Там, где вечный холод. 21 Глава

Сквозь головную боль и яркий свет, проникающий в глаза, Джей просыпался больше от холода, просочившегося в его сон, и боли, поселившейся в его голове. Сначала она сковывала его глаза. Было очень больно открыть их и пошевелить ими. Возможно, от света. Он раздражал его. Казался Джею слишком ярким и навязчивым, вскрывающим черепушку винтовым буром. Веки были тяжелыми, как после очень длительного сна. Моргая раз, затем второй, Джей запускал все больше света между раскрывающимися веками, к чему пытался привыкнуть. Затем боль охватывала лобную долю мозга, плавно, но покалывающе и простреливающе переходя ближе к макушке, а затем к затылку. Пытаясь повернуть голову, Джей чувствовал, что не может сделать этого, пока не привыкнет к боли в голове, как привыкал к боли в глазах. Еще полминутки…

Что-то вокруг было не так. Что-то словно по-другому. Непривычно, забыто, не пройдено, не пережито… Или как? Джея настораживала окружающая его действительность. Сквозь пропадающие блики в своем зрении и не дающую сосредоточиться всеохватывающую боль в мозгу, он пытался сфокусировать свой взгляд на чем-то, и наконец-то хоть немного повернуть свою голову. Нужно рассмотреть все здесь. Где он проснулся.

Первое, что заметил Джей, так это то, что он не дома. И это чувство изначально не подвело его, и он мог бы не осматриваться для того, чтобы узнать это. Совсем очевидно. Белые стены, огромные окна, запах медикаментов… Это больница. Но, почему он здесь? В его голове резко заболело. Так, что он скорчился, и даже пискнул, как ему показалось, после чего услышал чей-то голос:
- Он проснулся!

Ему сложно было понять, чей он. Знакомый голос, и он не может попросту узнать его. Или же вовсе незнакомый ему голос. Он положил ладонь на свой лоб, краешком кожи почувствовав свои брови. Лоб был слегка горячим. А самому Джею было невероятно холодно. Никогда ему не было так холодно. Он трясся, пытаясь прийти в чувство, в котором он способен будет поразмыслить над всем происходящим.

Он открыл глаза. Сделал это с трудом, но в этот раз полегче. Как следует не успел оглянуться, как к нему под-бежала девушка, заслонив собой все обозрение, крепко обняла его, сказав:
- Джей, наконец-то! – так трепетно и любя.

Джей сразу же почувствовал тепло в груди своей. Не надо было слов. Он лишь вдохнул и почувствовал ее запах, чтобы подумать про себя: «Мэри-Энн». Он почувствовал себя таким обеспеченным, защищенным и спокойным. Как у господа за пазухой. Наверное, так чувствуют себя верующие, когда приходят в церковь. Джей, не знал с чем сравнить. И не хотел. Не совсем получалось. Это чувство было несравненно.

Он обнял ее в ответ, ни секунды не задумываясь. Пытаясь как можно крепче обнять ее, он чувствовал, как та боль, что раздирала его, стала проходить. Так быстро, что он сам почти пришел в себя, чувствуя лишь небольшую усталость.
- Наконец-то, ты вернулся! – сказала Мэри-Энн, поцеловав его в лоб, после чего снова обняла, не отпуская.

Джей услышал иные голоса. Они были из коридора. И они приближались. Понял, что знакомые. И понял, что у него катетеры в руках. Чуть запоздало. Стал чувствовать, как болят руки. Чуть ослабил свои объятия.
- Джей! Мальчик мой! – услышал он трогательный голос.

«Мама» - подумал Джей, узнав его. Чуть приподнялся, чтобы разглядеть ее, и Мэри-Энн. Но так сложно. И в себе, и Мэри-Энн не отпускала.
- Я всем говорил, что ты у меня сильный! – услышал он.

«Папа» - подумал он. И его нужно увидеть. Мэри-Энн отсела, после чего Джей увидел их всех. Немного трепещущее, нервное, но настолько успокаивающее чувство - видеть их всех, знать, что они есть у тебя, ни смотря на то, как ты оказался здесь. Видимо, это и есть счастье - чувствовать поддержку родных людей.
- Не надо, Джей! – услышал он в смешении голосов, когда попытался приподняться.

