Байки врача, однокашника

Окончив медицинский  институт мы, однокашники, собравшись в маленьком кафе напротив института, решили отметить окончания ВУЗа, где дали обещание друг другу встретиться, в таком же полном составе, а может даже с пополнением, через пять лет. Здесь же, на этом самом месте, чтобы поведать о своих трудовых буднях, а может даже о победах. Поговорить о своих впечатлениях нашей трудовой деятельности, да и просто,  чтобы увидеться друг с другом вновь.
  Больше всех агитировал за такую встречу,  самый юморной балагур, студент, а теперь уже выпускник,  нашего лечебного отделения, Александр, или, как его звали близкие  друзья – Сашка.
  Сашка любил  над всеми подшучивать, такой возможности  он никогда не упускал. С таким же большим удовольствием он смеялся и над самим собой, рассказывая разные смешные небылицы о себе, и сам же над ними катался со смеху.
Незаметно пролетели  пять лет. Мы, как и договорились, встретились в назначенном месте,  теперь это был уже  ни кафе, а ресторан.
  Первые минуты часа мы  восхищались друг другом, называя каждого  по имени и отчеству.
Многие смогли обзавестись семьями и приехали на эту встречу не одни. Нас собралось в два раза больше, чем  было ранее, после выпуска.
  Как всегда,  первое слово взял наш неугомонный говорун и весельчак Сашка, или, как его теперь мы называли, Александр Васильевич, который поведал о своих приключениях, связанных с его работой, при этом, порою, как всем казалось, приукрашивая суть  истинного дела.
 Приукрашивать свои рассказы Сашка умел, но и правдивые истории, которые с ним приключились, доводили слушателя до истерического хохота.
  Первую свою байку Сашка начал с  момента, как он явился на работу, приехав по распределению в назначенное место. Как он знакомился с первым своим персоналом, и  первыми своими больными.
 
   «Как из вас многие знают – начал, Сашка, я приехал по распределению  в отдаленную местность, в Забайкалье.
Природа там по - своему красива. Цвели в это время уже сопки, окружавшие небольшое поселение,  пели птицы, они  поднимали мое «упадническое» настроение. Поселок, как его называли, был не плох собой.
Попав в такой район, можно сказать, затерянный мир,  мне крупно повезло, по той причине, что меня сразу же назначили работать главврачом, а  это, как вы знаете очень престижно. Ну, дорогие друзья, вы сами это понимаете!
 Я  был безумно этому рад, что фортуна  мне, мои милые друзья, улыбнулась.-  И, тут, Сашка, от души рассмеялся.
  «Ничего, пять лет переживу!» - про себя воскликнул я, зная о том, что эти пять лет хочешь,  не хочешь, но должен отдать Родине.
  Подъехав к месту, указанному в моем распределении, где я  должен был трудиться, я оторопел. Это была зона заключения под стражу, где «тянули» свой срок, уголовники, в большинстве  своем случае сидевшие за изнасилование и убийство. Я растерялся. Но делать было нечего. Не повернешь, ведь назад?
И я, с поднятой головой, показав свой паспорт и распределение охране, пропуска  у меня пока еще не было, перешагнул порог тюрьмы.
  «Вот же угораздило  сюда попасть! Накаркал я сам себе, черт побери! Над друзьями подтрунивал, а сам залетел во тьму -  тараканьи» - про себя подумал я тогда, но, вздохнув, с кислой улыбкой, пошел по указанной тропинке к начальству тюрьмы, доложить о своем прибытии. В это время на плацу тюремной зоны были выстроены  «коробочки», состоящих из лиц заключенных, приговоренных  по разным статьям.
Лица, в этих «коробочках», показались мне серыми. Скажу проще -  лица были земляными, такой же была на их одежда. В данный момент  шла перекличка.
  Навстречу мне  выскочил, как чёрт из табакерки мужчина, небольшого росточка,  пухленький и улыбающийся. Это и был начальник тюрьмы. Охрана  ему уже обо мне доложила.
- Вот славненько! – чуть ли не прокричал тот,  подбежав ко мне, и даже пытался меня обнять, хотя  был он мне по пояс. Мы уже замучились без главврача, - продолжал говорить скороговоркой начальник.
Пойдемте, пойдемте, голубчик, я вас представлю всему нашему коллективу, - и он потянул меня к плацу, где были выстроены все служащие тюрьмы, стояли «коробочки» с заключенными.
Служащие, все-таки, отличались от заключенных своим внешним видом, да и лица их были румянее.
Серые лица заключенных с любопытством разглядывали  меня. Многие смотрели открыто, я бы сказал – нагло, не опуская своего пронзительного взгляда.  Я же не знал, куда себя деть от смущения.
  Когда  я подошел ближе к стоящим «коробочкам», тут же  по всем рядам, как волна, прокатился шумок и причмокивание.
От автора скажу, что наш коллега, Александр Васильевич, был хорош собой. Черные усики, которые он начал  отращивать перед окончанием института,  обрамляли его красивое лицо, а высокий рост завораживал всех, и не только женщин. Поэтому нам было понятно, почему шло причмокивание заключенных, глядя на нашего коллегу.
