Зеленый рай

            
                Елена РЯБОВА






               


                ЗЕЛЕНЫЙ РАЙ



























               








                Турочак

                2015 год
               
                И нам сочувствие дается,
                Как нам дается благодать…
                Федор Тютчев
               
                «Алкоголик не должен быть усталым,
                голодным, злым и одиноким.»
                (Из устава «Зеленого рая»)

                1.

          Комната оказалась совершенно пустой. Вернее, в ней никого не было. Было – что. Три кровати, три тумбочки, небольшой журнальный столик у окна и умывальник. Однако ощущалось в этом пустом пространстве нечто милое сердцу, уютно-зазывное. Если не сказать, задушевное.
        Алиса осмотрелась и поняла: окно! Огромное окно во всю почти стену, забранное … серьезной металлической решеткой. Решетка и уют, - возможно, усмехнется читатель. Но не будем спешить…
        Знаем, зачем решетки, - про себя хихикнула Алиса, - чтобы пациенты за «нарзаном» выпрыгнуть не смогли! А хихикнула она потому, что от многих знающих людей слыхала: в знаменитый «санаторий» с ехидным названием «Зеленый рай» можно запросто пронести все, что угодно.
         Более того, ворота «санатория», в которые она вошла энное время назад, были гостеприимно распахнуты: иди себе лесной тропиночкой хоть туда, хоть обратно (по дороге обратно можно и употребить – лес же вокруг!), невзирая на камеры слежки. А через дорогу напротив – вожделенный магазин! Рай да и только!
       Алиса вновь взглянула на решетку, но она как будто исчезла. Во всяком случае, мир за окном был отнюдь не в клеточку. Поэтому за окном Алиса увидела могучие зеленые сосны, мимо коих энное же время назад она проходила. Благодаря этим благородным деревам, которые, собственно говоря, были всего лишь незначительным фрагментиком единственного (так во всяком случае писали в ученых книжках) ленточного бора в мире,окно превратилось в живописнейший пейзаж!
       Алиса на миг опустила веки, а когда вновь разомкнула ресницы, опять увидела на окне решетку, за которой жизнерадостно зеленели сосны.
        Прямо какая-то страна чудес с исчезающими решетками, - подумала Алиса. – Я попала в страну чудес, где каждый может выбирать, на что ему смотреть: на решетки или на деревья за ними. Что мне эти металлоконструкции, когда за ними – лес, чудесный лес, желанный лес, благоуханный лес, могучий лес, отец-лес, - вспомнилось Алисе название романа одного хорошего, хоть и советского писателя.

                2.

         Здравствуйте! Меня зовут Алиса. Мне пятьдесят шесть лет, и я – алкоголичка! Я не пью уже целый месяц! (Аплодисменты).
       А теперь, кажется, я должна рассказать вам, как все это началось? По-дурацки началось! Но все-таки не очень стандартно: не со случайной рюмки и не со стереотипного желания «быть как все». Вернее, не хуже других.
       Нестандарт был в том, что я искренне полагала, что моя алкогольная прыть понравится … мальчикам! Они увидят, как лихо я опрокидываю рюмку за рюмкой (черт бы побрал эту дебильную эмансипацию!) – и посмотрят на меня, толстую, некрасивую и плохо одетую во что-то частично снятое с матери и совсем не модное (в сравнении с одноклассницами в праздничных платьицах) другими глазами! И скажут: «Ай да, Алиска! Ай да, молодец!».
       Комплексов у меня была – масса!..
       Отвлекусь от главной линии. Когда я сказала «толстая», вы мне зааплодировали, но как-то недоверчиво. Вы мне не поверили? Потому что сейчас перед вами – худенькая, стройненькая, пусть не первой молодости дамочка, которую хоть сейчас на подиум. Одежду для дам интересного возраста рекламировать!
        Да только в моем возрасте размеры у бывших девушек – совсем другие. Видимо, пришлось бы мне пройти разные омолаживающие процедуры – и демонстрировать тряпки, скажем, для тридцатилетних. Кто-то сказал, что и без подтяжки личика можно обойтись? Ну, спасибо! Никак не ожидала услышать комплимент в таком неожиданном месте и от таких, мягко говоря, неординарных слушателей!

                3.

      Эту тираду, обязательную для процедуры знакомства в клубах «Анонимных алкоголиков», к коим Алиса никогда не принадлежала, но видела сию процедуру в каких-то фильмах; Алиса, присев на левую (головой к соснам) кровать, произнесла, конечно же, взирая на лес и опять не видя решетки. Ибо в лечебнице с ехидным названием «Зеленый рай» не было ни столь пышной процедуры знакомства, ни признаков анонимности. Разве лишь для той части окружающего мира, которая еще не успела узнать, КУДА кто-то отправил сына, дочь, отца и даже мать!
      Вот, скажем, Алиса, хоть и совершила сей судьбоносный шаг совершенно самостоятельно (то есть приехала без сопровождения), уговорена на сие действие была – «под страхом смертной казни» - собственной дочерью, которая устала наблюдать и переживать Алисины «выходы в иную реальность» - в неземную легкость бытия. Ибо Алиса, бывало, выходила на «связь» с любимым «змием», который, казалось, и впрямь, заменял несуществующего или ушедшего вдаль любимого (сублимация-с, господа!) отнюдь не на один вечер, а дня этак на три, а то и четыре! И длилась эта патологическая дружба лет плюс-минус-десять.
        Хотя, если говорить начистоту, выпить водочки, коньячка или завидно качественного в советские времена вина Алиса любила со времен развеселого студенчества и вдали от родительского ока: то для пущей радости, то от любовных переживаний. Опять же – праздники разные, включая ни к селу ни к городу День танкиста! Ну, выпивала себе Алиса и выпивала с неопределенной регулярностью – какая проблема?!
        Ан нет. «Любимый» ждал своего часа. Он выделил Алисе время вырастить в гордом одиночестве единственную дочь, дать своей кровиночке высшее образование, а потом стал потихоньку прибирать Алисину душу к ручкам своим блудливым.
         Сначала в сорок-с-чем-то-лет змий подкинул Алисе «неземную любовь», в которую она рухнула, как в бездонную пропасть. Любовь оказалась, как назло, плохо разделенной, ибо объект был заезжим в командировки «гастролером», явления которого пред Алисины очи случались один раз в месяц-полтора. А то и реже. И оттого Алисина любовь сильно смахивала на бесовскую одержимость, ибо Алиса так самозабвенно ждала своего, конечно же, женатого друга, что казалась сама себе клинической параноичкой.
        Однако гораздо больше, чем ожидание, Алису угнетала безумная скоротечность свиданий – от двух до максимум пяти дней. И потому она после отъезда желанного объекта ощущала такой мучительный недостаток любовных инъекций (вы же знаете, что любовь сравнивают с наркотиком), что отдавалась на несколько дней любимому змию, который с радостью всегда был готов ее утешить! Змий был под рукой в любую минуту. Были бы денежки.
         Алису, конечно же, смущало, что она должна платить за эту метафизическую «любовь», но в нашей жизни – это не новость!
        Конечно же, не люби Алиса змия со времен студенчества , она бы ограничивалась одним-единственным вечером – да и с глаз долой, из сердца вон! Или вообще бы змия на помощь не призывала.
        Но, увы, за всю предыдущую жизнь змий так прочно поселился в ее голове, что изменил с течением времени химическую структуру Алисиного мозга, став едва ли не главной Алисиной радостью и мукой.
       Вечером – радостью, а утром – жуткой депрессухой, мелкой дрожью во всех членах и прыгающим сердцем, которое практически невозможно было усмирить никакими лекарственными средствами.
        Надобно было либо трястись весь день, переживая это мучительнейшее состояние, либо принять успокоительную порцию «любимого друга», который в этих случаях нежно, но и крепко держал Алису в своих объятиях дня два-три-четыре. Создавалось впечатление, что змий истинно и страстно любил Алису – а значит, их любовь была взаимной!
       Однако, если честно, взаимной она была в один лишь первый вечер. В остальные дни, когда было особенно плохо, Алиса звала змия не для любви, а для скорой помощи – дабы это ужасающее состояние уничтожить! Зная при этом, что если она призовет змия и назавтра, муку придется потом переживать в двойном размере. И в какой-то момент даже захочется уйти вместе с этой мукой, к чертям собачьим, из этой жизни. То есть свершить страшный смертный грех – убийство себя.
      И тогда в какой-то неуловимый момент в Алисе вдруг вырастал толстый железный стержень (назовем его чувством ответственности), который «говорил» Алисе – СТОП! Дальше – НЕЛЬЗЯ! Если продолжишь, то либо сдохнешь в одночасье, либо останешься в силках (и уже безо всякой любви) в злостных объятьях змия еще много-много дней кряду. А, может быть, не приведи Господь, НАВСЕГДА! И это будет уже НЕ ЖИЗНЬ.
       И Алиса резко останавливала свой алкогольный «забег» и на сухую переживала как бы предсмертное сердцебиение, упомянутую жестокую депрессию и трясучку. В такие дни Алисину голову жестоко клонило ко сну, но рой тревожных мыслей, оглушительное сердцебиение, страх смерти и чувство неизбывной вины желанного Морфея отторгали.
       Знали бы вы, друзья, какой это беспримерный духовный подвиг – вырываться, теряя перья, из жестоких объятий змия, которые пару-тройку дней назад казались приятнейшим пленом! О, какая же это мука!
       Время в такие дни едва тащилось и казалось, что этот проклятущий день никогда не закончится . И потом еще почти неделю будет о себе напоминать слабостью, неверной головой и немотивированной тревогой.
       Телевизор в такие дни почти не отвлекал, но куда-то же нужно было пристроить хотя бы глаза, книги не читались, телефонные разговоры с посвященными подружками были в тягость. Ибо в этом коматозном состоянии говорить, кроме собственных страданий, было не о чем, поскольку ничто в этом мире Алисе не казалось заслуживающим внимания и интереса. 
       Даже Алисина любовь к «объекту», кажется, уничтожалась напрочь, как будто бывала выжжена дотла неважно высоким или низким градусом змия, которого в эти дни Алиса НЕНАВИДЕЛА. И также сильно она ненавидела самое себя. К этой ее ненависти всегда присовокуплялось чувство изгрызающей душу вины за нечто неизвестное, наверняка очень гадкое, содеянное ею по отношению не только к себе, но и к дочери. Ибо помнила Алиса только первый вечер, когда она еще только начинала свои греховные шашни со змием. А все остальное – амнезия-с! С-с-с-сука!!!
       А потом – минимум на второй, максимум на четвертый день – приходили очистительные слезы. Алиса молилась и просто-таки тонула в соленой влаге, твердила вслух самой себе одно лишь слово «НИКОГДА», не понимая, что оно-то и привлечет к ней какое-то время спустя, когда все страдания забудутся, зеленого змия!
       Ах, это счастливое свойство памяти – ЗА-БЫ-ВАТЬ! Ибо иначе из-за своих неуемных рефлексий мы едва ли доживали бы до плюс-минус-сорока.
        Но в те печальные моменты Алиса даже и не предполагала, что «любимый друг», улучив момент, снова ласково поманит ее игривым пальчиком да еще с грустью пообещает, гад такой, что в этот раз он сможет утешать ее всего один вечер. И врал он отнюдь не всегда. И потому в длительные путешествия в ирреальность Алиса пускалась один раз в месяц-полтора-два. Но не всю жизнь, разумеется, а с сорока-с-чем-то-лет – в связи с появлением объекта.
        А иначе она сейчас не сидела бы в этой уютной комнате с окном-пейзажем. Она лежала бы глубоко под землей – в могиле темной и сырой, а ее душа носилась бы, неприкаянная, в небесах, вымаливая изо всех сил прощения у Всевышнего за все свои прегрешения! Уф!
       Тут еще уместно заметить, что Алисина одержимость «гастролером» и ощущение недолюбленности были только одной (хотя, может, и главной) причиной регулярных Алисиных уходов в другую реальность. Была и еще одна причина – чисто физиологическая, под названием «климакс», который (как прочитала однажды Алиса в одной медицинской книжке) способен привести некоторых дам к алкоголизму и даже суициду.
       Ибо в этот пренеприятнейший период женской жизни дама перестает чувствовать себя полноценной женщиной. Ей начинает казаться, что ее земной путь подходит к концу, а впереди маячат лишь безрадостная старость и никомуненужность…

                4.

      Из этих, терзавших душу воспоминаний и созерцания сосен за окном Алису неожиданно выключил бодрый женский, чуть низковатый голос:
        - Ну, здравствуйте!
        Алисы вынырнула из мыслительного процесса, повернулась к двери и обрадовалась, ибо в комнату вошла интеллигентно одетая молодая дама лет, как вскоре выяснилось, тридцати шести. В замысловато-изящной бежевой курточке, черных брючках (в обтяжку, где надо), черных же ботиночках и беретке – тоже черной.
       Но обрадовалась Алиса, конечно же, не приятному «прикиду» пришелицы. Просто дамы из остальных трех комнат женского блока (то есть девять душ) Алисе как-то не пришлись по душе, хотя видела она их лишь мельком – мимоходом и полувзглядом, пока шла в свою пустую комнату, которая теперь уже пустой не была.
        Новая соседка представилась Аришей, присела, сняв беретку, на кровать напротив Алисы – и меж ними тут же возникла родственная связь, и полилась откровенная, непринужденная и сразу на «ты» беседа.
       И это было не удивительно, ибо здесь все были «свои» - браться и сестры, так сказать, по крови (а вернее, по ее «змеиному» качеству): с которыми можно было говорить о чем угодно низком и постыдном – то есть о пьяных своих выходках, о каких даже лучшей подружке из «той» жизни не всякий раз расскажешь! Стыдно-с!
        Алисин (он был первым) монолог мы здесь приводить не будем, ибо он был сложен из кусочков изложенных выше Алисиных размышлений и воспоминаний.
         - Но я осознала это как проблему только сейчас – к пятидесяти шести годам, - сказала Алиса в финале монолога. – А ты… Ты же мне в дочери годишься! Как тебя угораздило?!
        - Ты представляешь, у меня случилась белая горячка, - с готовностью ответила Ариша. – Прямо дома. Я ушла от мужчины, с которым жила, ну, и, соответственно, пила почти полтора года кряду. Ну, с небольшими перерывами… И дома на четвертый или пятый трезвый день ко мне пришла белочка!
       - О, Боже! – Изумилась Алиса. – Белочка – в твоем нежном возрасте! А я вот даже и не знаю, как это бывает. И в сравнении с тобой – просто трезвенница!
       - У меня было так: я перестала узнавать и папу с мамой и одиннадцатилетнего сына, - сказала Ариша. – Не понимала, где вообще нахожусь. Это был ужас! Хорошо у меня родители – медики, и мама меня какими-то транквилизаторами из этого жуткого состояния вытащила! И тогда я сказала папе, чтобы он увез меня в «Зеленый рай».
       - И сколько твой папа заплатил за это счастье? – Поинтересовалась Алиса.
       - Почти десятку. Но ты знаешь, что за эти деньги здесь можно прожить от месяца (это минимальный срок) до полугода.
        - А с меня почему-то всего шесть взяли, - удивилась Алиса. – Почему, интересно?
        - Ну, может быть, потому, что ты пенсионерка по возрасту, хотя и не выглядишь. И потом тебе по фигу, поставят тебя на учет как хроническую алкоголичку или нет, с твоей работы тебя за это не выгонят. А мне-то ведь еще работу потом придется искать, так что мне нельзя на учет! По-моему так нам объяснили…
         - Так ты полтора года пила и не работала?! – Изумилась Алиса. – А на что жила и пила?
        - Ох, Алисочка, не полтора года, а почти пять, почти сразу после развода с мужем, - засмеялась Ариша. – А деньги? У меня родители (папа, в основном) состоятельные и меня очень любят. И потому как-то можно было перехватывать то едой, то деньгами. Ну, и потом в последние-то полтора года я с Антоном жила, а уж он что где добывал, мне неведомо. Он вообще-то – бывший зэк и человек страшный. Но меня любил очень! Мне все говорили: «Аришка! Ты с ума сошла! Беги от него!» А мне все было по фигу… Я и слушать никого не хотела. Мне было с ним комфортно, вот и все! Хотя у нас там ТАКИЕ драки были (нет, не со мной, с пьяными друзьями), и ножи по дому летали. Представляешь? Как я действительно оттуда живая выбралась?!
        - А сама-то ты этого страшного Антона любила, что ли? – Спросила Алиса.
         - Да черт его знает! Я ведь развод с мужем очень сильно переживала! – Опять засмеялась Ариша. – Может быть, клин клином пыталась вышибить? Сначала одним алкоголем, а потом – Антоном и алкоголем. Домой-то пьяной возвращаться стало неудобно. Там же сын… А у Антона… Представляешь, просыпаешься никакущая – и не надо думать, как бы опохмелиться. Только глаза продерешь, Антон уже рядом и спрашивает: «Будешь?» А я ему, знаешь, как отвечала? «Насыпай!» Да-да, именно «насыпай», а не «наливай»! И он мне тут же стаканчик подносит. Выпьешь – и дальше жить можно! Мы иногда просто почти целыми днями спали. А ночью бурную деятельность развивали: я еду всякую готовила. Я вообще люблю у плиты стоять, это у меня в генах!
       - А чего же с мужем-то тогда развелась, если ты – генетическая хозяйка?!
       - А черт его знает, сейчас и не вспомнишь, из-за чего у нас разлады начались. Может быть, оттого, что он старше меня на пятнадцать лет, ему нужен был спокойный семейный очаг; а я, дура молодая, еще не нагулялась! Вот зато после развода и погуляла так, что белочку встретила, - хихикнула Ариша.
        Тут стоит заметить, что эта «светская» беседа двух алкоголь-львичек текла легко и весело. Так, как будто они делились впечатлениями от отдыха на Багамах или там в Таиланде. И их можно было понять: атмосфера «Зеленого рая» (о коей мы расскажем чуть ниже) не располагала к серьезному обсуждению проблемы, потому что все его («рая») обитатели одним мирром были мазаны. Только мазал их не священник, а алкогольный бес!

                5.

      Мило беседуя, дамы переоделись в домашнюю одежду – отнюдь не в больничные халаты, а в стильные спортивные костюмчики: Алиса – в цвет морской волны, Ариша – в розовый. Ее потом так и стали называть – Дама в розовом. И вообще Ариша несмотря (или, наоборот, как раз благодаря приятной полноте) была дамой исключительно сексапильной.
       Тут, может быть, совсем некстати упоминать (однако когда-то же нужно!), но обе наши собеседницы имели образование высшее: Алиса была врачом-нейрофизиологом, а Ариша – и психологом, и юристом, но работала по второй  специальности – юристом в одной «хлебной» организации в своем небольшом городке.
       Стыдно-то как, - наверняка скажет какой-нибудь предвзятый читатель: образованные, дескать, дамы, а туда же – мордой об тэйбл! Но ты не груби, дорогой читатель, а лучше вспомни банальную цитату про «многия знания – многия печали»…
       Впрочем, забегая вперед, заметим, что чаще всего не многие печали от многих знаний принуждали обитающих в «Зеленом рае»  дам – почти сплошь деревенских и недостаточно образованных (техникум или училище – по-нынешнему, колледж!) и книжек, как правило, не читающих; а семейные отношения.
         Иначе говоря, к зеленому змию большую часть дам «принуждали» мужчины, которые в нашей стране почти что перевелись. А те, что остались, казалось, были пригодны лишь для беспорядочного размножения, простецкой работы, не требующей особых знаний, не говоря уже о волнениях ума или души, да сил, чтобы рюмку к страждущему рту поднести!
        Да простят автора те в той или иной степени респектабельные джентльмены, которые не относятся к вышеописанной «низшей касте». Они, слава Богу, еще есть – умные, образованные, работящие до трудоголизма. К дамам они относятся трепетно, пьют только по праздникам (исключая День танкиста), а иные даже и не курят. Но видит Бог – их, кажется, остается все меньше и меньше. Они – в дефиците!
       И вот что странно: зачастую наши дамы выбирают не их, правильных и обходительных (и в силу этого скучных), а развеселых «плохих мальчиков», которые годы спустя станут пить и бить своих избранниц смертным боем. Или скитаться по тюрьмам да по ссылкам.
       А самое главное, они, эти «плохиши», поведением своим, неадекватным нормам человеческих взаимоотношений, зачастую вынуждают и супружниц своих взяться за рюмку! И это – страшнее некуда, ведь женский алкоголизм!... Да что тут говорить! А дети при вечно пьяной матери – кто измерил их страдания?!
       И тут кстати сказать, что большая часть деревенских женщин в соседних комнатах «отрабатывали» в «Зеленом рае» свое право снова стать матерями. А детки их несчастные проживали в это время в разных социальных приютах! И всем им (матерям, а не деткам!) было от тридцати с небольшим до плюс-минус-сорока лет!
       Алиса как-то раз спросила у больничных психологинь, в чем тут дело?! Почему именно в этом возрасте «наши пациентки» превратились в клинических алкоголичек?! А, скажем, таких, как она сама, под шестьдесят, в лечебнице почти нет?
      - По-всякому бывает, - ответила одна из психологинь, - но, по большей части к нам действительно попадают именно в этом – от тридцати до сорока – возрасте и даже моложе. Ведь у нас есть даже детское отделение – для детишек от двенадцати до шестнадцати лет!
       - Господи! – Воскликнула Алиса. – Клей они, что ли, нюхают?
       - Да нет, пьют, в основном. Пример-то перед глазами.
       - Все это начало происходить, наверное, потому, что во время перестройки появилась куча киосков с как бы импортным пойлом. И пить пиво и разную бурду из баночек стало не только разрешено, но и модно? – Предположила Алиса.
       - Это тоже, конечно. Вроде как малоалкогольные напитки – это не страшно, - ответила старшая психологиня. – Но есть и другая, вытекающая из этой причина. Это начало девяностых, когда в стране была полная разруха, талоны, зарплаты месяцами люди не видели, криминал процветал… Так вот: большинство наших пациентов – это молодые люди от 30 до 40 лет, которым в начале девяностых было по шестнадцать-двадцать. Их теперь называют потерянным поколением.
       - И что же с ними дальше будет? – Озаботилась Алиса.
       - Это одному Богу известно. Ведь алкоголизм – болезнь хроническая. А значит, неизлечимая.
       - Ну, и зачем мы тогда пытаемся лечиться? – С легким сарказмом спросила Алиса.
       - Да затем, чтобы у вас хоть ремиссия продлилась от месяца до полугода. Плюс наши психологические установки и правила, которые призваны нацелить вас на дальнейшее воздержание. А там уж – кто сколько выдержит… Только сам человек может себя спасти, если захочет.
       - Это так, - согласилась Алиса, а про себя подумала: с Божьей помощью…

                6.

      Слегка утомившись приятнейшей беседой (ведь говорить о своем грехе-пороке было совсем не стыдно, а, напротив, забавно – как будто бы и не о себе говоришь), наши дамы решили покинуть свою уютную (решетки не в счет) обитель и выйти, наконец, «в свет». То бишь в недлинный безоконный общий коридор, казавшийся от искусственного света желтым. По пути они наскоро перезнакомились со всеми своими соседками и покинули дамский блок.
        Едва наши дамы уютненько устроились на коридорном диванчике, к ним неслышно, как кошка, подошел и подсел рядышком (с Алисиной, конечно, стороны) приятного вида джентльмен в потертых и очевидно старых джинсах, но с совершенно гладенькой, лишенной признаков злоупотребления физиономией. На вид ему было около сорока или чуть после, и его можно было бы назвать красивым, если бы не вечно сонное выражение его больших, навыкат, глаз, которые лишь слегка меняли выражение, когда он отпускал какую-нибудь простенькую, но уместную шуточку.
        - Здравствуйте, девушки! Меня зовут Арнольд, - радостно улыбаясь, сказал незнакомец. - Рад вас видеть у нас!
       Сомнительный комплимент, - про себя усмехнулась Алиса, а вслух с долей иронии произнесла:
       - Вы – Арнольд, и вы – алкоголик!
       - Ну, конечно, - еще пуще обрадовался Арнольд, - а иначе где бы я встретился с такими очаровательными дамами?! Пьют-то ведь, если вы не в курсе, лучшие из нас! Недаром говорят, что Бог больше всего любит пьяниц и поэтов.
       Это уже лучше, - про себя отметила Алиса, а вслух сказала:
      - Да вы философ, - и ударение сделала на последнем слоге.
      - Есть маленько, - согласился Арнольд. – А вообще я – председатель нашего дружного коллектива, который вы совсем скоро увидите. А поскольку вы новенькие, я должен ввести вас в курс нашей жизни.
      И Арнольд рассказал дамам о режиме больничного дня, про обязательную трудотерапию (всюду мыть полы, ибо санитарок в «раю» нет, «а вам полезно»), про физвоспитание, психотерапию и прочая, прочая, прочая.
      - А с курением у вас тут как? Запрет, как везде? – Озабоченно спросила Алиса. – Если так, я тут же убегаю!
       - Нет-нет, с этим все в порядке, - успокоил Алису Арнольд. – Вы когда-нибудь видели некурящего алкоголика?! Тут все врачи понимают, что если лечить сразу от двух зависимостей, у них и лечиться никто не станет. Поэтому (Арнольд сделал паузу) до обеда курим вон по тому расписанию (он ткнул пальцем в сторону стенда с разными «объявами»), а после тихого часа, когда все врачи уходят, курим каждый час. На улице. Благо, сейчас весна на дворе! – И Арнольд повел новеньких к стенду.
      - Гуманненько! – Прокомментировала Алиса. – Только до обеда как-то слишком редко…
      - А этот вопрос мы улаживаем с охранниками, - успокоил Арнольд. – Не всегда, конечно, получается, все от их настроения зависит. Но мы стараемся наших охранников чем-нибудь умасливать. Андрею, например, куриные косточки собираем – для его собаки…
       Тут надо заметить, что в продолжение своего рассказа о порядках в «раю», Арнольд обращался, по большей части, к Арише и прямо-таки пожирал ее взглядом совсем не сонным.
       Да это было вовсе и неудивительно и для Алисы – необидно. Потому, во-первых, что оба они годились ей в дети. А, во-вторых, Алиса была, что называется, не в той внешней форме, в которой она могла бы затеять какой-нибудь романец. Но ведь не за этим же она явилась в «Зеленый рай»!
       - Ну, а теперь пора и пообедать, - сообщил Арнольд.
       …За обеденным столом на шесть персон Арнольд ничтоже сумняшеся уселся рядышком с Аришей (хотя это столик считался исключительно женским) и вел с ней в процессе трапезы какую-то, неслышную для Алисы улыбчивую беседу и что-то даже время от времени нашептывал в ее обнаженное стильной стрижечкой розовое ушко. Ариша, это было очевидно, от сих невинных тактильных полуприкосновений к своему органу слуха не на шутку млела.  Хоть и отстранялась иной раз, кокетливо похихикивая:
        - Да ну тебя, Арнольд!
       Арнольд же в эти моменты, зачем-то задорно подмигивал Алисе.

