Сущность Злого Рока

Издавна люди говорили,
Что все они рабы земли
И что они, созданья пыли,
Родились и умрут в пыли.
Но ваша светлая беспечность
Зажглась безумным пеньем лир,
Невестой вашей будет Вечность,
А храмом – мир.
                (Н. Гумилёв).

               
Глава 1. Надо жить.
-- Ури! Дружище!
Господи, это же Бен, старина Бен, мой старый товарищ, про которого я уже начал забывать, погрузившись в круговорот событий, закинувших меня на другой конец этого безумного мира. Только что я был на Филиппинах, на одной из усадеб вблизи от Манилы и соседями у меня были демоны.
Но это осталось в прошлом. Когда я так говорил раньше, я вкладывал в эти слова совершенно другой смысл. Но теперь… что же будет теперь? К какому миру теперь принадлежу я?
-- Бен…
Сколько прошло времени, сколько событий прошло, пока я пребывал в прошлом, в теле этого проклятого ковбоя Зигланда? И как мне теперь вести себя? Насколько изменился сам я за это время?
-- Бен…
-- Я слушая тебя, дорогуша.
Хамильтон был сама предупредительность, хотя обычно он был не такой, шумный и малоуправляемый, он кричал и брызгал слюной на собеседника, размахивая невообразимой сигарой, и всегда знал чуть больше собеседника, которого подавлял своей кипучей энергией. Но теперь он демонстрировал внимание к моей персоне.
-- Сколько меня… не было? Месяц? Два?
-- Дурацкий вопрос, Ури. Ты в порядке?
В этом он весь. Он не отвечает на вопрос, если он задан недостаточно внятно. То есть на него можно и не отвечать. Это я про вопрос.
-- Можешь не отвечать, Бен, если не хочешь меня расстроить…
-- Как вы себя чувствуете, мистер Герц?
После того, как я вынырнул из прошлого, перенасыщенного всякими разными кошмарами, я сразу увидел знакомое лицо своего приятеля и уцепился за него, как утопающий за спасательный круг. Именно по этой причине я до сих пор не заметил, что в комнате находится ещё кто-то, кроме нас. И неудивительно. Этот человек до сих пор неподвижно сидел в кресле, у дальней стены, находясь более в тени, чем всё прочее. К тому же он сам был темнокожим.
У нас, в Соединённых Штатах Америки, проживает масса самого разного народа. Если ты человек инициативный, то можешь много добиться, и этим обстоятельством наша страна выгодно отличается от прочих государств и поэтому сюда стремятся попасть большая когорта людей, готовых сыграть в «ва-банк», чтобы поймать птицу-удачу. И многим из них это удаётся, потому в нашем государстве столько миллионеров. Но, вместе с тем надо и помнить, что когда-то здесь, по большей степени в южной половине страны, царило рабовладение, и сюда заводились с Чёрного континента, партия за партией, дикари. Многие из них умирали, не выдержав стрессов, связанных с переселением в другую часть света, многие вывозились для работ на острова Карибского бассейна, но всё равно в США было завезено столько чужеземцев и иноверцев, что они невольно начали влиять на государственную политику.
Чёрт, я немного отвлёкся от темы. Всего-то лишь хотел сказать, что для меня не в новинку видеть чернокожего парня. Или женщину. Но в данном случае это был парень, точнее – взрослый мужчина, уже кое-чего добившийся в этой жизни. Это было видно по тому, как он смотрел на меня.
Потомки чернокожих невольников, ставших со временем коренными американцами, отличаются чрезмерной болтливостью и непринуждённостью. Они как бы демонстрируют всем своим видом, что если раньше их предками владели англосаксонцы, то теперь они владеют этой страной и делают то, что хотят. А хотели они по большей части иметь большие деньги и хорошо развлекаться, особенно молодёжь. Потому среди них было столько людей, готовых использовать любую возможность, даже по ту сторону закона, чтобы разбогатеть. Другое дело – мигранты. Они были готовы много и честно трудиться, упорно обучались и овладевали профессиями, чтобы получить дополнительные шансы занять для себя нишу благополучия.
Так вот, этот самый чернокожий парень был из таких, из мигрантов, которые своей работой получили право считаться гражданами нашей великой страны. Он был одет в джинсы и чёрную кожаную куртку. Так одевались чаще белые, тогда как афроамериканцы предпочитали яркие модельные или спортивные костюмы, а также огромные белые кроссовки на вычурной платформе.
-- Знакомься, Ури, -- запоздало завопил Бен, ткнув в сторону негра сигарой. – Это мистер Моликанги, который приехал в нашу страну из Йоханнесбурга. Я про него тебе уже рассказывал не так давно.
Не так давно? Если это и было, так в другой жизни и я, понятное дело, успел про те рассказы позабыть. Но, кажется, он поинтересовался моим состоянием. Надо было что-то ему отвечать. Я вздохнул и помахал ему рукой, не поднимаясь с постели.
-- Кажется, я ещё жив, а как дела обстоят у вас?
-- Чуть лучше, -- ответил мистер Моликанги, или как его там зовут, -- но меня больше интересует ваша личность.
-- А на какой предмет? -- Озаботился я, но самую малость, потому как этого типа я раньше никогда не видел и даже не подозревал о его существовании.
-- Кажется, вы спросили у своего приятеля, сколько вас не было, -- вместо ответа продолжал негр, оставаясь сидеть в кресле, но у меня появилось ощущение, что он подошёл вплотную и даже склонился ко мне. Кажется, я даже ощутил исходящий от него запах. – Вы даже сказали что-то о месяце вашего отсутствия здесь.
-- Да он только что пришёл в себя, -- завопил Хамильтон, беря меня по своей привычке под защиту, -- и ещё не осознаёт реальностей.
-- Это так? – Спросил меня Моликанги.
-- Почему вы меня расспрашиваете, и что вы вообще здесь делаете?
Если вам не хочется отвечать на неудобные вопросы, то лучше самому перейти в наступление и начать задавать свои вопросы, тогда противной стороне придётся самой оправдываться и «открывать карты», рассмотрев которые можно сосредоточиться и выработать необходимую тактику дальнейших действий.
-- Дорогуша, -- это опять был Хамильтон, который, на правах моего друга, готов был сделать всё, то есть всё для меня, -- ты влез в дела, из которых вообще-то не выкарабкиваются. Ну, то есть живыми. Не сумел с этим совладать и ты…
-- То есть, вы хотите сказать, -- перебил его я, -- что мои дни сочтены. Так это надо полагать?
Сидящий в кресле негр сделал движение головой, которое можно растолковать, как знак согласия, но можно и по-другому. В зависимости от вашего настроения. Признаюсь вам, что оно у меня было хреновое.
-- Дорогуша, ты меня конечно прости, но всё ещё хуже, чем ты думаешь или подозреваешь, но тебе лучше всё знать сразу. Тогда у тебя появится тот шанс, который позволит тебе выкарабкаться из глубокой выгребной ямы.
Хорошенькое дело. Если Хамильтон задался целью успокоить меня и вселить оптимизм, то это у него замечательно получилось. Но только со знаком «минус».
-- Продолжайте, -- выдавил из себя я, -- коли уж начали говорить. Я готов выслушать всё, что угодно.
-- Охотно, -- заявил Хамильтон, -- тем более, что говорить в общем-то особо и нечего. Это ты у нас в центре внимания. Это ты у нас умудрился создать столько проблем, что они тебя почти что погребли под своим грузом. И если ты ещё здесь, то только потому, что у тебя имеется достаточно сумасшедший друг, чтобы не признавать очевидного.
-- Не надо умалять личности и вашего приятеля.
  Это вступил в беседу негр, который продолжил сидеть в кресле и внимательно наблюдать за нами обоими, переводя взгляд своих чёрных выпуклых глаз с одного на другого, словно никак не мог выбрать, кого же принести в жертву своим богам. Кстати сказать, надетый на нём костюм сидел не очень привычно. Казалось, что для него более привычны набедренная повязка и шкура льва, накинутая на плечи. Или что там предпочитают носить дикари на просторах своего континента…
-- Я нисколько не умаляю, -- брызгал слюной Бенджамин, едва не приплясывая от усердия. – Я просто желаю его подбодрить.
Хорошенькое дело. Человека едва вытащили, можно сказать, что с иного света, и теперь хотят, чтобы он вёл себя, как самый обычный человек. Кстати сказать, обычный человек впал бы сейчас в историку, или депрессию. Выбирайте, что вам больше по душе.
-- Есть ли у вас что выпить?
Самое время, если не знаешь, как быть дальше. Мы находились у меня дома и мне, как хозяину, следовало подняться и отправиться за алкоголем, а также закуской или хотя бы сельтерской водой, чтобы сдобрить действие крепкого напитка. Но я не шевельнул и пальцем, а Хамильтон поднялся и направился на кухню. Когда хозяин жилища болен, или умер, его обязанности выполняет тот, кто согласен занять его место. В том или ином качестве.
-- Мы ещё незнакомы, -- произнёс негр, когда Бен вышел из спальни, -- но я дам вам совет. Лучше принять все наши советы и предложения, а также быть предельно откровенным. Если вы намерены выстроить стену и отделиться от нас, то это будет погребальная стена, и тогда сделать что-либо будет невозможно.
Нас. Надо же! До сего времени «мы» были я и Хамильтон. А теперь, похоже, это были Бен и этот самый негр, по фамилии Моликанги, тогда как я…
-- Отличная идея, -- сообщил я Бен, вернувшийся из кухни с бутылкой виски, на этикетке которой была изображена лошадь. В другой руке он держал пакет с фисташками, а под мышкой у него была упаковка «Будвайзера». – Давайте припадём к источнику жизни и позабудем про все тяготы, которые нас угнетают.
-- Непременно, -- заявил негр, -- но первый стаканчик придётся на долю нашего общего друга, а потом продолжим и мы, пока он нам расскажет, что с ним произошло.
-- Ладно, Сэм, оставь Ури в покое, -- Хамильтон занялся пробкой, а потом щедро добавил в стакан и протянул его мне. – Ему и так досталось. А если вспомнить, что сутки он не был ни жив, ни мёртв, то становится понятно, что ему не до болтовни.
-- Сутки?
Автоматически я переспросил Бена и тот кивнул, подавая мне виски. Машинально я опрокинул стаканчик в рот, проглотил содержимое и… едва не поперхнулся. А ведь пил я не так уж и давно, в усадьбе «Соледад», неподалёку от Манилы.   
            -- Я хочу дать дельный совет вашему другу, -- заявил Сэм. – Ему надо определиться. Если он хочет жить, то ему требуется быть с нами откровенным. Если же нет… то мы ему тогда помочь не в силах.
-- Ури, дружище, надо жить…


Глава 2. Откровенности.
Бутылочку ту мы хорошо усидели. Встретиться бы при других обстоятельствах, поговорить о разных вещах, но…
Этот парень, Самюэль Кристен Моликанги оказался совсем неплохим человеком. Даже с поправкой того, что работал на закон, что делает человека чрезмерно педантичным, сухим и обращающим внимания на те мелочи, которые делают нашу жизнь менее удобной для применений.
Может сыграло здесь ту роль, что Сэм представлял полицию Южной Африки. Вы представляете, в моём доме сидел «чёрный» коп и дул со мной виски «Белая лошадь»! Ха-ха, чёрный – белую…
Это меня немного развезло, да ещё из закусок было пиво и фисташки. Если вы сами это всё применяли к своему организму, то меня поймёте.
Выпив, я начал рассказывать. По порядку, начав, после внутренней борьбы (всё же откровенничал я не со священником, а с полицейским, а это совсем другое) с ограбления банка где-то на Западе. Бен охал, ахал, а потом заявил, что грабил банк Генри Зигланд, а вовсе не я. При этом надо учитывать, что этот Зигланд давно уже мёртв, и с этим ничего не поделаешь. Как с этим состыковывались мои дальнейшие откровения, он не говорил, да я и не стал уточнять.
Когда я добрался до того места, где начались паранормальные явления, вроде оживших мертвецов и потусторонних демонов, я снова замолчал, чувствуя, как меня сверлят глазами слушатели. А потом подумал, чёрт побери, но чем это отличается от того, что пережил я сам, лично, в том проклятом доме, что находился в городе- призраке с дурацким названием Яблочная Роща, куда меня завлекло волею судьбы. Нет! Волею злого рока, который взял с того часа власть над моей жизнью и ведёт дальше, как кукольник свою марионетку. А я всё дёргаюсь, в суетных попытках самому взять управление теми нитями, не думая о том, что никогда ещё марионетка не смогла управляться собою сама, не говоря о том, чтобы двигать другими. В таком случае надо переходить в ранг кукловодов, и лишь тогда…
-- Что же ты замолчал, друг мой Ури?
Ах да, надо продолжать. И я продолжил, вывалил на их головы, им в уши такое, о чём простой человек не должен знать, ибо некоторые знания настолько утяжеляют нашу дальнейшую жизнь, что просто лишают нас дальнейших простых радостей, а могут и вовсе раздавить своей непотребной правдой.
Как я и предвидел, Хамильтон был сражён и выдернут из той колеи, в которой он лихо действовал и был собою до сего дня доволен. Но Сэм, мой новый чернокожий приятель всё выслушал довольно спокойно и даже закурил сигару, которую он забрал у Бена. Точнее, вдруг Бен повернулся и вручил ему свою сигару, без всякой просьбы со стороны полицейского из ЮАР. И это было странно, но не более того, с чем я уже сталкивался, отнюдь не более…
-- Кого ты привёл ко мне, дружище?
Пора было вытаскивать Бена из того состояния обалдения, в котором он завис. А для этого лучше всего задать вопрос. Это позволяет человеку, пребывающему в ступоре, перенацелить себя, дать тот смысл, который вернёт его в привычную деятельность. Вот и Хамильтон начал возвращаться к себе, судя по выражению его глаз.
-- В каком смысле, Ури?
Отвечать вопросом на вопрос, это тоже было в его характере.
-- Ты представил мне мистера Моликанги и объявил его полицейским, который прибыл к нам из Йоханнесбурга, что находится на юге Африканского континента. Неужели не нашлось специалиста, который проживал бы поближе?
-- А ты бы попробовал сам, дорогуша, -- обиженно запыхтел Бен. – Тогда бы я посмотрел, как это у тебя получилось бы. Это ведь не бумажник найти, потерянный где-то на Бродвее. Это многим сложнее. Ты ведь находился большей частью чёрт знает где, но только не в нашем мире, да и то, что оставалось здесь, с тобой имело мало общего. С тобой, которого знал и любил я. Подумай, и ты сам с этим согласишься. Но я не терял воли и попытался найти способ помочь тебе. Я сделал несколько важных звонков, а потом… потом… мистер Моликанги позвонил мне сам. Мы с ним встретились, и я попробовал рассказать ему сам, что знаю, но он почти что меня и не слушал, а потребовал вести его сюда. Так что знаю я не так уж и много. Разве что наш новый знакомый Сэм из категории ясновидящих. И это по меньшей мере.
-- Лучше будет, если твой знакомый представится нам сам, -- резюмировал я и посмотрел на негра. Теперь к нему повернулся и Бен, и достал из кармана сигару. Интересно, сколько штук находится в его карманах, ведь гаванские сигары довольно дорогое удовольствие, да и размерами не так уж и маленькие.
-- Очень приятно, белые господа, -- Сэм широко улыбнулся, продемонстрировав хорошие белые зубы. – Как зовут меня, вы уже знаете, равно как и откуда я приехал. Остаётся рассказать остальное. Вот только всё не так просто, как вы можете подумать.
-- Нам не привыкать, -- заявил Бен и махнул рукой с зажатом в ней сигарой. – Мне почему-то кажется, что весь мир задался намерением удивить нас. Знаете, скоро я устану удивляться и начну верить, что нас мир расположился на спинах трёх слонов, которые балансируют на панцире гигантской черепахи. Вы это хотите сказать?
-- Нет, -- снова улыбнулся негр, -- но я рад, что вы не теряете головы. Итак, жизнь в Африке сильно отличается от вашей, или европейской. Точнее, вы нарисовали для себя картину мира, в которую поверили и всеми силами держитесь за эти свои убеждения. Нам, на тёмном континенте, приходится вести себя более гибко. К примеру, у нас имеется отделение, которое расследует случаи каннибализма.
-- Удивился, ей богу удивил, -- осклабился Бен, оскалившись нисколько не хуже Сэма. – Приятель, людоеды имеются и у нас. Как-то, правда это было достаточно давно, в горах Сьерра-Невада заблудилась партия золотоискателей. Часть из них погибла, застигнутая снежным бураном, а часть спаслась, поедая своих более слабых товарищей. Когда закончилась снежная буря, а она продолжалась едва ли не целый месяц, домой вернулась жалкая кучка людей, остатки того отряда, что ринулся в Калифорнию, на золотые прииски. Они признались, что им пришлось вкусить человечины. Организаторов этого кулинарного излишества осудили на тюремное заключение, а прочих отпустили. Если они в чём-то и были виноваты, то своё наказание они уже понесли. А в диких местах, в крошечных полузаброшенных городишках случаются вещи и вовсе непотребные. На основании действительных случаев сняли триллер «Техасская резня с помощью механической пилы». Я сам видел этот фильм и ужасался описанным там преступлениям.
-- Тогда вам многое будет понятно, -- Сэм стал серьёзнее. – Остаётся добавить, что у нас расследуются убийства, совершённые в ритуальных действиях. Когда у нас было много белых людей, и они делали свою политику, которую называют колониализмом, то такие ритуальные убийства жестоко преследовались, а люди, их практикующие, наказывались. Потом белые господа вернулись в свою Европу и политику начали делать наши соотечественники. В чём-то это хорошо, но ритуальных убийств становится всё больше. Так и действий, которые можно отнести к колдовству. Что вы скажете на это?
-- Непорядок, -- развёл руками Хамильтон. – Правда ведь, Ури?
До этого я молчал, слушая, что говорят они, потому как мне пришлось столько им всего рассказать, что язык почти и не ворочался. Поэтому я выдавил из себя что-то, соглашаясь с мнением своего друга.
-- Непорядок, -- подтвердил и Моликанги, а потом продолжил. – Со временем у нас появился целый отдел, который занимался такого рода проблемами.
-- Вы называете это проблемами? – закричал Хамильтон, выпустив целое облако табачного дыма. – А я бы назвал это преступлениями, жестокими преступлениями!
-- Я и не отрицаю этого. – В отличии от эмоционального Бена Сэм был само спокойствие. – Но разница между обычными криминальными преступлениями и попадающими под обозначение «ритуальных» имеется и эта разница тем существенней, чем больше вы в этих вопросах разбираетесь. А я разбираюсь.
-- Но что вы делаете у нас, в Штатах? – Выдавил из себя я. Меня ужасно заинтересовал этот человек.
-- Что ж, придётся быть откровенным, в ответ на ваши признания, -- улыбнулся Сэм и затушил окурок, оставив его в пепельнице. – Меня сюда пригласили по специальному заданию. Прямо из Йоханнесбурга. При этом человек, который начал со мной сотрудничать, приехал прямо ко мне и имел долгий разговор, после которого я и очутился здесь.
-- А нельзя ли рассказать о вашем задании, хотя бы в нескольких словах, -- вопросил Бен, который всегда был любопытен, что и двигало его по жизни.
-- Это секретная информация, которой я не в праве делиться, но кое-что всё же вам расскажу. Дело в том, что у вас начало расти число преступлений, в которых задействованы ритуалы. Помните, ещё в шестидесятые годы была обезврежена банда Чарльза Мэнсона? Он, со своими людьми, вторгся на территорию Голливуда и учинил там кровавый шабаш в особняке режиссёра Романа Поланского, который снимал триллеры? Он расправился с беременной женой режиссёра и убил нескольких человек. Его задержали и отправили в психиатрическую клинику, где содержатся самые опасные маньяки.
-- Да, я что-то слышал об этом, -- заявил Бен. – Но при чём здесь это?
-- Дело в том, что тот самый Мэнсон стоял во главе не совсем банды. Скорей это была секта, сатанинской ориентации. И шли они целенаправленно, с показательной акцией. При этом Мэнсон был совсем и не руководителем, скорей уж он возглавлял данную операцию и сам был пешкой, пусть даже и информированной. Когда его начали колоть на получение нужной информации, внутри его сработал некий заранее программированный код,  и всё в его голове перемешалось столь сильно, что его и отправили в ту клинику. Этот момент прошёл мимо публики. Посчитали, что лишнее знать им совсем не обязательно. Это только единичный пример. А сейчас их десятки, многие десятки. Случай в Яблочной Роще среди них, и я рад, что вышел на вас и получил очень важную информацию. Дальнейшее зависит не от меня. Я сам должен посоветоваться с человеком, на которого я работаю. Если он даст согласие, то я свой рассказ продолжу. Если нет, то…
Понятное дело. Мы из категории маленьких людей, за которых будут думать взрослые дяди, что им делать и как поступать. Вот только я сейчас стал гораздо умнее.
-- Сэм, дружище, поясни-ка нам с Ури, что ты собираешься делать.
Молодец Бен, человек решительный, он привык брать быка за рога. На Диком Западе из него получился бы неплохой ковбой. Я на это успел наглядеться за те полгода, что прошли со вчерашнего дня. Не безумие ли это, а, парни?
-- Я буду держать с вами контакт, но сперва проконсультируюсь с человеком, который меня на всё это зарядил. Если всё пройдёт, как я задумал, то он даст добро на наше дальнейшее сотрудничество, и тогда у нас будут развязаны руки, в том смысле, чтобы решить проблемы мистера Герца, а если…
-- А если добро получено не будет, -- не выдержал затянувшейся паузы Бен.
-- Я попробую что-то сделать, но всё будет гораздо сложнее и может затянуться. А пока что я должен удалиться. Но я обязательно вернусь, сюда или свяжусь с мистером Хамильтоном.
Наш новый приятель удалился и Бен принялся расписывать, какой тот решительный парень и что он нам обязательно поможет. А я его почти и не слушал. Я лежал и размышлял, как мне может помочь полицейский, даже если он приехал из Африки для выполнения какого-то секретного задания. Что-то здесь было не так и надо было бы узнать, что именно.
-- Знаешь, Бен, что-то я немного утомился. Сам должен понимать, какого мне сейчас, учитывая, сколько мне всего пришлось пережить и вместить полгода интенсивной жизни неизвестно где за весьма небольшой промежуток времени. Учитывая всё это, позволь мне немного отдохнуть.
Конечно же, Хамильтон со мною был согласен. Да это и для меня лучше всего. Проспать тот необходимый промежуток времени, когда Сэм будет встречаться со своим неизвестным партнёром. Да и самому Бену надо кой-куда отлучиться. Всё было нормально, если считать нормальным всё происходящее.


Глава 3. Следом за Моликангой.
Я всё ещё с большим трудом мог действовать своими членами, но разум мой функционировал исправно. И мне пришла в голову безумная мысль попробовать повторить то, что я не раз уже проделывал во сне.
Впрочем, кто сказал, что это был всего лишь сон? Мне думалось, что здесь действовали иные физические, или даже метафизические законы, о существовании которых люди не подозревают. Точнее, какая-то часть людей знает и научилась этим пользоваться. Так почему бы и мне не использовать силы, которые пытаются меня поглотить. Главное, это не сдаваться и оставаться собой, насколько это у меня получится. Мне показалось, что этот чёрный «дядюшка Сэм» действительно что-то знает. Вот и надо проследить за ним, чтобы разузнать то, что он пока что скрывает от нас с Беном.
Невидимой тенью я поднялся с постели и устремился прочь, улучив момент, чтобы оглянуться и увидеть свою мучнисто-белую физиономию, лежавшую на плоской подушке, в постели. В следующий миг я уже летел дальше, чтобы догнать нашего нового знакомого, пока он ещё не удалился столь далеко, что затеряется в городских толпах, или унесётся прочь на автомобиле.
Если бы я это проделывал в первый раз, то растерялся бы, и всё кончилось неудачей. Но там, в прошлом, у меня это получалось. Этот урок позволил мне освоиться и в реальной жизни. В реальной? Господи, если бы мы знали, как всё на самом деле всё устроено. Точно так же древние люди, привыкшие жить в пространстве Вселенной по картине, нарисованной Клавдией Птолемеем в его капитальном труде «Альмагест» были уверены в том, что Земля является центром, пупом Вселенной. Ну, вы меня понимаете.
Кем я сейчас был, ощущая своё «я»? Сгустком электронов, носителем некоего объёма информации? И вместе с тем я походил на обычного человека, невидимого обычному глазу. Впрочем, по пути я встречал таких же «фантомов», каким был теперь и я. Они не обращали на меня внимания и спешили по своим делам. Но от одного я не успел увернуться, и он прошёл сквозь меня.
Он уже скрылся где-то вдали, а я всё ещё ощущал озноб от того эмоционального фона, который он в себе нёс. Был ли это призрак, или такой же как я, посланец своего разума, но, чёрт возьми, тот разум был слишком жесток и властен. Надо бы за ним проследить, но я не мог себе позволить отвлечься от своей задачи.
Как я вовремя вспомнил. Ещё бы миг и Моликанги умчался бы на машине, что стояла на обочине. Это был «Мустанг» 76-го года, кабриолет небесно-голубого цвета, точнее, таковой она когда-то была, а сейчас это был потрёпанный временем драндулет с вытертыми сидениями.
Я нырнул на заднее сидение, и машина рванула с места, вписавшись в поток транспорта, который катил вперёд, как текут электроны в замкнутой цепи. Собственно говоря, транспортный поток и был такой цепью и даже вырабатывал какую-то там энергию, что я сейчас, в своём новом преобразившемся состоянии, мог увидеть. Замечали ли вы когда, что температура в центре города всегда на несколько градусов выше, чем на окраинах или вне городских улиц? Оказывается, вот в чём причина, а я думал, что это потери тепла от централизованного городского теплоснабжения, не думая о том, что это означало бы крайне неэффективную работу городских служб.
Между тем Моликанги бодро катил вперёд, глядя перед собой, словно всю жизнь провёл здесь, в Эль-Пасо. Город у нас небольшой, конечно по меркам Техаса, где имеются такие мегаполисы, как Хьюстон, Даллас или Сан-Антонио, но, тем не менее, здесь есть куда съездить и где затеряться. Сам я перебрался в своё время сюда из Сан-Антонио, когда поступил работать в музей этнографии. Боже, что это была за жизнь, я столько проводил времени в старых индейских пуэбло и в пустыне, в скалистых долинах, изучая остатки древних цивилизаций, центр которых находился на Юкатане, в Мексике. Это была целая жизнь, а сейчас шла как бы другая.
Пока машина двигалась по широкому шоссе, по обеим сторонам которого высились дома, построенные по новейших строительным технологиям, я вспоминал свою жизнь, которая связывала меня с Эль-Пасо. В Сан-Антонио, откуда родом были мои родители, и где я проживал сам, и где я отучился в университете, а потом проходил стажировку в Институте культуры народностей Техаса, я вплотную занялся древними цивилизациями Мексики, майя, инков, ацтеков. Позднее я перебрался сюда, в Эль-Пасо, самый мексиканский город Соединённых Штатов, где я имел больше возможностей заниматься своими научными изысканиями. Я работал в музее Эль-Пасо, занимаясь там этнографией и историей индейской культуры, когда влез в это дело, заехав в заброшенный город-призрак.
Пока я вспоминал своё прошлое, машина выехала за пределы городских кварталов. Дорога вела дальше. Кажется, впереди был ряд старых испанских миссий, являвшихся в большей степени памятниками, чем населёнными пунктами. Крупнейшим из них поместьем была «Нуэстра-Сеньора-дель-Кармен», выстроенная ещё в 1681-м году, когда на месте Эль-Пасо было всего лишь селение Ислета, впоследствии выросшее до города средней руки, и начавшей расти лишь после того, как Техас вошёл в состав США.
Куда, интересно, направляется этот человек, и как долго я буду его сопровождать. «Я», в смысле какая-то часть моего разума, получившая способность осмысленно путешествовать и осознавать это. Должно быть за такую способность любая секретная служба мира продала бы что угодно, включая и свою бессмертную душу, что вот так, незримой тенью, путешествовать, следуя за… за…
Я задумался. Как легко мы рассыпаем в своих мыслях и сочинениях подобные эпитеты, вроде «продать душу», но теперь, когда для меня открылись новые горизонты постижения окружающего меня мира, надо быть более осторожным, даже в формулировках, потому как, оказывается, всё не так легко и привычно, и надо быть начеку, с душой…
Пока я предавался размышлениям на разного рода философские кондиции, мой чернокожий друг свернул с федерального шоссе на дорогу, которая вела в небольшое поселение, название которого я не успел зафиксировать, когда «мустанг» лихо подкатил к придорожному мотелю, устроенному здесь специально для тех, кто решил отдохнуть от скучного однообразия перемещений по американским дорогам. Либо решил скрыть своё присутствие от бдительных глаз полиции Техаса, которая теряет бдительность по мере удаления от городских улиц с её многочисленными соблазнами этот самый закон как-то обойти и получить прибыль за счёт незаконных операций.
Придорожные мотели имеют одну особенность. Если номера отеля где-нибудь в городе отделены друг от друга довольно тонкой перемычкой, стеной, то здесь это почти что самостоятельные помещения, с отдельным входом. Некоторые мотели имеют вид целого поселения, из десятка маленьких щитовых домиков, состоявших из двух комнат- гостиной с телевизором и спальной, с двухместной кроватью, как правило сильно расшатанной теми, кто ищет пристанища для своих тайных любовных фантазий. Не секрет, что некоторые парочки встречаются в таких вот уединённых местах.
Данный мотель был из категории длинного строения, где в каждый из номером имелся отдельный вход. Дежурный, который ведал обслуживанием этого заведения, проживал в отдельном домишке, больше похожем на сарай для хранения всякого хлама, который извлекается в трудные времена кризисов, а в остальное время терпеливо хранится здесь. Поэтому дежурный больше походил на старьёвщика, который кормится и одевается из того запаса, которое ждёт вердикта – то ли хранить дальше, то ли немедленно выбросить, сюда же, на задворки этого плохо обустроенного хозяйства.
Я уж не стал вдаваться в лишние подробности, что здесь и как устроено, потому как был сосредоточен на своём новом чернокожем знакомом, донельзя заинтригованный, к кому же это он приехал. Судя по всему, это должен быть тот, кто его в Америку пригласил. Вряд ли он так резво сорвался с места, чтобы ринуться к какой-нибудь потасканного вида красотке, даже если он ею успел обзавестись.
Мистер Моликанги тщательно проверился, нет ли кого поблизости, не догадываясь, насколько близко этот «кто-нибудь» к нему подобрался. Часто ведь так и бывает, что мы пытаемся разглядеть нечто скрывающееся, игнорируя тех, кто рядом и ведёт себя непринуждённо. Впрочем, в такого рода делах я начал разбираться, только проведя несколько месяцев в отряде полковника Бойда.
Убедившись, что ничего подозрительного нет, Сэм выбрался из машины и направился к той двери, которая находилась в максимальном удалении от сторожки дежурного. По пути он ещё раз оглянулся.
Признаться, путешествовать в виде призрака надо ещё привыкнуть. Себя я видел обычным человеком и передвигался так же, шагом. Впрочем, когда я начинал спешить, то вдруг оказывался на несколько шагов впереди, как будто переносился, как это бывает у фантастов – телепортически. Раз, и ты уже в другом месте. Точно так же я попал и в машину Сэма, просто склонился к ней и уже оказался внутри. И сквозь двери попадал я равнозначным образом. Говорю, что к этому надо ещё привыкнуть.
Сам Моликанги был круглоголовым и широкоплечим здоровяком. Такими бывают спортсмены, военные, полицейские и бандиты. Наверное, они все набираются из одного типажа населения. Куда уж получилось устроиться. Сэм вот стал полицейским. По его уверениям.
Человек, к которому он направлялся, был из противоположной категории. Помните фильм Роберта Земекиса «Назад в будущее»? Есть там такой полубезумный профессор Док, которого играет актёр Кристофер Ллойд? Теперь вообразите его ещё более безумным, то есть прибавьте блеска в глазах, дрожи в худых конечностях и ещё более растреплите причёску, если это возможно. То, что получится, и будет тот тип, что открыл Сэму дверь номера, куда Моликанги постучался. Только если Док носил прожжённый кислотой белый халат, то это тип был одет в приличный костюм из дорогого магазина. Правда, костюм успел помяться, что, надо полагать, было в традициях проживания в подобного рода отелях.
Моликанги быстро вошёл внутрь, и двери тут же захлопнулась перед моим носом. В другое время я развернулся бы и ушёл восвояси, но теперь я просто шагнул и… очутился внутри.
Крошечный тамбур был пуст, и я повторил свой опыт. Теперь я очутился в гостиной, где находились оба эти занятных персонажа. Сэм собирался приступить к докладу, а «Док» тем временем распахнул дверцу «пожилого» холодильника, чтобы достать оттуда чего-нибудь освежающего. Для себя или вновь пришедшего гостя.
Внезапно «Док» замер, запустив руку в недра гудящего холодильного шкафа, а потом рывком повернулся и… глянул мне прямо в глаза.
-- Кого ты себя привёл? – Почти что завизжал это чрезвычайно странный субъект, метнулся в сторону, а потом… а потом… мир взорвался на миллион звёзд, в которых я растворился.


Глава 4. Иллария Хаммерсвельд.
-- Ури! Прошу тебя… Ури…
Кажется, это я уже слышал и не раз. Это начинает входить у меня в привычку. Проваливаться в небытие столь глубоко, сколь обычные смертные не рискуют погружаться. По своей воле.
-- Слава Богу, ты начинаешь приходить в себя…
Это же Хамильтон, мой друг, бродяга и бородач Хамильтон, которому сказал кто-то, что он похож на писателя Хемингуэя и он теперь всеми силами пытается соответствовать этому образу. Надо бы сказать ему, что лучше быть похожим на самого себя, чем на кого-то другого, пусть даже этот кто-то другой добился в жизни чего-то высокого. Лучше самому стать высоким, чем всю жизнь стоять на цыпочках и чего-то там изображать…
-- Ури, я так волновался. Я подумал даже… но ты не думай…
Господи, видел бы он себя сейчас со стороны. Я открыл глаза и сказал ему:
-- Привет, Бен. Как дела?
-- Теперь неплохо, совсем неплохо, а как ты?
-- Бывало и лучше, -- честно ответил я и снова закрыл глаза. Хорошо, знаете ли, помаленьку. А Бен причитал надо мной, как наседка, если вы, конечно, когда видали наседку с гаванской сигарой в руках, потому как тут же потянуло табачным дымком.
-- Ты собирался вздремнуть, и я хотел было уйти, по своим делам. Я собрался, а потом решил ещё раз тебя проведать, взглянуть то есть. И что я вижу? Ты лежал натуральным покойником. Мне показалось, даже и не дышал. Меня чуть удар не хватил. Если ты так спишь, то этого мне лучше больше не видеть. Иначе у меня самого остановится сердце. Я едва не поддался панике и начал трясти тебя, как начинающий садовод грушу. Только вместо урожая я хотел вернуть назад твою душу. Или что там у тебя внутри. Когда я совсем уже потерял надежду, ты начал проявлять какие-то там признаки жизни. И я начал успокаиваться. Но с меня хватит. Ещё один такой стресс меня окончательно доконает. И я сам лягу рядом с тобой. Но уже в качестве полноценного трупа, довольного смертью…
Бывает, что на Бена находит, и он может долго вот так брюзжать, жаловаться на судьбу, которая ведь приносит не только радости и удачу. Как раз удачу она приносит очень даже редко. И в этот момент в дверь очень удачно позвонили и тем перекрыли поток словоизвержения Хамильтона. Тот проглотил последнюю фразу и пошёл открывать дверь.
-- Кто бы это мог быть? – Попутно спрашивал он сам себя, но так, что я его прекрасно слышал. – Кажется я собирался заказать пиццу с каперсами. Но не успел заказать, занявшись судьбой Ури. А может я всё же успел сделать заказ? Если так, то они подъехали вовремя…
Далее он был занят отпиранием дверных запоров, а потом несколько раз невнятно вскрикнул. Мне стало интересно, кто бы это мог быть. Бен, это человек восторженный и мог испытывать радость и раздражение от одного и того же события, в зависимости от того, как в данный момент расположен. Теперь у него было настроение нейтральное, так что это мог быть кто угодно, вплоть до поставщика пиццы. В самом деле. Это было бы недурственно. Можно заварить чашечку крепкого кофе. Две чашечки кофе. Или больше?
-- Ури! – Кричал в холле Бен. – Посмотри, кто к нам пожаловал!
Если мой приятель ожидает, что вот сейчас я соберусь и покину свою уютную постель и отправлюсь на поиски приключений, то он жестоко ошибается. Имею я право после полугодовых скитаний денёк поваляться? Не знаю как думает он, но я не собираюсь… Ну, и так далее.
Если гора не идёт к Магомету, то Магомет отправляется к горе. Не знаю, кто придумал этот дурацкий афоризм и каким боком он прислоняется к исламу, но я не уверен, что тот самый Магомет зачем-то пошёл бы к горе. Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт, учитывая, что на горе проживают дикие горцы, вооружённые кинжалами и установками залпового огня.
Оказалось, что это явился наш новый друг Сэм, да ещё и не один, а в сопровождении своего приятеля, лик которого я успел разглядеть в состоянии, как бы это выразиться, призрачности. Незнакомец уставился на моё лицо, в то время, как Сэм начал говорить.
-- Я вам обещал, что вернусь, и вот я вернулся. При этом с доброй вестью, что мой партнёр не против поучаствовать в разрешении ваших проблем, что делает их более разрешимыми, чем они были несколько часов назад. Разрешите представить вам Илларию Хаммерсвельда, большого специалиста как раз в такого рода делах.         
-- Позвольте, я сам, -- новый гость бесцеремонно отодвинул в сторону Моликанги и выдвинулся вперёд. Точнее, он его обошёл, ибо навряд ли смог бы того сдвинуть с места, особенно если бы тот этому воспротивился. Но создалось такое впечатление, что именно отодвинул. Незнакомец подошёл ближе к моей кровати, откуда я его разглядывал, постаравшись принять позу достойную для больного человека позу.
-- Это не вы ли меня недавно посетили, когда ко мне пожаловал мой друг?
-- Что вы! – За меня тут же вступился Хамильтон, считавший, что обязан меня опекать, хотя бы до тех пор, пока я не в силах делать это сам. – Он уже несколько дней не поднимается отсюда. Я вас уверяю…
-- Одно другому не мешает, -- бесцеремонно заявил незнакомец, -- к тому же я обращаюсь не к вам.
-- Давайте для начала познакомимся, -- предложил я, изображая попытку подняться с кровати, -- а потом будем задавать и отвечать на вопросы. Меня зовут Ури Герц. Занимаюсь я историей, и, с некоторых пор сам попадаю в историю и в истории. Проживаю здесь. Рядом со мной находится мой друг и товарищ Бенджамин Хамильтон, по специальности тоже историк, а по духу философ и искатель истин. С Самюэлем мы уже познакомились. Дело осталось за вами.
-- Меня зовут Иллария Хаммерсвельд, -- заявил незнакомец, пробежавшись глазами по каждому из нас, а чем я занимаюсь, расскажу позже, после того, как услышу ответ на заданный мною вопрос. Итак, не вы ли?..
-- Это был я, -- коротко доложился и принялся кротко его разглядывать, -- правда мой негласный визит был неожиданно прерван. Я едва после этого очухался.
-- Что ты говоришь, Ури?! – Закричал Хамильтон. – Я ничего не понимаю. Надеюсь, ты объяснишь свои слова?
-- Простыми словами этого не объяснить, -- ответил я. – В моей шкуре лучше очутиться, хотя я бы этого вам не советовал.
-- Я бы тоже, -- присоединился к моему мнению Хаммерсвельд. – Однако же всё не так безнадёжно, как вам это представляется.
-- Вы обещали рассказать о себе, чем занимаетесь, -- напомнил я ему.
-- Ах да, -- вздохнул гость. – Всё очень сложно, но я попробую. Помните ли вы сериал, который обошёл все мировые телесети? «Икс- файлы»? так вот, уверяю вас, что всю ситуацию Кит Картер списал именно с меня. Это я работал над программой, связанной с паранормальными явлениями и именно на меня начались масштабные гонения, после которых я вынужден был покинуть государственную службу. Вот только работал я не в ФБР, как Фокс Малдер, а в Агентстве национальной безопасности, и никакой сексапильной Даны Скалли со мной рядом не было. Всё гораздо проще и одновременно многократно сложнее, особенно по уровню засекреченности. И если я вам что и говорю, то без конкретики, и только потому, что сами вы влезли в такое дело, с какими мне уже приходилось сталкиваться. Так что кое-какой опыт я имею.
Темнокожий Сэм громко хмыкнул и направился к креслу, которое он облюбовал с ещё прошлого раза. Все посмотрели ему вслед, а потом снова перевели взгляды на Хаммерсвельда.
-- Скажите, -- осторожно начал Хамильтон, -- а что вы делаете у нас, в Эль-Пасо? Какие- такие чудеса у нас происходят, что заинтересовали вас?
-- А вам что, своих чудес мало?
Хаммерсвельд не желал отвечать, да и понятно, учитывая, сколько времени он провёл в секретных службах Соединённых Штатов, а там на вопросы отвечать не любят. Они и сами горазды вопросы задавать.
-- Но ведь вы к нам явились, -- подал голос и я со своего спального места, -- значит вам это для чего-то надо?
-- Не буду спорить, -- отвёл глаза в сторону гость, -- но я должен к вам сначала присмотреться, для начала, а уже потом…
-- А со мной как? – снова спросил я. – И что вы там такого сделали, что я опять в себя вернулся. Такое ощущение, что вы меня там, у себя, из базуки разнесли.
-- Я вынужден быть осторожным, -- ответствовал нервический гость, -- отсюда и такая реакция. А что касается вашего психоклона, так я просто сделал неустойчивым его энергетическое поле. Это не так уж и сложно. Есть такой энергетический разрядник, аналог шокера, только для ментального воздействия, без непосредственного контакта. Я имею в виду – телесного. Что вы тогда почувствовали?
-- Я же говорил, это похоже на то, что в тебя в упор пальнут из базуки. Как бы во сне, но всё равно приятного мало.
-- Надо полагать, надо полагать…
Какое-то время гость маловразумительно что-то бормотал, оглядываясь по сторонам и пробегая глазами по обстановке, и нам. Бен, заменяя меня, как хозяина, отправился на кухню и опустошил мой холодильник, который и так давно уже не пополнялся. Несмотря на это, бен умудрился разжиться несколькими банками пива и пакетами апельсинового и грейпфрутового сока, а также нашёл раскуроченную упаковку йогурта, которой завладел Хаммерсвельд, тогда как другие налегли на пиво. Досталось и мне, хотя сначала Бен пытался вручить пакет с соком, но в результате сок перепал Моликанги, который не отказался и от пива.
Подкрепившись йогуртом, срок реализации которого оставлял желать лучшего, Хаммерсвельд достал из сумки, которая висела у него за плечами, какой-то навороченный компьютер и установил его у меня на столе. После этого он прошёлся по комнате с другим прибором, который должен был выявить наличие потайных микрофонов, но не выявил. Мы ещё не сделались предметом чужого пристального внимания, предоставленные сами себе. В какой-то степени это и хорошо.
-- Ну что ж, -- видимо результаты проверки как-то удовлетворили Хаммерсвельда, и он успокоился, если так можно сказать относительно этого человека, нервного до предела, -- я готов приоткрыть часть той информации, обладателем которой стал по мере работы над «программой 2000», как именовалась сначала наша организация, которая была внебюджетным отделом АНБ, но так им и не стала.


