Корона для одуванчика

   Нина брела по глухой дорожке парка. Жить не хотелось. «Обрыдло! Всё обрыдло», - думала она бабушкиными словами. Хотя значение слова ей было не понятно с самого детства.
    «Мне уже двадцать пять. Ни семьи, ни родственников. Последний дядя помер». В кармане лежал мобильник с SMS-кой, возвещающей о том, что осталась она одна на всем белом свете.
   Жить не хотелось, а как с миром расстаться? Самой – грех! Подошла к озеру, заросшему ивняком.
   В парке никого. «Даже бандиты не позарятся, на такое чучело. Уродиной могла же уродиться?»
   Вспомнилась Леночка из бухгалтерии: такая красавица, такая беленькая. «И парни за ней табуном носятся». Нина глубоко вздохнула. «Или вон Наденька. Вроде и выросли вместе, в одном классе учились, только Наденька уже второго мужа сменила, а тут…»
   Слезы навернулись на глаза. Нервно дернула платочек из кармана. Тот порхнул и приземлился на зеленую лужайку.
   - Смотри-ка, - прошептала девушка, - одуванчики расцвели. А я и не заметила, всё работа, да работа.
   По светлому изумруду невысокой травы разбросала весна маленькие солнышки цветов, словно небесное светило щедро брызнуло на твердь желтой краски от своих животворящих лучей, и теперь земные солнца внимательно наблюдали за невысокой полноватой девушкой в светло-коричневом плаще.
   Длинные полы коснулись травы. Это хозяйка присела и сорвала одуванчик. Поднесла его к носу. Одуванчик пах медом, бабушкиным домом, большими булками горячего хлеба, только что вынутого из русской печи. А еще он напоминал о прогулках с родителями, вот по этому парку. Маленькой девочкой она любила плести венки из одуванчиков, надевать их на голову матери и отцу. Те смеялись, кружились вокруг неё, взявшись за руки…
   Теперь никого…

   На вершине длинной гибкой ножки плотно сидел ослепительно желтый цветок. Снизу его одевали зеленые пелены. Сотни эфемерно нежных лепестков распахнулись от центра. Над ними весело кучерявились тонюсенькие ниточки. «Словно корона, - восторженно подумала Нина, - корона для красавца одуванчика! Ах, если бы можно стать одуванчиком… Жаль волшебников отменили».
   Девушка еще раз понюхала цветок, пытаясь запомнить запах жизни.
   - Какая же ты милая!
   Услышала она за спиной приятный баритон. Подняла голову и обомлела: рядом стоял красавец парень. На неё ласково смотрели изумительные глаза цвета начинающей спеть смородины. Светло-коричневые с проблесками зелени глаза были добрыми и веселыми.
   Незнакомец присел рядом. Тряхнул головой в знак приветствия, при этом тщательно уложенная шевелюра даже не колыхнулась.
    «Прямо с обложки журнала», - подумала Нина. В ответ на его улыбку хотела сказать что-нибудь грубое, чтобы предупредить очередное хамство мужского пола в отношении ее внешности, но парень обезоруживающе посмотрел в глаза и просто сказал:
   - У тебе нос желтый от одуванчика.
   Протянул руку и смахнул пятно пыльцы надушенным белым платочком.
   - Меня зовут Борисом.
   Нина наконец опомнилась, отбросила цветок. Безбровое лицо сменило растерянность на ненависть. «Сейчас спросит, танцую ли я, а потом скажет, что он только поет. Господи, до чего же всё тупо и однообразно, хоть бы что новенькое придумали».
   - Ты действительно очень славно смотришься, - ослепительно улыбнулся Борис. – Роскошный луг, солнечный цветок и королева! Ты хоть знаешь, что ты похожа на английскую королеву Елизавету?
   - Ты забыл сказать, что я красавица, - резко поднялась Нина.
   - Ну, Елизавету тоже никто красавицей не может назвать, только от этого она не перестала быть королевой, да и хуже не стала.