                7.

        Поэтому ни Алиса, ни тем более Ариша не удивились ничуть, когда вечером во время их безыскусной беседы о прошедшем дне и качестве пищи (ужин был ужасный, рыбный суп – фу-у-у!), в деревянную раму бездверного проема раздался стук и прозвучал голос Арнольда: «Тук-тук-тук! Голых нет?»
      - Да заходи уже! – Снисходительно кокетливо сказала Ариша.
      - Вместе и разденемся, - негромко прибавила Алиса.
      - А я вот вам второй ужин принес! – Весело сказал Арнольд и принялся выгребать их пухлого пакета колбасу, разные консервы, хлеб и еще какую-то снедь, и они с Аришей принялись дружно накрывать «поляну».
       Алиса, почти молча, лишь изредка вставляя уместные реплички в их домотканую болтовню, наблюдала за кухонной суетой и думала о том, что если Арнольд станет являться сюда ежевечернее, за ней не заржавеет напомнить ему о запрете заходить в женские покои (и наоборот), о чем он сам же успел им поведать в своей поучительной беседе о правилах поведения в «раю».
         - Ну, вот, девочки, - сказал Арнольд, когда они уселись вокруг журнального столика, - сегодня у вас был первый день почти без лекарств. А с завтрашнего дня вас будут усердно лечить. Причем, в первые три дня лечить будут усиленно: капельницы, сильнодействующие препараты и прочее.
         - И мы станем как зомби? – Испугалась Алиса.
        - Ну, не совсем зомби, но вы станете как сомнамбулы. Вам будет затруднительно передвигаться и разговаривать. Некоторые вообще в эти три дня спят, как убитые. Это необходимо для того, чтобы максимально очистить ваши организмы и задать вам необходимое здесь состояние покоя…
       - …и неравномерного непрямолинейного движения, - продолжила Алиса. – А если я не усну, или проснусь и захочу покурить выйти – я дойду?
      - Доведем! – Бодро сказал Арнольд – А я на что?!
      - Ну, ладно, а потом? – Спросила Ариша, глядя на Арнольда собачьими глазами.
      - А потом будет все нормально: капельки противоалкогольные, таблеточки, физиолечение… Чувствовать себя будете почти как в санатории.
      - Почему «почти»? – Хором спросили дамы.
      - А трудотерапия? Забыли? – С веселым ехидством спросил Арнольд. – Два этажа – в нашем общем распоряжении!
      - Не хочу мыть полы, - притворно заныла Ариша.
      - А я буду тебе помогать, - ласково ответил Арнольд, переместился на Аришину кровать и по-хозяйски положил руку на ее розовые (костюм!) плечики.
        Ариша не возразила, руку Арнольдову не сбросила, а, напротив, сама прислонилась к Арнольдову же бочку.
       Ну, началось, - подумала Алиса, но вслух пока ничего решила не говорить, а принялась поедать бутерброды да поглядывать на темные, высвеченные лишь ночными фонарями сосны за окном. Потому что смотреть на сладкую парочку Алисе была пренеприятно и даже противно, ибо она всегда полагала, что демонстрировать в обществе свои чувства более, чем неприлично.
       - А вы, кстати, знаете, почему наша лечебница называется «Зеленый рай»? – Вдруг спросил Арнольд.
        - Ну, потому что в лесу, - убежденно ответила Ариша.
        - А я думаю, что в названии заложен некий ехидный смысл: зеленый рай, зеленый змий… Предполагается, наверное, что алкоголиков должно тянуть сюда, как попавшего на небеса – в рай, - с усмешкой сказала Алиса.
      - Это интересное толкование, - чуть задумавшись, сказал Арнольд. – На самом деле раньше здесь был обыкновенный санаторий с этим названием. Потом санаторий отдали под лечебницу для нас. И называется она совсем по-другому. Вы разве не прочитали название на огромной таблице над входом? «Медучреждение для лечения больных алкоголизмом, наркоманиями и токсикоманиями»! Но в народе его так и продолжают называть – «Зеленый рай».
      - Как интересно! – Радостно воскликнула Ариша.
      - Да уж, - сказала Алиса и из дальнейшего незамысловатого разговора выключилась, уткнувшись в книгу.
       …Тут как раз самое время забежать вперед и пояснить, о чем задумался Арнольд, услыхав ехидное Алисино толкование народного названия лечебницы. Арнольд просто-напросто решил вспомнить, в который раз он попадает не в ад, а в «Зеленый рай».
        Ну, а мы сей же час посвятим читателя в тот печальный факт, что в последние лет десять Арнольд, похоже, большую часть своей жизни проводил не в собственной квартире, а в больничной палате «рая». То по два месяца, то по четыре. Похоже, что именно жизнь в «Зеленом рае» стала для него НАСТОЯЩЕЙ жизнью.
        Сколько-то лет назад Арнольд развелся с женой, жил в одной квартире с двадцатилетним сыном, с которым и пил. Но сын, в силу молодости, не достиг еще стадии мучительных запоев, а Арнольд в этом смысле был признанным «асом». И потому через два-три месяца вольной жизни Арнольд возвращался в «Зеленый рай», как в дом родной.
        Тут ему всегда был искренне рад весь медперсонал, начиная с главного врача и кончая медсестрами со всех трех этажей! А ведь это так важно для любого человека – чтобы он чувствовал, что ему рады! Арнольда знали здесь как человека ответственного, поэтому он почти всякий раз становился председателем «общины алкоголиков отделения реабилитации» (то есть всегда был при деле) – и чувствовал себя полноценным, полезным и даже уважаемым членом общества. Чего ему в «той» жизни, видимо, и недоставало!
        А чем он в той самой жизни, в промежутках между запоями, занимался, Алиса с Аришей так и не узнали, ибо Арнольд в ответ на эти вопросы с легкостью отпускал какую-нибудь банальную фразочку типа «работа не волк» или «хомут на шею всегда найдется» - и заводил отвлекающую беседу, например, о предстоящем волейбольном матче с командой крутых парней-медиков и уговаривал дам обязательно прийти поболеть «за своих».
       Словом, в «раю» Арнольду жилось гораздо комфортнее, чем в реальной жизни. Тем более что здесь всегда очень легко было закрутить романчик! Может быть, именно поэтому Арнольд в обычной жизни очень недолго пребывал в трезвости, невесть где находил деньги на очередное лечение – и являлся, как ни в чем ни бывало, в «Зеленый рай», где уже через три дня выглядел чистым, свежим и просветленным! Чудеса да и только. А, впрочем, Арнольд был первое, но не единственное «чудо» лечебницы. Однако по порядку…

                8.

       Время близилось к десяти (отбой по больнице!), а Ариша с Арнольдом, кажется и не собирались расставаться. Более того, голова Арнольда уже покоилась на мягко-розовых (костюм!) Аришиных ляжечках.
       - Вы как хотите, - сказала Алиса, закрывая книгу, - а я хочу спать. Подъем-то, как я понимаю, в шесть-ноль-ноль.
       - А без десяти шесть – первый перекур, - напомнил Арнольд, послушно возвращая себя в вертикальное положение. – Ну, ладно, я пошел. Спокойной ночи!
       - И тебе! – Облегченно ответила Алиса, а Арнольд прибавил:
       - А если не уснется на новом месте, выходите в телевизионный холл, - и Арнольд (о, радость) покинул комнату.
      Однако Алисина радость была преждевременна, ибо, как выяснилось чуть позднее, Арнольд таким нехитрым способом назначил ночное свидание Арише, которая тут же это подтвердила:
        - А мне что-то совсем спать не хочется. Так что я, пожалуй, через некоторое время выползу в телевизионный холл.
          - У меня такое ощущение, что ты не прочь закрутить с этим милым алкашом «курортный роман» - и идти до конца, - с нескрываемой иронией сказала Алиса.
         - А почему бы и нет? – Легкомысленно-весело ответила Ариша. – А че тут еще-то делать? Книжки, как ты, читать?
         - Ты, по-моему, тоже читать была настроена, - заметила Алиса. – И книжечка у тебя на тумбочке о-о-очень серьезная – «Тэсс из рода Д*Эрбервилей немецкого писателя-классика Томаса Гарди.
         - И книжку почитать успею, - отмахнулась Ариша. – Сегодня я, между прочим, десять страниц одолела!
         - О, какой грандиозный рекорд! – Ехидно сказала Алиса. – Ты лучше скажи: ты влюбилась в Арнольда с первого взгляда или как?
        - Или как. Может, еще и не влюбилась, но он мне очень приятен, и руки у него такие ла-а-асковые. Он так сексуально мне плечико наглаживал!
        - Ох, смотри, детка! – С материнскими интонациями сказала Алиса. – Будь осторожнее. Средств контрацепции-то у вас наверняка нет! А ну как залетишь?
        - А мне все по фигу! – Еще более легкомысленно сказала Ариша. – Разберемся.
        - Тогда у меня – настоятельная просьба, - твердо сказала Алиса. – Никаких оргий в нашей комнате не устраивать! Сон у меня плохой!
        - Обещаю, - не слишком уверенно ответила Ариша.
       …Посреди ночи Алиса проснулась от каких-то посторонних звуков. Не открывая глаз, она прислушалась и поняла, что на Арииной кровати – двое! Они тихо перешептывались, а Аришина кровать, хоть еще ритмично и не потрясывалась, звуки, ей свойственные, издавала – поскрипывала то есть.
      Алиса открыла глаза и в свете уличного фонаря, деликатно освещавшего как раз Алисину часть комнаты, и увидела (о, ужас-ужас-ужас!) чью-то голую задницу. Алиса отвела глаза от мерзких полушарий, увидела коротко стриженую мужскую голову и поняла, что голая задница принадлежит наглецу-Арнольду.
       Алиса резко села на кровати и гневно прошипела:
       - Вы что, с ума посходили?! Вы что творите?!  А, главное, ГДЕ?!
       - Да все нормально, Алисонька! Отвернись к стенке и спи, - почти нежно попытался урезонить Алису владелец задницы.
      - Спи?!!! – Уже громче и грознее вопросила Алиса. – Тут, знаешь ли, не студенческое общежитие и не бордель!
       - Да ты просто нам завидуешь! – Уже отнюдь не нежно, а нагло и самодовольно сказал Арнольд, и не собиравшийся отклеиваться от своей подружки.
      - Ты совсем оборзел?! – Впала в ярость Алиса. – Чему тут завидовать?! Случке двух алкашей?!!
      - Знаешь, что, дорогая, - наконец разозлился Арнольд, шла бы ты отсюда на …! Сука! Если ты такая чувствительная, сняла бы себе комнату для ВИПов! Ну, какая же ты сучара!
      - А ты – моральный урод! – Чуть ли не проорала Алиса. – Сам ВИП-комнату снимай, а сейчас вали отсюда, пока я дежурную сестру не позвала! Председатель хренов!
       - Ну, ладно, тварь поганая! – Арнольд окончательно утратил свой дневной лоск. – Мы уйдем, но ты, сука (на самом деле все ругательные слова были хорошим русским матом), еще об этом пожалеешь!
     - Плевать я тела на твои угрозы, ублюдок паршивый, - совсем уж перестала следить за речью Алиса. – Смотри, как бы тебе, урод, самому пожалеть не пришлось!
       - Заткнись лучше, - с угрозой сказал Арнольд и потянул Аришу за руку. Ариша покорно, как кукла-зомби, встала с кровати, и сладкая парочка направилась к выходу. Ариша, заметим, во время всей этой сугубо «интеллигентной» беседы не произнесла ни слова, зато Арнольд на выходе не преминул изрыгнуть из себя еще порцию ненормированной лексики.

                9.

      …И тут необходимо снова сделать отступление. Даже два. Поочередно.
       Первое. Все, без исключения пациенты (и дамы в том числе) лечебницы обильно (в большей или меньшей степени – а кто считает?!) уснащали свои речи отборным матом, который, казалось, осязаемо плотным темно-серым облаком (хоть топор вешай!) висел в воздухе «Зеленого рая».
       Алиса не была ханжой. Она была врачом – а значит, была подвластна в немалой степени свойственному этой благороднейшей касте профессиональному цинизму, который, в свою очередь, требовал крепкого русского ругательства. Но матерились врачи не столь многословно: не для связки слов в предложении, как алкаши или зэки, а для придания особой пикантной остроты тому или иному высказыванию. Ну, например. «И эта старая б….ь, которая в своей жизни, может быть, всего две книжки и прочитала, удивляется, почему у нее стала такая х…я память! Она знать не знает, что если не давать мозгам работы, они в п..  совсем усохнут!»
       Ну, а в «раю» НИКТО, кроме медперсонала, ни одной фразы в простоте не произносил. Что в общем-то не удивительно: алкоголизм и мат – явления почти что одного порядка, ибо и то, и другое – суть зависимости! Почему «почти что»? Да потому что мат без алкоголя может существовать сам по себе, а алкоголь без мата – почти никак!
       Арише ничуть в этом смысле не мешали даже два ее высших образования. Алиса, конечно же, под эту общую дудочку, тоже иногда вставляла в свою, весьма-таки литературную речь одно-два «пряных» словечка, дабы из гнезда не выпадать и не стать чужой среди своих. Да что и говорить – с волками жить…
       Так что теперь в воле читателя представлять, что практически все приведенные ниже беседы густо приправлены матом. И на этом мы закончим отступление первое, ибо второе – гораздо интереснее!
        …На одном из первых психологических тренингов недавно поступившим пациентам рассказали о таком любопытном свойстве алкоголя, как изменение химических реакций в мозгах, которые перестают, «благодаря» змию, производить собственные гормоны радости: серотонин, дофамин, эндорфины и прочие. То есть естественное чувство радости либо сильно притупляется, либо исчезает вовсе. И радость (поддельную, суррогатную!) человек начинает ощущать, только приняв на грудь!
       Но когда этот несчастный безрадостный алкаш бросает пить и входит в состояние ремиссии (продолжительной трезвости), в нем потихоньку начинают просыпаться и естественная радость, и естественные же чувства. И самыми первыми просыпаются именно романтическо-эротические ощущения, в чем Алисе (хоть и не на собственном опыте) и пришлось убедиться, еще не ведая о научной подоплеке ночной сцены.
        И этот феномен, предупредила младшая психологиня Вера, не только нежелателен, но даже и опасен, ибо новая любовно-эротическая зависимость, как правило, вызывает к жизни старую – то есть у любовником может случиться алкогольный рецидив. Поэтому всяческие романы в «раю» не то чтобы воспрещаются, но оч-чень не приветствуются!
         Словом, хотите надолго задержаться в состоянии ремиссии – не заводите «курортных романов», которые во внебольничной жизни, как показывает практика, очень быстро распадаются.
        Но… Васька слушает – да ест (пардон за трюизм!). И романы все равно возникали, и чувства романтические удовлетворялись, где ни попадя! Оставалось только удивляться, как новоявленные любовники находили для этого полузапретного действа и время, и место!
        Арише с Арнольдом в этом смысле повезло. У Арнольда в его трехместной палате был всего один сосед (в отличие от Алисы – пофигист), который против эротических забав на соседней койке не возражал, ибо ему все это было до фени: он по полночи сидел спиной к сладкой парочке – за ноутбуком и в наушниках. Зависал, то есть, во всемирной паутине и страдал, похоже, зависимостью от жизни в виртуале, которая, увы, не спасала его от другой, не столь безобидной зависимости.
        Впрочем, местные психологини утверждали, что одна зависимость непременно порождает другую. Они не верили в противоположную теорию замещения зависимостей. И, возможно, были правы. Но у нас тут, в конце концов, не научный трактат…

                10.

      Алиса, едва выйдя из сна, тут же подумала, что минувшей ночью нанесла Арише смертельную обиду и была готова выслушать от Ариши все ее претензии. Но извиняться за свое «ханжеское» поведение Алиса вовсе не собиралась.
        Однако ничуть не бывало. Ариша, напротив, выглядела не только виноватой, но и даже попросила у Алисы прощения за свое «недостойное поведение в быту».
        - Честное слово, я сопротивлялась, сколько могла, - проныла Ариша. – Но он уверил меня, что ты не проснешься, и был так настойчив. И нежен…  Мы больше не будем …тут… - Прибавила она совсем по-детски.
        -Конечно, не будете, - твердо сказала Алиса. – Но каков хам, этот твой нежный алкаш! Матерится, как сапожник, а прикидывается как бы интеллигентиком. Видеть его не хочу! Противно! Как вспомню его голую задницу! Бр-р-р-р!!!
       - Забудь, пожалуйста, - едва ли не взмолилась Ариша. – Так ты и в комнату его теперь не пустишь? Не ночью…
       - Да ладно, пусть заходит, - смилостивилась Алиса. – Особенно со вторым ужином. С паршивой овцы…
       В этот и последующие два дня интенсивной терапии, когда у обеих полусонных дамочек едва хватало сил, чтобы доползти до столовой и до уличной «курилки», Арнольд воплощал собой саму вежливость и беспримерный гуманизм. Он всегда (когда девочек не срубал сон) оказывался рядом: и поводырем работал, и официантом в столовой, и в беседке для курения лучшие места для несчастных интенсивниц освобождал. И, кажется, почти не использовал ненормативную лексику.
      А, впрочем, эти три «интенсивных» дня слились в Алисином сознании в один, который она уже неделю спустя вспоминала с трудом. Тем удивительнее был тот факт, что вместе с тем Алисе казалось, что в «Зеленом раю» она живет уж давным-давно, и что никакого другого дома у нее в этой жизни нет!
        Этот «Зеленый рай», - думала Алиса с мистическим страхом, - очень похож на туберкулезный санаторий в романе «Волшебная гора» немецкого классика Томаса Манна. Все, кто даже не по причине болезни (родственники или друзья пациента санатория) попадал в эту сказочно красивую таинственную лечебницу высоко в горах, как будто бы заболевал – и оставался в «Волшебной горе» на долгие недели и месяцы!
        Невзирая даже на кажущееся однообразие больничной жизни. Напротив, именно четко структурированное однообразие режима, похоже, там людей и удерживало. Ведь оно позволяло человеку отключиться от хлопот и проблем повседневности, отдыхать от придумок, чем бы занять свободный от работы день. Все было тщательно продумано за тебя и задолго до тебя…
         И потому мудрый Манн сделал вывод: чем однообразнее жизнь, тем быстрее она протекает. И незаметнее. Как вода меж пальцев….
        - Ну, вот, начался очередной день сурка, - с этой фразочки каждый день начинала Ариша.
        - Да какой же день сурка? – Ежедневно возмущалась Алиса, - когда каждый день что-нибудь хоть мелкое, но новое происходит. То напьется кто-нибудь и назавтра его выгонят, то наш любимый главврач что-нибудь остроумное скажет на утреннем собрании, то кто-нибудь самовольно сбежит из «рая», то на психотренинге информацию новую и интересную услышишь, то книжкой увлечешься, то на красивый восход полюбуешься!
        - Да иди ты со своими восходами! Мне все по фигу! – Одноообразно отвечала Ариша. Только вместо «по фигу» она говорила ненормативное словцо.
         - Ну, раз тебе все до лампочки, - всякий раз резюмировала Алиса, - значит, ты выйдешь отсюда – и снова запьешь!
        - Да мне по фигу, - отмахивалась Ариша.

                11.

       Ну, а теперь пришло, похоже, время рассказать про то, как был структурирован в лечебнице «день сурка».
       В половине шестого утра все три дамы (а их действительно через неделю Алисино-Аришиного одиночества стало трое) дружно просыпались, чтобы без десяти шесть, отряхнув остатки сна, радостно выйти на первый перекур.
        Причем, что было для Алисы удивительно, обе ее сокамерницы-«сестры»-подруги убегали с большими чашками горячего кофе на улицу прежде Алисы, как угорелые. Хотя обе они – и Ариша, и Неля (так звали третью даму) – хором заверяли, что в обычной жизни они вообще не курят!!! Ну, а тут – как бы за компанию да чтобы лишний раз на улицу выйти, а раз вышла, не стоять же, как дура, просто так, безо всякого дела!..
        Алиса же степенно, не приученная курить на голодный желудок, выпивала в комнате свой кофе с кусочком хлеба – и только тогда выходила «травиться». К этому моменту ее «некурящие по жизни» подруги уже поджигали вторую сигарету кряду, ибо следующий перекур ожидался только через два с половиной часа – после завтрака. Алиса этого не одобряла…
       Что происходило дальше? А дальше для Алисы начинался «рабочий день» - она принималась мыть комнату, прилегающую к ней территорию коридора и туалет. По идее, сокамерницы должны были нести ту повинность по очереди, но Алиса в первые же дни договорилась о «половой» льготе с больничным социальным работником Алексеем Николаевичем, в чьи обязанности, в частности входило распределение помывочного труда среди пациентов. Кому – спортзал, кому – желтый коридор или лестничные пролеты. Большие, то есть, площади.
       Алиса же, сославшись на свой пенсионный возраст, молитвенно попросила соцработника оставить на ее попечении лишь места, так сказать, личного пользования, ибо у нее болят руки и ей трудно совершать длинные махи шваброй.
        Алексей Николаевич, спасибо ему, пошел Алисе навстречу и назначил ей самую легкую трудовую повинность – дежурить до обеда на посту в коридоре и помогать медсестрам созывать больных на уколы, следить за капельницами и так далее. А в основном, Алиса посиживала в креслице да книжку почитывала. Алису это вполне устраивало.
        Ну, а затем до восьми утра дамы болтали о том, о сем – но в основном ударялись в алкогольные воспоминания: кто, когда, где, с кем и сколько – и чем дело кончилось! И дружно при этом хохотали!
       А ровно в восемь больные в полном составе отправлялись в телевизионный холл, где ежедневно происходило самое значительное и занимательное событие дня сурка – общее собрание пациентов и персонала.
       Вел собрание симпатичнейший главврач «Зеленого рая» Борис Иванович Орлов, чье интеллигентное (в стильных очках в тонкой позолоченной оправе) с тонкими же чертами лицо (и губы тоже были узенькими ехидными полосками) всегда выражало одну и ту же эмоцию – веселое ехидство. И потому никогда нельзя было понять, чем он закончит любую начатую фразу: хулой или похвалой. Но тем не менее слушать его отменно выстроенные речи, приправленные незаурядным чувством юмора, Алисе, по крайней мере, было безумно интересно. Особенно в тех случаях, когда речь шла о нарушениях режима.
       И первое такое нарушение случилось примерно на пятый день Алисиного и, соответственно, Аришиного лечения.
        - А вам разве еще не говорили на психологических тренингах о том, какое чувство пробуждается первым в процессе алкогольной ремиссии? – Лукаво спросил Борис Иванович, выслушав предварительно почти всегда однообразные рапорты медсестер и соцработника об общем положении дел во вверенном ему хозяйстве.
        Народ, не понимая, очевидно, куда клонит главврач, помалкивал – и в телехолле зависла неприлично длинная пауза.
       - Отчего же вы молчите? – Лукавствовал Борис Иванович. – Неужто память отказывает? Ну, это и немудрено: ведь алкоголь убивает клетки мозга, и они практически не восстанавливаются. Благодарите Бога, что клеток этих – миллионы или даже миллиарды. Иначе вы все давно уже стали бы «овощами», и ваше место было бы не здесь, а в психушке! Алиса Викторовна, - вдруг неожиданно обратил Борис Иванович свой остренький (поверх очков) взгляд на Алису, - может, вы как профессиональный медик помните и нам подскажете?
        - Подскажу, как коллега коллеге, - очаровательно улыбнувшись врачу, ответила Алиса. – Первым пробуждается эротическое чувство.
        - Правильно! – Обрадовался Борис Иванович, а Алиса вдруг испугалась за Аришу: вдруг сейчас Борис Иванович назовет поименно сладкую парочку и придумает ей какое-нибудь суровое наказание.
        А в том, что упомянуть главврач может именно Аришу с Арнольдом, Алиса не сомневалась. Сладких парочек в «раю» она знала уже несколько, но ни одна из них так беспардонно не демонстрировала окружающим свои «греховные отношения». Ариша же с Арнольдом вечно и везде (кроме утреннего собрания) сидели в обнимочку, а во время курительных прогулок Ариша просто-таки в состоянии «стоя» умудрялась полулежать на Арнольде, прильнув к нему спиной. Лица при этом у обоих были одинаково полусонные, как будто эта парочка только что выползла из постели. Конечно, Борису Ивановичу про все это благополучно донесли.
        Но Алиса ошибалась: все оказалось гораздо лучше – для нее самой и гораздо хуже – для Ариши и Арнольда.
        - А вчера у нас в отделении произошло чрезвычайное происшествие! – Все так же весело сказал Борис Иванович. – Один наш пациент не выдержал испытания романтическими чувствами и позволил себе употребить спиртной напиток. Вы сами встанете и признаетесь в том, что грубо нарушили наши правила или мне самому озвучить ваше имя? – С приятнейшим ехидством спросил Борис Иванович, глядя поверх всех голов.
       - Это я, - к своему великому удивлению, услышала Алиса виноватый голос Арнольда и еще больше испугалась за Аришу. – Я нарушил правило…
       - Ну, как же так, дорогой Арнольд, ведь вы же у нас давно не новичок, все наши законы знаете, к тому же вы – председатель, - беззлобно пожурил главврач Арнольда. – И какое наказание у нас за это существует, вы тоже знаете…
      - Знаю, - обреченно сказал Арнольд, понурив круглую голову. Ариша, тоже поникнув головой, сидела рядом с ним, надо полагать, ни жива, ни мертва.
       - Ну, а раз знаете, - еще больше развеселился Борис Иванович, - идите и собирайте вещи. Не забудьте сказать всем нам «до свидания»!
       - До свидания, - послушно сказал Арнольд, очевидно, знавший, что просить прощения за этот главный в больничном своде законов проступок – бессмысленно; встал и пошел к выходу из телевизионного холла.
        - Понятно, господа-товарищи? – Сказал Борис Иванович. – И так будет с каждым, кто пришел сюда не серьезно лечиться, а выпивать втихую. Так что будьте осторожнее с романтическими отношениями! На сегодня у меня все.
       И Борис Иванович тоже направился к выходу из холла. За ним было потянулись и пациенты, но их остановил хорошо поставленный голос психологини Веры:
       - А вы куда? У нас же еще установка!
       Это был ежедневный ритуал. Пациенты образовывали неровный эллипс, брали рядом стоящих за руки и повторяли построчно вслед за Верой одну из утренних молитв, зачастую сочиненных впавшими в ремиссию алкоголиками. Впрочем, чаще всего это была как раз молитва. Правда, не каноническая.