Глава 4. История американского государства в изложении Илларии Хаммерсвельда.
-- Как вы знаете, -- начал наш гость, в то время, как остальные его тесно окружили, устроившись кто где, -- что первым британским поселением была колония, устроенная капитаном Уолтером Рэли в 1583 году. Он привёз с собой свыше сотни людей, желавших начать новую жизнь «за океаном». Они были переполнены энтузиазмом и верой в светлое будущее, которого, вы, так и не состоялось. В 1585 году Рэли отправился в Англию за новой партией переселенцев и запасами, необходимыми для развития колонии. В то время в Англии начались беспорядки и возвращение капитана затянулось на несколько лет. Когда он всё же вернулся, колонии не было. Все, кто там оставался, таинственным образом исчезли. Эту историю не раз поднимали и расследовали, но чем больше проходило времени, тем меньше оставалось надежды, что тайна будет открыта. До британцев здесь появлялись испанцы. Но скорей как разведчики, нежели чем колонисты. Эти земли населяли туземцы, которые совсем не приветствовали появления каких-либо чужаков. А испанцам вполне хватало тех пространств, которые вошли в состав «Латинской Америки» и они на своей экспансии на северном континенте не настаивали. Таким образом здесь, с разницей в несколько лет, что не является основоопределяющим фактором, появились поселения выходцев из Британии, Франции и Голландии. Были и испанские поселения, но это были те, кто желал урвать своё, а международная политика пока что задействована не была.
-- Считается, что Америку открыл генуэзец Христофор Колумб, успевший совершить туда четыре рейда, пересекая Атлантический океан на маленьких каравеллах, годных больше для плавания каботажного. До конца жизни Колумб был уверен, что плавает он в Индию и потому континент получил имя другого мореплавателя – флорентинца Америго Веспуччи, который разобрался, что это вовсе и не Индия, а Новый Свет, как он назвал этот континент, а Америкой его обозвал лотарингский картограф, который составил карту по схемам, предоставленным Веспуччи, Колумбом и другим мореплавателям, выполненной по правилам Меркатора. Название прижилось и вошло в обиход. Но я не об этом.
-- Есть версия, -- после пазы продолжил Хаммерсвельд, -- что задолго до Колумба в Новом свете побывали викинги и построили там свою крепость. Но они её забросили и больше туда не забирались. Для них это был неизвестный остров, где они, по своему обычаю, успели повоевать с местными туземцами. Больше всего им запомнился растущий там виноград, и они назвали эти земли Винландом (Винной страной). Такой вот историко-географический курьёз, когда случайность играет такую вот роль.
-- Вот два события, относительно появления людей из Старого света на Новом, но между ними состоялось ещё одно посещение, которое не стало достоянием гласности по причинам, к которым я ещё вернусь, а пока что можно вспомнить крестовые походы, которые организовывали синод Католической церкви, а также желание ватиканских пап и некоторых королевских особ поучаствовать в становлении международной политики. Как-то не акцентируется, что между Четвёртым и Пятым походом в Палестину и город Иерусалим или в Египет, был ещё один поход…
-- Если вы про детский крестовый поход, -- не выдержал Хамильтон и вступил в диспут, по своему обычаю, -- то он связан был с излишней, фанатичной приверженностью к религии, когда тысячи детей и подростков решили стихийно собраться и отправиться в Иерусалим, где потребовать вернуть «Гроб Господень» в лоно христианской, то есть Католической церкви, удалив его из пределов Византии, и из-под их влияния. Но сия затея печально закончилась. Тысячи детишек померли от голода, лишений и разных эпидемических болезней, а тех, кому удалось всё же добраться до Марселя, местные купцы пригрели и усадили на корабли, якобы, чтобы преодолеть оставшуюся часть пути морем. На самом деле детей отправили на невольничьи рынки Умм-эд-Дунджи, как тогда называли Каир, при Айюбидах, где все они и сгинули. Так что я не понимаю…
-- Я забыл, что имею дело с историками, -- повинился Хаммерсвельд, -- и не буду столь подробен и категоричен, но всё же скажу, что между Четвёртым и Пятым походами был ещё один, на севере Франции, организованный против общин катар, и названный альбигойскими войнами. Ватикан не любит говорить о том времени и тех жестокостях, с которыми расправились с обществом катаров. А ведь они умудрились построить настоящее передовое государство, применяя самые передовые научные технологии, для того времени, конечно.
-- Да уж, -- не удержался от реплики Хамильтон. – В царившее в то время Средневековье науки, как таковой, практически не осталось. Всё, что можно, и что нельзя, решалось и контролировалось Ватиканом и папами, но можно вспомнить, что ещё за тысячу лет до них науки и механика Эллады, Египта, Вавилона имели большие возможности, от чего остались жалкие руины и память о Семи чудесах света.
-- Много чего сохранилось, -- сухо продолжил свою речь Хаммерсвельд, -- но надо было знать, где и что искать. Считается, что большая часть текстов, хранившихся в Александрийской библиотеке, были сожжены арабами при завоевании Александрии. Но, между тем, существовала специальная каста «хранителей знаний», которые отслеживали тенденции и успевали прятать книги до того, как появлялись вандалы. Сжигались, как правило, менее ценные книги, а настоящие шедевры, хранилища тайных знаний, тщательно прятались и сохранялись. Всего лишь ничтожная часть из них попала в руки катаров, но они сумели настолько талантливо полученные сведения и знания использовать, что созданное ими карликовое государство обещало сделаться самым передовым обществом в Европе и мире, и существенно раздвинуть своё влияние. Этому и противостояли католические клерикалы. Они предпочли раздавить ересь в своём зародыше и не дать распространиться учениям, которые должны были низвести влияние католичества и христианства в целом до тех величин и масштабов, которых те заслуживали. Средневековье должно было закончиться именно тогда. Но катаров и альбигойцев уничтожили, а те, кто сумел уцелеть, они, на нескольких кораблях, отправились в затянувшееся плавание и нашли пристанище там, куда позднее приплыли Колумб, Веспуччи, Магеллан и иже с ними.               
-- То есть, следуя из ваших же слов, -- не утерпел я и даже нашёл в себе силы подняться и сесть в кровати, а Хамильтон поправил за моей спиной подушку, разместив её так, чтобы она служила упором, -- что к приезду в Новый свет европейцев, там уже существовало и как-то функционировало государство, созданное уцелевшему беглецами из разорённого общества катаров?
-- Как бы да, -- с видимым трудом согласился гость, -- но с большими оговорками.
-- Но об этом же нет никаких подтверждённых сообщений, -- высказался я.
-- Нет, -- кивнул головой гость. – Но ведь и нет сообщений о тех животных и растениях, которые находят до сих пор энтузиасты из славного племени натуралистов. «Нет», это ещё ничего не означает. Я ведь высказался про оговорки. Это только первая из них. К тому же надо интерпретировать то, чем мы всё же располагаем.
-- А чем мы располагаем? – Бен был готов включиться в ту «игру», которую затеял Хаммерсвельд, ибо это по другому пока что была назвать никак нельзя.
-- Многим чем, но это надо ещё уметь разглядеть. Многое, к примеру, рассмотрел такой исследователь, как Эрих фон Дэникен, фанатичный сторонник влияния на историю человечества пришельцев из глубин Вселенной. Он все найденные факты выстраивает так, что делаешь тот вывод, к которому он вас усиленно подталкивает. Но ведь никто и не умаляет тех находок, которые он действительно совершил, и которые можно растолковать чуть по-иному. Но давайте сами взглянем. Для начала рассмотрим сам приезд тех катаров, которые всё же сумели пересечь океан.
-- А это произошло?
-- Несомненно. Я отмечу, что спаслись самые умные, самые умелые и достойные. Напомню о том, насколько передовое общество сумели построить катары в своей местности, в Лангедоке, а это говорит по меньшей мере, о правильном и успешном планировании своих действий и последствий этих действий. То есть они обязательно должны были брать в расчёт то, что правители Европы примут все усилия, чтобы уничтожить их, как своих ближайших конкурентов и даже для этого объединят свои усилия, что и случилось. Я уже поминал, что они достигли больших успехов, это я про катаров, в науках, инженерии и механике. Они сумели усовершенствовать парусные корабли и сделать их более устойчивыми к океаническим возмущениям. То есть у них было кратное преимущество перед Колумбом и прочими последователями. В том, что им удался переход через Атлантику, я ни минуты не сомневаюсь, как и то, что они начали развиваться на новом месте. Учитывая то, что океанические течения позволяют перемещаться примерно в одно место, даёт основание предполагать, что они прибыли на побережье либо полуострова, известного как Флорида, либо на какой-то из островов Карибского моря, либо на побережье того, что называется сейчас Мексикой. А уже оттуда они отправились в глубь континента.
-- Но они не оставили никаких следов своего присутствия там? – Сам же спросил и сам же себе ответил Бен.
-- А зачем это им было надо? -- Ответил ему Хаммерсвельд. – Напомню вам, что они спасали свою жизнь и имели все основания предполагать, что их будут и дальше искать, чтобы расправиться окончательно. Вот они и вели себя соответственно. Больше того, я уверен, что пропавшие люди из колонии Рэли, следы которых так и не нашли, были спасены потомками тех катаров, которых вышвырнули в своё время с севера Франции, но память о которых ходит в народе до сих пор.
-- Хорошо, -- кивнул Хамильтон. – Пусть будет так, как вы говорите, там столько неопределённостей, что спорить  не имеет и смысла. Можно всё трактовать так, можно и этак. Но рано или поздно переселенцы должны были себя обозначить. Так?
-- Так, -- согласился Хаммерсвельд. – Я считаю, что со временем это и произошло. Но произошло не явно. Давайте рассмотрим, что мы имеем. На территории Мексики функционировали цивилизации майя, ацтеков. Немного южнее были обширные империи инков, тольтеков. Что с ними сталось?
-- Известно что, -- тут мы с Беном были в своей вотчине и мнение Хаммерсвельда значило для нас в той мере, в которой оно взаимодействовало с уже имеющимися фактами. Хотя и здесь очень много туманного. – Они были вытеснены другими народами и погибли, затерялись в джунглях.
-- И эти процессы начались именно в то время, когда, по нашим предположениям, Атлантику пересекли корабли с катарами. До приезда других европейцев было ещё пара- тройка веков или около десятка поколений. Как раз достаточно, чтобы возникшее катарское государство сумело повлиять на окружающее его пространство.
-- Так вы предполагаете… -- Бен едва не задохнулся от переполнявших его эмоций и вопросов, -- предполагаете, что это именно ваши таинственные переселенцы… это они так подействовали?   
-- Более того, я предполагаю, что это не первое их появление в Новом свете. К примеру, культовый герой тольтеков, Кецалькоатль…
-- Внук Митла, -- прервал гостя Бен, -- Се Акатль Топильцин Кецалькоатль, что означает Наш Принц Пернатый Змей, родившийся в день Первого Тростника, что больше говорит о дате, чем имеет ономастические значения.
-- Да, я опять забыл, что разговариваю с учёными историками и значит, вы должны меня понять. Так вот, я считаю, что прогрессоры из ранних общин катаров, ещё до того, как Европу начала разъедать язва средневековой деградации побывали на заокеанском континенте и попытались установить контакты с местным населением. Должно быть это была акция одной группы, потому они и не вернулись обратно и вся их деятельность осталась тайной для их собратьев по обществу. Всё это требует досконального и серьёзного изучения и настоящих специалистов. Я могу предполагать и оперировать теми немногими сведениями, коими обладаю из источников, о которых я хотел бы умолчать, по вполне понятным причинам, связанным с повышенными требованиями государственной секретности и должны быть отмечены вами с пониманием…
-- Мы отметили, -- прервал я многословие гостя, -- и прониклись. Что было дальше, по вашему мнению?
-- Когда те люди, что появились в Новом свете с миссией просвещения поумирали, и их влияние на культуру прекратилось, начали проявляться нехорошие тенденции, связанные с дьявольскими культами. Это было характерно для большей части цивилизаций Южной и Центральной Америки. Словно кто сознательно культивировал то, что у нас, в настоящий момент, приравнивают к сатанизму и демоническим культам. Это сказалось на культуре индейских цивилизаций. К тому времени, когда там появились катары, всё зашло очень далеко. Их встретили, но встретили двояко. С одной стороны их признали наследниками того самого Кецалькоатля, который так много сделал, со своими  товарищами и сторонниками, для местных жителей, а с другой стороны было резкое противостояние со стороны жреческой касты, как носителей дьявольских культов. Потому катары были вынуждены прекратить своё влияние среди местного населения и удалиться в джунгли. Но они продолжали как-то там выражаться, потому что со временем их сторонники устроили целую серию восстаний, чтобы покончить с кровавыми культами. Не знаю, чем бы всё это закончилось, но начали появляться и другие европейцы. Сначала это были мореходы из экспедиций Колумба, Магеллана и прочих, а потом началась испанская Конкиста. И тогда катары, или как там они стали именоваться, ушли в глубокое подполье, выражаясь терминами из обихода нынешнего времени.
-- И до сих пор в нём пребывают? – Со скепсисом спросил я, по-прежнему сидя в кровати, на край которой присел и Бен.
-- В какой-то мере они там остаются, но всё чаще оказывают своё влияние на геополитические события в этом мире. И большей частью этому и была посвящена моя работа в «программе 2000», до тех пор, пока её не прикрыли.
-- А почему закрыли вашу программу? – Хамильтон никогда не мог скрыть своего любопытства.
-- Ровно потому, что работа нашего отдела начала давать какие-то конкретные результаты, что кому-то, кому-то очень влиятельному это не понравилось. Наша программа расследовала первопричину самых разных событий, в суть которых я не буду углубляться. Скажу ещё, что начиналось всё, как абстрактное проектирование социальных моделей побуждения горожан, их анализом и прогнозированием. А потом из мира абстракций как-то перешли и до конкретных проблем. А закончилось всё крахом программы.
-- Послушай, уважаемый мистер Хаммерсвельд, -- Бен достал сигару, закурил её и вытянул перед собой, словно это был ствол выстрелившего пистолета, из которого вился пороховой дымок, -- либо ты сказал нам слишком много, либо слишком мало. Потому как я наблюдаю недоговорённость и оттого испытываю дискомфорт, а это не делает меня человеком компанейским.
-- Да я и сам чувствую себя «не в своей тарелке», -- признался гость, и нахожусь здесь только потому, что ищу себе компаньонов для дальнейших действий. Либо достаточно вескую причину забросить всё и вернуться к себе домой, где можно заняться чем угодно, от выращивания баклажанов до составления новых компьютерных программ. Сами видите – выбор весьма широк.
-- Очень хорошо, -- опять же произнёс Бен, успев сделать глубокую затяжку, -- теперь осталось определиться, какое здесь значение имеем мы?
-- Ты верно забыл, Бенджамин, -- напомнил ему я, -- что мистер Хаммерсвельд явился ко мне и это мне надо задавать вопросы.
-- Извиняюсь, Ури, -- Бен нарисовал сигарой какую-то фигуру, которая тут же начала расплываться. – А я уже и начал это забывать.
-- Всё потому, что ты находишься в своей шкуре, тогда как мне приходится выбирать, как и кем быть дальше. Возможно, что мистер Хаммерсвельд может это для меня прояснить.
-- Возможно, -- с самым серьёзным видом кивнул Иллария. – Я для этого сюда и пришёл, разобраться, в каком виде мы начнём сотрудничество. Ведь мы его начнём.
-- Непременно, -- уверил его я. – Надо только уяснить наше собственное положение.


        Глава 5. Реинкарнация «Программы 2000».
-- Так к чему же мы пришли?
Это были первые слова Самюэля Моликанги, с тех пор, как они с его экспульсивным товарищем появились в моей квартире. Он уютно устроился в кресле и наблюдал за всеми нами, в то время как мы внимали словам Хаммерсвельда и вставляли свои реплики. Должно быть коп из Южной Африки уже слышал историю своего патрона, или ему было на всё это чихать. По крайней мере, именно это было написано на его лице, несшего безмятежно- невозмутимую мину. 
-- Простите? – Повернулся к негру Хамильтон.
-- Мы пришли к общему согласию? Если да, то на каких условиях? Какие обязанности вы будете выполнять? И как изменятся мои задачи?
-- А какие задачи должны были выполнять вы?
С любопытством спросил Бен, обращаясь сначала к Моликанги, но после того, как тот указал на Хаммерсвельда, Бенджамин повернулся к нему и закончил, глядя в глаза «Доку».
-- Мистер Моликанги будет выполнять ровно те же функции, для выполнения которых он мною приглашён сюда, в Америку, а что касается вас, то давайте определимся.
-- Давайте, -- согласился и я, -- но сначала вы должны нам сказать, чем же конкретно занимаетесь вы.
-- Но я же вам уже целый час говорю…
-- Пока что мы слышали историю катаров, которые в силу преследования покинули Европейский континент и перебрались сюда, -- прервал «Дока» Хамильтон и тут же продолжил. – Хотя, надо признаться, мне было интересно послушать. Влияние тайного общества на геополитику. Это из разряда фантастического триллера. Маловероятно, но интересно.
-- Положим, тайных обществ здесь задействовано немало. И катары, или как они теперь называются, представляют всего лишь одну сторону, да и то не полностью. А что касается влияния, то я мог бы напомнить вам о той шумихе, что потрясла мир в семидесятые года двадцатого столетия, после таинственной смерти Альдо Моро, повешенного под лондонским мостом, и влияния масонских лож на мировую геополитику. Благодаря ушлым репортёрам вся эта история вышла наружу и несколько лет муссировалась в прессе, после чего всё затихло. А ведь влияние действительно было и немалое. А масоны, при всех их возможностях, всего лишь одни из многих участников событий, которые, как правило, остаются вне внимания большей части человечества.
-- Да человечеству всё равно, кто и как на него влияет, -- буркнул Бен, пыхнув в очередной раз своей сигарой.
-- Совершенно верно, -- кивнул Хаммерсвельд, -- людям всё равно, если не затрагиваются их ежедневные права, на отдых, выпивку, работу и право грешить в той мере, в какой они сами себе позволяют.
-- Это их право, -- заявил я, -- но позвольте вам напомнить, мистер Хаммерсвельд, но мы спросили у вас, чем занимаетесь вы, зачем вы приехали в наш город и привезли сюда Сэма, который оказался нам чрезвычайно полезным, но, тем не менее, ответьте на наш вопрос.
-- Ответить на вопрос, -- забормотал Иллария, -- это сделать легко. Многие любят задавать вопросы, но мало кто на них отвечает. Я сам задавал много вопросов, и чем дольше я трудился в «программе 2000», тем больше у меня этих вопросов собиралось. Всё закончилось тем, что вопросы погребли под собой обломки нашей несчастной организации, а мне пришлось исчезнуть, чтобы не оказаться погребённым самому.
-- Интересное дело, -- хмыкнул Бен, -- и кто же с вами столь недипломатично поступил?
-- Я не стал этого выяснять, -- признался учёный, -- а просто улизнул. Надеюсь, что они подумали, что я погиб в огне, в котором сгорел мой отдел.
-- Так ваш отдел сгорел?
 Хамильтон сильно удивился. Неприятности, которые свалились на мою голову, каким-то образом распространялись и на других, и мы в этом только что убедились.
-- Не просто сгорел, а был подожжён, и так, чтобы в огне остался и я, но, с некоторых пор я обзавёлся экстраординарной чувствительностью, и она помогла мне обнаружить подвох. Только по этой причине я и стою здесь, перед вами, а не лежу на какой-нибудь каталке в морге, обрызганный формалином, чтобы отбить едкий запах гари. А я решил продолжить свою работу, но уже индивидуально, на свой страх и риск. Я подозревал, что этим всё может кончиться и успел кое-что сделать. К примеру, я перевёл часть бюджетного финансирования моей программы на несколько подставных фамилий в банки Таиланда и Рио-да-Жанейро, откуда потихоньку эти средства использую. Вот, к примеру, нанял себе помощника, мистера Моликанги, с которым вы уже познакомились.
-- И не просто познакомились, -- подхватил старина Бен. – Он буквально вытянул Ури с того света, заставил его вернуться обратно. Вот только Ури никак не может окончательно восстановиться, вернуть свои жизненные силы.
Да уж, в этом Бен был прав, но, как бы в компенсацию, у меня появился целый ряд способностей, которых не было ранее и которые, по видимому, ни к чему обычным людям. Я вижу и могу много больше среднестатистического человека.
-- Самюэль Кристен может многое и как-то я с ним уже взаимодействовал, когда мне пришлось отправиться в Африку. Поэтому он и согласился поработать со мной. А теперь вот, привёл ко мне вас. Или меня к вам, что будет правильней.
-- Но вам всё равно придётся открыть перед нами свои карты, если планируете, что мы будем играть в общую игру.
Молодец Бен, он не стал ходить вокруг и около, а сразу примерился к быку, схватив его за рога. Это я так образно мыслю.
-- Открою, -- кивнул головой мистер Хаммерсвельд, -- не все, но кое-что расскажу. Но сначала давайте определимся с вашей проблемой. Что у вас произошло?
Хамильтон рассказал ему, как я неосмотрительно влез в эту невероятную историю, хотя здесь обстоятельства сложились таким вот печальным для меня образом. Иллария Хаммерсвельд всё внимательно выслушал, а потом рассмотрел фотографии истуканов, которые Бен старательно переснял.
-- Эта история меня заинтересовала, -- признался он. – Я занимался такого рода делами, пока нас не прикрыли. У меня есть ряд теорий и версий, и кому-то это сильно не нравится. Может быть потому, что я умею докапываться до истины. Моликанги служит здесь моими глазами и ушами. Но это далеко не единственное его умение. Позднее я вам его представлю, а пока… пока позвольте мне пообщаться с вашим парнем.
«Док» приблизился ко мне и склонился, рассматривая своими удивительными глазами. Сначала мне показалось, что они серые, какие-то выцветшие, но потом я увидел, что они просто светло-голубые. Должно быть, в молодости он нравился девушкам. Они любят необычных парней. Одни демонстрируют силу, другие ум или предприимчивость, а некоторые берут своё за счёт какой-то внутренней энергии, и женский пол всё это ощущает. Наверное, так уж и устроена эволюция, а женщины, выбирая себе партнёра для будущего потомства, умеют это определять на каком-то сверхтонком уровне. Правда, в последнее время появилось слишком много откровенных дур, которых можно отнести к анекдотической категории «блондинок», но я думаю, что это результат того, что современный человек всё больше отрывается от своих биологический истоков, и такой вот результат – своеобразная дань прогрессу.
Мы смотрели друг другу в глаза, и у меня появилось ощущение, что через глаза он залез мне в голову и шарит там пальцами. А потом вдруг «Док» прыгнул на меня, точнее – в меня, и я опрокинулся на спину.
Бывает, в состоянии сна, когда вы вдруг начинаете куда-то падать, и всё внутри сжимается. Или в состоянии опьянения, когда пытаетесь расслабиться или заснуть и, кажется, что весь мир вокруг вас вращается. Это такая вот реакция организма на то, что его пространственные рецепторы, отвечающие за ориентирование на данный момент, вдруг начинают работать, что называется – вразнобой, и вот все эти пертурбации  организма и есть попытки нащупать новые ориентиры, а пока что выстроенная теми рецепторами модель примеряется к действительности. Надеюсь, что вы меня поняли.
Вот так же теперь и я, вращался в пустоте, словно меня поместили на предметное стекло некоего микроскопа или томографа, который меня сейчас просвечивает. Если бы я не понимал некоторых вещей, то непременно ударился бы сейчас в панику, а так, сжав зубы, я терпел и пытался найти в этом даже какой-то юмор. Это нелегко, скажу я вам.
А потом меня выдернули с этого самого «стекла» и я снова очутился в своей привычной кровати, которая заменяла мне теперь, в моём сегодняшнем состоянии, целый мир. Живут же, в утробе матери, будущие младенцы, и это для них свой мир. Этот чуть больше и горизонт виден, но возможности весьма ограничены.
Интересно, что скажет «Док»?
-- Случай весьма занимательный, -- заговорил Хаммерсвельд. – Я специалист не бог весть какой, но кое в чём начал разбираться. У медиков есть такая шуточная трактовка – пациент скорее жив, чем мёртв. Здесь можно сказать и то, и другое. Такое ощущение, что мистер Герц, сам или с чьей-то помощью, создал в себе несколько энергетических клонов, которые накладываются один на другой и своей подпиткой помогают как-то функционировать данному организму. Временами жизнедеятельность его полностью, или почти полностью, прекращается, но потом снова начинается. Наверное, вы, мистер Герц, воспринимаете мир немного по-другому, не совсем так, как это было раньше.
Какой бы ни был специалист этот Иллария Хаммерсвельд, но вот здесь он попал в точку. И я это признал. Не буду же я спорить.
-- Сначала я решил, что сошёл с ума и замкнулся в себе, но кошмар не проходил, а потом появился Бен и убедил меня, что я нахожусь в реальности, пусть и частично и надо приложить усилия, массу усилий, чтобы выкарабкаться оттуда.
-- Это как тяжело больные люди, -- подхватил Бен, снова приходя мне на помощь. – Они наполовину уже где-то там, но продолжают бороться, пытаться быть здесь. И, если стараться по-настоящему, здесь они и остаются, перетягивая себя на сторону жизни.
-- Образно, -- согласился «Док». – И в чём-то даже верно. Знаете, я смогу помочь вашему другу, но он должен помочь и мне. Я веду довольно сложное расследование, и особое состояние мистера Герца может сыграть мне, то есть нам всем, на руку. Мы поможем друг другу, а тем временем я буду штопать биоэнергетическую ауру мистера Герца до того момента, когда его жизненная сила восстановится. Как вам такое предложение?
Мы с Беном переглянулись. Моликанги хитро улыбался и подсмеивался над выражениями наших лиц. Да и что нам терять? Точнее, терять было нечего мне, а Бен… Бен сам понимал, что влез в весьма сложную историю, по собственному почину, и теперь отступать было как-то некрасиво, не в его традициях. По крайней мере Эрни Хемингуэй ни за что бы не отступил, и тем самым подталкивал Бена на дальнейшие авантюры. Да он и особо не сопротивлялся.
Сами понимаете, что мы согласились, и Хаммерсвельд объявил, что «Программа 2000» снова начинает свою работу. Сам Иллария будет руководить нашим отделом, и направлять все действия. Главным исполнителем будет полицейский из Южной Африки Самюэль Моликанги и я, когда надо будет применять сверхъестественные способности. Когда Хамильтон понял, что он рискует остаться вне «программы», он начал бурно протестовать и бросаться самыми разными аргументами, серьёзными и просто эмоциями, и Хаммерсвельд, которого, с моей лёгкой руки, начали называть «Доком» и прочие, согласился, что Бен может быть тоже вновь созданному отделу полезным. Так начал работать наш союз.


Глава 6. Первые шаги.
-- Всё это здорово и даже замечательно, -- заявил мой друг Бен, -- но только хотелось бы знать, и подозреваю, что не одному мне, что будет сделано для Ури Герца? Пусть это будет первым делом в том славном будущем, которое предстоит нашей общей Программе.
-- Давайте проясним, -- согласился Хаммерсвельд, лицо которого противоречило его доброжелательным словам, ибо исказилось в гримасе неудовольствия. – Ваш друг Герц, он… как бы это выразиться… расстался с частью своей души.
-- Как это? – спросил Бен, а у меня сжалось сердце от чего-то неминучего.
-- Знаете, нам придётся оперировать весьма тонкими категориями, среди которых душа занимает важное место. Душа есть сосредоточение информационно- торсионных полей и является частью Бога, частью Вселенной, её особого состояния, в котором она пребывала до Большого Взрыва, то есть до своего рождения.
-- То есть, вы хотите сказать, -- поразился Хамильтон, -- что всё, что нас окружает, это всё… Бог?
-- Да, он перешёл в другую форму Бытия, но это утверждение суть упрощение истинной картины Мироздания. Факт состоит в том, что большая часть материи, из которой состоит мир, носит алгоритм разума и вмещает в себя Божественное Предначертание.
-- То, что называют программированием? – допытывался Бен.
-- И да, и нет. Мы ещё вернёмся к темам этого разговора, а пока что сосредоточимся на душе, и на душе мистера Герца в частности. Итак, установлено, что каждый человек носит в себе некий сгусток энергий, который условно именуется душой. С помощью души человек может связаться с космосом и той частью Бога, которая гармонизирована.
-- Это как? – Бен честно пытался разобраться в вопросах, которые до сих пор его не задевали и не волновали.
-- Гармонизированная часть Всевышнего, которую ещё называют Ноосферой, окружает наш мир, примерно как слой озона, который защищает планету от сил Антибожественного зла. Чтобы вам было привычней, давайте остановимся на термине «радиоактивное излучение», что тоже вариант ответа. Итак, Ноосфера рождает и принимает души после смерти физического тела, что является важной стадией функционирования Мироздания, увеличивает силу и влияние Ноосферы на глобальную биосистему нашего мира. Это понятно?
-- Понятно ли нам? – Мы жалобно посмотрели друг на друга, и Хамильтон ответил, от нас обоих, потому как Сэм Моликанги в прениях не участвовал, хотя за разговором следил. – Предположим. И давайте вернёмся к Ури, к его злосчастной душе.
-- Я к этому и веду вас, -- Хаммерсвельд был пока ещё терпелив, хотя лицо его уже подёргивалось от раздражения, что ему приходится растолковывать такие банальные истины. – В каждого младенца вкладывается зародыш божественной сущности. Из неё вылупляются такие чувства, как совесть, идентификация себя относительно своего места в мире, талант, предначертанный для исполнения своих целей, а также интуиция, как контур защиты носителя от сил деструктуризации. Если человек следует той программе, которая в него закладывается свыше, то развитие человеческой личности, как отражение души, происходит поэтапно. Но…
Здесь Хаммерсвельд остановился и поднял палец, как бы изображая собой немой знак вопроса. Брови его трагично поднялись, а волосы растрепались и шевелились в облаке статичного электрического поля, которое он явно излучал.
-- Но деструктивные силы стремительно организовываются и делают всё, чтобы человек не мог самореализоваться, то есть выполнить заложенные в него функции. Ладно, об этом подробнее я расскажу позднее, а пока вернёмся снова к мистеру Герцу. Его состояние души было явно выше среднего, чем он и привлёк внимание одного из демонов, которого именуют Миктлантекутли.
-- Демона? – Едва не взвыл Хамильтон, выпучив глаза.
-- Если я назову его эманацией отрицательной сингулярности, вам будет проще? – Спросил Бена очень ехидно «Док». – Или пусть будет демон?
-- Демон, конечно, звучит проще, но, чёрт побери… В каком веке мы живём?   
-- В век Калиюги, в построении которого человечество изрядно постаралось, точнее, те силы, которые контролируют его развитие.
-- Час от часу не легче, -- простонал Бен, -- и что это за силы?
-- Я начал работать над этим, -- признался Иллария. – Подозреваю, что это и стало причиной закрытия нашей маленькой организации. Все материалы сгорели. Конечно, кроме тех, что я предусмотрительно скопировал и заархивировал в известном мне месте, и не на электронных носителях, что очень важно.
-- Важно? Почему? – Это спросил уже я, потому как Бен уже устал удивляться и начал воспринимать новые сведения, как данность. А я вдруг заинтересовался, понимая, что за этим уточнением что-то скрывается, что-то очень важное.
-- Мы к этому вернёмся, -- Хаммерсвельд внимательно глянул мне в глаза и у меня появилось ощущение, что он внутри меня, но это чувство тут же и прошло. – Я всё пытаюсь закончить с тем, что касается твоей души. Итак, демон Миктлантекутли, хорошо, что не сам, а его потерявший большую часть сил клон, то есть истукан, оживлённый формулой заклятия, выдрал из твоего тела большую часть энергетического поля, вместителя жизненной силы. Одновременно произошла замена энергополя на отрицательное, которое энергию поглощает. Это весьма сложный процесс. Помните, какая была шумиха, когда выяснилось, что политические круги на Гаити вовсю используют магию Вуду для создания «зомби», чьё энергетическое поле, то есть душа, заменена на то, что имеет отрицательное значение. Поражается и необратимо меняется разум, и эмоциональная сфера, и многое другое. А ведь этот способ был им доверен теми силами, о которых я уже поминал, на испытание, а они начали действовать по своему усмотрению. Пришлось с Дювалье определяться и политическую «лавочку» его закрывать. Ах да, я опять отвлёкся. Но, собственно говоря, проблему я в общем обозначил, теперь остаётся сказать о том, как всё вернуть «на круги свою». Имеется в виду частный случай мистера Герца.   
Вообще-то Бенджамин человек довольно эмоциональный и с ним трудно вести беседу, потому что он всё время прерывает собеседника и умудряется поворачивать туда, куда интересно говорить самому Бену. Так обычно происходит, но только не на этот раз. Теперь Хамильтон помалкивал, лишь иногда раскрывая рот, словно собирается, по своей давешней привычке задать очередной бесцеремонный вопрос, но вопроса не звучит и Хамильтон оттого сейчас напоминает рыбу, которая мучается от кислородного голодания и высовывается из воды, шевелит губами и таращится на вас. Таращится, в точности как Бен в эту минуту.
-- Непросвещённый в наши проблемы человек отправился бы на поиски того истукана, чтобы начать свои «танцы» вокруг него, пытаясь запустить обратные процессы, чтобы вернуть жизненные силы мистера Герца…
-- Но этого делать не следует? – Выдавил из себя Хамильтон и каждый дурак бы догадался, что именно этой «дорогой» и собирался следовать наш «Хемингуэй».
-- Нет. Это не принесёт абсолютно никакого результата.
-- Но почему? – Хамильтон посмотрел сначала на меня, а потом бросил короткий взгляд в сторону Моликанги, словно говоря этим, что этот вопрос общий и занимает не только его, но и всех остальных участников нашего маленького союза.
-- Почему? – Казалось, вопрос сильно удивил Хаммерсвельда, но он всё же ответил на него. – Но это же очевидно. Подобные клоны создавались для жертвоприношений, то есть для получения энергии жертв в одностороннем направлении, то есть для демона. Чего-либо обратного от истукана получить невозможно, ибо он для этого не предназначается. Это как платёжный терминал глобальной финансовой системы. Ты кладёшь туда кредитную карточку, и оттуда снимается определённая сумма. Обратного хода просто нет. Повторяю, просто нет.
-- Но позвольте, -- кажется, Хамильтон начал приходить в себя и нащупывать привычные ему аргументы, -- но в этом случае, с платёжными терминалами, существуют банковские автоматы, которые денежную наличность тоже выдают.
-- Я специально сделал такой пример, -- удовлетворённо улыбнулся «Док», -- чтобы вы начали что-то понимать. Да, такие аппараты есть, но они много сложнее обычного платёжного терминала. Считайте, что тот истукан был обычным терминалом, тогда как нам нужен банкомат навороченный разными дополнительными функциями, чтобы извлечь из него то, что нам необходимо. То, что необходимо мистеру Герцу.
-- А я не согласен, -- это заговорил я, хотя до конца ещё не восстановил утраченных сил.
-- С чем вы не согласны? – Удивился «Док». – Что вам надо вернуть утраченные жизненные силы, важную часть души?
-- Этого я как раз жажду, -- объяснил я. – А не согласен, что истукан из природы обычных колдовских «платёжных систем». Вам бы самому почувствовать, на себе лично, как он берёт под свой контроль вас, и заставляет действовать. Такое обычной деревяшке не под силу, даже искусно выточенной.
-- Но я же говорил, что на истукана наложено заклятие, то есть его «запрограммировали» на определённые действия, если так для вас будет привычней. Обычно жертвенный тотем получает энергию принесённой жертвы, то есть улавливает освобождающуюся душу, переподчиняет её себе и тут же отправляет по определённому адресу, возвращая часть энергетического поля жертве обратно, чтобы она, то есть жертва, могла какое-то время функционировать и выполнять определённую деятельность, предусмотренную помещённой в ней программой. А она может быть весьма сложной, уверяю вас. Кстати сказать, большинство серийных убийц и разнообразных маньяков это люди, которые имели несчастье столкнуться с такими вот «клонами» чуждых привычному их миру сил. И это ещё одно из направлений, над которыми работал наш злосчастный отдел Агентства национальной безопасности США.
Хамильтон хмыкнул и высказался на тему, что он начинает понимать, почему закрыли организацию Хаммерсвельда, ибо она занималась вещами, которыми заниматься не принято, а наоборот, принято делать вид, что их вовсе не существует, ибо себе дороже, если с ними столкнуться лично… Бен ещё говорил, погружаясь всё глубже в дебри словосочетаний, которые имели двоякий смысл или не имели смысла вовсе, по крайней мере в том сочетании, в котором Бен их выстраивал. Самое смешное, что Бен это осознавал, но не мог остановиться, как не остановился бы Хемингуэй, которому Бен яростно подрожал.
Иллария его внимательно выслушал, но отвечать не стал, чтобы не затягивать нашу беседу. Он ведь пытался сформулировать, что и как мы будем делать, чтобы помочь мне. Я его внимательно слушал.
-- Я ещё раз повторяю, что не надо заостряться на этом истукане. Он своё дело  сделал, как это нам всем и не прискорбно осознавать. Но положение можно исправить. Правда, для этого придётся отправиться в Мексику.
-- В Мексику? – Не удержался от реплики Бен. – Но отчего же именно в Мексику?
На этом месте я вынужден сделать остановку, чтобы кое-что объяснить пытливому Читателю, который следит за нашей историей не только ради развлечения, но чтобы извлечь из неё какую-то дополнительную пользу для ума и жизненного опыта. Так вот, за последние лет пятьдесят политика Соединённых Штатов делает поэтапные шаги для объединения всего Североамериканского континента. То есть готовится почва для образования альянса или лиги государств, вроде нынешнего Европейского Союза или Советского Союза, в их лучшие годы. Только вместо десятков крошечных государств с разветвлённой бюрократической системой, которой так уверенно пользуется чиновничество и которая сводит на «нет» все преимущества совместного ведения экономик, здесь мы видим всего три государства, если считать за одно США, разные штаты которого имеют свою собственную законодательную базу. Канадское федеративное государство является частью Британского союза и управляется, вполне номинально, английской королевой. Но британская политическая система одна из самых гибких в мировой истории и позволяет участие в разного рода глобальных экспериментах. Таким вот экспериментом и является план- программа НАФТА, по интеграции североамериканских государств, попытка создать общую экономическую и политическую платформу. Точно так же и Мексиканская республика, которая испытывает большие трудности из-за собственных внутренних проблем, которые являются последствиями североамериканской внешней и внутренней политики. Здесь требуется известное уточнение. Известно, насколько сильны и влиятельны были преступные организации в Соединённых Штатах в первой половине двадцатого столетия. Фактически мафия правила целыми государствами, такими, как Куба, Колумбия или Гаити. Дошло до того, что политики и спецслужбы использовали связи мафии, чтобы открыть «второй фронт» в Италии, когда готовили высадить десант союзных англо-американских войск. После этих «контактов» и начались «золотые дни» для американской преступности, которая экспортировалась в Италию, Японию, Германию и другие государства. Но после того, как на Кубе случилась социалистическая революция и местное население поддержало группу авантюристов, возглавляемых Фиделем Кастро, «Че» Геварой и Сьенфуэгосом, раздражённое всевластием американских бандитов, с мафией стали бороться, постепенно вытесняя её с территории Штатов. Постепенно самые отъявленные из гангстеров перебрались в Мексику и создали там крупные картели для выполнения разных криминальных задач, от убийств и торговли оружием или наркотиками, до афер и проституции. Постепенно улицы мексиканских крупных городов стали закрытыми «зонами», где властвовала, почти открыто преступность. Хуже положение было только в Колумбии и Бразилии. И спецслужбы США вновь предложили властям Мексики «руку помощи», при поддержке своих политиков. Они обещали решить проблемы преступности, в ответ на интеграцию Мексики в будущий союз США и Канады. И власти Мексики ответили согласием, с известными оговорками, но всё же это было согласие. Со временем Мексика должна была стать ещё ближе государству, которое и без того «отщипнула» у них едва ли не треть территорий.
Отнимем у Читателя ещё немного времени и попросим задуматься, отчего профессиональная преступность сделалась частью политики урбанизации, тогда как в маленьких городах и весях её практически нет, а если она там присутствует, то только потому, что те веси сделали крайне зависимыми от городской цивилизации. А причиной здесь является то, что называется разницей потенциалов. Хоть термин этот из разделов физических величин, но так будет понятней. В условиях современного развития всё в нашей жизни регламентировано и распланировано. От отдельного человека мало что зависит. Его главной обязанностью является выполнение поставленных перед ним задач. Чем лучше он их выполняет, тем получает большую зарплату, на которую может получить необходимое количество товаров и услуг. Но результативность его труда повышается и средств накапливается больше и эти средства аккумулируются в финансовых сферах, то есть банках. А вот здесь появляется искушение переориентирования части финансовых потоков в пользу тех, кто берёт на себя риски заняться этим. Конечно, существуют способы этому помешать, но «плоть человеческая слаба» и находятся способы «договориться». Это и есть профессиональная преступность, то есть союзничество тех, кто преступил нормы и законы, но создал ситуацию, чтобы оставаться вне системы наказания. Совсем или на время, зависит от многих факторов, в том числе и от той государственной системы, в которой страна развивается.
Но это характерно больше для городов- мегаполисов, внутреннее развитие которых сложно устроено и слишком зависит от многих факторов, которые и используют в своих корыстных целях ушлые личности. Некоторые умудряются затягивать в свои «сети» политиков, перераспределяя в их пользу часть полученных преступными путями прибылей. В провинциальной части всё гораздо проще и все эти механизмы хозяйствования легче контролировать. Потому гораздо реже происходят преступные поползновения. Да и уголовная преступность ниже, потому как гангстеры предпочитают заниматься своими «грязными» делами там, где много денег, то есть в городах.
А как же производство наркотиков, а также базы для их выращивания? Это «дело» давно уже перестало быть просто частным уголовным деянием и перешло в ранг политических игрищ. То есть перешло в фазу масштабного производства, где-нибудь в Колумбии или «золотом треугольнике» в Юго-Восточной Азии, в Афганистане, Турции и так далее. Их контролирует кто угодно, но только не местное население, проживающее в тех местах. Да, они могут использоваться в качестве наёмных работников, но очень неохотно и, как правило, без «выхода» из этого криминального «промысла». От них ничего не зависит и они ничего не могут сделать. Разве что бежать прочь, или умереть от передозировки или «несчастного случая». На эту тему мы ещё поговорим, но не будем злоупотреблять вашим вниманием, ибо пора снова вернуться к нашим героям.


Глава 7. Чего мы не знали о Мексике.
Почему именно в Мексику, спросил у Хаммерсвельда мой друг Бен. В ответ «Док» разразился целой лекцией, дословно которую приводить здесь не имеет особого смысла, хотя бы по той причине, что она перегружена разными научными терминами, растолковывать которые совершенно нет нужды. И я передам всё вкратце, ибо мы решили следовать руководствам «Дока», который владел информацией в полной мере. Не надо забывать о той организации, с которой он совсем недавно ещё активно сотрудничал.
Оказывается, Мексика оказала большое влияние на весь Американский континент. Конечно же, мы говорим не о государстве, а о географических территориях. Считается, что колыбелью человечества послужила Африка. Но Америка тоже была важной составной частью развития человечества.
Когда-то человеческие племена начали расселяться с Африканского континента. Сначала они освоили Европу, потом заселили Азию, а потом перебрались и на Американский континент. Это было время больших передвижений, целых народностей. В Библии описано, как переселялись, с одной территории  на другую, «колена», то есть племена иудеев. Не менее примечательны были перемещения ариев, которые с берегов Инда заселили большую часть Европы. Точно так же двигались скифско- славянские племена, основав гигантское государство, которое, в качестве мифов и легенд, дошло до нас как Гиперборея.
Менее известны сведения, что сталось с народностями, которые забрались на другой конец света, континент, который был назван впоследствии Новым светом. Точнее, все данные были тщательно уничтожены орденом иезуитов, члены которого были чрезвычайно активны именно в этой части мира. И это было совсем не случайно.
Известно, что орден иезуитов был создан Католической церковью именно для того, чтобы противодействовать внешним факторам, которые влияли на само здание Церкви. Условно говоря, это была своего рода Академия наук, созданная при Ватикане, чтобы собирать и анализировать самые разные данные. В орден иезуитов отбирались самые просвещённые люди своего времени, имеющие гибкую психику и умеющие понять и разглядеть много больше обычного среднего человека, которого Католическая церковь, как и любая другая мировая религия, старается держать под полным своим контролем.  Неслучайно иезуиты занялись тем, что позднее стало именоваться геополитикой, то есть создавать для государств, своих и чужих, те условия, развитие которых принесёт им в будущем вполне реальные плоды. Но это были побочные достижения. Основное поприще иезуитов было изучение факторов, влияющих на само существование Католической церкви.         
Говорить об этом не принято, но чаще всего иезуиты сталкивались с тем, что сейчас именуется паранормальными явлениями, в Испании и в Польше, потому там было так много этих деятелей. В Испании действовали мавры из Магриба, государства, которое жило старыми традициями, сохранившимися ещё с доисторических времён. В Магрибе, да ещё пожалуй в Шумере и в Тибете, практиковались стародавние знания, которые в средневековье называли колдовством, или магией, а людей, что сохранили эти методики и практиковали их в угоду местной знати.
Вот с этой ересью и боролись католические священники, устраивая судилища Святой Инквизиции, где обязательно присутствовали иезуиты и записывали, записывали всё, а иногда, когда информации было недостаточно, допрашивали «колдунов» лично. Само собой, что это держалось в секрете.
Сначала Инквизиция действовала как сила сугубо карательная, но потом, со временем, в судебных записях скопилось столько информации самого противоречивого толка, что понадобился самостоятельный орган, чтобы эту информацию с толком обрабатывать. Вот тогда-то и появились специалисты.
Зачинателем и первым генералом являлся дон Иниго Лопес де Рекальдо, представитель древнего кастильского рыцарского рода. Да и сам дон Иниго с юных лет стремился к военной и рыцарской службе, зачитываясь романом о странствиях и приключениях рыцаря Амадиса Галльского, как это делал Дон Кихот, явно списанный Сервантесом с идальго де Рекальдо. Только Сааведра образ шаржировал, изобразив своего персонажа сатирически, тогда как дон Иниго был и действовал абсолютно серьёзно. Он не раз сталкивался с мавританскими магами и знал, насколько они опасны. Науками он тогда ещё не занимался, а был истово верующим человеком, что было нормой для того времени и тех мест. Уже в тридцатилетнем возрасте, при защите от французов города Пампелуна, он был серьёзно ранен. Пострадали обе ноги и столь серьёзно, что он был доставлен в отцовский замок, где над ним хлопотали лекари. Надо полагать, низкоквалифицированные, потому как ноги пришлось несколько раз ломать, по причине неправильного лечения, а часть наросшей плоти было нещадно вырезано. В результате, как военный и рыцарь де Рекальдо закончился и его военная карьера завершилась. Дон Иниго едва мог передвигаться, то на костылях, то с помощью палки. Но он обладал яростным характером и столь же яростной верой. Он начал изучать жития святых, в основном Франциска и Доминика, что давало ему дополнительные силы. Дон Иниго решил посвятить себя Богу и отправился в селение Монсеррат, что находилось вблизи Барселоны, и где хранился чудотворный образ Богородицы. Там доблестный рыцарь встал на ноги, и простоял на ногах всенощные бдения, а потом повесил рядом с образом Богородицы свои меч и кинжал, поклявшись нести ей службу столь же верно, как раньше нёс с этим оружием в руках. Ещё он поклялся дойти пешком в Палестину и побывать на могиле Спасителя, Иисуса Христоса. Туда он и  отправился. Но сил его хватило ненадолго. В то время в Европе начался Чёрный Мор. Чума добралась и до Испании. Пришлось новоявленному «рыцарю веры» задержаться в небольшом каталонском городишке Манрезе. Он взял себе весьма жёсткие обеты и жил на сухарях и воде, часами простаивая на коленях перед божественными образами. Часто его посещали видения, и он вёл длительные беседы с Иисусом, Богородицей девой Марией, а также своими кумирами Домиником, Франциском и даже Амадисом Галльским. Посещали его и бесы, искушая его всячески, предлагая ему многое. Дон Иниго даже решил сделаться отшельником. Все эти «умерщвления плоти» обернулось тяжёлой болезнью с нервным истощением, которые он едва перенёс. И снова ему являлись видения, в результате которых он вдруг потянулся к знаниям. Побывал он и в Италии, и в Палестине, но местное духовенство отнеслось к нему с полным равнодушием, и он снова отправился в Европу, где в Саламанке и Алькале изучал с тщанием философию и богословие, постигая его много шире прочих вагантов и студиозов. Он обучал крестьянских детей грамоте и богословию и вёл даже службы. К нему начала присматриваться Инквизиция, и, опасаясь преследований, молодой богослов отправился в Париж, который в то время являлся центром Европы и европейской политики. Дон Иниго мечтал поступить в Сорбонну, чтобы не отставать в быстроте ума от лучших людей его времени. Но имеющихся у него знаний не хватило для поступления в Сорбонский университет. К тому времени наш подвижник обзавёлся несколькими последователями, которые искренне считали дона Иниго святым. Он собирал слушателей и читал им лекции, похожие на проповеди. Так сложился кружок святого Игнасио, как его называли здесь, в Париже. На Монмартре, в церкви святой Марии все участники кружка дали обет бедности и целомудрия и решили отправиться в Палестину, чтобы нести свет христианской веры среди неверных. Они даже добрались до Венеции, чтобы оттуда отправиться в Иерусалим морским путём. Но именно в то время началась война с Оттоманской империей, то есть с Турцией. Дон Игнасио посчитал это божьим знаком и отправился в Рим. Надо сказать, что к тому времени к дону Игнасио начали стекаться щедрые пожертвования от людей, которые признавали за ним право не только на выполнение христианской миссии, но и чего-то большего. В Риме вся компания получила сан священников, а двое, савоец Лефевр и Франциск Ксаверий из Пампелуны даже сделались профессорами богословия в университете Рима. Сам же дон Игнасио имел весьма продолжительную беседу с папой Павлом Третьим и поделился с ним намерением возглавить придуманную им Христову милицию. Папа идею его одобрил и посоветовал даже её расширить и возглавить целый монашеский орден, с весьма специфическими функциями. Как вы уже должно быть догадались, это было Общество Иисуса, а первым генералом этого ордена стал сам Игнатий Лойола, по названию фамильного замка. И если до сего дня его преследовали кардиналы и римская аристократия, то теперь всё изменилось и расположения нового католического генерала искали уже многие, вот только он не отличался тем расположением, каким славились ватиканские клерикалы. Игнатий Лойола был выше сиюминутной политики европейских королевских домов и следил, чтобы мздоимство не развращало иезуитов его ордена. Деятели нового ордена разъехались по всему миру, и множество их служило не только в Европе, но и в Африке, и в Новом свете, и в Азии, в Индии, Китае, Тибете. Немало их было и в России.
Почему мы выделили Россию? Чуть ранее мы поминали, что много внимания иезуиты уделяли Испании и Польше. Про Испанию мы уже говорили и про влияние на неё мавританско- магрибской культуры. Что же интересовало иезуитов в Польше? Конечно, огромная православная Московия, которая стала наследницей Византии, но вместе с тем и находившейся долгое время под властью Золотой Орды, которая несла в себе исламскую веру, что сказалось и на государственном устройстве Руси. А ещё Русь была потомком древней Гипербореи, которая, в далёком прошлом, властвовала над доброй половиной мира и несла в себе некие сакральные знания и истины, которые совсем не пропали, а где-то там, на бескрайних просторах, находились люди, которые сохранили тайные знания и не теряли надежду их когда-то применить. К примеру, орден корабельников послал своего представителя, Григория Новых, в Санкт-Петербург, где он сумел войти в доверие к императорской чете Романовых, занимался лечением и делал предсказания. Он получил известность во всём мире, как Григорий Распутин, «старец», которого одни называли святым последних дней, а другие именовали спутником дьявола, но никто не сомневался, что он есть обычный человек. Это было уже на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий, через много лет после кончины Лойолы, но орден его продолжал активно действовать и вести наблюдения.
Вернёмся из заснеженной России обратно в тропический мир Мексики. Как-то мы уже говорили, что за пару столетий до Колумба Атлантический океан пересекли корабли с остатками обществ катаров, которых разгромили в Лангедоке и попытались уничтожить с помощью тотального преследования со стороны Католической церкви. Катары бежали через океан и попытались обжиться на новом месте. И здесь они поняли, что попали в абсолютно другой мир, населённый людьми, поклонявшимися дьяволу. Да, их боги имели демоническую сущность и, если бог Иисуса – Яхве, Иегова или Саваоф не демонстрировали явно своего присутствия, доверившись представителям Ватикана, то здешние боги были активны. И это было ужасно.
Катары приняли самое деятельное участие в переустройстве империй, которые к тому времени сложились на Юкатане, южной части полуострова Калифорния и другим территориям, покрытым горами или прибрежными джунглями. Они обладали многими знаниями и умениями и им было что противопоставить местным дьяволопоклонникам.
К тому времени, как испанские завоеватели начали свою Конкисту на Латинском континенте, вдруг оказалось, что многие местные города, имеющие величественные здания храмов- пирамид, более масштабные, чем в Египте, стоят опустевшие, а население куда-то пропало, а то и вымерло в результате каких-то действий. Это было одной из тайн Америки, хотя в этом были задействованы катары, точнее, их потомки.               
Эти потомки, они многое успели сделать, потому что были хорошо организованы и получили хорошую закалку в противостоянии Католической церкви. Они много работали и успели хорошо подготовиться к приходу европейцев на этот новый обширный континент. Они появлялись среди колонистов под видом мигрантов и сумели внушить им идеи самодостаточности от старосветской метрополии. Помогло им то, что англичане ссылали сюда своих преступников, которые были априори недовольны британской политикой. Для сравнения, кастильская аристократия из обедневших родов, которая осваивала пространства южной половины континента, не заводили речи об отделении Новой Испании от старой. Зато потом, когда Испания резко деградировала и сдала все позиции, по Латинской Америке прошёлся настоящий шквал всяческого рода революций, путчей и переворотов. Появилась масса авантюристов, решивших сделать политическую карьеру и погрузивших свои государства в хаос и беспорядок. Ещё раз сравните с тем, что происходила в той же Америке, но в северной её половине. Потомки катаров умело выстраивали свою политику, строили своё государство.
Вне всякого сомнения, часть катаров присутствовала в правительствах и сенатах, занимала важные места в демократической и республиканской партиях, и все они активно влияли на международную политику. Точно так же вне всякого сомнения, что общество катаров разделилось на два, минимум два непримиримых лагеря, каждый из которых видел свой путь, который не совпадал, а то и противоречил тому выбору, который отстаивали конкуренты, нет, даже противники.
Остаётся добавить, что разделение это случилось в то время, когда катары выстраивали свою защиту от дьявольских сил, которые правили до них народами и территориями этого континента. По-видимому, часть переселенцев как-то сумели договориться с «той стороной» и начали в неё встраиваться.
Как же так, спросит иной пытливый Читатель, разве можно сотрудничать с дьяволом? Всё не так просто, скажем мы. Посмотрите вокруг и подумайте, насколько жизнь вокруг нас, у соседей, отвечает тем заветам и мировоззрениям, которые отстаивает Христианская церковь. Насколько работают заповеди Иисуса Христа? Кто-то им следует, кто-то нет, и у кого больше шансов быть успешными в той реальности, которая нас окружает?
Это мы говорим для тех, кто задаётся вопросами и ищет на них ответы. Прочие ведь не привыкли беспокоиться. Важно личное благополучие, а всё остальное… Как там говорила милашка госпожа де Помпадур, вкушая шантре и пирожные эклер?
Но это всё лирика, слегка перемешанное с философией и футурологией. А мы вновь возвращаемся в жаркую Мексику, точнее даже Испанскую Америку.
После того, как Наполеон начал войну с Испанией, её колонии решили, что более удобного момента для обретения свободы у них вряд ли получится. Создалась парадоксальная ситуация. Испании надо было перебрасывать в Европу колониальную армию, которая, в качестве гарнизонов, являлась гарантом сохранения колоний. Существенного пополнения так и не случилось, и Наполеон поставил во главе испанского королевства своего брата. Но европейская история и политика в настоящий момент нас не очень-то и волнует. Гораздо интересней было, как складывается обстановка в Америке Латинской. Новая Испания была там главной опорой власти Мадрида, и потому Мексика освободилась едва ли не последней. Симон Боливар, Хосе де Сан-Мартин, Антонио Сукре, Франсиско де Миранда, Антонио Нориньо. Эти и другие борцы, творцы революций, стали генералиссимусами и президентами новых республик. Кто-то погиб, замученный в тюрьмах или павший на поле боя, кто-то закончил жизнь в почёте и уважении, но все они вложили свою лепту, и лепту немалую, в становление жизни на континенте. Прекратились преследования Инквизиции, было отменено рабство, отменили налоги в фонд метрополии и экономики новых государств, Новой Гранады, Великой Колумбии и прочих, стали расти и крепнуть.
А что же Мексика? Она тоже заявила о своём отчуждении от Испании и даже появилась Мексиканская империя, которая должна была объединить всю Америку Центральную и часть Северной. Августин Итурбиде объявил себя императором Августином Первым. Но когда начали таять в казне деньги, его сместили, а диктатором сделался Антонио Лопес Санта-Ана, который был довольно жестоким политиком, не считавшимся с количеством жертв. Впрочем, в Латинской Америке с жертвами мало кто считался, воевали там «большой кровью». Но Санта-Ана «прославился» тем, что по договору Гадсдена , после войны с могущественным и сильным северным соседом, передал Северо-Американским Соединённым Штатам свыше ста двадцати тысяч квадратных километров своих территорий, то есть территорий Мексики. Калифорния, Техас, Нью-Мексико, Аризона, всего семь штатов, которые вошли в состав США.
Пожалуй, именно с тех пор Мексиканские Соединённые Штаты и оказались в зависимом положении от своего соседа, на положении «младшего брата» и «бедного родственника». Вся преступность, которая не смогла найти высокого покровителя в США, изгонялась сюда, и мексиканский криминалитет был кровав и бесшабашен, как если бы Запорожская Сечь внезапно породнилась с Крымским ханством. Их союз дал бы то, что имела Мексика на своей территории км концу двадцатого столетия.
Но это всего лишь одна сторона медали. А второй стороной была крепнущая экономика и большие перспективы, масштабные инвестиции и вполне передовая промышленность. Правда, вся она была сосредоточена вокруг столицы, где полиция, спецслужбы и политики могли контролировать средства, которые вкладывались в реальные секторы реальной экономики реального государства, которое надеялось войти вместе со всем цивилизованным миром в двадцать первый век.


