Порода бойцовая черно-белая. 1. Пятнашка

1. Пятнашка

Первой кошкой в нашей семье, а также прародительницей бессчётного числа домашних питомцев, разошедшихся по всем родным, друзьям и соседям, стала Пятнашка, – пушистая черно-белая кошка с персидскими, словно обведенными черным контуром глазами и роскошным хвостом.

Впрочем, это я сейчас вспоминаю о ней с огромной любовью и нежностью. Мои чувства в день нашего знакомства были совершенно иными.

Дело было так.

Много-много лет назад, когда дедушка с бабушкой начали обживать загородный дом, они подняли вопрос о живности.

Первым обитателем стал щенок кавказской овчарки по кличке Барс – страшный хулиган и всеобщий любимец (можно и наоборот). А на подходе была еще и кошка, знакомые родителей обещали передать нам ее ближе к зиме, пока же она подрастала у их бабушки в деревне.

Закончилось лето, прошла осень, наступила зима. В один из дней моим родителям и бабушке с дедом понадобилось оформить какие-то документы. Родители заранее записались к нотариусу, бабушку с дедом предупредили, что заберут их в четверг. Заодно они решили перевезти кое-какие вещи. Чтобы не оставлять девяностотрехлетнюю прабабушку одну, на дачу решили отправить меня и нашего четырехлетнего сына.

В четверг родители заехали за нами на машине. На заднем сидении стояла коробка, в ней под наброшенной мешковиной что-то подрагивало.

– Посмотри, только аккуратно, – шепнула мне мама.

Я осторожно отогнула уголок ткани и заглянула внутрь. В коробке на старом шерстяном одеяле, сжавшись в комочек, сидела черно-белая пушистая кошечка-подросток. Долго разглядывать я ее не стала. Было видно, что кошка испугана, – уши она плотно прижимала к голове, а необычайно красивые, будто накрашенные глаза таращила так, что блюдца отдыхали. Я накрыла коробку тканью.

Всю дорогу кошка молчала.

Когда мы подъехали, сын громко заявил «Я пехвый!» и направился к дому. Я с коробкой в руках следовала за ним, замыкали процессию родители с сумками. Мы вошли на участок, и нам навстречу с радостным лаем кинулся подросший мамонтенок Барс. Он сбил с ног нашего ребенка и, виляя не только хвостом, но и всем заботливо раскормленным бабушкой телом, продолжил свою пляску уже на лежащем друге детства.

Возникла пробка. Ребенок возмущался и, пытаясь встать, отталкивал пса, тот, думая, что это игра, продолжал прыгать и путаться под ногами, оба мешали нам пройти. Желая помочь сыну, я перехватила коробку одной рукой, а вторую протянула ему.

Коробка опасно накренилась, а разыгравшийся Барс зацепил и сорвал прикрывавший ее мешок, чем довел дело до конца. Испуганная кошка черно-белой пулей вылетела из своего перевозного укрытия и, метнувшись в сторону соседского участка, в один миг скрылась в сугробах.

– Тьфу ты… привезли кошку, называется, – в сердцах высказался папа, истинный джентльмен, ибо согласно кодексу настоящих джентльменов, всегда называет кошку кошкой, даже если споткнется об нее и упадет.

Раздосадованные случившимся, мы в хмуром молчании занесли вещи в дом. Бабушка и дед со всеми документами уже были готовы и ждали нас. Родители посадили их в машину и уехали. Злая и на собаку, и на сына, а, в первую очередь, чего уж врать, на саму себя, я начала переодеваться, чтобы идти на поиски кошки. Чадо тоже засуетилось, деловито распихивая по карманам пластмассовые пистолеты.

Обычно ни одно мероприятие, особенно вот такое приключенческое, не проходило без нашего сына, в том числе, благодаря его упертому характеру. Но в тот раз мне каким-то образом очень быстро удалось убедить решительно настроенного ребенка остаться дома, чтобы охранять старенькую прабабушку, а еще контролировать, не вернется ли кошка. Пожалуй, второе и стало самым главным аргументом.

Я нацепила старую куртку и валенки, закрыла Барса в будке и, прихватив мешок, направилась по следам в снегу. Кошку я обнаружила быстро. Она забежала на соседский участок и сейчас сидела на каком-то бревне около сарая. На мои «кис-кис» она никак не отреагировала.

Соседи зимой в доме не жили, звать их было бесполезно, надо было лезть через забор.

На мое счастье, наши дома располагались в последней от дороги полосе, и садовой частью выходили на колхозное поле. Именно поэтому заборы на задней стороне участков были не так красивы, высоки и функциональны, как на фасадной, – всего лишь грубо и криво сколоченные доски или провисшая сетка рабица.