   Борис прищурил глаз, помолчал.
   - В красавицах доброты маловато бывает…
   - Чего тебе надо? - оборвала его рассуждения девушка.
   Короткие белесые ресницы прикрыли навернувшуюся слезу.
   - Что с кем-то поспорил, - наступала она, - что я, уродина влюблюсь в тебя слёту? Считай, что уже. Всё? Вали отсюда, пока сумкой не огрела.
   По щекам пошли красные пятна.
   - Узнаю наше дикое общество, - поднимаясь, проговорил парень, - кого хочешь затравят. Прости, я не хотел тебя обидеть. Увидел тебя в одуванчиках и залюбовался. Волосы кучеряшками, а от солнца кажется, что над головой корона светится.
    «Что-то я на людей начинаю кидаться, - подумала про себя Нина, - может он действительно не такой».
   - Извини, сорвалась, - перекинула она сумочку через плечо.
   - Да и я тоже хорош. Подошел и сразу с налета на «ты». Ты меня простишь?
   Светло-коричневые глаза смотрели ясно и без обмана.
   - Уже не сержусь, - попыталась улыбнуться она, но от волнения губы свело, и они вытянулись в плотную щель.
   - Тогда я угощаю мороженым! Стой здесь, я быстро.
   Бросился бежать, но тут же вернулся.
   - Тебе какое?
   - Клубничное.
   Красавец скрылся за липами.
    «Вот дура, опять попалась на удочку, - мысленно заругала себя Нина, - мало тебя разводили? Сейчас откуда-нибудь выскочит с ревом толпа и будут орать, что это розыгрыш».
   - Ненавижу!
   В панике девушка кинулась бежать. Одуванчики под ее ногами пригибали головки, оставляя желтые пятна на матерчатых туфлях. Споткнулась и чуть не упала.
   Отбежав немного, остановилась и спряталась в кустах. «Ну, погодите!»
   Время шло, но ничего не происходило: не было ни толпы, ни Бориса.
   - Вот и хорошо, - пробормотала девушка и пошла к выходу из парка.
   Одуванчиковая поляна глазела на нее пушистыми солнечными цветками. «Хорошо быть одуванчиком, все их любят, и все ими любуются». Представила себя одуванчиком, который только что распустился. Ослепительно желтый цветок, над макушкой корона кучеряшек.
   По боковой дорожке, словно атлет на дистанции, легко бежал Борис. Он нес мороженное. На удивление за ним никто не следовал, никто не прятался в кустах.
   Прибежав на одуванчиковую поляну, Борис растерянно оглянулся.
   - Нина, - негромко позвал он.
    «Выйти или не стоит? – в панике спрашивала себя девушка. – Зачем ты, уродка ему нужна? Посмеется только».
    «Я только мороженное возьму».
    «Мало тебя учили?»
   Ноги сами собой вышагнули на поляну.
   - Нина, где ты была? Я уже волноваться начал.
   - Я думала, что ты решил надо мной посмяться.
   - Зачем?
   - Все так делают.
   Маленькие светлые глазки смотрели на парня с невообразимой тоской и быстро заполнялись слезами.
   - Досталось тебе от людей.
   Неожиданно Борис обнял её свободной рукой, прижал к себе.
   - Не плачь, маленькая, я тебя никому в обиду не дам. Ты моя одуванчиковая королева.

   Через три дня они вышли из загса мужем и женой, и не было на свете более счастливого человека, чем одуванчиковая королева.

   Через три недели счастья она стояла на подоконнике своей трехкомнатной квартиры в центре Москвы и не отрываясь смотрела на ослепительной солнце.
    «Одуванчики уже отцвели», - с тоской подумала она.
   Отрывками вспоминаются счастливые мгновения.
