Мужская доля

           Почти первоклассник Петька, впуская в комнату через открытое окно прогретый солнцем воздух августа и каких-то мошек, вот уже полчаса лежал животом на подоконнике, подложив обе руки под подбородок, и неотрывно смотрел в одну точку. Там, напротив него, в самой глубине двора, в тени большого тополя, на высокой деревянной самодельной лавке, сидела его ровесница, соседская девчонка Светка. Она сидела там уже давно, без устали болтая ногами.
          Было около полудня, и во дворе больше никого. Конечно, Петьку она видела, и то и дело косила в его сторону глазами, но подчеркнуто не замечала. Как-то уж очень театрально сложив обе руки лодочкой, она медленно потирала ими свои острые коленки. С равнодушным видом то нагибалась вперед, небрежно касаясь руками застежек на своих изрядно потоптанных сандалиях, то вдруг, схватившись за край лавки обеими руками, наклонялась назад, поднимая и вытягивая на весу ноги. Тогда белесые хвостики на самой макушке ее головы смешно дергались в такт  резким движениям. Она просто наслаждалась своим положением. Посматривала то в оду, то в другую сторону, щурилась, и все время ехидно так, в никуда, улыбалась.
          Но интерес Петьки вызывала не Светка. Светка-то как раз надоела до смерти. Дело в том, что вот уже полчаса рядом с ней, в глубине двора, возле большого тополя, на высокой деревянной лавке лежала огромная, ну просто огромная конфета в ярко-желтой обертке, с которой Петьке так же ехидно, как и Светка, улыбалась девочка в ярко-красной шапке, и с корзинкой в руках. И Петька был готов поспорить на свой новый  школьный ранец, что конфета шоколадная  и с вафлями внутри.  Не то, чтобы он никогда не ел этих шоколадных с вафлями конфет. Просто эта была какая-то  необыкновенная конфета. Ну, прямо не конфета, а конфетища! Она лежала от Светки на таком расстоянии, что она могла свободно дотянуться до нее рукой в любой момент. Но не дотягивалась и не брала ее. Казалось, она забыла про нее совершенно. И это Светкино равнодушие и странная, затянувшаяся неопределенность в отношении этой конфеты немного портили замечательный день, а если честно, то просто сводили Петьку с ума. Сил больше не было. Петька слез с подоконника, быстро оделся и вышел во двор.
           Медленно передвигая ногами, он вышел из дверей дома, минуту поразмышлял и, повернувшись спиной к сидящей на лавке ехидной соседке, медленно вынул из кармана брюк большое отцовское увеличительное стекло в черном пластиковом ободке. Бросив короткий взгляд в сторону роковой лавки в конце двора, пристально стал разглядывать через него жирную пушистую муху, которая, разомлев, нежилась в лучах летнего марева на свежевыкрашенной в коричневый цвет стене дома. На Светку он больше не смотрел, да ему и не надо было смотреть на нее. Он весь просто превратился вслух. Он слышал весь двор и представлял его себе как на ладони: хлопанье крыльев и мелкие, частые шажки гуляющих по железным крышам гаражей ленивых дворовых голубей, переливающихся в лучах солнца разноцветной радугой; звон посуды, доносившийся из открытых форточек кухонных окон; скрип открывающихся оконных рам; отдаленный шум машин из подворотни. И то, как у кого-то в комнате, висевшие наверняка над диваном, негромко отбивали полдень настенные часы. Он весь превратился в слух. И, конечно же, слышал все, что происходило в глубине двора, там, под тополем. А там совершенно ничего не происходило.
          Петька уже давно перестал следить за мухой, которая предусмотрительно отползла от него на безопасное расстояние, но все еще держал в руках увеличительное стекло. Он замер. Он слушал. От напряжения Петька слегка вытянул шею и прикрыл глаза. И вдруг Петькины коленки  предательски дрогнули от неожиданности. Он так ясно услышал шорох фантика той самой огромной Светкиной конфеты, что даже на секунду увидел ее короткие пухлые пальцы с обкусанными ногтями, безжалостно тормошившие красивую обертку! Нужно было срочно что-то делать! Петька медленно повернулся на негнущихся ногах, и, сделав над собой огромное усилие, чтобы не побежать  вприпрыжку к высокой лавке, на которой сидела Светка, сжав в кулаке увеличительное стекло, медленно поплелся навстречу своей судьбе, в глубине души надеясь на чудо.
           Одного беглого взгляда было вполне достаточно. Да, он не ошибся! Теперь конфета уже не лежала как раньше на лавке, - она  была в ее руках и, более того, была почти наполовину развернута.
           Светка цепко держала конфету в одной руке прямо перед собой. Другой рукой она с нескрываемым удовольствием разворачивала ее, оттопырив в сторону короткий пухлый мизинец. Пока Петька неверной  походкой, полной презрения к происходящему, шел через двор, она успела почти до конца развернуть желтую бумажку и завернуть ее края наружу так, что от девочки с корзинкой на фантике остались видны только одни ноги в полосатых гольфах и больших странных башмаках. Теперь из яркой желтой бумажки и белой, сияющей фольги наружу торчала толстая, широкая, шоколадно-коричневая, в мелкую вафельную клеточку, немного подтаявшая от дневной жары та самая конфетища.