Глава 8. Мы собираемся в Мексику.
Если южные штаты продолжали сохранять в своей памяти о своей принадлежности, когда-то, к Мексиканской республике, то Эль-Пасо был скорее городом мексиканским, чем собственно североамериканским, несмотря на то, что всюду развевались припорошённые песком, принесённым сюда из пустыни Алано-Эстакадо, полотнища звёздно- полосатых флагов. Рядом с бетонно- стеклянными фасадами многоэтажных зданий соседствовали узкие кварталы одноэтажных особнячков с плоскими крышами и глиняными стенами, окружающими дворы, где были устроены крошечные бассейны и садики с плодовыми деревьями и установками, разбрызгивающими вокруг водяные струйки. «Макдоналдсы» с непременными гамбургерами и хот-догами соседствовали с блюдами мексиканской кухни, перенасыщенными острым красным перцем «чили», а в барах наливали как «бурбон» и виски «Блэк лейбл», так и текилу из кактусовых выжимок. То есть мексиканский образ жизни не сдавал своих «пограничных позиций» и даже превалировал над американскими стандартами повседневной жизни.
Штат Техас всегда отличался от всех остальных штатов нашего государства. Истинный техасец был твёрдо уверен, что проживает в лучшей стране и его штат самый лучший и самый большой. Здесь всё было больше и лучше, чем в других местах Америки. Настоящий ковбои в шляпах «Стетсон», увешанные кольтами вполне уверенно чувствовали себя рядом с предприятиями НАСА, выпускающими самую продвинутую космическую технику. И это было в порядке вещей.
Здесь до сих пор случались дуэли и понятие «мексиканская дуэль», когда куча народа палила друг в друга до тех пор, пока на ногах не оставался лишь один, который и был прав, который становился героем, пошло именно из Техаса. Большая часть вестернов, любимого жанра североамериканского кинематографа, подразумевало место действия именно Техас. Итальянские фильмы в жанре «спагетти- вестерн», снятых Леоне, Дамиани, прославили Техас и сделали его эталоном американского образа жизни, его самодостаточности, много сыграло на становление американского менталитета. А ведь, если разобраться, техасцы, это промежуточное звено между американцами США и мексиканцами.
Что есть Мексика, по отношению к Соединённым Штатам? То же самое, что Шотландия, по отношению к Англии, Сицилия по отношению к Италии, Северный Кавказ по отношению к России. Это отношение младшего брата, возгоревшегося непомерными амбициями и самомнением, но который к глубине души осознаёт преимущества старшего брата, и это его постоянно бесит, и он готов отстаивать, по поводу и без, свои права.
Примерно всё так сложилось. И Эль-Пасо, небольшой городок, вмещает в себя все прелести и опасности Североамериканских и Мексиканских штатов. Я об этом как-то до сих и не думал, не замечал многих особенностей, погружённый всем сердцем, всей душой, в прошлое этой земли, знавшей столько войн и конфликтов, что они стали привычным и обыденным явлением. Здесь до сих пор население возит в машине кольт, винчестер, а то и М-16, и это не считается из ряда вон событием. Привычка, знаете ли, не более того.
Должно быть поэтому предложение Хаммерсвельда отправиться в Мексику не показалось нам столь необычным, потому как она, то есть Мексика, уже была здесь, по ту сторону входной двери. Вот только…
-- А как нам быть с мистером Герцем? – Спросил Хамильтон «Дока», уловив мои мысли, а может и сам думал так.
-- А что с ним? – «Док» принялся меня разглядывать, словно я очутился в комнате мгновение назад.
-- В таком состоянии он сможет путешествовать? Я лично в этом сомневаюсь.
Я мог бы подняться, и даже пройти пару кварталов, не говоря о том, чтобы проехаться на машине, хотя бы в качестве пассажира, но дальние многочасовые переезды… не знаю… не знаю…
«Док» продолжал разглядывать меня, примеряясь к губам своими редкими зубами. Прагматик и теоретик, он мало заботился о действительности. Наверное, рядом с ним всё время были те, кто брал на себя практическую сторону решения проблем. Как, в данный момент Сэм Моликанги.
-- В самом деле, я как-то упустил это из внимания. Но… ничего страшного. Мы создадим для нашего общего друга внешний резерв, который будет его подпитывать.
Интересно, что это за штука – внешний резерв? Человек, это ведь вам не аккумулятор, который можно подключить к внешней сети и зарядить. Что он имеет в виду? А может, это наркотики? Или допинг, который позволяет спортсменам совершать рекорды, действуя сверх того лимита, который выделен Создателем нам для обычной жизни.
-- Предупреждаю, что наркотиками я не балуюсь, -- заявил я, -- и не хотел бы в дальнейшем…
-- Глупости, -- оборвал меня «Док». – Сейчас имеется масса средств. Что вы можете сказать об энергетиках, молодёжных коктейлях, которые потребляют студенты всех стран, особенно во время сдачи экзаменов, когда надо «быть в форме», при этом не удаляя себя от того перечня удовольствий, в которых молодёжь не в силах себе отказать? А ведь в основе их обычный кофеин.
-- Что я могу сказать? Пожалуй, ничего. Лишь только напомнить, что молодёжь, она потому и молодёжь, что ещё не успела измохратить всячески свой организм, а оттого полна сил и желания экспериментировать.
-- Так это и нам не чуждо, людям зрелым и с опытом.
По тому, как на меня посмотрели и Бен, и Моликанги, стало ясно, что компания у нас подобралась ещё та. Впрочем, иного и быть не могло. Обычные люди в нашей ситуации не оказываются. Хаммерсвельд, наверное, чтобы меня поддержать, разразился небольшой лекцией.
-- Человеческий организм, он ведь сродни аккумулятору. Наши мышцы, мускулатура являются своеобразными преобразователями той энергии, что накапливается в клетках нуклеотида аденозинтрифосфата, под влиянием ионов магния и кальция. Наш организм выделяет специальные ферменты, под влиянием которых концевые фосфатные группы начинают расщепляться, как микроядерные бомбы, вплёскивая довольно большие порции энергии. За этими возможностями человека большое будущее. Я не буду описывать возможности с этим связанные, просто помогу эти фосфатные группы создать.
-- Каким образом? – спросил я. – Это вроде спортивного питания?
-- И да, и нет, -- улыбнулся «Док». – Спортивное питание, всяческие анаболики и стероиды вещь эффектная, но не так уж и эффективна. Есть и другие методики. Конечно, я всё представляю сугубо теоретически, но придётся всё попробовать на практике. Возражать вы не будете?
Возражать мы не стали. Моликанги было всё равно, Бену интересно, а мне деваться было некуда. Мы наблюдали за суетливыми манипуляциями «Дока», потом Сэм куда-то ушёл, испарился и Бен, а я… можно это назвать и ступором, можно и усталостью, но я понимал всё меньше, что со мной творит это «ворожей». Он что-то бормотал, давал мне пить какие-то растворы, делал руками комбинации сложных знаков. А в конце всего я просто задремал.
Когда я открыл глаза, было ощущение, словно я выспался на неделю вперёд. С аппетитом покушал и бодро вскочил на ноги. Подумать только, методы Хаммерсвельда работали! А я мысленно потешался над ним. Мысленно, потому как всё глубже погружался в апатию, или как это у них называется, меланхолия?
Чем же заняться, что делать? Я вспомнил, что надо бы связаться с музеем и как-то себя там обозначить, пока они не начали паниковать. Я тут же позвонил в музей и рассказал, что во время последней командировки подхватил злую лихорадку и, вероятно, на какое-то время займусь лечением. Мне ответили, что понимают мою озабоченность и будут ждать моего полного выздоровления. Дело сделано.
Тут в квартиру ураганом ворвался Бен. Он у нас всегда такой экспансивный. Энергия из него так и брызжет, переливается через край. Ему порой приходится себя сдерживать, и не всегда удачно. Его надо принимать таким, какой он есть. Или не принимать. Уж как вам угодно. Сначала я этого не понимал и сердился, но потом как-то смирился. Вот тогда-то у нас и началась настоящая дружба. При случае я расскажу вам, что нас связало. А пока что…
-- Ури! Дружище! – По своему обычаю закричал Бен, показывая два объёмных пакета, которые он с трудом удерживал, прижимая к себе. – Ты с голову не помрёшь, пока у тебя ещё есть друзья, такие, как я. И ещё, тебе надо позвонить в музей и сказать им, что ты болен и намерен серьёзно погрузиться в лечение.
-- Только что именно это я и сделал, -- признался я, сосредоточившись на пакетах в руках моего друга. Интересно, что там содержится? Чувство голода стало нестерпимым.
-- Молодец, -- вопил Бен, корча уморительные рожи, чтобы поддержать меня, если я задумаю унывать. – Но я не зря сказал про лечение. Я тут подумал, зачем мы могли бы отправиться в эту чёртову Мексику. А потом вспомнил про медицинский центр, который использует методы лечения майя. Помнишь об таком?
Если честно, то я про него забыл. А зря. На самом юге Мексиканских Штатов, в горной области Чьяпас открылась медицинская клиника, которая практиковала индейские методики, основанные на траволечении и заговорах. Это было сделано для местного населения и работали там преимущественно медики, имевшие местные корни, индейцы майя, сапотеки, были метисы, наполовину белые, наполовину индейцы. Собственно говоря, таких в Мексике большинство, оттого у них у всех такая горячая кровь и приверженность к революциям, но только в той клинике медперсонал был более «индейским», что ли. Не знаю уж, как получилось, но они сумели вылечить несколько влиятельных персон и, неожиданно, их клиника стала вдруг популярной до такой степени, что туда даже начали приезжать из наших Штатов, сделали к ним крупные инвестиции, закупили оборудование. Но потом дела пошли не так, как планировались, и клиника, то есть уже медицинский центр, растерял часть своей популярности и к ним уже не валили валом, как это случилось на пике популярности. Лично я думаю, что кто-то попытался купить её и начал рекламную компанию, но потом дела с покупкой как-то не заладились, может местный медперсонал не пожелал работать по тем условиям, какие им навязывал будущий владелец, не могу знать, но сделка сорвалась, мода на экзотическое лечение кактусами прошла, и клиника растеряла большую часть привлекательности, хотя оборудование новейших медицинских образцов у них так и осталось. Вот про этот центр, в городишке Тустла-Гутьеррас, и вспомнил Хамильтон, который успел как-то побывать там и залечить какую-то болячку, которую он подхватил в развалинах Чичен-Ицы.       
Выслушав восторженные речи Хамильтона, который, разбрызгивая слюну, перечислял все достоинства предложенного им решения нашей общей проблемы, я начал всё больше скептически рассматривать то, что предлагалось моим другом. Должно быть эти настроения Бен рассмотрел в выражении моего лица и это привело его в ещё большое возбуждение.
-- Да пойми же, Ури, мой высокоучёный друг! Мы не можем заявиться в какую-либо клинику на территории Штатов и попросить их подштопать душу, чтобы восстановить её в полном былом объёме. Такой «болезни» для них просто не существует! А раз нет болезни, то нет и способов её излечения. Нас просто поднимут на смех, и это в лучшем случае.
-- А в худшем?
-- Худшее мы уже имеем! И я не желаю ассоциировать тебя с этим. Но там, в Тустла-Гутьеррас, они не станут высмеивать нас. У них другой подход к проблемам изучения души и её недугов. Я уверен, что они уже сталкивались с чем-то подобным, потому как это у них практиковалось. Я даже что-то припоминаю. Что-то из области вампиризма. Чёрт побери, слышал бы нас кто-то из учёной братии, о чём мы с тобой здесь рассуждаем! В каком веке мы живём? Я всё больше погружаюсь в какое-то безумие и сам себя убеждаю, что всё это реальность. Но опыт моей былой жизни уверяет меня, что всё не так. Кому мне верить, Ури?
-- Давай дождёмся мистера Хаммерсвельда и посоветуемся с ним. К тому же, я чувствую себя много лучше, чем вчера, и думаю, что всё не так страшно, как нам казалось.
-- Может быть это так. Но может быть, и совсем не так. Легко что-то утверждать, ни за что не отвечая! Но у нас-то в активе конкретная жизнь. Твоя жизнь, Ури! Я не прощу себе, если мы ошибёмся! Мы отправимся в Мексику, как это и собирался сделать твой Хаммерсвельд. А я сделаю заявку на прибытие тебя в тот медицинский центр. Уверен, что «Док» тоже не будет против.
Пока мы препирались, пришёл Хаммерсвельд, выслушал горячие и даже пламенные речи моего друга Бена, а потом с ним согласился. Но заявил, что в лечении будет участвовать и он сам, и даже наш чёрный полицейский из Южной Африки.
Выслушав его, Хамильтон вдруг заартачился. Он снова начал кричать и брызгать слюной. Он пытался сказать, что навряд ли работники медицинского центра согласятся, чтобы им сначала предложили заняться лечением, довольно специфическим лечением, а потом поставили условие, что и сами будут тоже лечить.
-- Не знаю, что скажут они, но я бы ни за что не согласился, -- кричал Бен. – Точнее знаю, что скажут они. Если вы можете вылечить Ури, то зачем вы пришли к нам? А если не можете, то зачем будете нарушать наши методики своими советами? Вот что они скажут! И они будут совершенно правы, знаете ли…
Бен ещё что-то кричал, доказывая в общем-то вещи очевидные, и Хаммерсвельд с ним согласился, или сделал вид, что согласился, чтобы избавиться от капель слюны, которую Бен здесь разбрызгивал. Он заявил, что нам придётся разделиться. Мы с Беном отправляемся в этот самый центр, индейскую клинику, в Тустлу, своим ходом, самостоятельно, а они с Моликанги поедут отдельно.
-- Нам лучше разделиться, чтобы не привлекать к нашей компании лишнего внимания. Я надеюсь, что запутал свои следы, но если меня выследят мои недруги, то они могут нам навредить в Мексике, а у них весьма большие возможности. Возможно, я и от Сэма отделюсь, чтобы встретиться с ним где-нибудь в Монтеррее. Мы обо всём договоримся, прежде, чем отправимся в путь, а когда встретимся на месте, я расскажу о своих дальнейших планах, относительно нашей будущей совместной работы.
-- Когда мой друг Ури будет здоров!
-- Когда наш общий друг мистер Герц будет чувствовать себя лучше, -- был вынужден согласиться Хаммерсвельд.
Так началась самая безумная экспедиция в моей жизни, вынужден признать вам я.


Глава 9. Что мы знали о Мексике.
-- Извини, Ури, что я втравил тебя в эту историю, -- уже в сотый раз, довольно унылым тоном произнёс Хамильтон. У меня даже сложилось впечатление, что Бен говорил это сам себе, и смысл этих спичей состоял в том, что зря он сам в это влез. Бен сам этого не осознавал. Это разум его говорил, но Хамильтон привык жить эмоциями. По его разумению, именно так и жил старикан Эрни, то есть великий американский писатель Хемингуэй, кумир и образец для подражания моего друга Бена.
Что бы я сделал на месте Хамильтона. Не знаю, честное слово. То есть я помог бы ему, по первому порыву сердца, но если бы я узнал, каким-то образом, чем всё закончится, то есть во что это выльется, то я бежал бы прочь, закрыв глаза и уши, а Бен, то есть я, остались сами по себе, наедине со своими проблемами. Это не по правилам? Согласен, но лучше быть неправильным и с большим грузом на совести, но живым. У живого будут ещё способы примириться с собственной совестью, тогда как мёртвый… он остаётся со своими ошибками.
Всё это ужасно меня терзало, и Бен взял на себя обязанности по нашим сборам. Он сам договорился и оформил нашу поездку документально, то есть выправил мою медицинскую страховку, по которой будет проведена часть оплаты за моё лечение в той мексиканской клинике. Остальное надо будет гасить самостоятельно. Деньги какие-то у меня были, да и «Док» обещал при встрече подкинуть деньжат, на карманные расходы и вообще. Вот это «вообще» нас немного приободрило.
Что касается Сэма из южной Африки, то этот коп был абсолютно спокоен, словно имел дело с паранормальными случаями если не каждый день, то настолько часто, что давно со всем этим освоился, и это не ставило в тупик, не заставляло мурашки лихо носиться по телу, формируя кожу по гусиному принципу. Как я изъясняюсь, а?!
Договорившись держать связь, Хаммерсвельд покинул мою квартиру, забрав Моликанги с собой. На прощание негр широко улыбнулся нам, показав крупные белые зубы, и вышел, помахав рукой.
Может это мне всё приснилось? И «Док», который был выкинут из АНБ, и чёрный полицейский из Йоханнесбурга, который охотился там на зомби и колдунов, и моя эпопея с отрядом полковника Бойда на Кубе и Филиппинах, и встреча с демоном в городе- призраке с поэтическим названием Яблочная Роща.
Как было бы хорошо, если бы всё было сном, кошмарным видением, но, к сожалению, всё это было, и всё это ещё не закончилось, и я на самом деле умер, и только смелые действия моего друга Бена позволили мне задержаться на этом свете. Как долго я ещё смогу оставаться здесь? Неизвестно, но понятно одно, что легко мне не будет, и нет никакой гарантии, что всё благополучно закончится, и что тот же Бен не последует за мной в мир иной, мир ужаса и смерти…
-- Бен, -- обратился я к Хамильтону, -- ещё не поздно всё вернуть. Я не обижусь…
-- Чего?
Бен смотрел на меня не понимающими глазами. Он протёр их и снова посмотрел на меня.
-- Ты это о чём, дружище Ури?
-- Ещё не поздно тебе всё бросить. Уходи. Я не обижусь.
-- Да как ты такое можешь говорить?!
-- Я знаю адрес клиники. Я могу отправиться туда один. Кто знает, чем закончится эта наша одиссея. Это в кино предусмотрен сценарием благополучный конец. А в жизни чаще всего дело заканчивается много печальней. Я не хотел бы, чтобы с тобой что-то случилось.
-- Ури, дорогуша, -- Бен надвинул на нос тёмные очки и изобразил голливудскую улыбку, -- этот монолог из мелодрамы, слезливой и душещипательной, а мы с тобой участвуем в настоящем мужском триллере, где нет места сомнениям. Или мы победим, или всё будет очень плохо. Я не выхожу из игры и тебе не позволю расслабиться. Что ты задумал? Да стоит мне только удалиться, как ты нырнёшь в эту постель и здесь останешься, тогда как впереди у нас столько событий, достойных вспоминать о них, когда нас старость загонит к камину и креслу. Вот тогда мы будем шамкать вставными челюстями и вспоминать. Боже, ты только представь, что мы будем вспоминать, да я уже готов обделаться от того ужаса, что уже пережил и намерен пережить ещё. А ты готов всего этого меня лишить. И кто ты после этого?
Его чёрные очки, как кляксы, как локаторы станции перехвата, они просвечивали меня рентгеном. Я не стал спорить. Попытку я сделал, попытку оставить всё как есть. Попытка эта не удалась. Так что живём дальше.
Наша профессия историка условно разбивается на две неравные части. Первая из них проходит в библиотеках и архивах, где пылятся важные документы, летописи и манускрипты, которые были найдены и складированы кем-то раньше и всё это время терпеливо дожидались своего исследователя. Успешно или не очень. Это уж как получится. Вторая половина жизни историка проходит на раскопках того, что осталось, сохранилось от прошлого. И это может быть где угодно. Прагматик и мечтатель Генрих Шлиман не только занимался материальным обеспечением русской армии в Крыму, он ещё внимательно читал творение Гомера «Илиада», вычленяя из неё конкретные сведения, чтобы потом, на основании этого анализа, пойти и раскопать холм Гиссарлык, что находится на турецком полуострове Малая Азия. Все читали «Илиаду» и это входило в классические стандарты образования, но если все относились е текстам Гомера, как к мифологии чистой воды, нашёлся человек, который посмотрел на это взглядом   Индианы Джонса и холм Гиссарлык открылся, чтобы представить миру Илион, часть Троады. Вот вам классический пример работы исследователя.
И я, и Хамильтон, много времени проводили в Мексике. Собственного говоря, там мы бывали чаще, чем иной американец в Нью-Йорке, Чикаго или Филадельфии. Юкатан или Калифорнию мы изучили лучше, чем, к примеру, Аляску, где тоже, кстати, бывали, изучая быт алеутов, каяков и эскимосов. Но всё же больше мы заняты основным населением центральной части Америки, то есть тольтеков, майя, ацтеков, ольмеков, сапотеков, яки, апачей и так далее. Эта часть континента была заселена наиболее густо. Такое понятие, как урбанизация, это не обязательно понятие высокотехнологичных веков.
Чтобы это понять, достаточно было посетить речную долину Теотиуакан, где собралось памятников Мезоамерики не меньше, чем в Месопотамии или Сирии. Здесь высятся пирамиды, не менее величественные, чем всем известные египетские, из Мемфиса. Все они померкли, когда начали проводиться археологические исследования небольшой горной долины, названной «местом богов». Первой там была обозначена пирамида Луны, построенная в первом веке нашей эры. Размеры её, 140 на 145 метров в основании и более сорока пяти метров высотой, говорят сами за себя. Гораздо более величественная, это пирамида Солнца, размерами 215 метров на 215 и 63 метра в высоту. Конечно, пирамида Хеопса в Эль-Гизе выше её, и не даром она относится к Семи чудесам света, сохранившаяся до сегодняшних дней, но потрёпанной временем. Но здесь, в долине Теотиуакан, имеются ещё пирамиды, здесь целый комплекс их, названный Цитаделью, главным строением из которых является пирамида Пернатого Змея, одного из главных божеств доколумбовой Америки. Здесь же, на Дороге Мёртвых, названной так по древней традиции, когда здесь проходили похоронные процессии, изукрашенные обсидианом и птичьими перьями,  находятся Южный и Северный дворцы, где жили местные аристократы и разного рода знать. И я, и Хамильтон, не раз бывали в этой знаменитой долине и много времени проводили в раскопках, воссоздавая картину жизни племён, которые здесь обитали.   
Условно говоря, историю Мексики можно разделить на три важных периода. Это доколумбовый период развития континента, когда появлялись и исчезали целые цивилизации. До нас дошли сведения о майя, тольтеков, ацтеков, инков, но многое так и кануло в Лету, сведений о них почти не сохранилось. Постарались здесь и миссионеры от Католической церкви, которые желали доказать, что здесь не было ничего замечательного, пока не появились люди, несущие с собой веру Христа. Такая вот у них была установка, и они её твёрдо следовали. Мы, то есть историки, к которым имели честь принадлежать и мы с Беном, старательно открывали и исследовали те неизвестные «страницы», которые кем-то были тщательно замараны. В чём-то мы преуспевали, в чём-то не получалось. Это уж как получится.
Следующий период в истории Мексики связан с Новой Испанией. Это уже когда здесь утвердились деятели Конкисты, и те аристократы, что перебрались сюда из Кастилии, чтобы выстроить здесь удачливую карьеру. Они искали, в большинстве своём, удачу, а нашли судьбу. Многие из них, планировавшие, разбогатев, вернуться обратно, в Старый свет, чтобы кичиться накопленным богатством и личной доблестью, но удача, это такое явление, что на всех её растянуть невозможно и кому-то приходится остаться с тем, что он заработал сам, своими руками либо своими талантами. Так или иначе, но они получили во владение земельные территории, где начали выстраивать свою Испанию, Американскую. Это период истории Мексики более изучен и вмещает в себя много событий, войн, революций и свершений, которые и сделали Новую Испанию той Мексикой, которой она является сейчас.
Отсюда и начинается третий период истории, который тесно переплетается с Североамериканскими Соединёнными Штатами. Мексиканские штаты и Североамериканские это как сиамские близнецы, которые неразрывно связаны друг с другом, порой ссорятся и поносят друг дружку, но связаны настолько, что обойтись врозь просто не могут. И чем дальше, тем эти процессы только нарастают. Это видно даже невооружённым интеллектом глазом.
Когда-то США пытались раздвинуть своё влияние за счёт зарубежных территорий, присоединяя к себе, то Кубу, то Коста-Рику, Панаму, Гавайи, Филиппины, остров Гуам. Потом они стали экспортировать свой образ жизни, уже после Второй мировой войны, создав столь серьёзные международные геополитические структуры, как ООН, блоки НАТО, СЕАТО и т. п. Был создан «план Маршалла», который предложил тогдашний государственный секретарь США Джордж Маршалл для восстановления экономики Западной Европы, ослабленной после столь масштабной войны. Это позволило американскому доллару развиться до невиданных ранее величин. Подобная программа была создана и для Японии, в которой начали отлаживать новейшие технологии, которые позднее применялись и для становления экономики и государственного устройства Южной Кореи, Тайваня и, отчасти, Гонконга и Сингапура, где сильно было участие Великобритании. Пожалуй, именно тогда совместная работа в геополитических интересах сблизили США и Великобританию.
Позднее США начала форсировать другой свой мегапроект – создание государственного альянса, который должен был объединить всю северную часть американского континента и, в пределах разумного, Центральную Америку. Канада, которая входила в Британский союз, после сближения США с Великобританией, начала медленный дрейф в сторону Филадельфии и Нью-Йорка, заключая соглашение за соглашением, о единой транспортной системе, энергетической, походила очередь банков.      
Куда более стремительное падение в «объятия» северного партнёра претерпевала Мексика. Если Канада и США были равноправными участниками договоров и соглашений, то их южный сосед пребывал как бы на положении младшего брата, немного диковатого и простоватого, этакий приживала. Наверное, оттого мексиканские политики и бизнесмены и демонстрировали гордость и недоступность. Но это была всего лишь игра, целью которой была продажа своего партнёрства по наиболее высокой цене. И другие участники их игру поддерживали. В Мексике скупалось всё и вся, а политики и чиновники богатели, присматривая себе тихое местечке, где они планировали провести остаток жизни, в комфорте и достатке.
Итогом такой политики стало создание гигантского урбанистического монстра, в который превратился Мехико, в агломерацию которого вошла не только территория самой столицы и её окрестности, но и весь штат Мехико. Теперь это был настоящий центр государства и, одновременно, современная компьютеризированная техпромзона, где концентрировались едва ли не все важнейшие технологические предприятия государства.
Мы, учёные, историки, об этих политических игрищах как-то не задумывались, и участвовать в них не планировали никоим образом. По крайней мере до тех пор, пока не заключили союз с Илларией Хаммерсвельдом. А там уже, хочешь не хочешь, но приходится двигаться дальше. Альтернативой ведь всему будет моя смерть. Это – по минимуму. Особо выбирать было нечего.


Глава 10. В Мексике.
Мы заранее договорились, что двигаем с Хамильтоном в его медицинский центр, тогда как «Док» с Сэмом поедут по своему маршруту, где вместе, а где и по отдельности. Этот Хаммерсвельд «собаку съел» на мерах безопасности и перестраховался по полной программе. Мы с Беном в этом были новички, и нас особенно не интересовало, что там будет и как. Для нас было главное – это поставить меня на ноги, а уже потом будет всё остальное, о чём говорил Хаммерсвельд. Мы обещали ему свою помощь и участие, а что именно делать, он скажет нам позднее. Тогда это нас полностью устроило.
Ко всей нашей эпопее Бен отнёсся с большим энтузиазмом. «Док» нас субсидировал неплохой денежной суммой и практичный Хамильтон приобрёл передвижной трейлер, целый жилой дом на колёсах, со спальными комнатами, гостиной, кладовкой, санузлом и душевой комнатушкой. Инженеры и проектировщики остроумно использовали каждый квадратный дюйм внутреннего пространства этого «дома на колёсах». Бен заявил, что в будущем этот дом нам ещё не раз пригодится и это замечательно – быть самодостаточными где-то в южноамериканской сельве и пампасах, куда нас забросит учёная судьба. Я с ним спорить не стал. Хорошо планировать своё будущее, это как-то внушает определённую степень оптимизма.
Мы, то есть в большей степени Бен, собрались и заполнили машину необходимыми вещами. Взяли даже парочку револьверов и крупнокалиберный дробовик. Мексика всегда была бандитским гнездом и здешние гангстеры ещё более безбашенные, чем сицилийские. Хуже их только колумбийские киллеры из наркокартелей, но мы с ними никак не должны пересечься. Те ходят своими тропами, а мы будем следовать своей дорогой.
Долго не рассуждая, мы отправились в путь. До границы ехать было не надо. Эль-Пасо и был приграничным городом, окном в Мексику, и, с другой стороны, в США. Когда-то здесь была выстроена обширная экономическая зона. В пустыне возникла масса сборочных цехов, площадок, где собиралось всё, что угодно, от обычной бытовой техники и автомобилей до сложной техники и станков. С американской стороны поставлялось оборудование и комплектующие, а с мексиканской – дешёвая рабочая сила. Это было выгодно обеим сторонам. Мексика получала работу, деньги и избыток товаров, которые быстро расходились внутри страны, а в Штаты потёк «ручеёк» дешёвых товаров.
Но позднее, когда начал расти Мехико, большая часть приграничной промышленной зоны было прикрыто, осталось в лучшем случае треть от былого делового кипения. Мы проезжали по территории, по обе стороны которой стояли большие строения, выполненные из гофрированного металла, ворота которых были открыты, а внутри хозяйничал ветер, перемешанный с принесённым из пустыни песком, и стаи бродячих собак, которые считали эти строения своим домом, который они охраняли от бродяг и других стай.
Бен нашёл на одной из радиостанций концерт Пола Саймона и Артура Гарфанкела. Медленные и мелодичные композиции как-то скрасили тот довольно унылый пейзаж, что тянулся на мили и мили. Казалось, что мы участвуем в каком-то футуристическом фильме о последствиях неразумного хозяйствования человека.
Трасса была довольно оживлённой. Навстречу нам катил поток машин. Здесь были и те, кто возвращался домой после проведённого отпуска в сравнительно дешёвой Мексике, доход от туризма в которой был больше, чем от торговли нефтью. Всё-таки они удачно использовали своё прошлое, славное прошлое, как доколумбового периода, так и испанского. И научились из этого извлекать выгоду. Я уверен, что здесь постарались мои соотечественники. Но они организовали дело таким образом, что часть доходов и перепадало местным властям. А они  этому были рады. Что-то перепадало местной мафии, что прилипало к рукам корыстолюбивых чиновников, чем грешат почти все страны мира, но какие-то крохи перепадают и муниципалитетам и, через них, индейским поселениям, которые выполняют важные функции в этнотуристическом бизнесе.
Мы заехали пообедать в мексиканскую забегаловку, которая была оформлена под индейское становище. Нам с Беном, как экспертам- историком, были видны некоторые несуразности, из разных временных категорий, которые не должны бы соседствовать друг с другом, но обычные посетители о таких тонкостях  не задумывались и всё прокатывалось. Если на этом не заостряться, то всё было нормально.
Мы посмотрели на суету индейцев в своих нарядах, расшитых ритуальными узорами, отведали местного рагу из тушёных овощей, перемешанных с грибами и мясом ящерицы, сдобренное соусом из паприки и чили, поели лепёшек из маиса, запили всё пульке, кактусовым пивом, по рецепту майя. Маленький оркестр, состоящий из дудок и трещоток исполнил что-то заунывно- торжественное. Должно быть, так местные хозяева закусочной представляли себе досуг обитателей Мексики тысячелетней давности.
Какие-то туристы, то ли из Кореи, то ли из Японии, а может и из Гонконга, с энтузиазмом щёлкали на фотокамеры всё это действие, а потом приобрели местные плащи- пончо и широкополые сомбреро, плетёные из тростника. Эти шляпы заменяли собой зонтик, защищая владельца от жёсткого тропического солнца. Прикрывшись сомбреро, можно было как-то прогуливаться по улочкам селения в испанском стиле, где всё выглядит так, как было лет сто назад, а то и двести, хотя, если приглядеться, то можно заметить, здесь и там, кондиционеры и «тарелки» спутниковых антенн. А ещё была реклама «Кока-колы» и жевательных резинок, но это было везде и стало непременной принадлежностью американского пейзажа.            
Наш «дом на колёсах» колесил по дорогам штата Чиуауа, похожего названием на породу маленькой китайской собачонки. Вот только штат этот совсем не маленький, более того, это самый большой по территории в Мексике штат, но малонаселённый, чуть более трёх миллионов человек. Да и понятно, люди предпочитают селиться в более приемлемых условиях, а здесь летом было слишком жарко, а зимою – холодно, к тому же с гор дули пронизывающие ветры. Хорошо, что мы двигались здесь в самое лучшее время, когда солнце ещё не прожарило землю, когда выгорает всё, и лишь колючие кустарники, алоэ и агавы, лишь иногда местность украшают мелкие цветы каланхоэ.
По этому маршруты мы прокатывали здесь далеко не первый раз, то есть всё нам было не в новинку, как тем туристам из Юго-Восточной Азии, что пытались запечатлеть на фото каждый свой шаг. Может быть, в первый свой приезд сюда нас тоже обуревал какой-то пиетет. Да и то навряд ли. Надо учитывать, что мы приезжали сюда по служебным надобностям, чтобы изучать те следы прошлого, что сохранились как-то до сегодняшних дней. А потом следовал длинный период по освоению и классификации собранного материала. То есть нам некогда было отвлекаться на то, что нас окружало, по причине нашей сосредоточенности… Надеюсь, вы поняли меня, если сами имеете какое-то увлечение, которому предаётесь со всей страстностью, которая не даёт вам отвлекаться на прочие пустяки.
Пустяки. Вот так мы относимся к тому, что видим своими глазами, но не умеем ценить по причине того, что это всё рядом и доступно и не надо стараться, чтобы до этого добраться и чем-то при этом поступаться. А те же японские или китайские туристы, они долгое время копили деньги для поездки сюда, в чём-то себе отказывали, мечтали, и вот их заветы исполнились и они с трепетом относятся к тому, что мы относим к пустякам и видят то, мимо чего мы равнодушно проезжаем.
-- Бен, послушай меня, -- решил я поделиться своими наблюдениями с приятелем, -- а жизнь ведь проносится мимо нас, а мы не умеем её замечать, ценить её и оттого обесцениваем.
-- Я тебя понимаю, -- Хамильтон кинул на меня короткий взгляд и снова уставился на дорогу, по которой мы колесили. – Ури, дружище, ты как бы делаешь итоги, пересматривая, как ты жил, но уверяю тебя, что всё ещё наладится, и я для этого сделаю всё, что возможно и даже чуток сверх этого.
-- Да я не об этом, -- вздохнул я и не стал продолжать, чтобы не отвлекать Бена. Тот человек такой, если проникнется моими настроениями, то абстрагируется от реальности и погрузится в философствование, что чревато непременной дорожной аварией, а оно это нам надо? Вот и я о том же.
Раньше глаз наш цеплялся за всякого рода «американизмы», будь то рекламные баннеры компании «Кока-кола» или «Найк», а то и просто американские автомобили, коих здесь без счёта, но теперь я обращал больше внимания на мексиканские особенности. И даже не сколько мексиканские, а скорей из той категории, что относится к давнему прошлому.
Вы не задавались вопросами, почему европейские государства сделали такой скачок в своём развитии, тогда как южноамериканские государства, которых практически не коснулась своими последствиями ужасная Вторая мировая война? Казалось бы, Бразилия, Аргентина и все прочие республики должны быть более богатыми, чем почти разрушенная Германия, Финляндия, Австрия, Италия, и прочие территории, сквозь которые двигалась машина смерти, то есть активно действующий фронт.
Кто-то может сказать, что причиной является такое важное обстоятельство, что на месте разрушенного легче отстроить что-то новое и передовое, чем восстанавливать что было. В какой-то мере это так. Но есть и другое. То, к чему ты привык, менять как-то не хочется, а если уж начал менять, то уходит что-то для души важное, приходит новое, что используют, но уже не ценят. А то, что важна для человека именно душа, а не возможности как-то реализовать суетные желания, что тешат нашу плоть, уже задумываться не принято. А в Южной Америке весь этот прогресс с его потребительскими тенденциями не имеет такой тлетворной разрушительной силы. Но это всё проходит и молодые поколения всё больше подвержены к суетным сиюминутным желаниям, отрекаясь от чего-то вечного. Тут ведь или-или.
Штаты Чиуауа, а затем и Дуранго не относятся к категориям промышленных и там нет развитой цивилизованной культуры, в нынешнем понимании этого слова. Потому здесь и сохранилось много того, что давно уже исчезло в иных «развитых» территориях. Жители этих территорий клянут свои власти, которые не в силах что-то менять кардинально, а самые активные кидаются прочь и перебираются в Мехико, Гвадалахару, Монтеррей или Сьюдад-Хуарес. Кто-то из них устраивается и устраивается неплохо и снисходительно общается со своими земляками, демонстрируя собственное благополучие, порой делая это картинно. Остальные тоже что-то имеют, больше, чем у них было бы, останься они у себя дома. Но все они, где-то в глубине души, понимают, что совершили предательство, пусть и незначительное, и кинули свою Родину, малую, маленькую Родину, продали её за тридцать «сребреников», то есть удовольствий, и чего-то при этом лишились, а то, что приобрели, не приносит радости. То есть можно делать вид, что радость имеется и вполне конкретные вести, но душа при этом испытывает странное чувство, которое одни называют ностальгией, тоской по брошенному дому, другие - опустошением, когда кажущиеся идеалы оказываются обманчивыми. Эту тоску заливают алкоголем, наркотиками, сексом или шоппингом, но это сродни бегу белки внутри колеса, который вроде бы и двигается, но при этом стоит на месте. Играет музыка, светятся огоньки, но всё это не более, чем мишура и понимание этого приходит тогда, когда человек остаются наедине с самим с собой, то есть со своей душой, представителем Бога в этом человеке. Некоторые находят в себе силы вернуться, и на таких смотрят, как на ненормальных. Их не понимают и называют неудачниками, вместо того, чтобы постараться понять, как это поняли персонажи библейской притчи, в которой блудный сын возвращается домой.
-- Я, кажется, понял тебя, Ури, -- после длинной паузы произнёс Хамильтон. Я-то думал, что он сосредоточен на вождении, а он перебирал в голове разные мысли. – Честное слово, теперь, когда мы с тобой пережили череды удивительных событий, я на многое гляжу по иному, другими глазами, говоря иносказательным языком. Знаешь, это всём напоминает мне путешествие во времени и любая машина может ею стать.
Я покосился на своего приятеля. Хамильтон из категории шутников, которые говорят уморительные вещи с самым серьёзным видом, и ты начинаешь искать в них какой-то скрытый смысл, а когда ты уже думаешь, что «разглядел» его, вот только тогда лицо Бена расплывается в самой широкой улыбке, и ты начинаешь понимать, что это он тебя так разыгрывал.
-- Нет, -- прочитал сомнение на моём лице мой приятель, -- на этот раз я совершенно серьёзен. Посмотрите сам по сторонам. Это же девятнадцатый век, хотя здесь встречаются вещи века двадцатого, и лишь в крупном городе мы переносимся в век двадцатый, но и там может быть сокрыто будущее, те технологии, которые станут привычными нам лет так через «тцать». И никого не удивляют все эти перемещения, о них как-то не принято задумываться. А если ты хочешь переместиться на тысячу лет назад, езжай в Афганистан, или какую-нибудь Туркмению. На две тысячи лет назад, или на пять? Пожалуйста! К твоим услугам пустыни Австралии, Большая песчаная или пустыня Виктория. Или езжайте в саванны Намибии, а ещё лучше в пустыню Калахари, где живут лесные люди «бушмены». Они обитают в тех же условиях, что и обитали их предки, десять тысяч лет назад. Я думаю, что когда рухнет западная цивилизация, туземцы Австралии, пуштуны и туркмены Афганистана, аборигены Непала и Бутана, конголезцы и сомалийцы этой социальной катастрофы не заметят. Они и так проживают в условиях Апокалипсиса всё время и это для них в порядке вещей. То библейское «чистилище», о котором рассказывают святые отцы разных религиозных конфессий, находится не так уж далеко. Мы просто приучились видеть то, что мы хотим увидеть…
«Больше того, уважаемый мой друг Бен, мы видим то, что нам показывают», -- хотел я поддержать мнение своего учёного товарища, но решил промолчать, чтобы не отвлекать его от важного занятия, ибо искусство управление автомобилем подразумевает отчуждение от всего остального. А если предаваться сомнениям и рассуждениям, то от аварии до катастрофы путь не так уж далёк. Я просто кивнул головой, соглашаясь.    
Бен покосился на меня, потом ещё раз.
-- Как ты себя чувствуешь, дружище?
Я прислушался к себе. За последнее время я как-то свыкся с тем, что себя почти не ощущаю. Есть такая весёлая шутка, что если ты, в зрелом возрасте, не ощущаешь своего организма, то есть себя, то значит ты уже, увы,  помер. Теперь, когда я это всё прочувствовал на своей шкуре, то начинаю подозревать, что кто-то всё это уже пережил, до меня, и поделился своими ощущениями с товарищами. И этот «кто-то» был большим шутником, если смог забавляться на темы собственной смерти. Но если этот «кто-то» выкарабкался, то почему бы на это не надеяться и мне?
-- Ури, дружище, ты меня слышишь?
Странный парень этот Бен, его голос умеет делиться на разные диапазоны. Словно сам Бен состоит из нескольких личностей, которые говорят хором, иногда чуть невпопад и это выглядит довольно странно…
Внезапно я увидел самого себя, со стороны, и Бена, который суетился рядом со мной, с тем, который завалился в кресле этого «дома на колёсах». Хамильтон суетливо достал из-под кресла мешок, вынул из него странную штуковину, похожую на шлем и начал водружать её на голове мне, тому, который развалился в кресле. Мне захотелось выбраться на волю и взлететь над всей этой суетой, отправиться в полёт. «Человек создан для счастья, как птица для полёта», сказал какой-то из классиков русской литературы, но я бы добавил, что и человек создан для полёта, но сначала ему надо умереть, лишь после этого он сможет летать, летать и…
Но что же там делает Бен? А Хамильтон тем временем надел мне на голову шлем и крутил рукоятки какого-то прибора, который издавал гудение, подобное неприятным звукам, с которым стоматологи вгрызаются в наши больные многострадальные зубы. Хамильтон что-то там подкрутил, звук стал настолько громким, что пронизал меня насквозь, я сделал попытку выбраться из кабины, но…
-- Дружище, как же ты меня напугал, -- сквозь туман слышался знакомый голос. Я с большим трудом смог открыть один глаз и увидел склонившееся ко мне лицо, заросшее всклоченной бородой. – На, попей этого…
Мало что осознавая, я послушно выпил то, что протягивал мне мой друг. Это было настолько противно, что меня едва не вырвало, но в голове туман начал рассеиваться. Я застонал, а Бен заставил меня допить снадобье, то уговаривая, как малого ребёнка, то начиная приказывать, как армейский капрал, и тогда голос его напоминал заржавленный клинок кинжала. Никогда не замечал раньше подобных обертонов у Бена.
-- «Док» предупреждал меня, -- бормотал мой друг, нащупывая пульс у меня где-то сбоку на шее, -- что подобное может случиться, но он говорил, что запаса сил тебе должно хватить на большую часть пути. Однако, как оказалось, он ошибается. Но он снабдил меня кое-чем и научил этим пользоваться. Главное, сказал «Док», это не растеряться и незамедлительно действовать. Так что, Ури, скажи спасибо, что рядом с тобой находится верный и решительный друг.
Другим путешественникам, чтобы переночевать в сносных условиях, надо выбрать придорожный мотель, и чтобы в нём имелись вакантные места. В нашем случае всё было намного проще. Мы отправились в дорогу на своём передвижном мотеле, где был и душ и простенький туалет, кухня и спальня с двумя сносными койками. О таком можно только мечтать, если вы, конечно, не успели развратить себя привычкой к комфорту, разным там джакузи и гидроматрасам. К счастью, мы с Беном были тёртыми парнями, привыкшие к дорогам и всяким мелким неприятностям, с этим связанным.


