Прости меня, сынок!

Эскалатор поднимался неторопливо. Светлана Петровна слегка нервозно глянула на часы. Можно не волноваться, до начала занятий ещё целых полчаса. И чего она психовала? Всё казалось, что поезд метро еле тащится. К счастью, ошиблась. Прекрасно. Успеет даже немножко пройтись. Эти редкие минуты уединения и покоя ей очень нравились. Однако только тогда и становилось ясно, как же она устала.
Хватило бы и обычных забот о внуке Егорке, сколько он требует внимания! Правда, сама же и придумала ему сверхнасыщенную делами жизнь. Двор у них был очень неважный, хулиганья полно. Чего доброго (нет, конечно, недоброго!) Егорка втянется в эти ребячьи игры и делишки – тогда не оттащишь. Нет, нет! Он пока маленький, только во втором классе, но время-то быстро бежит. Большие ребята в их подъезде, в соседнем... Давно ли были такими, как Егорка? А смотри – как быстро вымахали! И самое страшное, что взрослые даже не заметили, как многие из них втянулись кто в водку, кто в наркоту... Только за полтора последних года двое похорон в одном доме! Одного мальчишку, с третьего этажа, всего-то шестнадцатилетнего, похоронили в прошлом январе, а другого, чуть постарше, совсем недавно...
Сколько обсуждали люди между собой их проблемы! Вечно сбивается в подъезде целая стая. Соседи понаивнее задавали вопросы: для чего они собираются? А люди поопытнее быстро разобрались: это же наркоманы! Теперь, после двух похорон, ни у кого сомнений не осталось... Матерей жалко! Но куда они смотрели? Неужто и впрямь не понимали, что их детки в пропасть катятся? Или... понимали, но ничего не могли сделать? Как-то она разговорилась с соседкой напротив. Так та сказала ей, что если отваживать их  от дома, будет ещё хуже; пусть, мол, лучше в подъезде тусуются, на глазах у старших.
И что же получилось? Хуже, лучше... Какой-то страшный век наступил! По-настоящему страшный, без сомнений! Наверное, правильно она делает, что Егорку ни на минуту из поля зрения не выпускает. Кружок такой, кружок сякой. Каждый день у него дополнительные дела и обязанности. Это и есть единственная гарантия от бед и даже защита от всего страшного, что происходит в современном мире...
Светлана Петровна шла по тихой улочке с затененными зеленью дворами. Июньская листва была здесь настолько густой, что дворы походили на пригородные дачные сады. Ах, как вдруг захотелось поехать на дачу! Но... если всё бросить и рвануть туда прямо сейчас, никогда уж больше не отважится она вернуться к занятиям. Выкроила время неизвестно как! Хорошо, что дочь согласилась дать деньги на курсы. Просто поняла весьма немудрёную вещь: коль скоро сама много работает и Егоркой ей заниматься некогда, надо сделать всё, чтобы бабушка могла помогать ему полноценно. Да и не так долго уже осталось до конца занятий, лишь две недели. Потом перерыв до сентября. А осенью... Хорошо бы, конечно, вернуться на курсы, позаниматься ещё несколько месяцев, но будет ли для этого возможность? Скорее всего, нет. Правда, можно постараться найти здесь такую группу, где занятия бывают лишь раз в неделю.
Неожиданно Светлана Петровна почувствовала, будто кто-то идёт за ней. В первую секунду напряглась. Хотя был ещё ранний июньский вечер, всё равно... Но тут же улыбнулась. Глянув наискосок через плечо, увидела, что её нагнал студент из их группы. Ах, ты, господи, ну какой же студент в таком возрасте? Лет ему, видимо, под семьдесят, поди и сам профессор, молодежь учит каким-нибудь сложным наукам... А в их группе он студент! Как и она – бабушка-студентка...
- Здравствуйте! – мягко сказал мужчина. – Вышел из метро, вижу – вы идёте. Сначала не хотел мешать вашим размышлениям, а потом всё-таки решил нагнать. Ничего?
- Ну, конечно, Максим Петрович, всё нормально!
- А мы с вами тёзки, оба Петровичи, - улыбнулся он.
- Ну да...
- И не только тёзки – еще и однокашники.
- Да, да, хотя забавно, правда?
- Знаете, есть такая английская поговорка: учиться никогда не поздно.
- Тем более иностранному языку, английскому. Сейчас без него никуда.