  "Какая милашка!» - услышал  я за своей спиной,  когда повернулся, ко всей  той серой массе, то есть к «коробочкам», своим задом – продолжал с улыбкой рассказывать Сашка.  От услышанного крика, который явно относился ко мне, я покраснел. Но, тут начальник представил меня всему коллективу.
Все меня приветствовали доброжелательно, и продолжилась перекличка заключенных.
После построения мне показали мое медицинское хозяйство, которым я должен был управлять, и мой личный  кабинет.
Пройдясь по всей территории с начальником тюрьмы, я пошел в свой кабинет, в котором   должен был трудиться, и где просуществовал вот эти все пять лет. Убрав со стола не нужные мне папки и разный хлам, сев за стол, я глянул в окно, которое было «зашторено» в решётку. Мне стало тоскливо и одиноко. Вспомнил, между прочим, всех вас, дорогие мои, однокашники!- Он обвел нас всех своим взглядом.
   Посидев, несколько минут в гробовом молчании в своем кабинете - продолжал Сашка, - я пригласил  к себе всех медработников. Провел, как полагалось, пятиминутку, со своим медперсоналом, и пошел  в мед. изолятор, делать утренний обход больных, прихватив с собою еще несколько коллег и охрану. В лазарете лежало человек двадцать.
Осмотрев, всех визуально, я отложил две мед карты, которые меня больше всего заинтересовали. Затем зашел на кухню, где готовилась пища.
Отведав, разумеется, кое - что, я   вновь направился в свой кабинет, по ходу движения, дав распоряжение охране, привести в мой кабинет тех двоих заключенных,  медкарты которых я отложил, и которых хотел бы видеть для более тщательного осмотра у себя в кабинете.
  День только начинался, до вечера было еще  далеко, но я был бы рад его уменьшить, тогда,  наполовину.
Не успев, просмотреть карты больных, что я оставил себе,  как в кабинет ввели первого больного – заключенного.
  Послушав его, я осмотрел все кожные покровы у него на теле, заглянул в рот  и отпустил, сделав, кое – какие, пометки в его карте.
 Следующий заключенный  не заставил себя долго ждать.
В комнату ввели долговязого, в татуировках, с черными, сверлящими глазами, заключенного,  который пронизывал своим взглядом меня насквозь. Сидел он по Статье 121. "Умышленное тяжкое телесное повреждение".
Охрана сняла с него  наручники и, оставив меня  наедине с ним, удалилась, закрыв за собою дверь, оставаясь на той стороне, охраняя кабинет.
 Уголовник плюхнулся, в рядом стоящий возле стола стул, напротив меня и, не отрывая своего пронзительного взгляда, продолжал сверлить своими глазами меня насквозь. В разговор  вступил он также первым, а не я:
-Ну, ты и милашка, смазливая!
  Я побагровел от неожиданности, чему был зол на себя.
 -Полно паясничать, больной. Лучше скажите, как вы себя чувствуете? -   тут же привстал я со стула, чтобы осмотреть больного.
 Но, не успел я  к нему приблизиться, как заключенный снял с себя свою серую робу, чем удивил меня  еще больше своим изобразительным искусством на своем теле, и только я открыл, было, рот, чтобы сказать: «Повернитесь ко мне спиной, я вас послушаю», как   дверь распахнулась, на пороге появился охранник,  сказав: «Я, дико  извиняюсь! - пропустил в мой кабинет уборщицу, вернее уборщика помещений, такого же "зека", только одетого в растянутое трико, которое свисало  с него, как кишка вниз, оголяя наполовину татуированную задницу. Тельняшка, одетая на нем, явно ему была мала, так как обтянула его разрисованную грудь, вырез которой свисал, чуть ли не до пупка.
-  Он сейчас быстренько  у вас освежит кабинет, чтобы легче вам было здесь дышать,  и я его сразу же выведу», – проговорил охранник и, с грохотом захлопнув за собою дверь,  закрыл ее, почему - то, на ключ, нарушив все инструкции, чему всех удивил, особенно меня, оставшегося  в своем кабинете с уголовниками.
У меня  похолодело внутри, ноги стали ватными, непослушными.
Я сел за стол, и нащупав тревожную кнопку, стал на нее изо  всех сил давить. Но дверь не открывалась, чувствовалось, что там, за нею, уже  никого нет.
 «Блин! – мысленно подумал я. Зачем он на засов - то закрыл? Вот, придурок!» Я ругался про себя на охранника, а сам украдкой поглядывал на "зеков", которые в это время творили чудеса.
Вошедший уборщик, быстрыми движениями, стал мусолить шваброй по полу, не видя  в упор этого пола. Он все время, находился ко мне, почему – то, задним своим местом. Штаны у него сползли еще ниже. Он приближался ко мне все ближе и ближе, при этом, периодически оборачивался лицом ко мне и ехидно улыбался своим масляным, беззубым ртом,  да еще и подмигивал, как бы заманивая меня к себе, давая знак на сближение.