Глава 11. Банда.
Штаты Чиуауа и Дуранго не только самые большие по территории в государстве, но и самые безводные. Вообще, в Мексике довольно мало рек. Из крупных можно вспомнить Колорадо и Рио-Гранде, которые большей частью протекают по США, а в самой Мексике имеются реки Табаско и Усумазинта, ещё несколько наберётся. Но на Центральном нагорье, по которому двигались наши герои, таких рек почти и не было. Потому и городов не было тоже, и население было скудное, лишь в местах пастбищ оно как-то оживлялось, да ещё там, где обслуживали туристов, проезжавших, как правило, куда-то дальше, где оставались следы пропавших империй и предыдущих цивилизаций, где индейцы ещё что-то делали и имели какое-то влияние на государственное устройство Мексики.
Хамильтон заметил съезд с дороги и направил трейлер туда. Федеральное шоссе сменилось обычной дорогой, перемешанной с колдобинами и кустарником, который нахально пытался занять проезжую часть. Бен колесил, выбирая удобное место для ночлега. Наконец ему посчастливилось наткнуться на небольшое озерцо, скорее даже лужу, куда заглядывали на водопой тапиры и койоты, забредают даже пумы, но в основном здесь проживают всякого змеи и ящерицы, потому мы решили ночевать в машине, а не разворачивать палатку, как собирались это сделать сначала.
Хамильтон поставил походную газовую печку и приготовил обед, точнее – ужин, состоящий из бобов, перемешанных с острым соусом, какой обожают здешние пеоны. Бен даже прочитал целую лекцию на тему мексиканской кухни, во время которой умял пару хот-догов, запив их колой. Но потом накинулся на приготовленное им блюдо и поедал его с таким аппетитом, что я ему тоже составил компанию. Потом он завалился спать, повесив на окна и двери сетки от москитов. Точнее, от змеи и летучих мышей- вампиров, которые тут встречаются в больших количествах. Днём они отсыпаются где-то среди скал, а по ночам промышляют поисками бедолаг, которые решили здесь устроить ночёвку. Бен, перед тем как заснуть, порадовал меня парой историй о мексиканских вампирах, но о нетопырях, а о настоящих, какие жили в Трансильвании в средневековье и порой вырывались оттуда в Европу. По словам Бена, здешние вампиры сохранились ещё с доколумбовых времён и занимали важное место в древних культах, и что они не совсем вампиры, а члены каких-то дьявольских сект со своими ритуалами. Мол, он нашёл несколько документов на эту тему, но ещё не успел их толком изучить, но обязательно к ним вернётся, когда решатся наши сегодняшние проблемы.
В конце рассказа понять что-либо стало уж совсем невозможно, так как он наполовину уже спал и говорил «на автопилоте, наполовину не осознавая темы разговора». Я перестал его слушать, а он ещё что-то бормотал, совсем уж нечленораздельно. Постепенно я впал в какой-то ступор, оцепенение, когда себя не осознавал, то видя себя лежащим на койке, то стоящим рядом с трейлером. При этом оба «я» ощущались как-то раздельно, но я знал, что это всё я один. Это кажется безумием, но надо очутиться в моей шкуре, тогда становится реальностью то, чего быть не может.
Я даже устроил небольшую прогулку вблизи озера и наткнулся на горного льва, как здесь называют пум. Хищник бесшумно оскалился в мою сторону и медленно удалился прочь, оглянувшись на расстоянии в мою сторону. Как животные могут определить присутствие чужого тела, в состоянии призрака, я не знаю, но ведь чувствуют же они приближение землетрясения или урагана, цунами или торнадо. Наверное, у них тоже есть подобие души со своими рецепторами, которые им и подсказывают такие вещи.
Я немного продвинулся за пумой следом, чтобы проследить, будет ли она ощущать и там моё присутствие. Но вдруг хищник отпрянул в сторону и несколькими длинными стремительными прыжками исчез среди скал. Что же его напугало? Мне стало интересно, и я отправился туда.
По другую сторону нашего озерца или просто лужи, заросшей юккой и целыми зарослями высоких кактусов, за длинной скалистой грядой находилась удобная долина, небольшая и укрытая от посторонних взглядов. И она оказалась заселённой. Целая компания рокеров, поблизости от которых стояло целое стадо огромных байков, сидело и лежало у почти прогоревшего костра. Кто-то из них уже спал, но несколько человек сидели и что-то обсуждали в полголоса.
В любом из нас, кто не спит дома, живёт авантюрист, готовый в любой удобный момент отправиться на поиски приключений. Среди людей, которые осваивали прерии Дикого Запада, пионеров, были скауты, выполнявшие обязанности разведчиков. Они не хуже индейцев умели подкрадываться или прятаться. В моём нынешнем состоянии я мог бы стать королём скаутов и, конечно же, я не утерпел от соблазна подойти к ним поближе, чтобы послушать, о чём они говорят.
Оказалось, что эти парни из какого-то мотоциклетного клуба. Когда-то, в бурные шестидесятые годы, этих клубов было множество. После того, как в 1953-м году вышел фильм Ласло Бенедека «Дикарь» с Марлоном Брандо в главной роли, и началось настоящее движение моторокеров. Кто-то просто гонялся за модой и одевал кожаную куртку- косуху и шипованные перчатки, чтобы произвести впечатление на знакомых девиц, кто-то играл в мотоциклетные игры, но находились и такие, кто вернул в обиход грабежи на дорогах, только вместо дилижансов и всадников фигурировали автобусы и рокеры в коже. Такие моторизованные банды были опасны и против них «рейнджеры» устраивали настоящие облавы, а полиция штатов Техас и Аризона до сих пор останавливает любую компанию байкеров для проверки, как только те появляются в окрестностях любого населённого пункта. Кстати сказать, после грабежей рокеры прятались в Мексике и отсиживались там, пока их разыскивала полиция.
Всё это я вспомнил, когда невидимой ночной тенью продвигался по пустыне, подбираясь ближе. К моему ужасу оказалось, что мои опасения оправдались полностью. Это были настоящие бандиты, которые в Техасе, в одном из приграничных городков ограбили магазин и заправочную станцию, где позаимствовали дневную выручку, а также заполнили бензином все ёмкости, после чего рванули сюда, в Мексику, где планировали провести целый месяц. Не совсем здесь, а южнее, в одном из городков, где у них было что-то вроде базы и где проживали их дружки, которые не могли появляться в США по причине того, что находились в розыске за грабежи и убийства. Их товарищи снабжали их деньгами и оружием, а те обеспечивали их выпивкой, наркотиками и доступными женщинами. Кажется, они даже приторговывали наркотиками и убийствами по заказу, но делали это в центральных штатах, куда делали вылазки раз в полгода, а всё остальное время проводили на своих железных «конях»- мотоциклах, по обе стороны границы.
Это всё я узнал, подслушав их разговоры, а потом понял, что они поджидают группу товарищей, которые отстали от них где-то по дороге, а может удалились для каких-то своих надобностей, потому как это была банда анархистского толка, без твёрдой и беспрекословной дисциплины.
Что делать и как поступить? Я замешкался в размышлениях, а потом явились те, которых ждали, на двух четырёхколёсных байка, которые делали специально для гонок по пустынной местности, на широких колёсах, и с каркасом из толстых труб вокруг машин. Там сидела троица, увешанная цепями, на куртках их были намалёваны черепа и головы ягуаров, чтобы никто не пытался с ними связываться. Да и сами парни имели откровенно бандитский вид. Это если не видеть огромных пистолетов, что имелись у каждого из них. И они их не очень-то и прятали.
Я уже собирался вернуться к нашему трейлеру, когда вновь прибывшие начали кричать, что они заметили здесь, поблизости, машину, очень подозрительную машину. Я даже заинтересовался, кто бы это ещё мог быть, пока вдруг не понял, что парни говорят о нашем трейлере. Они заметили его и тут же примчались сюда, за остальной бандой.
Скоро проснулись все и собрались тесной группой, больше десяти человек и слушали эту троицу, которые убеждали остальных отправиться «на дело» и «разобраться» с таинственной машиной. Это могли быть и «рейнджеры», и полицейские, и пограничники, и даже члены конкурирующей банды. В любом случае машину надо было уничтожить, а находившихся в ней людей застрелить. Мне показалось, что эти, вновь сюда явившиеся, уже успели принять какого-то дурмана, который не расслабляет, а совсем наоборот, вызывает чрезмерную агрессию. Помнится, когда-то древние скандинавские воины, норманны, употребляли снадобья на основе мухоморов, чтобы снизить чувствительность к боли. Побочным действием этого снадобья и была агрессивность. Сейчас, в наши времена, самодеятельные химики научились готовить смеси ещё более дьявольские и скорей всего, что-то подобное было и у этих отморозков.
Я не стал дожидаться, что они решат делать, а полетел назад. Двигался я ещё быстрее, чем та пума, что умчалась прочь, почуяв близость мотобанды. За несколько мгновений я оказался возле нашего трейлера, где столь мирно почивал мой друг Бенджамин Хамильтон. Он выписывал носом целые рулады, всхрапывая и причмокивая губами, словно продолжал там, во сне, читать лекции невидимым слушателям. Мне стоило больших усилий, чтобы очнуться. Затем я принялся будить Хамильтона.
-- Отстань, Ури, -- бормотал Бен, отмахиваясь от меня. – Ещё слишком рано. Ты не можешь управлять машиной и потому мне надо хорошенько отдохнуть. Так вот… я ещё… не…
Тогда я набрал кружку воды и плеснул её в лицо своему другу. Я понимаю, что с друзьями так поступать не принято, но обстоятельства вынуждали меня не церемониться.
-- Ай! – Вскрикнул Бен. И выругался. А потом выругался ещё раз, много сложнее и виртуознее, вкладывая в слова все недовольство несправедливостям этого мира.
-- Послушай, Ури, -- Хамильтон наконец проснулся, но желал высказаться, в мой, понятное дело, адрес. – Я много для тебя сделал. Ты имел глупость вляпаться в такое, из чего обычно не выкарабкиваются. Но ты вылез, и не без моего участие. Благодарность, не самое обязательное чувство для нынешних поколений. Но ты-то… я считал, что имею право надеяться…
-- Послушай сюда, Бен, -- я не стал дослушивать его тирады, тем более, что говорил он вполне справедливые вещи, и оттого довольно обидные, и не хотелось бы выслушивать их полностью, хотя бы потому, что дружба после таких вот «разборок» начинает ощутимо трещать, -- я понимаю, что ты хочешь сказать и готов подписаться под каждым твоим словом, но сначала выслушай меня…
-- Давай, Ури, я слушаю… но если ты…
Старина Бен оборвал меня, но и я ответил ему тем же.
-- Всё серьёзно, и даже более того. Мы забрались в чужие земли, залезли на чужие территории. И нас выследили какие-то люди. Сейчас, уже скоро, они будут здесь, и нам не покажется, что их мало. Они уничтожат нас, ты понимаешь?!
-- Что за люди? Откуда ты про них знаешь?
Ага, Хамильтон наконец-то проснулся полностью. Он задал чёткие вопросы, на которые надо ответить, и ответить быстро.
-- Считай, что ночью я решил выйти наружу и заметил два мотоцикла, два байка, на каких ездят преступники. Ну, ты меня понимаешь, фильм «Безумный Макс» с молодым Мелом Гибсоном. Там раскатывались именно на таких чудовищах. Они укатили прочь, скрываясь. Если бандиты тайком уходят, то потому, что признают вашу силу. Либо, чтобы привести товарищей и разнести здесь всё. Лично я не вижу нашей силы, которую почувствовали бы отморозки на байках.
-- Ага… я понял… надо отсюда как-то…
Я не стал дослушивать лепет приятеля, на это просто не было времени, я уже укладывал вещи. Позади бен тоже за что-то хватался, ронял, снова хватал. Потом он тронул меня за плечо.
-- Послушай, Ури, я тут наговорил тебе, со сна…
-- Не помню, Бен, да я половины просто не расслышал, так как торопился сказать тебе… уже сказал.
-- Ага. Спасибо! Ну, ты у нас вместо сторожевого пса…
В этом весь Бен. Он может попросить прощения, но сделает это так, что тебя выводит из себя, но это ведь Бен и он свой парень, жизнь за тебя не пожалеет, пусть его и заносит немного. Все мы хороши…
Хорошо, что мы не стали распаковываться для долгого отдыха. Потому наши сборы не затянулись. Через пять минут Хамильтон уже заводил машину, а я собрал всё наше оружие и положил его так, чтобы оно было под рукой.
Когда мы собирались в экспедицию, нам обоим казалось, что пара пистолетов и крупнокалиберный дробовик, это вполне достаточный арсенал, чтобы с честью выйти из любой ситуации. Теперь, когда мы влипли в историю, совершенно глупую и никчемную, где нам собираются бросить вызов, да что там – вызов, просто убить нас, так, на всякий случай, вооружённая банда в полтора десятка крепких молодых бойцов. И против них этот самый арсенал казался жалкими петардами, какими напугаешь разве что детей.
Раскачиваясь на ухабах и колдобинах, наш трейлер выехал на дорогу, на жалкую грунтовую дорогу, по которой мы съехали с федеральной трассы несколько часов назад. Мы думали отдохнуть, провести ночь вдали от суеты шоссе, по которому круглосуточно неслись машины, по своим надобностям. И вот теперь мы стремились возвратиться в ту жизнь, в то коловращение всяческих сует, но получится ли это у нас? Вопрос...


Глава 12. Ночное преследование.
У Бена теперь была одна важная обязанность, это выбраться отсюда. Когда мы сюда добирались, видели, сколько здесь ям и насколько дорога эта не годна для езды. Но если днём можно было как-то маневрировать через этот лабиринт промоин и кочек, то теперь, глубокой ночью, это было почти нереально. Здесь требовался водитель со сверхъестественными возможностями, видением и ощущением.
Но ведь у меня такие возможности были, у человека, который пребывал наполовину по другую сторону реальности.
-- Давай, Бен, езжай вперёд и не включай, пожалуйста, фар.
-- Ури, ты сошёл с ума? Это же верная авария. А скоро сюда подоспеют бандиты на своих мотоциклах.
-- Делай, как я говорю, а я буду тебе помогать.
-- Как ты это сделаешь, скажи на…
Хамильтон не успел сказать про милость. Я взял его за руку и заставил увидеть дорогу «ночным зрением», так, как видел её я. Пользовались ли вы когда-нибудь прибором ночного видения? Так это довольно похоже. Ты просто переводишь своё зрение в другой регистр ощущений. Все ночные твари, животные, ведущие ночной образ жизни, видят окружающее таким вот образом.
Сначала Хамильтон начал ругаться. Он вёл машину вперёд и ругался. Я не знал, насколько велик его словарь такого рода высказываний. Оказалось, он довольно широк. И Бен не терялся. По мере движения машины вперёд он вдруг начал молиться. Это следующий этап постижения тайн нашего мира. Он просто нащупывал нужный путь, вот как сейчас наша машина нащупывала дорогу своими колёсами.
Нам нельзя было ошибиться, и мы с Беном старались. Попробовал бы кто это сделать лучше нас, даже если бы у них были самые лучшие приборы, какими имеются у армейского спецназа, у «Дельты», или «морских котиков».
Я надеялся добраться до скоростного автобана, опередив байкеров. Они не успели толком разглядеть нашего трейлера, спеша добраться до своих и вряд ли будут искать нас, убедившись, что возможной помехи в наличии больше не имеется. Хороший план, но мы не успевали…
Наверное, техасские рокеры отсиживались в этих местах уже не раз и лучше нас ориентировались на здешних территориях. Мы выбрали это место случайно, по наитию, потому, что хотели отдыха. Они же выбрали эти места по той причине, что выследить их и преследовать здесь проблематично даже для оснащённых групп «рейнджеров», которые делали облавы на преступников, совсем потерявших страх перед законом.
Байкеры всё рассчитали верно. Они довольно далеко удалились от границы, а потом съехали с шоссе. Теперь пограничники им не страшны, так как они не удаляются далее десяти- пятнадцати миль от привычных маршрутов, а если кто соберётся пуститься в погоню, то будут искать их в городишках и придорожных мотелях, тогда как они организовали свой собственный походный кемпинг, среди пустыни и скал. Верный ход. Отсидеться пару деньков, а потом разбиться на две- три группы и катить до заранее условленного места.
Это нам здорово не повезло, что одна из групп, по пьяни, или наширявшись наркотиками по случаю благополучного пересечения линии границы, наткнулась на нас и посчитала в пьяном угаре, что мы представляем для них опасность. А лучшее, что можно сделать, с точки зрения таких отморозков, какими были эти негодяи, так это напасть и уничтожить нас. Нет человека, пропал в пустыне, и нет проблемы. Мало ли что с ними произошло…
Когда мы уже почти добрались до съезда, впереди показались лучи света от мотоциклетных фар. Пришлось нам сворачивать в пустыню. Бен прекратил молиться и снова начал ругаться. Две такие вот крайности.
Существует масса голливудских боевиков, в которых неустрашимые положительные герои вступают в стычки с преступниками разного толка, с довольно многочисленными шайками, и лихо с ними расправляются. Для зрителя не кажется удивительным, что главные герои, такие положительные, могут противостоять бандитам, поднаторевших в убийствах и всяческом насилии, не расстающихся с холодным и огнестрельным оружием в любое время суток. При этом на одного положительного героя приходится добрый десяток головорезов, увешанных оружием. И эти самые герои со всеми злодеями справляются, попутно освобождая из плена умопомрачительных и скудно одетых красоток, а заодно умыкивают у этих преступников награбленные сокровища и становятся их наследниками без особых угрызений совести. Так в сценарии прописано и зритель этому верит, а порой и сам примеряет себя на место этого героя. То есть и он так же лихо расстреливал бы бандитов, а потом целовался с красоткой на фоне заката, придерживая рукой пыльный чемодан, или сумку, набитую долларами или бриллиантами.
Признаться, я и сам, когда был моложе, не раз представлял себя на месте такого вот положительного героя, а потом это как-то ушло, и я фильмы, со всеми их коллизиями, воспринимал просто как зрелище, приятное для глаз и других ощущений, или неудачное. До тех пор, пока сам не угадал в ситуации, о которых я вам рассказываю. Теперь я на всё сморю по-другому.
Уверяю вас, что сидеть в зрительном зале и представлять себя таким вот удальцом, это совсем не то же самое, чем скакать или ехать, осыпаемый градом реальных пуль, которые могут тебя и убить, и ранить, и сам ты можешь покалечиться так, что остаток жизни тебя уже не будет радовать, а красотка улетит прочь, прихватив на добрую память всё твоё имущество, даже если оно унаследовано от родителей и иных родственников, а не от кровожадных негодяев.
Мы постарались укрыться в пустыне, среди зарослей кактусов, но не успели, не смогли быть столь сноровчатыми, как это изображается в фильмах. Ведь кинематограф это одно, а жизнь есть совершенно другое. Потому мы и любим кинематографические зрелища, что они другие, не как в реальности, где находится место всяким- разным чудесам, пусть и не совсем логичным и связным.
Нас заметили и за нами устремились в погоню. И тут же рядом пропели несколько пуль. Пробовали ли вы стрелять на ходу? Если да, то я вам сочувствую, а если нет, то хочу предупредить, что это крайне опасно для всех. В том числе и для вас. При стрельбе на ходу пули ведут себя самостоятельно и летят не туда, куда вы их нацеливали, да и можно ли целиться во время движения, а куда им хочется. А хочется им отправиться в дальние края, или хотя бы туда, куда их занесут законы инерции. А стреляют больше для того, чтобы напугать противника и заставить его совершить фатальную ошибку, коих во время быстрого и сумбурного движения, особенно если такая погоня проходит по пересечённой местности, может быть множество, гораздо больше, чем вам бы хотелось.
-- Ури, -- закричал Хамильтон, когда одна из пуль продырявила наш трейлер, -- сделай же что-нибудь, хотя бы даже пальни по ним для острастки.
Конечно, выстрелить, это дело нехитрое, но если ты становишься на путь противостояния преступников, особенно из категории «безбашенных», то есть не считающихся ни с чем, то будь готов к тому, что они это воспримут, как вызов. Это как кинуть камень в голову быка, который начал выказывать признаки недовольства. Но существует ли иной путь?
С треском разлетелось зеркало, висевшее в метре от меня, по наружную сторону кабины. Надо было как-то дать знать байкерам, что мы не самая лёгкая для них добыча. Я взял дробовик «Моссберг» пятисотой модели, высунулся в окно и бабахнул в сторону мелькающих фар. Отдачей у меня едва не вырвало ружьё из руки, так как держал я его, вытянув в сторону преследователей.
Бабахнуло, конечно, здорово. И сразу же мотоциклисты отступили, а мы вырвались вперёд. Хамильтон что-то восторженно кричал, умудрившись хлопнуть меня ладонью по колену. Видимо, он решил сгоряча, что я кого-то из байкеров подстрелил и они теперь от нас отстанут.
Хорошо, если бы это было так. Наверное, будь это участники обычного мотоклуба, они бы остыли и сделав несколько выстрелов в нашу сторону, для оправдания своей совести, повернули бы назад, а потом прихвастнули бы, что схлестнулись с другой бандой.
Эти были явно из другой категории, и боевые столкновения явно им не в диковинку. Они то отставали, то снова догоняли трейлер и, сделав несколько выстрелов, снова отставали.
Вдруг я сообразил, что мы едем не в обычной машине, а в передвижном доме, то есть по нему можно перемещаться. Тогда я встал, попросил Бена сильно не гнать и направился в самый конец машины. Там тоже было окно. Я опустил стекло и высунул ствол дробовика наружу.
В таком положении стрелять было гораздо сподручнее. «Моссберг» вмещает в свой магазин, расположенный под стволом, семь патронов двадцатого калибра. Я выпустил один заряд. Но оставалось ещё шесть. Особо не прицеливаясь, так как у дробовика довольно большой разброс выстрела, я выпустил все оставшиеся заряды, пуляя по направлению мелькающих бликов фар.
В ответ байкеры открыли беглый огонь, для чего остановили свои машины. Наш трейлер удалялся прочь, раскачиваясь на ухабах. Несколько пуль пронизали его, от чего разлетелось стекло задней двери, и жалобно заскрипел корпус в ответ на пронзающие корпус пули. Сноровчато я начал запихивать картечные патроны в приёмный лоток магазина.
-- Ури! Что там происходит? – Кричал с водительского места Бен. – Как ты сам? Попал в кого-нибудь.
-- Не знаю, Бен. Темно, ночь на дворе. Как ты сам?
-- Нор…
Трейлер накренился, взревев двигателем. Хамильтон разразился очередной порцией ругательств, которые адресовал и себе самому, за невнимательность. Это как ритуальное жертвоприношение, словами, чтобы боги были снисходительны и не устраивали немедленной каверзы. Но этот способ срабатывает, как вот у нас. «Дом на колёсах» содрогнулся, но продолжал движение.
Снарядив в магазин, я выглянул наружу в окно, стекло которого было разбито пулей. Похоже, наши недруги решили изменить тактику, и устремились в пустыню, чтобы обойти нашу машину, и перехватить её где-то впереди. Не надо забывать и о том, что эти негодяи знают местность гораздо лучше нас. Не приготовили ли они какой сюрприз, который обернётся для нас фатальным исходом?
Надо было прояснить ситуацию, то есть отправиться в разведку. Я снова решил воспользоваться своими возможностями, которые у меня имелись, учитывая моё нахождение между миром конкретно живых и, мягко выражаясь, не очень живых.
Положив рядом с собой заряженный дробовик, я улёгся на свою кровать и погрузился в оцепенение. Такое состоянии, при котором можно выпустить из себя ментального «двойника», который помчался навстречу байкерам. Странно ощущать себя одновременно лежащим в постели и несущимся над поверхностью каменистой пустоши туда, где мелькают отсветы фар, где несутся, оскалив зубы, люди, затянутые в кожаные куртки, оседлавшие ревущие байки. Если на этих чувствах не заостряться, то можно действовать.
В соответствии с поставленной себе задачей, я вырвался немного вперёд, чтобы выяснить, не движемся ли мы в сторону какого оврага, куда рискуем низвергнуться, но впереди всё было нормально, если считать нормальным каменную пустыню с купами высоких кактусов, ощетинившихся длинными иглами. Неподалёку выкатилась группа мотоциклистов, возглавлял которых высокий байкер с настоящей германской каской из экипировки войск фельд-СС. В руках он держал винтовку М-16, и можно было не сомневаться, что сейчас он её пустит в ход. Это был один из тех бандитов на квадрациклах, которые наткнулись на наш трейлер на заброшенной дороге.
Собственно говоря, это и был тот «сюрприз», которого я интуитивно опасался. Сейчас он откроет огонь, и нам придётся туго… Если я не предприниму упреждающих действий. Но что я мог сделать, в своём «призрачном» состоянии? Разве что…
Я вспомнил себя, как я переместился в тело Генри Зигланда, и как мы с ним делили одно тело на двоих, как он сопротивлялся, решив меня изгнать, и как я одолел его. Почему бы не попробовать учинить нечто подобное? Только, на этот раз, вместо одного преступника использовать тело другого.
Наверное, вы уже догадались, что решил сделать я. Это произошло спонтанно. Я метнулся к байкеру и обнял его, растворяя свою личность в его. Он едва удержался на ногах. Мне помог фактор внезапности, а также то, что он был накачан наркотиками, когда галлюцинации берут над ним власть. Бандит уже находился по ту сторону реальности, когда я загрузился в его сознание.
Уже имея необходимый опыт подобных действий, я начал действовать беспромедлительно. Винтовка уже была снята с предохранителя и направлена в сторону нашего приближающегося трейлера. Оставалось совместить мушку прицела с силуэтом машины. Но я заставил его повернуть ствол винтовки в другую сторону. Туда, где катила вторая группа байкеров.
Я заставил его нажать спусковой крючок и удерживать его до тех пор, пока в магазине не закончились патроны. Пули разметали бандитов, сбивая их с мотоциклов. М-16, это вам не «Моссберг», пули летели туда, куда был направлен ствол. Они неслись кучно, а так как расстояние было небольшое, я успел сделать несколько успешных попаданий. Та группа байкеров соскочила со своей техники и укрылась за мотоциклами, как за баррикадой. Они не думали, что если пули разобьют хотя бы один бензобак, они могут вспыхнуть всем скопом. Но у меня закончились патроны, так как я спешил сделать свой ход в этой «игре», надеясь внести сумятицу в ряды противника.
Так и произошло. Те байкеры, что залегли, открыли ураганный огонь по группе, которую возглавлял автоматчик. Может они сами плохо понимали действительность, нагруженные пивом, алкоголем и наркотиками, а может посчитали, что нарвались на полицейскую засаду. Вот сейчас они разберутся, что стреляют по «своим». Надо было уносить ноги.
Это было сделать легко, благо кое-какой опыт я уже имел в такого рода делах. В следующий миг я вырвался из тела байкера, что ругался не хуже Хамильтона, пытаясь нащупать в сумке запасной магазин, а я уже возвращался «к себе», то есть в своё тело.
Это как сделать вылазку в тыл противника. Да за такие возможности любая секретная служба мира не поскупится ничем. Я вскочил на ноги и направился к кабине, где Хамильтон старательно управлялся с баранкой.
По-моему, он так и не понял, почему байкеры начали стрелять друг по другу. Но мы воспользовались их сумятицей и быстро вырулили на скоростное шоссе. Там мы влились в строй несущихся вперёд машин, и через десяток минут начали успокаиваться. Сейчас нас вряд ли осмелилась преследовать и более многочисленная группировка. Ведь кругом было столько свидетелей. Что можно не сомневаться, случись что, как тут же десяток торопыг вызовут помощь, от 911 и до ФБР включительно.
Хамильтон что-то восторженно орал, комментируя действия шайки, которая так и осталась в каменистой пустыне, давно скрывшись из глаз за кактусовыми зарослями. Можно было расслабиться, и скоро Бен посчитал, что я вполне могу сменить его, хотя бы для того, чтобы Бен умылся и смолотил пару больших бутербродов, так как после нашей эскапады у него проснулся зверский аппетит.


Глава 13. Остановка в пути.
Мы летели вперёд по федеральному шоссе. Мы, это конечно же наш «дом на колёсах», которым управлял я, а также Бенджамин Хамильтон, который каждый день доказывал, насколько он верный товарищ. В данный момент он с большим аппетитом поглощал бутербродами, приготовленные нами для завтрака, и с энтузиазмом разбирал события последнего часа.
-- Ты мне рассказывал, дорогуша, -- вопил Бен, рассыпая кругом крошки от внушительных сэндвичей, -- про свои приключения с этим самым Зигландом. Я тебя слушал, но вот теперь я могу сказать, что верю каждому твоему слову. Это надо же, ты провёл разведывательный рейд, в то время, когда я укладывался вздремнуть, уповая, что все наши неприятности остались позади. Но именно ты, дорогой Ури, обнаружил, что мы выбрали для отдыха место, рядом с которым отсиживались бандиты. И эти бандиты нас выследили. Выследили, чтобы расправиться с нами, с теми, кто им не сделал ничего дурного, с теми, кого они даже не знали. И мы, люди мирных профессий, которые копаются в прахе времени, дали им отпор. Достойный отпор!..
Хамильтон продолжал говорить, активно жестикулируя руками, отчего несколько листиков салата сорвались с хлебных кусков и опустились ему на колени, но он не замечал этого. Он вообще не обращал внимания на разного рода бытовые мелочи. Это, знаете ли, облегчает жизнь.
Потихоньку я начал сбавлять скорость. Мы уже достаточно удалились от места нашего боестолкновения, и можно было не волноваться, что вот сейчас нас начнут обгонять и прижимать к обочине байкеры в кожаных куртках, испещрённых шипами и изображениями черепов и демонских морд. Им сейчас не до нас и, очень надеюсь, что свои проблемы их будут занимать ещё долго.
Но меня занимало сейчас другое. Тот эмоциональный подъём, который позволил мне сконцентрировать все силы, проходил, и наступало состояние опустошения. Всё вокруг начало колебаться, а то и двоиться. Я с трудом удерживал руль управления трейлером, который это ощутил и собирался проявить норов, то есть устремиться туда, куда захочется ехать ему.
-- Бен, -- выдавил я из себя таким слабым голосом, что сам едва себя услышал, -- кажется, я сейчас…
А дальше я ничего не успел сказать, по причине своего выбывания из строя. Вот только что сидел прямо, а потом повалился на бок. И всё…               
Я падал, и падал, и снова падал. И никак не мог опуститься до самого конца. Куда? Я этого не знал, и продолжал падать. А потом понял, что это и не падение вовсе. То есть движение было, но не сверху вниз. Это мой друг Хамильтон, старина Бен, перехватил у меня управление и ведёт трейлер дальше. Куда? Впрочем, это не важно… не… важно…
Уже потом Хамильтон живописно пересказывал мне, как всегда экзальтированно и эмоционально, как он испугался, а потом взял себя в руки и погнал машину вперёд, туда, где светились огни города, мексиканского городишки, прижавшегося к автомобильной трассе, чтобы подпитываться от неё, что-то там получать. Пусть и он будет полезным нам, тебе, хотя бы в виде врача. И Бен сумел ночью найти достаточно квалифицированного медика, который успешно справился с задачей привести меня в чувство и вернуть в этот мир. Медик не стал задавать лишних вопросов, хотя он не мог не видеть пулевых пробоин на теле нашего трейлера и разбитых стёкол. Наверное, для него оказалось достаточным, что я не был ранен, а болезнь моя была связана с сильным нервным истощением. Против этого ни один медик возражать не станет. В том смысле, что происхождение этой болезни может иметь криминальный характер.             
-- Знаешь, дорогуша, -- признался мне Бен, когда я пришёл в себя достаточно, чтобы можно было со меной обмениваться мнениями, -- он подошёл к тебе лишь после того, как убедился, что у тебя нет кровотечения. Уже потом, после оказания квалифицированной помощи он признался, что в южных штатах Мексики началась какая-то опасная болезнь, в ходе которой люди теряют человеческий облик, в том смысле, что начинают вести себя как безумцы, как агрессивные безумцы. Они кидаются на окружающих и готовы грызть их, как дикие звери. Я сначала подумал, что он так шутит. Ты ведь знаешь, что никто, как медики, не расположен к чёрному юмору. Издержки профессии, знаете ли и попытка создания психологической защиты, когда опасные симптомы переводятся в ранг шутки  и оттого их опасность как бы снижается…
Ещё долго Бен мне что-то рассказывал, и я его сначала внимательно слушал, а потом потерял нить рассуждений и задремал. Хамильтон решил, что не стоит нам ехать дальше и решил задержаться в этом городишке, подлатать наш «дом», загрузить необходимый запас продуктов, да и просто успокоиться, посидеть в каком-нибудь баре, узнать новости.
Немного покрутившись по городским улочкам, он выбрал подходящую площадку и запарковал наш трейлер, после чего улёгся спать. Здесь, в черте города, нам не должны угрожать опасности, какие уже выпали на нашу долю.
Когда-то, в период становления Североамериканских Соединённых Штатов, особенности при освоении территорий Дикого Запада, частенько создавались ситуации, в которых было задействовано насилие. Прав оказывался тот, у кого был зоркий глаз, твёрдая рука и хорошая реакция. Но потом, когда начали складываться условия для развития промышленности и экономики в приграничных штатах, пришлось следовать всем рамкам Закона, и те, кто пытался жить и действовать, как привык, были изгнаны из Штатов, а кто этому противился, был застрелен или осуждён на тюремное заключение. Так в США начал наводиться порядок, что вылилось в растущую экономику, тогда как здесь, в Мексике, многое продолжало функционировать так, как было во времена освоения Дикого Запада. Уж очень велика здесь была концентрация криминальных элементов. С тех прошло много времени, но до сих пор здесь много людей, для которых Закон не является чем-то непререкаемым. Здесь Закон научились обходить, как в индивидуальном порядке, так и в корпоративном, что говорило о высоком уровне коррупции, с чем приходилось считаться, как местному населению, так и приезжим.
Но о такого рода моментах задумываешься лишь тогда, когда попадаешь в эти условия. Проживая в высокоразвитом цивилизованном государстве, привыкаешь, что многие проблемы кем-то решены за вас и существуют специально обученные люди, чтобы поддерживать те условия, при котором и происходит прогресс.
Утром Бен предложил отогнать трейлер в ближайшую автомастерскую, а самим заглянуть в бар, а потом отправиться в супермаркет, где можно обновить запасы продовольствия и того, что нам может понадобиться в дальнейшем.
Обычно автомобильные мастерские находятся за городом, расположившись рядом с обширной автомобильной свалкой, автокладбищем, откуда можно черпать детали без зазрения совести. Правда при этом и цены на ремонт довольно сносные. Мы нашли такую мастерскую, большое деревянное строение с растворёнными створками из гофрированного металла. Внутри сверкали искры сварки и кто-то вовсю лупил молотом. У меня разболелась голова и я удалился прочь, а Хамильтон остался, чтобы показать мастерам тот объём работ, который мы решили произвести, то есть заказать.
-- Всё обещали сделать в лучшем виде, -- сообщил мне Бен, вытирая руки ветошью, -- я им за срочность добавил наличными. Остальное оплатил карточкой «Амэрикен Экспресс», которую нам выдал Хаммерсвельд. Можно предаться пока что порокам праздности. Выпить не желаешь?
Мы отправились в бар «Исидора» на стареньком «Бьюике», который нам дали в качестве бонуса, пока наш трейлер будет ремонтироваться. «Бьюик» походил на броневик и был тяжёлым. Сейчас на машинах не встретишь такого металла. Его заменяют пластиком, блистающим полировкой. Но вся эта красота скоро заменяется царапинами и потёртостями, но это уже дань времени. Считается, что машины надо менять каждый год, чтобы этим подчеркнуть свой статус и успешливость в бизнесе.
В маленьких придорожных городишках на все эти вещи не смотрели с таким тщанием, как в мегаполисе, да и люди были попроще. Мы это сами определили, как только заглянули в «Исидору». Это был типичный южный бар, где можно встретить и фермера, и проезжего коммивояжера. По залу сновала местная красотка, которую называли Исидорой, и которая принимала заказы. Это была молодящаяся женщина, которая явно провела молодость в разного рода страстях, что со временем отразилось на её лице, шее и руках. Кое-что было тщательно поправлено с помощью косметических ухищрений, а остальное компенсировалось тем, что клиенты быстро приводили себя в такое состояние, что не обращали внимания на мелочи.
Мы заказали по гамбургеру с жареной картошкой и по двойному бурбону. К тому времени, как надо будет отправляться дальше, пары алкоголя выветрятся, а силы восстановятся. Да и стресс надо было снять. Мы уселись к дальней стене, на которой висели плакаты с крайне неприятными рожами и надписями, сколько долларов предлагается за поимку того или иного преступника. По-моему, это был вариант украшения интерьера таким вот образом. Ещё на стене висело старенькое кожаное седло, широкополый «стетсон», пригвождённый томагавком, украшенным орлиными перьями, и парочкой лассо. Этакое прибежище ковбоев, или пеонов, если вспомнить, что мы не в Техасе, а в Мексике.
Хорошо сидеть вот так, вытянув ноги и обмениваясь ничего незначащими фразами, вроде «хорошая сегодня». Кажется, само время остановилось и тянется медленно, как переваренный кленовый сироп. Не хотелось ни о чём думать или куда-то спешить. Даже Хамильтон, обычно переполненный энергией и всякого рода идеями, и тот расслабился и смотрел в дверь, которая висела на шарнирах, чтобы распахиваться на две половины, как это часто показывают в вестернах.
Первым Бен и увидел эту компанию. Байкеры вошли в бар и сразу его заполнили. Они были мрачны и перебрасывались короткими, словно рублеными, фразами. Они стразу взяли несколько бутылок виски с чёрной наклейкой и заняли несколько столиков с противоположной от нас стороны.
Я не сразу заметил, что Бен подаёт мне знаки руками и мимикой лица. Я сидел, задумавшись, и не сразу заметил его стараний. Хамильтон расширил глаза до предела возможностей и яростно вращал ими. При этом он всеми возможными способами указывал на рокеров. Сейчас и я заметил их.
Признаться, занятый своими проблемами, я как-то уже почти и забыл про мотоциклетную банду, словно они пропали все и разом. А они вовсе и не пропали, а были здесь, и даже в этом зале бара. После ночного эпатажа они были мрачны. Вероятно, им очень не понравилось, что кто-то ушёл у них из-под носа. Если бы это была полицейская группа, то тогда ещё ладно, но если они имели дело с дилетантами, какими-нибудь юными отморозками, то очень обидно, что те ушли от них, не дав им «надрать как следует уши». Что это были мы, бандиты даже не могли предположить, уж больно вид у нас был «городской», с костюмами и лёгкими ботинками. Бен даже не снял с себя галстука- бабочки. Это пока что маскировало нас, но надолго ли?
Пока мы вырабатывали способы убраться от бара, не привлекая к себе внимания, байкеры успели опустошить купленные бутылки и начали задираться с посетителями. Должно быть обычно усмирял буянов местный повар, потому как он выглянул из кухни на шум. Это был бритый наголо субъект, похожий на Чарльза Бронсона, этакая гремучая смесь испанца, англосакса и индейца, но он мигом оценил численное преимущество дебоширов, и ретировался обратно на кухню, хотя в руке его была зажата скалка, похожая на дубинку. Может, если бы он разминал тесто для тако «винчестером», он бы мог попробовать разогнать хулиганов, не зная, что это не просто горлопаны, а настоящие бандиты. То есть у них тоже имелось оружие и они, не задумываясь, применяли его.
Сначала я, а следом и Хамильтон покинули бар, не дожидаясь, пока байкеры затеют с кем-нибудь свару, а к этому, судя по всему, дело шло. Но кому-кому, а нам связываться с ними было не с руки. Мало того, надо было срочно убираться из этого городишки. Почему, ведь нас с Беном мотоциклисты в лицо не видели.
Но они видели наш трейлер, который пострадал во время нашего короткого, к счастью для нас, огневого столкновения. И если они увидят «дом на колёсах» в автомастерской, свести одно с другим сможет и самый ограниченный кретин. Вот тогда они взбеленятся по-настоящему. Хотелось бы до этого момента убраться из города.
Прежде, чем это делать, надо было обновить наши запасы. К тому же, с грузом в руках мы будем меньше привлекать внимания. Вроде как здесь свои, занимаемся домашним хозяйствованием.
Местный супермаркет был таковым только по названию, а в остальном это была обычная сельская лавка, набитая галантерейными и бакалейными товарами. Здесь было всё, что могло понадобиться покупателю, если он проживает в небольшом городишке. Были даже патроны для дробовика. Бен наткнулся на полку с комиксами и нашёл интересное издание с Индианой Джонсом и Ларой Крофт. Пока он торчал там, перелистывая странички, испещрённые рисунками, я подтащил к кассе решетчатую тележку, попутно загрузив туда две галлонные бутылки с минеральной водой. Воду в этих местах лучше иметь в необходимом запасе.
Мы, американцы, привыкли сопровождать свою жизнь необходимым… комфортом? нет, это скорей свойственно чопорным англичанам или изнеженным французам. Мы привыкли скорей к основательности. Мы, немцы и ещё, пожалуй, как это не удивительно звучит, и русские. Только если славяне в своей основе владеют огромными запасами территорий, природных ресурсов и при этом обладают скрытыми до лихих дней талантами, а немцы получают своё за счёт хорошей организации труда и процессов, а также своей культуры быта и производства, то мы умеем извлекать пользу, пользу из всего.
Я подкатил «Бьюик» к самым дверям магазина и перегрузил в него всё, что мы набрали и лишь после этого явился Бен, сияющий, словно стал обладателем шлема Александра Македонского, а всего-то лишь наткнулся на первое издание комиксов о приключениях археологов, объединивших в себе образы Джеймса Бонда и Супермена. Хамильтон не раз говорил мне, что стать археологом его убедили комиксы об Индиане Джонсе, по которым появились позднее фильмы, поставленные Стивеном Спилбергом, который вошёл в кинематограф стремительно, поработав немного рабочим- постановщиком. Без всякого кинематографического образования.
Бен размахивал яркими обложками брошюр и что-то восторженно кричал, как подросток, хотя выглядел при этом солидным взрослым человеком. Если стащить с его головы бейсболку и водрузить широкополую шляпу, а на пояс повесить кобуру со «Смит-Вессоном», то всякий южанин будет ему уважительно кланяться, не догадываясь, что у Хамильтона два десятка серьёзных научных работ на тему деятельности майя и тольтеков, и что он является почётным членом Археологического общества Великобритании, Греции и Египта, где участвовал в комплексной экспертной комиссии. Быть может, позднее, я об этом немного вам поведаю.
Загрузившись в «Бьюик», мы двинулись к мастерской. Слушая в пол-уха монолог Хамильтона на тему важности популяризации науки, а в частности археологии, я как-то отвлёкся и почти позабыл о присутствии в городишке банды рокеров, и едва не въехал в ряд мотоциклов, выставленных прямо на проезжей части, рядом с воротами в эту самую мастерскую.
Чудом я затормозил в последний момент. Бен не удержался и ткнулся лбом в стекло, после чего громко высказался. Это столь не вязалось с его речами, которые он только что столь резво и возвышенно рёк, что он сам же первым и начал смеяться.
Но в мастерской явно что-то происходило. Там был слышен шум, но не из категории производственных. Внутри громко ругались, а потом что-то посыпалось. Не наш ли трейлер был причиной этой громкоголосицы. Мы с Беном переглянулись и одновременно вылезли из автомобиля, оставив дверцы его открытыми, чтобы избежать лишнего шума.
Ворота этого ремонтного учреждения если и закрывались когда, то только в период пыльных бурь, когда ветер несёт в себе облака пыли, принесённой из пустынь. Сейчас же ворота были приоткрыты и мы беспрепятственно заглянули внутрь.
В мастерской царил кавардак. Там было беспорядочно и раньше. Та пара- тройка ребят, что промышляла здесь ремонтом и обслуживанием автомобилей, а также продажей «на вынос» разных запчастей, не утруждали себя чрезмерной аккуратностью. Совсем наоборот. Ненужное они просто ставили в сторону, а когда этого ненужного становилось слишком много, то его выбрасывали наружу, на свалку, где всё было нагромождено без всякой системы, облегчающей поиск ещё годного для обслуживания. Я бы не удивился, если бы узнал, что здешние парни прирабатывают скупкой краденых машин, которые перебирают и разукомплектовывают. Уж больно у местных ремонтников был лихой вид. Казалось, что им палец в рот не клади.
Но только не сейчас. Теперь они были «тише воды» и доказывали пришельцам, что это не они здесь устраивают свои порядки. Это я услышал от них, когда заглянул в мастерскую.
Должно быть, в перестрелке байкеры повредили часть своей мототехники, и направились в ближайшее место, где можно её починить. Точно так же, как и мы незадолго до них. Явившись сюда всем скопом, они оставили своих «коней», «Харлеи» и «Триумфы», чтобы промочить горло в ближайшей забегаловке. Те же, кого оставили на месте, вдруг наткнулись на наш трейлер и мигом сообразили, что к чему. Только они подумали, что машина принадлежит этим парням, которые затеяли здесь ремонтный бизнес, и начали с ними толковище. А мы с Беном явились сюда к концу этой содержательной беседы.   
В ходе «высоких переговоров» местные парни признались, что этот самый трейлер, ремонт которого, кстати сказать, они почти сделали, пусть и весьма поверхностно, принадлежит двум приезжим, которые обещали появиться и расплатиться за работу. Ремонтники обещали «сдать» нас бандитам, по доброй ли воле или под угрозой оружия, не знаю, так как мы слышали, пусть и довольно отчётливо, их голоса.
Мы оказались в странном положении. С одной стороны нам надо было убираться отсюда, и как можно быстрее. Для этого надо было войти и заявить свои права на наш трейлер, но можно было и просто укатить прочь на «Бьюике», тем более, что продуктами мы запаслись, да и кредитные карты с документами были при нас же. Но с другой стороны можно было отправиться на поиски полицейского участка и потребовать, чтобы с бандитами как-то «решили вопрос». И вот это двойственное положение затормозило нашу реакцию.
А потом все находившиеся внутри двинулись к выходу, где стояли мы с Беном, напряжённо прислушиваясь к происходящему внутри. Мы просто не успевали ни убраться прочь, ни как-то приготовиться к встрече.
Спонтанно начал действовать я. Мне это уже приходилось делать. То есть я выбросил сгусток своего разума вперёд и сконцентрировался на тех, кто находился внутри мастерской.
Всё происходило слишком быстро, чтобы анализировать ситуацию и выбирать нужный порядок действия. Внутри  оказались, кроме рабочего персонала мастерской, три байкера из вчерашней компании. И среди них был тот самый, автоматчик, над которым я взял верх в нашем ночном бегстве. Он был одним из лидеров всей этой мотоциклетной команды. Похоже, что свои простили ему то, что он обстреливал товарищей, и теперь ему приходилось демонстрировать море рвения, чтобы снова упрочить свою пошатнувшуюся репутацию. Он сам вызвался заняться ремонтом повреждённых мотоциклов, и с ним осталась парочка самых его верных приятелей, а остальные удалились «снять стресс» в ближайшем салуне.
Его звали Трой Хэмси, и он служил когда-то в морской пехоте, пока не подсел на наркотики и у него не начала «съезжать крыша», по его же образному выражению. Чтобы не сесть в армейскую тюрьму, он предпочёл подать рапорт об отставке. «На память» он прихватил с собой не только штурмовую винтовку, но и несколько гранат и даже пакет с пластиковой взрывчаткой и детонаторами. У него в бригаде появилось несколько недругов, и Трой планировал совершить против них настоящий теракт. Но не успел.
Всё это я узнал, когда наши сознания «соединились». А потом я заставил Троя действовать, так как медлить дальше было нельзя. Под кожаной курткой у него висел внушительный кинжал, рукоять которого имела форму кастета. Это был нож известной марки «Джангл кинг», немного доработанный и отличающийся от классического экземпляра, которым столь успешно орудовал Джон Рэмбо в фильме «Первая кровь». Я заставил Хэмси выхватить его из кожаного футляра и наброситься на своих товарищей. Такой каверзы они от «Черепа» не ожидали, и он успел поранить обоих, прежде, чем они начали сопротивляться, а потом я почувствовал, как моя голова взорвалась…