- А вы, собственно, зачем его учите? Ещё работаете?
- Да нет, что вы! – отмахнулась Светлана Петровна. – Я уж несколько лет на пенсии. Бабушкинские обязанности заставили. Внучек у меня есть, Егорка, послезавтра ему исполняется девять лет. Отдали в хорошую школу, в гимназию, там английский учат с первого класса. Вот и получилось: вожусь с ним в основном я, по всем предметам помочь могу, а по английскому с трудом.
- Ещё и по всем предметам помогаете... – ласково ворчнул Максим Петрович. – Думаю, и хозяйство на вас? А что же Егоркины родители? Неужели не могут ему помочь?
- Ну какие там родители... – сразу сникла Светлана Петровна. – Одна мать, моя дочка. Она очень много работает. Жизнь стала такой трудной, что никаких денег не хватает.
- Это верно, - согласился Максим Петрович. – Но почему всё она и она? А муж?
- Муж у нас объелся груш! – вздохнула Светлана Петровна. – Целых семь лет жили неплохо. А в прошлом году он вдруг бросил семью. Связался со своей секретаршей, вот и делай что хочешь.
- И что же – развёлся с женой?
- Ну да.
- А вы не пытались помочь им как-то перестроить отношения и сохранить семью? Знаете, людям в основном только кажется, что в следующем браке всё будет лучше и удастся то, что не удалось в этом. Человек туго меняется и обычно в следующем браке остается таким же, как раньше. Значит, и ошибки свои повторяет.
Светлана Петровна помолчала. Подумала про себя: «Ну чего он пристал со своими советами!» Однако вслух ничего не сказала. С удовольствием подумала, что совсем  немного остается до курсов. До той библиотеки, где они арендовали помещение для занятий.
- Так что же – он ушёл совсем? – переспросил Максим Петрович.
- Совсем! Конечно, мы пытались вернуть его, убедить, что нельзя так безжалостно бросать ребенка. Нет, не подействовало. Они с женой очень много скандалили. И если бы я не взвалила все заботы по дому на себя, разошлись бы ещё раньше.
- Да-а, жалко! Но на сегодня это банальная история.
- Знаете, сколько детей в Егоркином классе имеют отцов? – всплеснулась Светлана Петровна. – Я как-то посмотрела журнал, учительница показала его мне, когда у нас всё только случилось и она вызвала меня в школу. Она как раз англичанка, и на уроке у них шла тема «Моя семья». Вызвала Егорку отвечать. Он открыл рот, начал говорить. А когда дошел до слова «папа», замолчал и расплакался. И она поняла, что у нас в семье происходит драма.
- А что же оказалось в журнале?
- В классе двадцать четыре человека, а отцы записаны только у семерых. Понимаете? Я почти не верила глазам. Но сама же видела, сама!
- И вам, как я понял, приходится выполнять роль отца, - невесело заметил Максим Петрович.
- Ну да. Только это вряд ли возможно. Отвлекаю мальчонку, как могу, вот и всё.
Помолчали. Каждый шаг приближал их к курсам.
- Значит, вы языком занимаетесь ради внука? – уточнил Максим Петрович.
- Да. Ему трудно с английским. Если не высидишь с ним каждое слово, ничего не получается. А я почти забыла язык, после института никогда не занималась. Вот и пришлось теперь.
 -  Вы очень умно поступаете, - согласился Максим Петрович.
- А вы зачем взялись за английский? – поинтересовалась Светлана Петровна. – По работе нужно?
- Да нет, там мне хватает прежних знаний. А сюда пришел тоже по семейным соображениям.
- И вы внуку помогаете? – Светлана Петровна подумала, что такой ответ ей бы очень понравился.
- Нет, - возразил он. – Сыну.
- Так он, наверное, уже... очень взрослый?
- Ну, конечно! Просто он уехал в Соединенные Штаты по контракту. У него там дела идут хорошо. Пишет мне постоянно. И, что, наверное, ещё важнее, постоянно присылает странички из журналов и газетные вырезки, где либо написано про него, либо о том, что его очень интересует или касается по работе. Информация идёт на английском. А я же должен всё прочесть и понять! Вот и пришёл на курсы, подучить язык.
- Какой же вы замечательный отец... – участливо сказала Светлана Петровна. – Не просто любите сына, но живёте его делами. Вашему сыну повезло!
- А я считаю, что это мне повезло. Он хороший сын. Лучше младшего, и значительно. Добрее, теплее. А тот...
