о чем то совсем не тот раздел

В последнее время я странно ощущаю себя и все что связано со мной. Толи это гнусная тоска по прошлому, толи моя исключительная эгоцентричность обгладывает мою плоть изнутри, в ожидании Лучшего. Я питаю ее едой. Еда - единственный объект вожделения. Это и есть то- Лучшее. Может перестать есть? Что станется со мной? Вот же интересно будет!
Хочу написать что нибудь едкое и отвратительное, чтобы от прочтения этого опуса тошнило. Хотя, если бы целью была тошнота - запись была бы о Т-е, а в следе того, что Т-а непременно хороша в принципе, но тошнотворна для моего восприятия, писать о ней нет вразумения. Значит, нужно писать о том, что неприятно всем. Нужно отключиться от собственного разума и войти в сознание общее. Значит, нужно писать о кишках, о кровавом месиве? Нет. Что из этого. Это неприятно, несомненно, но лично мой душе никакого беспокойства не предоставляет. Значит, идея отвратительного будет развиваться в моей голове по пути к финишным родам самой себя. То есть, она будет развиваться как зародыш, и будет свою эдакую автобиографию записывать начиная с самого периода овуляции. Главное, чтобы как всегда не произошел преждевременный выкидыш эмбриона идеи в виде словесной каши на каком-нибудь семинаре. Однако, чаще всего, данная процедура - единственный выход избежать столь болезненных схваток перед началом родов затворенной в стенках черепной коробки идеи. Вот так - желаешь идею родить, но от страха только вырождаешь. Вырождаешь бесполезные бестелесные слова. Обидно.
Все-таки слишком скомканные чувства я испытываю на данном этапе жизненного пути. Мне кажется, я иду по нему быстрее, чем это возможно. То есть, пытаюсь задержаться, но сама гоню себя дальше. И невостребованность. О, страшные муки! Невостребованность нигде. Невостребованность везде. Повсеместно меня преследует паранойя, и как трухлявый старик с тросточкой из занозистого дерева пихает меня ей то в бок, то в спину, то бьет по локтям, в самые нервы. И при этом на его взгляд забавном действии еще и смеется противнейшим, старческим, хриплым и тонким "ихиххихихиххии". Я каждый раз оборачиваюсь и бью старика в печень. А он уворачивается и начинает кружить вокруг меня. Да и печени то у него нет, да и сердца, да и почек. Да и умереть то он не может. В этом только я погибаю.
Меня все ненавидят. И это моя паранойя.
Когда нибудь я действительно напишу книгу автобиографического содержания, и дам ей название "как вывести из себя порядочного человека если ты стул". Там будут все мои взаимоотношения. И, может быть, только написав ее, я пойму, что было виной всему, и уйду "в мир таинственный в мир наш древний". А сейчас меня ненавидят. И это моя паранойя.
"Тебя? Как тебя можно ненавидеть! Как тебя можно не любить..." Стекло не бьется случайно. Оно бьется внезапно.
Я схожу с ума во сне. В жизни я сохраняю покой. Сон отражает мою повседневность в тех красках , в каких она предстает перед богом. Бог видит все. И даже больше. Иногда мы видим сны. Сны - это то, что бог думает о нас, что видит в нас, что есть в нас. Я не чувствую себя. Наверное, поэтому я чувствую себя странно.
Библиотекари курят. Все, поголовно. Я не библиотекарь. Отчего я курю? Оттого, что не чувствую себя? Нет. Оттого, что общаюсь с библиотекарями? Нет. Зависимость? Вряд ли. В курении нет никакого смысла. В жизни, вероятно, тоже. Библиотекари курят, люди живут. Но не каждый курящий - библиотекарь, равно как и не каждый живой - человек. Парадигма жизни и курения заставляет задуматься о том, чтобы бросить. Осталось решить что бросать - курить или жить.
Кажется, о том, что вызывает рвотные рефлексы я уже повествую. Рвотные позывы вызывает все окружающее, если воспринимать действительность, как нечто обособленное от себя самого. Вот. Я не чувствую действительность. И себя в ней. Я не вижу сегодняшний день. То есть, я не чувствую дихотомии между "сегодня" и "завтра". Я чувствую, как увязаю в трясине "вчера" одной ногой, а вторая уже шагнула в "завтра". В этой неприятности то, что я не бегу вперед, но уже впереди себя одной из себя-частей. Я не иду вперед, я стою маяком между прошлым и будущим. Меня самого - нет. Будучи сегодня во вчера, я шагнул слишком далеко, чтобы выбраться и попал в завтра. Поэтому и нахожусь на границах. На ложных гранях "сегодня". Вот что по настоящему омерзительно и ужасно, а вовсе не Т-а и не вырванные кишки. Омерзительно жить в мире, в котором тебя нет. От которого ты оторван, но все еще болтаешься, как что-то прежде ему принадлежащее. Как рука у бойца попавшего под обвал и не успевшего еще добраться до госпиталя. И шансов оживить руку уже нет, и ампутировать еще некому. У руки есть только прошлое и скорбное будущее. С другой же стороны, у нее нет ни того, ни другого. Она мертва. Она мертва от того, что у нее нет настоящего.