   Вот перед свадьбой они в дорогом бутике выбирают ей белое платье. Цены запредельные. Покрывшись красными пятнами, Нина отказывается примерять хотя бы какое-нибудь, поясняет, что копит деньги на пластическую операцию. Борис нежно ее прижимает, говорит, что любит ее такую, какая она есть – настоящую, но соглашается взять платье на прокат.
   Расписались очень скромно, без свидетелей, посидели в кафе мороженное. Из общежития Борис перебрался еще накануне и сразу же предупредил, что в доме он – мужчина. Все вопросы будет решать только он, а ее дело заниматься хозяйством.
   Ночь перед регистрацией – была ночью счастья. Нина не хотела, чтобы ночь заканчивалась. За это счастье – быть любимой, она была готова отдать всё и даже жизнь.
   Жизнь…
   Вот она ее и отдает.
    «Надо же у неё волосенки на голове светятся, как корона», - хмыкнул про себя Борис, а вслух сказал:
   - Постояла? Спускайся, а то и впрямь разобьешься.
    «Спускаться? Зачем!»

   Утром был звонок в дверь. Пришла одноклассница Наденька. Оттолкнула Нину. По-хозяйски прошла на кухню. Сбросила со стола чайную чашку с красными маками. Из нее когда-то любил пить отец, а теперь – Нина по утрам пила из нее чай.
   - Что за хлам ты наставила? Нам с Боренькой принеси-ка из германского сервиза. Да прибери осколки, я не терплю мусора.
   Вышедший на шум, Борис не приструнил подругу, а обнял и пожурил:
   - Чего расшумелась?
   - Соскучилась и ревную. Ты всё с этой мартышкой, а на меня у тебя времени не находится.
   - Вообще то я женат, - рассмеялся он.
   - Ну раньше-то ты на мне был женат, - Наденька повернулась к хозяйке квартиры и пренебрежительно распорядилась:
   - Что стоишь, принеси полотенца. Мне то большое, розовое, а Борьке какое сочтешь нужным. Он же у тебя любимый. Мы в душ.
   Нина не могла понять, о чем говорит ее подружка. Всё казалось ей, какой-то игрой, фантастикой…
   Принесла полотенца. Наденька раньше часто приходила в ней в гости, оставалась ночевать. Но сегодня было что-то другое.
    «Бред какой-то, - летала в голове мысль, - розыгрыш… Вот именно – розыгрыш!»
   Наконец Нина смогла вздохнуть. Воздух со всхлипыванием ворвался в легкие. «Розыгрыш! Как же я сразу не поняла этого? Жестоко, но правда! А ты думала, что тебя любят? Просто смеются».
   - Ей, мартышка, очнись, - дернула полотенце из рук подружка, - ты всю жизнь была дурой, дурой и подохнешь. Свари нам кофе.
   В ванной комнате зажурчала вода, послышался смех мужчины и женщины, потом страстные вздохи…

   - Постояла? – послышался голос мужа за спиной, он вытирал мокрую голову. - Спускайся, а то и впрямь разобьешься.
    «Спускаться? Зачем! Больше нет счастья. Её муж не её… Зачем тогда это всё было?»
   Мимо пролетел маленький белый парашютик одуванчика: треугольное семечко, а над ним на тонкой ножке белый хохолок, как корона.
   Летит семечко куда ему вздумается. Летит…
   Резко хлопнула дверь ванной комнаты. Молодая женщина инстинктивно оглянулась: Намотав на голову розовое мамино полотенце, к дивану шла Наденька. Кроме полотенца на ней не было ничего.
   Плюхнулась на колени Бориса, заиграла с ним, капризно повернулась:
   - Ну и что тут за кино смотрим? Эй, мартышка, ты кофе сварила?
   - Накинь на себя что-нибудь, - проворковал Борис, - жена моя вон прыгать собралась.
   - Она всегда была трусливой, - захохотала Наденька, мокрые волосы рассыпались по покатым мраморным плечам, точеной груди, - она не Зоя Космодемьянская, за любимого жизнь не отдаст.
