-десять машин куплю... Всё на стопе. Я в магазины. Решил - хоть на аппаратуру истрачу, на холодильники-шмалодильники всякие... Всё закрыто. Никто ничего не продаёт. Побегал я до вечера со своим мешком и плюнул. Что-то смог обменять, конечно… Да это разве деньги? Слёзы….. Потом, как и все, квартиру ими обклеивал, денежками-то... Как пришли, так и ушли...

Что дальше делать? Денег нет, профессии нет, друзья все рассосались, мелкие жрать хотят, в магазинах пусто. И пошёл я в армию. По контракту. На три года. Про это рассказывать не буду. Убивал. Меня чуть не убили. Червей жрал, ящериц. Но мне там нравилось, в армии. Там человека сразу видно. Нет такого, как здесь. Сидишь, разговариваешь, душу раскрываешь - вот как я с тобою сейчас, а ты, может, за спиною камень держишь...

На войне такого нет. Я не встречал, по крайней мере. Я бы туда вернулся.  Думаешь мне нравится гайки крутить, копейки эти сшибать? Ошибаешься. Не нравится. Только я не могу. У меня Сонька. И Витька. И мелкие.

Сонька - это, вроде как, жена моя. Живу я с нею. Она, глупая, кредит однажды взяла, да отдать не смогла, взяла другой, чтоб тот погасить... и пошло-поехало. Сейчас расплачиваемся с нею. Не бросишь же её. У неё сын-балбес растёт да дочка-школьница. На ноги нужно ставить. А Витька мой из Чечни инвалидом вернулся. Спит с открытыми глазами. И орёт по ночам. Работать не может. Пенсию по инвалидности получает, да что там той пенсии?

Мамка-то умерла у нас. Три года уж как умерла. Я  знаешь, чего хочу? Чтоб Колька с Лёнчиком образование получили. Я же так и не доучился. А они умные парни. Кто, кроме меня, им поможет? Сама знаешь, сколько сейчас денег нужно - пацана выучить. А у меня двое.
Я и своего ещё хотел бы. Кирюхой бы назвал. Нравится мне это имя.

Ирина докурила третью сигарету, раздавила окурок в пепельнице, достала кошелёк, выгребла из него всю наличность, присоединила к трём, лежащим на столе, купюрам и встала из-за стола.

Миша удивлённо переводил взгляд с Ирины на деньги и опять на Ирину.  - Спасибо, конечно…   

- Бери,  – голос у неё вдруг стал хриплым.  Откашлялась, глотнула остатки кофе. Убрала в сумочку сигареты и зажигалку. Подумала  - сказать-не сказать? Признаться?

Вдруг резко захотелось домой. 
И мяса. Сейчас  бы толстый кусок, хорошо прожаренного,  мяса. Такой, величиной с ладонь. И запить горячим сладким чаем. А потом – спать. До утра.
А с утра начать жить заново.