Глава 14. Где-то там…
Я очнулся от озноба и весь содрогнулся. Я лежал на твёрдой земле, настолько наполненной всякого рода камнями, что это была скорее скала, чем плодородная почва. На ней росли какие-то унылые серые кустики, которые раскачивались на ветру. Ещё были заросли высоких кактусов, которые находились в отдалении.
Сначала я подумал, что нахожусь здесь в гордом одиночестве, но тут разглядел впереди ещё одно тело. Кто это и жив ли он? Не успел я об этом подумать, как лежавший человек зашевелился и поднялся, сначала на корточки, а потом и в полный рост. Теперь я его узнал, и подошёл к нему ближе. Это был Трой Хэмси и был он зол, как чёрт.
-- Какого дьявола здесь происходит? – Заорал Хэмси, обращаясь ко мне, потому что больше здесь никого не было.
В ответ я пожал плечами, а потом начал оглядываться. Куда мы попали? Последнее, что я помню, это была спровоцированная мною драка между Троем и его приятелями. У Хэмси оказался в руках огромный кинжал, а у его дружков тоже что-то было. Я не успел толком разобрать, как вдруг всё вспыхнуло, а потом…
-- Потом мы очутились здесь, -- кажется, я сказал это вслух, потому как Хэмси повернулся ко мне.
-- Где этот гребаный городишко? И куда подевались все?
Я снова посмотрел по сторонам, а потом просто опустился и уселся, прямо на эту каменистую землю. Над головой проносились временами порывы ветра, который даже издавал какие-то унылые звуки, должно быть посредством многочисленных щелей и зазоров между камнями. Хэмси выругался и ушёл, загребая землю каблуками своих сапог- казаков. Тогда, ночью, на голове у него была каска, похожая на тевтонский шлем, а сейчас её не было, и длинные волосы развевались, спутываясь. Узкие губы шевелились, показывая временами длинные жёлтые зубы, источенные кариесом. Тонкий аристократический нос был сломан в какой-то из драк, и кривился немного в сторону. Не хватало пары шрамов от сабельных ударов и это был бы законченный нордический тип рыцаря из ордена СС. Кажется, его звали «Череп». Не потому ли, что это эмблема войск ваффен-СС?
Долго он ходил, или не очень, но Хэмси вернулся и снова подошёл ко мне.
-- Что нового? – Задал я ему упреждающий вопрос, до того, как он хоть что-то произнёс. В ответ он с ненавистью посмотрел на меня, и так ничего и не ответил. Я тоже не начинал беседы, а просто лежал и смотрел в низкое, нависающее куполом небо, в котором не было солнца, но вместе с тем не было и удушающей жары, хотя дышалось с трудом, для вдохов требовалось усилие. Ещё немного кружилась голова. Я мысленно проверил своё самочувствие, а потом начал размышлять.
-- Послушай, как там тебя?
Это снова ко мне подошёл Трой. Он то сидел где-то неподалёку, то вскакивал и бродил, откидывая прочь валявшиеся под ногами камни, но делал это так, чтобы не удаляться от меня. Теперь вот решил разговорить меня.
-- Меня зовут Ури. Но ты меня можешь называть «мистер Герц».
-- Мистер? Вот ещё… Послушай, Ури, мы здесь одни и давай наплюем на разные там условности, вроде этого твоего «мистера». А я… а я не буду калечить тебя. Идёт?
-- Мистер Хэмси, -- ответил я байкеру, -- по-моему вы не отдаёте себе отчёта о нашем положении.
-- Как это? – Набычился байкер.
-- Что с нами произошло, и где мы очутились.
-- Именно это я и пытаюсь выяснить. Ты что-то знаешь? Так поведай мне скорее, приятель?
-- Приятель? Теперь я стал твоим приятелем? А зачем тогда ты убил меня?
Хэмси открыл рот и вытаращил глаза. Слыхали ли вы выражение – «смотреть как баран на новые ворота»? Вот лучшая иллюстрация к данному выражению.
-- Не… понял. Кто кого это убил?
-- Ты меня, да и тебя кто-то подстрелил из твоих же дружков.
Трой ошарашенно посмотрел на меня и отошёл в сторону. Он бродил там и поглядывал на меня, а потом подошёл снова.
-- Я думаю, что ты что-то знаешь. Но говоришь какими-то загадками. Нельзя ли яснее?
-- Ты привык был примитивным, мистер Хэмси, как бычок, который жрёт свою травку и справляет нужду, а до всего прочего ему нет дела. Но потом приходит мясник и бычок начинает понимать, что мир сложнее, чем ему это казалось.
Хэмси выругался и с ненавистью посмотрел на меня, а потом удалился в пустыню и ходил там, что-то высматривая. Я помахал ему рукой, а потом улёгся прямо на песок, перемешанный с камнями. Лежать было неудобно, но я не обращал на это внимания. Надо было ждать. Я закрыл глаза и начал ещё раз прокручивать в голове все последние события, а в особенности то, что говорил Иллария Хаммерсвельд. Скоро под сапогами захрустели камни.
-- Мистер Герц…
Я приоткрыл один глаз и глянул на возвышавшегося надо мной байкера. Кажется, все попытки его найти объяснения, привычные ему объяснения последних событий, так и не были найдены. Вот он и решил сбавить свой гонор.
-- Я слушаю тебя, Череп.
-- Вы что-то знаете, и не говорите. Мы очутились чёрт знает где и я не нахожу себе места… А вы вроде как и не волнуетесь совсем. Значит, вы что-то знаете, чего не знаю я. Поделитесь со мною своими знаниями… Пожалуйста.
Всегда приятно, когда с тобой говорят уважительно. Вот вам пример, когда человек, выдернутый из своей привычной среды, начинает конструировать новые схемы общения. Это надо приветствовать.
-- Я вижу, что ты начал умнеть. – Я поднялся и сел, обняв колени руками. – Похоже, действительно настало время для откровенного разговора. Но сначала скажи, веришь ли ты в Бога?
-- Вери ли я? – Нахмурился мой собеседник и потёр щетину на подбородке. – А при чём здесь это?
-- Видишь ли, -- я постарался быть откровенным, -- от этого зависит, насколько быстро и как ты воспримешь положение дел, которые у нас имеются. Но, допустим, что ты из семьи католиков. Или протестантов, не суть важно. Важно то, что происходит после смерти…
-- Смерти? – прервал меня байкер. – При чём здесь?..
-- Ты разве не понял, друг мой, что мы больше не являемся живыми? Нас обоих убили там, в этой самой автомастерской, и это место, скорей всего, именуется Чистилищем…
-- Чего ты гонишь?!
Этих мыслей байкер не допускал. Он отшатнулся меня, как от прокажённого, или от буйнопомешанного, у которого начинается приступ. Он готов был рвать и метать, но… огляделся по сторонам и успокоился. Я думал, что он будет неистовствовать дольше. Он медленно подошёл ко мне и посмотрел мне в глаза. Лицо его было вытянуто, а челюсть норовила опуститься, но он старался «держать себя в руках».
-- Успокоился? (Байкер кивнул, чуть помедлив). Ну, и хорошо. Хотя у тебя масса времени, чтобы к этому привыкнуть.
-- Почему ты говоришь обо мне. Мы ведь очутились здесь вместе.
-- Извини, приятель, но мы из разных компаний. А почему мы здесь вместе, я тебе объясню, но… чуть позже. А пока послушай про Чистилище. Из самого названия следует, что это место, которое создано для очищения. Чувак, это твоё личное Чистилище, и ты должен всё по настоящему осознать, пересмотреть всю свою жизнь, все свои поступки и проступки, чтобы выстроить мотивацию их, понять последствия своих стимулов. А поняв их, перестроить свою сознание. Это называется Катарсисом, то есть ты должен очиститься душой. Ты ведь раньше не задумывался о своей душе?
Судя по виду Хэмси, задумываться не входило в обязательный перечень его привычек и это обстоятельство теперь его уже не радовало. Надо было ему помочь понять некоторые вещи.
-- Поверь мне, Череп, что все мы не зря появляемся на этом свете, то есть там, откуда мы были выбиты. Каждому из нас предназначена какая-то миссия. Чтобы тебе было понятно, считай, что это такая программа, как в компьютере. Но ты, да и многие другие не умеют эту программу, то есть свою миссию прочитать, то есть уяснить. Им мешают суетные желания, которые подкидывают всем нам некие силы, заинтересованные, что те «программы Свыше» нами не выполнялись. И забивают нам головы всем, чем угодно, к чему мы имеем слабость – алкоголь, женщины, оружие, гулянки или высокооплачиваемая работа…
-- Мотоциклы, -- подсказал байкер.
-- Или автомобили, -- подхватил я, -- музыка, власть, даже религия может отвлекать от той миссии, которая нам предназначена. Важно то, что нам дурят головы, мешают разобраться в себе, отсюда и вся эта сумятица в мире.
-- Подожди, -- нахмурился Трой, -- а при чём здесь душа?
-- Душа, мой моторизованный приятель, это вроде кода доступа, другими словами – «печать Господа», знак принадлежности к Высшим силам, а мы согласны испоганить свою душу ради каких-то там страстей, детских капризов, и делаем всё, чтобы душу свою испоганить, всячески покалечить. У каждого нас есть «инструментарий» для выполнения своей Миссии. Это совесть, талант, интуиция, чувство самоидентификации себя, своего места в жизни. Понимаешь ли ты меня, чувак?
Вижу, что Хэмси голову свою повесил так, что спутавшиеся пряди волос его закрыли лицо, выражение которого я осознавал. Совсем не обязательно было его видеть.
-- Вижу, что кое-что до тебя начинает доходить, но это весьма продолжительный процесс, снимать слой за слоем, слой за слоем, со своей души всю эту слизь пороков, которую ты накопил за долгие годы, что ты провёл впустую, то есть зря.
-- Да кто ты такой, чтобы судить меня?!
Байкера прорвало и он был готов перевести себя в привычный «режим» существования. Я демонстративно зевнул и опустился на спину, закрыв глаза. Череп стоял рядом. Он топтался на месте, усиленно «шевеля мозгами». То, что он переместился из привычного ему мира, уже делало недействительными те методы воздействия на окружающих, которые раньше срабатывали на все сто.
-- Извини, приятель, сорвался. Ты должен меня понять, не каждый ведь день преставляешься… Эй, мистер Герц?
-- Я продолжу, а ты запоминай, так как скоро меня здесь не станет, и ты останешься наедине с самим собой, то есть со своей «больной» душой, которую ты будешь обязан излечить. Собственно говоря, то, что ты сейчас есть и есть твоя многострадальная душа, «слепком» с которой ты и являешься.
-- Я тебя плохо понимаю, -- признался, с дрожью в голосе, байкер.
-- Ничего, это дело наживное, ты, главное, всё запоминай. Знаешь, ещё при своей жизни находились страждущие люди, которые устраивали для себя чистилище. Их звали анахоретами, или отшельниками. Они уединялись от всех, от внешнего влияния и начинали беседовать с Господом. Порой им отвечали. Иногда это были силы, которые не заинтересованы в том, чтобы люди становились великими, великими душой, и начинали смущать такого отшельника. Но порой они беседовали с собственной душой, не подозревая об этом. Вроде как вот мы с тобой, Череп. Правда, смешно? Ха-ха…
У байкера был настолько смешной вид, что я не мог удержаться от смеха. Вы бы видели его вытянутое лицо и эти бегающие глаза, пытающиеся сосредоточиться, вот только сосредотачиваться-то было не на чём. Кроме моих слов, но кто может сосредотачиваться на словах? Это весьма нелёгкое искусство.
-- Подождите, мистер Герц… Так вы это серьёзно? Про Чистилище? А как же Рай? Или Преисподняя, Ад? Они тоже существуют?
-- Не знаю, Трой, я там ещё не был. Могу только предполагать, что Рай, или Небеса, это то же самое, что учёные называют Сферой разума, куда отправляются созревшие души, которые, в своей совокупности, и являются тем Богом, которого ищет человечество, не подозревая, что является частью его, но до этого надо ещё дорасти, это и является главной задачей людей, но при этом ещё у каждого есть своя миссия.
-- А какая миссия у тебя? – Спросил меня байкер, но уже не агрессивно, а вопрошающе.
-- Точно сказать не могу, но предполагаю, что целью моей является какая-то важная задача и я этой задачей, её выполнением, как раз и занимаюсь. Именно по этой причине я и не умер, как обычный человек, а продолжаю возвращаться в мир Реальности.       
-- А… возьми меня с собой…
Не так ещё давно Череп был самым настоящим бандитом и строчил из автоматической винтовки по нам, с целью убийства. Подозреваю, что на его счету уже есть жертвы. Но сейчас он жалобно канючил, умоляя меня помочь ему, вернуться отсюда назад, в тот мир, в котором он был Черепом, а не хорошим парнем Троем Хэмси, которым быть он не пожелал.
-- Послушай меня, Череп. Я, может быть, и взял бы тебя обратно, но это не в моих силах. Это во-первых, а во вторых, ты здесь очутился вполне с определённой целью, с целью очищения, и ты её должен пройти до конца. Это нужно в первую очередь тебе самому, твоей душе, излечиться от той коросты, которой ты её покрыл своими действиями и стремлениями. Пусть ты и ощущаешь сейчас всю ложность твоей прежней жизни.
Внезапно всё вокруг подёрнулось рябью, и я почувствовал, как всё внутри меня сжалось. Должно быть по моему лицу байкер понял, что со мной что-то происходит, потому, как схватил меня за руку и закричал:
-- Мистер Герц… ми…


Глава 15. Мы продолжаем путь.
-- Ох и напугал ты меня, дорогуша!
Это был опять мой старый друг Хамильтон, старина Бен. Он сидел со мной рядом, и то хватал меня за руку, то отпускал её и начинал яростно жестикулировать в своей обычный экспансивной манере.
-- Мы всё же вырвались оттуда! Я уже и не надеялся на благополучное завершение…
-- Бен, -- слабо спросил я. – Расскажи, что случилось?
-- Ты не помнишь? – Засуетился старина Бен. – Мы уже собирались бежать из этого городишки, затерянного в этом мексиканском безвременье, как вдруг снова наткнулись на этих бандитов, которым пришла в голову блажь обратиться в ту же мастерскую, что и нам. И вот, когда они уже выходили оттуда, один из них, высокий, с длинной шевелюрой, вдруг обезумел и напал на своих же приятелей. Честное слово, он был готов разорвать их на части. Это настоящее безумие, я был готов запаниковать. Но один из ремонтной бригады, что занимался нашими машинами, трейлером и мотоциклами этой банды, здоровенным разводным ключом так заехал этому безумцу по голове, что буквально размозжил её. Дело в том, что у них, в Мексике. начинается какая-то странная эпидемия, в которой люди сходят с ума и начинают кидаться на окружающих. И это безумие, веришь ли, заразительно. И пусть эпидемия бушует в южных штатах, а здесь всё развивается на уровне панических слухов, все находятся в состоянии ожидания, что болезнь вот-вот докатится и до сюда. Этот ремонтник решил, что байкер болен и защитился так, как подсказало ему его воображение, распалённое слухами и небылицами. Кто будет его осуждать? Только не я! Байкер расправился со своими друзьями, его прибил рабочий мастерской, пусть так, нас это не касается. Я попытался затащить тебя в трейлер, чтобы поскорее убраться прочь из этого города, но ты, как назло, полностью отключился. Хорошо, что парни из мастерской не растерялись, они помогли мне загрузить тебя в трейлер, сунули туда же все купленные нами припасы, и мы укатили прочь, полностью с ними расплатившись. Когда мы уже уезжали, я успел заметить, что они прячут трупы байкеров на автомобильном кладбище. Это достойное место для их кончины. Потом они собирались сами куда-то убраться, чтобы не связываться с остальными бандитами. Но это уже их дело. А как дела у тебя?
Старина Бен всё мне честно рассказал. Он успел отъехать где-то миль двадцать, когда я начал подавать признаки жизни. Тогда он остановил трейлер и помог мне очнуться.
-- Ты мне не поверишь, Бен, но, похоже, наши разумы, или там души, с этим самым байкером переплелись, и я последовал за ним…
-- Что-то я тебя недопонимаю, -- нахмурился Хамильтон. – Говори яснее.
-- Я и сам многого не понимаю, -- устало признался я, -- что со мной происходит на самом деле, а что привиделось, но только ощутил я себя в какой-то пустыне, вместе с этим байкером. Его Трой Хэмси зовут. Он раньше в армии служил, был в Ираке и Кувейте, пристрастился там к наркотикам, а потом у него так всё в жизни закрутилось… Пристал вот к банде мотоциклистов, участвовал в перестрелках и войнах. А закончил жизнь вот здесь. И я был с ним рядом, разговаривал, попытался объяснить ему, что с ним, со мной, происходит. Кажется, он кое-что понял. Если так, то человек он не совсем пропащий, и следующий свой шанс использует лучше, чем тот, что был у него.
-- Да-а, Ури, -- протянул Бен, испытующе заглядывая мне в глаза, чтобы определить моё состояние, -- тебе бы полежать надо, а мы пока что будем двигаться дальше. Как-нибудь доберёмся до той клиники, а там у меня знакомые остались, да и «Док» обещал как-то обозначиться, а он человек с головой. Так что прорвёмся…
До самой Гвадалахары Бен заставлял меня бездельничать, чтобы я набрался сил для дальнейшего путешествия. Я то просто спал и видел какие-то сумбурные непонятные мне сны, пересказывать которые не хотел бы, то просто глазел в окно. Пробовали ли вы судить о государстве, глядя на него из окна автомобиля? Всё равно ведь какое-то впечатление у вас появляется. Хотел бы сравнить своё и ваше. Насколько они будут совпадать и будут ли…
Исторически сложилось так, что мы, американцы зациклились на зарабатывании денег. Касается ли это работы, или досуга, или даже просто отдыха, в основе всего лежит зарабатывание денег. В какой-то степени это хорошо для государства, так как деловая активность населения идёт ему в «плюс», но до определённой черты. Точнее даже, черта та оборачивается стеной. Представьте себе поступательное развитие государства. Для стимуляции его существуют определённые инструменты, одним из важнейших из которых и являются финансы.    
Инструмент для развития, обратите внимание, но когда финансы становятся самоцелью, движение вперёд, в плане развития, всё более становится холостым, потому как слишком влиятельные силы не заинтересованы, чтобы менялись правила удобной им «игры». Так прогресс становится просто «игрой» и теряет своё значение. Об этом мы ещё поговорим, а пока вернёмся к отдыху.
Отдых и зарабатывание денег. По-американски. Это значит, что рядом с прибрежными пляжами, шезлонгами и коктейлями бушуют невидимые глазу финансовые потоки, которые обслуживаются довольно большой категорией людей, связанных с бизнесом, политикой и… да, конечно же, с криминалом. Именно криминал попытался «объять» многие виды, мягко выражаясь, досуга. Здесь и азартные игры, с тотализатором и разного рода ставками, и алкоголь, и наркомания, и проституция, а также многое другое, что всё время пытается балансировать между законностью, которая знает толк в США как можно заработать приличные капиталы, если вы их потом применяете в американской экономике, или хотя бы в американской казначейско- банковской системе, и откровенным криминалом.
Влияние преступно нажитых капиталов резко возросло после реализации «сухого закона». А ведь в основе движения ривайвелизма, из которого и выросла Прогибиционистская партия, организованная в Чикаго в 1869-м году, лежали ясные и понятные всем христианский ценности, которые доводились до ханжества, а то и абсурда, что и вылилось в принятие «сухого закона» в США в 1919-м году, когда после Первой мировой войны с мировыми запасами зерновых было  не всё в порядке. Тогда попытались наложить вето на переработку зерна в алкоголь, чему, кстати сказать, тогдашний президент Вудро Вильсон противился,
 но влияние Партии «сухого закона» оказалось выше авторитета президента. А в результате на этом мафия заработала невиданные капиталы и начала первые вхождения в политику, подкупая мэров, губернаторов и даже членов Сената США.
В 1933-м году величайший из президентов США, Франклин Рузвельт отменил этот вредный для государственного устройства закон, и в стране началось постепенное очищение от влияния преступности. Всё бы хорошо, но началась Вторая мировая война, которую американское правительство в основном вело в «тихоокеанской зоне» с имперской Японией. Но надо было и противостоять Гитлеру в Европе, с которым воевал Советский Союз и Сталин (эти два слова можно поменять местами), и надо было тоже принять участие в «европейской компании» и не только поставками по Ленд-Лизу, но и силой оружия.
Вот тогда представители американской мафии предложили правительству свою помощь. Они брались использовать свои связи в Италии для прокладывания путей для открытия «Второго фронта». Американские гангстеры, начинавшие ещё при Альфонсе Капоне, много говорили о патриотизме, но в глазах у них отражались знаки доллара. Вторая мировая война закончилась, и мафия получила хорошие преференции. Им была отдана Куба, где они открыли «зону курортов и отдыха», в том понимании, в каком это находили мафиози. В то время Кубой заправлял Фульхенсио Батиста. «Заправлял», в смысле заменял собой Закон. Попросту говоря, он был диктатором, ну, и президентом, потому как умел договариваться с сильными мира сего, а в первую очередь с влиятельными людьми в Соединённых Штатах. Не чурался он и общаться с представителями мафии, которые купили его. А почему бы и не купить то, что продаётся.
Это было удобно всем. «Всем», имеется в виду тех, кто делает политику. Генерал Батиста позволил американской мафии стать полновластными характерами в этом карибском государстве, которое сделалось практически частью США, где не обязательно соблюдать законы и где можно хорошо заработать на человеческих пороках.
Постепенно, а с 1952-го года – стремительно, Куба начала погружаться в ту разновидность бизнеса и политики, которая контролируется «теневой экономикой». Всё больше кубинцев начало встраивать свою жизнь в стиль жизни криминала. Молодёжь не желала работать, а всё больше женщин становилось проститутками, чтобы «обслуживать» североамериканцев и тех европейцев, что желал вкусить порочной заокеанской «жизни».
Но не всем на Кубе нравились такие вот перспективы и 26 июля 1953 года группа революционно настроенной молодёжи во главе с доктором права Фиделем Кастро попытались захватить армейские казармы в крепости Монкада, что размещалась на окраине города Сантьяго-де-Куба. По мысли молодых бунтарей, их порыв должен был перерасти в масштабную революцию и, хотя этого не случилось, начало было положено.
Бунтарей схватили и осудили к тюремному заключению на острове Пинос. Кастро не скрывал, что он не собирается сдаваться. Ещё на суде он показал себя пламенным и выдающимся трибуном, закатив трёхчасовую речь, главной мыслью которой была фраза «что история всё расставит на свои места». Он был настоящим лидером и кубинские власти посчитали для себя удобным выслать Кастро из страны, где он стремительно нарабатывал политический капитал.
Фидель Кастро Рус происходил из семьи владельцев плантации сахарного тростника и был человеком не бедным. Кубинские политики просчитали, что удалённый из политического пространства Кубы молодой правовед будет вынужден зарабатывать себе на жизнь и займётся бизнесом. Скоро он избавится от той революционной блажи, коей была забита его голова, и начнёт, как все, зарабатывать деньги. Ему даже предлагали помощь в организации «своего дела».
Кастро отказался идти «на поводу». Мало того, он продолжил заниматься политикой и организовал движение, названное «двадцать шестое июля», в честь их штурма армейских казарм.
Мы уже говорили, что далеко не всем нравилось скатывание Кубы в откровенный криминал. Потому у Кастро и находилось всё больше сторонников. Из них Фидель сформировал отряд из восьмидесяти человек, самых верных из его сподвижников. Они и стали ядром его Революционной армии. В декабре 1957 года они на яхте «Грамма» отплыли с побережья Мексики и направили нос яхты на Кубу.
Что было дальше, много и охотно рассказывалось. Прогнивший режим Батисты рухнул, а разжиревшие на дармовых деньгах гангстеры удрали на вертолётах из Гаваны и других курортных районов, бросив свои шикарные виллы и дворцы, которые заняли кубинские повстанцы.
Неизвестно, как бы сложилась эта революция, если бы Фидель Кастро и его товарищи действовали бы сами, но им была протянута рука поддержки из Советского Союза, и всё сложилось так, как сложилось. Мир какое-то время балансировал на краю предъядерного Апокалипсиса, получившего название «Карибского кризиса», но дело всё же уладилось, к общему облегчению.
Между тем политики Соединённых Штатов, которые использовали в своём «инструментарии» мафию с её «грязными деньгами», решили, что не стоит «копать ямы» рядом со своим домом. Они решили ставить эксперименты на другом края света и выбрали для начала Японию. Сюда вкладывались большие деньги и новые технологии, чтобы изменить Японию «под себя».
Но постепенно выяснилось, что японцы не желают столь кардинально меняться, как это запланировано. Они оставались верны своим историческим традициям, хотя приняли новые технологии и экономика Японии начала возрождаться быстрыми темпами.   
Всё это не устраивало те силы в Соединённых Штатах, которые начали «большую геополитическую Игру» по переустройству мира. Теперь были выбраны Корея и Вьетнам, для глобального на них воздействия. Всё это видели и другие игроки «политического театра». На азиатском континенте политике Соединённых Штатов противостояли СССР и КНР. Сначала они вели совместную политику, но потом, когда умер Сталин, китайская коммунистическая партия стала отдаляться от КПСС, стараниями ЦРУ и тех сил, которые были задействованы. Теперь борьба происходила в Корее и Вьетнаме, что вылилось в войны на территориях этих государств.
Не дремала и мафия. Они организовали производство наркотиков в «золотом треугольнике» между Лаосом, Таиландом и Бирмой, где вся власть принадлежала наркокартелям, как в Колумбии. Бедные азиатские государства не были в силах противостоять вливаниям международных преступных организаций, которые впоследствии «купили» ряд влиятельных политиков в этих государствах и поселились там надолго. К слову сказать, со временем Таиланд превратился в то, чем могла бы стать Куба, если бы продолжилась экспансия мафии в её пределах. Конечно же, с поправкой на азиатские традиции.
К чему мы всё это вам рассказываем? Для того, чтобы Читатель понял желание властей США, чтобы рядом с ними не образовывалось больше «очагов неустойчивости», куда враждебные политические структуры будут подбрасывать топливо недовольства.
Вместе с тем начались постепенные подвижки в строительстве Объединённого Североамериканского государства. Следствием этого стало и некоторого перемещения криминальных структур США всё далее на юг, ближе к Колумбии, которая стала вроде филиала той Кубы, где мафия пыталась выстроить своё собственное государство.
Мафия и Мексика. Мы ещё вернёмся к этой теме, а пока посмотрим, что делают наши герои в Гвадалахаре, которая должна была, по всем признакам, вмещать в себя многие криминальные структуры, но… на деле всё было не совсем так, а почему, мы вам уже сказали. Не до конца, но хотя бы отчасти.
В своё время столица штата Халиско была названа в честь испанского города Гвадалахара, того самого, который, в период освоения Римом Иберии именовался Арриакой, а во время владычества там маврами, которые прогнали готов, этот же город назывался Вади-эль-Хигара. Но то было в Испании, а мексиканская Гвадалахара несла в себе то значение центральноамериканского города, каковым и являлось, то есть рядом с банками и офисными центрами соседствовали католические соборы и арены стадионов, где тореро протыкали шпагами сердца быков, срывая овации публики и страстные взгляды мексиканских синьор.
Сначала планировалось, что в Гвадалахаре произойдёт встреча всех участников возрождённой «программы 2000», но позднее «Док» прислал короткое сообщение, что встреча отменяется. Произошло ли это по причине, что мы с Беном «засветились» и привлекли к нашей группе чьё-то внимание, или у Хаммерсвельда были какие иные причины, этого мы знать не могли, потому и не стали долее задерживаться в этом месте, а отправились дальше.


Глава 16. Продолжение нашего путешествия.
К слову сказать, в Гвадалахаре нам ещё раз пришлось ставить трейлер в ремонт. Всё же Трой Хэмси повредил нашу машину серьёзнее, чем это казалось в начале, в той автомастерской нам сделали лишь так называемый «косметический ремонт», и мы проехали ещё с сотню миль, прежде чем трейлер начал давать нам знать, что с ним не всё в порядке.
Пришлось его ремонтировать серьёзней, а мы с Беном сначала дожидались «Дока» с Моликангой, а потом, после сообщения, просто ждали конца ремонта, и сразу выехали.
Большая часть тех, кого мы встречали по пути, гнали свои машины в Акапулько, главный климатический курорт Центральной Америки, пляжный рай, подобие Гонолулу и Вайкики-Бич. Мы даже нашли радиостанцию, которая беспрерывно крутила песни группы «Бич Бойз», рок-энд-ролльную группу, чьё творчество крутилось вокруг пляжного досуга, о чём говорило и название группы – «Пляжные парни».
Лично я в Акапулько был и на пляже успел отдохнуть, но это было между делом, после экспедиции в джунглях Юкатана, на развалинах Чичен-Ица, города, затерянного в лесных дебрях, раздолье для  всякого уважающего себя историка. Тогда результаты нашей экспедиции настолько нас и наших кураторов порадовали, что они заказали для нас отдых на пляжах этого самого Акапулько.
Но это всём было где-то там, впереди. Замечали ли вы такую особенность, что ожидание и предвкушение чего-либо, праздника или приобретения несёт в себе больше разного рода положительных эмоций, чем само обладание, когда оно произойдёт. Может потому, что мы испытываем чистую радость, эмоцию, тогда как само обладание, несёт в себе «обыкновенность», что принижает значение того чуда, что мы ожидали. Так было в детстве, так получается и в годы взрослой зрелости.
Привлекало внимание мексиканцев к себе, к тому, как они выглядят. Частенько, где-нибудь на научной конференции иной коллега- историк, из Голландии, Бельгии или Германии поражает своей доскональностью вхождения в материал, и, при этом, весьма скромно одет, в костюм, а то и просто джинсы и футболку. Иное дело – мексиканцы! Это самые настоящие франты. К внешнему облику они подходят с трепетом и тщанием. Какой-нибудь работяга, который тянет время в забегаловке, автомастерской или на заправочной станции имеет отличного качества костюм, пластроновую рубашку ослепительной белизны, умопомрачительный галстук с гуляющей «искрой», кожаные полуботинки ручной работы, сияющие глянцем. А шляпы? Начиная от фетровых и заканчивая соломенными сомбреро. Мексиканские пеоны умудряются носить их так, словно это монаршая корона, с невозмутимой гордостью. Те предприниматели, что торгуют в Мексике одеждой, не остаются без прибыли. А музыкальные инструменты? Нигде нет столько гитар, гонгов, тамбуринов и саксофонов. И каждый из мексиканских сеньоров, то есть поголовно всё взрослое население, считает своим долгом научиться перебирать струны или хотя бы отбивать ритм, или выдувать ноты. Особым шиком считается делать это небрежно, с элементами снисходительности. Мол, сколько можно, устал уже, право, ведь почти круглосуточно… Ну и так далее. А женский пол? Все, поголовно все они томные и заносчивые танцовщицы, Кармен и Иоланты, мадам Баттерфляй. Они разучивают танго и мамбу, фламенко и самбу, ламбаду и ча-ча-ча. Не жалуют рэп и хип-хоп, потому как нет в них ни красоты движения, ни страсти восприятия, ни возможности себя почувствовать королём. Элвис Пресли и Майкл Джексон – безусловные короли просторов Мексики, и не только эфирных радиостанций.
Не раз и не два мы были свидетелями танцующей публики, прямо на улице, которые кружились вокруг группы музыкантов или крошечного оркестра, а в кафе танцпол никогда не пустовал. Потому, должно быть, мексиканцы всегда стройны и поджары. Кажется, там все поголовно – жигало, и этим гордятся, не считают чем-то предосудительным. Это характерно для мегаполисов, это характерно для маленьких городков, где населения едва наберётся с пару сотен. Потому что это среднестатистичный мексиканец, и он намерен и дальше оставаться таким. Если, конечно, не вмешаются силы, готовые изменить менталитет этноса, Мексики и любого другого государства. Такое вот у меня появилось ощущение, чутка, как выразился Хамильтон.
Жизнь в пути. Так живут многие в Соединённых Штатах. Это позволяет цивилизации всё время «обновлять кровь». Как Европа стала той Европой, которую мы знаем по учебникам? Она долгое время была пещерно- первобытной, за исключением несколько очагов развития, в Месопотамии, на Инде, в Китае, хотя тогда его не было, в нынешнем географическом понимании. На Американском континенте существовал ряд империй. Далеко на северо было государство арктов, которое позднее историки называли Гипербореей, и подчёркивали, что это государство легендарное и спорное, вроде Атлантиды, существование которой и не отвергается начисто и не признаётся так, чтобы бесспорно. Это вам я, как историк, утверждаю.
Но потом что-то в мире произошло, что позднее тщательно было вымарано из летописей и хроник, и народности начали перемещаться по миру, применяя при этом методы конкуренции и соревновательности, то есть те народы, чья политика развития была гибче и умела по ходу изменения условий, быстро и успешно реагировать, успешно развивались, и наоборот. Спарта, небольшое эллинское государство, имело самых сильных и подготовленных бойцов в мире, вспомните, к примеру, как триста спартанцев, под началом стратега Леонида остановили двенадцатитысячный корпус «бессмертных» персидского завоевателя Ксеркса в Фермопильском ущелье («тёплые ворота»). Правда, им помогали ещё семьсот воинов из беотийского города Феспии, но были они, что называется – на подхвате, и всё равно численное преимущество говорят сами за себя. Спартанцы были сильны, но они плохо реагировали на перемены и потому не смогли устоять перед историей.
Профессор Ленинградского университета и выдающийся историк Михаил Илларионович Артамонов в своё время небезосновательно утверждал, что движение народов началось с территории, которая находится в нынешней России, в её южной части. Остатки той древней народности несут в себе аланы, представители кавказской национальности. Именно они и являются сородичами тех древних ариев, которые двинулись на восток и воевали с цивилизациями индов и шаней, на территории Индии и Китая соответственно, учитывая, что в те времена были совершенно иные государства. Другие племена направили свои стопы в противоположную сторону и принялись осваивать пространства европейского континента, мало заселённого в те исторические времена. Те народности, которые там были, частью уничтожили, а частью прогнали, в иные места проживания. Потому европейские народности часто имеют общие исторические корни, хотя проживают друг от друга достаточно далеко.
Но мы начали говорить о движении цивилизации, о движении в нынешние времена. Умение перемещаться и начинать жизнь на новом месте, так называемая стратификация, пригодилась для становления государственности тех небольших государств, которые характерны именно для Европы, Западной и Восточной, между ними не было принципиальной разницы, кроме этнической, до Второй мировой войны, когда несколько политических движений попытались перекроить карту Европу по своим усмотрениям. Но это история иных категорий.
Умение перемещаться с места на место и гибкая политика играет на построение общего глобального государства. Это и Объединённая Европа, и бывший Советский Союз с его масштабными строительствами, начиная от строек печального известного ГУЛАГа, и до более поздних – освоение «целины», «голодных степей» Средней Азии и БАМа. Сюда же можно отнести и пространство всей Северной Америки, где население также перемещается с места на место, в поисках хорошей работы и места жительства. Дороги Канады, США и Мексики чрезвычайно наполнены. И наполнены они, в том числе и скрытым смыслом, за постижением которого и направились в экспедицию наши герои, за которыми все мы внимательно наблюдаем.             
Всего лишь несколько дней, как мы с Беном покинули Эль-Пасо, но мы словно перенеслись в иной мир, где мы то пересекали средневековье, с крошечными гасиендами, где работали с голыми торсами пеоны в соломенных шляпах, то попадали в смутное время мятежей и революций, когда ввязались в перестрелку с бандой моторокеров, то попадали в мир будущего. Это я говорю о Мехико-сити, до которого мы скоро уже должны были добраться.
Как я уже вам рассказывал, сначала большая часть передовых промышленных предприятий соседствовала с границей на севере, где предприимчивые североамериканцы организовали ряд обширных промзон, используя дешёвую рабочую силу и «лазейки» в своём и мексиканском законодательстве.
Но потом тенденции поменялись, и промышленные зоны перекочевали к сердцу государства, к её столице. Вокруг Мехико ширились и разрастались всё новые и новые жилые и промышленные зоны, увеличивая жилое пространство столицы. Если к началу двадцать первого столетия в Мехико проживало где-то около семи миллионов человек, то через пятнадцать лет численность возросла в три раза, и Мехико-сити как-то вдруг сделался самым людным городом мира, опережая Лондон, Токио и Пекин. Все эти изменения, большей частью, происходили на наших с Беном глазах, потому вы мне можете верить, так как я знаю, о чём говорю.
Когда-то, до того, как Новый свет открыли, для себя Европейцы, здесь находилось горное озеро Текскоко, на высоте 2265 метров над уровнем моря, а посередине озера имелся небольшой остров, на котором был выстроен город, город Теночтитлан, столица обширной империи ацтеков, управляемой гордым Монтесумой, про которого написано немало книг.

Испанцы разрушили ту империю, по причине свободолюбия аборигенов и начали отстраивать свой мир, который они назвали Новой Испанией. Она обещала великим государством, но со старой Испанией, на Пиренейском полуострове, она так и не составила одного целого, да и те испанцы, которые здесь селились, постепенно менялись и сами, приобретали новые привычки и традиции. Лишь Католическая церковь почти не менялась, зорко контролируя все перемены в зоне своего влияния. И делала она это очень щепетильно.
Когда-то мы с Беном пытались разобраться, почему именно в этом месте была устроена столица государства ацтеков и даже провели какие-то изыскания на месте одного из древнейших храмов. Это было в 1985-м году, и наша экспедиция едва не закончилась самым печальным образом, ибо разразилось одно из самых сильных и впечатляющих землетрясений, которые и называют стихией, хотя ничего лирического здесь я не наблюдал, только эпическое. Мы попытались позднее продолжить свою работу, но нам было отказано, в мягкой, но весьма решительной форме. В то время мы не стали вдаваться в размышления, а скоренько переключились на другое место, ибо для историка в Мексика истинный Парадиз, не пропадал бы только интерес.
Сейчас, когда у нас, а в особенности у меня, появились новые знания, все эти запреты, сложившиеся вокруг Теночтитлана, рассматривались в особом ракурсе. Почему католические священники разрушили город ацтеков, а ряд храмов и культовых сооружений снесли начисто. Но вместе с тем здесь же вырос новый город, который снова сделался сердцем государства. Тогда мы это не рассматривали, а сейчас это меня заинтересовало до такой степени, что я посчитал своим долгом связаться с Хаммерсвельдом, чтобы высказать ему свои мысли.
Не откладывая дела в долгий ящик я набрал номер, который «Док» оставил нам на экстраординарный случай. Я посчитал, что измышления моей интуиции как раз такого рода, которую не стоит отодвигать. Послышался гудок, второй, третий, а затем мне ответили. Конечно же, это был сухой голос Хаммерсвельда. Я даже увидел его воочию, словно он находился в соседней комнате, а стена между нами была прозрачной, из такого дымчатого пластика. Это было удивительное чувство, правда в последнее время я начал привыкать ко всяческим необычностям, и меня было уже труднее удивить, а уж тем более поразить.
Не отвлекаясь на пустопорожние фразы, вроде приветствия и расспросов про дела, я начал выкладывать свои мысли про то место, на котором вырос Мехико-сити, и что за всем этим может скрываться.
Не знаю, как у вас, но у меня частенько получается так, что во время содержательного разговора рождаются всё новые мысли и идеи, словно собеседник как-то стимулирует мою умственно- аналитическую деятельность. Вот и сейчас, у меня возникли настолько интересные ощущения, что даже спёрло дыхание.
Воспользовавшись возникшей паузой, «Док» ещё более сухим тоном, словно голос его был пересыпан крупнозернистым песком, оборвал мои стройные и логичные словоизвержения, и заявил, что это не для телефонной беседы, и что он скоро обозначится, после чего отключился, буркнув на прощание что-то невразумительное.
Мне понадобилось раз пять про себя повторить последнюю его фразу, которую я никак не мог выбросить из головы, пока вдруг не понял, что это заранее уговорённый код. И обозначал этот код опасность и команду срочно менять позицию.
Два историка, какими мы были с Хамильтоном, были, и, надеюсь, ими остаёмся, не раз и не два отправлялись в экспедиции, которыми можно назвать экстремальными, учитывая те условия, в которых нам приходится обитать. Читали ли вы рассказ Джека Лондона «Страшные Соломоновы острова»? Да и прочие его рассказы из цикла историй Южных морей? Вот это те условия, которые и есть среда обитания. Там, в джунглях, хранится множество тайн, которые надо разгадать людям, чтобы и дальше оставаться людьми. Ведь и задолго до нас существовали цивилизации, и даже более развитие, чем у нас сегодняшних. И где все они есть? Они пропали, а зачастую даже безо всякого следа, и наше дело, это разобраться в причинах, почему это для них всё столь печально закончилось. Тогда мы сможем делать нужные выводы и получим необходимый опыт существования.
Опять отвлёкся. Сейчас, когда чувствительность моя многократно повысилась, мысли мечутся, с темы на тему, словно газели в саванне, где на охоту вышел прайд львов.
-- Бен, -- окликнул я своего напарника, -- кажется, я чуток напортачил.
-- Когда это ты успел? – Спокойно поинтересовался мой друг. – А я уж и переживать начал, что с нами ничего не случается. А ты вон, не спишь. Я уже к этому начинаю привыкать. Что на этот раз?
-- Не знаю толком. – отвечаю ему, -- но наш «Док» изволил сердиться и гонит нас с этого места.
-- Подозреваю, что это по причине твоего телефонного звонка. Наш друг, не будем поминать его лишний раз по имени, не раз говорил нам о засилии компьютерных высоких технологий, которые не только помогают людям, но и успешно за ними шпионят. Каждый ноутбук, смартфон или ай-пад может выполнять роль подслушивающего «жучка» и даже пеленгатора, выдавая месторасположение своих «хозяев». Мы сделали звонок…
-- Это я сделал, -- выдавил я из себя, уничижительно.
-- Не важно, пусть и ты, но если наш «Док» привлёк к себе внимание, то возьмут в оборот и нас с тобой. Кто такие? Что они делают в Мексике?
Бен говорил, управляя машиной, а я споро, один за другим, отключал все электронные гаджеты, которые у нас работали. Никогда не обращал особого внимания на то, сколько электронных приборов нас всё время окружает. И все они, большей частью, считывают информацию. Информацию, которая нас всё время окружает, и которую мы думаем, что используем, но которая, похоже на то, использует нас…


Глава 17. К нам присоединяется Моликанги.
Чтобы затеряться среди людей, пришлось поворачивать на трассу, что вела в Акапулько, курортную столицу Мексики, где праздник царил повсеместно и круглосуточно. Мы катили на нашем трейлере в сторону предгорий Южных Сьерра-Мадре, за которыми и располагается тихоокеанское побережье с «нежными» пляжными песками.
Заправившись по дороге, мы решили сделать остановку по пути в одном из придорожных кафе, и обсудить планы по дальнейшим действиям. Заказали что-то там мексиканское, сильно сдобренное их вездесущим перцем. И взяли небольшую бутылку текилы. Чтобы немного расслабиться, потому что всё последнее время были в напряжении. Если что, то можно здесь же и заночевать, учитывая все удобства нахождения в «доме на колёсах».
Здесь же и музычка играет. Сначала это было «музыкальный ящик», по которому можно заказать определённые песенки, заранее подготовленный объём. А потом, когда посетителей прибавилось, вышли двое франтов с гитарами и давай музицировать. Они могли сыграть буквально всё. От медленных красивых композиций и до самых быстрых наигрышей, когда ноги сами в пляс идут.
Честное слово, мы с Беном, как какие-то там студиозы тоже там поплясали. Я вспомнил вечеринки, свойственные для освоения территорий Дикого Запада. Тамошние парни, ковбои или шахтёры, как бы не уставали, считали своим долгом явиться на какую-нибудь вечеринку и отплясывать там с девчонками, хотя у них ноги буквально гудят от напряжённой работы всю неделю. Это как бы необходимостью делается. Ну, и общение конечно.
Так и в этот раз. Поплясали немного, а потом к нам за стол девчонки местные подсели, то-сё, ещё текилы заказали, а им – коктейли со сложным названием. Что-то там и от Монтесумы и от Пернатого змея. Дорогие коктейли, признаюсь сразу. Да и девчонки были ничего, смешливые и жеманные. Всё танцевать порывались. Но мы вроде как люди солидные, тряхнули стариной, да и ладно, гостий своих коктейлями угостили, да разговор с ними поддерживали.
Бен то себя писателем объявлял, который отправился на Юкатан за впечатлениями для написания нового романа в духе Клайва Касслера или Эрика Ластбадера, то забывал об этой версии и представлялся археологом, который нашёл в архивах, где рылся Вернер Фон Дэникен, и добыл там карту святилища, где имеются останки «Белых богов Неба», которые прославят их на всю жизнь и обеспечат безбедную старость. Девчонки слушали Бена и хихикали. Он заказал им ещё по коктейлю, а нам по текиле.
Признаюсь вам, что на алкоголь никогда не западаю, то есть выпить могу, под настроение или усталость, но до определённого момента, а потом сразу как-то от него отказываюсь и иду спать. То есть у меня не бывает такого, что напился, а потом удивляешься, когда тебе пересказывают собственные похождения по «тропе Бахуса».
И в этот раз, чувствую, что достаточно, а Бен, старина Бен, «хвост павлиний» распустил вовсю перед нашими слушательницами и такое несёт, что за него неудобно делается. Кажется, он собирается представиться уже третьим персонажем, спецагентом одного ужасно засекреченного подразделения, которое сражается с… кем бы вы думали?.. с зомби!
Тут я уже начал смеяться и так, что расплескал из своего стакана кактусовую водку, всего себя облил. Видел бы себя со стороны Хамильтон, как он пыжится и очки от солнца на носу многозначительно поправляет, хотя солнце уже близится к закату и очки его не позволяют разглядеть, что девицы больше над ним потешаются, чем радуются его рассказам. А Бен старается, а так как он человек образованный, доктор исторических наук и лектор университета в Хьюстоне и Остине, то ему ничего не стоит сыпать научными терминами, которые делают его бредовую историю чем-то вполне реальным.
Удалился я в туалетную комнату, чтобы себя привести в порядок, то есть умыться, то-сё, а когда вернулся, за нашим столиком всё поменялось. Девушки как-то сразу присмирели, Хамильтон весь нахохлился, а моё освободившееся место заняли сразу два субъекта, очень похожие на гангстеров, в шикарных костюмах и безупречных причёсках, но глаза… это были глаза киллеров. У человека, который хоть раз кого-то убил, и убил сознательно, что-то такое появляется во взгляде, да и в самом облике. Криминальные психологи именуют это «печатью Каина», а люди с обострённой чувствительностью обходят таких за два квартала, если есть такая возможность. И вот такие люди вдруг проявили к нам своё внимание.
Сначала я решил, что это явились кавалеры наших сеньорит и был готов даже перед ними извиниться, купить им что ли текилы, чтобы замять положение. Но по виду девушек сразу понял, что они из разных компаний и девушки очень желают убраться прочь. Через несколько мгновений они пискнули что-то невразумительное и сбежали, цокая остренькими каблучками по плитам пола и придерживая сумки.
-- Чем мы вам обязаны? – Спросил я «гангстеров» и те заулыбались друг другу, демонстрируя хорошо отбеленные зубы. Даже если они и участвовали в рукопашных поединках, то это на них не отразилось.
-- Нас заинтересовали ваши разговоры, -- заявил один из незнакомцев, -- про секретные операции и прочее. Захотелось услышать подробности.
-- Послушайте, -- попробовал я объяснить им, в то время, как Бен всё сильнее мрачнел лицом и всё больше хмурился, -- давайте будет считаться, что мы просто пошутили. Нам понравилось разговаривать с девушками, и мы хотели их развлечь. Мой товарищ горазд на всяческого рода розыгрыши и в этот раз он не подкачал. Девушкам его рассказы понравились, но сейчас они уже ушли, да и нам пора двигаться дальше. Так что прошу прошения, но мы бы хотели удалиться…
-- Зачем же так сразу рвать наше знакомство, -- теперь в разговор включился второй незнакомец. – К тому же вы хорошо выпили. В таком состоянии нельзя садиться за руль. У нас будет время поговорить и мы вас послушаем. Хоть мы и не такие восторженные слушатели, как те, что от вас сбежали, но и нам будем интересно услышать об операции по отлавливанию зомби, которые прорвали кордон, установленный в южных штатах.
Я беспомощно покосился на Хамильтона, но мой друг не желал больше сказать ни одного слова. Должно быть он уже выговорил весь свой запас, предназначенный на сегодняшний день. Надо было как-то выкручиваться самому. Я покосился в сторону бармена. Они частенько выполняли роль вышибал и присматривали за порядком в «своём» заведении. Но этот не демонстрировал рвения нас как-то защитить, где-то в стороне протирал бокалы, а потом и вовсе куда-то улизнул.
-- Ну, мы вас слушаем.
Подсевшие за наш столик незнакомцы больше не демонстрировали своего добродушия и сразу их лица приняли серо- свинцовый оттенок. Я уже собирался использовать своё умение «влезать в чужую голову», когда Бен вдруг взревел и выхватил из-под себя стул, за спинку которого он держался.
Знаете, в каждом уважающем себя кинобоевике сценаристами предусматривается драка в салуне, или хотя бы в кафе, вроде нашего сегодняшнего. Но там кулаками машут сыщики или полицейские под прикрытием, люди, имеющие специальную подготовку и расположенность помахать кулаками. Чего же желать от двух археологов, учитывая, что они совсем не Индианы Джонсы?
Конечно же, стул из рук Бена тут же вышибли, да и ему отвесили такого крепкого тумака, что удержался он на ногах только потому, что его удержал я. Или он попутно успел за меня ухватиться. Не суть важно, но только на ногах мы остались каким-то чудом. А оба молодчика встали так, что нам невозможно было выйти отсюда, не столкнувшись хотя бы с одним из них.
Музыканты продолжали играть на своих гитарах и литаврах, а певичка выполняла сопрано какой-то вокализ. Наверное, такая ситуация для них была не в новинку и они не паниковали, а делали вид, что ничего не происходит. Кое-кто из посетителей умудрился улизнуть из зала, я не удивлюсь, если они при этом забыли оплатить такое изысканное развлечение, но большая часть отодвинулась в дальний конец зала и оттуда жадно наблюдали за нами, ожидая, чем всё закончится. Наверное, они тоже посчитали молодчиков дружками сбежавших девушек. Вряд ли кто из этих «зрителей» в данный момент вызывает полицию…
-- Полиция! Всем стоять!
Ошарашенно я оглянулся и не сразу узнал Моликанги. Откуда он тут взялся?! Сэм держал в руках короткоствольный «Кольт» «детектив спешиал» модели 1973-го года. На мгновение он махнул полицейским значком и тут же убрал его, чтобы тот не мешал. Незнакомцы переглянулись. Они явно не ожидали, что в наш разговор кто-то вмешается, и столь бесцеремонным образом.
Всё-таки Бенджамин Хамильтон сегодня перебрал сверх всякой разумной меры. Он то болтал о чём попало, то норовил затеять драку без всякого на то основания, а сейчас он кинулся к Моликанги и попытался его обнять.
-- Сэм! Дорогуша!! Знал бы ты, как ты вовремя здесь…
Моликанги стремительным движением уклонился от дружеских объятий и саданул коротким стволом по зубам тому молодчику, который прыгнул на копа из Южной Африки. Не знаю, в полной ли мере ему досталось, но на пол он опрокинулся, а бравый полицейский уже взял на прицел его приятеля. Тот было сунул руку за пазуху, но, когда увидел «дырку» ствола тридцать восьмого калибра, сразу передумал доставать то, что там у него было, а склонился над своим приятелем.
Бен ещё что-то бормотал, а я уже подхватил его под руку и потащил из зала. За нами вышел и Самюэль, проследив, что оба молодчика больше нами не интересовались.
-- Как ты оказался здесь? -- Спросил я у нашего спасителя, запихивая Бена внутрь трейлера. Бен окончательно раскис и начал всхлипывать. Он едва не вывалился обратно, но потом всё же вполз в салон и тут же свалился, как только оказался у своей постели. Давно я не видел его таким.
-- Езжайте вперёд, -- быстро сказал мне Моликанги, -- а я прикрою вас. Не спеши, я вас догоню.
Не спеши. Он мог бы и не говорить этого. Я выпил чуть меньше Бена, а та текила, которую нам здесь наливали, оказалась необыкновенно крепкой. В таком состоянии не только заниматься автомобильными гонками, а даже просто сидеть за рулём может быть чреватым.
Прижимаясь к боковой части автострады, я вёл машину, которая сделалась менее управляемой. Это как, знаете, лошадь, которая чувствует седока и его неуверенность в своём умении верховой езды. Тогда лошадь начинает проявлять норов и отказывается быть послушной. Ну, и автомобиль, если его не вести твёрдой и уверенной рукой, пытается выйти из подчинения. Такая вот метафизика…
Удалившись мили на четыре, я прижался к обочине и встал. Потушил фары. Можно было найти парковочную стоянку или кемпинг, где можно выспаться до завтрашнего дня, но Сэм обещал догнать нас, и я не решился съезжать с дороги.
Бен тем временем звучно храпел и даже чертыхался, обещая с кем-то посчитаться, а я сидел на водительском кресле, закрыв глаза. Я не заметил сам, как вдруг очутился снаружи, а потом увидел наше кафе. Проскользнув незаметной тенью в зал, я убедился, что сегодняшний день для посетителей заканчивается. Не знаю, только сегодня так было, или они всё время так заканчивают вечер, но только музыкантов и певички уже не было, да и из посетителей оставалась ещё парочка, а остальных простыл и след. Бармен о чём-то уныло переругивался с поваром, который хоть и выражал недовольство, но не настаивал на нём.
В это время из туалетной комнаты вышли те самые молодчики. Лица их потеряли былой лоск. С удовольствием я разглядывал фиолетовый «бланш», что затягивал глаз «гангстера», который цедил грязные ругательства. Судя по голосу, повреждены были и зубы. А ведь Моликанги ударил его всего один раз, и как-то скользом, не в полную, казалось бы, силу.
Раздался звонок телефона. Один из «гангстеров» выудил из кармана плоский мобильный телефон. Причём сначала он достал никелированный «Глок», модель 18, разработанный для спецслужб, из которого можно стрелять во время сильного дождя и даже под водой. «Гангстер» тут же спрятал пистолет обратно и начал разговор по телефону, короткими фразами, «да» и «нет», из которых трудно что-то выловить ценного. Наконец он заговорил более конкретно.
-- Я сам слышал, босс, своими ушами, как они говорили о зомби, которые вырвались за пределы охраняемой зоны. Я решил, что им известно больше, чем нам, и хотел стимулировать их…
Что он говорил дальше, я уже не слышал, потому как мне пришлось совершить стремительный прыжок и вернуться обратно в своё тело, потому как за это время Моликанги, убедившись, что нас и не пытаются преследовать, подогнал свой «мустанг» к нашему трейлеру и принялся расталкивать то меня, то Бена.
-- Давай, рассказывай, -- потребовал от меня Сэм, после того, как я открыл глаза, -- обо всём. Я вижу, что вы путешествуете, красиво  и с музыкой.


