Картина маслом

      В галерее было по-праздничному людно и шумно. Светская публика толпилась, обсуждая и попивая шампанское, вокруг огромного полотна во всю стену.
      — Какие краски, какая экспрессия! – сказал тучный мужчина в бирюзовом галстуке.
      — А мазки – ах, эти широкие мазки! – вторила ему розовощёкая дама в очках.
      — Какие грациозные животные! Какие сильные, могучие! Как несутся они, гордо вскинув головы, на закат саванны! – подпевал благообразный старичок.
      — Смотрите, как красиво тени ложатся на упругие крупы этих зебр! Какое счастье, какая воля и стремление к светлому будущему застыли в их глазах! – восхищалась статная мадам.
      Много разных слов было сказано. Над толпой, словно туман, висели восхищённые «идентичность» и «стремление к самоопределению зебр», «волеизъявление» и «национальная идея полосатых», «сплочённость» и «суверенный табун», «защита соозебренников» и «централизация гурта»...
      И лишь маленький мальчик, крепко сжимая руку мамы, в благоговении замершей перед картиной, вдруг громко и безутешно разрыдался.
      — Что случилось?
      — Успокойте кто-нибудь ребёнка!
      — Галерея – не место для детей!
      А мальчик, захлёбываясь от рыданий, показывал пальчиком на картину:
      — Разве вы не видите? Позади, в траве, вот тут вот, притаился леопард. А впереди, вон там, среди пальм, – засели с ружьями охотники. Зебры боятся! Зебры не понимают слов «национальная идея» и «идентичность»! Зебры просто хотят выжить, мама! Выжить!