Господи, дай мне душевный покой,
Чтобы принимать то, что я не могу изменить!
Мужество, чтобы изменять то, что в моих силах
И мудрость, чтобы всегда отличать одно от другого!

                12.

      После этих утренних головомоек (а они случались не реже раза в неделю), все дружно шли на завтрак. А потом разбредались махать швабрами, наслаждались физио-процедурами, выходили по расписанию на перекуры, особо сильные духом проводили свободное время в спортзале (даже Алиса однажды покидала баскетбольный мяч в кольцо – и часто попадала), где можно было поиграть одновременно и в футбол, и в теннис. А не склонные к спорту оставшееся до обеда время вели беседы с соседями по блоку.
        Посвящались эти беседы, как правило, личным жизненным историям и заканчивались обычно одним и тем же: облеченным в разные слова намерением вести в будущем исключительно трезвый образ жизни. Ха. Ха.
       После обеда, когда практически всем пациентам хотелось прилечь и вздремнуть, надо было в обязательном порядке идти на психологический тренинг, где «бывших» алкоголиков и алкоголиц принуждали активно работать мозгами – заниматься психоанализом своих чувств и мыслей.
       Психогрупп было две: подготовительная – для новичков, которым «преподавали» теорию развития алкогольной зависимости и учили правилам поведения в период ремиссии: то есть рассказывали о том, как нужно вести себя, когда тебя выпустят на волю, и на тебя свалится куча нерешенных проблем; с кем не видеться, куда не ходить, что не говорить и не делать и прочая-прочая-прочая.
       Основную группу посещали «старички» - то есть как бы уже выздоравливающие. Им предлагалось «взрывать мозг», анализируя свое сегодняшнее состояние, прогнозируя будущее, обсуждая разные поучительные психологические притчи. Но иногда (о, счастье!) слабым на голову пациентам давали возможность не утруждать свои измученные мозги, а тупо релаксироваться, просматривая медитативные фильмы, не вербально (без слов) повествующие о неземной Красоте Природы в соединении с чудесными фрагментами произведений музыкальной классики: Вивальди, Гендель, Моцарт, Чайковский и даже, кажется, Рахманинов…
       Алиса с Аришей, понятное дело, попали в группу новичков и на первом же занятии обрели весьма подробную информацию о стадиях развития алкогольной зависимости.
        Мы думаем, что многим нашим читателям эта информация будет интересной и полезной, ведь почти у всех есть если не родственники, то друзья или друзья друзей, которые одурачены зеленым змием. Ну, а тем, у кого (и у друзей его) все в полном порядке, могут сей фрагмент преспокойненько пропустить!
        Итак, стадия ПЕРВАЯ. В этот период происходит возникновение психической зависимости от рюмки. Человек начинает ощущать патологическое влечение к алкоголю для улучшения настроения и забвения всех неприятностей его жизни. Змий становится главным интересом бытия, ради него человек постепенно отодвигает в сторону все другие дела, хобби, знакомства – и даже близких друзей. Особенно тех, кто не одобряет его пристрастие к змию.
        На этой стадии происходит постепенная потеря контроля над количеством рюмок, стаканов и другой посуды для выпивания. А в результате и тоже постепенно происходит потеря ситуационного контроля. То есть человек уже не способен быть хозяином той или иной ситуации, он перестает соображать, где и когда появление в нетрезвом виде может грозить ему серьезными последствиями.
        Кроме того, у первостадника появляются первые признаки амнезии – так называемые палимпсеты. Это когда в голове человека начисто стираются отдельные моменты опьянения!
       На ВТОРОЙ стадии к психическо-психологической зависимости присоединяется физическая, главный признак коей – так называемые компульсии. Что означает непреодолимое, сравнимое с голодом и жаждой влечение к рюмке. И несчастный напивается столь изрядно, что наутро к нему приходит такое жуткое похмелье (абстинентный синдром, по научному), что он просто не в силах не облегчить свое состояние с помощью змеиной дозы.
        А это – верный путь к началу запоев и, как следствие, к социальной дезадаптации: к потере или вынужденной смене работы, к разводу и даже резчайшей смене социального статуса: начальник становится пешкой, пешка катится еще ниже – и докатывается в конце концов до «статуса» бомжа!
       ТРЕТЬЯ стадии является, собственно говоря, естественным продолжением второй. С той лишь разницей, что опьянеть злосчастный алкаш способен уже от первой рюмки. Но пить все равно ни за что не остановится. Что приведет его в полной социальной дезадаптации!
       Ему теперь наплевать и на работу, и на жену и с детьми, на крышу над головой и прочие жизненные блага и необходимости. Было бы только где и с кем выпить, если у тебя самого нет на «радость ненаглядную» денежек. А если оные имеются, то и делиться ни с кем не надо, можно в свое удовольствие пить себе в одиночку, под любым кустом; а потом уснуть, где придется: под забором, на снегу, на крыльце запертого подъезда, на газоне сквера – да мало ли где! Хорошо если лето на дворе, а зимой так можно и вовсе не проснуться НИКОГДА.
        Собственно говоря, в финале третьей стадии и начале четвертой происходит полная деградация-исчезновение личности, распад коей начинает происходить уже на клеточном уровне. И дорог у такого нечеловека остается всего две: или психушка – пожизненно, или кладбище – посмертно…
        Утешением для этой печальной информации может быть только одно: каждая стадия длится лет до десяти (плюс-минус, как пить будешь!), и любой алкаш запросто может прожить до сорока-шестидесяти (если повезет) лет! Другое дело – КАК он это отпущенное ему на жизнь время проведет! А как он его проведет, мы только что описали выше.
       Однако об упомянутом «утешении» психологиня Вера даже и не заикалась…

                13.

       На этом, очертившем алкогольное будущее пациентов занятии, Вера предложила всем на пару минут задуматься, предаться самоанализу и честно самим определить, на какой стадии они сейчас пребывают. Алкоголики задумались…
       А когда через пару-тройку минут начали поочередно отвечать, выяснилось, что на первой стадии не находится уже никто, но и третью, не говоря уже о четвертой, не называли. Отвечали, в основном, так: «на второй – ближе к первой» или «на второй – ближе к третьей».
        - Ну, что ж, - подытожила Вера. – Свое настоящее и будущее вы знаете. А дальше все зависит только от вашего желания, намерения и воли. Думайте, а мы будем помогать вам перестраиваться.
       …После вышеописанного сотрясения мозга можно было часок вздремнуть, а потом (о, радость!) выходить аж на часовую прогулку (без конвоя!): прохаживаться в пределах, огороженных высоким забором, по лесным дорожкам; по одному, парами или тройками, вдыхая (вначале перекурив) весенние ароматы и любуясь ясным (или каким придется) небом, солнцем, ну, и, конечно, родными соснами!
         Далее – ужин, а после него – вторая вечерняя помывка своих участков «рая», в которой Алиса, к ее счастью, участия не принимала. Алиса обычно посиживала в это время на диванчике в коридоре и читала книжку. Или общалась с теми, кто подсаживался рядышком. И так до самого отбоя…
      Вот, кажется, и все, что касается структурирования времени дней сурка в «Зеленом рае». Хотя, стоп! Еще таблетки!
       После каждого приема пищи пациенты с наполненными водой чашками выстаивались в очередь за порцией таблеток, а по утрам в их чашки капали еще и специальные капли, которые призваны были остановить тягу к змию и «выдать» того несчастного, кто посмел пренебречь главным запретом – не пить втихую. У него тут же, за редким исключением, багровело лицо и социальная адаптация нарушалась гораздо больше, чем принятая на грудь доза.
         Вымуштрованные сестры поэтому нарушителей с легкостью вычисляли, доносили на них Борису Ивановичу, и на другой день они (нарушители, а не сестры) покидали «Зеленый рай». Как это случилось с Арнольдом.
       Ну, что вы нам про таблетки толкуете, - возможно, рассердится непросвещенный читатель, - таблетки, дескать, в любой больнице дают! Так в том-то и дело, что во всех больницах ПРОСТО дают, а в «раю» их непременно надо было заглатывать и запивать под бдительным оком медсестер. Лишь немногим избранным, вызывавшим доверие своим рвением к лечению (в их число входила и Алиса) дозволялось употреблять таблетки в палате.
      Ну, теперь уже точно все, что следовало рассказать о режиме, изложено доступно и достаточно подробно. А если что-то и забыто, то оно непременно всплывет в ходе дальнейшего повествования.
       А значит, довольно медицине. Теперь пора поговорить о жизни. А значит, вернуться в тот день, когда из «рая» был изгнан Арнольд…
 
                13.

         В комнату девочек после завтрака они вернулись втроем. Ариша после инцидента на собрании вид имела весьма унылый, Арнольд же держался бодрецом.
       - Ну, что же ты нас всех так расстроил? – Вопросила Алиса, устроившись на своей кровами напротив сладкой парочки, слипшейся на Аришином ложе в неделимое целое – казалось только топором их можно друг от дружки отрубить!
       «И, может быть, в самом деле мы друг для друга – топоры, чтобы рубить под корень тех, кого любим по-настоящему?..» - Ни к селу ни к городу вспомнилась вдруг Алисе фраза из книжки одной хорошей писательницы, которую (книгу) Алиса как раз читала.
       - Да вы не волнуйтесь, девчонки, - абсолютно спокойно ответил Арнольд. – Вы не успеете и глазом моргнуть, как я снова сюда вернусь. В первый раз, что ли? А к тебе, любимая, я буду приезжать в гости, навещать тебя буду регулярно. Да и расстаемся мы, я думаю, ненадолго!
       Ох, не надо бы тебе возвращаться, пока я здесь, ибо смотреть на вас тошно! – Про себя подумала Алиса, а вслух спросила напрямую:
       - Неужели тебе больше нравится жить здесь, чем на воле?!
       - Хорошо там, где нас нет… - Банально-философски ушел от ответа хитрый Арнольд. – Да не переживай ты так! – Взглянув на готовую пролить слезу Аришу, переключился Арнольд. – Я же не умер. Я просто ухожу на время.
       - Ладно, прощайтесь, - тактично сказала Алиса, - а я пошла на свой пост.
       Алиса взяла книжку с «топорами» и без сожаления покинула сладкую парочку. Тут надо сказать, что неотлипно сидеть на посту, пока заведующая отделением Наталья Васильевна Беленькая (не водка!), находилась в длительном медицинском отпуске было необязательно – стоило лишь уведомить медсестру, что она, Алиса, опять дежурит и, если что, ее можно выкликнуть из палаты.
         Наталья Васильевна, о непревзойденных строгостях которой ходили грозные разговоры, вышла на работу дней примерно за пять до Алисиной выписки. И тогда уж Алисе приходилось сидеть на посту неотлучно, ибо у Беленькой всегда находилась для нее какая-нибудь «черная» работа: например, сворачивать втрое огромную пачку листков назначений. Но зато целый месяц Алиса радостно ощущала себя практически «безработной».
        Поэтому, оставив незадачливых любовников горевать и напоследок нацеловываться, Алиса не сразу вышла в коридор, а заглянула сначала во все три комнаты дамского блока, дабы слегка пообсуждать «позорное» изгнание Арнольда.
       Однако в предпоследней комнате, где проживала сорокалетняя Ксения – высокая, худощавая, коротко стриженная симпатичная брюнеточка и двадцати-с-чем-то-летняя Валечка (третье место было временно вакантно), Алиса задержалась.
       Юной алкоголички Валечки в комнате не было, ибо она весь день находилась на работе. Валечка была бездомной сиротой и потому (благодаря гуманности медперсонала) бесплатно жила в «раю» уже почти год и служила санитаркой в одной из больниц неподалеку. Поэтому по утрам, еще до завтрака, Валечка уходила на свою работу, а возвращалась к концу вечерней часовой прогулки.
       До появления в «Зеленом раю» сиротка Валечка жила и «достойно» пила в своей деревне в компании местных алкашей. А после одного из самых крутых загулов Валечку привезли в город, смертельно пьяную и жестоко избитую – и поместили сначала в другую лечебницу, для почти уже конченых алкашей. А уж оттуда в «Зеленый рай» - на реабилитацию.
       Валечка была росточка очень маленького, с детским личиком и выглядела, столь долго пребывая в состоянии ремиссии-трезвости, лет на шестнадцать. Поэтому Алиса была несказанно удивлена, когда узнала, что у Валечки, оказывается, двое детей! Они жили где-то в приюте, и Валечка в своих катастрофически немудреных разговорах (она даже среднюю школу не окончила) никогда о них не упоминала.
        Да и училась Валечка, судя по всему, отменно плохо! Однажды в их комнате разгадывали сканворд, и «ведущий» (тот, кто держал в руках журнал и ручку) воскликнул: «Черт, не могу вспомнить, как звали отца Владимира Ленина?!»  «А кто это?» - Спросила Валечка. Ноу, как говорится, комментс…
       Но сейчас Валечка была на службе, а Ксения сидела в одиночестве на своей кровати – и горько плакала!
        - Что случилось, Ксюшенька? – Участливо спросила Алиса, присев рядышком и обняв «подругу по несчастью» за вздрагивающие узенькие плечики.
       - Мой сын!.. – И Ксения захлебнулась рыданием.
       - Что – твой сын? С ним что-то страшное случилось? – Перепугалась Алиса.
       - Нет-нет-нет, - замотала головой Ксения и почти взяла свои чувства под уздцы. – Типун тебе на язык! Жив он и здоров, слава Богу! – И Ксения осенила себя честным крестом, устремив взгляд на три иконки, стоявших на окне. Ксения была искренне верующей дамой, что, впрочем, ничуть не мешало ей жить в «змеином грехе» и ругаться матом так, что даже пациенты мужеского пола ее регулярно урезонивали, напоминая Ксении о том, что она все же – ЖЕНЩИНА, а ругается хлеще любого мужика!
      - Ну, тогда рассказывай, чем твой сын довел тебя до слез?
      - Представляешь, он позвонил Борису Ивановичу и спросил, нельзя ли меня ТАК закодировать, чтобы я, если выпью, сразу бы и умерла?! – И Ксения снова зарыдала. – Представляешь, как они с матерью меня ненавидят?!
       - Не думаю я, что они тебя ненавидят, - твердо сказала Алиса. – Просто они от твоих пьянок жутко устали! Ведь ты в который уже раз – в четвертый? – сюда попадаешь?
        - Да, в четвертый, подтвердила, всхлипывая Ксения. – И пробуду здесь в этот раз четыре месяца. Все лето, представляешь?! Но я согласна, только бы они меня простили! А у меня ведь и одежды летней с собой нет, а они – и мама, и сын – по телефону мне не отвечают. Вот как я их допекла!
       - Подожди, они обязательно рано или поздно тебе ответят. Молись за них, проси прощения и у них, и у сил небесных – и они ответят! А вообще я смотрю на тебя и удивляюсь – ведь ты веришь в Бога, а все никак не можешь остановиться, все грехи свои множишь!
       - Не получается! – Всхлипнула Ксения. – Каждый раз даю себе и Ему слово, что последний – и снова через какое-то время срываюсь. Но, ты знаешь, Бог меня все равно хранит. Однажды я пила в одной компании и разругалась, уж не помню почему, с одной подружкой. Она, когда пьяная, убить, наверное, может! Так вот в тот раз она на меня с топором кинулась! Я кое-как убежать из того дома успела! В домашних тапочках. Не помню, где ночь промоталась. А утром пошла к тому дому: вдруг, думаю, у них осталось на опохмелку. Подхожу, а дома – нет! Сгорел! Дочиста! И все мои «друзья» - их четверо, кажется, было – сгорели! Вот ужас-то был! А я себе думаю, что и я бы сгорела вместе с ними, если бы с подружкой не разругалась. Это Он меня спас, я точно знаю!
       - Не просто спас, - сказала Алиса. – Бог из этого злосчастного дома на руках тебя вынес. Он знак тебе дал: не пей, Ксения, не то сгоришь! Не от огня, так от самогона. Ты их чувства благодарности должна была, по идее, тут же стать трезвенницей.      
       - Ой, я тогда так молилась, благодарила, обещала, - с чувством сказала Ксения. – И держалась сколько-то долго – месяц или два. А потом позвали на день рождения – и по новой…
      - На две недели? – Уточнила Алиса.
      - Да, примерно так, - виновато ответила Ксения.
      - Я даже представить себе не могу, как можно пить полмесяца кряду, - сказала Алиса.
      - А иногда и дольше, - вставила Ксения.
      - Я себе даже в страшном сне представить этого не могу! – Воскликнула Алиса. – У меня через два-максисум четыре дня, как бы плохо я себя ни чувствовала, возникает осознанная мысль, что дальше – НЕЛЬЗЯ! И я, собрав остатки воли, начинаю этот жуткий день переживать на сухую. И он, этот день, кажется таким длинным, просто нескончаемым. И когда я поздно вечером ложусь спать, я благодарю Господа за то, что он помог мне этот день пережить! Тоже обещания Ему и дочери даю, конечно… Но когда что-то сильно выбивает меня из колеи (а случается это примерно раз в месяц-полтора), меня прямо-таки выносит в магазин, чтобы хоть на время забыть о своем стрессе. Причем, нередко бывает, что я обхожусь одним вечером. По сравнению со всеми вам я вообще не пью! И что я тут делаю?!
        - А у меня самое меньшее – неделя, - грустно сказала Ксения. – Знаешь, что делает моя мама? Меня она сразу гонит в баню, а всю одежду, в которой я пила, сжигает!
       - Ничего себе! – Изумилась Алиса.
      - Да, в печке! Даже если вещи почти новые, - сказала Ксения. – А мне говорит: умеешь пить, сумеешь и денег на новую одежду заработать! А еще мама меня, пьяную, иногда вообще в дом не пускает. И однажды я умудрилась влезть в собачью будку – там и ночевала! А однажды я сдала в ломбард свою новую норковую шубу – за бутылку самогона…
        - Совсем с ума сошла! – Рассердилась Алиса. – Ну, ладно еще за несколько ящиков – упились бы до смерти! Но за бутылку! Хороша же ты была, ничего не скажешь. И прекрати, наконец, материться. У тебя же иконы перед глазами. А матерное слово всех ангелов от тебя отгоняет! Ты знаешь это?
        - Нет… Но никак не получается… - Скорбно ответила Ксения.
        - Ну, а с шубой-то что в результате было?
        - Мама ее за какую-то мелочь из ломбарда выкупила, но мне не отдала. Она продала ее за сорок тысяч и на эти деньги крышу перекрыла. Ты, сказала мне, свою шубу все равно бы пропила или ее бы у тебя, алкашки, украли…
        - Господи, что же с вами, такими еще молодыми, происходит?! – Риторически вопросила Алиса.
       - Не знаю, - уныло сказала Ксения. – Но так хочется остановиться!..

                14.

         Впрочем, Алиса уже успела узнать, что самой главной причиной женского алкоголизма были не только социально-экономические выкрутасы начала девяностых прошлого века, когда в стране, вдруг в одночасье освободившейся от совковых идеологических установок, рухнули все запреты, идеалы и принципы, списанные, по большей части с христианских заповедей.
      Взамен пришла Большая Свобода слова, печати, бизнеса (часто основанного на крови) и, в том числе, употребления спиртных напитков. Страну просто-таки завалили алкоголем разных мастей и крепости: от невиданного забугорного пива в баночках, разновкусных, но дрянных джинов с тоником и ликера «Амаретто» до многих десятков сортов как бы импортных водок и коньяков, которые можно было купить во многих тысячах киосков, в одночасье возникших во всей земле российской.
        Почему «как бы»? Да потому что поначалу это пойло, возможно, действительно было импортным, но очень скоро российские умельцы, жаждавшие обогатиться поскорее, наладили собственное производство «импортных» баночек, бутылочек и их содержимого, очень на вкус похожего на забугорные прототипы, но изготовленные невесть по каким технологиям и невесть из чего!
       А в городах и весях страны у поколения некст обоих полов как-то сама собой возникла мода шляться по проспектам и улицам с  непременными баночками джина или пива в руках, из которых они, прогуливаясь, то и дело прихлебывали. А пиво как-то вдруг вообще перестало считаться спиртным напитком!
       Словом, они, поколение некст, приобщались к зеленому змию лет с четырнадцати (а то и раньше), и большинство юношей и юных барышень «целовались» с баночками практически ежедневно.
       И в какой-то момент дружба с зеленым змием вступала в консенсус с неразделенной или рухнувшей любовью – то есть утешение от любовного страдания вчерашние дети начинали искать во все более и более тесной дружбе с «добрым» змием!
        И потому в «Зеленом раю» медики полагали, что ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА женского алкоголизма есть неустройство, неудачное устройство или полный крах личной или семейной жизни.
        Ухоженная, гладкокожая косметологиня Люся, которую через пару-тройку часов после кодирования привезли в «Зеленый рай» ближе к концу Алисиного «заключения», рассказала Алисе, что одна из психологинь, в первую очередь, спросила ее, живет ли она все с тем же мужчиной, из-за постоянных раздоров с которым Люся начинает пить – и допивается до прямого попадания в «Зеленый рай», ио выскрестись из запоя самостоятельно она не в силах…
      - Вера мне уже не первый раз говорит, чтобы я от своего мужика бежала на край света, - призналась Люся, - пока, говорит, ты с ним живешь, ты будешь пить – и периодически жить у нас. Главное, что я все это понимаю. Тем более что пить мы почти всегда начинаем вместе. Вроде и любви особой у меня к нему нет, а уйти духу, что ли, не хватает. Кстати, ты обратила внимание, что все женщины, которые сюда попадают, пьют именно из-за мужчин. А многие НАЧИНАЮТ пить именно вместе со своими партнерами или мужьями.
      - Ну, почти все, - неуверенно сказала Алиса, хоть и вспомнила в этот момент своего «гастролера».
       - А я тебе говорю – ВСЕ, - с непоколебимой уверенностью заявила Люся. – Уж можешь мне поверить, я же тут не первый раз – и знаю точно! Ну, может, есть какие-нибудь редкие исключения, которые, как известно, подтверждают правило.
       - Кстати, и сейчас у нас есть такое исключение, - сказала Алиса. – Это Наденька…
 
                15.