    «Отдам», - безвольно подумала Нина.
   Последний раз глянула на яркое солнце, на родной маленький дворик, глубоко вздохнула перед прыжком…
   - Нин, ты когда мне долг вернешь?
   Тихий голос прогремел снизу словно иерихонская труба. Под окном стоял Севка-милиционер.
   Эту кличку он получил еще в школе, за то, что всегда заступался за тихую и доверчивую Нину. А сейчас так не вовремя одноклассник стоял под окном и, прищурив один глаз, молчал.
   - Какой долг?
   - Десять рублей, на днях занимала.
   - Вроде бы я не занимала денег…
   - Ну ты даешь? Мне что про долг забыть надо?
    «Эти дни я была так счастлива, что могла и позабыть», - подумала она.
   - Мне очень нужно, - настойчиво проговорил Севка. - Открой дверь, я поднимаюсь за деньгами.
   - Хорошо, - кивнула головой Нина и спустилась с подоконника.
   - Это еще что за приказы, - вскочил Борис с дивана, столкнув с колен Наденьку, - кому это ты собралась открывать двери? И почему я ничего не знаю про твои долги?
   - Это Севка-милиционер, наш с Наденькой одноклассник, - попыталась объяснить Нина.
   - Шлюха, - заорал Борис и хлестанул жену по щеке, - убью обоих.
   - Ты с ума сошел? – оттолкнула его Наденька. – Севка наш участковый милиционер, а ты руки распускать.
   В дверь требовательно позвонили, и тут же раздался громкий стук. Севка со всей силы колотил кулаками.
   - Немедленно откройте, - орал он на весь подъезд. – Открывайте, иначе вызову наряд.
   - Открывай, - сунув в руки десять рублей, приказал Борис жене, - отдай деньги и пусть уходит.
   Однако Севка ворвался в квартиру, захлопнул окно, козырем обошел вокруг Бориса.
   - Та-а-ак! – заглянул он Нине в лицо. – Кто это тебя так? Что здесь происходит? Ты кто такой? Документы!
   - Я муж Нины, - горделиво выпятив грудь, с вызовом ответил Борис. – Позвольте полюбопытствовать: а вы собственно кто?
   Но участковый его вроде и не слышал. Остановился напротив Нины и спросил: «Это правда, или парень зря пошутил?»
   Тихий кивок головой. Она не могла говорить, она не могла больше жить.
   - Женаты давно? – Сева остановился напротив.
   - Три недели, - прошептала она.
   Резко повернулся к Борису.
   - И лицо ты ей разбил в подарок к медовому месяцу?
   - Моя жена, что хочу, то и делаю.
   - Ошибся, голубец, - засунув руки в карманы пошел на него Сева, - за домашнюю тиранию можно и сесть, а за доведение до самоубийства, - участковый кивнул на окно, - можно хороший срок схлопотать.
   - Слушай, ментяра, - наконец пришел в себя Борис, - ты сейчас не в форме, документы не предъявил, ворвался ко мне домой, угрожаешь, разбил лицо моей жене. Я тебя убью в самообороне.
   Со всего маха он двинул Севку кулаком. Но кулак прорезал пустоту и на излете попал в клещи севкиных рук. Вывернув буяну руку за спину, участковый придавил мужика к полу.
   - Нину обижать ты не будешь, - тихо сказал он, -  понял? Если не понял, я тебя сейчас сдам за сопротивление представителю власти.
   - Падла ментяра, - пытался вырваться из цепких рук Борис, - отпусти, а то сам сядешь за превышение полномочий. У меня свидетели есть. Они подтвердят, что ты на меня напал.
   - Нина не в счет.
   - Надька зараза, - заорал Борис, - где ты, падла?
   Из кухни высунулась уже одетая Наденька.
   - Я заходила к Нине чаю попить, - оправдываясь, прощебетала она.