Но он хотел. Приподнялся на локтях чуть повыше, опершись лопатками о спинку койки. Теперь он мог рас-смотреть палату, в которой очнулся. При каких обстоятельствах – он должен был узнать это сейчас. Наверное…

Взглянул на Мэри-Энн – какая же она прекрасная! Сидела рядом с ним, не отрывая от него своих маленьких, восторженных зеленых глаз. Все такая же милая, кроткая и беззащитная на вид. Но такая сильная, обожающая, эмоциональная внутри. Невероятно любящая, и невероятно любимая. Ему становилось очень тепло, когда он смотрел на нее.

Взглянул на родителей. Встревоженные, рады видеть своего сына живым. Безгранично верные, преданные и добрые их взгляды. Сдержанные, но дрожащие. Они так любят его. Сели на койку, чтобы прикоснуться к нему и взять за руку, положить свою на его голову, обнять. Медсестра метнулась из палаты в коридор, чтобы позвать врача.
- Мой милый мальчик! Мой сильный мальчик! - говорила мама, нежно положив свою ладонь на его голову.

Мэри-Энн уступила ей свое место, чтобы мама смогла присесть к Джею поближе, усевшись рядом. Заглянуть в его глаза. Обнять его. Пустить слезу, увидев жизнь. Джей беглым взглядом глянул на нее, узрев в ней тонны эмоций, которые выплеснуться через несколько секунд.

Мила Гордон, сдерживающе кусала губы, после чего ее будто прорвало, разревелась, обняв сына, и сказав:
- Мой сын! Слава Богу ты остался жив! Слава Богу!.. Зачем?.. Нужно было делать это?.. Слава Богу! Сын мой… - причитала она.

Джею было сложно слушать это. Он не совсем пони-мал, быть может – не помнил, что сделал, после чего остался жив. А слезы матери – это невыносимо. В любом случае, в любое время.

Он молча возрадовался, увидев, как в палату вошел  врач. Маме пришлось отсесть. Врач стремительно подошел к койке Джея, сев возле него. Он осмотрел его достаточно быстро, и уверенным голосом сказал присутствующим:
- С ним все в порядке! – после чего обратился к Джею. - Поздравляю тебя, парень! Ты вернулся с того света! – по-ложив руку ему на плечо.

Джей ничего не ответил. Врач поднялся и сказал:
- Сейчас ему нужен покой. Хотя бы день на то, чтобы адаптироваться, сосредоточить все рецепторы на окружающей его среде. Я назначаю ему поддерживающую терапию, и понижаю дозу морфина. Он должен сам побороть свою боль и встать на ноги. Его умственные процессы наладятся после одной-двух ночей. Он может начать вспоминать что-то из того, что мог забыть. Ему нужно выспаться. Через несколько дней он уже не будет чувствовать последствий клинической смерти. Придет в себя.

Джей и сам чувствовал потребность во сне. Налюбовавшись его усталой жизнью в глазах, родным пришлось покинуть его ненадолго. До тех пор, пока он не проснется и не станет говорить с ними. А затем, и вовсе, встанет на ноги, чтобы уйти отсюда.

Первый вдох. Такой глубокий и насыщенный. Словно он не вдыхал так прежде. С наслаждением. С запахом цветов. Джей обратил внимание на то, что сейчас весна. Он тихо задался вопросом. Мэри-Энн услышала его, и сказала:
- Да. Сейчас весна, – посмотрев на него с сочувствием.

Он рассматривал все вокруг, не сдвигаясь с места. Не хотел идти, пока не насладится пением птиц, светло-желтоватым Солнцем – точно весенним, еле согревающим его, и зеленеющим грунтом на клумбах, засеянных тюльпанами. Ему так нравилось это. Внутри него было такое ощущение, что он мог всего этого не увидеть, не получить, и не пережить.
- Что-то не так? – спрашивала Мэри-Энн, пытаясь рас-смотреть в задумчивом лице Джея какие-либо эмоции.
- Нет. Все в порядке, – сказал Джей, глянув на нее, и еле улыбнулся.