       Высокой, изумительно полной Наденьке было всего двадцать пять лет. Ее полнота была хоть и чрезмерной, но почему-то весьма приятной. Может быть, благодаря красивому, налитому и внешне пока не тронутому следами злоупотребления алкоголем лицу и тому невесть откуда взявшемуся достоинству, с которым она носила свое, обремененное излишками плоти тело.
      Несмотря на свои, самые юные (в сравнении с остальными дамами) годы, Наденька имела уже несколько-разовый опыт точного попадания не только в «Зеленый рай», но и в другую, гораздо более «грубую» лечебницу – ту самую, куда привозили почти что конченных алкашей.
      Хотя, глядя на почти всегда веселую, оптимистично настроенную Наденьку, трудно было поверить в то, что за ее мягкой подушечной спиной – немалый опыт алкоголизации.
       Но самым странным (или, скорее, страшным) был тот печальнейший факт, что к зеленому змию Наденьку усердно приобщала … ее родная мать! Отнюдь не мужчина был причиной Наденькиной беды.
      - Моя мать – одиночка, - как-то поведала Алисе Наденька, - и пьет уже много лет. Бабушка уже замучилась ей скорую помощь вызывать, а потом ездить ее проведывать да еду возить. А теперь, - засмеялась Наденька, - нас стало двое. Причем, сейчас мама тоже в лечебнице – только в той, самой суровой. А бабушка бедная, которая практически не знает, что такое алкоголь, между нами мечется!
       - О, Господи! Но как же это родная мать удумала из тебя алкоголичку сделать?!
      - Да очень просто, - весело ответила Наденька. – Когда я лет с четырнадцати начала приходить домой пьяная, она мне предложила не болтаться, где попало, а пить дома вместе с ней. Ну, а я и согласилась, мне без разницы. Маму, конечно, уже вряд ли вылечишь. Так она от алкоголя когда-нибудь и помрет. Она уже несколько лет и всякими аптечными настойками не брезгует. Фанфуриками. А еще мне частенько приходится посреди ночи ей что-нибудь искать. Ее начинает так трясти – смотреть страшно!
       - И где же ты находишь? Ведь по ночам теперь нигде не продают.
       - Приходится обзванивать «друзей» - и где-нибудь да находится. Пока во всяком случае…
       - Наденька, а о себе-то ты что думаешь? – Озаботилась Алиса. – Ты же еще так молода, ты – в начале жизни. Ладно я. Я уже, в сущности, все главное в жизни сделала, а тебе это ВСЕ еще предстоит! Если, конечно, сдохнуть по забором – не твоя цель!
        - Ну, уж нет! – Как будто бы с искренней твердостью воскликнула Наденька. – Я жить хочу!
       Оставляя эту нашу эпизодическую героиню, добавим лишь, что образование у Наденьки было только среднее. Работала она продавцом. И «благодаря» своим запоям сменила уже несколько мест работы…

                16.

        …Убедив, насколько это было возможно, Ксению в том, что и мать ее, и сын все равно ее любят и обязательно позвонят ей, может быть, даже завтра; Алиса вышла в желтый коридор, уселась с книжкой на диванчик близ своего рабочего места (на стуле за столиком) и чинно читала до тех самых пор, пока из девичьего блока не вышел Арнольд.
       - Ну, все, пока! – Бодренько сказал Арнольд, подойдя к Алисе. – Забираю вещи – и домой! Но, я думаю, мы здесь еще встретимся!
       - Ну, тогда до встречи! Не прощаюсь, - с легкой иронией ответила Алиса, тихо радуясь про себя «разводу» сладкой парочки. – Пойду Аришу утешать.
       - Да я вроде бы ее утешил, - уверенно ответил Арнольд.
       Ариша, и вправду, не билась в истерике и выглядела не слишком уж расстроенной.
       - Ну, и что теперь? – Даже и не думая прикидываться сочувствующей, спросила Алиса. – Ждать его будешь, небось, как Пенелопа. Может, ниток и спиц у девочек из соседней комнаты попросить. Чтобы ты вязала и распускала, вязала и распускала…
        - Не буду я ничего вязать, а ждать просто так буду, - не отреагировала на Алисину метафору Ариша. – А что мне еще остается? Че тут еще делать-то?! А тут хоть какая-то цель – ждать. Звонков да приездов. Все разнообразие… И вообще он собирается вернуться!
       - Да я уж в курсе, - сказала Алиса. – А как ты думаешь, это у вас прямо-таки настоящая любовь? Может, ты лелеешь мечту продолжить отношения с алкашом и за пределами больницы?!
      - Ничего не знаю… - Вполне-таки бодро, без следов чувства утраты на лице ответила Ариша. – Любовь – не любовь… Какая разница? Мне с ним было хорошо, я буду без него скучать. И ждать, конечно. А че делать-то? Мне ведь родители раньше, чем через два месяца, выйти не позволят! Ты через месяц уйдешь, и мне станет скучно…
      - Тебе? Скучно? – Расхохоталась Алиса. – Во-первых, у тебя Томас Гарди нечитанный. А, во-вторых, ты же тут любого мужика захомутать можешь! Неужто ты не видишь, как почти все они, глядя на тебя, слюни пускают?! Сексапила в тебе – выше крыши. И желания плотских утех – тоже…
       - Ты так думаешь? – Воодушевилась Ариша.
       - Тут и думать нечего. Я же ВИЖУ, - ответила Алиса.
       - Нет, я никого, кроме Арнольда, не хочу, - сказала Ариша. – Никто из наших мужиков меня не привлекает! Да и разве они у нас есть – мужики?! Буду Арнольда ждать!
       - Ну, а в нашей комнате тебе и без меня, возможно, не будет скучно, - сказала Алиса. – Не думаю, что третья кровать долго будет пустовать!
       - Ага, подселят мне какую-нибудь пустоголовую бабу из деревни, - проныла Ариша.
       Ариша едва успела закончить фразу, как в комнату вошла медсестра Марина, а за ней вослед – молодая дама весьма нестандартной внешности. Во всяком случае, с первого же, навскидку, взгляда было очевидно, что она – безусловная и как будто бы «статусная» горожанка, которая знает себе цену. И эта цена – высока!
       Дама, несмотря на слегка портящие фигуру жировые «украшения», была очень хороша собой. Ее можно было бы назвать даже и красивой, если бы не (как выяснилось в процессе совместного проживания) почти постоянное раздраженно-высокомерное выражение ее восхитительно гладкого, свежего, ухоженного личика, ничуть не обремененного (как у Ариши и некоторых других дам) следами злоупотребления вредными для внешности напитками.
        Голову пришелицы украшала стильная стрижечка цвета почти черного, который (цвет) вкупе с вышеописанным выражением лица рождал у незнакомого с Нелей (так звали даму) человека ощущение непонятной опасности и даже, возможно, страха: только попробуй – и получишь по самому дорогому!..
        - Ну, вот – удовлетворенно сказала Марина, - теперь у вас тут – полный комплект. Располагайтесь, - обратилась она к Неле. – А я пойду народ на уколы созывать.
       - Вам помочь? – Встрепенулась Алиса. – Я же как бы на посту.
       - Да я сама справлюсь, - улыбнулась Марина. – А вас я через часок позову, когда капельницы поставлю, - и Марина, оставив трех наших героинь, пошла к выходу из блока, на ходу выкрикивая фамилии и страшное слово «на уколы»!
       - Ну, здравствуйте, девочки, - с нарочитой тяжестью плюхнувшись на свободную кровать, первой вступила на коммуникативное поле Неля. – Меня зовут Неля, мне тридцать шесть лет, и я – алкоголичка! Ха-ха. Вы, надо думать, тоже! – На Нелином недовольном лице явилось подобие иронической улыбки, и Алиса поняла, кто теперь будет править миром в их комнатке.
        - Естественно, - ответила Алиса, - а иначе нас бы здесь не было.
        - А я – Ариша, - подхватила Ариша. – Хочешь, мы тебе расскажем про наш режим, в том числе и курения. Если ты куришь, конечно.
       - Так – нет, а здесь – в обязательном порядке! – С незначительным намеком на улыбку ответила Неля. – Здесь не курить, все равно, что ТАМ – не пить! И про режим мне ничего рассказывать не нужно. Я тут все, включая психологические развлечения, знаю наизусть.
       Неля обвела тяжелым взглядом удивленные лица сокамерниц и сказала высокомерно:
      - Ну, что вы на меня выставились! Мы же не в цирке! Да, я все знаю, потому что самостоятельно прихожу сюда – погодите, сейчас посчитаю – в пятый или шестой раз. Точнее не помню.  Меня тут все знают, как облупленную!
      - А почему тебе не удается держаться в трезвости? – Воскликнула Алиса. – Выходит, мы платим деньги за бесполезное лечение?!
      - А вам разве не успели рассказать, что алкоголизм – болезнь хроническая и неизлечимая? – Язвительно ответила вопросом на вопрос Неля. – И вослед за ремиссией может, если вам не хватит духа сопротивляться собственным желаниям, обязательно последовать рецидив. Но зато моя последняя ремиссия продлилась десять месяцев! Хоть у одной из вас в последние эн лет был такой срок непития?!
       - Не было! – Почти хором ответили дамы, а Алиса отдельно спросила:
     - И почему же ты опять запила?
     - Нипочему, - отрезала Неля, но неожиданно сменила гнев на милость, - просто в какой-то момент подумала: я так долго уже не пью; может быть, немного пива мне не повредит? Хотя вообще-то я пью исключительно водку. Ну, и выпила пива – и ничего! Через несколько дней подумала: может, и легкое вино мне не повредит? Не повредило. Один раз. А на другой после какой-то рюмки меня настоятельно потянуло к водке – и я ушла в запой! Ну, мама с мужем меня срочно сгребли - и сюда, к доктору Орлову, который был, конечно, очень рад меня снова увидеть. Но в то же время был неподдельно огорчен: как же так, говорит, Неля, ты же СТОЛЬКО времени продержалась! Да вот так, говорю, Борис Иванович, очень, видно, по вам и вашему заведению соскучилась! Да и подумала, а не сменить ли мне обстановочку?! У вас же тут хорошо, спокойно, никто дурацкими советами и идиотскими назиданиями не достает! И пить всякую гадость не очень-то хочется. Вы ведь, говорю, меня всего один раз за нарушение режима выгоняли? Это я как-то в Новый год подбила троих девчонок попраздновать, а наутро меня выписали, - пояснила Неля соседкам. – Вот только посмотрите, говорю, как я от воздержания разжирела! Я ведь, девчонки, до этой ремиссии, была в хорошем смысле худенькая и стройненькая. Примерно как Алиска! А сейчас! – Неля ухватила двумя пальцами заметную жировую складку пониже груди и энергично ее (складку, а не грудь) потрясла. – Смотреть на себя не могу!
      - Знаешь, а ты, несмотря на лишний вес, превосходно выглядишь! – Сказала Алиса. – А похудеть можно довольно быстро и без водки.
       - Ой, только не надо сейчас меня учить, - раздражилась Неля. – И вообще хватит болтать, я устала, в похмелье – и спать хочу! Мне уже успели уколов понавкалывать…
       Неля улеглась поудобней, укрылась покрывалом и, отвернувшись к стенке, умолкла, а вскоре и впрямь засопела…

                17.

         Ну, а теперь, пока наша третья героиня спит, самое время рассказать читателю ее историю, которую Неля отдельными фрагментами рассказывала своим подружкам по несчастью в ежедневных беседах.
       Начнем, пожалуй, с того, что причиной Нелиной болезни был вовсе не мужчина или его отсутствие. От социального неблагополучия наша героиня тоже не страдала.
        У Нели были приличные, весьма состоятельные (собственный бизнес) родители; на мужа тоже грех было жаловаться – не «простой водила», а высокооплачиваемый дальнобойщик. И внешности весьма внушительной и приятной (Алиса видела его пару раз), и старше Нели лет примерно на двадцать. Словом, выглядел он как мужчина «во цвете лет». А самым шокирующим в их матримониальной истории было первое знакомство.
       Неля была по образованию (а, вернее, по купленному диплому, но три курса она все же окончила) экономистом. И, невзирая на не оконченную образованность, но благодаря острому природному уму, она сколько-то лет трудилась на бухгалтерской ниве. И скучала по какому-нибудь гораздо более интересному, живому (достала сухая цифирь!) делу.
       И интересное дело не заставило себя долго ждать. Благодаря необходимому стечению разных обстоятельств, Неля очутилась в одном из городских борделей. Но вовсе не в качестве девочки по вызову (фи-и-и!), а в самом что ни на есть руководящем статусе «мамочки» - то есть она поставляла своих девочек, жаждавших секса-за-деньги-безо-всяких-обязательств клиентам!
       Однако словечко «поставляла» не раскрывает всей сущности и многогранности этой «интересной работы». Во-первых, надо было держать девочек в узде, следить за тем, чтобы они сексуально выглядели и не напивались, как свиньи. Во-вторых, нужно было ЛИЧНО привезти клиенту именно таких девочек, которых он спьяну заказал. А если девочки оказывались совсем или не совсем в его пьяном вкусе, Неля должна была так охмурить клиента, чтобы он осознал, что именно этих девочек он и хочет заполучить.
       В третьих, Неля должна была вытребовать у клиента полную предоплату. Этот процесс не всегда проходил гладко: некоторые клиенты настаивали на «классической» позиции: ночью – стулья, утром – деньги (а вдруг «стул» ему не понравится?!), и Неле приходилось включать все свое чертовское обаяние и убалтывать клиента до одури.
       Ну, и четвертое. По истечении означенного в устном договоре времени, Неля должна была забрать девочек в целости и сохранности – и развезти по домам.
        Где-то очень глубоко в душе Неля, возможно, ощущала, что ее «интересное дело» очень низменно, непристойно и ее как ЖЕНЩИНУ и ЧЕЛОВЕКА вовсе недостойно. Но получая за свою «развратную» деятельность более чем адекватное материальное вознаграждение, Неля в глубинах своей души копаться не стремилась. И задумываться – не задумывалась, ибо это было просто «реально некогда».
       А некоторый дискомфорт, который посещал Нелю в основном по вечерам, перед начало рабочей ночи, когда ей предстояло развозить девочек к жаждущим платной женской ласки «джентльменам», Неля успешно посылала сами понимаете куда. А вернее, она свой дискомфорт успешно отправляла в нокаут хорошей порцией высококачественной водки или коньячка, которая (порция) к тому же вызывала к жизни необходимый кураж и ощущение своего непобедимого женского обаяния.
      И вот однажды, доставив очередную девочу по назначению и потребовав предоплату, Неля услышала от клиента (высокого, плотного и весьма симпатичного мужчины во цвете лет) неожиданное и оскорбившее Нелины честь и достоинство предложение.
       - Я хочу тебя! – Властно сказал клиент, указав пальцем на Нелю.
       - Вы уж меня извините, если можете, - как можно вежливее, дабы не спугнуть клиента, ответила огорошенная Неля, - но ЭТО не входит в мои обязанности. Вы посмотрите повнимательней: я ведь вам самую лучшую девочку привезла! Разве вы не видите, какая она красавица? А уж в постели!.. Я вас уверяю, вы будете очень и очень довольны!
       - Не хочу девочку. Хочу только ТЕБЯ, - также твердо сказал клиент. – Сколько ты стоишь?
       - Я бесценна, - подсыпав щепотку юмора, сказала Неля. – И потом, если я с вами останусь, я могу лишиться работы, - тут Неля, конечно, приврала, ибо прекрасно знала, что почти всем «мамочкам» приходится иногда играть не свои роли, если все девочки оказываются при деле, а очередной клиент требует…
       Неля это знала и радовалась про себя, что на ее долю эта «эпизодическая роль» до сих пор не выпадала. И вот на тебе!
       - А «бесценно» - это сколько? – Не унимался клиент, презрев все прочие Нелины словеса. – Я заплачу тебе в три раза больше, чем твоей девчонке.
      - Исключено, - не сдавалась Неля. – Давайте не будем нарушать правила игра! Я сейчас привезу вам трех девочек – и вы сами выберете!
      - Я же сказал, я хочу ТЕБЯ, - в голосе клиента прозвучало раздражение Нелиной тупостью и даже, кажется, зарождающийся гнев. Причем, не надо забывать, что клиент был еще лишь слегка пьян. А значит, почти вполне адекватен – и ясно соображал, чего он хочет и что делает. – Я заплачу тебе в десять раз больше! И на всю ночь!
      Ситуация, с одной стороны, грозила перерасти в серьезный конфликт (а это – минус заведению); а, с другой, Неле очень понравилась сумма, которую клиент готов был выложить всего лишь за одну ночь. А, кроме того, это был приятнейший «весомый» комплимент ее как бы неземной красоте и чертовскому обаянию! Однако остаться на всю смену Неля не только не могла, но и права не имела – ведь ей нужно еще собирать и развозить по домам своих девочек. Неля в несколько мгновений прокрутила ситуацию в голове – и решилась!
       - Ну, хорошо, - сказала Неля, - я только решу проблему с нашей девочкой. Мы выйдем на несколько минут в подъезд…
       - Я лучше сам выйду, - сказал клиент. А то вы возьмете да и смоетесь. Вы же хитрые, - и он действительно вышел…

                18.   

       «Девочка» Оксана, оставшаяся без заработка да еще и косвенно оплеванная (ее не оценили!), едва сдерживала и злость, и слезы, но перечить Неле не смела.
       - Значит, так, - сказала Неля, - успокойся, ты все равно лучше всех. Вот тебе деньги на такси, поезжай в контору и посиди часика полтора на телефоне. А за простой я тебе заплачу. Все понятно?
       - Но он же хочет вас на всю ночь и деньжищи вон какие предлагает! – Вдруг всхлипнула Оксана.
        - Не хлюпай! Может, ему нравятся дамы под тридцать. Вкусы-то у всех разные, - резонно заметила Неля. – Вот его и заклинило. А насчет «на всю ночь» я сама с ним разберусь. Ну, давай, действуй!
      Оксана выскочила из квартиры, а вместо нее тут же явился клиент, который, не медля, решительно захватил Нелю в свое – крепче некуда – мужское объятье и громким шепотом сказал ей в ухо:
      - Вот и молодец! Ты мне с первого взгляда понравилась! Как тебя зовут?
      - Неля, - честно ответила Неля.
      - А я – Вова, или Володя, если больше нравится, - представился клиент, не разжимая сильных своих ручищ. – Выпьешь со мной?
      - Ну, если ты на время перестанешь сжимать меня в объятьях, выпью немного, - ответила Неля. – Тем более нам надо кое-что обсудить.
       - А разве мы еще не все обсудили? – Удивился Вова.
       - Наливай коньяку, выпьем – и я тебе кое-что предложу, - чувствуя себя «избранницей» приказала Неля.
        Вова слегка напрягся мышцами лица.
        - Ну, а теперь слушай, - сказала Неля, когда они осушили рюмочки. Во-первых, прямо сейчас заплати мне то, что пообещал. ДО того, как меня разденешь! У нас такие правила.
       - Какие проблемы? – Воскликнул Вова, достал из кармана пиджака, который висел на стуле, пачку крупных купюр и, отсчитав обещанную сумму, протянул Неле деньги.
       - И второе, самое главное, - сказала Неля, аккуратненько упрятав свою «зарплату» в модную маленькую сумочку. – Я не смогу остаться у тебя на всю ночь, потому что у меня – ДРУГАЯ работа! Стоп! – Остановила она Вову, который собрался что-то возразить. – Дослушай до конца. За свои деньги можешь вызвать меня еще два или три раза. Но тоже – не больше, чем на час!
       Нелина речь прозвучала так убедительно и безапелляционно, что Вова, к ее удивлению, моментально согласился…
       Неля сдержала слово. Будучи вызванной, она приехала к Вове и во второй, и в третий раз, который оказался последним и решающим, ибо Вова посреди отпущенного ему часа предложил Неле …стать его женой!!! И, соответственно, бросить ее «развратную работу»!
      - Ты сошел с ума! – Воскликнула Неля, немало, впрочем, польщенная, ибо Вова деликатным (не как с «ночной бабочкой») с ней обхожденьем успел ей понравиться во всех смыслах – и  мужскими своими, и человеческими достоинствами. – Ты же меня совсем не знаешь! Так же, как я тебя!
       - Какие проблемы? – Искренне удивился Вова. – Поживем – узнаем. А мне так и узнавать не надо: как только я тебя увидел, у меня вот тут (Вова ткнул пальцем в грудь) сразу щелкнуло – и я понял, что ты – моя женщина! Соглашайся – не пожалеешь!
       - Это так неожиданно, - ответила Неля. – Дай мне хоть пару дней подумать. Замуж – это же серьезно.
       - Серьезней некуда! – Радостно подтвердил Вова, очень довольный тем, что Неля сразу же ему не отказала. – Через два дня я тебе позвоню.
        Двух дней Неле вполне хватило на то, чтобы прикинуть все «за» и «против» сего «безумного шага». «За» оказалось больше – и через месяц они поженились. И Неля с неожиданным для себя облегчением бросила свою «интересную работу»…

                19.

       - То есть ты вышла замуж по расчету? – Утвердительно спросила Алиса в тот день, когда Неля с уморительными ужимками и в лицах поведала своим соседкам удивительную историю ее замужества.
       - Ну, в общем, да, - ответила Неля. – Он мне нравится, я его ценю, уважаю и так далее. А главное, он меня любит так, как никто до него не любил! И прихоти мои все (кроме алкогольных, разумеется) выполняет! Ну, и, насколько я знаю, во всех браках так: один любит, другой позволяет любить.
        - Но ведь бывает же и взаимная любовь, - как бы обиженно заметила Ариша.
        - Ты на себя с Арнольдом, что ли намекаешь? – Расхохоталась Неля. – Ну, ладно, ладно, не обижайся. Бывает взаимная любовь. В книжках. А в жизни – любовь до гроба – счастливое исключение, которое подтверждает правило. А правило таково: взаимная любовь – явление временное, и она чаще всего разбивается о быт или о те недостатки партнера, которые ты вдруг увидела, когда нечаянно разбила свои розовые очки.
      - Я вот, кстати, об этом неоднократно думала, - сказала Алиса. – О том, что выйти замуж по расчету (но естественно, за достойного и любящего тебя человека) – гораздо умней, чем выходить за того, к чьим ногам ты жизнь свою бросить собираешься, потому что он кажется тебе лучшим из лучших. А через какое-то время совместной жизни оказывается, что у твоего «идеала» - куча недостатков, которые тебя раздражают, чем дальше, тем больше. И браку – каюк! А если ты начинаешь жить с человеком, на которого не смотрела сквозь розовую призму, ты постепенно открываешь в нем не только недостатки, но и такие достоинства, которые тебе и не снились. Не на пустом же месте народ придумал, что «стерпится – слюбится»! У меня была однажды такая история…
       - Так оно и есть! – Воодушевилась Неля. – Я даже, кажется, своего Вову почти уже и люблю. Правда, я плохо знаю, что это такое: никогда из-за мужиков головы не теряла!
        - Ну, тогда – главный вопрос, - сказала Алиса. – У тебя, похоже, завидный брак и завидный муж. Объясни тогда, почему при столь комфортной жизни ты в наш «рай» уже раз пятый или шестой попадаешь?! Что-то тут не сходится…
       - Да с жиру, наверное, бешусь, - весело ответила Неля. – Однообразие комфортной жизни заедает – праздника хочется!
        - Тебе бы детей с десяток, они бы тебе такое разнообразие обеспечили! – Не назидательно сказала Алиса. – А, кстати, почему у вас с Вовой детей нет? Неужто он не хочет?
        - Да не хочу я детей! – Неля вдруг разозлилась, потом взяла средней длины паузу, сменила злость на нечто вроде печали и сказала, - Не может у меня быть детей! Я – бесплодна! Абортов еще до Вовы, дура, понаделала – и вот…
       Впрочем, слишком уж огорченной своей женской проблемой Неля не выглядела, и кинуться утешать ее соседки не собирались, только Алиса тихо и задумчиво произнесла:
       - Вот тебе и причины… У тебя душа никем, кроме себя, не занята. Что такое любовь к мужу и детям – тебе неведомо.
       - Вполне возможно, - даже не стала спорить Неля. – Хотя, ты вспомни, сколько по телику показывают спившихся многодетных матерей! И, в основном, деревенских. Да что далеко ходить (Неля махнула рукой в сторону всех других палат) трое таких – лечатся, чтобы получить справку, что они стали трезвенницами, и детей из приютов забрать! Так что дети – не панацея!
       - Нет, не панацея, - согласилась Алиса. – Но мы же не знаем подробностей жизни каждой конкретной матери. Наверняка у всех у них – и у деревенских и необразованных – найдется какая-нибудь корневая причина, толкнувшая ее к рюмке.
        - Честно говоря, я о причинах своего алкоголизма как-то не задумывалась, - призналась Неля и, засмеявшись, добавила, - я больше думала о том, где добыть денег на водку, когда деньги кончились! Что в ломбард заложить можно и так далее.
       - А у меня причина на поверхности, - сказала Ариша. – Без мужа осталась. И все как-то сразу прахом пошло! А вообще мне все по фигу!

                20.