   - Вот это уже интересно, - участковый еще сильнее придавил Бориса. – Как ты говорила: олигарх Боренька тебе трехкомнатную квартиру сделает. Это и есть твой олигарх Боренька? А это, - он обвел глазами комнату, - и есть та самая трехкомнатная квартира?
   Тихо клацнули наручники. Севка поднялся с пола, смахнул пот со лба.
   - Чем плохой вариант? – Наденька кокетливо повела плечами, одернула легкое платье так, что декольте открыло взору все что можно и нельзя. - Квартирка, что надо, Нинкины родаки постарались на славу. И что всё должно достаться этой мартышке?
   Разъяренно подскочила к Севке.
   - Какого черта ты под окнами шляешься? Уже давно бы все было закончено. У них брак-то законный.
   Махнула рукой, усмехнулась.
   - Зря стараешься. Ни сегодня, так завтра эта дура сиганет. И все это станет моим по закону.
   - Сука, заткнись! – заорал Борис, пытаясь подняться на колени. – Ментяра, ты всё равно ничего не докажешь. Три голоса против твоего. А мы все будем говорить, что ты чинишь произвол на почве ревности. Лучше отстегни.
   Уперся лбом в диван встал на колени.
   - Давай разойдемся по-хорошему. Я тебя не видел, ты меня не знаешь. Нинка против меня слова не скажет. А, Нинка, ты же меня любишь? Я муж твой законный. Скажи этому придурку, пусть меня отстегнет и убирается. Или у тебя с ним шашни?
   Оглушенная всем происходящим, Нина не двигалась. В голове стучала кровь. Молоты били по наковальне, заглушая все звуки. Из дальнего далека вклинился между ударами молота голос Севы: «Нина, тебя нотариус искал».
   - Зачем? – прошептала она.
   - Так хотел передать твою копию завещания?
   - Какого завещания?
   - Ну, что ты перед Новым годом писала.
   - У тебя есть завещание, - взревел Борис, - и ты, стерва, мне ничего не сказала…
   - Ах ты, уродина, мартышка, - подскочила к ней Наденька, -  ты еще и завещание писать вздумала. Это что я зря корячилась? Борьку тебе в мужья отдала. Сдохла бы сегодня, и кому-то всё бы досталось… Пойдешь к нотариусу, завещание аннулируешь и тогда подыхай.
   В ярости пнула ногой Бориса
   - Идиот, не мог самого простого сделать.
   - Не хрена было притаскиваться раньше времени, - огрызнулся Борис, - зачесалось у неё, видите-ли. Я даже прописаться не успел.
   - Вот я и говорю, что идиот. Теперь ублажай свою уродину, пока она на тебя завещание не переделает.
   - Не такая уж она и уродина. Если ее наштукатурить как тебя, а тебя умыть -  еще надо посмотреть, кто из вас уродина, - захохотал мужчина.
   - Я из тебя сейчас урода сделаю!
   В дверь позвонили.
   - Нина, - окликнул Сева, - открой дверь.
   Словно в тумане, она шла к двери, открывала замок, смотрела, как в квартиру вбегают люди в черных масках. Тихо ушла в кухню, вынула из шкафа маленькую бутылочку с надписью: «Уксусная эссенция», вылила содержимое в стакан…
   - Не глупи, - оторвал стакан от губ Сева, - он не стоит того.
   Уткнувшись в мягкое плечо одноклассника, Нина разрыдалась. Слезы и крик шли из нее волнами. Они разрывали душу и сердце. Тело сотрясала лихорадка. Зубы стучали, словно на ураганном ветру ставни брошенного дома.
   Сквозь крик к ней пробились тихие звуки.
    «Всё хорошо! Всё хорошо», - говорил ей голос.
   Тихое поглаживание по голове… Так мама утешала ее в детстве.
   - Пойдем в комнату. Ложись поспи…
   Забвение пришло с этими словами. Маленькая, измученная душа была не в состоянии бороться с жестоким миром. Ей был нужен покой.