Изрядно взмокшая, я скинула теплую, но тяжеловатую и неудобную для такого дела куртку.

Покорить вершину забора мне было не суждено.  Как только я, найдя одной ногой точку опоры, подтянулась на руках и закинула вторую ногу, почерневшие от времени гнилые доски затрещали, и я вместе с развалившейся древесиной рухнула в сугроб. В ажур тонкого вязаного свитера моментально набился рыхлый снег.

Было, мягко говоря, прохладно, но кошка это быстро исправила. Как только я подошла к ней поближе, она зашипела на меня и метнулась прочь, я рванула за ней. Рванула – это с черепашьей скоростью двинулась где по колено, а где и по пояс в снегу по сугробам. Уже через пару минут мне снова стало жарко.

Кошку я ловила около часа. За это время мне пришлось еще несколько раз преодолеть препятствия в виде соседских заборов, кое-что при этом поломав или погнув. Снег же на соседских участках я утрамбовала получше любого катка. Про ласковые «кис-кис» я давно забыла.

Спустя какое-то время кошка оказалась загнанной в угол какого-то полуразрушенного крольчатника, деваться ей было некуда. В тот момент мы с ней были очень похожи, – обе выбились из сил, тяжело дышали, правда, язык вывалился только у нее.

В предвкушении счастливого конца я шагнула к животному, не зная, что часовой марафон по сугробам был всего лишь легкой прелюдией к основному сюжету.

Испуганный и обессиленный зверек, загнанный в угол красномордым растрепанным чудовищем (думаю, именно так думала обо мне в тот момент молоденькая кошечка), решил сражаться до последнего.

Когда я потянулась к ней, она зашипела, выгнулась и вцепилась когтями в мои руки без варежек (те остались висеть на гвоздях очередного препятствия), а потом кинулась в лицо. Каким-то чудом я успела отвернуться, кошке удалось только слегка задеть когтями мою голову.

Она не просто царапалась и кусалась, она билась за свою жизнь. За несколько секунд мои руки покрылись глубокими порезами от ее когтей. Чтобы защитить лицо и глаза, мне пришлось отвернуться, я сражалась с ней вслепую. В какой-то момент мне повезло - я ухватила кошку за шиворот. Животное угрожающе шипело, извивалось и размахивало в воздухе растопыренными лапами с торчащими острыми когтями.

На мое счастье, подаренная нам кошка была не взрослой особью, а всего лишь подростком. Не знаю, что стало бы со мной иначе. А так, через какое-то время животное оказалось побеждено и засунуто в мешок. Я направилась домой, по пути снова перелезала через заборы и собирала разбросанные вещи.

Я точно не настоящий джентльмен. Потому что по дороге я не только крыла содержимое мешка последними словами, я его еще и пинАла. Когда зашла в кухню, то с размаху швырнула мешок в кошкину коробку, а ту, в свою очередь, ударом ноги задвинула под стол.

При виде моих распухших окровавленных рук девяностотрехлетняя прабабушка, мужественный человек, которому в жизни довелось видеть и не такое, замерла.

– КОшенька, где ж ты так?... – прошептала она и добавила, – ой, только бы шрамы не остались… помоги, царица небесная…

Прабабушка всегда называла меня КОшей или КОтей. Я мрачно усмехнулась, имя было как нельзя кстати. Уже не помню, как прабабушка промыла мне раны. Чем мы мазали мои руки, тоже не скажу. Пока испуганный сын подавал прабабушке бинты, а та туго перевязывала мне кисти, я в красках рассказывала им про поимки кошки.

– Вот, видишь, – назидательно сказала я чаду, – когда мама говорит, что ходить нельзя, надо маму слушать.

Обалдевшее от ужаса чадо только молча кивнуло.

– Да не надо было ее ловить, эту лидУриху, – в сердцах высказалась прабабушка, – вот сатана, а не кошка.

Это были ее самые страшные ругательства.

Я посмотрела в сторону коробки с лидУрихой, никакого движения не было.

***

Родители, муж, дед и бабушка должны были приехать в субботу, впереди был остаток четверга, целая пятница и всего одно ведро воды, поэтому, немного посидев, я засобиралась к колодцу (своего у нас на участке тогда еще не было). Моя девяностотрехлетняя прабабушка решительно начала натягивать теплую кофту. Ее с собой я, естественно, не взяла, а вот сыну пойти разрешила. И совсем не потому, что он мог принести много воды в игрушечном пластмассовом ведерке, нет. Это было сделано в воспитательных целях.