Глава 18. Побег Бена.
Убедившись, что хотя я и могу говорить и даже почти что связано, но, тем не менее, понять мой рассказ было почти нельзя, Сэм от меня отстал. То есть слова не имели того внутреннего смысла, которые наполняют нашу речь. Это был скорее писк души, которые дополнялись Беном то междометиями, то чётко сформулированными проклятиями.
-- Завтра поговорим, -- прервал мою речь Моликанги и сам проводил меня до свободной кровати.
 Я ещё помнил, как он завёл мотор трейлера и куда-то его погнал, куда-то не очень далеко, потому, что скоро двигатель гудеть перестал, а кровать раскачиваться. Сэм вышел наружу и плотно затворил за собой дверцу. Больше я не помнил ничего из событий этого дня, да и слава Богу, потому что эти события меня почти доконали.
Утреннее пробуждение было продолжением кошмаров, которые пытались растворить мою тонкую личность в себе. Я не сразу осознал, что уже проснулся, а не продолжаю путешествовать по бесконечным окружностям своего бреда. Хочу сказать вам, друзья, что обострение ощущений некоторых сторон нашей жизни имеет свою негативную сторону. Все наши мучения и переживания обостряются тоже. Запомните это!
-- Бен, -- простонал я, -- если ты ещё жив, то постав на плиту кофейник… Если нет. То поставь его всё равно.
Никто мне не ответил, и я лежал ещё несколько минут с закрытыми глазами, усилием воли складывая мир заново. Хорошо было Богу, хотя бы потому, что он всё же был Богом. Кое-как справившись с этим сложным заданием, я наконец поднялся. Койка, на которой должен был лежать Хамильтон, была пуста. Должно быть мой приятель проснулся раньше меня и начал операцию реинкарнации гораздо раньше меня. Может и мне что перепадёт от его щедрот?
Шатаясь и отталкиваясь от стен, я добрался до выхода и вывалился наружу. Я не преувеличиваю для образности словца. Я самым натуральным образом растянулся снаружи и тут же заляпался в лужу чего-то мерзостного. Точно, Бен уже здесь побывал и чувствовал себя не лучше меня.
С проклятиями я поднялся на ноги и принялся счищать с рубашки то, что раньше было содержимым желудка моего высокоучёного товарища. Я тебе припомню, дружище, все перипетии вчерашнего дня. Ты у меня, шаг за шагом…
-- Бен! Где ты, чёрт бы тебя побрал?
Хамильтона я не нашёл, но обнаружил «мустанг», в котором дрых наш «спаситель». Самюэль лежал на кожаном сидении, положив одну руку за пазуху, а нога его лежала на борту салона кабриолета. Он даже башмаков своих не снял и было видно, что на подошве его что-то там такое налипло. От этого меня замутило ещё сильнее, и я отбежал в сторону.
Потом я направился обратно к трейлеру и меня раскачивало, словно началось сильное землятресение. Индейцы считали, что это боги нижнего мира справляют так свои праздники. Пусть так, но я с трудом удерживал равновесие.
Моликанги оказался моим спасителем и на этот раз. Он сварил крепчайшего кофе, но сначала заставил меня проглотить две таблетки аспирина и выпить из его личной фляжки, изготовленной, как мне почудилось, из высушенной тыквы. Содержащийся там настой мигом «прочистил» мне мозги и прекратил головокружение. А потом я долго тянул кофе, крепкий, как рукопожатие искреннего друга и закусывал его пончиками, присыпанными ванилью и сахарной пудрой. Этого добра у Сэма была припасена целая коробка и они даже не успели как следует зачерстветь, настолько коробка была плотно закрыта.      
-- Сэм, -- вдруг вспомнил я про своего друга, -- похоже, что пропал Бен. Он вчера пережил трудные минуты.
-- Да видел я его, -- поморщился чёрный коп, -- вот уж не думал, что учёный парень может так нажраться, да ещё молоть всякую при этом чушь.
-- Редко, но с ним такое бывает, -- признался я. – Но куда он мог деваться?
-- Сейчас я посмотрю, -- обещал мне полицейский сыщик. – Думаю, что он пережил кошмарное пробуждение и отправился к ближайшему озеру освежиться. Видел я тут подходящую лужу перед тем, как остановиться. Надеюсь, что он не вздумает утопиться.
-- Я тоже на это надеюсь.
Моликанги завёл свой «мустанг», а я забрался на соседнее место, с ним рядом. Здесь лежало свёрнутое одеяло и рюкзак с палаткой и резиновым ковриком. Сэм серьёзно подготовился ко всем неудобствам путешествия. Я забросил багаж назад. Мы выехали на дорогу и быстро добрались до съезда к небольшому озерцу, дальняя сторона которого заросла тростником, из которого поднимался скальный «горб», на котором удобно устроился стервятник. Он злобно зыркнул в нашу сторону и снова опустил голову. Бена здесь не было, если только ему не пришла в голову блажь прятаться в тростниках.
Для порядка мы покричали, призывая его. Нам никто не отозвался, только стервятник умчался прочь, не вынеся шумного соседства. Пришлось нам возвращаться на шоссе.
-- Он ничего вчера не говорил о своих намерениях? – спросил меня Моликанги, словно если бы я что-то знал, то немедленно проникся виной и тут же признался бы во всём.
-- Бен много чего вчера говорил, но это всё не имеет отношения к его исчезновению, разве что…
-- Говори, -- потребовал коп. С виду он оставался по прежнему невозмутимым, но я ощутил, как он напрягся. Его мышцы даже начали гудеть. Удивительное ощущение.
-- Я про тех, которые… ну, во вчерашнем баре… не могли они похитить Бена? Кажется, их заинтересовали его последние слова…
-- Нет, -- решительно опроверг мою версию Моликанги. – Рядом с нами никто не проходил, я бы это понял. Бен ушёл сам. Это совершенно точно и не обсуждается. Я спрашиваю про возможные причины его ухода.
Причины… Они могли быть самыми разными. Бен – человек с большой душой, переживающий. Наверняка что-то его сильно поразило, настолько, что он решил… решил… Что он мог решить?
-- Понятно, -- заключил сыщик, глядя мне в лицо. – Будем искать. Навряд ли он успел составить чёткий план и действует наобум. Проедем по дороге. Ты едешь в одну сторону, я в другую, через час- полтора поворачиваем и встречаемся на этом же месте.
Вполне разумное предложение. Только мне никак не хотелось появляться снова возле того кафе, даже есть на коленях у меня будет лежать заряженное помповое ружьё «Моссберг», потому я вызвался ехать вперёд. Сэму было без разницы, и он без слов начал разворачивать своего «мустанга».
Мы разъехались, всяк в свою сторону. Некоторое время, весьма короткое, я ещё видел серый «мустанг» нашего чернокожего друга, а потом он растворился в мареве, что строился над бетоном автострады, уже нагреваемом солнцем. Настроение было паршивое, частично из-за гадостных ощущений во рту и голове в целом, а во вторых потому, что всё так получилось, со мной, Беном и вообще…
Я просто катил вперёд и смотрел, вдруг впереди появится Хамильтон. Вдруг он утром поднялся и, не в силах смотреть нам в глаза, тихонько вышел и пошёл, надеясь, что мы догоним его, а там и все эмоции как-то сгладятся. Дай Бог, Бен, уж кто-кто, а я на тебя зла не держу, да и не имею на это права, учитывая всё то внимание, что ты мне уделил.
Миля пробегала за милей, уносилась прямо под колёса нашего «дома на колёсах». Бена не было. Да и не мог он столь далеко удалиться, даже если всё это время двигался трусцой, «джоггингом». Для чего это ему, учитывая его  «нулевое» состояние.
Окружающий пейзаж, залитый утренним солнцем, мог бы порадовать меня, если бы это было вчера, и рядом со мной был бы… М-да. Я остановился, вышел из трейлера, присел на подножку, посмотрел вдаль. Мимо, то и дело, проносились машины, некоторые мне сигналили, но я махал рукой, и они уносились дальше.
Посидев вот так, чтобы ветер высушил лицо от выступивших слёз, я решительно поднялся и снова утвердился за рулём. Развернув машину, я покатил назад, туда, где мы заночевали. Надеюсь, что Сэм уже там, и не один.
Так всё и оказалось! Они оба были там! И Бенджамин сиял, как рождественский пряник. Увидев меня, он замахал обеими руками и даже запрыгал, как студент, успешно сдавший свой первый экзамен.
-- Ури! Дружище! Знал бы ты, как я рад тебя видеть. Знаешь, неприятности нам нужны хотя бы для того, чтобы их преодолевать. Точно тебе говорю! Знаешь, я поднялся рано утром с мыслью, что я самый никчемный человек в мире и я оскорбляю тебя, Ури, и тебя, Сэм, самим своим присутствием рядом. И я решил уйти. Если меня схватят, то схватят меня одного и заслуженно. Я шёл и думал, думал и двигался. И прошёл так миль с двадцать…
-- Восемь с половиной, -- уточнил Моликанги.
-- Восемь с половиной, -- повторил Бен, вслушиваясь в свой голос, -- и это символично. Федерико Феллини снял замечательный фильм на тему этих самых восьми с половиной миль, за которые я пережил заново самые разные события из своей жизни и кое-что понял. Да, Ури, я кое-что понял… понял…
Внезапно лицо Хамильтона сморщилось, и он зарыдал. Я подошёл и обнял его за плечи. Сэм Моликанги деликатно отвернулся и принялся разглядывать троицу стервятников, что кружились неподалёку и ждали, когда мы уберёмся отсюда, чтобы полакомиться теми отбросами, которыми мы побрезговали.
Потом Бен кое-что нам, в первую очередь конечно мне, рассказал, что осознал, что он недостаточно серьёзно относился к нашей миссии, что ему казалось это игрой, пародией на какой-то фильм, потому он и вёл себя так же, нарочито и опереточно. Но теперь он будет другим…
-- Ури, дружище! Я стал другим. Вы этого, друзья мои, ещё не замечаете, но вы это обязательно почувствуете, я вам в этом клянусь.
Моликанги повернулся к профессору, который играл роль Хемингуэя, и начал его допрашивать строгим тоном. В любое другое время Бен возмутился бы и принялся кричать на него, но теперь он был послушен, как узник, которого освобождают заочно. Моликанги выбрал самый удобный момент.
-- Скажите, Бенджамин, почему вы начали говорить в том кафе о зомби? Насколько я понял, именно этот ваш спич и привлёк к вам внимание.
-- Я уже просил прощение. И готов сделать это снова. Но сделанного ведь не воротишь. Да, я говорил, но это мне показалось таким занимательным. К тому же эта тема в Мексике становится модной. Все вокруг говорят о зомби и новой болезни, которая вот-вот будет объявлена эпидемией. Мне показалось, под влиянием текилы, что если я объявлю нас с Ури спецагентами, которые занимаются этой проблемой, то девушки, которые подсели к нам, будут к нам относиться ещё ближе… ещё теснее… Но мы же там так набрались!
-- Хорошо, что я подоспел к вам так вовремя.


Глава 19. Проблема Мехико-сити.
-- Расскажи нам, Сэм, как это тебе удалось, найти нас?
Хамильтон был говорить о чём угодно, лишь бы заставить нас не поминать о его ошибках. Теперь он пристал к нашему спасителю, и тот ему отвечал.
-- Это всё мистер Хаммерсвельд. Он настоящий дока по части всяких технических хитростей. Говорят, он в молодости был хакером и общался с другими «разбойниками виртуальных пространств». В его знакомцах ходили мистер Ю из Гонконга, Зорро 1 из России, Драгоши из Трансильвании, Али из Триполи. Я не очень хорошо разбираюсь во всём этом, да и «Док» не из самых разговорчивых компаньонов…
-- Ты говорил, что он направил тебя к нам.
-- Да, он дал вам трубки сотовой связи, код которых у него записан и они могут служить ему «маячками». Он дал мне прибор слежения, котором я и руководствовался. Я просто спешил, насколько это было можно, чтобы не привлекать к себе внимания.
Ларчик открывался просто. Самые удивительные вещи и явления могут оказаться понятными, стоит найти им объяснения, то есть подобрать соответствующий «ключик». Здесь «ключик» Моликанги отдал нам сам.
-- Чем занимается сейчас «Док»? – Спросил Бенджамин у Сэма с самым невинным видом, словно нечто саморазумеющееся, и тот ему ответил.
-- Да всё тем же, чем и занимался раньше, до того, как его программу закрыли.
-- А точнее можно? – не желал успокаиваться Бен.
-- Влиянием условий урбанизаций на состояние социума, населяющего крупный город, влияние городской энергетики на человеческий организм, ускорение процессов эволюции организмов и всё такое прочее. Подробно я с его программой не был знаком. Мистер Хаммерсвельд составлял её сам и проверял по пунктам, а меня задействовал во время проведения полевых оперативных проверок. Короче, я прикрывал его задницу, когда он забирался на самое дно городских преисподен.
Мы с Беном переглянулись и потребовали уточнений, ведь нам и дальше придётся работать вместе. К тому же скоро Сэм вернётся к «Доку» и нам лучше быть в курсе того, чем нам придётся заняться. После того, как меня поставят на ноги, конечно.
-- Повторяю, -- твердил на наши расспросы Сэм, -- что это не в моей компетенции. Я знаю лишь то, что видел сам, а также то, что мне говорил мистер Хаммерсвельд в те редкие минуты, когда ему хотелось поговорить, а рядом не было никого, кому можно излить душу, кроме меня. К тому же я понимал не всё, что он мне рассказывал. Точнее, кое-что я разобрал, но это была настолько тяжеловесная словесная конструкция, что он скоро начала рассыпаться у меня в голове, и потеряла практически всякий смысл.
-- И хорошо, -- взвился Хамильтон. – Давай попытаемся понять всё вместе. Одна голова хорошо, даже если на неё натянули кепи полицейского, но три головы, с учёными степенями, это уже кое-что. Сэм, дружище, давай, колись.
Немного помявшись, Моликанги начал рассказывать. Он часто переходил на жаргон предместий, иногда вспоминал учёные словечки, которые явно применял его высокий покровитель, и не всегда эта словечки были применены к месту, и оттого было смешно, но мы изо всех сил старались сохранять серьёзные лица, чтобы Сэм не передумал откровенничать. Постепенно кое-что начало проясняться.
Дело в том, что Иллария Хаммерсвельд как-то занялся проблемами урбанизации. Сначала это было вариантом какой-то игры, вроде соревнования в софистике, когда нужно доказать очевидность неочевидного. К примеру, на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков большая часть учёных и писателей, работающих на вариантах планирования будущего, независимо друг от друга, пришли к мнению, что города в будущем будут разрастаться до такой степени, что сами себя пожрут. И тогда, решили футурологи, человечество перейдёт к иной модели социальных отношений, когда поселения будут встраиваться в природные биологические зоны и иметь между собой многочисленные линии связи, а также транспортные линии, но только устроенные по другим признакам, а не на основе транспорта с двигателями внутреннего сгорания. Это могут быть и дирижабли с оригинальными системами управления, если это касается воздушного транспорта, и парусники, использующие электричество и ветер, для морского сообщения, а в городах должны появиться движущие дороги.
-- То есть молодой «Док» любил читать фантастику?
-- Да, вроде бы, -- пожал плечами их чернокожий товарищ, -- я точно сказать не могу, разве что предположить. Молодой Иллария ещё тогда заинтересовался этой проблемой, то есть, почему всё развивается не так, как всё должно происходить. А это значит, по версии мистера Хаммерсвельда, здесь задействован внешний фактор, а может, таких факторов было несколько. Потом он все эти искания забросил, но когда начал работать в АНБ, вспомнил. Но к тому времени у него появилась возможность черпать всю необходимую информацию, практически безграничную. 
-- Надеюсь, что «Док» прояснит нам, -- предположил я, -- над чем он тогда работал.
-- Если коротко, -- ответил Моликанги, -- то над угрозами, которые могут встать перед Соединёнными Штатами в ближайшем будущем. И, кажется, мистер Хаммерсвельд копнул несколько глубже, чем думали его наниматели.
-- Расскажи нам, Сэм, хотя бы вкратце, -- попросил копа Бен. – Это поможет нам выстроить отношения с «Доком», если мы будем представлять, что же его тревожит и занимает. Я уже чувствую, что он чего-то там разворошил, подтвердишь ли ты моё ощущение.
-- Чувствовать, это не совсем моя задача, мне больше приходилось действовать, но, к примеру, мистера Хаммерсвельда занимала проблема с генномодефицированными продуктами.
-- А что с ними не так.
-- Мистер Хаммерсвельд предположил, что каждый из продуктов не несёт в себе ничего плохого, и даже наоборот, они более урожайные, вредоносноустойчивые, и всё такое прочее, но сочетание нескольких таких продуктов начинают взаимодействие на организм, и глубокое воздействие, на иммунную систему, на генетическую, на физиологическую, на умственную, на энергетическую...
-- Постой- постой, Сэм, это же довольно опасные предположения, -- нахмурился Бен, -- и что же ответили «Доку» его наниматели?
-- Они сказали, что этим занимаются другие группы и не стоит отвлекаться от задач, поставленных непосредственно.
-- И над какой же задачей работали вы?
-- Распространение исламских общин в западном обществе, воздействие исламских доктрин на умы молодёжи разного интеллектуального уровня, а также распространение ценностей западной модели цивилизации среди членов исламских общин, преимущественно в городских условиях.   
-- И к каким же выводам вы пришли? – полюбопытствовал я.
-- Вообще-то этим занимался мистер Хаммерсвельд, а я так, был у него на подхвате, так что многого не знаю, но, кажется, он пришёл к выводу, что исламское движение в США развивается высокими темпами. Правда, надо учитывать, что это началось ещё с середины двадцатого века, когда правительство США попыталось задружиться с некоторыми правительствами арабских государств, с Саудовской Аравией, Арабскими Эмиратами, Кувейтом. Это вылилось ещё и в том, что на территорию США перебралось много переселенцев из «дружественных» арабских государств, для учёбы, ведения бизнеса, лечения, а то и в качестве политических беженцев. Государственный департамент и спецслужбы много работала с молодёжью и «перспективными» для вербовки людьми. Чем это закончилось, сказать, как уже говорил, не могу, но мусульманская диаспора в США сильно выросла, но в Европе она ещё выше, чем здесь. Кто на кого больше влияет, мистер Хаммерсвельд подготовил пояснительную записку, но он много работал и над другими проблемами, в том числе и по своей личной инициативе, а я не разбирался в тонкостях и работал на него…
Моликанги можно было понять. Он был скорей помощником специалиста, чем сам был специалистом, то есть и он был специалистом, но в вопросах иного свойства. Я решил помочь ему.
-- А чем «Док» занимается в Мехико? Не исламистами же?
-- Нет, -- заулыбался Сэм. – Здесь мистер Хаммерсвельд снова погрузился в свои любимые проблемы – урбанизация и его влияние на людское сообщество. Он сказал мне как-то, что Мехико-сити сделался «испытательным полигоном» для американского правительства, чтобы проверить, как люди меняются, проживая в условиях супермегаполиса.
-- И как же? – Не удержался я от вопроса.
-- Об этом вам лучше поговорить с боссом, -- честно ответил чернокожий коп. – Моё дело, это прикрывать его. Он меня послал к вам, так как посчитал, что вам грозит опасность. Я помогу вам добраться до нужного вам места, буду охранять вас, а потом вернусь к нему. Если понадобится, то появлюсь у вас снова. К примеру, чтобы проводить вас, если лечение благополучно завершится. Всякое может быть, трудно планировать всё на сто процентов, хотя у Илларии это обычно получается. Я удивился, что его выпустили из Конторы. Обычно из такого рода учреждений так просто не уходят. Разве что на пенсию. Хотя у мистера Хаммерсвельда это получилось. Знаете, у меня была мысль, что его отпустили, чтобы потом расправиться по-тихому. Приходится всё время быть начеку. Вот я здесь, с вами, а он там один, без прикрытия. Надо бы как-то поспешить…


Глава 20. Частная жизнь Сэма Моликанги.
Может быть у вас сложилось превратное отношение относительно личности моего друга Бенджамина Хамильтона? Что это истеричный человек, способный на всякого рода вздорные поступки? Если это так, то буду вас уверять, что вы жестко ошибаетесь. Бен совсем не такой. Да, с ним случаются разного рода срывы, неприятности, но не более, чем это случается с каждым из обычных людей, чем это случается с вами. Да, Бен человек увлекающийся, он часто рисует для себя картину мира, и она не всегда, далеко не всегда совпадает с реальностью. И тогда Бен начинает нервничать и совершает от этого ошибки. Но такова уж наша жизнь, и если Бен когда ошибается, то он это признаёт, искренне раскаивается и пытается исправить, что можно.
-- Друзья мои, -- кричал Хамильтон на весь трейлер, -- простите меня, я хотел, пытался сделать так, чтобы всем было хорошо. Я помню, как человек интеллектуальный, куда ведёт дорога, выложенная благими намерениями. Я всё осознаю и переживаю. Я хотел, пытался вырваться из нашего маленького коллектива, не в силах нести дальше груз ответственности за свои проступки. Но я нашёл в себе силы вернуться. Куда я без вас? Или вы без меня? Мы, все вместе, сделаем всё, что нам надо сделать.
Когда надо, Бен умел говорить, умел он и делать. Видели бы вы его в раскопе во время поиска. Это самый целеустремлённый человек, практически не совершающий ошибок. Всё потому, что в этот момент он не мечтает, он работает так, как дай Бог каждому, то есть на совесть и квалифицированно. Точно так же он читает лекции для студентов. Один из русскоговорящих студентов как-то сравнил его со Львом Николаевичем Гумилёвым. Я читал работы этого русского учёного, создателя теории этногенеза и пассионарности. Может быть, в чём-то Хамильтон и Гумилёв и похожи, но Бен-то мой друг, может потому я и расположен к его российскому коллеге.
Мы хорошо отдохнули и двинулись вперёд. Договорились мы ехать чуть порознь, то есть мы с Беном ехали, как это делали и раньше, а Моликанги то вырывался вперёд, а иногда отставал. Это был наш дозор, наш «джокер в рукаве», и нам с Беном сразу сделалось легче. Это очень важно, чувствовать, что тебя защищают, прикрывают друзья, компетентные в этих вопросах.          
Теперь, когда у нас было такое прикрытие, как Сэм Моликанги, мы чувствовали себя совершенно по-другому, спокойней, уверенней. Больше таких неожиданностей, как стычка с бандитствующими рокерами у нас вряд ли произойдёт, Сэм не допустит. И при встрече мы выражали ему своё расположение. Старались лишний раз сделать комплимент, порадовать добрым словом. Здесь, а в особенности в южных штатах, ещё встречаются расистские выходки и негров ждут неприятные встречи с белыми американцами, не скрывающими своей приверженности к арийским идеям.
Если с самого начала Моликанги демонстрировал капельку отчуждения, то теперь он всё чаще улыбался, разговаривая с нами, а то и смеялся, показывая свои крупные белые зубы, которые казались белее на фоне почти фиолетовых губ.
-- Сэм, -- по своему обучаю азартно кричал Хамильтон, -- здесь, практически на тихоокеанском побережье, ты, верно, чувствуешь себя почти как дома, в Африке?
Моликанги посмотрел в даль, где пронзительно синело море, часть океана, которое было отражением неба и готово было вместить себя всю глубину и объём пространства, тяжело вздохнул и пожал плечами.
-- Вы знаете, я уже несколько лет здесь и временами чувствую, что стал уже забывать те места, откуда я прибыл сюда, в Америку…
Как-то так получилось, что и я, но в большей степени Хамильтон, рассказывали о своей жизни, о научных исканиях, а то и той доли приключений, какими оделила нас судьба, но наш приятель до сих пор про себя почти ничего не рассказывал. Мы лишь знали, что раньше он был полицейским и служил в каком-то подразделении в Йоханнесбурге, занимающемся особого рода делами.
-- Давай, Сэм, -- предложил ему Хамильтон, -- расскажи о себе. Уже поздно и сегодня мы уже никуда не поедем, так что у нас есть пара- тройка часов на болтовню. Мы о тебе ведь ничего не знаем. А мы же друзья, не так ли?
-- Да, скорей всего, -- подтвердил, подумав, коп. После этого он замолчал, всё так же разглядывая чёткую линию горизонта. Уже позднее мы с Беном поняли, что он видит на далёкое море, а нечто более невидимое – свою жизнь.
На это место мы заехали, когда на миг мелькнуло синее пятно океана. Отсюда, с отрогов южной половины хребта Сьерра-Мадре, океан кажется необыкновенно красивым и чистым. Потом, когда мы подберёмся ближе, станет виден всякий мусор, который плещется вреди прибоя, начиная от дохлых дельфинов и куч сгнивших водорослей, до всяческих обломков и обрывков, которыми волнам надоедает забавляться, и они вышвыривают их на берег. Иное дело – в отдалении, когда не разглядеть лишних подробностей.
Зная эти обстоятельства, мы сразу направили трейлер на ближайший съезд с дороги, полчаса тряслись по рытвинам и камням, но зато вознаградили себя великолепным зрелищем, остановившись на площадке. Мы здесь были далеко не первые, так как среди камней валялись пустые бутылки из под пепси и джина, а также пивные банки и всё то, что люди выкидывают, как только появляется возможность «обжить» природу. Отвратительная черта, но многие делают это, даже не осознавая низости и дикости своего поведения.
Мы выбрали самое чистое место и устроили здесь кемпинг, установив разборный столик и складные лёгкие кресла. Бриз принёс с собой свежесть и запах йода, от водорослей, что были выброшены на берег. Вдалеке кричали морские птицы, пытаясь ухватить рыб, что плескались у самой поверхности.
-- Вы знаете, море я увидел впервые, когда мне миновало шестнадцать лет, а до того я жил в маленькой деревушке, затерянной в бушах Калахари.
-- Ты проживал в пустыне, бродяга Сэм? – Догадался Хамильтон.
-- Калахари не является пустыней, такой, как Сахара или Гоби, -- объяснил Моликанги. – Это больше похоже на саванну, степь. Там много животных, которые даже собираются в стада. В Калахари живут племена бушменов, то есть «людей, проживающих в кустарниках», как переводится название этих племён. Они занимаются охотой и собирательством и делают это, наверное, лучше всех в мире. Я там жил и знаю, о чём говорю.
-- Я бы не отнёс тебя к бушменам, -- сказал я Сэму, -- скорее уж к зулусам.
-- Спасибо, -- улыбнулся Сэм. – Мне лестно такое предположение, потому что зулусы в наших местах, это особый народ, выдающийся, народ- воин. Пожалуй, они единственные на континенте, кроме может ещё туарегов, хотя те больше арабы, чем африканцы, кого так и не смогли колонизировать. До сих пор у них, и у народности суто имеется своё государство – Королевство Лесото, расположенное на обширном плато Басуто, поднятом почти на три с половиной километра над уровнем моря, отделённое Драконовыми горами от Южно-Африканской республики. Зулусы составляли ядро войска у народности суто. Нет, я отношусь к народу готтентотов, которых в Южной Африке не так уж и много. Большая часть готтентотов проживает в Намибии. У меня там даже есть кто-то из дальних родственников, но я так и не собрался наладить с ними контакты.
-- Насколько я знаю, -- сообщил Бен, -- что готтентоты и бушмены составляли основное население южной оконечности материка, когда нидерландская Ост-Индская компания устроила там свою колонию. А ещё там жили пигмеи.
-- Пигмеев там было очень мало, они в основном обитали в центральной части континента, в жарких и влажных джунглях. Основное население составляли народности, которые беспощадно уничтожались сначала голландскими переселенцами, которые расчищали себе место под фермерские хозяйства. Потом к ним присоединились другие переселенцы из Франции, Германии, Фландрии. Они образовали Капскую провинцию, которая вскоре сделалась настоящим государством, государством при Ост-Индской компании, которое стремительно развивалось, по мере того, как находились всё новые и новые залежи ископаемых. И это не учитывая огромных залежей золотоносной руды, алмазов, изумрудов. Появились новые провинции – Трансвааль и Оранжевая, которые тоже должны были сформироваться, как республики. Это было на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Такое благосостояние не могло пройти мимо внимательных глаз Великобритании, и она начала операцию по отчуждению собственности. Ост-Индская компания предпочла устраниться и тогда республики буров попытались организовать оборону самостоятельно.
-- Как же, я хорошо помню эту кампанию, -- закричал Хамильтон, но тут же поправился, -- из литературы, конечно. Из Европы туда отправились добровольцы, отряды волонтёров. Я читал в детстве роман Луи Буссенара «Капитан Сорви-голова», как раз о тех событиях.
-- Да, я тоже читал его, -- кивнул головой Моликанги. – Но там многое преувеличено, а ещё больше недосказано. В частности ничего не говорится о местном населении, которое пострадало ещё больше, чем африканеры. В конце концов, они договорились с англичанами и образовали Южно-Африканский Союз, в котором до середины шестидесятых годов царили откровенно профашистские взгляды. Недаром после окончания Второй мировой войны там нашли убежище тысячи нацистских преступников, объявленных в розыск, а сотни эсэсовцев участвовали в войнах в Намибии и Анголе в качестве высокооплачиваемых наёмников. Но это всё было до меня или я был ещё совсем ребёнком.
-- Подумать только, -- воскликнул Бен, -- что наш товарищ являлся участником событий, достойных пера Буссенара или Хаггарда. Ури, дружище, ты должен взяться за перо и написать интересную книгу об этих событиях и поведать о нас с тобой, о Сэме, «Доке»…
-- Всё это будет позже, -- прервал я его экивок, -- а пока послушаем нашего друга.
-- Я уже говорил, что проживал в крошечном поселении, рядом с факторией, на которой работали наёмные батраки, по большей части банту, которые были послушными работниками, в отличии от зулу или суто. Мой дед был лекарем, который лечил многие болезни травами, а также заговорами.
-- Постой, -- я схватил его за руку, -- но ты же помогал мне и давал настойки, когда я… когда я…
-- Да, -- кивнул мне головой коп, -- при других обстоятельствах я тоже мог бы стать лекарем, а то и настоящим врачом, закончил бы в Йоханнесбурге университет, но… не получилось. Жизнь сложилась по другому.
-- Расскажи нам, -- почти потребовал Хамильтон и сунул в руку Сэму бутылку с пивом, которую достал из холодильника, что находился в трейлере.
-- Я помогал деду, как я уже говорил, а также бабушке, которая знала тысячи лекарственных трав и могла приготовить лекарственное средство от любой болезни. Повторяю – от любой. Я видел своими глазами, как бабушка вернула к жизни умершего мужчину, чтобы он смог сообщить своим родственникам что-то, для них очень важное. Потом он снова умер, но прожил ещё несколько дней и рассказал такое, что бабушка больше не бралась за подобные авантюры. И ещё… после этого в нашей деревне появился колдун. Настоящий колдун, проживавший где-то в отдалённой области. Он пришёл в наш дом и громко говорил там, а потом начал угрожать деду, и бабушке. На шум пришли все, кто проживал в нашем посёлке. Явились даже работники с фактории. Колдун, лицо и руки которого были покрыты узорами страшных татуировок, увидев толпу людей, которые пришли защитить своего «доктора» и ушёл, размахивая какой-то иссохшей костью. Он разговаривал на непонятном мне языке, но и дед, и бабушка понимали ему и отвечали на том же языке. Потом я спрашивал, что это за человек, а бабушка много плакала. Дед, на следующий день неохотно рассказал мне, что давно обучался у него, потом встретил бабушку, которая была молодой девчонкой, и они вместе ушли от колдуна. Тот искал своего ученика и грозился всякими карами, но бабушка с дедушкой прятались от него. Теперь они решили, что колдун умер, ведь ему уже более двухсот лет. Но оказалось, что он до сих пор жив и продолжает творить злые дела.
-- Какие дела? – спросил я. Внезапно мне сделалось жутко и сердце начало стремительно биться у меня в груди, словно стремилось вырваться из клетки рёбер.
-- Дед мне не стал рассказывать. Меня собрали и отправили к родителям, которые проживали в Йоханнесбурге.
-- Да, ты же ничего нам не рассказывал о родителях.
-- Они уехали, когда я был маленьким. Я плохо их помнил, а дедушка показывал мне их фотографии. Таких было две или три. И мама, и папа уехали учиться. Но учиться не смогли, а поступили работать на золотодобывающую компанию. Город Йоханнесбург, чтобы вы знали, находится на отроге горного хребта Витватерсранд, между реками Лимпопо и Вааль. В 1886 году там был открыт крупнейший в Африке золотой прииск, при котором и был выстроен посёлок для рабочих, из которого и вырос Йоханнесбург, главный промышленный центр ЮАР. Население города превышает число в три миллиона человек, а с пригородами там почти восемь миллионов. Вы представляете себе такое скопление людей?
-- Для Европы это немало. Для Китая не так уж и много, как и для Японии или Индии, но для Африки это солидно. Пожалуй только Каир мог бы сравниться.
Хамильтон бывал в Каире, но больше всё же в Мемфисе. Когда-то самыми большими городами в Африке были Карфаген и Александрия. Но это было достаточно давно.
-- Извини, что мы тебя прервали, Сэм, -- заявил Хамильтон. – Расскажи, что было дальше.
-- Поздно уже, давайте ложиться спать, а что там было, я вам расскажу в другой раз, -- ответил Моликанги, глядя в сторону океана.
Только сейчас мы с Беном заметили, что на небе появился диск луны, и что солнце практически закатилось за зубчатую линию гор Сьерра-Мадре, которые были раскрашены в алый тон, достойный того, чтобы быть перенесёнными каким-нибудь живописцем на холст, чтобы каждый ценитель мог увидеть то, что могут лицезреть отдельные счастливцы, которым удалось подглядеть у Природы чудесные эпизоды истинной Красоты.


Глава 21. Полицейская жизнь Сэма Моликанги.
Они так и провели ночь на этом крошечном «пятачке», с которого открывался столь потрясающий вид на океан. Моликанги, после короткого завтрака и кофе, устроился в своём «мустанге» и унёсся вперёд. Хамильтон озабоченно крутил приёмник, настраивая его на разные станции, выискивая преимущественно новостные программы. Всё время врывался восторженный голос диктора, навязывавшего тот или иной товар или услугу. Наконец Бен выключил приёмник.
-- Всё-таки там, впереди, что-то происходит. Власти пытаются успокоить население, вместе с тем ничего не объясняют.
-- «Там», -- уточнил я, -- это где твоя клиника?
-- Не моя, а твоя, дорогуша, -- уточнил Бен, о чём-то напряжённо думая. – Думаю, что мы туда всё равно должны продвигаться. Осталось-то всего ничего. Да, у местного населения началась какая-то непонятная болезнь, но ведь там медики, они знают, что делают, я связывался с клиникой вчера. Нас будут ждать, я нашёл там нужного человека, с которым уже имел дело. Сначала он уговаривал меня отказаться от этой затеи, но, узнав, что мы от них в дне пути, согласился принять нас, и даже обещал послать человека, который проведёт нас окольными путями. А мы должны подъехать вот сюда.
Бен расстелил на столике карту и ткнул в городишко со странным названием Чапарель. Действительно, оттуда было недалеко до клиники, о которой мне столько рассказывал Хамильтон.
Акапулько оставался пока что в стороне от тех неприятностей, о которых начали распускать слухи, и по прежнему было много желающих провести там уик-энд. Но и машин, которые катили нам навстречу, тоже становилось больше. Поток желающих оттуда убраться постепенно нарастал.
Когда мы миновали автостраду, поворачивающую к пляжам Акапулько, машин резко убавилось, а с американскими номерными знаками не встречались и вовсе. Пару раз мелькал «мустанг» Моликанги, но он к нам не приближался, а тут же уносился вперёд.
Миля за милей наматывались на спидометр трейлера. Бетонная полоса шоссе стелилась под машину. Океан то показывался, то снова отодвигался, как только дорога удалялась от побережья. Горы Сьерра-Мадре заканчивались, но впереди виднелись предгорья плато Чьяпас, в честь чего и был назван этот штат. До конечной точки маршрута оставалось не так уж много.
Пообедали в каком-то придорожном кафе, где было всего несколько посетителей, по виду – местных жителей, тянувших пиво из агавы и слушавших новости по местным радиочастотам. Все сейчас приникали к радио или телевизору. Здесь же мы встретились с Моликангой. Он обещал снять для нас номер в мотеле, чтобы можно было принять там ванну и дожидаться нашего проводника. Трейлер придётся оставить там же.
Если нам и попадались машины, то только местные. Пару раз нас останавливала полиция и оба раза советовали поворачивать назад. Мы с ними соглашались, но потом всё равно ехали вперёд. Так мы добрались до этого Чапареля. На въезде в городишко нас дожидался Сэм. Мы последовали за его «мустангом» и он привёз нас в какой-то закуток, где не было признаков цивилизованной жизни. Должно быть сюда уединялись парочки любовников, либо те, кому не хотелось демонстрировать своего присутствия в этих местах. Странное расположение. Я не очень понимаю хозяев этого мотеля, и каким образом они делают свой бизнес, но нас здесь всё устроило. Была даже горячая вода. После того, как мы расслабились, Бен снова начал донимать нашего сыщика, чтобы тот продолжил свой рассказ. Ведь как-то надо было дожидаться проводника из клиники. Сэм немного помялся, но потом уступил требованиям нашего любопытства.
-- Шпионаж существовал всегда, -- начал он вот так, издалека. – Шпионаж, это не обязательно влияние государства. Это может быть и интерес корпорации. Когда Ост-Индская компания, что действовала на юге Африки, начала быстро богатеть, этим заинтересовались англичане. Точно так же они вошли в Австралию, когда там открылись золотые прииски. Здесь, я говорю о горах Витватерсранд, нашли богатейшие залежи золота и появился прииск, при котором и начал разрастаться сначала посёлок, а потом и город Йоханнесбург. Если при бурах это был несколько небольших шахт, глубиной в пару километров, то при англичанах, которые привлекли сюда большие деньги, прииск представлял собой огромный котлован, глубиной в два с половиной километра и шириной свыше десяти километров. Там работали тысячи людей, по большей части туземного происхождения, в основном – банту, как самые исполнительные, а белые выполняли роль управляющих, инженеров и мастеров. Позднее сюда завезли паровые машины и горное оборудование. Со временем горное оборудование стало производиться прямо здесь, на йоханнесбургских заводах. Сейчас это один из самых экономически успешных мегаполисов.
-- Надо уточнить, что в Африке, -- внёс поправку Хамильтон, который внимательно внимал Сэму.
-- Конечно, -- кивнул головой Моликанги. – Когда я приехал туда, я был настолько потрясён, что это выбило меня из привычной колеи на неделю, а то и больше. И ещё, я встретился с отцом. Они с матерью давно уже проживали здесь и писали в наш посёлок письма. Они присылали мне всё необходимое, но сами там не появлялись. Я даже обижался на них за это. Я знал, что стараниями дедушки и бабушки мои родители получили хорошее образование, и у меня создалось впечатление, что они просто гнушались с нами встречаться. Но всё оказалось гораздо страшнее.
-- До какой степени? – вырвался у меня вопрос.
-- Южная Африка, это кладезь самых разных ископаемых. Не зря сюда пришли европейцы, сначала выходцы из Голландии, а потом французы и немцы, приверженцы кальвинизма и протестантизма. Затем сюда проникли англичане, чтобы тоже черпать богатства, сокрытые в здешних недрах. Кроме золота, платины и алмазов здесь есть железная руда, медь, марганцевая руда, хромиты, сурьма и многое, многое другое. Есть и уран, который тоже добывается и используется. Для его переработки выстроен ядерный центр, в котором и работали мои родители. Там имелись и другие ядерщики, выходцы из Германии, Франции, Великобритании, были даже японцы, и несколько местных физиков, в частности – мои родители. Их и использовали на самых опасных участках. К моему приезду мама уже болела лейкемией и доживала последние дни. Болел и папа. Я его просто не узнал при встрече. Это был иссушённый сморщенный человек, опирающийся на трость при ходьбе. Он пытался обнять меня, а я хотел от него убежать. Я о многом сейчас жалею, о том, как вёл себя с ним, как дичился, как вёл себя. Я даже пытался бежать обратно, в нашу деревушку, затерянную в вересковых пустошах Калахари, где до сих пор можно встретить стала антилоп гну или страусов, которые вольготно себя чувствуют даже в стаде зебр, исполняя функции сторожей. Из меня мог бы получиться хороший егерь или даже знахарь, учитывая, что я до сих пор храню знания, полученные от бабушки с дедушкой. Но я всё же остался в Йоханнесбурге, схоронил там сначала маму, а потом и папу. От них мне досталась квартира и небольшая денежная сумма, достаточная, чтобы чувствовать себя самостоятельным человеком.
-- А как ты сделался полицейским? – не утерпел Бен, который всегда был любопытен, потому и сделался учёным.
-- А меня туда Нельсон Мандела устроил, -- ответил Хамильтону Сэм. Тот разинул рот.
-- Как это?
-- Знаете, после смерти родителей я никак не мог успокоиться и найти себя, своё место в жизни, а тут я встретил людей, из Молодёжной лиги Африканского национального конгресса. Как-то так получилось, что я начал помогать им в работе, по мелочи, здесь- там. А потом всё так закрутилось, борьба с апартеидом, Нельсона Ролихлахлу Манделу выпустили из тюрьмы в Кейптауне, когда президент Бота попытался остановить скатывание страны в гражданскую войну. В то время Мандела был болен туберкулёзом, что и стало формальной причиной его освобождения, но на самом деле была договорённость с Ботой. Я знаю, я участвовал в прикрытии нашего лидера, со стороны АНК. Тогда же я с ним и разговорился. Оказалось, что Нельсон когда-то был полицейским и работал на шахте в Йоханнесбурге. Я проработал на той шахте с полгода и узнавал то, о чём он мне рассказывал. Потом у нас была ещё одна встреча.
-- Ну, ты даёшь, Сэм, -- заулыбался Хамильтон. – С президентами запросто общаешься.
-- Тогда Мандела не был президентом, он даже не был главой АНК. Он просто был заключённым с большим опытом подпольной работы и огромным авторитетом. Уже тогда он был настоящим политиком, то есть умел вести переговоры и брать на себя ответственность, отвечать за свои слова и поступки, а также находить людей, которые вошли бы в его команду.
-- Самюэль Моликанги, как человек президента Манделы. Звучит!
-- Таких людей у него было два миллиона. Его слушали и слушались. Он сказал мне, что стоит пойти работать в полицию, я и пошёл.
-- Расскажи, Сэм, -- попросил я.
-- Это случилось позднее, гораздо позднее, когда начались перемены в правительстве. Менялась администрация, всё больше чёрных чиновников занимали рабочие кабинеты. Но лучше не становилось. Коррупция белая менялась на другую, с другим цветом кожи, но преступление от этого не становилось чище. Прокатилась волна убийств. Мы с товарищами патрулировали улицы Йоханнесбурга, когда я встретил как-то знакомое лицо. Это был тот самый колдун, что приходил в нашу деревню и нападал на бабушку с дедушкой. Тогда меня и отослали в этот большой город. И я думал, что больше никогда не увижу это страшное лицо, эти волосы, перемазанные красной глиной, это выколотое на теле изображение змеи. Но прошлое вернулось ко мне. Как-то я встретил этого человека, в сопровождении группы лиц, с парой из которых я был заочно знаком, по фотографиям. Это были известные преступные авторитеты, которые сделали вид, что порвали со своим преступным прошлым и пытались начать политическую карьеру. Людей, обладающих авторитетом, умеющих много работать, было не так уж и много. К тому же некоторые и в самом деле смогли расстаться со своей прошлой жизнью, так что им поверили. Но этот человек… он не мог измениться. Мы начали следить за этой группой, и раскрыли целую серию убийств, связанную с переделом собственности. Но и это не всё. Здесь были задействованы ритуальные действия и даже каннибализм. Казалось, из тьмы прошлого, самого страшного, на нас ощерились демоны…
Сэм Моликанги, обычно сохранявший завидное спокойствие и даже невозмутимость в самые опасные минуты, теперь показал волнение. У него даже дрожали руки, да так, что он не смог прикурить, и отшвырнул сломанную сигарету в сторону.
-- Чем же закончилось это противостояние? – спросил я у Сэма, предчувствуя, что он сейчас может замкнуться, а рассказ его становился важным для меня, потому что я сам, на своей шкуре, познал то, чем заканчивается столкновение с демоническими силами.
-- К тому времени меня уже приняли на службу в полицию. Я сумел доказать важность этого конкретного расследования. Меня даже поставили старшим группы и мы сумели раскрутить всю цепочку, что тянулась и в Кейптаун, и в Дурбан, и даже в Преторию, и в Мапуту. Взяли многих, я говорю, что речь шла об организации, но кое-кто ушёл, скрылся и колдун, которого звали Мганнга. Конечно же, это был псевдоним, потому что так называли колдунов и жрецов культа Вуду. А потом начали умирать члены нашей бригады. И тогда руководство решило расформировать наш отдел, а меня, и ещё двух товарищей откомандировали сначала в Алжир, а потом, когда умер один из нас, отправили в Соединённые Штаты, а качестве стажёра и эксперта по ритуальным убийствам выходцев с Африканского континента.
Судя по тому, как быстро завершил свой рассказ Моликанги, ему было тяжело ещё раз вспоминать и переживать те события. Мы молчали, то посматривая на него искоса, то пялили глаза на что угодно, даже на луну, что ярко светила на нас среди перистых пальмовых крон.
-- А твой товарищ, -- осторожно поинтересовался я, -- он тоже перебрался сюда, в Штаты?
-- Здесь не Штаты, это Мексика, и здесь тоже что-то назревает, что-то очень опасное, -- откликнулся Сэм. – И надо быть начеку, чтобы встретить опасность лицом к лицу.
-- Я постараюсь… приложу все силы.
Я говорил Сэму и чувствовал, что внутри меня растёт какая-то пустота. Это как предчувствие чего-то очень серьёзного. Я не могу этого объяснить. Это просто не с чем сравнивать. Когда всего этого ещё не случилось, ничего подобного мне не приходилось переживать. Все эти чувства и ощущения появились, когда моя личность претерпела изменения, которые открыли для меня новые горизонты восприятия мира.
Сэм хотел мне что-то сказать, но в это время на террасе, где мы устроились для разговора, появилось новое лицо, человек, одетый, как местный житель, с длинными прилизанными волосами, с узкой полоской чёрных усов под орлиным носом, и пронзительным взглядом близко посаженных глаз. В руках он держал широкополое сомбреро и внимательно успел изучить каждого из нас, за те считанные мгновения, что понадобились, чтобы понять, что мы больше не одни здесь.
-- Мне сказали, что вы ждёте меня, -- сказал незнакомец. Сэм кивнул ему. Больше мы с ним не говорили о его жизни в Йоханнесбурге.