        Наверняка среди читателей сего повествования отыщутся особи, люто ненавидящие всех без исключения пьяниц и алкашей и мечтающих «этих тварей» просто-напросто отстреливать, как бешеных собак.
        И всякие «дебильные» разговоры о каких-то мифических причинах сей антисоциальной болезни (которую они, впрочем, болезнью не считают) эти особи решительно и непреклонно, будто они есть истина в последней инстанции, пресекают примерно такими фразочками: «Да какие там причины?! Нет никаких причин! Это же просто элементарная распущенность и махровый эгоизм!! Им плевать на своих родных, которые страдают, лишь бы в глотку залить! Стрелять, стрелять и стрелять!!! Если не могут выпивать культурно, по-человечески!»
         А по-человечески – это значит, в меру и исключительно по праздникам, ибо «вино на радость нам дано»! Но меру-то свою можно определить только опытным путем. Вот тут то и оказывается, что толерантность (или терпимость) к вину у всякого своя – индивидуальная, и зависит она от наличия (и количества) неких специальных ферментов, перерабатывающих алкоголь.  Поэтому одному для обретения искусственной радости и ощущения свободного парения достаточно всего одной-двух рюмочек, а другому – полбутылки!
        А некоторым северным и азиатским народностям пить вообще не рекомендуется, ибо указанных ферментов у них либо вовсе нет, либо есть, но в недостаточном количестве. И если представители этих народностей все же начинают пить, они становятся кончеными алкашами в считанные годики. В то время как всем другим людям для приобретения пагубной зависимости требуются несколько десятилетий. Уж два, как минимум. Словом, как пить будешь…
       А если мы возьмем праздники (исключив из них День танкиста и прочие профессиональные даты), то их у каждого человека наберется столько (одни новогодние «каникулы» чего стоят! Плюс дни рождения родных и друзей), что ему так или иначе приходится садиться за наряженный стол не реже одного раза в месяц. А то и чаще, если родных и друзей – множество!
       То есть практически все люди встречаются с зеленым змием ре-гу-ляр-но! Но одним (их, слава Богу, большинство) пожизненно удается держать свою меру, а другим – увы, нет. Зависит это от толерантности и упомянутых ферментов, которые «виновны» в качестве похмельного синдрома. А он, зараза, у некоторой части несчастливцев становится все тяжелее и страшнее.
       Пока, наконец, не наступает тот роковой день, когда сей несчастливец впервые выпивает рюмку прямо с утра – опохмеляется то есть, дабы унять бешеное сердцебиение, дрожь в членах, поставить на ноги и себя, и дурную голову, в которой в эти жуткие моменты черте что творится!
       Ну, а если уж опохмелился – пиши пропало! Ибо опохмеляться придется, как правило, целый день! Чтобы на следующий день снова либо болеть и терпеть адовы муки, либо снова опохмеляться…
       Страшно представить, но есть люди, которые, начав опохмеляться, могут потом беспрерывно пить по нескольку месяцев! До тех пор, пока какая-нибудь добрая душа не отправит, в сущности, убивающего себя человека в лечебницу, чтобы хоть на какое-то время заставить его выползти в трезвость, остановиться, оглянуться – да и распрощаться с зеленым змием навсегда! Но, увы, расстаться с зеленым змием НАВСЕГДА могут очень немногие…
       Как вот наша Неля. Почти год провела в трезвости – и на тебе, сорвалась! Да что там Неля?! Великая американская актриса Лиз Тэйлор (мир ее праху!) лечилась то от алкоголизма, то от наркомании не меньше (а то и больше) восьми раз в жизни!
       И все же – причины… Мы пока говорили только о физиологии да о социальных проблемах. Но они – просто тьфу в сравнении с причинами психическими и психологическими.
       А они – ничто иное как некий жизненный дискомфорт, который спеленывает человека по рукам и ногам. Это может быть и обрыдлая унылая работа, и фиговые отношения с начальством или коллегами, и жена, с которой живешь по одной лишь привычке (а уйти – лень!), и выросшие дети, которые существуют с тобой под одной крышей и тебя же в грош не ставят! Знаешь, что в их недовоспитании сам виноват. Но от этого не легче. Тем более что, возможно, твое воспитание – ничто в сравнении с влиянием социума!
      Читатель наверняка знает одно из самых банальных определений счастья. Это когда утром радостно идешь на работу, а вечером так же радостно – домой! А если и на работу, и домой, как на каторгу?!!!
       Кстати, причинами жизненного дискомфорта могут быть даже такие, казалось бы, мелочи, как неудобное расположение стола на работе или даже местоположения дома, в котором ты живешь, и расстановки в нем мебели (в фэншуе наверняка что-то есть). И тебя постоянно на уровне подсознания раздражает, например, дурацкий шкаф в коридоре, из-за которого нельзя пройти прямо, а не по кривой, к выходу из квартиры; цвет занавесок на окнах (жена же выбирала по своему вкусу, а тебя не спросила), унылый и все один и тот же вид из кухонного окна, который значительно уменьшает удовольствие от первой утренней чашки кофе… И так далее…
       Между прочим, мелочи - это самое страшное, потому что они незначительностью своей не дают тебе возможности осознать одну из причин твоего дискомфортного состояния, мешают тебе воистину возрадоваться новому дню, солнышку за окном, любимому запаху ароматного кофе или дыму от первой утренней (самой вкусной) сигареты…
       Ну, а если ко всему этому присовокупить тот печальнейший факт, что большинству людей пожизненно не достает любви, нежности, сочувствия, понимания, тепла, ласки, заботы близких, реализованности чаяний, становится очевидным, что счастливыми и окрыленными себя чувствуют лишь избранные единицы. Ну, пусть даже десятки, сотни или тысячи, но отнюдь НЕ ВСЕ! Ибо за два с лишним тысячелетия от Рождества Христова мы так и не научились и, соответственно, не сумели возлюбить ближнего, как самого себя…
       И вот иной человек терпит-терпит-терпит сей личностный дискомфорт, изменить в своей жизни ничего не может, ибо не осознает, ЧТО именно ему нужно для этого сделать – и в какой-то момент ему неодолимо хочется выйти хоть на время из этой реальности! И войти в иную – в невыносимую легкость бытия! Напиться – и забыться! Уколоться – и упасть на дно колодца! Опьянеть – и посмотреть на мир сквозь зеленую призму…

                21.

       Обо всем выше написанном Алиса размышляла всякий раз, когда похмелье, наконец, подыхало в судорогах и взамен его рождались чувства стыда и вины, а вместе с ними – покаянный плач.
        Алиса даже как-то раз подсчитала, что из последних десяти лет жизни зеленому змию она отдала примерно года три (процесс употребления плюс последствия)! Ее слегка утешал лишь пример святого Серафима Саровского, который перед тем, как стать святым, пять лет проходил попущенное Господом горнило нешуточного пьянства…
       Может, думала Алиса, на нее у Господа есть какие-то высшие планы, поэтому он и попускает ей падения в пропасть и затем – мучительное выскребание ее души обратно, на свет Божий! Души, проникнутой виной, стыдом и покаянным плачем…
        В такие послепохмельные дни Алиса пробегала по всей своей жизни и находила все доступные ее пониманию причины – в частности, практически полное отсутствие мужчины в своей жизни в течение последних примерно двух десятков лет (редкие краткосрочные романы не в счет). Хотя и сознавала, что среди всех известных ей семейных пар была всего одна, которую можно было назвать банально счастливой. В остальных же семьях в шкафах висели скелеты скрытых от общества семейных драм, связанных в основном с изменами и алкоголизмом одного из супругов – чаще мужеского пола. «Бедный папа, бедный папа, он не вылезет из шкапа. Он повешен нашей мамой между платьем и пижамой»…
        Иные дамы даже не скрывали своей зависти к Алисиному одиночеству и свободе от брачных уз. Алиса и сама частенько радовалась своему сомнительному статусу матери-одиночки.  И даже вслух это произносила, отправляя таким образом в космос милые ее сердцу немудреные письма-мыслеобразы. У меня, говорила себе Алиса, есть дочь, работа и крыша над головой. А это главное, что нужно для счастья.
        И я, слава Богу, лишена той суеты, что необходима для заботы о каком-то там муже, ибо он при ближайшем рассмотрении запросто может оказаться черте кем – в худшем случае, завзятым алкашом, который еще и руку на меня посмеет поднять!
       Такие вот неправильные мыслеобразы создавала себе Алиса, исходя из опыта знакомых замужних дам. Вместо того чтобы желать себе в мужья достойного джентльмена, равного ей по уму и душевным качествам, воспитанного, заботливого и не склонного к пороку, она не желала себе НИКОГО!
       Саму ее, бывало, желали, и она, бывало, соглашалась, но быстро в желающих разочаровывалась. Да и желали ее ну очень  редко. И вовсе не потому, что Алиса была нехороша собой, она как раз была хороша и даже весьма, но на иной пол почему-то производила впечатление недоступности марсианских гор, в сравнении с коими наш Эверест – просто-таки букашка!
       «Ты так выглядишь и так себя ведешь, - сказал ей как-то на корпоративной вечеринке один уже нетрезвый коллега, - как будто у тебя все в полном порядке, и никто тебе не нужен. И потому всерьез подступиться к тебе кажется безнадежным делом. Ну, вот разве что на танец пригласить, пока ты слегка пьяна, весела и кажешься такой доступной. И то я не сразу решился…»
       Алисе это высказывание очень понравилось, и она, закоренелая одиночка, ответила ничтоже сумняшеся, что у нее и впрямь все в полном порядке!
        Не задумывалась Алиса (сапожник без сапог) и о чистой физиологии: о том, что если у тебя есть некий орган – он должен жить своей жизнью и ни в коем случае не бездействовать. Ноги обязаны ходить, руки – резать-варить-шить-вязать и ласкать ребенка, сердце – кровь гнать, желудочно-кишечный тракт – пищу перерабатывать в хлам, а чисто женские органы… Ну, понятно ЧТО…
       Не думала Алиса и о том, что регулярная жизнедеятельность упомянутых (женских) органов – это не только естественно, но и для здоровья необходимо. Или, как говорил один ее коллега, «для улучшения качества жизни и создания при помощи «гормонов счастья», которыми реагирует мозг на сексуальную близость а-а-а-тличнейшего настроения»!
       Алиса же с некоторых пор размышляла только об одном: как раздружиться с зеленым змием навсегда или (это лучше!) попытаться войти с ним в консенсус: научиться употреблять ТАК и СТОЛЬКО и исключительно малоградусное зелье, чтобы не испытывать наутро адских мук и, соответственно, не опохмеляться! Тем более что ее тянуло к зеленому змию вовсе не каждый день, а всего лишь раз (редко два) в месяц. Ровно с той же регулярностью, с которой приходится веселиться подавляющему большинству людей на нашей грешной земле.
       И тут надо заметить, что Алисе нередко удавалось соблюсти этот консенсус – то есть ограничить общение со змием единичным вечером один раз в месяц, когда организм был уже полностью очищен от алкоголя и токсических продуктов его распада.
       Но если, например, через неделю Алису нечто нежданное и негативное так выводило из равновесия, что она откупоривала бутылочку – тогда двух-трех дней запоя было не миновать!
        Упомянутый выше коллега однажды сказал Алисе: «Ты – никакая не алкоголичка! Ты, так сказать, ситуативная потребительница алкоголя. Я про стадии алкоголизма все досконально изучил. Вот я – настоящий алкоголик! Я пью каждый день и при этом работаю!» Коллега действительно пил и работал – и считался лучшим в своей области диагностом города и губернии. Правда, к концу рабочего дня, то есть к трем часам, он бывал в стельку пьян, хотя вязать лыко и поддерживать беседу был вполне способен.
       Словом, Алиса искала какой-то дурацкий консенсус вместо того, чтобы изыскивать способ изменения своей жизни коренным образом с помощью, например, достойного мужчины.
        Поэтому вместо мужчины она жила с дочерью, которая годам примерно к двадцати начала активно бороться с Алисиными «уходами в иную реальность». Дочь стала забирать у Алисы деньги, запирала ее в пустой квартире, бросала бранные слова в адрес Алисы даже в те дни, когда Алиса уже приходила в себя: «Я тебя и вас всех, алкашей ненавижу!»,  «ты - не моя мать!» и прочая, и прочая, и прочая. 
        А если бы дочь, - думала иногда Алиса, - относилась к ее греху-беде-болезни не с ненавистью, а с сочувствием, попыталась бы поговорить с матерью, что называется, по душам, обсудить причинно-следственные связи; Алиса, может быть, перестала бы впадать в свой грех. Но дочь, увы, была оголтелой максималисткой (ах, это «милое» свойство юности!), сочувствие к матери было ей неведомо, зато она отлично научилась гневаться, оскорблять, унижать и даже уничтожать Алису словом, как бы считая ее особью не адекватной и вообще ни на что не годной.
      Дочь так искренне обижалась на Алису, что воспринимала ее полеты во сне и наяву, как личное оскорбление. Как будто Алиса только и думала о том, как бы ей своим пороком побольнее ударить свою девочку! Не думала, но ударяла…
        Однако вот парадокс! Чем больше гневалась дочь, тем чаще Алисе хотелось уйти в иную реальность. И в этот последний перед «Зеленым раем» год Алисе, предпочитавшей общаться с зеленым змием в одиночку, в собственной квартире, а не в компании по чужому поводу или благодаря всеобщему празднику (ибо ей была нужна ее личная, а не совместная с кем-либо иная реальность), вдруг стало тесно в домашней клетке.
       И она завела себе «моду» выбегать в теплые дни с бутылочкой из дома. Но не на улицу, а в укромные дворы или малюсенький парк поблизости. Словом, туда, где можно было укрыться от чужих глаз среди дерев и кустов, усесться на травку и, попивая вино прямо из горлышка, временно почувствовать себя абсолютно свободной от всего и вся, помечтать об одинокой (а значит, бесстрессовой) жизни в какой-нибудь лесной глуши, где она будет дружить со зверями, птицами, соснами, звездами и книгами; и где ничто, кроме естественных природных явлений, не нарушит мира и покоя в ее душе.
         И воспоминания об этих коротких походах навсегда остались в Алисиной памяти, как островки истинного счастья! В отличие от адовых мук похмелья и совести, которые забывались буквально через пару недель! То есть они оставались лишь на, так сказать, теоретическом уровне (да, дня три-четыре-пять я буду жить не в своей тарелке и чувствовать себя чужой в этом мире), а на уровне эмоциональном воцарялся полный штиль.
       Ах, это чудесное свойство нашего мозга! Ведь если бы наша эмоциональная память хранила в неприкосновенности все угрызения нашей совести, то наша совесть была бы и нашей естественной смертью!..    
        В общем, черте о чем (а, может, о самом желанном, но глубоко запрятанном?) мечтала Алиса, посиживая на травке и целуясь с бутылочкой. И однажды, возвращаясь в свой двор, но не успев выйти из «дурацких» мыслей, Алиса лишь чудом не попала под колеса соседской иномарки!
        Вот тогда-то на близком горизонте и замаячил «Зеленый рай»…

                22.

        - И знаете, до чего я додумалась, когда дочь начала запирать меня в квартире, но деньги еще не забирала? – Риторически спросила Алиса своих подружек во время одной из веселых бесед о подвигах во имя алкоголя. – Я связывала все шарфы в доме, и этой веревки как раз хватало до земли, звонила одной своей приятельнице, которая почти никогда мне не отказывала, ибо тоже имела сильную склонность…
       - …и потом втаскивала пакет с бутылкой в окно! – Перебив Алису, расхохоталась Неля. – Я тоже так делала. Все так делают.
       - Нет, не все, - не согласилась Ариша. – Меня как-то пронесло. А когда с Антоном жила – вообще проблем не было!
        - Значит, ПОЧТИ все, - резюмировала Алиса, слегка разочарованная не уникальностью своего подвига. – Ну, тогда я сейчас расскажу одну совершенно мистическую историю, которая вряд ли с кем-то случалась!
        …В тот день Алиса была заперта дочерью не с утра, а ближе к вечеру. А значит, в первой половине дня (это была как раз суббота, и дочь спала чуть ли не до самого обеда) Алиса успела наопохмеляться и даже кое-что припрятала (что случалось крайне редко). Поэтому, оставшись взаперти, Алиса не очень расстроилась.
       Несмотря даже на то, что в этот раз (а потом и во все последующие) дочь, уже зная об Алисиной хитрости, забрала у нее оба телефона – и мобильный, и домашний, обругала Алису и ушла гулять до двух-трех часов ночи.
       Но когда Алиса употребила все, что было припрятано, и, решив пораньше отдаться Морфею, улеглась на свое спальное ложе, она, вся извертевшись, скоро поняла, что Морфей не придет и что припрятанной и уже употребленной дозы катастрофически мало для того, чтобы уснуть. Время тянулось как в замедленной киносъемке, и вместо Морфея к Алисе стало подкрадываться ранее похмелье!
       Алиса подошла к распахнутому (было почти лето) окну, с тоской посмотрела на пустынный в этот час фрагмент главного проспекта и с обреченным юмором подумала: «Уж полночь близится, а Германа все нет…» Подумала и поняла, что полночь и впрямь близится, и что под Германом она подразумевает любого прохожего, которого можно было бы попытаться уговорить спасти ее от мук алкогольной бессонницы.
       Алиса быстренько связала меж собой шарфы и, устроившись на подоконнике, принялась мысленно звать хоть кого-нибудь.
       И вдруг увидела не на тротуаре, а на зеленом газоне прямо под своим окном (там, где нормальные люди вообще не ходят) медленно бредущего мужчину, одетого во все черное. Кто он? Бомж? Ангел смерти? Или Алисин спаситель?
       - Молодой человек! – Вполголоса позвала Алиса. – Поднимите голову!
      «Герман» послушно остановился и теперь смотрел прямо на Алису в освещенном окне.
      - У вас что-то случилось? – Так же тихо спросил «Герман», - вам нужна помощь?
      - Да, да, случилось, помогите, пожалуйста! – Обрадовалась Алиса адекватности вопросов и быстренько посвятила незнакомца в свою проблему и в способ ее решения, если он, конечно, согласится принести ей ЭТО из ночного магазинчика.
      - Кидайте деньги! – Коротко сказал незнакомец.
      Алиса полетела к сумке в коридоре, извлекла оттуда одну тысячу рублей, которых хватило бы на десяток «четушек» водки, привычно сунула бумажку в пустую сигаретную пачку и ничтоже сумняшеся кинула пачку в окно. «Герман» на лету поймал «добычу», извлек оттуда купюру и , кажется, удивился. «Кажется» - потому что выражения его лица Алиса не могла в темноте разглядеть.
       - Вы и себе можете взять что-нибудь, - просительно «разрешила» Алиса.
       «Герман» согласно кивнул головой и, слегка ускорив шаг, удалился.
       А Алиса осталась сидеть на подоконнике, считать минуты и думать о том, какая она, наверное, дура и конченая алкоголичка. О том, что «Герман» может не вернуться, Алиса почему-то не думала. Ну, или почти не думала… Она почему-то была уверена, что «Герман» ее не обманет, как пушкинский картежник бедную Лизу. Ну, или почти уверена…

                23.

        - Ну, и он, конечно же, не вернулся, - вдруг расхохоталась Ариша, стоило Алисе взять решающую предфинальную паузу.
        - Нет, он принес водку, а сдачу оставил себе! – Подхватила Неля. – Он же понимал, что догнать ты его все равно не сможешь!
       - А вот и нет! – Победительно воскликнула Алиса. – Он вернулся и принес все: и водку, и сдачу! Кажется, даже себе ничего не купил!
       - Ой, не верю! Врешь ты все! Не бывает таких порядочных бомжей, - сказала Неля.
       - И мне что-то не верится, - поддержала ее Ариша.
       - Можете сколько угодно не верить, - сказала Алиса, улыбаясь. – Но разве я начала бы рассказывать вам эту историю, если бы она закончилась для меня столь позорно?!
       - Ну, может быть, ты все от начала до конца придумала… - Не слишком уверенно предположила Ариша.
       - Придумала? А зачем? – Удивилась Алиса. – Меня эта история, как ни крути, не возвышает и не красит. А вот моего спасителя очень даже возвышает! И веру в род людской укрепляет! Причем, что интересно, я больше этого черного человека НИКОГДА не видела! Поэтому для меня эта история – чистая мистика!
      - Да уж… Если это правда… - Задумчиво сказала Неля. – Блин, а я уже было совсем разуверилась, что есть еще люди, которые могут тебя НЕ обмануть. А уж о том, чтобы помочь!..  Даже в таком не похвальном деле. В общем, классную историю ты, Алиска, рассказала. Она даже не очень-то и смешная. Че-то я сейчас представила себе этого черного человека – и у меня мурашки по спине! И грустно отчего-то…
      - И у меня – сказала Ариша. – Даже страх какой-то! Кто он?! Откуда взялся?!
      - Инопланетянин, скорее всего! – Вдруг расхохоталась Неля. – А давайте я вас сейчас своей малюсенькой историей рассмешу. Прихожу я однажды домой в стельку пьяная! Да еще и с бутылкой – на две трети полной. Вова просто ошизел от моей наглости! Другой на его месте наверняка взялся бы меня лупить. А Вова кинул меня на кровать и стал мне этой водкой лицо поливать и приговаривать: да когда же ты, наконец, напьешься, сучка! А я знаете, что делала? Я совершенно рефректорно эту водку ртом пыталась поймать! Так жалко было добро переводить! Представляете картинку?! Муж водку льет и матом кроет, а жена водку ртом ловит, чтобы добро не пропадало!
       Над Нелиным рассказом все трое смеялись неприлично долго и потом неоднократно, когда хотелось посмеяться, вспоминали эту абсурдную историю: «А помните, как Нелька водку ртом ловила?!» И ха-ха-ха!
       И получалось, что в своих воспоминаниях «о подвигах во славу алкоголя» они (да и все остальные дамы тоже) высмеивали себя и свой порок.  И воспоминаний своих абсолютно не стыдились. А чего стыдиться среди своих-то «сестер по крови»? Более того, в этих воспоминаниях звучала не только бравада, но и некая доля гордости: видали, дескать, как я могу нажраться, но до дому даже на шпильках доковыляю или, наконец, босиком по снегу дойду!
       И зеленый змий в этих беседах выглядел вовсе не врагом человечества, а, напротив, лучшим и офигительно веселым «парнем»!
       Высмеивание порока – конечно же, дело вроде бы полезное. Иван Андреевич Крылов, великий русский баснописец, этим важным делом всю свою жизнь занимался! Однако же он не только  высмеивал пороки, он их еще и обличал: мораль, дескать, сей басни такова…
      А наши алкоголицы до морали не «опускались» и чувства стыда, соответственно, не испытывали. И потому, сидя на психотренингах, Алиса частенько удивлялась про себя, почему их учителя не концентрируют свои усилия именно на этом – на взращивании чувства стыда и пробуждении совести.
       «Жить так, как мы живем, стыдно и бессовестно! Особенно – женщине!» Только осознав эту истину, пациенты лечебницы к финалу жизни в «Зеленом рае», возможно, перестали бы тупо и бездумно смеяться над своими подвигами, а стали бы самих себя стесняться и стыдиться. И даже – презирать! Эти чувства, возможно, и стали бы для них впоследствии умозрительной уздой и сдерживающим стержнем… А, может быть, не стали бы… Кто знает…
       Но, увы, на психотренингах им давали советы чисто практические: КАК жить в ремиссии, ЧЕГО избегать, С КЕМ не встречаться и так далее.
       А Алиса в это время думала о том, что она, например, предается пороку исключительно в собственной квартире. Что же ей теперь квартиру срочно менять?! И «гастролера», с которым они хоть понемножку, но выпивали, - взашей прогнать?! Или вообще уехать куда-нибудь в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов?! Карету мне, карету!.. Или все же квартиру?..

                24.

       Впрочем, одно из обнадеживающих чувств пациенток «Зеленого рая» посещало довольно часто.  Это было приходящее вслед за бездумным смехом чувство ВИНЫ: в основном, перед детьми и родителями.
        Особенно часто винить себя (с изрядной порцией мата) принималась Ксения, которой, кстати, на другой день после разговора с Алисой, наконец, позвонила мать, и Ксении заметно полегчало. Но даже и три наши «образованные и интеллигентные избранницы» с невычислимой регулярностью  признавались друг дружке в том, как им жаль своих родных: Алисе – дочь, Арише – родителей и сына, Неле – тоже родителей и мужа.
       Однако чувство вины, как правило, не выливалось в вербально выраженное намерение расстаться со змием НАВСЕГДА. Эту тему в разговорах о «подвигах» вообще старались избегать. С одной стороны, от того, что суеверно опасались накликать змия, а, с другой, сами себе не верили. В силы свои не верили. Боялись неведомого и нечаянного «а вдруг»…
       У Алисы меж тем имелось два абсолютно противоположных примера: она знала о том, как сложились после «Зеленого рая» судьбы двух разных людей: мужчины – ее относительно молодого приятеля и некой женщины – случайной знакомой Алисиной дочери.
       Приятель был, что называется, человек искусства по имени Макс – музыкант, творчество которого в их провинциальном городке было мало востребовано и, соответственно, не приносило ему ни удовлетворения, ни доходов, ни славы. Работал Макс то в одном, то в другом учреждении искусства кем-нибудь вроде рекламного агента.
       Он был высок, отчаянно худ, почти всегда мрачен и красивым своим лицом темен – то есть все признаки злоупотребления были налицо.
       Алиса не помнила, где они познакомились, но, встречаясь случайно и изредка на улицах города, не только здоровались, но и всегда беседовали о высоком и вечном. Пару раз даже выпивали вместе в какой-то разношерстной (смесь медиков и творцов) компании. Случаи для Алисы – исключительные, но не пойти в компанию почему-то было нельзя! «Почему», Алиса не помнила…
       И вот как-то весной (примерно за полгода до «Зеленого рая») Алиса встретила Макса на улице – и с трудом его узнала. Ибо перед ней стоял цветущий брутальный джентльмен с небольшим даже брюшком и отменно светлым и свежим лицом. А главное – с непонятным пока оптимизмом в веселом взгляде!
       - Где это ты успел побывать, Макс?! – Восхищенно воскликнула Алиса, вдруг осознав, что Макса она уже давненько не видела. – Ты женился по любви и провел медовый месяц на Кипре?! Ты фантастически хорошо выглядишь!
       - А давай вот на скамеечку присядем – и я тебе признаюсь во всем! – Таинственно улыбаясь, сказал Макс. – Нет, я по-прежнему холост, а «медовый месяц» и даже больше провел в «Зеленом раю». И теперь пребываю в трезвости.
       - Ну да! – Не поверила Алиса. – Значит, неправда, что «Зеленый рай» - это суррогат лечения, и что туда запросто можно пронести и алкоголь, и наркотики.
        - Пронести-то что угодно можно, если умеючи, - смеясь, ответил Макс. – Но если ты твердо решил завязать, лучше «Зеленого рая» места нет! Там такая душевная атмосфера, что о спиртном даже думать не хочется. И заряд психологический такой неслабый получаешь, что… Ну, в общем, надеюсь, меня надолго хватит!
       - Как я за тебя рада! – Воскликнула Алиса. – И сама уже туда хочу!
       - А почему бы и нет? – Сказал Макс. – Хоть ты не такая уж злостная потребительница, а все равно не помешает оказаться в состоянии ремиссии на месяц-другой. А ты же врач, у вас отпуск – длинный, вот и употреби его для пользы духа и тела!
       - Я подумаю, - ответила Алиса, а Макс продолжил:
       - Хорошо, что мы с тобой встретились, потому что послезавтра я в Белокаменную улетаю – на ПМЖ, так сказать. Теперь у меня на это и силы есть, и кураж!