На пару с четырехлетним малышом мы крутили за ручку колесо колодца. Когда ручка шла наверх, сын, как настоящий атлант, из всех сил поддерживал ее и, распрямляя руки, толкал вверх, а когда вниз, он хватался за ручку ладошками и, поджимая ноги, вис на ней. Так растущий мужчина старался максимально облегчить мой труд. В несколько заходов мы с ним натаскали нужное количество воды.

Стало темнеть. Пока мы таскали воду, прабабушка разогрела ужин и накрыла на стол. Мы поели, посуду за всеми тоже помыла она. Ребенок с игрушками устроился около телевизора. Я молча сидела за столом, руки горели, в коробке по-прежнему было тихо.

Внезапно меня пронзила мысль, «а вдруг я ее убила»? Я снова вспомнила сцену нашей с кошкой схватки, и вдруг почувствовала, насколько мне ее жалко. Что должен был испытывать маленький испуганный зверь, забившийся в угол сарая? Она же совсем ребенок. Она и так была напугана новым местом, новыми людьми. А тут еще и я, злобное чудище с протянутыми руками. Я представила себя на месте кошки, и мое сердце сжалось от стыда и раскаяния.

В одно блюдце я налила молока, в другое – немного супа, в него же порезала сосиску и покрошила хлеб. Эти блюдца с едой и еще одно, полное воды, я поставила около коробки. Кис-кискать не стала, в коробку заглядывать тем более не решилась. Черно-белую фурию, хоть она и была подростком, я откровенно боялась. Еще больше я боялась за старую прабабушку и маленького сына. К повторению кровавой битвы я была не готова.

А еще было ужасно обидно за напрасные труды многих людей. Кошка оказалась дикой и злобной. Как она будет жить в доме? В лучшем случае сразу же убежит! Ну и ладно. С этими невеселыми мыслями я сидела и обозревала свои забинтованные культяпки. От боли кисти рук пульсировали.

«Надо вытащить коробку с кошкой на веранду», – подумала я, – «не дай бог выберется и набросится на моих».

– КОшенька, – прабабушка ласково дотронулась до моего плеча, – мать тесто поставила, хотела к вашему приезду пирогов напечь, да не успела. Надо с ним что-то сделать.

С этими словами она сдернула широкое льняное полотенце с огромного таза на плите. Я судорожно сглотнула. Картина, представшая моему взору, оказалась намного страшнее дневного приключения. Огромный таз был полон теста, оно хорошо подошло, и теперь белой полусферой возвышалось над бортами.

– Пока ты кошку ловила и воду таскала, я его дважды перебила, – объясняла мне между тем прабабушка, – давай пирогов напечем, ты мне только немножко помоги, – она засучила рукава и полезла за мукой.

Наша бабушка никогда не умела готовить, а тем более печь в малых количествах. Заготовленного ею теста хватило бы для выпечки на роту солдат. Нам же с трудолюбивой, но в силу возраста уже слабенькой прабабушкой кое-как удалось слепить два пирога. В тот вечер я еще раз поняла, что не отношусь к настоящим джентльменам, поскольку молча крыла бабушку с ее тестом теми же словами, что и кошку.

Когда пироги уже были вытащены из духовки, а кое-как выкупанные мною прабабушка и сын засыпали, я без сил упала на кровать. Про то, что хотела вытащить коробку с кошкой из дома, я забыла напрочь.

***

Утром я проснулась от крика сына. За долю секунды в моей голове промчалась мысль, – «кошка выбралась из коробки и набросилась на него». Я скатилась с кровати и рванула в кухню.

– КОша, она такая ласковая, такая милая, – улыбнулась мне прабабушка.

Об ее ноги, громко мурлыча, терлась черно-белая фурия. Сын сидел рядом и гладил кошку по спинке.

– Смотхы, как она умеет, – сказал он мне и поднял ручонку.

Кошка привстала на задние лапки и, слегка подпрыгнув, ткнулась в его ладошку головой.

Сын радостно вскрикнул и засмеялся, моя девяностотрехлетняя прабабушка засмеялась вместе со своим четырехлетним праправнуком.

– А ты, оказывается, совсем не дикая, – я протянула к кошке перебинтованную культю.

Продолжая громко мурлыкать, она прищурила красивые глаза и улыбнулась мне.

***

Уже не помню, кто именно предложил для Пятнашки имя, но вся семья поддержала идею единогласно.