Этой маленькой, но настолько любящей улыбки хватило Мэри-Энн, для того, чтобы не удостовериться в об-ратном. Взяв ее под руку, они пошли отсюда. Пошли домой.
Озерный Край… Как всегда, захватывающий дух своей красотой до самой смерти. Если бы рай не был Озерным Краем, то люди, живущие в нем, когда-либо жившие в нем, когда-либо побывавшие в нем – не должны были умирать. По отношению к ним, это бы было не справедливо. Так думал Джей.

Лучшее место на земле встречало его самой милой и любимой улочкой с добрыми соседями и запахом маминого пирога, раздающегося на пару кварталов. Милый дом…
Джей стал около порога. Мэри-Энн ничего не говорила, понимая, что тот нуждался в изучении всего окружающего. Ему нужно время. Он вернулся. И он жив.

Его внимание приковала чета девушек у соседнего дома. Они мило беседовали – точно подружки. Они жили где-то здесь. Определенно. Но, Джей не мог вспомнить, кто это, при навязчивом чувстве того, что он должен был знать их. Одна из них любезно махнула ему рукой, поздоровавшись.
- Кто это? – спросил Джей у Мэри-Энн, не отрывая от них своего пристального, подозревающего взгляда.
- Эти? – переспросила Мэри-Энн, показав на них. - Это же наши знакомые, соседки! Не помнишь их? Зои и Ванесса. Забыл?

Джей оторвал от них свой взгляд и сказал:
- Нет. Помню, – без проявления каких-либо эмоций, после чего они вошли в родительский дом Джея.

Все как всегда. Хоть и некоторое так же нужно еще вспомнить. Мама уже накрывала на стол. По крайней мере, то, как оно готовила, Джей помнил, как помнил свое имя. Это невозможно было забыть. И папины встречания с самыми крепкими в мире объятиями. Тот хотел предложить выпить, но вдруг, опомнился. Джей знал это. Поэтому, ухмыльнулся, после чего все сели за обеденный стол и стали молчать, лишь изредка позволяя себе непринужденные бытовые фразы.

Джей видел как неудобно его родным в присутствии неудачного самоубийцы – а ведь самоубийцей его все считали, он знал. Даже вилки, стучащие по тарелкам, звучали тише, чем обычно. Никто не хотел выглядеть раздражительным, говорить неуместные фразы, задеть Джея, в конце концов. Чем - никто даже не знал. Он сам не знал, что может задеть его. Определенно, об этом не стоит даже думать. Принимать во внимание тот факт, что тем самым он создает им неудобство. Своим присутствием, которому они рады. Безусловно.

Джей неохотно ел. Ровно, как и остальные. Папа молчал больше всех, пил вино, жевал неспешно, даже не пытаясь поглядывать на кого-либо из них. Мама и вовсе сложила столовые приборы. Ее взгляд был задумчивым. Мэри-Энн пыталась делать вид, что она ест, всех понимает. Но Джей чувствовал во всех них эту неловкость, вызываемую им. Возможно, ему нужно встать и уйти. Пока что.

Нечаянно он выронил вилку из своей руки и она упала на пол, прямо под стол.
- Я подниму! – сказала Мила в унисон с Патриком.

Они оба бросились под стол, упав на колени, чтобы поднять эту вилку с пола еще до того, как это попытается сделать Джей. Но он и не хотел. Лишь заметил, как те поборолись около секунды, после чего мама, вырвав из руки папы вилку, сказала:
- Сейчас, Джей! Я помою ее и принесу тебе! Или же тебе принести чистую? Принесу чистую!

Джей отодвинул стул и встал из-за стола. Стул про-скрипел своими ножками по кафелю. Все посмотрели на него. Он молвил:
- Не надо. Я наелся.