   Сквозь пелену сна вторгались слова: «Не в психушку же сдавать… Надо помочь… Маму предупреди, что мы поживем здесь недельку…» Слова растворились в забытьи.

   Луна бессовестно заглядывала в не зашторенное окно. Она улыбалась Нине. Облокотившись на стол, сидел Сева. Хотела вспомнить всё произошедшее, но образы были размыты, как акварельные краски под дождем. Попыталась тихо подняться, чтобы не разбудить одноклассника, но тот открыл глаза.
   - Подремала?
   - Что же ты домой не идешь? Твоя девушка будет беспокоиться.
   - Не будет. Она уже едет сюда.
   - Зачем?
   - Нина, напои меня чаем, а то так жрать хочется, что переночевать негде, - потянулся с хрустом Севка. - Правда, Нин, давай попьем чайку.
   От холодильника к печке, потом к столу носилась женщина. Ставила и ставила на стол разные блюда.
   - Кушай, Сева, - механически говорила она, - кушай. У меня теперь есть то это не кому.
   - Вкуснятина какая, - с набитым ртом говорил Севка, - всё-таки надо было тебе идти не в экономический, а на повара учиться. Моя Леська из этих же продуктов, такое варит, что кот от нас сбежал.
   - Не надо, Сева, наговаривать на невесту. Я же все понимаю, что ты меня успокаиваешь. Не надо. Я и так спокойна. Так, что ешь и отправляйся домой.
   - Не могу.
   - Ты, что меня сторожить будешь?
   - Дело то не в тебе. Леся позвонила: нас из квартиры выселяют. Хозяйка собралась продавать жилье. Так, что мы теперь бездомные.
   - Что же вы теперь будете делать?
   - Нин, а может ты нас приютишь дня на два, пока мы не подберем вариант.
   - Живите, сколько хотите. Вон сколько места.
   - Вот спасибо! Могу я сейчас Лесю привести?
   - Конечно.
   Чуть не перевернув стол, Севка побежал в прихожую, и впустил в квартиру невысокую, худенькую девушку, втащил тяжеленный чемодан.
   - Нина, знакомься – это моя Леся.
   - Какая красивая, - выдохнула с тоской хозяйка.
   - Обыкновенная, - пожала плечами Леся.
   - Ладно, девчонки, -  заторопился Сева, многозначительно тараща глаза в строну Леси, - вы тут пощебечите, а мне на работу надо сбегать.
   Через минуту во дворе зафырчала машина.
   - Прости, что мы к тебе так навязались, - проговорились Леся.
   - Хочешь чаю?
   - А у меня есть вишневое варенье.

   Молодые женщины пили чай, Леся болтала без умолку. Она рассказала, что учится на визажиста, что уже проходят практику.
   - Знаешь, как трудно найти сегодня клиента, который бы согласился стать подопытным кроликом. А без этого, вся теория ничего не стоит. Я уже хотела Севку взять на занятие, так он дыбом встал. Кричит, что не голубой. А мне, что делать?
   Веселье спало с лица гостьи.
   - Представляешь, скоро зачет, а у меня нет клиента.
   - Я могу поговорить с Леночкой из бухгалтерии. Она любит всякие процедуры. Думаю, она согласится.
   - Вот спасибо! А то я уж в панику впадать начала.
   За окном засветился рассвет. Легкие облака из серых стали бледно сиреневыми.
   - Может быть приляжешь? – спросила Нина.
   - Нет, что ты! Мне еще поучить надо кое-что.
   В чемодане будущего визажиста оказалось много всяких интересных вещиц. На столе оказалась коробочка, в которой строем стояли тюбики крема. В другой – помада всех цветов и оттенков. Тени, румяна, щипчики, пинцетики…
   - Сколько всего, - восхитилась хозяйка.
   - Это еще мало, - небрежно махнула рукой Леся. - У нас с Севой пока финансы не позволяют приобрести больше. Визаж – это искусство. Искусство подчеркнуть в женщине природную красоту, исправить некоторые изъяны.