Пятнашка оказалась чУдной кошкой. Она была в меру ласкова и в меру дипломатична. Как и все кошки, она обожала, чтобы ее гладили и чесали за ушком, но позволяла это делать в основном только бабушке-кормилице. Нам, приезжающим по выходным, она не запрещала дотронуться до себя пару раз, затем отходила.

А еще Пятнашка была кокеткой и кинозвездой. Стоило моему папе появиться на участке с видеокамерой на плече, как она сразу же «принимала позу». То растягивалась на дорожке прямо у него под ногами, то переворачивалась с боку на бок, то изящным движением откидывала головку и щурилась прямо в объектив своими подведенными глазами.

Что же касается бойцовского характера Пятнашки, то он проявился еще не раз, только энергия была направлена уже в нужное русло. Как и обещали родителям знакомые, кошка оказалась знатной мышеловкой. «Наша бабуля тунеядок держать бы не стала», объяснили они.

Пятнашка ловила не только мышей, но и крыс, и хомяков, и даже птичек. Добычу обязательно приносила на крыльцо. Не дождавшись похвалы, свой трофей с крыльца никогда не забирала. И только после восторженных бабушкиных восклицаний «Моя Пятнашенька, моя ты мышеловочка, моя ты помощница» польщенная Пятнашка уносила добычу.

Слава о кошке Пятнашке, красавице, умнице и работнице, скоро разнеслась по всей округе, и к бабушке потянулись соседки. За котятами от Пятнашки потихоньку выстроилась очередь. К сожалению, дело было не только в исключительности нашей кошки.

За нашими домами простиралось широкое колхозное поле. Каждое лето его засевали горохом. На поле паслись все обитатели местных окраин: и коровы, и козы, и дети, и, конечно же, многочисленные кошки. Последние с удовольствием ловили разжиревших на горохе мышей.

Позже новые хозяева сельскохозяйственных угодий начали каждый год усиленно обрабатывать поле химикатами. А в домах по всей округе стали умирать пушистые любимцы. Несчастная участь не обошла стороной и многих наших. Но о них в других рассказах.

А тогда, летом девяносто четвертого бабушка начала записывать в блокнот всех желающих обзавестись котенком. В этом вопросе Пятнашка никого не подвела. Как настоящая женщина, она успевала все: и ударно потрудиться, и лениво поваляться на диване, и привести в порядок свои роскошные черно-белые меха, ну, и, конечно же, отправиться вечером на очередное свидание.

Коты шли к Пятнашке косяками, но она привечала далеко не всех. На неугодных злобно шипела, и если они не понимали с первого раза, то драла их так, что незадачливые женихи пулей вылетали со двора, оставляя в когтях у своей темпераментной пассии клочья шерсти.

Пятнашка весьма увлекалась противоположным полом, рожала она регулярно, но не помногу, максимум троих, очень-очень редко – четверых котят. Не знаю как, но отцов для своих детей кошка отбирала тщательно. Котята получались разные, но в основном пушистые черно-белые или бело-черные, иногда с рыжими подпалинами, и всегда крупные и лобастые.

Пятнашка была идеальной матерью. В блестящей шубке, в белоснежных носочках на передних лапках и таких же по цвету чулочках на задних, она, гордо подняв изящную головку и распушив хвост, вышагивала по подиуму садовой дорожки. За ней, щурясь от солнца подведенными глазами, в чистейших носочках семенили заботливо вылизанные толстопузы и, во всем подражая красавице маме, старались прямо держать свои крохотные хвосты-морковки.

Пятнашка прожила у бабушки больше десяти лет, чудом избегая горькой участи многих своих детей и внуков, погибших от химикатов.

Но однажды она вернулась домой какая-то грустная и сразу же завалилась спать. Спала она долго, когда просыпалась, много пила, потом ее рвало, потом она снова падала на свое одеяло в углу и засыпала.

– Неужели отравилась? – причитала наша бабушка, – девочка моя, как же ты так? Ты же такая умная, никогда на этом поле мышей не ловила.

Бабушка не отходила от Пятнашки, давала лекарства, даже пробовала сделать ей промывание желудка. Кошка терпеливо сносила экзекуции, понимая, что хозяйка пытается ей помочь.

Через пару дней она встала и, шатаясь, направилась к двери.

– Пятнашенька, тебе лучше? – спросила ее бабушка, – ты бы покушала, смотри, как похудела.

Пятнашка остановилась на пороге, оглянулась на нее и, прищурив свои подведенные глаза, улыбнулась.

Как потом оказалось, на прощание.

Больше мы ее не видели.

Продолжение http://www.proza.ru/2015/07/15/1864