В его тарелке было больше половины той ароматной запеченной картошки, которую ему насыпала мама, и после которой она хотела подать пирог на десерт. Она разочарованно посмотрела на него. Казалось, пыталась удержать слезы. Патрик молча сел на место, пригубив вино, ни на кого не смотрел. Мэри-Энн молчала, с жалостью смотря на Джея.
- Я хочу в свою комнату, – сказал Джей спокойно, но так, будто его никто не удержит, он хотел этого уже давно.

Он вышел. Все пересмотрелись с непонимающими взглядами между собой, после чего Мэри-Энн сказала, что последует за ним, и оставила его родителей наедине, в молчании.

Джей сел на кровать. Спустя минуту, в дверь постучалась Мэри-Энн.
- Ты не против, если я побуду с тобой? – спросила она.
- Разумеется, нет, – ответил Джей, одобрительно посмотрев на нее.

Сложив свои руки на коленях, в присутствии Мэри-Энн, Джей переживал такое чувство, будто он так долго не был в своей комнате, и так соскучился по ней, что даже с некоторым удивлением смотрел на свои вещи, будто не узнавал их.

Помимо кровати здесь был отличный шкаф, большая тумбочка, письменный стол, два больших окна. На стенах висело несколько его фотографий в рамочках. На одной он с другом. На другой один. На третьей обнимает Мэри-Энн. На четвертой она сама. На его лице проявилась еле заметная улыбка. Мэри-Энн заметила ее. Но пока ничего не говорила.

Джей встал с кровати и подошел к тумбочке. Открыл в ней все ящики по очереди. Нашел старую, помятую тетрадь. Открыл ее на первой попавшейся странице и узнал в ней свои детские записи, которым было много лет. Он прочитал про себя:

«Хочу собрать свою рок-группу. Хочу писать такие песни, чтобы их знали все, и все пели их вместе со мной на заполненных моими фанатами стадионах…»

Он снова слегка улыбнулся. Мэри-Энн спросила его:
- Что ты там нашел?

Джей сел на кровать с ней рядом. Закрыл тетрадь и со сдержанным, но не много насмехающимся видом он сказал ей:
- Мои детские записи! – после чего так улыбнулся, будто просмеялся с собственной наивности, описанной в дневнике. - Я мечтал собрать свою рок-группу!

Мэри-Энн искренне улыбнулась в ответ.
- Но ты же петь не умеешь! – сказала она, после чего резко переменилась в лице с чувством того, что обидела Джея. - Ой, прости! Прости меня Джей! На самом деле, я даже не знаю этого! Прости! Я не хотела тебя обидеть!..
- Ничего страшного, – спокойно сказал Джей.
- Правда! Прости меня! Кто я такая, чтобы критиковать твои мечты! Это отличная мечта!.. – оправдывалась она.
- Правда! Я не умею петь! – сказал ей Джей с тем видом, что не стоит больше говорить об этом.

Мэри-Энн понимала все его невербальные знаки. Даже самые скрытые. Поэтому успокоилась, лишь продолжая молча смотреть на него. Заметила, как Джей обратил внимание на книжную полку на стене.

На ней было много книг: художественная литература, философия, трактаты, научные труды по психологии, культурологии, религиоведению, мистицизму,  и даже оккультизму. Одну из последних Джей взял в свои руки. Со странным чувством внутри он обнаружил для себя, что автором научной монографии о мистицизме и оккультизме оказался доктор Шилберд. Полистав ее страницы, он со странным взглядом посмотрел куда-то в пустоту.
- Это твои книги, – сказала Мэри-Энн, найдя для себя глупым заметить это, но все равно сказала.
- Я знаю, – сказал Джей, закрыв книгу.

Какая-то энергия исходила из нее. Он хотел дольше подержать ее в руках, осознать все произошедшее с ним, вспомнить, как оказался он в том озере. Ведь совсем неумел плавать. Никогда. Он знал это. И все знали.
- Я рад, что выжил, – сказал он, и повернулся к Мэри-Энн.

Она взглянула на него с тем чувством, будто он наконец-то стал раскрываться перед ней. Они обнялись. Мэри-Энн пустила тихую слезу, и сразу вытерла ее со своей щеки. Не разжимая объятий, она сказала:
- Ты знаешь, что произошло?