                25.

       Забегая за границы сего повествования, автор хочет доложить читателю, что Макс действительно уехал в столицу нашей родины, стал успешно творить свою музыку, вскоре женился на хорошенькой москвичке, родил здоровенького сны – и все это без капли алкоголя!..
       Зато упомянутая «в связке» с Максом дама-алкоголица сорока-с-чем-то-лет, хоть и осталась очень довольной своим пребыванием в «Зеленом раю», впала в запой примерно через неделю после выписки. Впала всерьез и надолго, завела себе подходящего по смыслу жизни партнера, у которого и стала проживать!
        Однако время от времени она наведывалась к юной дочери и требовала у нее денег понятно на что. Ее дальнейшая судьба осталась для Алисы покрытой мраком тайны, но выводы из этих двух историй для Алисы были очевидны и укладывались в одно слово – «целеполагание».
       У музыканта Макса оно имелось в наличии, а у дамы – базарной торговки мясом – не имелось. Иначе говоря, у Макса была осознанная цель (и она же смысл его жизни) – творить свою музыку и радовать ею и себя, и людей – и ближних, и дальних.
       А дама ни цели, ни смысла своей жизни, видимо, не осознавала. И задумываться об этих простых высоких категориях – был не ее удел! Она продавала мясо другим, чтобы заработать деньги на пропитание (и пропивание) одной себе, себе одной. Заботами о юной дочери она себя с некоторых пор не обременяла, ибо дочь где-нибудь да работала – и кормила себя сама. О том, чтобы дать дочери возможность получить хоть средне-специальное образование, горе-мамаша и думать не думала, ибо думать ей, надо полагать, было уже нечем…
      Ну, а если все вышеизложенное подытожить, выйдет примерно такая формула: если человек не осознает, РАДИ ЧЕГО он собирается жить в трезвости и ЧЕМУ вместо рюмки станет радоваться (то есть, найдет ли он себе заместительную терапию); а также не прозреет и не поймет, КАКУЮ часть его жизни зеленый змий сделал пустым и бесполезным существованием, - значит, лечился он напрасно!
        Потому что любое лечение – это всего-навсего костыль, который помогает выкарабкаться из хмельной черной ямы на свет Божий. А выбор дальнейшего способа существования на этом свете зависит лишь от твоей собственной свободной воли. Сакраментальный вопрос «ПИТЬ или НЕ ПИТЬ?» никто за тебя решать не станет…
      Кстати, этим главным вопросом – КАК ты будешь жить в трезвости – на психотренингах старшей группы занимались вплотную. Почти на каждом занятии пациенты по очереди (кто как мог) отвечали на этот трудный вопрос, всякий раз сформулированный по-разному: КЕМ ты видишь себя в последующей жизни? ЧТО значит для тебя – жить в трезвости? ПОЧЕМУ ты решил покончить с пороком и так далее.
        И лишь очень немногие отвечали на эти «каверзные» вопросы почти сходу и с отменной легкостью. Это были те больные, которые не только с упоением рассказывали о своих подвигах, но еще и в свободное от общения и процедур время ДУМАЛИ и жизненно важные вопросы САМИ СЕБЕ задавали.
       Все же другие, прежде чем ответить, впадали в глубокую беспокойную задумчивость и отвечали весьма неуверенно, с трудом подыскивая нужные слова. Оттого в своих ответах были они не очень-то убедительны, и старшая психологиня Тамара наверняка уже через несколько занятий на глаз могла определить, кому обитание в «Зеленом рае» НЕ пойдет на пользу, и кто вернется сюда еще не один раз.
      Во всяком случае, Алиса, внимательно наблюдая за реакцией Тамары на ответы пациентов, усматривала в ее лице мимолетное (ведь психологу нельзя было обнаруживать свою оценку) недоверие и даже как будто бы насмешку. Дескать, мели, Емеля, твоя неделя…
       Но, так или иначе, эти психологические тренинги принуждали пациентов пусть на короткое время пошевелить со скрежетом мозговыми извилинами и сформулировать хоть самый простецкий, из одного предложения состоящий ответец типа «я с головой уйду в работу» или «я посвящу всю себя детям».
       Слыша такие, ни о чем конкретном не свидетельствующие ответы, Алиса нередко думала о том, что избавиться от зеленого змия НАВСЕГДА смогут лишь единицы из тех, кому случилось пожить в «Зеленом рае».
       И даже в себе самой, постоянно обдумывающей свое житье, полной и безоговорочной уверенности в жизни без змия Алиса, увы, не ощущала. Ибо по собственному (или книжному) опыту знала, насколько наша земная жизнь полна неожиданностей и непредсказуемостей! И нам не дано знать, ЧТО, ГДЕ, КОГДА и КАК может вышибить нас из седла…
       И тут весьма кстати добавить, что о причинах, подталкивающих пациентов «Зеленого рая» к выпадению из ремиссии, на психотренингах, увы, не распространялись. Вопрос «почему» не задавали, и о том, КАК бороться с неожиданностями – не рекомендовали. Ну, вот нет такого феномена как ПРИЧИНА – да и все!
       Так, вероятно, думали наркологи. А вот у психотерапевтов была иная позиция и установка. Они полагали, что прежде чем лечить бедолагу от пьянства, нужно помочь ему избавиться от психоза, невроза или затянувшейся депрессии, связанными с какими-то конкретными жизненными обстоятельствами. И только потом отправлять его к наркологам.
        Ну, а наркологи, в свою очередь, руководствовались, очевидно, последней строчкой из известного стихотвореньица то ли великого английского поэта Роберта Бернса, то ли не столь известного Генри Олдрича. Вот оно.
                Для пьянства есть такие поводы,
                Поминки, праздник,встреча,проводы,
                Крестины, свадьба и развод,
                Мороз, охота, Новый год,
                Выздоровленье, новоселье,
                Печаль, раскаянье, веселье,
                Успех, награда, новый чин,
                И просто – пьянство без причин!
       Вот почему, надо полагать, многие пациенты и проводили в «Зеленом рае» энную часть своих жизней!               

                26.

        Ну, а Ариша меж тем уже вторую неделю ждала Арнольда, которому звонила по нескольку раз в день и все не могла дозвониться. Арнольд не отвечал!
      Неля с Алисой над Аришей посмеивались и по очереди предполагали, что Арнольд наверняка впал в запой, а свой мобильник либо потерял, либо в ломбард заложил. Пропил в общем… А значит, сам позвонить Арише он не мог.
        Ариша вроде бы скучала и печалилась, однако отказать себе в мелких женских радостях не могла. Все это – почти сразу после Арнольдова ухода – время частым гостем их комнаты был «юный» (около тридцати примерно лет) мальчик Гриша.
         Гриша был невысок ростом, непропорционально сложен, коротконог и короткорук, но обладал такой мощной энергетикой и активностью, что, казалось, готов был завести романы сразу (или по очереди) с тремя дамами – даже с Алисой, которая годилась ему в матери.
        У Гриши, по его словам, было два высших образования: экономическое и культурное (то есть диплом института культуры). Впрочем, относительно второго образования Гриша, похоже, не врал, поскольку, как выяснилось, в беседах, был в курсе практически всех культурных событий города и регулярно выпивал в компаниях актеров или художников.
       И потому Алиса, которая была заядлой театралкой и любительницей изоискусств, сразу же перевела Гришу из разряда возможных (если бы она, конечно, согласилась) любовников в приятного собеседника. Впрочем, скромно целовать себя в губки Алиса «мальчику» позволяла – но только при встрече или прощании.
      Неля тоже быстренько отшила Гришу, заявив ему прямо в лицо, что он чересчур для нее молод и нагл; ибо посмел лежать в ее отсутствие на ее девственной постели! Алиса с Нелей согласилась, ибо ей тоже очень не понравилось, когда Гриша на второй или третий день их «дружбы» вошел в комнату и сходу улегся на ближайшую ко входу кровать Нели – поудобнее устроился да еще и невинную Нелину подушку по-хозяйски смял и засунул себе под мышку. Ну, вот такой был Гриша – без удил и без комплексов!
       А Неля как раз обдумывала, не завести ли ей (для общей пользы – курить в обход расписания) роман с … охранником. Простецким мужичком невнятного возраста – то ли плюс-минус пятьдесят, то ли шестьдесят плюс-минус. Охранника звали Василием или просто Васей, а его лицо красновато-коричневого оттенка выдавало в нем то ли бывшее, то ли настоящее пристрастие к зеленому змию. Причем, Василий был главным средь трех, сменявших друг друга «хранителей» лечебницы.
        Но к охраннику Васе мы вернемся чуть позже, а пока продолжим тему Гриши, с которым вовсю принялась кокетничать Ариша. Впрочем, кокетничать – слабо сказано! Ибо Ариша безропотно позволяла Грише сидеть на своей кровами вплотную к ее пухленькому бочку и по-хозяйски класть руку на ее послушные плечики.
       Потом они взялись было и полеживать рядышком, но Алиса с Нелей наложили на это валяние на кровати безоговорочное вето! Тогда Гриша и с Аришей принялись удаляться в комнату мальчиков, где Гриша делал Арише почти профессиональный (по отзывам Ариши) массаж, который однажды затянулся почти до самого утра. Ай-я-я-я-яй!
       Так прокомментировали предполагаемую измену Ариши Арнольду ее соседки, хотя сама Ариша в измене не призналась, заявив, что они с Гришей после массажа просто уснули! Никто Арише, конечно же, не поверил…
      - Честно говоря, я бы с ним даже за деньги в одну постель не легла! Меня бы стошнило! – Врезала, как всегда правду-матку Неля.
      - О себе я уж и не говорю, - поддержала ее Алиса.
      На этом тему измены и закрыли – скучно! Тем более что едва ли не в тот же (после ночи измены) день позвонил Арнольд. Но позвонил не на Алисин мобильник, а на вахту – то есть охраннику. И как раз Васе! Позвонил Арнольд в один из дообеденных выходов на перекур и попросил Васю позвать Аришу.
      Вася, в свою  очередь, передал сие важное поручение Неле, после чего (но вначале перекурив) Неля запросто зашла в Васину каморку – и они долго хохотали, обсуждая этот захватывающий больничный романец! После чего Вася предложил Неле заходить к нему почаще. Неля, дескать, веселая, а ему в своей каморке так одиноко бывает. Это и стало началом второго (или третьего, включая Гришу?) романа, к которому мы вскоре вернемся.
        Ариша была практически счастлива! Она сообщила соседкам, что Арнольд действительно «потерял» свой телефон, а не звонил так долго, потому что был свален жестоким гриппом.
        - Гриппом, значит, болел, - ехидно сказала Неля. – Так мы ему, алкашу, и поверили.
       - Да уж, верится с трудом, - поддержала Нелю Алиса. – Пил, пропил, а потом из запоя выкарабкивался.
       - Да мне в общем-то по фигу, - отмахнулась Ариша. – Главное, что он позвонил и завтра придет!
       - А мне вот интересно, что он нам привезет, - так же ехидно сказала Неля. - Помнится, вы рассказывали, как он вас тут вечерами подкармливал. Где, интересно, деньги брал?
        - Да мне по фигу, - однообразно ответила Ариша.

                27.

       Арнольд действительно приехал, как пообещал, на другой день. В тот предвечерний час, когда все (и даже парочка некурящих дам)
пациенты вышли на часовую прогулку без конвоя.
       Арнольд был относительно свеж лицом, но все же слегка пьян, а бессменные джинсы его отчаянно мечтали о «женской ласке» - ну, о стирке то есть.
       Сладкая парочка тут же слиплась, аки две облизанных карамельки и неспешно удалилась ото всех прочих – по одной из дорожек вглубь лесного фрагмента.
        - Ну, вот, как я и предполагала, - иронично сказала Неля Алисе, отведя ее в сторону от основной толпы на лавочке, - наш Ромео приехал с пустыми руками, зато в грязнущих джинсах! Неужто Аришке не противно?!
       - Неля, о чем ты? – Хихикнула Алиса. – У них же любофф! При чем тут джинсы? Их же просто можно снять… Разве это не очевидно?
       - Да-а-а! – Протянула Неля. – Бедный Гриша! Больше ему не обломится!
        И тут, пожалуй, уместно поведать больничную эпопею гиперактивного Гриши, которой суждено было продлиться всего с десяток дней.
       Осознавая себя высококультурной личностью, Гриша принялся делать попытки взбодрить и разнообразить «духовную жизнь» обитателей «Зеленого рая». Он инициировал пару-тройку встреч алкоголиков с представителями местной богемы: одной, очень известной в очень узких кругах писательницей, относительно известным рок-музыкантом и гораздо более известным художником.
       Кроме того, Гриша испросил высочайшего (от главврача) разрешения привезти в «рай» свой компьютер и давать уроки игры на сей машине всем желающим: как тем, кто вообще еще не пользователь, так и тем, кто желает углубить свои познания и обрести навыки.
        Разрешение Грише было дано, объявление на общей доске он вывесил и на утреннем собрании огласил его еще и устно, но прошла почти неделя, а на Гришины курсы никто не записался!
       И тогда высочайшее разрешение было аннулировано. Гриша был вызван к Борису Ивановичу, которому, как выяснилось, не слишком нравилась Гришина активность, ибо она, как полагали наркологи, первый признак назревающего выпадения (в Гришином случае – выскакивания) из ремиссии.
       И Гриша в беседе с умудренным доктором его (доктора) опасения подтвердил. Гриша гневался, отчаянно жестикулировал и едва ли не орал нечто совсем уже несуразное: на корню, дескать, губите инициативу молодых! у вас тут от скуки сгнить можно! И что он, Гриша, найдет на «этот ваш рай» такую управу, что мало не покажется. Словом, распоясался Гриша, только что футболку на себе не рвал.
       Ну, и естественно, что Борис Иванович, расставшись с Гришей, тут же назначил Грише на три дня интенсивное лечение и, соответственно, дал команду. Дабы Гриша успокоился.
       Первую инъекцию Грише должны были сделать сразу после ужина. Однако Грише, разъяренному «тупостью этих болванов», не оценивших его гениальные инициативы, этого и последующих успокаивающих уколов удалось успешно избежать. Впрочем, он о грядущей перспективе стать на три дня полуовощем и знать не знал. Но, как будто предчувствуя эту «скорую медицинскую помощь», Гриша попросту взял да и сбежал (а, вернее, просто ушел в гостеприимно распахнутые ворота) из «Зеленого рая» во время предвечерней часовой прогулки.
       Впрочем (также, как в свое время Арнольд) Гриша обещал вскоре вернуться, но вначале – доложить, куда надо о «неадекватном поведении» главного врача и каких-то, одному Грише ведомых нарушениях в «райской» жизни!
       А поскольку всерьез к Гришиной тираде никто не отнесся, Гриша послал всех сами-знаете-куда и непринужденно-горделиво ушел за ворота, заходящим весенним солнцем палимый.
       И до конца пребывания Алисы, а затем Нели и Ариши в «Зеленом раю» Гриша не появился. Впрочем, с целью забрать оставшиеся вещи Гриша однажды-таки приехал: чистенький, в темных очочках, благоухающий импортным парфюмом и, кто бы сомневался, свежим алкоголем.
       Приятно пообщавшись с тремя «подружками» и бывшими «товарищами» о том, ГДЕ он, ЧТО, КОГДА И СКОЛЬКО, Гриша, забрав свой рюкзачок с вещами и вновь пообещав вернуться в «рай», отбыл восвояси.
        Может быть, Гриша в «Зеленый рай» действительно и вернулся. Но этот факт автор уточнять не стал, ибо он выходит за пределы этого повествования, в котором Гриша свою роль доиграл до решительного финала!

                28.

       - Похоже, Арнольда мы теперь будем именовать альфонсом, - ехидно заявила Неля Арише, едва та вернулась после своего первого после «долгих бессонных ночей» (на самом деле, Ариша всякий раз засыпала, едва упав лицом на подушку, хотя еще минуту назад ныла, что вообще не хочет спать!) свидания с любимым алкашом.
      - Это почему еще? – Добродушно улыбнулась умиротворенная Ариша.
      - Да потому что с пустыми руками к девушке приехал! Хрен с ней, с едой, и так все, кроме Алиски, жирные, но хоть цветочек бы привез!
      - Или сигарет пачечку, - встряла Алиса. – А то у меня, наглец такой, стрельнул. А потом, значит, Аришины курил. Вот тебе и альфонс!
      - Ну, курил, и что здесь такого! – Опять не рассердилась ублаженная свиданием Ариша. – В следующий раз привезет. Главное, что сам приехал!
       - И джинсы пусть к следующему приезду постирает! – Назидательно-иронично приказала Неля – На него же смотреть противно! Как из помойки вылез! Не забудь ему об этом сказать!
      - Да не забуду, не забуду, - отмахнулась Ариша. – А вообще мне все по фигу! Хотя… - Ариша сделала паузу, - Нелька, ты не могла бы попросить своего Васю, чтобы он в следующее дежурство вечерком, до «декретного времени» душ открыл?! Или, еще лучше, кабинет физиотерапии.
      - Это тебя Арнольд проинструктировал? – Расхохоталась Неля. – Он же тут часто живет и знает, где и чем можно заняться! И занимался наверняка! А ты, небось, думаешь, что ты у него – первая и единственная?!
       - Ничего я не думаю, - наконец, рассердилась Ариша. – Мне вообще по фигу. Так ты поговоришь с Васей?
       - Да поговорю, конечно, - смилостивилась Неля. – Что с вами, алкашами влюбленными, делать?!
       - Ой, кто бы говорил, - съехидничала Ариша. – А сами-то вы с Васей кто теперь? Или ты у него ночью тоже в телевизор пялилась?
       - Ой, только не надо сравнивать! – Вдохновенно провозгласила Неля. – Вася – потрясный мужик! А главное, он в меня, похоже, по-настоящему втрескался! Все время пытался меня чем-нибудь угостить-подкормить. А в следующее дежурство обещает привезти для всех нас какой-нибудь стоящей еды – сала там, мяса, колбасы, сладостей. Не то, что твой Арнольд! Мне даже как-то не по себе. Уже сейчас думаю, что же с ним будет, когда я выпишусь. Для него же это травма настоящая будет! Мне уже заранее его жаль…
      - Ну, не надо заранее-то жалеть, - рассудительно сказала Алиса. – Вася – уже большой мальчик и понимает, наверное, что роман у вас – временный. Разве что ты тут навеки поселишься!
       - Типун тебе на язык! – Как бы испугалась Неля. – Хотя Вася мне очень по душе, несмотря даже на то, что он совсем не моего круга!
       - Любовь зла! – Рассмеялась Алиса. – Пардон за банальность. А может, ты его потом в любовниках оставишь? Вова твой – в трехдневной поездке, а ты – к Васе!
        - Ну, нет! Мне это даже представить страшно! – Воскликнула Неля. – Веревочку-то сколько ни вей, а Вова все равно рано или поздно узнает и Васю просто убьет! Да и меня заодно!
      - Ну, тогда не думай о будущем и наслаждайся столько, сколько вам отпущено, - резюмировала Алиса.
      - А я так вообще о будущем не думаю, - беззаботно вставила Ариша. – Буду решать проблемы по мере их поступления…

                29.

      Да-да, господа хорошие! С того именно дня, когда к Арише впервые приехал Арнольд, у Нели с охранником Васей закрутился нешуточный роман.
      Неля почти весь вечер провела в Васиной каморке (диван, телевизор, и камера слежения), время от времени забегая в свою (общую) комнату, чтобы поделиться первыми впечатлениями и похвастаться, что она теперь может смотреть по телевизору то, что ей вздумается. А не «ту фигню», что постоянно смотрят в телевизионном холле несколько «мальчиков», нагло оккупировавших единственное в отделении «окно в мир».
       Алису тоже этот факт ужасно раздражал, ибо оказывалось, что доступа к телевизору у нее практически нет: не станешь же разгонять мужичков, тупо пялившихся в какой-нибудь детектив или крутой боевик (справа от телевизора лежала большая стопка дисков) для того, например, чтобы послушать музыку на культурном канале или бездумно посмеяться над немудреными сериальными историйками на канале развлекательном.
       - Да, телевизор – прекрасный повод объяснять любопытным, почему ты вдруг решила зависать у охранника, - сказала Алиса. – В отделении ты, дескать, уже который день не можешь смотреть свои любимые сериалы!
       - Точно! Молодец Алиска! Так и говорите всем, кто будет спрашивать, - радостно воскликнула Неля и вновь умчалась на первый этаж.
       С того дня, во время Васиных дежурств Неля, укладываясь в режимное время в постельку, заводила будильник на час ночи (когда дежурные сестры, как правило, засыпали) и тихонько убегала через темное отделение на первый этаж – к Васе. А уж место, где заняться ах-любовью, находил Вася, которому ради ах-любви приходилось на время покидать свой пост. Что, в общем-то, было рискованно, но кто не рискует…
        Впрочем, это было не так уж и страшно, ибо случаи «подвоза» пациентов по ночам были явлением редчайшим. Разве что медсестра какого-нибудь из трех отделений (тяжелого, детского или реабилитационного) могла зачем-нибудь к охраннику спуститься. Но это тоже были случаи единичные.
        И тем не менее два этих факта окрашивали отношения знойной парочки в цвет ослепительного экстрима, который придавал ах-любви двух алкозависимых партнеров и остроту, и страсть, и почти что неземное «щастье».
        Однако дней примерно через десять после начала романа Нели с охранником медсестры, которым донесли (и даже было известно, кто именно донес, ибо в отделении уже почти год жил один штатный алкаш-стукач) сделали Неле и Васе ну очень строгое замечание!
        - А что тут такого?! – Дерзко сказала Неля. – Я тут вообще-то телевизор смотрю!
        - Запрещено отвлекать охранников от работы! – Строго ответила сестра Марина. – Иди-ка ты, Неля, в комнату.
        - Сейчас-сейчас, вот только сериал досмотрю, - не стала спорить Неля. – Наш-то телевизор недоступен. Не стану же я разгонять мальчиков, чтобы посмотреть свой любимый сериал!
       Марина Неле поверила да и удалилась прочь, а Неля, досмотрев сериал, смиренно вернулась в палату, дабы не дразнить гусей, ибо впереди ее ожидала ночь любви. А вернее, некоторая часть от ночи, ибо проснуться утром Неля непременно должна была в своей постели.
       Что же касается практической составляющей Нелиной любви – то есть увеличение с помощью охранников выходов на перекур; то она осуществилась лишь отчасти и ненадолго. Ибо медперсонал эти несанкционированные перекуры, естественно, узрел, и охранникам было сделано серьезное соответствующее внушение. Оно же указание – график перекуров не нарушать под угрозой расстрела. Ну, то бишь, увольнения с поста.
       Но на Нели-Васины отношения это никак не повлияло, и Неля вплоть до своего ухода из «рая» все продолжала заводить будильник…
       Ну, а Ариша про себя завидовала Нелиному «щастью», а вслух все ждала приездов Арнольда теперь уже в чистеньких джинсах. И ждала не напрасно, ибо Арнольд, еще три-четыре раза приехав к Арише на часок-другой, примерно за неделю до Алисиной выписки, вновь радостно вернулся в «Зеленый рай». И собирался пробыть здесь до тех пор, пока не выпишется Алиса – то есть, как минимум, месяц.
      Ах, это же целая (если учитывать возможность видеться практически каждую минуту) жизнь, полная эротических утех и «щастья»!
       Недаром же говорят, что где-то в столицах есть лечебница, в которой алкогольную зависимость замещают на любовную. Хотя зачем это делается вообще непонятно, ибо случаи, когда влюбленные алкаши, выйдя на волю, жили бы долго, трезво и счастливо, были столь редки, что их ничтоже сумняшеся можно поставить в ряд исключений, подтверждающих правило: любовь против алкоголя бессильна! Хотя, наверное, все же бывают и другие случаи…
      Вот Алисе, к примеру, никакая любовь в «Зеленом рае» была не нужна. Ее в этом полусанаторном бытии отнюдь не тянуло «выпить-и-забыться», ибо внутри у нее и без того царила полная гармония, основанная на полном же освобождении от всех проблем реальной обыденной жизни!

                30.