Я же врос в стул, и,  не отрываясь, давил на злосчастную кнопку, которую, почему-то, заклинило.
 "Черт, побери! Кнопка, что ли  не работает? Где же охрана, куда она подевалась?!"-  лихорадочно думал я, ерзая на стуле.
  А в это время, "зэк" – уборщик, виляя своим задом возле моего носа, вдруг отошел от меня и направился в сторону больного, который тоже, как и я,  успел сесть вновь на стул, и с ехидной улыбкой наблюдал за мной.
  Дойдя  до больного, крутя  своим задом, он стал делать какие-то странные реверансы возле его носа. А тот,  недолго думая, размахнувшись своей огромной костлявой рукой, шлепнул «уборщицу - возжеланницу»,  по мягкому месту, при этом воскликнув: «Хватит, педя, крутить своей ж…. возле меня. Крути вальсок на стороне. Только вот  беда, скажу я тебе, главврач - то у нас с тобой новенький. Обезумел от страха, от твоей нежности, будем его сейчас вдвоем в чувство приводить. А может, покажем, с тобой, наш  местный секс, а, педь?!"
 Не помня себя, я вскочил со стула, как поджаренный на  сковороде, и кинулся к двери, барабаня, сколько у меня хватило сил, по ней.
  В это время, из своего кабинета вышел и направился ко мне врач отоларинголог, на мое спасение.
  Услышав, стук и крик из моего кабинета, возле двери, у которой, не было охранника, тот сразу понял всю сложившуюся ситуацию и  поднял тревогу.
Тут же нашелся ушедший охранник, который, закрыв мой кабинет на засов, удалился с таким же охранником, в курилку, где травили анекдоты.
  Выйдя из кабинета, я сел на пол, на свои обмякшие, ватные ноги. На меня было, в тот момент,  страшно смотреть. Я был бледен, как белое полотно, по крайней мере, так думал я, так как на меня смотрели, стоящие рядом коллеги, с испугом.
 От автора добавлю, что после первого  своего приема, Александр Васильевич еще три дня приходил в себя, а потом поставил условие, начальнику тюрьмы, что все последующие приемы,  с ним будут находиться в кабинете, обязательно: мед брат и охрана.
  День первый оказался "казусным" для главврача и самым длинным в его жизни.
  Рассказывая, Александр Васильевич сам с удовольствием хохотал, хотя в тот момент все понимали, что ему было тогда не до смеха. Баек у него было еще очень много, и все покатывались со смеху, а тот продолжал: Вышел я, как – то из своего кабинета, иду по территории  к начальнику тюрьмы. Настроение – прекрасное!  К "зэкам" я уже попривык, да и к подковыркам их, тоже. Я шел и наслаждался ранним свежим утром.
Подойдя к окну, которое было распахнуто настежь,  а я знал, что это окно кабинета начальника тюрьмы,  приподнялся, решив, заглянуть к нему в окно, и таким образом с ним поздороваться.
  Приподнявшись, я,  от всего, что увидел, обомлел. На столе лежала отрезанная голова моего начальника.
У меня подкосились, как и в первый раз, ноги. Я  присел от страха на землю и минуты две приходил в себя, а затем,  очнувшись, стремглав полетел к охране, с криком: «Тревога! Тревога! Убили!» И  стал рассказать всем, что я увидел в кабинете начальника тюрьмы. Тут же всех подняли по тревоге, мгновенно выстроили на плацу заключенных, создали комиссию и, открыв, дверь кабинета начальника, гуськом вошли туда. Я же плелся позади всех на ватных ногах. Войдя, в кабинет,  все обомлели. На столе лежала фуражка начальника тюрьмы, а сам он,  положив голову на стол, чуть ниже фуражки, она прикрывала его голову,  мирно похрапывал.
Я же, из всех вошедших в  кабинет, стоял последним, а любопытство брало, своё: «Ну, что там? Пропустите меня!» Я стал продвигаться в кабинет. От моего крика начальник проснулся. Увидев, толпу в своем кабинете, удивился, и с расширенными зрачками, глядя на всех нас, произнес: Что-то случилось? Я вроде бы совещание на сегодня не планировал?!
 - Да,  Вы – то не планировали, а зато это совещание запланировал наш главврач, в вашем кабинете – ехидно процедил, стоящий рядом со мной начальник охраны, и добавив: «Разрешите идти?» - тут же вышел из кабинета, остальные последовали за ним, оставив меня стоять с пунцовым лицом, и оправдываться перед начальником.
 После, мы  посмеялись над этой нелепой историей с ним, выпив по мировой,  но, с тех пор,  все подтрунивали надо мной, зная мой заячий характер.
 Байки и смех наш, однокашников, звучал еще очень долго, почти  до самого утра. Мы не хотели расходиться, даже выйдя из ресторана. В тот день мы бродили по ночному городу и не могли наговориться и насладиться друг другом, так как знали, что завтра нас ждет новая работа, новые села и города нашей необъятной Родины,  новые больные, и новые приключения».
         
05.07.2015г., Москва