- Так у вас два сына? И внуков, наверное, несколько?
- Четверо.
- Богатый дедушка!
- Наверное... Только у меня всё иначе, чем у вас: внуками я практически не занимаюсь. А сыновьями... С младшим контакт слабенький, со старшим лучше.
- А что жена думает? Не пытается вам тут помочь?
- Старший сын от первой жены, мы давно развелись. А вторая жена... Ей как-то ни до чего нет дела.
- Вот оно что! Сложно у вас всё, однако!
- Да, непросто. Но... вот мы и пришли.
Максим Петрович, высокий и ещё крепкий, легко открыл массивную дверь библиотеки и, пропуская Светлану Петровну вперёд, прошёл за ней. В вестибюле толпился народ. До начала занятий оставалось несколько минут. Светлана Петровна и Максим Петрович прошли в читальный зал, где за большим овальным столом уже сидели слушатели их группы, обсуждая упражнения и тексты.
Занятия сразу пошли активно. Светлана Петровна старалась изо всех сил. Впрочем, она всегда старалась: считала, что коль скоро взялась за гуж, нечего говорить, что не дюж, и сколько бы ей ни было бабушкинских лет, она должна овладеть языком в тех рамках, как позволяли курсы.
Например, она с трудом разбиралась в сложной системе английских времён. Даже в  тех, которые Егорка уже проходил. Если пыталась что-то объяснить, лишь больше запутывала его. В предлогах тоже ошибалась: ей казалось, что они все перемешаны, будто несколько круп разом – пшено, гречка, рис, перловка, и только тебе покажется, что выудила из общей кучи какое-то зернышко, как тут же становилось ясно, что это, например, зерно гречки, а вовсе не нужной тебе перловки. И начинай всё сначала! Преподаватель на курсах неоднократно объясняла ей, что нельзя мерками нашего языка изучать иностранный, но Светлана Петровна считала по-своему: главное – это ясность, и если ясности нет, то что можно понять и усвоить? Просто вызубрить материал? Пожалуй, сама она, несмотря на возраст, ещё способна на такое, но как Егорке объяснить? Наверное, надо радоваться тому, что хоть что-то становилось понятнее.
Она изредка поглядывала на Максима Петровича, сидевшего наискосок, почти через весь стол. Он выглядел мрачноватым, хотя на самом деле просто сосредоточился на материале урока. В разговорной его части участвовал маловато, зато когда делали переводы – с английского на русский, потом другой кусок текста с русского на английский, - он старался по-школярски тянуть руку и не только всё время переводил правильно, но и соседей поправлял очень удачно. Светлана Петровна вспомнила, что он и раньше всегда так работал, на каждом занятии, но она не обращала внимания. Теперь поняла: конечно, цель оправдывает средства и старания, ему надо обязательно научиться бегло переводить, чтобы всё понимать в тех статьях, которые присылает из Америки сын. «Надо же так! – неожиданно подумала она. – Ведь ушёл из той семьи, а, выходит, остался хорошим отцом! А у нас...»
Занятие окончилось быстро. Конечно, это ощущение было мнимым, потому что на коммерческих курсах, где за всё уплачено, никаких упрощений и сокращений не может быть. Видимо, Светлане Петровне это просто показалось. Ну да... Она ловко собрала  тетради и разработки-методички в сумку и вышла в коридор. Поправить причёску у большого зеркала, а дальше – скорее домой, к Егорке.
Но тут она снова увидела Максима Петровича. Он улыбался ей, как давнишней и доброй знакомой. Спросил, к метро ли она идёт, и, получив утвердительный ответ, предложил: если она не возражает, можно пойти вместе. Возражать? А почему? Ну, конечно, вместе! Можно будет ещё поговорить – вон как легко у них получилось по дороге сюда.
- Память, конечно, уже не та! – вздохнул Максим Петрович. – Возраст... Надо бы жить за городом, грядки копать, садик обихаживать. А я, видите ли, в учёбу ринулся!
- Отлично! – кивнула Светлана Петровна. – У вас стоит такая серьёзная задача, вот вы её и решаете. Это поважнее грядок. У меня тоже похожий случай.
- Конечно. Знаете, если бы я мог предвидеть, как пойдёт жизнь, я бы давно изучил английский. Но поди угадай...
- А обо мне и говорить нечего, - согласилась Светлана Петровна. – И не я бы должна заниматься языком, а Егоркин папенька. Мог бы иногда зайти, позаниматься с сыном. Тот всегда ждёт его.