Глава 22. Кордон.
-- Можете называть меня дон Карлос, -- представился нам проводник, переводя взгляд, острый как шило, с одного лица на другое. – Кого из вас я должен проводить до места?
-- Его, -- Моликанги указал на меня, -- точнее, проводить надо двоих. Один будет проходить там лечение, а второй присмотрит за ним. Дело очень щепетильное.
-- Я понимаю, -- процедил сквозь зубы проводник. – Только сумасшедший пожелал бы отправиться в зону опасности. Или загнанный в тупик бедолага. А ты, верно, его лучший друг?
Проводник ткнул пальцем, твёрдым как клинок кинжала в грудь Бену. Тот даже поморщился, но потом расправил плечи.
-- Да ради Ури я уже столько пережил, и готов идти дальше, до конца.
-- Будем надеяться, что конца всё же не будет, -- буркнул проводник, -- хотя бы до тех пор, пока я рядом с вами.
Было видно, что человек, видавший виды. Он проходил через такие места, в какие другие не рискуют соваться. И эти умения дают ему средства к существованию. И он ценит их, судя по тому, какую сумму он потребовал за свои услуги. Но торговаться не рекомендовалось. Мы всё же были не на восточном базаре, где можно перебраться к другому торговцу, более сговорчивому.
Наличности у нас не хватило, и Сэм отправился искать банкомат, чтобы снять деньги с дисконтной карты. Дон Карлос тем временем просмотрел наш багаж и, без всяких церемоний, половину заставил выгрузить обратно. Нам придётся двигаться быстро и нельзя себя слишком загружать. Там, на месте, необходимое для быта можно будет приобрести. Пусть это и обойдётся нам чуть дороже, но это надо в первую очередь нам самим. То есть добраться до места.
-- Эпидемия потихоньку разрастается, -- сообщил нам проводник. – Часть людей эвакуировали, часть не уйдёт ни при каких обстоятельствах, думая пересидеть в джунглях, кое-кому уже всё равно…
Несколькими словами он обозначил все новости, какими захлёбывались всё последнее время дикторы, вызывая нарастающую волну возбуждения. При этом дикторы многое недоговаривали и от этого чувство неуверенности только нарастало. Также и репортёры, они умудрялись так подавать информацию, чтобы слушатель, если речь шла о радио, или зритель, если это касалось телевидения, был шокирован в максимальной степени. Потом, когда дело зайдёт слишком далеко, всё возьмёт в свои руки государство, в том числе и в мере дозирования информации, то есть почти полностью закрыть сведения о событиях, что происходят в закрытых зонах. До особого распоряжения.
-- Дальше дороги перекрыты полицией и армейскими патрулями. Ещё дальше находится кордон эпидемической службы. Там вообще с нами разговаривать не станут, а отправят на карантин. Если хотите этого избежать, то я советовал бы отправиться прямо сейчас. После того, как ваш товарищ выдаст мне полную сумму.               
Скоро «товарищ» появился и расплатился с проводником.
-- Ваша машина останется здесь, -- сухо сказал нам Моликанги. – Я переговорил с хозяином мотеля. Он присмотрим за вашим имуществом. Я отсюда уеду. Скоро здесь может стать излишне «горячо». В случае необходимости связывайтесь со мной и я попробую найти способ помочь вам, либо решить назревшую проблему. «Дока» лучше не беспокоить. Он и так сильно занят.
После того, как мы расстались в Эль-Пасо, с Хаммерсвельдом мы больше не разговаривали. Посредником служил Сэм, который и уверял наш о занятости босса. Но не верить ему у нас не было оснований. Мы решили играть в одной команде, но только после того, как меня поставят на ноги. Это и было нашей приоритетной программой, на которой мы и сосредоточились.
Проводник показал себя человеком дела. Как только он убедился, что мы готовы с походу, он тут же двинулся по направлению к самой густой заросли, которая здесь имелась. Казалось, что там не сможет пролезть и ящерица, коих здесь было немало, но как только мы подошли к лесу вплотную, обнаружилось, что здесь имеется тропинка, точнее даже – лаз в кустарнике, ощетинившемся тысячами шипов и каких-то крючков. Но дон Карлос, каким-то чудом, втиснулся туда и пропал, лишь колыхнулась веточка кампешевого дерева. Следующим в «лаз» отправился я, и замыкающим в нашей цепочке выпало быть Хамильтону. Он тяжело вздыхал и чертыхался, когда по лицу его хлестнула ветка, неосторожно зацепленная мною.
Признаться, в такой темноте идти целенаправленно было никак нельзя. Спасало нас то, что мы двигались по какому-то «тоннелю», специально здесь устроенному или это постаралась природа. Впрочем, в каждом лесу имелись дикие звери, которым надо как-то здесь перемещаться, и они устраивают себе тропы, по которым перемещаются и не дают им зарасти.
Через какое-то время выяснилось, что мы идём, и идём вполне даже успешно. Надо было только стараться не отставать от нашего проводника, который умудрялся как-то здесь ориентироваться. Если бы это было в саванне, то я решил бы, что он руководствуется расположением звёзд, но здесь, где над головой имелся многометровый «купол» из разного рода ветвей, это было сделать нельзя. Впрочем, в наш технологический век у него вполне мог оказаться в руках GPS-навигатор, с помощью которого ориентироваться в темноте мог бы и ребёнок, если можно представить себе ребёнка с навыками Натаниэля Бампо.
Когда я решил, что мы уже далеко углубились в сельвасы, вдруг неподалёку отчётливо послышалась человеческая речь. Разговаривали несколько человек, лениво, позёвывая, потом послышался запах табачного дыма. То есть мы проходили неподалёку от заставы, что перекрывала какую-то из дорог. Я постарался идти как можно тише, ступая на цыпочках, словно это могло сказаться на бесшумности нашего движения. Почти в спину мне пыхтел Бен. Бедняга, он явно начал уставать. К тому же он никогда не умел толком складывать своего рюкзака и скоро он начинал давить ему на спину, а лямки натирали плечи. Судя по его пыхтению, именно это с ним и происходило в данный момент.
Я решил остановить нашего проводника, чтобы Бен мог как-то поправить свой груз. Я сделал несколько быстрых шагов и схватил его за плечо. Но он вдруг весь как-то изогнулся и вдруг у меня перед глазами мелькнул блик, отразившийся от стального клинка кинжала. Я обеими руками схватился за его вооружённую руку и хотел возмутиться такой бесцеремонностью, но дон Карлос зажал мне рот, до того, как я высказал своё недовольство.
В спину мне ткнулся Бен и сразу начал сгружать с плеча рюкзак. Должно быть он уже давно дожидался этой минуты и сразу начал действовать. Я, в свою очередь, тоже схватил его за плечо, потому как в меня вползло беспокойство нашего провожатого. Я мог теперь чувствовать эмоции и настроения окружающих меня людей, а если с ними происходил контакт, то ощущения возрастали многократно. И я теперь, через органы восприятия дона Карлоса ощущал, что неподалёку от нас двигается ещё одна группа. И это была очень странная группа. Странная и страшная. От них исходило тёмное гнетущее чувства облако, словно они дружно ненавидели весь мир. Такое могло быть во время военных действий, когда ненависть к врагам придавала силы для атак или контратак.
Дон Карлос зажимал мне рот ладонью, облачённой в перчатку, пальцы которой были обрезаны, чтобы не мешать чувствовать предметы. В свою очередь я зажал рот Хамильтону, и тот понял мой манёвр, либо умудрился расслышать ту толпу, что двигалась параллельно нам.
Мы так и стояли, тесной группой, приникнув друг ко дружке и прислушиваясь. В руках у проводника был зажат острый нож, кинжал «боуи», а я положил руку на «кольт», который был засунут у меня за пояс и зафиксирован ремешком, чтобы не вывалился. Неужели придётся стрелять, неизвестно по кому, в такой темноте и непролазных кущах?
Но те люди прошли мимо нас, а затем позади, где были слышны голоса, раздались крики, и вдруг забухала штурмовая винтовка, а к ней вскоре присоединились ещё две.
И сразу весь лес взвыл, завопил и наполнился самыми жуткими звуками. Казалось, мы пробрались незаметно в сумасшедший дом, обитатели которого решили устроить пикник на природе, и теперь переговариваются на разные голоса, но вместо слов просто воплями.
Как только начались эти ужасающие крики, дон Карлос с силой дёрнул меня за рукав и быстро двинулся вперёд, а я потащил за собой Бена. Бедняга Хамильтон чуть слышно ругнулся, но от меня не отставал, дышал едва ли не в затылок.
Позади кричали, выли, стреляли и вопили. К общей какофонии присоединились и птицы, а затем и стая обезьян, которые ночевали поблизости, но были разбужены и теперь с энтузиазмом присоединили свои голоса к общему хору. Ночь наполнялась кошмарами и ужасами. Каждый из участников этого действия мог своей фантазией дополнить то, чего не видели его глаза.
Послышался разрыв гранаты и мы кинулись оттуда прочь изо всех сил, уже почти и не скрывая своего присутствия в ночном лесу. Наше передвижение вовсю комментировали разбуженные птицы. Где-то завизжал и угрожающе завыл ягуар, и я взял «кольт» в руку.
На бегу я мысленно начал взывать к Богу, умоляя его о защите, а когда ко мне присоединился и Бен, только тогда я осознал, что делаю это не «про себя», а вслух, при этом ещё и довольно громко.
Но к тому времени мы успели уже достаточно далеко удалиться от места ночной стычки. Признаться, с проводником нам действительно повезло, дон Карлос умудрился не потерять направления нашего бегства и ещё как-то его контролировал. Он остановился сам и заставил стоять нас, пока в окружающем нас пространстве ночного леса не установилась хоть какая-то тишина.
Там, довольно далеко позади, ещё бахали винтовки, но уже короткими очередями или одиночными выстрелами, да и дьявольские вопли почти стихли. В прошлом почти что так кричали индейцы, когда совершали нападения ночью, чтобы внести ужас в ряды противника. Сейчас я на собственном опыте столкнулся со всем этим и признаюсь, что это очень эффективно. Будь я один, то непременно поддался самым бы сильным порывам паники и кричал бы, и бежал, пока не был бы сражён пулями солдат, или бы не покалечился другим способом.
Пробовали ли вы когда путешествовать по ночному тропическому лесу пешим способом? Да ещё без яркого света аккумуляторного фонаря, а также стараясь идти максимально бесшумно? Если да, то вы меня поймёте, что долго двигаться таким способом просто невозможно и усталость наваливается на вас неподъёмным бременем. Да ещё Бен, бедолага Бен, то и дело хватал меня за плечо и делал какие-то непонятные знаки.
Перед тем, как выйти, дон Карлос строго настрого запретил нам говорить или издавать какие-либо другие звуки, до тех пор, пока он сам не разрешит этого. Сначала я отнёсся к этому требованию довольно скептически, как к чему-то напускному. Ведь некоторые специалисты любят окружать себя разного рода требованиями, чтобы таким образом как бы усилить своё значение. Но теперь, после того, чему мы стали свидетелями, его опасения уже не казались чем-то чрезмерным или превратным. Вот и Бен, что-то хотел сказать, мучительно хотел, но всё равно не решался. Он пыхтел и вздыхал, но послушно и неотступно следовал за мной.    
Когда дон Карлос остановился и знаками показал нам, что можно присесть и отдохнуть, Хамильтон сразу рухнул на землю и растянулся там. Я опустил с плеч рюкзак и прилёг рядом, опираясь на свой груз. Проводник постоял, прислушиваясь, а потом сделал шаг в сторону и растворился в темноте.
Я лежал с закрытыми глазами и просто отдыхал. Чувство усталости обессиливает, снижает чувствительность. Хотелось заснуть и отрешиться от всей этой дурацкой действительности. Рядом жалобно вздыхал Хамильтон. Наверное, ему тоже досталось. Время идёт и возраст накладывает на нас не только опыт разного рода ситуаций, но и изнашивает опущенный каждому из нас Природой ресурс организма, который, хоть и восполняется, но каждый раз за всё больший промежуток времени, с перспективой пребывания в старости в вечном полуразбитом состоянии.
Когда я уже собирался отправить на разведку свою «психокопию», ментального дозорного, столь же неслышимо, как исчез, появился проводник. Он поманил нас за собой, и мы, с внутренними стонами, поднялись и последовали за ним. С третьей попытки, и то, когда мне помог Бен, я закинул за спину рюкзак.
Через несколько шагов лес закончился и мы вышли на открытое пространство. Относительно открытое, потому как слева, справа, всюду, росли кустарники, но теперь всё было видно, потому что светила луна. Видели мы, но видели и нас. Если рядом были, кто мог бы видеть.
По этой причине дон Карлос и удвоил осторожность. Но и до этого он был предельно осторожным. Только если раньше он ступал бесшумно, то теперь следовал так, чтобы в максимальной степени использовать каждую тень и каждый куст, чтобы использовать его для маскировки.
Целью его оказалось дощатое строение, большой сарай, что стоял на этой пустоши. Мы протиснулись внутрь сквозь приоткрытую створку большой двери, которая покосилась и потому не закрывалась до конца.
Должно быть дон Карлос хорошо знал эти места и отправился проведать, не занято или это укрытие, а. убедившись, что оно пустует, привёл сюда подопечных, то есть нас. Здесь мы и устроились, поднявшись по приставной лестнице на самый верхний ярус этого склада.
Наверное, здесь когда-то хранилось скошенное сено для какого-то рачительного фермера, но потом то ли хозяйство его поменяло профиль сельхозработ, то ли фермер поменял место жительства, но строение стояло заброшенным. Но, в любом случае, это гораздо лучше, чем лежать просто на траве и ожидать, что на тебя бросится ягуар или приползёт какая змея.
-- Я оставил свой рюкзак…
Только теперь Хамильтон раскрыл причину своих страданий и всяческого рода вздохов. Я вспомнил, как мы остановились и Бен скинул с плеча ношу, чтобы расположить её поудобней. А уже в следующий миг начался полный тарарам и мы бросились наутёк, чтобы успеть удалиться подальше от кордона, на который кто-то напал.
Пока мы ещё особо не вдавались в эти проблемы. Гораздо больше нас опечалила пропажа рюкзака, в котором хранились личные вещи Бена, к которым он привык и они представляли для него какую-то ценность. Для нас – это для Бена и, в какой-то степени, для меня, так как Хамильтон был всё же моим другом и радости наполовину с печалями приходились и на мои плечи. Но дон Карлос, если и опечалился, то совсем по другому поводу.


Глава 23. Клиника.
Отдыхали мы дольше запланированного, потому что во-первых мы совсем как-то из сил выбились, и это видно было невооружённым взглядом, учитывая мою «болезнь» и расстройство Бена по случаю столь досадной потери его имущества, а во-вторых наш проводник решил разведать дальнейший путь.
Как у каждого специалиста, который зарабатывает на жизнь такими вот походами, у него в запасе было несколько маршрутов, и надо было не ошибиться при  выборе одного из них. Настоящие проводники не ходят одним и тем же путём подряд несколько раз, а стараются как-то разнообразить свой выбор. В этом и заключается успешность их действий. Только надо было просчитать самый удачный маршрут.
Есть два вида специалистов. Это или баловни судьбы, которые знают, куда и как надо двигаться, чтобы благополучно добраться до конца маршрута. Или это те, кто умеет просчитать если не каждый шаг, то самые ответственные участки. И с такими иметь дело лучше, потому что удача, она ведь когда-то заканчивается, и тогда тот, кто излишне на неё уповает, может сесть в «глубокую лужу», а вместе с ним и те, кто на него рассчитывал.
Похоже. что дон Карлос относился ко второй категории проводников. Он проверялся ещё и ещё, и не надеялся на случайное везение. Вот только слишком уж долго отсутствовал. Бен успел заснуть, привалившись к моему мешку, а я нашёл небольшое окошко и устроился возле него таким образом, чтобы снаружи меня заметить было никак нельзя.
Незаметно подошло время рассвета, и сделалось достаточно светло. Проснулся и животный мир, населявший окрестности этого склада. Весело кричали птицы. Я узнал, к примеру, крики виргинского бобуйата. По открытому пространству стремглав пролетел койот. Где же дон Карлос?
Только я подумал про него, как он появился, по своему обычаю появившийся совершенно неожиданно. Он выдвинулся из кустарника, оглянулся, а потом побежал к сараю, быстрый как тот же койот.
Я уже собирался отойти от своего «наблюдательного пункта», чтобы встретить проводника, как новое движение привлекло моё внимание. Из кустарника вышел человек, а за ним ещё и ещё. Они выходили, и было их не меньше десятка. Сердце моё вдруг забилось сильнее.
Люди, что следовали за проводником, выглядели довольно странно. Я уже говорил вам, что настоящие мексиканцы почти всегда это щеголи и франты. Они следят за своей внешностью и стараются выглядеть наиболее лучшим образом. Встречаются, конечно, и опустившиеся люди, но это редкие бродяжки, которые живут на местных мусорных полигонах и редко появляются ещё где-либо.
Эти же выглядели бродягами, были растрёпаны и оборваны, но это был вовсе не жалкий вид конченого неудачника, а скорей человека, пережившего ураган или военное действие. То есть он многое пережил, но готов и дальше к борьбе и испытаниям. Похоже, что эта группа как раз из таких, вот только смущали их движения.      
Видали ли вы фантастические фильмы, в которых показаны роботы- андроиды, внешне похоже на человека? К примеру, фильм «Терминатор». Такого робота не отличить от обычного человека, за исключением казуса. То есть если он повреждён, то это сразу видно по дёрганым размашистым движениям, словно программное обеспечение даёт противоречивые команды и робот не успевает всё делать адекватно.
Так вот, эти люди, что преследовали нашего проводника, двигались именно таким образом. Это было странно и страшно видеть. И они направились прямо к нашему складу, ориентируясь на открытую дверь.
Вот сейчас я понял, что медлить больше нельзя. Кинувшись назад, я мгновенно разбудил Хамильтона. Обычно разбуженный неожиданно человек ведёт себя сердито и пытается выяснить, что же стало причиной такого некорректного поведения. Но мы уже действовали в непривычной обстановке и Бен невольно был уже готов к самого разного рода неприятностям. То есть когда дон Карлос поднялся к нам, мы были уже готовы, а я держал в руках свой рюкзак. Не зная, то ли нести его так, то ли забросить за спину.
Сделав нам знак рукой, проводник метнулся к дальней стене, а мы, соответственно, за ним. Там сохранился, как оказалось, жёлоб, по которому тюки с сеном опускались вниз. Иногда их опускают с помощью таля или лебёдки, а иногда применяют и такой вот способ.
Проводник швырнул туда свой рюкзак, который он оставлял здесь, а сам нырнул следом, я поступил точно так же и поехал вниз, стараясь не двигаться, чтобы не застрять, а сзади двигался Хамильтон, догоняя меня. Мы так и рухнули внизу, друг на дружку, а дон Карлос был уже на ногах и готов мчаться прочь.
Мы замешкались самую малость, пока поднимались на ноги и я закидывал свой мешок за спину. Те странные люди, что преследовали проводника, успели скрыться внутри этого большого строения, но не все. Двое отставших повернули головы на шум, а уже в следующий миг бросились к нам, двигаясь гораздо быстрее, чем только что.
Они уже протягивали руки, чтобы схватить нас, и я видел их вытаращенные глаза и перекошенные в страшных гримасах физиономии, и примерялся, что вот сейчас оттолкну их. В спешке я совершенно забыл про свой «кольт», который сбился куда-то за спину. Но в этот момент дон Карлос вернулся к нам. В руках его оказался тот внушительный «боуи», какой был у Крокодила Данди из известного комедийного фильма. И этим кинжалом наш проводник без промедлений снёс голову ближайшего к нему нападающего, а второго он свалил ударом ноги. Тот повалился, но издал при этом леденящий душу вопль, точно такой же, какой мы слышали недавно, ночью, когда проходили по лесу мимо кордона, выставленного на дороге.
На этот дьявольский крик из недр сарая ответили ещё более страшными воплями и завываниями. Если бы я не видел только что входящих туда людей, то решил бы, что мы имеем дело с дикими зверями, по меньшей мере, а то и с демонами, с какими мне уже приходилось сталкиваться в моём удивительном сне, на Кубе.   
Вот сейчас они, все скопом, повалят из складского помещения, и навалятся на нас разом… На меня напало какое-то оцепенение и я словно окаменел, как жена Лота, которая оглянулась из любопытства, чтобы посмотреть, что же происходит с их городом. Право, есть зрелища, которые не стоит видеть, как бы тебя не снедало то самое любопытство, они не для человеческих глаз…
И снова рядом оказался дон Карлос. Он от души врезал мне, прямо по физиономии, так, что я еле устоял на ногах, но зато в голове моей улетучился некий барьер, который почти что стреножил меня. Рядом с потерянным видом жался Хамильтон, но проводник схватил его за шкирку и толкнул в сторону леса. Бен не упал, а побежал, а следом уже мчались и мы, к зелёной «стене», что приближалась с каждым следующим шагом.
Встающее из-за горизонта солнце озаряло всё кругом радостным утренним светом, когда ещё нет изнуряющей жары. А тепло и свет есть. И именно такому вот дружелюбному светилу, которое на заре человечества многие этносы избрали для себя на роль главного божества, и радовались птицы и восторженно пели, всяк на свой лад, но обязательно искренне. И среди всего этого великолепия бежали мы, два городских дуралея, решившие, что образование компенсирует им разного рода неумения, с которыми здесь, вдали от щедрот цивилизации, не очень-то проживёшь. Но их вёл за собой третий, который знал, как выжить, и тащил за собой этих неумёх, то есть нас с Беном, и мы это понимали, и смотрели ему в глаза, как смотрели в детстве в глаза родителей, когда ждали от них чего-то важного, важного для ребёнка…
Не знаю, гнались ли за нами, или те отстали сразу, потому что в лесу нас вёл дон Карлос, а он здесь «за Бога», да простят мои слова клирики. Проводник не бросил нас, хотя вполне мог это сделать, но он останавливался и тащил, то меня, то Бена, который предложил мне взять мой рюкзак, но тут дон Карлос сделал невероятное – из кустов он достал второй рюкзак, тот самый, что потерял ротозей Хамильтон. Бен тут же обо всех неприятностях забыл и буквально взвыл от радости. Он кинулся обнимать проводника, но тут же получил от него сочную «плюху», за то, что нарушил обет молчания.
И словно в ответ на крик Бена, с той стороны, откуда мы ушли, то есть сбежали, послышалась серия диких воплей. Бена услышали и теперь они двинутся сюда, начнут преследование.
Снова началась гонка. Теперь дон Карлос направлялся в сторону горной стены из кряжей, из которых и состоит горная область Чьяпас, по которой и получил своё название данный штат.
Двигаться в горах, это вам не путешествовать по влажному тропическому лесу. Если у вас есть соответствующая экипировка, то это гораздо легче, но если её нет, то я вам не завидую, то есть нам, ибо это мы собираемся лезть в горы. Хотя это не Анды и не Кордильеры, но всё равно достаточной высоты скалы убедительно демонстрируют свои изломчатые поверхности и – преимущественно – вертикальные и диагональные. Хорошо, что кое-что имелось в объёмистом мешке у нашего проводника, разные там карабины и страховочные стопоры, которые надо пропускать через нейлоновый трос, бухта которого тоже имелась в запасе.
Сначала на скалу влез этот неустрашимый человек, который удивлял нас своим умением не сдаваться в любой ситуации. Это на экране кинематографа, или на страницах завлекательной книги герои совершают подвиги и проделывают неимоверные поступки, проходят сквозь тысячи испытаний, но умудряются даже не попортить своей причёски. В жизни же всё устроено совершенно по другому. Когда мы отправлялись в путь, то мы приготовились преодолеть его на удобной машине, в которой собраны все необходимые в быту вещи. Здесь же нам пришлось бегать по лесу и стрелять в людей, чтобы спасти свои жизни. И это, скажу вам, немало, и не так легко, как это читается. Хотел бы я посмотреть, как вы карабкаетесь по каменной стене, цепляясь одной рукой за нейлоновый канат, а другой, ломая ногти, цепляетесь за неровности скальной поверхности. Если у вас это получится, то значит вы ещё можете сказать в этой жизни своё веское слово, а если нет…
Простите меня, если я задел ваши чувства, но мне слишком тяжело это всё досталось. Но в конце концов мы поднялись, и даже Бен, который, как оказалось, боится высоты, но и он взял себя в руки и полез, после того, как увидел, что из леса появились люди, двигающиеся неровно, но направляющиеся в нашу сторону.
На вершине скалы мы наблюдали за ними, как они копошились внизу, как задирали головы и скалили зубы. И лица и руки их были покрыты пятнами крови, и от этого делалось жутко, и сердце готово было ухнуть вниз, и всё внутри холодело.
-- Дон Карлос, -- спрашивал Бен нашего проводника, -- кто эти люди и почему они преследуют нас? Что мы им сделали, чем оскорбили?
-- Вы, наверное, слышали об эпидемии неизвестной болезни, -- ответил проводник, -- которая разразилась недавно в этих местах? Так вот, это и есть те, кто ею заболел.
Мы свешивали головы, стараясь увидеть как можно подробнее этих людей, «больных». Если они больны, то почему не лежат в госпитале или хотя бы дома? Почему они столь яростно нападают на всех? Почему у них такой отвратительный и пугающий вид? Это не сколько больные люди, сколько вырвавшиеся на волю опасные безумцы.
Наверное, некоторые свои мысли я высказал вслух, потому что Хамильтон тут же со мной согласился, а дон Карлос кое-что пояснил.
-- Больше всего это напоминает бешенство. Болезнь передаётся через кровь, или через слюну. Заболевший человек испытывает сильный дискомфорт, его начинает «ломать», как законченного наркомана, и от этих страданий он теряет рассудок и впадает в ярость. После того, как теряется разум, начинается крайняя степень агрессии. Они кидаются на всех и пытаются укусить или загрызть свою жертву. Покусанный человек вскоре тоже заболевает.
-- Похоже на вампиризм, -- серьёзно заметил Бен, а проводник ему ответил.
-- В сказках вампиры ночью спят, а эти действуют круглосуточно. Если обычные люди какое-то время суток проводят во сне, так как мозгу необходимо какое-то время, чтобы «обработать» полученную за день информацию, то здесь всё происходит совершенно иначе. Мозг выполняет чисто функции датчиков слежения и не более того. Нет никакого анализа и выработки выводов. Они совершеннейшие тупицы, они сильны и очень злобны, но их легко обмануть, надо только к этому приспособиться и не теряться.
-- А откуда взялась эта болезнь? – Спросил я у проводника, который показал себя человеком осведомлённым и умеющим делать выводы.
-- Мне рассказывали, -- ответил он, -- что когда-то, в прошлом, такого рода эпидемии не раз опустошали эти местности, которые называют сейчас Центральной Америкой. Я не знаю, откуда болезнь появилась. Может из тех времён, когда боги общались с созданными ими людьми, но только болезнь начиналась, когда людей становилось или слишком много, или вели они себя совсем уж нехорошо. Тогда и начиналось «кровавое бешенство». Тогда и родились легенды о вампирах, не таких, как в Европе, Испании или Румынии, здесь вампиры это не ночные охотники, а демоны ненависти.
Мы с Беном заглядывали вниз и верили каждому слову дона Карлоса. В том, о чём он говорил, была своя логика, и трудно было опровергнуть его, когда видишь внизу беснующихся безумцев, мужчин и женщин, даже одного подростка, лица и руки которых были покрыты пятнами крови, уже засохшей и выглядевшей, как короста.
-- Ещё я слышал. – продолжил проводник, не делая ни малейшей попытки, чтобы тоже взглянуть на «больных», -- что это ваши соотечественники, из Соединённых Штатов, решили исследовать механизм течения этой болезни и стали проводить раскопки в тех местах, где проходили самые масштабные гекатомбы. Я не знаю, что они там нашли, и нашли ли вообще, но знаю, что американскими властями и богатыми корпорациями в здешних местах были открыты несколько научно- медицинских центров, где имелись засекреченные зоны. Кстати сказать, они подбирались и к той клиникой, куда я подрядился вас доставить, и, если бы я лично не был знаком с вашим боссом, то я ни за что бы не взялся за это дело.
Хорошенькое дело! Оказалось, что дон Карлос был знаком с Илларией Хаммерсвельдом. Хотя ни он сам, ни Моликанги, не сказали об этом ни одного слова. Хотя… меняло ли это дело, которым они занялись?
Какое-то время они ещё сидели здесь, Бен перебрал свой мешок, всё было на месте, и они двинулись дальше. Клиника, в которую они стремились попасть, находилась не так уж и далеко, если считать по прямой. Дорога кружила по равнинным участкам, но мы больше к ней не были привязаны, так как дон Карлос был намерен провести нас кратчайшим путём. Конечно, идти в горах было занятие не из простых и не каждый сможет этот путь пройти, но надо учитывать, что с нами был проводник, который хорошо знал эти места и мог составить маршрут таким образом, что наиболее тяжёлые участки оставались в стороне. Мы даже сделали привал в горном домике, сооружённом как-раз для таких незадачливых людей, которых непогода застанет наверху. Здесь даже имелся неприкосновенный запас из галет и консервов. Мы и поели и отдохнули, а потом пошли дальше. Идти оставалось совсем немного, и мы воспрянули душой. Сюда, на горные склоны, эти безумцы подняться не могли, потому как лишались разума, а без него подняться на высоту никак невозможно.
Клинику нам показал дон Карлос. Она разместилась в уютной долине, окружённая фруктовыми садами и полями маиса. Единственную дорогу, которая вела сюда, перегородили баррикадой, которая раздвигалась в случае необходимости, и на страже которой дежурил небольшой отряд из пары местных полицейских и полудесятка добровольцев, вооружённых дробовиками. Всё это мы разглядели в бинокль, который находился в мешке запасливого проводника.
А потом начался долгий и утомительный этап спуска. Который, как оказалось, ещё труднее, чем подъём на скалы. Где-то га середине склона нас заметили, и, к тому времени, как мы оказались внизу, там уже нас ждали люди с ружьями в руках и насторожёнными серьёзными лицами. Шутить они были не намерены. Дон Карлос остановился и громко представился. Лишь после этого встречающие нас перестали в нас целиться. Это принесло облегчение. По крайней мере – мне.


Глава 24. Доктор Сальвадор.
Хотя встречавшие нас люди ружья свои опустили, но, тем не менее, оставались настороже. Они нас «отконвоировали» до сторожки, где стоял медик в белом комбинезоне и маске респиратора, что прикрывала его лицо. Медик распорядился нам раздеться и самым внимательным образом изучил наши тела. На предмет наличия укусов или каких других признаков, что мы подвергались нападению носителей «кровавого бешенства».
Хотя ни у одного из нас ничего похожего не нашли, но общее напряжение последних дней привели к тому, что я вдруг потерял сознание и рухнул прямо на руки тех, кто нёс добровольную охрану этого лечебного учреждения. Охранники было запаниковали, но медик прикрикнул на них и они аккуратно перенесли меня в «гостевой» корпус.
Ничего этого я, по понятным причинам, не видел и не осознавал. Но друг мой Бенджамин Хамильтон всё объяснил главного врачу клиники, который не замедлил явиться сюда, как только узнал о неизвестных «гостях», что спустились со склона горного плато, рядом с которым размещалась его клиника.
Дальнейшие несколько дней прошли для меня как бы в тумане. Я то приходил в себя, то снова проваливался в некую пустоту. Это как находиться в большом помещении, где нет ничего, и даже стен. Сидишь там и думаешь… А о чём там думал, тут же забываешь, когда в себя возвращаешься. Точно так же мы забываем и сны, если на них не сосредотачиваемся.
Когда я в себя приходил, то видел рядом Бена, который сидел с озабоченным видом и поглядывал на меня, пытаясь оценить на взгляд моё состояние. Но иногда в комнате, или палате, сидел другой человек, пожилой, с седыми волосами, уложенными в аккуратную причёску. Подбородок и щёки его покрывала щетина, серебрившаяся сединой. Лицо его было умное и сосредоточенное, прорезанное морщинками, которые каждый год углублялись. На носу устроились узкие очки, поверх которых он внимательно следил за пациентом. На нём ловко сидел накрахмаленный до хруста белый халат из-под которого выглядывали манжеты сорочки и воротничок с монограммой из переплетённой буквы «С». В руках человек, наверняка лечащий врач, держал стопочку бумаг и компьютерных распечаток. Он то изучал их, то со знанием дела разглядывал меня.
Процесс лечения начался ещё до того, как я это начал понимать. То есть начали латать моё тело, а постепенно, через его, тела, различные потребности, начали восстанавливать и душу. Нечто подобное делают в клиниках Швейцарии, кон-что научились делать кубинцы, которые переняли эти методики у своих китайских товарищей. И там, и там это было влияние традиций, пришедших в современную медицину с древнейших времён. Просто это не принято афишировать и акцентировать на этом внимание. Подумайте сами, как это выглядит для богатых инвесторов, если они узнают, что вкладывают деньги в те методы, что практиковали ещё пять тысяч лет назад. Они же хотят знать, что это новые методики, открытые только что, и у конкурентов этого ещё нет. Конечно нет, потому что конкуренты внимательно изучают линию горизонта, чтобы разглядеть за ней что-то новенькое. Это у меня такие мысли вслух.
Сейчас, когда я погрузился с головой в ощущения, гораздо шире обычных, я начинаю пересматривать многие свои привычные позиции. Если научиться смотреть на вещи шире того привычного объёма, которым мы оперируем, то эти же самые вещи становятся как бы иными, то есть приобретают дополнительное значение, о котором ранее не задумывался. По той причине, что не хватала необходимого угла горизонта. Теперь этого было в избытке и надо только выстроить новую школу оценки окружающего меня мира.
-- Ури, дорогуша, -- как-то признался мне Бен, когда я в очередной раз проснулся и увидел его рядом, -- ты как-то по другому выглядишь.
-- Что значит – по другому? – переспросил его я.
-- Ну. – пошевелил в воздухе пальцами мой друг, -- у меня поменялось выражение лица, и глядишь ты не так, как раньше.
-- Конечно, -- решил подыграть ему я, -- я ведь раньше ещё не умирал, а теперь, когда это случилось, мне есть что с чем сравнивать.
-- Ты должен обязательно мне всё рассказать, -- тут же загорелся Хамильтон, -- про все эти ощущения, пока…
-- Что – пока?
Мой друг сделал паузу и пришлось его подталкивать, чтобы он продолжил свои предложения.
-- Ну, -- замялся Бен, -- тебя же вылечат и ты снова станешь таким, каким и был, а хотелось бы знать, что там, за поворотом…
Любил вот так, витиевато, изъясняться мой друг Хамильтон, у которого конечно, ветер в голове, но это от того, что он слишком много воображает. Если можно воображать слишком много.
Всё чаще рядом, при пробуждении, оказывался пожилой медик, тот самый, седой и благообразный. Он представился, как Сальвадор. Обслуживающий персонал называл его дон Торрес. Это, как оказалось, и был главный медик клинического центра. Он имел ряд серьёзных научных работ со сложными названиями, большая часть слов которых написана по латыни. Среди его предков были как испанские гранды, так и касики индейских племён, так что в жилах его текла кровь самых разных наций, и своей профессией он избрал исследование этой самой крови.
-- В основе вашей болезни лежит качественное изменение состава вашей крови, -- как-то сообщил он, благожелательно глядя мне в глаза. – Мы изучаем эти изменения, чтобы найти достаточно удобную и эффективную формулу положительного воздействия.
Как-то врач пожаловался, что мы выбрали не самое лучшее время для лечения, посетовав на разного рода обстоятельства. Я больше молчал, выполняя роль больного человека, дело которого поправляться, а не вступать в диспуты с квалифицированными специалистами. По всему было видно, что клиника на хорошем счету, хотя количество пациентов заметно поубавилось. Поднялись и расценки на лечение и всё остальное.
За нас обоих общался Хамильтон. Он был вездесущ как герой комедии Пьера Бомарше и столь же многословен. Он всё время говорил и узнавал такие вещи, которые ранее проходили мимо нашего внимания.
-- Ури, дорогуша, -- дышал он мне в лицо ароматами пива из агавы, -- нашу клинику собирались купить наши соотечественники. Дону Торресу сделали предложение, отклонить которое не смогли несколько его коллег, которые в этом и соседнем штате занимались тем же самым бизнесом. Они не смогли, но наш обожаемый Сальвадор ответил решительным отказом, и эти «инвесторы» убрались прочь, извинившись на прощание. А знаешь, кто оказался защитником дона Торреса?
-- Откуда я могу знать? – пожал я плечами. Я уже не лежал в постели, рядом с никелированной панелью новейшего медицинского оборудования, а прогуливался по палате, или сидел на удобной террасе, которая являлась своеобразным продолжением моей палаты.
-- Наш доблестный дон Карлос! – Хамильтон взмахнул руками, как иллюзионист- престидижитатор, выхватывая кролика, украшенного пышным розовым бантом из шёлкового цилиндра, который только что был совершенно пустой. – Оказывается он не только проводник, но ещё и выполняет роль начальника службы безопасности клиники. Они ввели эту должность, когда в штате началось твориться невесть что, начавшееся с поглощения американскими инвесторами медицинского бизнеса, и заканчивая последовавшей за тем таинственной эпидемией.
-- Интересно, -- сказал я, чтобы потрафить моему другу Бену, который был страшно горд, что добыл подобные сведения. В ответ Хамильтон начал потирать руки и едва не кудахтать от удовольствия. Всё-таки он слишком много курит этих своих сигар и часто смех его переходит в кашель.
-- Не то слово, дорогуша! – Бен то кашлял, то смеялся, то снова кашлял, а потом достал банку коки и выцедил её, попутно рассказывая и размахивая этой же банкой так, что временами оттуда вылетали капли той самой колы и оставались пятнами на стенах, медицинском оборудовании и даже на мне. – Всё-таки когда-нибудь я напишу книгу. Я хотел написать про тебя. Про тебя и меня, про наши с тобой приключения. Но придётся такой книгой заняться тебе самому, а я буду писать про дона Карлоса. О, это очень примечательная личность!
Экспансивная личность, Бен садился рядом со мной, но тут же вскакивал и начал бегать по палате, жестикулируя при этом руками. В какой-то момент жестяная банка в его руке заменилась на внушительную сигару, которую он то водружал в рот и даже собирался закурить её, но в этот миг голову его посещала какая-то замечательная мысль и он тут же спешил её мне раскрыть и сделать это как можно более полно и развёрнуто, и тогда сигара превращалась в указку, а стены палаты становились наглядными пособиями, и даже наша клиника, уютно устроившаяся между двумя невысокими горными отрогами, становилась неким генеральным штабом, в котором засели талантливые стратеги, чтобы отсюда вершить судьбами международной политики.
Сложная конструкция, не правда ли? Давайте, я вкратце изложу то, что мой друг Бен мне рассказал, не раз повторяясь, что это основные линии его будущего романа, который будет называться «Стратегии наших дней». Я думаю, что он упоминал про роман в том контексте, что для романа простительно наличии неких недоказанностей, и – более того – они здесь даже приветствуются.
В первой части будущего романа Хамильтона действие должно проходить на Кубе, где действуют неустрашимые команданте Фидель Кастро, Камило Сьенфуэгос и Эрнесто Гевара. Революция вершится и все ведущие революционеры получают видные государственные посты, чтобы воплощать на них идеи Карда Маркса, о построении передового общества.
Постепенно внимание сосредотачивается на личности аргентинского революционера, получившего прозвище «Че» за привычку всюду вставлять это междометие и называть так своего собеседника. «Че» Гевара становится президентом Центрального банка Кубы, но это назначение его не удовлетворяет. Он пишет заявление с просьбой об отставке, сам, добровольно, не обеспечив себя и своё семейство на ближайшую тысячу лет. Беспрецедентный случай! Аргентинское семейство де ла Серна, к которому принадлежал Эрнесто, было довольно состоятельным и занималось делами юриспруденции и права. Они надеялись, что их отпрыск пойдёт по их стопам, но он увлёкся идеями, которыми его заразила первая жена, начитавшаяся книг Георга Гегеля и Льва Троцкого, Инесса Гадеа. Она же увлекла его образом социализма, построенного в Советском Союзе, немного идеализированного по случаю крайней географической отдалённости.
Отказавшись быть банкиром, Гевара получил в своё распоряжение Министерство промышленности. Одновременно он разводится со своей первой супругой, которая перебирается в СССР. А Гевара начинает проявлять недовольство тем требованиям, которые передают им советские партнёры и союзники. Взамен на помощь для Кубы. Он не собирается стать прислужником Кремля и считает, что кубинская революция заслуживает большего. Его бывшая подруга пыталась его разубедить, но все её разговоры привели к разрыву семейных отношений. К тому времени появилась новая пассия – Анжела Марч, с которой «Че» связал жизнь.
-- Понимаешь, -- размахивал руками и брызгал слюной Бен, -- семейная жизнь и большая государственная политика, они противоречат друг другу, потому как строятся на иных, порою и диаметральных  позициях. Я думаю, что на эту тему можно написать несколько превосходных страниц с великолепными тестами. Надеюсь, что это у меня получится.
Эрнесто «Че» Гевара тоже надеялся, что у него получится. Как и Владимир Ильич Ленин до него, Гевара ввёл в обиход работу на полях сахарного тростника, кроме «просиживания штанов» в чиновничьем кабинете. Это помогает прочистить мозги и встречаться с простыми людьми, заглядывать им в глаза, отвечать на их чаяния, а также на вопросы.
-- Эти вопросы, -- вздохнул Хамильтон, когда присел на стул, рядом со столиком на резиновых колёсах, где было кофе и круассаны с кремовой начинкой, -- они его частенько приводили в отчаяние, потому как требовали конкретных ответов. Революционные лозунги на четвёртый год после окончания революции срабатывать уже перестали. Почти перестали…
Плановая экономика вещь, конечно, хорошая. Но для государства, обладающего всеми необходимыми для этого ресурсами. Ну а если у тебя, кроме горячего сердца, привычных к работе рук и веры в идеалы, всего-то и есть, что плантации табака, хлопка и сахарного тростника, невольно будешь искать для себя союзников. Ну а если эти самые союзники начинают себя вести почти так же, как и плантаторы из Североамериканских Штатов, то есть требовали безусловного подчинения и почти что рабской покорности, то невольно начинаешь задумываться.
-- Он задумал ослабить США через разворачивание новых и новых революций, как это было по всей Латинской Америке в период её освобождения от оков испанского империализма. А испанский, или североамериканский, не так уж и важно. Важно то, что это уже было. А то, что было, можно было повторить ещё раз…
Эрнесто Гевара, известный во всём мире как «Че», написал новое прошение об отставке. Он уходил с министерского поста, чтобы продолжить революцию. Был огромный Советский Союз, который большую часть Восточной Европы перетащил в «лагерь социализма». Был «красный Китай» и «красная Корея». В Африке появилось «красное Конго», которое теперь называлось Республика Заир с премьером Патрисом Эмери Лумумбой. Появился Северный Вьетнам, тоже обещающий стать «красным».
То есть проглядывались все перспективы. «Че» Гевара продумал план вовлечения стран Латинской Америки в масштабную партизанскую войну. Для начала народной войны Гевара избрал Боливию. По двум причинам. Первой из них было то, что страна получила своё нынешнее имя в честь Симона Боливара, то есть личность как бы растворилась в этом небольшом андском государстве. В подтверждению этого можно отметить, что Боливия является рекордсменом по количеству всякого рода мятежей, революций и путчей, что с 1825-го года их произошло более полуторы сотен. Много более.
-- А второй причиной стало то, -- сказал, глубоко затянувшись и выпустив большое голубоватое облако табачного дыма, -- что там у Гевары имелся свой человек. Ты будешь смеяться, но это наш дон Карлос. Да, это был он, правда, тогда ему было лет пятнадцать. Но это был очень шустрый пацан, который самостоятельно выявил все базы генерала Родриго Барьентоса, который управлялся в этом государстве, при поддержке тех же Соединённых Штатов. Он, то есть наш подросток, «капитан Сорви-голова» нового времени послал письмо автору «Партизанской войны» и «Эпизодов революционной войны». Правда, когда то письмо пришло в Гавану, Гевара уже отбыл в Конго, чтобы раздуть там «пламя» революционной войны.
Там тоже были горы, влажные тропические леса и люди, готовые воевать. Но всё остальное сильно отличалось от привычного «Че» мира. К тому же там было много бельгийских и немецких наёмников, которых ужасно боялось местное население. Поэтому, когда Гевара получил письмо, что на него вышли «верные люди» в Боливии, команданте покинул Африку, чтобы начать составлять стратегию новой войны, теперь уже в привычном ему пространстве Латинской Америки.
-- Знаешь, Ури, у меня в голове уже составился примерный план этой замечательной книги. Центральное место в ней будет занимать революционный романтик «Че», который в этой самой Боливии всё же погиб, но вовсе не потому, что он напрасно надеялся на подготовленные позиции своего «друга», который оказался всего лишь романтично настроенным подростком. Я думаю, что имел место заговор, как элемент «большой политической игры», которая продолжается и по сей день, и в ней для нашего дона Карлоса была выбрана трагичная роль несостоявшегося лидера, нового «Симона Боливара», который пришёл слишком рано. Или поздно. Я ещё думаю поработать над финалом книги. Там у меня прописаны длинные монологи от лица самого Эрнесто, и дона Карлоса. Якобы они встретились перед смертью того самого «Че», и команданте сделал «политическое завещание», которое взялся воплотить наш друг и защитник.
Судя по восторженным словам Бена, его книга должна варьировать между политическим триллером и философским трактатом на темы геополитики. И обязательно, Бен это подчеркнул несколько раз, будут большие аналогии с древними цивилизациями доколумбовых эпох…