   - А как исправить вот такие изъяны? – горестно показала на себя Нина.
   Леся взяла новую подружку за подбородок, осмотрела справа, слева.
   - Я коплю деньги на пластическую операцию, - нахмурилась Нина, в глазах блеснули слезы. – Если бы успела сделать операцию, то Боря от меня бы не ушел.
   По щекам потекли горючие ручьи.
   - Дурак твой Боря, - пристально разглядывала будущий визажист молодую женщину, - и ты дура.
   Плечи клиентки опустились еще ниже.
   - Ты когда-нибудь косметикой пользовалась?
   - Зачем?
   - Чтобы красоту данную тебе богом не похоронить. Вот смотри, - Леся бесцеремонно приподняла голову Нины, - у тебя красивый овал лица. Не каждому такой достается. Благородный высокий лоб. Чего ты его тифозной челкой закрываешь? Поди сама стригла?
   - Сама.
   - Вот и видно. Не челка, а на море была качка. Ладно отрастет. А сейчас заколем. Здесь затянем… Здесь распушим… О какой одуван получился! Это потом в парикмахерской поправят.
   - Зачем в парикмахерской?
   - Ну, я конечно могу, что-нибудь тебе на голове соорудить, Но, тут нужен специалист. Я тебе лучше лицо нарисую.
   - Зачем?
   - Чтобы ты себя наконец-то увидела и поняла, что косметика – это великая вещь для женщины. Вот умой любую красавицу – что от красоты останется? Меня Севка однажды увидел не накрашенную, так мимо прошел – не узнал. Ну, что рисуем лицо?
   - Не надо, - резко поднялась Нина.
   - Ладно, - легко согласилась Леся.
   Хозяйка квартиры хотела выйти в другую комнату, но задержалась, мельком глянув на стол, где раскладывала Леся коробочки, читала что-то в конспекте и трещала обо всем на свете, сообщая Нине о тайнах визажа.
   - Нет, ну так нельзя, - расстроенно протянула она, - я ничего не могу запомнить. Нина, можно я на тебе потренируюсь, а то зачет завалю.
   - Хуже не будет, - обреченно бросила хозяйка, - тренируйся.

   - Так… брови… Чуть пощиплем, чуть подкрасим… Нина тебе как брови сделать: удивленные или дугой?..
   Под Лесин голосок «клиентка» впала в забытье. Образы сменялись рывками, не связывались воедино. Мамины глаза почему-то принадлежали черноволосому мужчине. Чехарда звуков билась в черепной коробке, безуспешно слова пытались выбраться наружу.
   Двое свились в клубок: у них была одна голова на двоих. Они просили их разъединить…
   - Нина, сделай губки бантиком, я посмотрю, что получилось.
   Перед ней стояла Леся с кисточкой в руке. Было ощущение, что с лица сняли кожу и надели новую.
   - Вот почему, сегодня нет зачета? – воскликнула Леся. – Я точно бы получила пятак. Хоть ты оцени мою работу.
   Звонок в дверь остановил поток ее речей.
   Подойдя к двери, Нина по инерции открыла дверь.
   На пороге стоял Сева. Хотел шагнуть вперед, но остановился и тревожно спросил:
   - Простите, вы кто? Где Нина, Леся? Нина, Леся, вы где?
   - Здорово! – захлопала в ладоши подбежавшая Леся. – Ниночка, он тебя не узнал. Не узнал!!!
   - Нина? – оторопело переспросил участковый. - Ничего себе! Что же ты молчишь?
   - Да она еще себя не видела, - затрещала Леся, подхватила клиентку и потащила к зеркалу.
   На молодых людей из зазеркалья смотрела очаровательная молодая женщина. Ясные лучи поднявшегося солнца вызолотили русые волосы. Легкий ветер, ворвавшись в окно одуванчиком распушил кучеряшки, короной вздыбил прядку над головой…