- А что, отец совсем не приходит?
- Совсем. Он так увлёкся своей секретаршей. А наш мальчонка растёт сиротой при живом отце.
- Но, может быть, всё наладится? Они ведь ещё молодые.
- Не знаю, не знаю... Мать его, вторая бабушка, вечно вокруг нас кругами ходит. Во дворе видимся. Ей, конечно, хочется возиться с внуком, тем более что он очень похож на отца, то есть на её сына. Но мы не позволяем ему туда ходить. Во-первых, был случай, когда они Егорку к себе затащили. Нам даже позвонить не сочли нужным. И я, высунув язык, по всей округе бегала, уже собралась в милицию идти, да тут сообразила зайти к ним. Конечно, скандал вышел, как могло быть иначе? А во-вторых, они и раньше  настраивали Егорку против нас, а теперь тем более будут. Нет. Пока не подрос он, пусть, если хотят, к нам приходят. Мы с дочкой это твёрдо решили.
- Наверное, правильно, - задумчиво сказал Максим Петрович. – Ведь мальчик живёт с вами. А главное – он ещё маленький; может и впрямь начать усваивать что-то плохое.
- А у вас как вышло? Вы сами ушли из первой семьи? – поинтересовалась Светлана Петровна.
- Ушёл... Не просто ушёл – уехал! – вздохнул Максим Петрович. – Я тогда в Минске жил. И семью уже десять лет имел...
- Ну да, почти как в нашем случае.
- Какой-то был у нас, как теперь говорят, семейный кризис. Я часто ссорился с женой. Что-то надоело. Мне казалось, что женщина, с которой я сошёлся по большой любви, перестала понимать меня. А тут путёвка на лето подвернулась. Мне одному. Она не хотела, чтобы я ехал, а я рванул на Валдай, как в долину счастья. Ни о чём не помышлял, просто ощутил воздух свободы. И так мне захотелось глотнуть этой свободы полной мерой! Отойти от всего, что стало раздражать... У нас турпоход был - большой, серьезный. В день проходили не меньше двадцати километров, частенько то вверх, то вниз, там возвышенность. Отлично было! Знаете, я так оторвался от всего, что о семье совсем перестал думать...
- И что же? – нетерпеливо спросила Светлана Петровна.
- Известно, что! – ухмыльнулся Максим Петрович. – Мне было уже далеко за тридцать. Молодых женщин, как всегда бывает в походах, очень много, значительно больше, чем мужчин. Ну и приглянулась мне одна. Весь путь тащил её рюкзак. Как-то мы с ней быстро нашли общий язык и очень потянулись друг к другу... Потом вышли на турбазу. Помылись, поужинали, отправились на танцы. Я не отходил от неё весь вечер. Много говорили. Она тоже уже успела побывать замужем, это упрощало дело. После танцев, не спрашивая ни у кого разрешения, отправились в лес. Ну и... сами понимаете... Это повторилось, и возникло снова, и опять... Когда поход закончился, мы с ней расстались с большим трудом. Но ненадолго, потому что решили пожениться. Она москвичка. Мне нужно было развестись, расписаться, переехать к ней. И всё. А первая жена? Сами понимаете: с глаз долой – из сердца вон.
- И она вас спокойно отпустила? – спросила Светлана Петровна очень тихо, будто заинтересовалась секретной информацией.
- Нет, конечно, но скандалов не закатывала. Сама давно поняла, что живём мы неважно. Но отговаривала: мол, подумай, не пожалеешь ли потом, ведь у нас сын. Но я сказал – вот дурак был! – что в моем возрасте решения принимают серьёзные, а не легкомысленные, я всё решил и не нужны никакие разговоры и уговоры. Она только вздохнула. А я... вы не поверите... я стал читать ей морали. Как бы наперёд. Что если она только посмеет чинить препятствия моим встречам с сыном, я тут же подам на неё в суд, а там могут пересмотреть вопрос о том, с кем оставить ребёнка, и передать его мне на воспитание. И минуты не сомневался в том, что моя новая жена с радостью согласится...
- И что же... согласилась?
- До этих разговоров дело не дошло.
 А если бы и дошло, то... как же сын? Захотел ли бы он переехать к вам и вашей новой жене? Бросить свою маму?
- Ой, не надо! Не спрашива йте! Не сыпьте мне соль на рану!