Джей не был уверен в том, что и как ответить. Он спросил:
- Что?
- Не знаешь? И я не знаю! Если бы ты сказал мне… Сказал мне… - ей было сложно говорить; снова вытерла слезу. - Если бы ты сказал мне, что все это случайность. Что это все недоразумение… ты оказался там… в том озере… в папиной машине… в этом гриме… в нашем озере… - она перевела на него свой взгляд. - Зачем, Джей? Что это было? Зачем тебе надо было это?.. Зачем тебе надо было… топить… себя?..

Джей не знал, что сказать Мэри-Энн. Он лишь покрепче обнял ее, и сам сдерживал слезы, и мысли, что лезли в его голову. Пусть убираются обратно – откуда появились. В голове… Замкнутый круг. Собственно, как и все это. И от этого никуда не деться. Ему щемило в сердце от неопределенности…

Джей просто решил сказать ей:
- Я люблю тебя!

После этих слов Мэри-Энн обняла его покрепче – до невозможного, так, что некуда было. Так сильно, как могла. Джей почувствовал, что она его не отпустит. Больше никогда…
- И я люблю тебя! – сказала Мэри-Энн, раскрепостившись, и посмеявшись сквозь слезы.

Джей не хотел моргать. Ибо моргнув, и сам пустил бы пару слез по своим щекам. Он смотрел в окно, пытаясь даже не двигать глазными яблоками по сторонам. Он всматривался во что-то. Сначала, во что-то вовсе обыденное: деревья, тропинки, дома. Затем, сквозь них, он рассматривал свои мысли. Это возможно? Черт с ними! Главное, что он не вернется туда. Так он подумал.

Они молчали. Он долго смотрел в окно. Заметив стекло, сквозь которое он смотрел на улицу все это время, он обратил внимание на то, что оно блекло и абстрактно отражает его силуэт. Он не видел в нем своего лица. Ему казалось, даже если бы и видел отчетливо черты лица, то это были бы не его черты лица. До боли знакомые. Они бы вырисовали лицо. Чье? Возможно, он знает это, но остерегается убедиться…

В его сознании, в его глазах, проблеснула мгновенная вспышка, оставившая мнимый след на этом стекле. Ему так показалось. Слезы словно вернулись обратно. Туда, откуда должны были течь. Глаза его высохли. Он почувствовал, что не может заплакать. Не может больше ничего из того, что когда-то умел. Это был след в его душе…

Прошло пару дней. И они прошли отлично для всех. Прошли так, будто это были последние дни на Земле. Джей стал приходить в себя, о чем ранее говорил доктор. Он будто стал вспоминать самого себя. Стал больше общаться с окружающими, больше проводить время со своей любимой Мэри-Энн. Кружились, встречаясь на улице, как и раньше, гуляли по Набережной Трех Озер. Все как всегда. Он радушно контактировал с родными, и те думали, что все уже в прошлом. Хуже не должно было быть. Все в нем стали узнавать того, кем он был раньше. Делали вид, что потихоньку забывают о произошедшем. Даже сам Джей. Но верил ли он в это?..

Правда или ложь; игра; фантазия; реальность; сюрреальность; вымысел; субъективизм?.. Истины нет. И все не правы. Больше всего человек обманывает самого себя. Зачем? Зачем он это делает? Возможно, это помогает ему верить… в правду? Еще во что-то? В бога... например. Все пересекается однажды. Случайностей не может быть. Их не бывает. Как не бывает параллельных прямых.

Так думал Джей, когда не претворялся. Его угнетало это с поразительным чувством спокойствия и предопределенности внутри. Он все знал. Он знал, что будет его выбор… Ему лишь оставалось притворяться, и верить… мучительно ждать… Вести себя так же, как и все эти люди… Наблюдать за иллюзией беззаботности заходящего за горизонт Солнца… а затем восходящего…

Прошло еще пару дней. Очередной раз взошло Солнце. Мэри-Энн сказала, что беременна…

Во что верить теперь?..

Морган Роттен © Там, где вечный холод (2014-2015гг.)