Игрок первый. Селя

У него были жилистые руки в наколках. Когда Селя сдавал карты, руки красиво бугрились, под кожей перекатывались мускулы. Селя, похоже, знал об этом, потому что любил закатывать рукава, открывая мужественные предплечья.

Высокая кудрявая шевелюра, скуластое лицо, узкое, будто у козла. Но мужественное и приятное, как это может быть только у мужчин. И усы. У Сели были шикарные усы. И приятный голос. А ещё - живые карие глаза, излучающие какой-то особенный уют.

Играли во всё. Клабор, храп, очко, префереанс, покер... да мало ли?

Клубы дыма, азарт, дни и ночи напролёт, до полного изнеможения.

- Пас.
- Вист!
- Храп!
- Сдавай!

И горячие бутерброды. Чтобы совсем не издохнуть в этой дьявольской, тянущей жилы гонке по адреналиновой дороге. Как будто потребность в разрушении и особом азарте взяла верх в этих взрослых дядьках, превратив их назад в обезбашенных пацанов с бурлящими гормонами. Как будто мало бед на свете. И, под предлогом "быстро заработать", оставив друга в дураках, они упоённо предавались своей страсти.

Выигрывал каждый. Деньги кочевали из рук в руки. Сильно проиграв, кто-то рассчитывался не деньгами, а золотом, бриллиантами, машинами - у кого что было. Потом, отыгравшись, выкупали назад, если успевали. В ход шли и украшения их жён... Волки позорные. Всё всерьёз...

***

А потом в город приехало казино. С каким-то понтовым французским названием. Поселились в самом крутом здании, задрапировались претенциозно в стиле "блат-шик". Барбут на новый лад...

Ходить туда стало модно. Эти волчары вдруг таяли от того, что какой-то приезжий разводила в дорогом костюме встречал их лично, жал руку, водил, показывал, угощал шампанским за счёт заведения. И они пили, и велись, велись...

Теперь деньги стали ходить не по кругу, а в одну сторону. Рано или поздно, всегда в одну.

Они сидели теперь сутками в казино, горящими глазами следя за картами и шариком, судорожно записывая в блокнотиках, что-то шепча и веря во всевозможные приметы.

Как-то некий джентльмен из гористых районов (конечно же, князь) выиграл у казино крупную сумму. Все заинтересовались. Оказалось, князь делал более крупные ставки. Ему откровенно завидовали. Князь уехал с выигрышем, превратившись в новоявленного идола.

То, что он через недолгое время напрочь проигрался, став князем-бомжом, считалось уже просто недоразумением. То ли фарт разучился чувствовать, то ли чуйка подвела, а то ли ставки укрупнил с перебором. Дурак, короче. Не то, что они, тёртые волчары... пока не заметившие кривой усмешки жизни.

Они, волчары, ещё не знали, что игромания не лечится, статистика хуже, чем у наркоманов. И, как и у последних, игромания разрушает нравственность, душу, убивает, оставляя живых зомби гулять, доживать свои адреналиновые звонки.


***

Селя проигрался, крупно. И взял с азарта в долг. Тоже крупный. Долги надо отдавать. Селя поехал за рубеж, на быстрые заработки. Там что-то пошло не так, Селя кого-то убил, его посадили. Он умер в тюрьме от приступа язвы желудка. Так говорили.

У Сели была жена, и был ребёнок. Стало известно, что ребёнок переехал жить к бабушке, а жена... Красавицу-жену видели на стометровке. И волчьи жёны ахали, охали, приглушёнными голосами и не очень, деланно сочувственно, и не очень.

- Как же так?
- Как она могла?
- Как можно быть такой...
- Бедная, несчастная... Бедный ребёнок!

И забыли о ней, как будто и не было. Ничем не помогли, конечно. Отпрянули, как от бомжа. А так и было, квартиру-то продать пришлось...

Иногда вспоминали, как фильм ужасов, как кошмар наяву, вздрагивали. И будто крестились, как от нечистой силы. Будто говорили: "Не приведи Господь такое в моей семье".

Наивные, несчастные курицы, жены наивных недоразвитых индюков и павлинов... Были среди них и пантеры. Те - развелись. И мудро поступили. Сохранили детей и хоть что-то для останков полу-семьи... Все эти волки в итоге... банально спились. Став презренными вонючими бомжами. И только казино открыло повсюду филиалы с однорукими бандитами, игровыми компьютерами, букмекерские точки... На лохах мир держится.

А ведь считали себя крутыми, элитой, с баблом, со связями, с имуществом нажитым. Где были их мысли и сердца о семьях своих, когда принимали свои единоличные, эгоцентричные решения делать новые и новые ставки? Брак - ещё не семья... Решатели.

Сейчас они плачут, и будто сожалеют. Те, кто не помер ещё. Но это от осознания собственного жалкого состояния. А верни их туда, в силу, поступят ли иначе, удержатся ли?

Ведь любовь они так и не постигли, только жалость к себе. И раскаяние их слезливое - презренно, потому что так ничего путного и не сделали. Если уже беспутный, так хоть поступок соверши. Но нет, так и будет бродить и ныть ничтожеством, жалкая тварь.

Простить-то их можно. Даже - нужно. Но дерьмо разгребать другим приходится. За них, "крутых" волчар... Что скулят теперь старческими щенками.

Вот такая история. Под свет звёзд и плеск волн... Может, пригодится кому, если к добру употребить...

***


У него были жилистые руки в наколках... И приятный голос. А ещё - живые карие глаза, излучающие какой-то особенный уют.