           Если бы на Светкином месте сидел, ну, например, соседский Стас, или Толик из второго подъезда, то развязка наступила бы мгновенно. Но Светка была девчонкой, и в многострадальную Петькину голову совершенно некстати стали приходить мамины бесконечные наставления о том, как следует обходиться с девчонками  в различных житейских ситуациях. Хотя, к слову сказать, если бы Петьке пришла в голову шальная мысль помериться с ней в этот день силой, то вопрос о победителе схватки был бы спорным. То ли воспитание сыграло злую шутку, то ли еще была жива надежда на наличие у Светки хотя бы немного совести, но Петька, как настоящий мужчина, ни словом, ни взглядом не выдал того, что происходило у него внутри. Обогнув тополь, молча подошел и сел на свободный край лавки. От такой близости конфеты его с ног до головы обдало горячей волной желанья. Петькин нос сразу же уловил дурманящий запах ванилина и подтаявшего шоколада. Внутри у него противно засосало.
         Светка повернула голову в Петькину сторону, молниеносно смерила его взглядом хитреньких смеющихся глазок. Потом, мельком взглянув на зажатое в Петькином кулаке увеличительное стекло, стала внимательно рассматривать свое сокровище, свою конфетищу. Ехидно улыбаясь, она смотрела на нее с таким нескрываемым вожделением, что у Петьки во рту начала скапливаться липкая слюна. Вдоволь насмотревшись, Светка слегка приоткрыла рот, провела кончиком язычка по губам, сглотнула слюну и  быстро засунула конфету в рот до самой середины! Конфета смачно хрустнула под ее зубками. Светка чмокнула и слегка откинула голову в бок. Одна часть конфеты осталась у нее во рту, а другая – в руке, в желтой обертке. Верх оставшейся в руке половинки стал полосатым от показавшихся наружу слоев розовой начинки и вафель, и неровным от Светкиных зубов. Рот сделался у нее полный, а на верхней губе повисли маленькие вафельные крошки. Внутри Петьки бешено заколотилось сердце, а язык во рту занемел. Он зажмурился, перед глазами поплыли красивые радужные круги, напоминающие дворовых голубей. Ему нестерпимо захотелось закричать на весь двор что-нибудь обидное и, чтобы не издать предательского стона, он плотнее сжал зубы и кулак с увеличительным стеклом.
           Пока Светка, не торопясь, наслаждаясь каждым движением, жевала, Петька  мысленно успел несколько раз подряд повалить ее с лавки на землю, дать пару хороших подзатыльников и порвать ярко-желтый фантик. Он  приоткрыл глаза. Светка все так же сидела на другом конце лавки с оставшейся половинкой конфеты в руке. Даже не посмотрев на Петьку, улыбнувшись кому-то невидимому, она церемонно подняла руку с остатками конфеты, оттопырив в Петькину сторону локоть. Петька похолодел: указательным пальчиком свободной руки она слегка отодвинула прилипшую к шоколаду фольгу, и, наклонив над ней голову, самыми кончиками зубов вытащила остатки конфеты из желтой обертки. Петька смотрел не отрываясь. Ее мелкие зубки утонули внутри мягкого конфетного тельца почти до половины. Потом она резко запрокинула голову назад и разжала зубы. Половинка конфеты скрылась у нее во рту. Петьку затошнило, во рту стало сухо и почему-то сладко.   
           На этот раз Светка не жевала. Она просто держала конфету во рту и ждала, когда на ней растает шоколад и сползет на язык, а потом сделается мягкой и не хрустящей вафельная начинка. По лицу Светки волнами растеклось блаженство. Петька сидел, боясь пошевелиться, и смотрел на ее запрокинутую назад голову, на закрытые глаза, на округлый подбородок, и кожей на спине чувствовал, как за щеками Светки растекалась и таяла эта необыкновенная конфетища вместе с его последними надеждами. Вдруг Светка сделала судорожное движение и одним большим глотком отправила внутрь себя все то, что таяло и растекалось на ее языке на глазах у притихшего Петьки. От неожиданности он вздрогнул. Все было кончено.
             День был испорчен окончательно. Петька молчал. И вдруг его тело как-то сразу обмякло, жаркая волна, все это время душившая его, схлынула, и ему стало абсолютно все равно. Он разжал кулак, спрятал в карман  отцовское увеличительное стекло.
            Если бы в этот момент сидевшая рядом Светка ухмылялась во весь рот, а в ее глазах плясали разноцветные чертики, Петька бы чувствовал себя намного лучше. Но Светка не ухмылялась, и чертиков не было. Она  равнодушно смотрела куда-то вдаль двора, и от этого Петька стал чувствовать себя совсем по-дурацки. Нужно было уходить. Но тут Светка  разгладила на коленке желтый фантик, аккуратно сложила его в несколько раз, и полезла  рукой в пухлый карман платья. У Петьки от неожиданной надежды закружилась голова. Но Светка вытащила из кармана белую веревочную скакалку, намотала ее на руку и, не поворачивая в Петькину сторону головы, спросила капризным голосом:
- Ну, что тебе еще нужно?
Петьке захотелось заплакать. Уйти, не ответив ей, он не мог.
- А знаешь, - сказал Петька, вставая с лавки, - мужчины сладкого просто не едят. Совсем не едят. Доля мужская такая.