      И потому Алиса, понятное дело, восторга от воссоединения сладкой парочки вовсе не испытывала, ибо ее (парочки) бесконечное «слипание» везде и всюду ее по-прежнему раздражало и даже почему-то вызывало чувство брезгливости.
       Но Арнольд, к счастью заселился в совершенно пустую палату, и потому на Аришиной постели они не валялись. Во всяком случае, в присутствие Нели или Алисы. Они валялись у Арнольда или в телевизионном холле – на самом последнем ряду кожаных диванчиков, откуда увидеть их, проходя мимо, было невозможно. Эх, как же ты, любофф, на выдумки хитра!
       Однако было в этих двух «любовях» и кое-что позитивно-положительное – беседы трех алкоголичек во всяком случае стали не столь однообразными, как прежде.
       Алкогольные «подвиги» отодвинулись на второй или даже на третий план. А на первый вышли подвиги любовные. Вернее даже, не столько сами подвиги, сколько едва ли не философические рассуждения и об Арнольде-Васе, и о взаимоотношениях полов вообще. Основывались в этих душещипательных беседах на примерах собственных (из прошлого) да из книжных.
        Неля однажды даже процитировала не наизусть, конечно, а в книжку заглянув) одну совершенно убийственную (и выше уже написанную) фразу из маленького сборничка рассказов известной русско-израильской писательницы Дины Рубиной (которую она взялась читать после Алисы): «…и, может быть, в самом деле мы друг для друга топоры, чтобы рубить под корень тех кого любим по-настоящему?»
       Ничего себе, да? Любовь – убийца! Эту цитату наши дамы обсуждали долго и страстно, но до тайной сути ее толком так и не доскреблись. Хотя, казалось Алисе, что уж тут непонятного: если любить кого-либо беззаветно, страстно и одержимо, то этот кто-нибудь не выдержит в конце концов натиска твоей любви – да и свалится, как срубленное дерево, лишившись душевных сил и всяческих желаний.
        Но, в общем, в любом случае, цитата сия – ничто иное, как метафора, ибо самую сильную боль тебе способен причинить именно тот, которого ты (и который – тебя) любишь по-настоящему. А что такое – любить ПО-НАСТОЯЩЕМУ, знала только Алиса. Неля и Ариша ТАКОЙ любви, по их признаниям, не изведали. И Алисе позавидовали.
       Ну, а во всем остальном жизнь в «Зеленом рае» шла своим размеренным лечебным шагом: утренние совещания, «молитвы» на день грядущий, психотренинги, мытье полов, таблетки, процедуры, перекуры и прочее.
       Однако случались и некоторые всплески. Одному сорока-с-чем-то-летнему пациенту за излишний энтузиазм (срочно съездить в свою деревню, чтобы заколоть овцу, а то детям есть нечего) немедленно прописали трехдневный курс интенсивной терапии. И он, бедненький перестал на время ходить в наушниках и слушать в записи своих любимых греческо-римских философов! Очень умудренный, надо сказать, был алкоголик!
       А еще в течение той же недели другого пациента выгнали из «рая» за пьянку; а третий – юный наркоман – напился во время вечерней прогулки да и сам ушел, ни у кого не спросясь.
         Причем, что интересно, за пару дней до ухода юный Данечка (так звали наркомана) на психотренинге задал Тамаре вопрос на засыпку: а что, если он забудет про свои злосчастные спайсы да станет культурно употреблять хорошее вино?!
         Тамара хохотала едва ли не до слез!
         - То есть ты хочешь заменить одну суперсильную зависимость на другую, практически аналогичную? – Утирая глаза платочком, спросила Тамара. – А ты знаешь, что в американском рейтинге психоактивных веществ НЕ наркотики стоят на первом месте, как у нас, а этиловый спирт?!
       - Так я же не собираюсь пить этиловый спирт, - возразил Данечка. – Я бы пил только хорошее вино. Культурно… Разве это невозможно?
        - Вот именно – не-воз-мож-но! – Воскликнула Тамара. – Потому что после одного, а тем более трех «культурных» бокалов ты, наркологически зависимый мальчик, слегка захмелеешь – и тебе тут же захочется еще более сильных, прежних ощущений. И ты допьешь сначала всю «культурную» бутылку, а потом помчишься за своими спайсами! 
     -А вот допью и не понесу и не понесусь! – Не сдавался Данечка. - Надо же алкоголь попробовать…
     - Даже пробовать я тебе не рекомендую, - уже совсем серьезно сказала Тамара. – Ты снова убежишь к спайсам!
     Но Данечка, как уже было сказано выше, поступил по-своему – и его дальнейшая судьба осталась для обителей «Зеленого рая» неизвестной…
      А потом в женское отделение нежданно-негаданно пришла… Но по порядку.

                31.

     Зульфия (или попросту Зуля) явилась (или кто-то ее явил) в «Зеленый рай» дней пять назад. Зульфия была чуть старше Алисы, родом из Казахстана, медсестра на пенсии.
     Маленькая (под сто шестьдесят) росточком, с неопрятно убранными белокурыми волосиками, Зуля оказалась не очень-то общительной. Ее лицо, обремененное тяжелой поступью «змия», было почти всегда то ли недовольным, то ли унылым. Короче, недовольно-унылым. Во всяком случае, даже подобие улыбки на Зулином лице не дневало и, соответственно, не ночевало.
       Поселили Зулю в комнату Ксении, которая теперь регулярно беседовала по телефону с матерью, и была потому в основном весела и смело смотрела в будущее! Светлое и трезвое! Однако присутствие неадекватно молчаливой Зульфии градус ее (Ксении) настроения заметно преуменьшало! 
      Ибо Зульфия все больше лежала на своей постели, с глазами почти всегда прикрытыми, в пространстве перемещалась неуверенно и в беседы почти ни с кем не вступала. То есть грубо нарушала своим присутствием одно из главных, хоть и неписаных правил постсоциалистического общежития – обязательное, откровенное, искреннее и желательно длительное общение с рядом живущими. И непременно – с юмором!
      А как можно без юмора? Сам себя не высмеешь, кто тебя высмеет?! А вернее, все и высмеют, но – за глаза, в твоем, то бишь, физическом отсутствии. Однако Зуле сие неписаное правило объяснять было без пользы, раз уж она беседовать не хотела!
      - Че то она какая-то не такая, - однажды заметила Неля. – Смурная какая-то….
       - Как закомыренная, - подтвердила Ариша, употребив незнакомое Алисе словцо.
       -Точно, закомыренная! – Согласилась Неля. – Как бы она тут что-нибудь не сотворила!
      - Что ты имеешь в виду? – Обеспокоилась Алиса.
      - Поживем-увидим, - уклонилась Неля. – Тут главное – не накаркать!
      На том разговор и закончили: пожить – и увидеть. Куда спешить-то?!.
       Впрочем, с Алисой в ту ужасную пятницу, Зуля вкратце пооткровенничала. Она с недовольным видом лежала под капельницей, а Алиса (дежурная на посту) сидела рядом – и на капельницу поглядывала. Ну, и на Зулю заодно.
       - Ну, давай, расскажи уже, наконец, как ты дошла до жизни такой? – С юмором спросила Алиса, поймав в какое-то мгновение мимолетный взгляд Зульфии.
      - Да как дошла, как дошла… - Безучастно, но как будто бы и с готовностью сказала Зуля. – Как все… От одиночества…
      Говорила Зульфия не слишком разборчиво, плохо проговаривая и даже проглатывая некоторые слова, поэтому Алисе то и дело приходилось ее переспрашивать и уточнять. Но мы, дабы не длить понапрасну их беседу, сделаем вид, что речь Зульфии была вполне себе в норме.
       - А до одиночества как дошла? – Подстегнула Алиса готовую умереть беседу. – Вообще-то, КАК ВСЕ – это в основном из-за мужиков.
       - Да пошли они, знаешь куда! – Зульфия указала нужным словом куда именно и, кажется, немного взбодрилась. – С мужем мы лет десять назад разбежались, послала я его… Потом меня на пенсию послали… Сын – взрослый уже… Живет в другом городе…
       - А подружки? – Участливо спросила Алиса.
       - Да какие там подружки?! Умерли или уехали. Остались одни собутыльницы. Тащатся и тащатся с пузырями – я же одна живу… Пей, спи, живи – не хочу!..
       - Да-а-а-а! – Протянула Алиса, уразумев, что ей вообще нечего сказать Зульфии! Не про заместительное же хобби какое-нибудь с ней, закомыренной, беседовать. Тем более что рецепта от одиночества, отягощенного алгоколизмом, никто еще не придумал… Но еще один вопрос Алиса своей временной подопечной все же задала:
        - Сколько же дней ты пила до больницы?
        - А-а-а-а, не помню… Кажется дня два или три… Может, четыре… Не помню… И вообще что-то я устала… Дай подремлю еще малость… - Самостоятельно завершила вынужденную беседу Зульфия и опустила отекшие веки.
       Минут через десять капельница исторгла из себя последние капли, Алиса кликнула медсестру, а потом помогла полусонной закомыренной Зуле, подхватив ее под локоток, доползти до палаты и не промахнуться мимо постели. Зуля тут же снова впала в дрему, а Ксения тихонько шепнула Алисе на ухо:
        - А можно я у вас немножко посижу? Я от одного ее вида в депрессуху впадаю.
        - Пойдем, конечно, - ответила Алиса, и они оставили злосчастную Зульфию закомыриваться в одиночестве…
        Алисины дамы были в сборе, и Алиса пересказала всем троим немудреную историю «падения» Зульфии (имя-то какое красивое!) и предположила, что ей (Зульфии), кажется, стало лучше.
       - Ага, просто офигительно ей стало! – С сарказмом воскликнула Неля. – Ты вспомни, мы через три дня интенсивной терапии были как свежие, хрустящие, росой омытые огурчики с грядочки и на сексуальные темы во весь рост беседовали. А она уж, кажется, шестой день все в одной поре.
        - Закомыренная! – Уточнила Ариша.
       - И про три-четыре дня нам тут свистеть не надо! – Продолжила Неля. – На ее морде лица прямо написано: жрала не меньше месяца!
        - Вот-вот! – Снова встряла Ариша. – Какие уж тут три дня?!
        - Ну, может, она уже скоро оклемается да и мужчинку какого-нибудь склеит. Стасика-стукача, например! – Ну, не хотела Алиса верить во что-то худшее! Но во что именно, не задумывалась…
         - А вот поживем-увидим! – Повторила Неля свою сакраментальную фразу. И как в воду смотрела…

                32.

       В ту же ночь (с пятницы на субботу) все дамское и часть мужского отделения были разбужены диким стуком в коридорную дверь, отделяющую реабилитантов от детского отделения, и неистовыми женскими криками: «Отпустите меня!!! Отстаньте!!! Мне надо идти!!!» Ну, и россыпь ненормативной лексики, конечно!
      - Ну, вот, кажется, и «белочка» пришла! – Зевая, сказала Неля.
      - Какая еще белочка?! Из лесу, что ли, впрыгнула? – Туго ворочая мозгами, не сразу сообразила Алиса.
       - Да, - ядовито сказала Неля. – К нам прямо из леса пришла белая горячка!
       - Бедная Зуля, - сказала Алиса.
       - Ты лучше нас пожалей! – Жестко ответила Неля. – Зуле-то твоей сейчас все по фигу, а у нас, считай, ночь прос…на!
        Тем не менее, все дамы, накинув халатики, высыпали в коридор и увидели такую захватывающую картину: Зульфия с неведомой для своих малюсеньких кулачков силой лупит в несчастную «детскую» дверь; а ее безуспешно пытается оттащить от «места преступления» самая тщедушная медсестричка Оля. Быть бы Оле со свернутой скулой, если бы на помощь ей не подоспел могучий санитар с третьего этажа.
       Тут прибежал и дежурный врач, который заменил Олю и что-то шепнул ей на ушко. Через пару минут Оля воткнула Зуле какой-то успокоительный укол. Потом разом обмякшую бунтарку довели-донесли до ее койко-места, уложили – и заверили дам, что Зуля будет спать до утра.
       Ан не тут-то было! Проспала Зуля всего час-полтора, а потом встала и вновь принялась что-то угрожающе кричать – и опять всех перебудила!
        - Вы как хотите, - полусонно сказала Неля. – А я больше с места не сдвинусь!
       Алиса же, ощущая себя как бы матерью Терезой (ее так потом и прозвали) и жалея Ксению, потащилась в злосчастную палату. И обнаружила, что Зуля уже встала с постели и намеревается отчаянно неверным шагом покинуть комнату.
        К тому моменту Алиса (да и все остальные) уже знала от медсестры Оли о том, что перед тем, как начать долбиться в «детскую» дверь, Зульфия какое-то, никем не зафиксированное время бродила по чужим палатам, стащила с чьей-то мужской тумбочки пачку сигарет – и нагло с комфортом дымила в телевизионном холле. Табачным духом она себя и выдала!..
       Алиса взяла маленькую Зульфию за узенькие плечики и попыталась вернуть ее на место. Но не тут-то было! Слабенькая Зульфия вдруг оказалась такой невероятно сильной, что Алисе едва удалось продвинуть ее всего на каких-нибудь полшага назад – к кровати. И тогда Алиса наказала Ксении удерживать беглянку изо всех сил, а сама помчалась звать медсестру Олю.
       Оля, конечно же, от Зулиных криков уже вышла из некрепкого дежурного сна и Алисиному приходу не удивилась. Она удивилась другому:
        - Я же ей лошадиную дозу лекарства ввела!! Она сутки должна была спать!
        - Выходит, у нее высокая толерантность к вашему лекарству! – Сказала Алиса. – По-моему, надо срочно вызывать дежурного врача!
       - Безусловно, - сказала Оля и потянулась к телефону.
       Дежурный врач мигом явился в сестринскую на пару с дюжим санитаром с третьего этажа. С локтя санитара свисали толстые длинные грязно-белые жгуты…
       Врач предложил Алисе удалиться, но она укрылась за дверью в «предбаннике» сестринской комнаты – и все услышала.
       - Придется ее вязать – сказал врач медсестре Оле. – Сделаем еще один укол и привяжем. Иначе она будет бегать по всем отделениям.
        - Но у нас же реабилитация, - нерешительно возразила Оля. – И вязки как бы запрещены. Вы же видите, она – не наша пациентка! Заберите ее, пожалуйста, к себе, на третий этаж!
       - Ну, во-первых, сам я, без санкции главного врача, такого решения принять не могу. Не будем же мы звонить Борису Ивановичу среди ночи! И потом – на нашем этаже все равно нет мест!
      - Но ведь вязками мы нанесем психологическую травму нашим пациентам, - нерешительно, но все же и настойчиво сказала Оля.
      - Ничего! Переживут ваши пациенты! – С язвительной веселостью сказал врач. – Пусть посмотрят, до чего каждый из них может докатиться! Берите шприц – и вперед!
       И вся зловещая троица, не заметив Алису за дверью, вышла из сестринской. Через пару секунд Алиса покинула свое укрытие и направилась вослед – в «беличье гнездо».
       Когда Алиса возникла в дверном проеме, Зуля уже лежала на кровати, дюжий санитар прижимал к постели нижнюю часть ее тела, а врач отработанными движениями привязывал ее руки к спинке кровати, Оля ему посильно помогала, а Зуля отчаянно напрягала все тело в попытках обрести желанную свободу!
       Но ей, естественно, это не удалось! Зулины ноги тоже привязали специальными узлами к противоположной спинке кровати – и теперь она выглядела почти как распятая на кресте (только ноги не вместе, а врозь, и кровь из ран не сочилась). Пока ее вязали-привязывали, Зуля отчаянно и весьма нецензурно (но, к счастью, неразборчиво) ругалась во весь голос. И голос этот был как будто бы не ее – низкий, угрожающе-утробный страшноватый!
       - Ну, и что, нам теперь все это слушать до утра? – Спросила Алиса.
       - Надеюсь, она сейчас уснет и проспит долго, - ответил врач. – Так что идите-ка в свою палату!

                33.

        Однако Алиса, хоть и выполнила этот приказ, вернулась в «беличье гнездо» как только увидела, что несвятая троица удалилась восвояси. Вернулась, потому что Зуля продолжала (хоть и немного тише) буянить, а Ксения сидела на своей кровами и тряслась мелкой дрожью. Зато ее юная соседка спала так крепко, что за всю ночь ни разу и не проснулась!
        Алиса обняла Ксению за плечи и предложила ей вместе прочитать «Отче наш». Ксения, конечно же, согласилась, и они прочитали (хором и вслух) несколько молитв. Ксения немного успокоилась, ее перестало потряхивать, а бред Зульфии сделался еще тише.
       - Мне все равно страшно, - сказала Ксения. – А вдруг она отвяжется и прирежет меня?!
       - Она не отвяжется, - успокоила ее Алиса. – Уж вязать-то, я думаю, они тут умеют на славу! К тому же наша белочка, похоже, совсем скоро совсем уснет. А я с тобой пока посижу.
       - Ты знаешь, - тихо сказала Ксения, - я смотрю на нее, и мне жутко становится: а вдруг и ко мне придет белочка?! Как до сих пор еще не пришла?! Это Бог меня, наверное, хранит!
       - Вот и хорошо, что тебе жутко, - сказала Алиса. – Потому что белочка рано или поздно придет к каждому из нас, если мы будем продолжать без остановки. А если вспомнить, какую гадость ты пьешь и по сколько дней-недель кряду – белочка придет обязательно! К Арише же приходила! А она моложе тебя лет на пять. Посему вот это (Алиса указала в сторону задремавшей Зульфии) должно стать для тебя и для всех нас уроком. Но, главное, для тебя, недаром же горячка пришла именно в твою палату. Сначала – белочка, а потом – безумие и пожизненный дурдом.
         - Ой-ё-ё-ё-й! – Запричитала Ксения. – И правда! Ой, я никогда больше капли в рот не налью. Я буду жить в трезвости! Господи, страх-то какой! – И Ксения, устремив взгляд на свои иконки, осенила себя честным крестом.
         - Ты успокойся, ляг, помолись и попробуй уснуть, пока наша белочка спит, - сказала Алиса. – А урок этот, повторю, - не только для тебя, но и для всех нас. И я этой ужасной ночи, наверное, никогда не забуду. Хотя такого страха, как твой, не испытываю. Ведь у меня еще, слава Богу, не случалось таких супердлительных запоев, как у тебя. И я верю, что Господь, поможет мне или совсем избавиться от этого греха, или, во всяком случае, вовремя остановиться, если я сорвусь. Сейчас мне, как и тебе кажется, что я смогу жить в абсолютной трезвости. Но я знаю и то, как коварен бывает змий в обыденной жизни…
          И Алиса, покинув почти успокоенную Ксению, ушла к себе, и ей даже, кажется, удалось впасть в беспокойную дрему. Она дремала до того самого момента, пока из «беличьего гнезда» вновь не стали доноситься гневные вопли распятой на кровати Зульфии. Часы показывали пять-сорок-пять, а это означало, что ночь для пациентов «Зеленого рая» закончилась.
       Впрочем, это было утро субботы и можно поспать подольше, но Алиса знала, что лично она уснуть под эти вопли больше не сможет. Да и Ариша с Нелей тоже нехотя встали – и через пару минут их (с чашками кофе в руках) вынесло из комнаты – курить-курить-курить!
       Алиса же, как всегда, выпила свой кофе с кусочком булки, сидя на кровати, а затем, не торопясь, вышла из комнаты. По пути она увидела, что Зульфия продолжает бесноваться, юная алкоголичка спит сном невинного младенца, а Ксении в палате уже нет.
   
                34.

         На курительной площадке царило полусонно-возбужденное раздражение! Все пациенты усиленно загрязняли дымом окружающую среду и на чем свет стоит проклинали Зульфию и медперсонал, который не позаботился о том, чтобы «даму с белочкой» сразу же не переместили на третий этаж – к буйным.
         - Вообще-то это грубое нарушение законов «Зеленого рая», - со знанием дела сказала Неля. – Я здесь, черт возьми, уже не первый раз лежу – и ни разу не было такого, чтобы в нашем отделении применяли вязки!
        - И я ни разу не видел! – Подтвердил Арнольд.
        - Белочек положено моментально от нас изолировать, - продолжила Неля. – И вообще непонятно, почему они сразу, еще при поступлении, ее на третий этаж не определили! Ведь было же сразу видно, что она – неадекватная!
        - Да! Закомыренная! – Прибавила приклеенная к Арнольду Ариша.
         - Может, нам попробовать взбунтоваться и настоять, чтобы Зульфию от нас убрали?! – Предложила Алиса.
         - Попробуй, - усмехнулась Неля. – Потом расскажешь нам, что тебе ответили. Только сильно не бунтуй, а то и тебе укольчик вкатят!
         - А я все равно попробую! – Упрямо сказала Алиса. – Тем более ты же сама говоришь, что они играют против правил!
        Алиса решительно бросила свой окурок в урну и покинула окутанную дымом компанию. И сразу пошла в сестринскую, где обнаружила самую обаятельную медсестру Татьяну, которая пришла на смену тщедушной Оле.
         Татьяна была умной, высокой, красивой, большеглазой, приятно полной и сильной дамой. Например, с ней всегда можно было поговорить (не каждому, конечно) о том, о чем другие сестры помалкивали: к примеру, о названиях и свойствах таблеток, которыми потчевали алкашей. Татьяна, казалось, не боялась никого и ничего. Да и смысла бояться, в сущности, не было: работенка – не для слабонервных, а вознаграждение за труды – сущие копейки!
       - Ну, что, Танечка, мы так и будем терпеть нашу белочку?! _ Спросила Алиса.
        - Знаете, вообще-то это сущее безобразие! – Гневно сказала Татьяна. – Я таких случаев что-то не припомню! Не вяжут у нас никогда! Но, я боюсь, придется и нам, а вам, бедненьким, терпеть до понедельника. Решать вопрос перевода может только главврач.
         - А позвонить? – Спросила Алиса.
         - Он не станет ничего решать по телефону, - ответила Татьяна. – Вы же его знаете, он скажет ехидно: ничего, пусть насмотрятся на то, что с каждой из них может случиться! Если бы речь шла о возможно смерти, он бы, конечно, примчался. А так… Ситуация вполне штатная. Да а мест на третьем этаже вроде бы и правда нет.
        - Блин, это нам еще две ночи не спать! – Расстроилась Алиса. – Мы уже сегодня все как пьяные мухи, а к понедельнику вообще крыша съедет!
       - А вы поспите впрок в течение дня, - участливо посоветовала Татьяна. – Я вашей белочке сейчас еще один укольчик поставила. Надеюсь, в течение дня она вам досаждать не будет.
         Зульфия, и правда, проспала почти весь день. Пару раз она, впрочем, просыпалась и просила есть. Тогда ей отвязывали руки, чтобы она могла сидеть, и Алиса (мать Тереза!) таскала ей из своей комнаты бутерброды с сыром, поила несчастную чаем, после чего Зульфия, несколько минут беззлобно поворчав непослушным своим языком, снова засыпала.
         Ухаживать за Зульфией никто, кроме Алисы, не рвался, как будто боясь от нее заразиться. Поэтому матерью Терезой все выходные работала Алиса….
         Ксения то и дело выходила из палаты. А когда она возвращалась, никогда не оказывалась одна. Алиса, Ариша, Неля и другие алкоголицы (все вместе или по очереди) посиживали рядком на кровати Ксении или стояли в дверном проеме. И, тихонько беседуя меж собой о тяготах алкоголизма, не сводили глаз с распятой белочки, которая спала беспокойным бредовым сном; и прислушивались к ее бреду, хотя разобрать и тем более понять эту беличью болтовню было невозможно.
        Честно говоря, смотреть на распятую Зульфию было не слишком приятно, ибо страшноватое это было зрелище. Но человек – существо странное. Он (оно) всегда не прочь поглазеть на что-нибудь ужасненькое! Каждый из вас наверняка знает, как трудно бывает хоть на несколько минут не тормознуться у места, например, автокатастрофы (особенно, если на земле распростерты жертвы!) – и с жадным любопытством наблюдать за действиями милиции (ой, пардон, полиции) и врачей скорой помощи!
      Да-да, именно неуемное любопытство движет в эти минуты человеками. Ни жалость, ни сочувствие, ни желание (стремление) оказать помощь, а именно животное любопытство к какому ни на есть ужасу-ужасу-ужасу. А еще – тайная радость от того, что ВОТ ЭТО (ужас-ужас-ужас) произошло не с ним самим!
      Конечно, есть на этом свете некая, не вычисленная часть человеческих особей, которые способны преисполниться жалостью, сочувствием и желанием помочь не только жертвам на дорогах, но и сваленному пьяным сном прямо на каком-нибудь газоне грязному вонючему бомжу! Алиса, кажется, почти одна из всей дамской компании принадлежала к этой (наверняка меньшей) части человечества.
        Во всяком случае, несколько раз в зимнюю стужу, обнаружив спящего на снегу в позе эмбриона бомжа, она, пронзенная жалостью к бедолаге, даже вызывала для него скорую помощь, дабы он, бедняга, не окочурился от переохлаждения. Врачи, как правило, смотрели на Алису едва ли не с ненавистью – КОГО, дескать, она им подсунула?! Грязь, вонь, пьянь! Но, куда деваться, бедолагу с грехом пополам грузили в машину и увозили невесть куда – то ли в обычную больницу, то ли прямиком в наркологичку!
        …И нам сочувствие дается,
         Как нам дается благодать…
               
                35.