- Ну и как было дальше? Вы приезжали к сыну?
- Да. Но... всего три раза за двадцать лет.
Помолчали. Светлана Петровна чему-то еле заметно улыбалась. Собственным делам, конечно. Слушая Максима Петровича, она будто всё время проверяла что-то своё. Хотела услышать слова, которые  существенно облегчили бы ей собственную жизнь, где, пожалуй, происходили не менее драматичные события.
- Три раза за двадцать лет, - повторил Максим Петрович, не дожидаясь её следующего вопроса. – Просто у нас родился ребёнок, тоже сын, и заботы о нём отбирали все силы и время. Да и вторая жена не одобряла мои поездки в Минск. Боялась чего-то неожиданного. Хотя чего уж было бояться! Мужем я был верным, преданным, никаких поводов к ревности и страхам не давал.
- И были совершенно счастливы, - скорее сказала утвердительно, чем спросила Светлана Петровна.
- Не знаю... Несколько лет – да, а потом... Потом понял, что моя новая супруга человек очень сухой. И больше всего в наших отношениях её интересовали деньги: я прекрасно зарабатывал, занимал высокий пост. А вот дела душевные... Это её не трогало. И мальчишка, мой второй сын, тоже рос безразличным человеком, и чем старше становился он, тем сильнее обозначались эти качества.
- А наш Егорка ласкуша, тёплый человечек, - улыбнулась Светлана Петровна. – Он так греет мою старую душу! Но ведь тоже всё неправильно идёт. Дочка, его мама, считает, что мы вырастим его и сами, а я совершенно точно знаю, что мальчику нужен отец.
- Моя вторая жена это тоже знает, но, тем не менее, вырастила сына равнодушным. По крайней мере, ко мне.
- Вот оно что... И сколько же ему теперь лет?
- Тридцать пять. Вполне взрослый человек, чтобы понимать, что такое отец. Тем более что у него семья, своих детей двое. С ними он тёплый и хороший, а вот со мной... Теперь, вроде бы, и говорить об этом поздно, всё стало слишком привычным. Но в прежние годы...
- Почему же так получилось? Понятно: старший сын к вам плохо относится, потому что вы фактически бросили его. Но младший... Вы же всегда были рядом, вырастили его... он бы должен испытывать к вам благодарность.
- Должен бы. Но так получается только в теории. А на деле всё иначе. Сейчас он давно живёт самостоятельно, в другом доме. Я стараюсь там часто бывать, но каждый раз ухожу оттуда с пустым сердцем. И в следующий раз просто насильно тащу себя к нему.
- Нет, нет, это пройдет! – бодро заметила Светлана Петровна. – Просто однажды он поймет, как несправедлив был к вам, и тогда всё встанет на свои места.
- Боюсь, что он поймёт это, когда будет слишком поздно. Именно так нередко и  бывает.
- А почему мать не подскажет ему, как он не прав? И что хотя бы в старости отца уважать надо. Иначе может получиться, что и тебя самого дети не будут уважать. Правда ведь?
- По логике вещей, да. Но по жизни... Кто его знает, как получится! Сплошь и рядом всё идёт с точностью до наоборот. Вот и у меня со старшим сыном. Следовало бы ожидать, что он будет ненавидеть меня всю жизнь. А вышло совсем иначе!
- Да что вы говорите!
- Да, да, вышло наоборот. Но это... как бы вам сказать... такое моё счастье, что оно искупает всё остальное. Я даже говорить об этом боюсь – чтобы не сглазить.
- И всё-таки – я правильно поняла, что со старшим сыном отношения у вас нормализовались?
- Знаете, самое удивительное в том, что они всегда были нормальными.
- Но вы же говорили, что за двадцать лет съездили к нему три раза.
- Да. Тем не менее, и поездки были очень тёплыми, и телефонные разговоры. И письма он мне писал постоянно, тоже очень душевные.
- Даже письма! Это в наше-то время, когда люди разучились их писать!
- А он писал. Думаю, сначала мать подсказывала, а потом и у самого возникла такая потребность.
- И о чём же он писал?
- Да обо всём. Об учёбе своей, об интересах. Просил разъяснить какие-то политические сложности. О товарищах своих рассказывал. И обязательно просил дать совет, если что-то складывалось не так.
- И вы, конечно, отвечали ему?
- Да, отвечал. Но, честно говоря, я и тут оказался не на высоте. Иногда отвечал торопливо, кое-как, не вдаваясь в подробности. Просто всегда чувствовал, что жена или второй сын рядом, они этого не оправдывали. Одним могу похвастать: такого, чтобы я не ответил на письмо, никогда не было. Никогда.
- А встречались, как выходит, мало...
- Да. Жена возражала. Вторая. А ведь это другой город, украдкой не съездишь. Но постепенно до меня стали доходить неожиданные вещи. В самом себе. Я как-то всё больше понимал, что мой первый сын гораздо роднее, ближе второго. И что вообще...
- Вы сделали ошибку, разведясь с той женщиной и связавшись с другой.
- Совершенно верно. Удивительно, как вы, женщины, даже почти не имея информации, способны понять главное. Вот она, пресловутая женская интуиция...
- Ну и как же вы дальше действовали?
- Да никак. Какие уж могут быть действия в моем возрасте! – горестно воскликнул Максим Петрович.
- Говорят, что сделать что-то хорошее никогда не поздно.
- А что хорошего я мог сделать? Признаться первой жене в том, что очень виноват перед ней? Что когда-то предал и её, и сына? Что жизнь наказала меня за это? Или... постараться объяснить второй жене, что она не во всём права?
- Не знаю... Как тут давать советы? Тем более, что все уже такие взрослые!
- Ну да. А я и обе мои жены – просто старые. Что, скажите, можно изменить, когда ты почти каждый день ждёшь смерти?
- Ну что уж вы так... На вид человек крепкий, здоровый.
- Но есть же объективные данные. Возраст...
- Да, да. И действительно, что можно теперь изменить?
Они шли по тёмной улице к метро. Остальные слушатели курсов, которые недавно следовали чуточку сзади, давно умчались вперёд. Раза два Светлана Петровна пыталась ускорить шаг: гнали заботы. Уложила ли дочка Егорку? Как сама? Небось устала и уже легла? Хорошо бы. Пусть хоть когда-то выспится. Как у них вечер прошёл, без неё, «главной мамочки», по словам Егорки?
Почувствовав, что она торопится, Максим Петрович, наоборот, снизил темп. Ничего не сказал и ни о чём не спросил, просто пошёл медленнее. И она почувствовала, что ему очень важно с ней поговорить, поделиться, о чём-то ещё спросить, услышать совет. Но она и вправду не знала, какой совет могла бы ему дать. Если бы это был молодой человек (например, её бывший зять), она бы столько насоветовала ему! И самое главное – что надо встречаться с сыном. Не настраивать его против матери. Приходить к ним, что-то вместе делать. Егорка ещё маленький и глупый. Станет старше, сам поймет, что к чему, кто прав и кто виноват в их делах – тогда и можно будет отпускать его на самостоятельные встречи. А пока – приходи, родимый, встречайся  с мальчонкой; ему без отца очень плохо, как бы мы с дочкой ни любили его. Но это – советы молодому недотёпе. Ишь, поднял забрало, ушёл... Какая бы ни была жена, мальчонка-то при чём? Однако все эти советы существовали лишь в душе и воображении бабушки, потому что реальных встреч отца и сына не получалось, всё было крайне сложно. Но что она могла посоветовать старому человеку?
Ветер набирал силу. Деревья волновались и нервничали, будто тоже участвовали в непростом разговоре, а главное – в переживаниях. И даже казалось, что им есть что сказать, они обязательно хотят дать свой совет, только вы послушайте, люди...
Метро уже маячило совсем недалеко. Может быть, чувствуя, что на разговор остались считанные минуты, Максим Петрович неожиданно сказал:
- А вы знаете, однажды я совершил весьма неглупый поступок.
- Какой же?
- Я поехал в Минск. Позвонил сыну, попросил его о встрече. Дело было летом, и можно было встретиться просто на улице или в городском парке. Мы так и поступили. Говорили о том, о сём. О жизни вообще. А потом я... попросил у него прощения за прошлое.
- Вот оно что!.. И он простил вас?
- Сначала долго молчал. Обдумывал, наверное. Или от неожиданности. А потом сказал, что и сам давно уже отец, знает, что всякое бывает в семье, и теперь он способен понять жизнь гораздо лучше, чем в детстве и юности. И потому прощает меня.
- Потрясающе... Прямо как в романе! Только в книгах подобные вещи бывают перед смертью. А вы живы-здоровы и, дай Бог, поживёте ещё не один год.