      Поэтому тихие беседы в «беличьем гнезде» велись весьма однообразные. В основном, на две главных темы. Во-первых, гневались на то, что их вынудили а до понедельника терпеть ВСЕ ЭТО, и наверняка еще две ночи толком не спать!
        Ну, а, во-вторых, все хором и по очереди ОСУЖДАЛИ Зульфию за то, что она допилась до белой горячки. Строили и предположения: сколько, интересно, дней нужно пить без просыху, чтобы допиться до явления белочки?! И приходили к выводу, что уж никак не меньше месяца!
        Говорили и о том, что после столь длительного запоя резко порывать отношения со змием нельзя, надобно – постепенно. Ведь когда резко останавливаешься бухать, тогда и жди белочку. А она, хитрюга рыжая (или серая), приходит не сразу, а на третий или пятый день полной трезвости. Вот дурдом-то где! Ты – трезвый, а у тебя вдруг крыша поехала! Наши дамы про белочку все знали!
        И тем не менее они на время как будто забыли о том, что сами-то они – кто?!!! – алкоголички! Однако держались, находясь в «зоне Зульфии», так, как будто сами они вовсе и не зависимы от змия. Некоторые даже весьма беспардонно заявляли, что уж к ним-то белочка никогда не придет: им, дескать, столько не выпить!
         - Ха. Ха. Ха, - подвела, наконец, итог одной из таких бесед Алиса. – Я вот вас слушаю и поговорку новую придумала. От тюрьмы, от сумы, от алкоголизма да от белочки – не зарекайся! Если, конечно, алкоголизироваться не перестанем навсегда и заживем в трезвости. И будет нам «щастье»!
         - И Алиса права! – Убежденно прибавила Неля. – От белочки – не зарекайтесь!
         - И частицу «НЕ» не произносите, - поддакнула Ариша. – Нас же на психотренингах учат: формулировать свой отказ от алкоголя, не употребляя эту частицу.
         …Ну, а потом наступила вторая, а за ней и третья ночь, когда распнутая Зульфия то ненадолго впадала в тяжкое забытье, то начинала орать или громко и почти неразборчиво болтать с кем-то неведомым.
       - Это у нее голоса! – Сказала наутро после третьей ночи Неля. – Она с ними и беседует.
       - Это ее бесы с голосами беседуют, - уточнила Алиса. – Это голос ее бесов!
       - Нет, моя белочка полегче была, - сказала Ариша. – Я просто никого не узнавала и не соображала, где нахожусь. Меня не надо было привязывать…
         - Все равно – хорошего мало! – Сказала Неля. – Ох, скорей бы собрание! Если Борис Иванович не переведет эту белку на третий этаж, я все ему скажу и сразу выпишусь!
        Но на собрании все прошло без сучка и задоринки. Медсестры бодро, но с плохо скрываемым раздражением доложили «обстановку на фронтах», рассказали о тяжелой жизни пациентов отделения в минувшие выходные и даже особо упомянули Алису, которая ни за что ни про что нянчилась с бесноватой пациенткой, «ну, прямо, как мать Тереза»!
         Борис Иванович тут же отдал приказание срочно перевести Зульфию на третий этаж, Алису – похвалил за помощь медсестрам, а обрадованным пациентам сказал с присущим ему веселым ехидством:
        - Ну, что, насмотрелись?! Урок выучили?! Выводы, надеюсь, сделали?! Тогда можете отдыхать!
        Сказал – и как накаркал! Но об этом чуть ниже…
        Радость дамской части отделения была беспредельной! Особенно сильно ликовала, конечно, Ксения, которая даже прочла, вернувшись в палату, молитву против нашествия бесов. Ну, и, конечно, возблагодарила Господа за то, что Он избавил их от одержимой этими самыми бесами Зульфии.
        И жизнь в отделении потекла было по установленному расписанию. Алиса уселась в коридоре – дежурить, все остальные рассеялись со швабрами по своим участкам, в назначенное время выходили на перекуры и прогулку; Ариша слипалась с Арнольдом, Неля то и дело убегала к Васе, который в этот день как раз заступил на дежурство…
       …Повечеру Алиса снова сидела в коридоре с очередной книжкой и общалась на незначитальные темы с некоторыми мужчинами. Но в основном с председателем Лешей – своим почти ровесником и пожизненным зэком!
       Леша был невысок ростом (макушка на уровне Алисиного глаза), болезненно худ, с тяжеловатым угольно-жгучим, но и умудрено-грустным  взглядом, с круглой лысиной, обрамленной слегка тронутыми сединой черными кудрями почти до плеч и малым числом зубов во рту.
       Алиса явно нравилась Леше. Однажды, когда Алиса, решив держать свое лицо в «рабочей форме», впервые сделала макияж и губы выкрасила в цвет бордо, который очень был ей к лицу; Леша, увидев ее в коридоре, на мгновение оцепенел и восхищенно сказал:
        - Ты знаешь, что ты здесь самая красивая?!
        - Да знаю, конечно, - небрежно ответила Алиса. – Да и ты парень что надо!
       - Не ври! А вот видела бы ты меня в молодости! – Сказал Леша, снабдив два этих предложения густой ненормативной лексикой – для связки слов. – А у меня же и фотка есть! Я тебе ее вечером, как все сделаем, покажу!

                36.

       И, правда, вечером Леша подсел к Алисе, уткнувшейся в книжку, и не только показал ей фотографию младого чернокудрого красавца – с кудрями ниже плеч и, конечно же, без лысины; но и охотно ответил Алисе на все ее вопросы об его зэковской жизни. Хотя на эту тему с другими собеседниками Леша особенно не распространялся – ну сидел и сидел, и что?! И Алиса это знала, но попытку выведать историю Лешиной многотрудной житухи все же сделала.
        И выяснилось, что по тюрьмам да по ссылкам Леша начал скитаться чуть ли не с восемнадцати лет и провел в местах не столько отдаленных основную часть своей жизни – более тридцати лет! Не оптом, впрочем, а, так сказать, в розницу – то бишь с перерывами и несколько раз – за убийство!
        - Причем, знаешь, как интересно все шло – по нарастающей. Первая ходка – три года, вторая – тоже три, третья – пять, четвертая – восемь, пятая – двенадцать. Я и сейчас на три года осужден, но – условно, - весело поведал Леша, щедро пересыпав свой спич густым матом.
       - Не могу поверить, что ты можешь убивать! – Сказала Алиса. – У тебя глаза такие добрые и мудрые.
       - Да я вообще очень добрый и спокойный, - согласился Леша. – Пока мне под шкуру не лезут. А если лезут, я начинаю так психовать, что даже убить могу! Давай я тебе лучше один смешной случай расскажу. О том, как я просил мне срок увеличить!
       - Увеличить?! – Несказанно удивилась Алиса.
       …А дело было так. Леше дали очередной срок в четыре с половиной года. То есть ему предстояло отправиться в места не столько отдаленные весной, а выйти – осенью. И Леша стал просить суд добавить ему еще полгола! Суд был в шоке, но Леша так доходчиво обосновал свое прошение, что еще полгода ему-таки прибавили!
        - Я им говорю: вот вы представьте себе, - принялся объяснять Алисе пожизненный зэк, - что сажусь я весной – в джинсах, футболке, кроссовках и кепке; а выхожу во всем этом – глубокой осенью! Впереди – зима, а денег на зимнюю одежду у меня нет! Где я их возьму?! Я опять пойду воровать, чтобы или одеться, или снова сесть! А если я сяду весной и выйду весной, мне не надо будет воровать; и я, может быть, на путь истинный встану!
       - Ну, и как, - встал? – Спросила Алиса.         
       - Встал, конечно! – Заржал Леша. – На целый год. Или на полгода. Не помню уже. О, смотри-ка, к вам – опять новенькая! Из сестринской выводят.
        Алиса повернула голову в сторону сестринской и ахнула: медсестра Оля вела под руку невысоконькую, щупленькую, страшненькую лицом, с короткими нечесаными кудельками на голове, полупьяную и грязноватую одеждой «дамочку» неопределимого возраста: ей можно было дать и сорок (но с большим износом!) и шестьдесят!
        - О, ужас! – Сказала Алиса.
        - Ох, кажется, ждать вам новой белочки, - сочувственно ответил Леша. – Она в-а-а-аще закомыренная!
       - Типун тебе на язык! – Испуганно воскликнула Алиса. – Может, все не так плохо. Проспится на интенсивке – да и все!
       - Поглядим… - Философски ответил Леша.
       - Слава Богу, что у нас палата укомплектована, - сказала Алиса. – Ну, я пойду посмотрю, куда ее определять будут. Только бы не к Ксюшке! Она не вынесет!
       Алиса едва не бегом ринулась к дамскому блоку, легко обогнав еле плетущуюся парочку – ну, то есть новенькую с медсестрой Олей, и, вбежав в комнату Ксении, приказала ей «строить баррикады»!
       Тут на пороге появилась новенькая с сопровождением и Ксения, мгновенно оценив закомыренную пришелицу, решительно встала, раскинув руки, в дверном проеме.
       - Сюда – не пущу! – Безапелляционно сказала Ксения. – Хватит с меня! Вон в соседней палате как раз есть место! Даже два.
        - Я знаю, - ответила Оля. – Да не волнуйтесь вы так!
        И Оля послушно повела новенькую в соседнюю палату, где в тот момент вообще никого не было, ибо оставшаяся там Ирина (обаятельная и невероятно улыбчивая девушка из деревни) в это время обычно сидела перед телевизором рядом с «иноземным» (было в нем что-то грузинско-армянско-южное) красавцем Вахтангом, который вовсе не походил на алкоголика. Так же, как, впрочем, и Ирина!
        - Я поставила Валентине Сергеевне укольчик, - сказала Оля, укладывая новенькую на кровать. – Сейчас она, надеюсь, уснет.
         - Дай-то Бог, - сказала Ксения и перекрестилась.

                37.

        Однако новенькая Валя засыпать отнюдь не спешила. Они сидела на кровати и в полутьме (свет только из коридора) отчаянно рылась в трех свои мешках, что-то при этом раздраженно прибарматывая.
         Ксения с Алисой стояли на страже в дверях и всю эту бесполезную возню наблюдали. Наконец, Валя достала из последнего пакета мятую нечистую кофту и принялась, с трудом попадая в рукава, напяливать ее поверх ночной рубашки.
       - Ну, и куда ты собираешься? – Нарушила молчание Алиса. – Тебе нужно спать.
       - Какое там, пи-пи-пи, спать! Мне идти надо, пи-пи-пи! Меня Сашка ждет, пи-пи-пи! Водки-то у него, пи-пи-пи, еще до пи-пи-пи, а меня нет! Сашка меня, пи-пи-пи, ждет! – И Валя принялась вставать с кровати. Три раза у нее это не получилось, а на четвертый она все же встала и, заплетаясь ногами, побрела было, пошатываясь, - но не к двери, а к противоположной стенке.
       Ну, и тогда Алиса с Ксенией бросились к полоумной Вале и силой вернули ее на постель.
       - Одна бы я с ней ни за что не справилась, - шепнула Ксения, - силища-то какая!
       - А главное, это не может быть белочка! – С изумлением сказала Алиса. – Она же еще не протрезвела!
       Валя вновь сделала попытку подняться с постели, но Алиса уселась с ней рядом и, крепко держа ее за плечи и как бы вдавливая в матрас, спросила:
       - Ты что, не соображаешь, где находишься?! Ты – в наркологической больнице! Тебя будут лечить! И уходить отсюда никуда нельзя! Тебя все равно не выпустят!
       - Отпусти, пи-пи-пи! – Почти заорала Валя. – Я же сказала, что мне к Сашке нужно идти, пи-пи-пи! У Сашки – водка! Отпусти, пи-пи-пи! Я все равно уйду! Мне, пи-пи-пи, нужно! Ну, че, пи-пи-пи, вцепилась! Отпусти, сучка!
       - Нет, дорогая, не отпущу! А ты беги скорей за Олей, - сказала Алиса Ксении. – Кажется, нам опять светит ночь без сна.
        Валя меж тем не теряла надежды встать, отчаянно при этом ругаясь, но Алиса изо всех сил ее попытки пресекала.
        - Ой, Боже мой! – вошла в палату Оля. – Да за что же мне такое наказание?! Второй раз подряд – в мое дежурство!
        - Оля, но у нее же не может быть белой горячки?! – Воскликнула Алиса.
        - Зато у нее голова была недавно пробита! – Чуть не плача от ярости, разоткровенничалась обычно скрытная Оля. – Ей вообще пить нельзя: у них, кто с мозговыми травмами, моментально крышу сносит! Она вообще – не НАША больная! Ее место – в психушке! Зачем они ее к нам взяли?!
        - Не зачем, а за что, - уточнила Алиса. – За деньги! Ну, и что мы теперь будет делать?!
        - Сейчас позову дежурного врача, пусть он и решает. А вы уж, пожалуйста, ее подержите! – И Оля помчалась за врачом.
        - Я ссать хочу, - заявила Валя. – Где тут унитаз?
        - Мы тебя отведем, - сказала Алиса, и они с Ксенией помогли дурноголовой Вале подняться и медленно повели к ближнему (в трех буквально шагах) туалету. Но … не довели! Свое мокрое дело Валя сделала, не дойдя всего пары шагов до унитаза.
       - Фу, какая гадость, - брезгливо и раздраженно сказала Ксения. – И кто теперь должен за ней вытирать, и кто – переодевать?! У нее же и колготки, и рубашка – все в моче! Фу, как воняет!
        - Разберутся, - ответила Алиса.
        И тут в палату вошел другой (не тот, кто «обслуживал» Зульфию) дежурный врач в сопровождении Оли, оценил ситуацию, задал Вале несколько вопросов на проверку адекватности, признаков коей не обнаружил, – и моментально принял решение: еще укол и вязки! Иначе, дескать, она всю ночь будет шататься по больнице. А если упадет головой о каменный пол – запросто может откинуться! Только сначала надо ее переодеть. У нее есть памперсы?
        - Кажется, есть, - сказала несчастная Оля, которой предстояло переодевать вонючую пациентку.
        Врач быстро ушел за другим дюжим санитаром с третьего этажа (так все санитары были дюжие), а Оля, тихонько поругиваясь (не матом, естественно) взялась за свою грязную работу, попросив Алису и Ксению побыть рядом, дабы удерживать Валю, которая все твердила о своем Саше и, естественно, о водке – и пи-пи-пи…
         А через несколько минут вернулись мужчины, и Валя, наконец, была накрепко провязана к кровати. Но, в отличие от Зульфии, Валю не распинали: ее руки лежали вдоль тела и были привязаны к кровати на уровне бедер. И вскоре она уснула…

                38.

       Вдаваться в подробности второго пришествия белочки (об руку с травмой головы) мы не будем. Расскажем лишь вкратце, что ни одной спокойной ночи за всю неделю (!!!), что Валечку продержали в «Зеленом рае», у дамского блока не было. Ибо от вязок Валю освободили уже через два дня, а еще через три дня (после интенсивной терапии) она уже могла перемещаться по коридору, то и дело забредая в чужие комнаты. В том числе и по ночам. И это было страшновато: а вдруг она прирезать кого-нибудь вздумает?! Травма мозга ей прикажет – и пиши пропало!
       Нужду Валечка справляла хоть и в туалете, но почти всегда – мимо! Дамы, затыкая ватой носы, за ней убирали, но, несмотря на обилие хлорки, в блоке повис тяжелый запах общественного туалета!
        К счастью, на третий день дочь Вали – миловидная хрупкая блондиночка с робким и как будто виноватым выражением лица – попросила Ирину за некую сумму денег ухаживать за ее матерью. И Ирина (о, святая душа!) согласилась!
        Относительно страстные (страсти же в «раю» не поощрялись!) речи о немедленном изгнании Валечки из «рая» пациенты заводили практически на каждом ежеутреннем собрании. Но Борис Иванович был отчего-то категорически непреклонен, объясняя свои однообразные отказы тем, что якобы Валечку в таком состоянии никуда больше не возьмут, тем более что ей с каждым днем становится все лучше и лучше!
        А ларчик просто открывался! Поведение Валечки очень сильно смахивало не на белочку, а на шизофрению. Или на их синтез. Валечка попеременно впадала то в полный адекват, то в полную же его противоположность – и начинала нести какой-то несусветный пи-пи-пи-бред…
        Но вот что интересно! На ежедневные вопросы главного врача (где она находится? как ее зовут? какой сегодня день?) Валечка отвечала абсолютно правильно. А потом пребывать в норме ей становилось как бы невмоготу, и она вновь начинала бредить о Сашке и водке, которые ее якобы где-то ждут! Но Борис Иванович этих ее бредней не слышал. Зато их слышали все сестры, но и их ежедневные доклады о Валечкином «не адекватном поведении в быту» на главврача впечатления не производили.
       А Валечка продолжала бредить, бродить где ни попадя и портить воздух своим зловонием аж целую неделю, пока, наконец, главврач не решил отпустить Валечку на волю вольную, пояснив на утреннем собрании, что «в нашей наркологической помощи она больше не нуждается», организм ее «обезврежен», и теперь она – «не наша пациентка»!
        Интересно, что в тот же день «Зеленый рай» должна была покинуть (так случайно совпало) и Алиса, которая от десяти бессонных ночей кряду просто-таки морально осатанела, а физически жутко вымоталась, устала и даже похудела. Хотя худеть ей, объективно говоря, было совершенно некуда!

                39.

        О том, что в «Зеленом раю» существовали некоторые, местного значения «ритуалы», мы сообщали где-то гораздо выше – ближе к началу нашего повествования.
        Но главным из них был ритуал прощания с любимой лечебницей, где любой, даже самый подзаборный алкаш чувствовал себя нормальным человеком и достойным членом трезвого общества.
       Сущность сего ритуала была очень проста: как бы излечившийся пациент выходил из общей массы, вставал на условную трибуну и произносил прощально-благодарственную речь не установленного образца. То есть те, кто не умел или не любил произносить длинные фрагменты речи, ограничивались парой фраз, одна из которых начиналась со слова «спасибо», а другая – со слова «прощайте»!
         В то чудесное, облитое солнышком, нежное апрельское утро «Зеленый рай» покидали не только Алиса и Валечка, но и еще две дамы из соседних друг дружке деревень, для которых пребывание в лечебнице необходимо было для возвращения в статус непьющих матерей. Обе они (одна из них как раз была Ирина) выглядели столь свеженькими и хорошенькими, что поверить в их «преступную связь» с зеленым змием было весьма затруднительно!
         Однако в разных сиротских приютах возвращения своих мамочек в нетерпением ждали их маленькие детки, по которым наши дамы неустанно скучали – и говорить о детках своих не уставали! И вот, наконец, - о, радостный день!
        Впрочем, на утреннем собрании свою радость наши дамы (как в общем-то большинство пациентов) выразили всего двумя-тремя фразами. Валечке говорить речь вообще не предложили, побаиваясь, что она, хоть и улыбалась, впадет внезапно в бред. Зато уж Алиса постаралась за всех четверых!
       - Дорогие наши целители (и Алиса перечислила поименно всех присутствующих врачей, медсестер, психологов и даже соцработника)! Я хочу выразить вам огромную искреннюю благодарность не только за лечение, но и за ваше воистину добросердечное, гуманистическое отношение к нам, как к людям абсолютно полноценным! Как нам помогали ваши добрые слова и искренние улыбки! Я слышала немало отзывов о вашей лечебнице – и хороших, и разных. И сейчас хочу рассказать об одном недавнем вашем пациенте, которому вы подарили новую жизнь! (Тут Алиса рассказала уже известную читателю историю о своем приятеле, отбывшем в столицу, где действительно начал новую трезвую жизнь). Предлагаю поддержать эту обнадеживающую информацию аплодисментами!
        Все – пациенты и персонал – дружно и радостно захлопали в ладоши, а затем Алиса продолжила:
       - Я очень рада, что решилась к вам приехать! Я благодарна и обретенным здесь друзьям, которым я желаю хорошенько укрепиться в своем решении начать трезвую жизнь. А вернее, ее продолжить, ведь сейчас вы пребываете в трезвости!
        Я знаю, что и мне, и всем вам будет не слишком легко встроиться в прежнюю жизнь со всеми ее проблемами! И потому желаю вам и себе учиться и НАУЧИТЬСЯ переносить все будущие неурядицы, не прибегая к иллюзорной помощи зеленого змия!
        Это был явный финал Алисиного словоизлияния, и Алисе все вновь дружно и радостно зааплодировали. А потом заведующая отделением Наталья Васильевна Беленькая – приятно полная, отменно ухоженная дама лет плюс-минус-пятидесяти, которая неделю назад вышла из отпуска, сказала ответное слово. В ее речи, кроме благодарностей за комплименты в адрес медперсонала, главным было следующее:
       - Мы ОЧЕНЬ рады, что вам у нас понравилось! И что вы теперь ЗНАЕТЕ, что у нас в городе ЕСТЬ такое место, где вас ВСЕГДА примут и ПОМОГУТ! Поэтому, когда ваша проблема снова станет вам докучать, и вы почувствуете, что не в силах самостоятельно с ней справиться – ПРИХОДИТЕ К НАМ! Не ждите серьезных рецидивов! ПОМНИТЕ, что мы всегда будем рады прийти вам на помощь!
      - Спасибо! – Сказала Алиса.

                40.

      Напрасно наркологиня так настойчиво упирала на то, что в «Зеленом рае» ВСЕГДА готовы помочь своим бывшим пациентам, - думала Алиса, сидя в такси, несущем ее в новую старую жизнь. Она, наркологиня, как будто была уверена в том, что Алиса непременно не выдержит длительной ремиссии и когда-нибудь вернется в «Зеленый рай»!
        Впрочем, наркологиню трудно винить в этой ее уверенности, ибо Алиса своими глазами видела (и жила под одной крышей) нескольких возвращенцев – почти постоянных жильцов «Зеленого рая».
       Однако Алисе тем не менее было очень неприятно, что в ее изменившееся мироощущение и стремление к трезвости наркологиня не верит. А это значит, что она вообще не верит в эффективность лечения алкогольной зависимости! И в этом наркологиню тоже трудно винить, ибо и она, и сама Алиса (и все другие пациенты) прекрасно знают, что алкоголизм – болезнь! И болезнь – НЕИЗЛЕЧИМАЯ!
        - Ну, и что, вылечили вас от вашей зависимости? – Вдруг вмешался в Алисины мысли голос водителя такси. Алиса аж вздрогнула от неожиданности и взяла длинную паузу, во время которой успела рассмотреть, что лицо молодого мужчины было подобно бесстрастной каменной маске, а скупыми движениями рук и тела он походил на робота. Но затем, помолчав и подумав, ответила:
       - Да, нас лечили и пытались перестроить наше мироощущение – то есть давали установки на трезвость. А дальше – все зависит только от силы своей воли и от Божьей помощи, конечно.  Ведь по-настоящему помочь человеку может только Бог!
        - Вот это вы правильно говорите! – Вдруг скупо возрадовался водитель. Он слегка расправил плечи и принялся рассказывать Алисе об одной из христианских сект, к которой он принадлежит; а также о том, каких поразительных результатов они достигают в лечении алкоголизма и наркомании.
        - В следующий раз приходите лучше к нам! – Убежденно сказал водитель. – Я расскажу вам, где мы находимся, и вы, с Божьей помощью, окончательно исцелитесь! Вы поживете у нас какое-то время, будете ходить на наши службы, постигать Божье слово вместе с нами, мы будем за вас молиться – и вы забудете об алкоголе!
       И всю дорогу водитель, ни разу не скинув почти недвижную маску лица, нахваливал Алисе свою секту, уверенно цитировал Библию и Евангелие и толковал библейские цитаты и метафоры как истина в последней инстанции.
       Ну, надо же, как специально мне именно ЭТОГО таксиста прислали, еще одного «спасителя» и «целителя», - подумала Алиса.- Знаем мы, как они «лечат»: они зомбируют и замещают одну зависимость другой – и превращают своих прихожан, в сущности, в стадо таких же покорных и помешанных на своей особенной «вере» рабов-роботов, как этот таксист.
       Алиса знала историю одного алкоголика, которого уговорили «пройти курс лечения» в подобной (а, может, как раз в этой самой) секте: он выдержал неделю – и сбежал! Почему? Да потому, что ему стало казаться, что он СХОДИТ  С УМА!!!
      - Спасибо за участие, - сказала Алиса «умудренному» водителю, когда они уже подъезжали к ее дому, - но я – православная и изменять своей церкви не хочу. Поэтому я вряд ли к вам приду. Но все равно еще раз спасибо! И храни вас Господь!
       - Бог в помощь! – С готовностью ответил водитель, как будто слегка разочарованный: упустил «овцу»! – Но вы все же подумайте и приходите к нам!
        - Я подумаю, - вежливо ответила Алиса. – Хорошего вам дня!
        … Дома Алису никто не встречал и не ждал, ибо дочь была в отпуске, который проводила в славном граде Петра. И Алисе предстояло прожить в пустой квартире в полном одиночестве примерно полмесяца. «Алкоголик не должен быть усталым, голодным, злым и одиноким»! – вспомнилась Алисе одна из установок «Зеленого рая»! А она как раз была усталой, голодной, но не злой и уж тем более не одинокой, ибо в этой ситуации одиночество было для нее желанным и называла она его «уединением».  Одиночеством была ее жизнь с дочерью – одиночеством вдвоем, ибо с некоторых пор они перестали слышать и понимать друг дружку…
       Через пару дней Алиса вышла на работу, которую очень любила, по вечерам заходила в близкий к дому храм, а затем наслаждалась тишиной, волей и покоем. А, кроме того, вот-вот должен был явиться «гастролер», которого Алиса, к своему удивлению, ждала без обычной своей одержимости, и о котором в «Зеленом рае» Алиса почти не вспоминала.
        Внутри Алисиной души царила полная гармония с миром и с самой собой. И ей абсолютно не хотелось (мысли даже не возникало!) посетить «иную реальность».
        Через неделю позвонил «гастролер» и жалобным тоном сообщил, что приехать сможет только через месяц. Алиса стойко выдержала этот «удар судьбы» - и даже сама удивилась, почему она не бьется в истерике от нескладной личной жизни.
       А еще через неделю вернулась из Питера дочь. А неделю спустя Алиса с дочерью жестоко разругались из-за какого-то пустяка, и дочь ничтоже сумняшеся сказала: вот, дескать, тебе и повод, чтобы забухать!
       Алиса потом долго плакала в своей комнате, а ночью ей приснился обаятельнейший красавец-брюнет в зеленой змеиной шкуре, который нежно ласкал Алису и настойчиво звал ее уйти вместе с ним в невыносимую легкость бытия – в зеленый рай, на волшебную гору…

                Июль 2015 года