- Хотелось бы...
- Ну а какие у вас теперь отношения?
- С ним, я говорил, они всегда были хорошими, потому что он добрый человек и душа у него тонкая. Не то что с младшим – тот сухой, деловой, совершенно современный человек. Будто из пластилина сделан.
- Он тоже знает, что вы повинились перед его братом?
- Да нет – зачем? И жене ничего не говорил. Они не поймут. А те всё поняли. И... как только я попросил у него прощения и получил его, я осознал, что, может быть,  совершил самый важный поступок в своей жизни. Понимаете?
- Конечно. Хотя, наверное, жаль, что это раньше не случилось.
- Наверное. Но – лучше поздно, чем никогда. Теперь у меня есть замечательный друг, мой старший сын, а у него есть я, не просто старый отец, но тоже друг. Одно  сознание этого даёт такие силы жить, вы бы знали!
- Ещё и покаяние, - заметила Светлана Петровна. – Недаром испокон веков считалось, что покаяние обладает целебной силой.
- Видимо... Теперь мы с сыном очень хорошо помогаем  друг другу. Хотя бы с его американской службой. Сначала он уезжал один, почти на год, а жена и дети оставались здесь. Приезжал только в отпуск, на месяц. Но я доказал ему, что это плохо для детей: они должны общаться с отцом, а не просто ощущать его на расстоянии. Если бы сам не прошёл всю эту муку, наверное, ничего бы не понял. А так – понял. И сын прислушался ко мне. Поговорил с начальством там, поговорил здесь. И добился результата: перевёз туда семью на весь срок своего контракта, а это целых пять лет. Теперь они все там, и у них идёт нормальная семейная жизнь.
- Скорее всего, там и останутся.
- Нет. Он человек здешний. Старший бы остался без всяких сомнений. И мать его, несмотря на возраст. А тот сын вернётся. Тем более, что его мама, моя первая жена, конечно, здесь. Перезваниваются, шлют друг другу письма электронной почтой. Мне же он присылает статьи по своей работе. И теперь - спасибо нашим курсам! – я могу их прочесть и практически всё понять. Знаете, я думаю, что именно благодаря ожиданию встречи с сыном я ещё поживу.
Они  уже вошли в метро и теперь спускались по эскалатору. Дальше ехать нужно было в разные стороны. Светлана Петровна приветливо помахала Максиму Петровичу. Он улыбнулся ей чуточку растерянно, но уже в следующую секунду распрямил плечи и направился к своему поезду. Светлана Петровна с удовольствием подумала о том, что, возможно, разговор с ней облегчил ему душу. Всегда так бывает: поделишься с кем-то своими трудностями, и переживания как рукой снимает.
 Подошёл её поезд, она вошла в вагон. К счастью, оказалось одно свободное местечко. Села. Устала, но спать не хотелось. Думала о ситуации Максима Петровича, о своей. И о том, что, может быть, и Егоркин папаша одумается, вернётся. Повинится... Тогда, вероятно, можно было бы всё исправить и построить нормальные отношения.
Поезд катил вперёд по-вечернему неторопливо, будто и он очень устал от своих привычных, не решаемых проблем. Светлана Петровна сидела, прикрыв глаза, и думала. О Егорке. О том, лёг ли он уже или сидит у телевизора, ждёт её. Лучше бы лёг. Но, вместе с тем, хотелось, чтобы он дождался её! Чтобы ещё успели о чём-нибудь поболтать. Чтобы она обязательно чмокнула его в щёчку, пожелала спокойной ночи и заверила, что завтра всё будет хорошо – и дома, и в школе, и во дворе. И услышала бы, как, засыпая, он  обязательно спросил бы её: «Ба, а ты что сегодня получила по английскому?» И она торопливо скажет ему: «Пятёрку, солнышко, пятёрку получила!» Он закроет глаза и сладко засопит, а она  заглянет в его школьную тетрадку с домашним заданием – всё ли правильно сделал? И если найдет ошибку, незаметненько исправит её той же ручкой, которой он писал, и завтра он тоже получит пятёрку.
«Надо же, прожил жизнь и всё-таки пришёл к сыну повиниться! – снова подумала она о Максиме Петровиче, уже засыпая дома. – Какое счастье для них обоих!»
Старые ходики, оставшиеся у неё от собственной бабушки, убаюкивающе тикали, и гирька маятника с легким щелчком соскакивала ещё на шажок вниз.