Глава 25. Слово Божие.
До сих пор я как-то обходился без клиник и госпиталей. Проходил стадию диагностики и получал от специалистов рекомендации, следуя которым можно избежать сползания в болезни. В этом и состоит принцип американской страховой медицины. Она предпочитает болезни предупреждать, чтобы не затрачивать больших денег на лечение и последующую реабилитацию. С=Человек должен работать и приносить прибыли. Прибыли себе и тем, кто следит, чтобы он оставался здоровым и работоспособным. Всё по-честному.
Теперь вот приходится сидеть здесь, в клинике, занятие чрезвычайно скучное и тоскливое. Правда, и здесь есть свои маленькие прелести. К примеру, можно никуда не спешить, а просто сидеть и думать, что тоже полезно для человека разумного. А ещё хорошо пребывать на лоне Природы.
Первое время лечения я находился в палате, подключённый к контрольно- измерительной аппаратуре, которая поддерживала моё состояние в рамках предписанного медиками состояния. Позднее, когда состояние как-то стабилизировалось, я перебрался на террасу и удобно там устроился.
Как я уже говорил, эта клиника располагалась в горах. Её создали по проекту, разрабатываемому для Швейцарии, для лечения лёгочных заболеваний, а также болезней, связанных с невралгией. Хорошее питание, замечательный воздух, благожелательный и компетентный медперсонал творили чудеса. Позднее клинику возглавил доктор Торрес, и постепенно она взялась ещё и лечить заболевания крови, специалистом которой считался Сальвадор. Он вырабатывал собственную методику лечения, оригинальную, и одновременно с лечебными функциями занимался и исследовательской работой, в которой находил огромное удовольствие, совмещая работу и хобби в одном действии.
Частенько, устав сидеть за компьютером или микроскопами, он заходил ко мне и мы беседовали. Говорил в основном доктор, и он рассказывал удивительные вещи, найдя в моём лице благодарного слушателя и того постороннего человека, перед которым легко исповедоваться, потому как со временем он уедет, но, как человек благородный, оставит в себе всё услышанное, а то и просто забудет, что ещё предпочтительней.
Частенько доктор Сальвадор переходил на вопросы веры, потому как был человеком глубоко религиозным и искал, а главное, что находил подтверждение своего мировоззрения.
-- Уважаемы мистер Герц, -- не раз говорил мне медик, -- мы все являемся носителями Божественного Начала и не задумываемся об этом. Не принято у нас почему-то задумываться. А зря. В случае необходимости, во время несчастий, в каждом из нас, кто не отчаялся, вдруг открываются чудесные возможности. Потом об этом рассказывают в газетах, как об курьёзах. Вот, мол, за человеком погнались взбесившиеся собаки и он от них умудрился сбежать со скоростью, которую пытаются достичь олимпийские рекордсмены. Кстати сказать, я являюсь категорическим противником современных Олимпиад, которые сосредоточены на рекордах, а также зрелищности.
-- А что здесь такого? – Попробовал возразить ему я, настроенный крайне лирично ввиду видневшихся в поле зрения горных склонов, заросших неприхотливыми кустарниками, которые облюбовали птичьи стаи для проживания и которые с утра устраивали сладостные концерты, высвистывая мелодии, написанные в виде партитур самим Создателем. – Спорт, мир, соревновательность, что здесь плохого?
-- Сосредоточенность на достижении очередного рекорда, -- терпеливо объяснил мне медик, -- и стимулирование спортсменов на сверхнагрузки. Поверьте мне, как специалисту, что нет более изношенных организмов, физиологически, травматически и энергетически, чем организмы профессиональных спортсменов. Человеческое тело и организм созданы при участии божественных сил, я в этом уверен, в его первоначальной настройке, которая передаётся следующим поколениям от родителей. И в этих организмах предусмотрены некие резервы, чтобы спасти их носителям жизнь в экстремальных событиях. В экстремальных, я на этом настаиваю, а не повседневных условиях. Не в каждодневных. Если мы будем там напрягать свой организм, то все предусмотренные Всевышним запасы «жизненной силы» будут быстро исчерпаны. Именно это и происходит у профессиональных спортсменов, которые за свою карьеру буквально гробят свой организм, при участии тренеров, зрителей и самого государства, которое демонстрирует свой участие посредством этих ваших олимпийских игрищ.
-- Что же – отказаться от них? – Весьма лениво полемизирую я со своим оппонентом, хотя спорить с ним я не хочу, да и в чём-то он прав, но он хочет, чтобы я возражал, чтобы сказать своё веское слово.
-- Отказаться, -- решительно махнул Сальвадор рукой, -- но, если по каким-то причинам, этого делать не хотят, то надо отказаться от принципа последующего рекорда. Не надо на нём зацикливаться. Ограничиться рекордами проходящей Олимпиады, не гнать против Природы и её физиологических ограничений. Зрелищность-то всё равно останется, хоть не будет смертей от перенагрузок и этих гонок с допингами, которые тоже калечат организм, накачивая его дополнительной энергией.
Доктор Сальвадор любил говорить об энергетике организма, о том, насколько кровь, состав крови зависел от этого, точнее – энергетика зависела от состава крови.
-- Когда-то давно человек был кем-то создан и отрегулирован так, что этой регулировки хватило на многие тысячелетия. Если следовать установленным правилам, то человек может жить веками и старение наступает много медленнее сегодняшних темпов. Да, в человеке заложено и старение и смерть, но заложено и многое другое.
-- Что в нём заложено? – Я следую правилам игры, установившейся между нами, и делаю вид, что мне интересно всё то, что он говорит. Впрочем, доктор рассказал бы, даже если я промолчал бы.
-- К примеру – душа. Как-то я прочитал работу одного русского медика, некоего Медведева, Павла Андреевича, кажется. Работа называлась  «Влияние души, как конгломерата энергетическо- информационных полей, на течение болезней и процессы заживления ран». Русский учёный и медик использовал эту свою работу как научный труд и защитился, став доктором медицинских наук. Я был удивлён, так как в то время Советская Россия не поднимала такого рода вопросов, связанных с религией, с душой. Работа была сделана на высоком уровне, и я её отметил. Это легло ещё одним кирпичиком в ту систему, из которой я выстраиваю собственную научно- философскую доктрину о происхождении человека и месте человека в мироздании.
Должно быть доктор Торрес ожидал, что я начну горячо аплодировать ему и неизвестному мне доктору из далёкой и непонятной России, но я продолжал сидеть в лёгком раскладном кресле и смотрел на него, ожидая продолжения тех речей, коими Сальвадор меня регулярно потчевал, к чему успел привыкнуть и сам.
-- В 1868 году швейцарский врач и естествоиспытатель Иоганн Фридрих Мишер получил из гноя, который является сосредоточием лейкоцитов, вещество, названное им нуклеином. Отсюда наука начала своё движение в деле изучение происхождения человека. Кессель, Левен, Фишер продвинулись ещё дальше. Были получены нуклеиновые кислоты и получены первые доказательства, что из сдвоенных цепочек дезоксирибонуклеиновых кислот (ДНК) и состоит та программа, по которой человек выстраивается. ДНК являются носителями наследственной информации, а также именно они служат основой той самой божественной настройки человеческого организма. Я внимательно всё изучил, самым добросовестным образом. Больше всего меня интересовала кровь. Она занимала важное место в функционировании всего организма. При механическом повреждении тела или организма начиналось кровотечение, а лейкоциты окружали поражённое место и образовавшийся там гной изолировал это место от остальной части организма. Через некоторое время очаг гноя прорывался и истекал, вместе с инородным телом, после чего и наступало заживление и исцеление. Условно говоря, каждое тело является химической лабораторией и клинической станцией, на которой изучается болезнь или увечье. Если оно недостаточно серьёзное, то в организме синтезируется вещество, нужное для выздоровления. Заметьте, что на заре человечества срок проживания был достаточно большим, и, если люди вели разумный образ жизни, то могли функционировать гораздо дольше, чем сейчас, когда в арсенале людей появились и лекарства, и предметы комфорта, всякого рода кулинарные деликатесы, а срок жизни всё уменьшается.
-- Но, послушайте, доктор. – посчитал нужным возразить я, -- кажется, наоборот, раньше средний продолжительный срок жизни едва дотягивал до тридцати лет, а сейчас он достигает семидесяти, а то и того больше.
-- И это вы пытаетесь говорить специалисту, -- огорчился Сальвадор, -- который специально изучал этот вопрос. Это нам рисуют ту картину, в которой нас пытаются убедить. Вот только в то время люди много воевали, испытывали много разного рода трудностей и потому умирали раньше, но состояние организма и здоровье было не в пример лучше, чем сейчас. Спросите меня – почему?
-- И почему же? – послушно спросил доктора я.
-- Настройка была без изъяна. А сейчас изъян появился. И чем дальше дело идёт, тем он сильнее становится.
Слова доктора меня заинтересовали. Что-то за ними стояло серьёзное. Это чувствовалось по эмоциональному настрою Сальвадора. Он не мог знать, что я вижу его ауру и в те цвета, в которые она окрашивалась. Судя по всему, он говорил правду, и это его волновало. Дело в том, что доктор Торрес почти всегда говорил правду. Кредо у него такое было. Иногда присутствовала недосказанность, но ложью Сальвадор себя не принижал.
-- Со временем у меня родилась стройная теория, которую я продолжаю совершенствовать, -- торжественно продолжал медик, проникновенно глядя мне в глаза. – Дело в происхождении человека. Я уже говорил вам, что уверен в его, то есть человека, высшем предназначении. По какой-то причине оно до сих пор не состоялось, это самое предназначение. Что-то там застопорилось. Или срок миссии ещё не наступил. Но ведь какая-то миссия предусмотрена. Для чего-то человек предназначен. Для чего-то всё это затеяно. Открою вам мои расчёты. Они ничем особенным не подкреплены. Нет у меня такого инвестора, который пожелал бы вложиться во всё это. Но за вами стоит достаточно серьёзный человек, с большими потенциальными возможностями. Но самое главное всё же не это…
-- А что же?
Честное слово, мне стало по-настоящему интересно. Кажется, доктор Торрес кое-что знает про личность Хаммерсвельда и про ту миссию, которую он на себя взял. Такого рода проблемами занимаются люди, имеющие поддержку на очень высоком уровне. Похоже, что доктор Торрес решил, что положение его оставляет желать лучшего, если пошёл на откровенность со мной. Он хочет сохранить за собой привычные ему позиции и моральные мотивации, но ему необходима поддержка, и он считает, что через меня он её получить сможет. Как-то бы его не разочаровать.
-- Мою клинику хотели купить, и делали это очень бесцеремонно. К счастью у меня имеется такая поддержка, как дон Карлос, у которого на связи настолько серьёзные люди, что я их не буду даже упоминать. Но скажу о том, над чем я продолжаю работать, несмотря на то, что вокруг нас происходит и даже сгущается. Я, как вам известно, человек религиозный и начинал свою работу, чтобы найти доказательства божественной сущности человека. Так вот получается, что я её нашёл.
Вот это да! Что можно встретить в глубине государства, которое не относится к передовым, то есть таким, где инвестируются в расследования серьёзные финансовые и материальные средства. Какой-то исследователь, пусть и очень талантливый, делает очередное открытие, но не решается его оглашать, потому как оно слишком важно и может повлиять на всю нашу историю. Именно такое выражение лица и было у Сальвадора, доктора Торреса.
-- Как известно, что цепочки ДНК скрывают информацию, самого разного рода. Как-то я сумел излечить одного очень важного человека, не буду оглашать его личности. И он, в благодарность устроил мне возможность расшифровать часть генного кода, который зашифрован в хромосомах. Недавно я получил ту информацию, по которой можно сделать далеко идущие выводы. Я подстраховался и сформулировал задачу таким образом, что полный вариант сделал у себя в клинике, проведя главную работу на мощнейшем компьютере, который был в доступе у американской науки. И полученные данные говорят, что в генах каждого человека заключается некое послание, которые все мы и каждый из нас несёт в себе. Подумайте сами – в каждом из нас имеется послание Бога! Оттого у людей и такие возможности, и скрытые ресурсы. Надо лишь уметь открыть их.   
Всего-то… Это то же самое, что жить поблизости от сейфа с зашифрованными кодами. Умеешь его вскрыть, тогда и заживёшь как Бог. Но если ты ещё не достиг некоторых величин, то ты будешь и дальше влачить самое жалкое существование, выполняя единственную задачу, которая тебе пока что по плечу – это передавать послание Бога дальше – следующим поколениям, уповая на то, что там найдётся человек, либо организация, которые справятся с предначертанным и выполнят то, что заложено в нас свыше.
-- Но и это ещё не всё, -- тяжело вздохнул медик. – Я мог бы всё зашифровать и поискать серьёзных партнёров, или просто передать по наследству, нашёл бы кому… Но происходят странные вещи. Сначала я не связывал одно с другим. Но когда понял про послание Всевышнего, я назвал его завуалировано – «слово Божие», у меня начало складываться страшное предположение. Что кто-то, весьма и весьма могущественный, догадывается про генетический код, скрывающий послание из прошлого. И эта организация занимается страшным делом. Они затеяли преступление – изменить генный состав человека, всего человечества, чтобы не позволить посланию дойти до нужного адресата, разрушить слово Божие…


Глава 25. Тайна доктора Торреса.
Сальвадор давно уже ушёл с террасы, а я всё ещё сидел, оглушенный услышанным. Как-то это всё на меня свалилось разом – и смерть меня, и последующее существование, наполовину здесь, а наполовину где-то там, теперь вот это известие. Ещё эпидемия, которая продолжала бушевать, совсем рядом отсюда. Клинике повезло, что она существовала в отдалении от дорог и городов, что можно было контролировать окрестности, что доктор Торрес догадался создать свою службу безопасности, и теперь эти десять человек, посменно, стерегли подходы, отстреливая прорвавшихся «бешеных».
Сначала я жадно слушал новости и комментарии к ним, а потом перестал, когда понял, насколько негативно они на мне сказываются, на моём состоянии, настроении, настроении. Здесь почти никто не слушает и не смотрит новостей и прочих передач, по какому-то общему согласию. Сначала этому горячо противился Бен, но потом его увлекла идея написания книги, и он полностью погрузился в эту затею, сидя за ноутбуком часами, или листая энциклопедические справочники.   
Прошло два дня после нашего разговора, а Сальвадор всё не появлялся у меня. Приходили другие врачи, они были доброжелательны и предупредительны, но говорили они только о сегодняшнем моём состоянии, которое сначала улучшилось, а потом улучшаться перестала, а со вчерашнего дня снова начало ухудшаться, сначала по чуть-чуть, но что будет завтра? Не связано ли отсутствии главного специалиста с этим последним ухудшением? Может ему просто нечего сказать?
Оказалось, что не связано. Оказалось, что вчера ночью прорваться в долину пыталась большая группа заражённых. Если раньше их сдерживали кордоны, расставленные по главным дорогам, с участием полицейских сил и армейских подразделений, то теперь эти заслоны сняли, и армия отступила в глубь страны. Они, то есть политики посчитали, что важнее не допустить проникновения болезни в центре государства, где самая высокая скученность населения, чуть ли не самая высокая в мире. И туда оттянули практически все свободные силы. За счёт таких окраин, как наша горная область. Нам просто не повезло. По разным каналам всё время передавали, как надо себя вести и кто просил о помощи, тех вывозили, кому считали нужным помочь. Мы помощи не просили и про нас просто забыли в спешке. А теперь сюда начали добираться группы больных «кровавым бешенством».
Пришлось Сальвадору Торресу, как руководителю всего подразделения, решать проблему. Он на ней и сосредоточился. Был вызван транспортный вертолёт, чтобы вывести больных с территории клиники. Больше рисковать персоналом Сальвадор не мог. Все лишние руки из обслуги вооружились дробовиками и караулили окрестности, под командованием дона Карлоса, который теперь был похож на генерала, одетый в бронежилет и каску, с прибором ночного видения, прицепленным туда же.
Время от времени был слышен грохот выстрела, и торопливый шорох бегущих в том направлении людей из свободной смены, которые были выделены для усиления. Было тревожно. Сначала я лежал в кровати, чувствуя в себе слабость, но потом снова перебрался на террасу и устроился в кресле. Когда ко мне явилась девушка, медсестра, с необходимыми для приёма лекарствами, я попросил о встрече с доктором. Она обещала передать мою просьбу.
Сальвадор явился, и вид у него был очень встревоженный. Он сильно постарел за эту пару дней. Я попробовал продолжить с ним разговор, который у нас был два дня назад.
-- Простите меня, мистер Торрес, но ваш рассказ меня очень взволновал. Всё это время я размышлял…
-- Вы размышляли два дня, -- перебил меня Сальвадор, -- а я не менее десяти лет. И не только размышлял, но и работал, исследовал, анализировал. Всё намного серьёзнее, чем вы можете думать.
-- Но, позвольте, -- не желал соглашаться я, -- кому это может быть нужно. Разрушить «слово Божие», которое заключает в себе послание к грядущим поколениям. Ведь это очень серьёзно.
-- Там сокрыто не только послание, но и задание к каждому из носителей. У каждого ведь из нас имеется предрасположенность к какому-то таланту, искусному выполнению какой-то работы, заложенной в нас высшими силами. Если мы всё это сделаем, то, вполне возможно, мир сильно поменяется, причём в сторону, угодную Всевышнему.
-- Но тогда ещё непонятней. Кто может этому противодействовать?
-- Вам непонятно? – Сальвадор печально улыбнулся, и от той улыбки меня продрал мороз. – Чего уж тут не понимать…
-- Вы думаете?..
Я боялся продолжать дальше. Я не хотел разрушать привычного мира, в котором жил до сих пор, словно это могло мне помочь.
-- Чего уж тут думать. Я наблюдаю и делаю выводы. Все последние годы ситуация нагнетается. С каждым днём. Но по телевизору нас отвлекают, чем только можно. Всяческие шоу. Реклама, истерические новости, сплошные аварии, демонстрации, гей-парады, конкурсы. Во всей этой мешанине теряется действительно важная информация. Я попытался у себя в клинике создать «зону спокойствия», но если кругом творится невесть что, надо что-то делать и здесь.
-- Но… почему?
-- Я надеюсь, что своими изысканиями я не подтолкнул череду событий, -- горько признался Сальвадор. – Хотя что я могу сделать, одиночка, пусть мне и помогли два- три человека. Ведь здесь задействованы интересы крупных транснациональных корпораций. Это они инвестировали большие деньги в генно-модифицированные продукты, которые начали менять генный код человеческого организма, постепенно, поэтапно. Но многие заметили, как начало расти количество заболеваний метаболизма, то есть той настройки организма, что даётся нам от рождения. Всемирная организация здравоохранения начала бить тревогу и тогда фармацевтические мегакомпании предложили свои услуги, то есть корректировать обмен веществ с помощью пищевых биодобавок. А это проблему не решает, а лишь усиливает, но создаются новые финансовые потоки. Вот тогда-то мы и пересеклись с Хаммерсвельдом, который ещё раньше эту проблему просчитал и пытался найти ей систему противодействия.
-- Иллария Хаммерсвельд? – переспросил я.
-- Да, он изучал проблему урбанистической глобализации, которая усиливала эволюционные изменение человеческого населения крупных городов. Там создавалось столько раздражающих факторов, что человеческая природа начала меняться. Отсюда и расстройства метаболизма.
-- Но эти… силы. Для чего это им надо?
-- Хотелось бы всё узнать из верных источников, но с нами не считают нужным считаться. Просто влияют, и всё.      
Где-то неподалёку снова начали стрелять и Сальвадор быстро вышел, посоветовав на прощание собираться. Скоро должен быть вертолёт, который вывезет тех, кто ещё оставался.
Каждый день до этого дон Карлос вывозил куда-то группы людей, кто лечился в клинике доктора Торреса. Он выполнял функции проводника и защитника. Но раньше были кордоны и полицейские отряды, а также армейские патрули на бронированных машинах, которым нипочём целая толпа безумцев, которые уверили себя. Что они зомби и готовы набрасываться на первого встречного. Но все они отошли, я говорю о силах порядка, и больше выводить людей было нельзя. Вся надежда осталась на вертолёт, потому как сама ситуация никак не решалась.
Ко мне явился Бен. Он прижимал к груди свой ноутбук, который, вместе с прочими вещами, принёс ему дон Карлос. Бен горестно вздыхал, глядя, как я набивая рюкзак своими вещами.
-- Готовишься бежать? – в очередной раз вздохнул он. – Признаться, я тоже собираюсь. Очень, знаешь ли, жалко, ведь у меня наконец начало получаться с книгой. Всю жизнь, Ури, подумать только – всю жизнь я хотел написать книгу. Я даже изображал из себя Хемингуэя, чтобы хотя бы таким экзотическим способом приблизиться к своей мечте, и всё никак не мог начать. Всё казалось мелким и незначительным, не стоящим внимания. Пока я не погрузился в эти наши с тобой приключения, которые притянули настолько интересных и значительных людей, которые занимаются настолько важными и значительными делами, что я наконец созрел. Да, Ури, я созрел, как то самое ньютоновское яблоко, нет, даже как то яблоко, которым соблазнилась наша общая праматерь. Да, и я сел за свою книгу и я чувствовал, я уверяю тебя, Ури, что действительно чувствовал, что книга идёт, что она пишется и она будет закончена. Пусть только от меня все отстанут. Да дайте же мне хотя бы с месяц свободного времени! Всего какой-то месяц! И я её закончу. Ури, ведь кто, как не ты знаешь, что время проводится всеми нами бездарно и чаще всего зря… Прости, я хотел сказать, что ты умеешь это видеть, как историк и как архивист…
-- А также как тот, кто уже умирал и знает, что это есть такое, -- ответил я ему. – Давай, Бен, собирайся сам и не мешай собираться мне. Скоро прилетит вертолёт, и мы полетим обратно в Штаты. Закончится весь этот кошмар.
-- Закончится, -- ухмыльнулся Хамильтон, продолжая прижимать к себе ноутбук. – Думаю огорчить тебя. Вот сейчас, своими ушами я слышал, как Сальвадор с кем-то там общался по телефону на самых высоких тонах. Я ещё не видел его таким раздражённым. А смыслом всей этой перепалки был в том, что в вертолёте нам всем отказано. Не будет нам геликоптера, и всё тут. Я сразу к тебе и направился, чтобы эту новость обсудить, но уж больно мне стало жалко моей ненаписанной книги, которую я только- только начал.
Выслушав сентенции Бена, я свои вещи всё же собрал, а потом направился к кабинету главного врача, который находился в соседнем корпусе, учитывая то, что корпуса построены были впритык друг к другу, но на разных уровнях. И у каждого отделка была сделана изразцами в своём цветовом решении.
Возле кабинета озабоченно прохаживались два человека из команды дона Карлоса, с ружьями в руках и в широкополых шляпах, словно приехали сюда из Техаса. Были они небриты и хмуры, потому как не спали уже вторую ночь, да дни проходили всё больше на ногах, то есть на ходу. Они покосились на меня, но останавливать не стали. Я прошёл в кабинет.
Сальвадор сидел в своём любимом кресле, с функцией массажа спины и ягодиц. Это помогало расслабиться, точнее помогало раньше, а сейчас всё пошло наперекосяк. Это и сообщил Сальвадор мне, как только я к нему приблизился.
-- Любой другой сказал бы, что вы принесли мне несчастье. Людям свойственно винить в своих бедах кого угодно, но только не себя. Я открою вам тайну, свою тайну. Она заключается, что в своих бедах виноват я сам. Я сам, своей уверенностью, взялся за миссию, которая мне, как оказалось, не по плечу. Для того, чтобы принимать важное решение, надо обладать силой и влиянием. Как это там у Эйнштейна – сила есть масса, помноженная на квадрат ускорения. Если задуматься, то по этой схеме выстроена большая часть подразделений организованной преступности, которая перешла на уровень транснациональных корпораций и уже участвует в серьёзной международной политике. Послушайте меня, мистер Герц, нашу работу, то есть мою, я говорю про себя, наконец-то заметили влиятельные люди. Они собирались перекупить мой бизнес, но я им не поддался, тогда они скупили клиники моих конкурентов и занялись исследованиями. Наверняка на них работают настоящие специалисты, у них ведь денег много, достаточно, чтобы набрать настоящих звёзд. Они влезли туда, чем занимался и я, но очень осторожно. Признаюсь вам, но только тс-с…
Только сейчас я понял, что доктор Торрес сильно пьян. Перед самым моим приходом он выпил стакан самой крепкой текилы, и его прорвало на откровенности. Надо было дать ему выговориться, а потом постараться убедить взять себя в руки. Я уселся в кресло, которое стояло рядом.
-- Да, я работал на серьёзную государственную структуру, которая высоко оплачивала мою работу и мою квалификацию. Собственно говоря, на их денежки я и открыл эту самую клинику. Чтобы как-то компенсировать свои прегрешения. Но они не очень-то велики. Судите сами. Меня наняли исследовать образцы тканей в раскопках. Здесь когда-то была эпидемия, да и не одна, ужасных болезней. Я пришёл к выводу, что эти эпидемии были искусственно вызваны. То есть давно погибшие цивилизации воевали друг с другом, используя средства биологической войны. Кое-что сохранилось и до наших дней. К примеру, лепра, то есть проказа, поражающая организм, заставляющая его гнить заживо. А ещё «сибирская язва». Это всё средства былых жесточайших войн. А сифилис? Вы не знаете, но его в Европу завезли конкистадоры, которые любили шарить по развалинам старинных храмов, разыскивая там золотые фигурки неизвестных богов. Вот и нашли, хи-хи… Если честно, то и туберкулёз тоже человечеству был дан в наказание. Ещё с др… др… древнейших времён…
Доктора быстро развезло, и он уже не мог говорить, лишь бессмысленно таращился на меня. У меня была мысль попробовать слить воедино наши разумы, но не стал этого делать. Поздно уже, к тому же надо было заняться другими делами. Я поднялся и вышел из кабинета. Мимо пробегала какая-то медсестричка. Я поймал её за руку, завёл её в кабинет и показал ей Сальвадора, а потом приказал привести кого-нибудь из медиков, чтобы они вернули нашего главврача в форму, потому как требовалось поспешить. За окнами выстрелы уже звучали почти беспрерывно. «Бешеные» приближались, и их было удручающе много.


Глава 26. На плато.
Пока Сальвадор не пришёл в необходимые кондиции, руководство клиникой взял на себя дон Карлос. Если раньше он походил на ковбоя, взявшего, в силу необходимости, обязанности шерифа, чтобы освободить город, жители которого попросили его о помощи, от всякого рода преступного элемента, то теперь это был полковник, а может даже и генерал, настоящий лидер, который готов взять на себя ответственность и – главное – выполнить дело.
Дон Карлос собрал весь медперсонал вместе, присоединил сюда оставшихся больных и начал немедленную эвакуацию. Собственно говоря, к ней всё уже было подготовлено, оставалось дождаться вертолёт, который должен был вывести последних людей отсюда. Вот только с вертолётом получилась промашка, он не прилетит, и надо было как-то «выкручиваться» самим.
Если доктор Торрес медлил, то дон Карлос действовал молниеносно. Прошло каких-то половина часа, а помещения клиники опустели и люди, собранные вместе, потянулись в сторону ближайшей отвесной стены, переходящей в скалистую площадку плато. Полторы недели назад почти этим же путём сюда добирались мы с Беном, в сопровождении нашего теперешнего «генерала». То, что один раз это сработало, почему бы не повторить снова.
Люди, которые постоянно проживают в гористой местности, свободно себя чувствуют на высоте, и преодолевают хлопоты, связанные с подъёмом, не так, как жители равнин. Поэтому тех, кого надо было опекать, набралось не так уж и много. Даже такой пожилой человек, как Сальвадор Торрес. И тот бодро полез наверх, бережно поддерживаемый своим другом, каким стал дон Карлос за годы совместной работы. 
Оказалось, что подъём не самая сложная часть срочной эвакуации. Гораздо сложнее было сдерживать напор волны «бешеных», которых становилось всё больше. Их привлекал шум, крики и выстрелы, от чего они приходили в страшное возбуждение и впадали в состояние исступления, которое практически делало из них настоящих демонов. То есть выстрелы их не пугали, и приходилось стрелять так, чтобы поразить их, а ещё надёжней – убить.
Первое время, когда эпидемии, как таковой почти и не было, а были отдельные случаи, поражённых непонятной болезнью старались успокоить, изолировать и начать лечение. Но они лечиться не желали, а начинали нападать и впадали в неистовство. Почти сразу заразилось довольно много медиков и полицейских, а потом эпидемия начала разрастаться. Несколько больных было и в самой клинике, где их сразу же изолировали по приказу доктора Торреса. Их лечили и за ними наблюдали.
В чём там дело, главный врач клиники начал догадываться с самого начала, но не хотел себе в этом признаваться. Никто ведь не станет обвинять собственное правительство в том, что оно дало волю иностранным авантюристам, или того хуже – правительству сопредельного государства на проведение весьма опасных исследовательских программ.
Когда-то, в отдалённом малоисследованном прошлом на территории сегодняшней Мексики и южнее её проходили войны, в которых применялось экзотического вида оружие, в том числе и биологическое, эффективное. На территорию противника забрасывались заражённые особи, те нападали на сограждан и заражали их, начиналась своеобразная «цепная реакция» и скоро территория была заражена вся. Кто мог, оттуда бежал. Больные люди, которые теряли разум, не могли себя обеспечивать, и через пару месяцев население данных территорий самоуничтожалось, то есть они просто вымирали от истощения. Оставалось утилизировать тела, и война была выиграна. Без лишних кровопролитий. То есть кровь проливалась, и её было немало, но то была «кровь противника». Такая вот проходила война.
Случалось так, что уничтожение населения выходило из-под контроля агрессоров и тогда пустело целое государство, ног тут уж ничего не попишешь. Была империя, и не стало. Такое уже случалось, и не раз. Издержки производства, так сказать…
На сегодняшнем этапе учёные что-то там раскопали о методах ведения тогдашних войн, и ознакомило с результатами раскопок своё правительство. И неожиданно получило щедрое финансирование своих работ. А может и ожидаемо… Тут уж у кого как совесть заточена. Археологи копают, аналитики с материалами работают, а потом учёные дают необходимые рекомендации. Всё, конечно же засекречено в высшей степени, а значит и уменьшен возможный контроль. К тому же всё вывезено в зону тропиков, где скрыть всякую гадость легче лёгкого. Прячут ведь свои плантации и заводы наркокартели, и всё им с рук сходит. Кстати сказать, их такое вот соседство заинтересовало и они осторожненько «удочку закинули». Желающих заработать на запретной информации не пришлось долго искать, и картели тоже решили в это дело вложиться, перекупили нескольких учёных, которые попытались повторить всю производственную цепочку. Вот только уже не было такого контроля, которого и без того было явно недостаточно. И одна из лабораторий была уничтожена «больными». А может и не одна, потому как эпидемия имела сразу несколько очагов. А там всё только разрасталось…
Примерно такую вот картину нарисовал нам доктор Торрес, когда из него вышла вся хмель. Несмотря на то, что выглядел он очень неважно, но говорил и думал на редкость связно. Сделалось как-то понятно, вот только откуда у Сальвадора появилась эта информация?
-- Мне её подкинул Иллария Хаммерсвельд, когда мы разговаривали о вашем лечении, -- объяснил Сальвадор, а потом извинился и отправился к своему персоналу.
Несмотря на то, что они покинули стены клиники, все продолжали пребывать в прежних форматах, то есть те пациенты, которые проходили курсы лечений, по прежнему получали необходимые лекарства и даже какое-то подобие процедур, что можно сделать в условиях горного плато. Санитары установили несколько палаток, надули матрасы, поставили капельницы и даже какое-то оборудование, которое питалось от солнечных батарей, большой «рулон» которых оказался у запасливого Торреса. Получив возможность подзарядить свой ноутбук Бен сразу воспрял духом и начал что-то там печать, лихо набирая текст на клавиатуре своего переносного компьютера.
А я отправился назад и устроился в том месте, где мы залезли на стену. Здесь же был устроен пост наблюдения, и два бойцы дона Карлоса следили за «бешеными», передавая из рук в руки бинокль. Собственно говоря, биноклей у них хватало, но настоящих, армейских, с усиленной оптикой и «ночными» приставками было всего два. Один был у самого Карлоса, а второй выдавался наблюдателям под большую ответственность.
Немного посмотреть на нашу клинику удалось и мне. Наблюдатели вняли моим просьбам и передали мне в руки армейский бинокль. Наверное, сыграло решающую роль здесь то, что главный врач с нами считался и много общался лично. То есть на нас невольно распространился тот трепет, с каким к Сальвадору относились здесь все, начиная от хозяйственной обслуги и медперсонала, до самого капризного пациента. С ним считались даже местные власти, потому как доктор Торрес не отказывал в просьбах о помощи и лечил самые тяжёлые случаи у местных жителей. Понятно, что кто-то потом лечение оплачивал, но помощь оказывалась самая квалифицированная.
Потому и было столь неожиданно то, как с ними поступили. Доктор Торрес снова попробовал начать вести переговоры, и тут выяснилось, что наши частоты кто-то глушит, и сигналы мобильной связи больше не проходят. Может, это было связано с тем, что власти Мексики не хотели распространения панических случаев и решили взять дозировку информации полностью в свои руки, отключив частные источники, в том числе и передатчики сотовой связи.
Теперь, когда мы были в относительной безопасности, потому как «бешеные» безумцы на плато не могли подняться самостоятельно, можно было заняться решением накопившихся проблем. Если лечение кое-как было налажено и стабилизировано, равно как и вопросы с устройством и питанием, то дон Карлос решил отправиться на разведку окрестностей. Оставив достаточное количество людей для наблюдения и дежурств, оставшихся он разделил на две группы и они удалились для получения информации. Рано или поздно нам надо будет отсюда выбираться.
Вот эту проблему и взялся решить наш «проводник». Сам бы он давно мог уйти отсюда и добраться до необходимого пункта. Его подготовка позволяла ему выполнить и более сложные задания. В его подчинение было несколько человек, ранее служивших в полиции или армии. Был и профессиональный охотник и даже детектив, так что люди подготовленные у нас были.
Воспользовавшись затишьем, я направился к палатке, которую занимал Сальвадор, и вошёл туда. Доктор выглядел уставшим, но прогонять меня не стал и мы с ним разговорились.
-- До сих пор не могу прийти в себя, -- признался я. – Сколько всего приключилось…
-- Да и я тоже, -- вздохнул Сальвадор. – У меня была хорошая клиника и куча состоятельных пациентов, а сейчас я сижу на верхушке скалы и не знаю, чем закончится завтрашний день.
-- Да я не об этом. – раздражённо отмахнулся я. – Ваш бизнес застрахован и когда-нибудь всё это закончится, а затем начнётся восстанавливаться порядок. Правительство навряд ли станет экономить на медицине, особенно после эпидемии. То есть у вас всё будет хорошо, вам надо только сохранить себя, себя и своих людей, чтобы позднее всё начать снова. Я говорил о другом. «Слово Божие». Это же самое настоящее чудо, о каких раньше говорилось в Библии. И открыл это не кто-то там, а вы. То есть радость обретения настоящего Чуда принадлежит вам. Почему же вы всё держите в секрете, до сих пор не обнародовали своё открытие. Это же будет сенсация!
-- Я рад услышать от вас добрые слова, -- горько усмехнулся Сальвадор, относительно меня и моих открытий, но надо быть честными, хотя бы сами перед собой. Посмотрите внимательно, каждый день с экранов телевидения провозглашается очередная сенсация, и их столько, что народ перестал ими интересоваться. Да, кто-то заметит это, но уже через неделю об этом не вспомнит никто. Так и будет, я вас уверяю.
-- Но вы же человек религиозный, -- попробовал спорить я с доктором. – На это обязательно откликнется Католическая церковь. Кто знает, может даже и Православная, которая тоже ведь ветвь Христова древа. Кто, как не они должны с готовностью поддержать ваше открытие и сделать его достоянием человечества, а потом активно участвовать в расшифровке всего послания, содержащегося в генах каждого, вы только подумайте – каждого человека на Земле!
-- Вы так думаете? Ещё скажите, что они ждут второго пришествия Христа? Все те, кто сделал соревновательные принципы видения бизнеса основой своего существования. Они не согласятся менять сложившихся правил Большой Игры. Это не в их интересах.
-- Что вы такое говорите, доктор, -- заволновался я. – Но как же ваши жизненные принципы?
-- А вы думаете, -- склонил ко мне своё лицо с горящими глазами Сальвадор, -- я не задавался теми же вопросами?! Вы думаете, я не собирался сделать именно то, что вы мне советуете?! Но потом я начал размышлять. Осторожно я зондировал тему, как изучает рану опытный хирург. И полученные результаты меня опечалили. Оказалось, что мои открытия никому не нужны. То есть простые люди с восторгом бы приняли известие о послании Высших сил. Но только как мне донести до них мою информацию, чтобы её не исказили до неузнаваемости. А ведь практически никому не нужно менять то, что уже имеется. Всё исказят и перевернут. И это в лучшем случае.
-- Что же может быть хуже? – Спросил я, не желая слышать ответа. Но Сальвадор мне всё же ответил, глухо, глядя в пустоту перед собой:
-- Очень может быть, что они уже ответили, то есть начали отвечать. И этим ответом служит попытка масштабного изменения генного кода человечества.
Дальше разговаривать не было смысла, потому как настроение испортилось окончательно. Я вышел из палатки, которая стала временным жильём руководителя клиники и остановился. Что делать дальше? Идти спать? Но было ещё рано и довольно душно. Ветра не было, дальше малейшего дуновения, и солнце висело высоко. Появилась мысль сменить одного из наблюдателей, чтобы дать ему отдохнуть. Обычно этими вопросами занимался дон Карлос, но сейчас он ушёл довольно далеко, на другой конец плато, а это десятки миль. Может быть там можно будет установить связь, или найти более сносные условия для обитания, к примеру, обнаружить пуэбло, старую горную деревушку, в которой проживали индейцы.
Один из караульных сразу согласился на замену. Должно быть, он успел утомиться. Он выглядел утомлённым и кутался в куртку. Он забился в какую-то щель и замер там. Его напарник был слишком сосредоточен, наблюдая за компанией «бешеных», что бродили по территории клиники, то забираясь внутрь помещений, то снова выходя наружу.
Если не было рядом никого, никто не бежал и не двигался, то «бешеные» потихоньку снижали активность и замирали на месте, как бы цепенея. Они словно отключались от питания. Но стоило кому-то начать двигаться, сразу «оживали» и кидались на движущийся объект. При этом каким-то образом они понимали, где больной человек, а где здоровый, и не ошибались при этом. Должно быть, они ориентировались по запаху. Или по другим невидимым глазу флюидам.
Я устроился неподалёку от наблюдателя, и положил рядом с собой мачете, носить который дон Карлос настоятельно потребовал от каждого. Это совершенно необходимая вещь, если намереваешься перемещаться по тропическому лесу, где кустарники расположены столь часто, что приходится прорубать для себя тропу. Также с мачете в руках уверенно себя чувствуешь при встрече с двумя, а то и тремя поражёнными «кровавым бешенством». Но здесь, на плато это мачете кажется просто обузой и если я таскал его с собой, то только из уважения к авторитету дона Карлоса. К тому же я с собой носил автоматический «кольт», который носил за поясом. Невольно я коснулся пояса рукой, но пистолетной рукоятки не обнаружил. Тут я вспомнил, что выходил из своей палатки «на минутку» и пистолет взять не озаботился. Чудо, что взял мачете. Ладно, это всё проформа.
Наблюдатели лежали на краю скальной стены, обрывающейся вниз почти вертикальным отвесом. Забрались мы сюда в другом месте, и там находился второй пункт наблюдения, где тоже имелась пара наблюдателей. Для чего мы это делали? А вдруг рядом с клиникой окажутся нормальные, здоровые люди. Тогда им понадобится помощь. Отсюда, сверху, мы можем обстрелять «бешеных» и дать знать здоровым, где можно найти укрытие, где им искать помощь. У нас в клинике собралось более десятка таких случайных людей, и дон Карлос отправился в поход, чтобы помочь им выбраться из ловушки, в которую они угодили, забравшись в долину, где находилась клиника. Отсюда не было других дорог, кроме как идти по горам. А ведь это далеко не каждому под силу.
Наблюдатели подстилали под себя циновки, чтобы было удобнее лежать. Свою циновку тот человек, что занимался охраной, унёс с собой, и мне было неудобно. Я елозил на камнях, укладываясь то так, то эдак. Но именно это и спасло мне жизнь. Повернувшись в очередной раз, я вдруг обнаружил рядом с собой «бешеного», который уже изготовился к нападению на меня.
Это был тот самый наблюдатель, что имел утомлённый вид. На самом деле он уже тогда был болен, но не хотел никому в этом сознаться. Те из службы безопасности, которых использовал дон Карлос для охраны нашей клиники, всё чаще сталкивались с больными обезумевшими людьми, которые пытались нападать на них. Они могли действовать как по одиночке, так и большими группами. И они не обращали внимания на опасность. По сути своей это были «зомби», но только не те ожившие мертвецы, каких показывают в фильмах ужаса, а люди, потерявшие разум и хоть какое-то рассуждение. Должно быть, наш охранник был искусан одним из таких безумцев, но вырвался от него и бежал, а потом побоялся признаться, чтобы его не выгнали из спасительного убежища. Наверное, бедняга ожидал, что вот-вот найдут средство от этой болезни, знал, что опытный доктор Торрес, который творил настоящие чудеса на ниве медицины, тоже озаботился этой проблемой и уж он-то с этой задачей справится. Бедняга ждал и надеялся, а тем временем заражённая кровь разносила болезнь по всему организму и скоро она взяла верх, отключив разум.
«Бешеный» оскалил зубы и приготовился к прыжку. Я снова схватился за пояс и тут с ужасом вспомнил, что пистолет лежит в моей палатке, под подушкой. Мы прыгнули одновременно, он на меня, а я к мачете. Второй наблюдатель услышал шум и повернул голову, но он ничего не успеет сделать.
Больной закричал и вытянул ко мне скрюченные пальцы. Изо рта его хлынул поток крови. Часть из неё попала на меня. Он рвался ко мне и сам нанизывал себя на клинок мачете, который я едва успел повернуть в его сторону и на который он напоролся.
В это время рядом оказался второй охранник и ловким ударом снёс бедняге голову, успев отскочить, чтобы на него не попали капли заражённой крови. Мертвец повалился на спину, вместе с мачете, которое торчало из его груди. Я выпустил рукоять и пытался стереть с себя чужую кровь. Меня трясло от паники, я попытался вскочить на ноги, но зашатался, а потом упал и потерял сознание. Последнее, что я помнил, это насторожённое лицо охранника, который следил за мной, сжимая огромный тесак, поднятый для удара.


Глава 27. Неожиданная встреча.
Как я потом узнал, заболевшего охранника скинул с края плато его напарник, у которого от пережитого стресса что-то «отключилось» в голове. Он и меня собирался столкнуть вниз и даже потащил к обрыву, когда на шум примчался Хамильтон. Он словно что почувствовал, потому как стрелой вылетел из палатки и бегом помчался, даже не обув кроссовок. Он прыгнул на спину охраннику и повис на нём. Здоровенный детина, имевший разряд по боксу, завалился и трепыхался, но Бен держал его и не выпускал, пока не подоспела подмога из числа других охранников и санитаров. Детина моему другу едва не сломал несколько рёбер, яростно дубася его локтем. Но Хамильтон всё вытерпел, хотя сначала ругался после каждого такого тычка, а потом просто стонал.
Детину свалили и сделали несколько уколов успокоительным. Потом он пришёл в себя и приходил извиняться, передо мной и Беном. Мы отказались с ним разговаривать. Тогда он нашёл где-то бутылку джина и подарил её Бену, и лишь после этого мой друг простил его, сказал, что зла не держит. Но это было после, когда я уже начал приходить в себя.
А тогда, когда я увидел, как охранник поднимает руку, вооружённую тяжёлым мачете и как начинает меняться его лицо, искажаясь в гримасе какой-то звериной ненависти, я отпрянул от него. И взлетел. Это как будто я прыгнул, но прыгнул назад. Хотя я и не прыгал вовсе, а просто отшатнулся от того клинка, который должен был рассечь меня.
В общем отшатнулся я от него и полетел, а потом очутился в каком-то странном месте. Сначала я подумал, что умудрился скатиться с нашего плато, где мы нашли спасение от стай «бешеных». Но потом, когда огляделся и не обнаружил поблизости известняковых скал, понял, что это что-то другое. Да и как я мог скатиться со стофутовой высоты и не повредить своего тела? Нет, здесь было что-то другое.
Я поднялся на ноги и пошёл. Под ногами хрустел крупный кварцевый песок и мелкие камни с примесью базальта. Это была пустыня, похожая на пустыню Мапими, что находится на границе между США и Мексикой. Здесь так же была преимущественно каменисто- сланцевая почва, но временами её сменяли пески, что громоздились плоскими барханами. Кое-где уныло торчали какие-то скукоженные кустарники, торчащие тёмными шипами и тоже шипастые кактусы. И нигде не признака какого-либо живого существа, птицы или хотя бы койота. Если они и были, то спрятались, а появятся тогда, когда у меня закончатся силы.
Пока ещё силы не оставили меня, я решил двигаться. Попутно я размышлял, где это я мог очутиться. Может, пока я был без сознания, вся наша группа отправилась в путь, но что-то с ними случилось, и меня оставили здесь, а сами пошли дальше. Тогда можно было попробовать догнать их. Эта версия меня мало устраивала своей полной нелогичностью, но потом я наткнулся на цепочку следов и отправился по ним, двигаясь параллельно.
Кто бы это ни был, он куда-то двигался. Оставалось надеяться, что это местный житель, который в этих местах ориентируется. Сколько надо человеку, чтобы впасть в панику или наоборот – получить уверенность? Совсем, как оказалось, немного. Всего лишь какой-то намёк.
Постепенно я начал увеличивать скорость движения, а потом даже побежал. Я увидел вдалеке силуэт, размытый в мареве, которое струилось над раскалённой поверхностью. Лицо начал заливать пот, который сочился из всех пор тела, мешая видеть и действуя на нервы.
-- Эй!.. Эй…
Я закричал и замахал руками, а потом замолчал. Тот, кто шёл впереди меня, остановился и повернулся ко мне. Я едва не закричал, а потом как-то сразу успокоился. Тот, которого я догонял весь последний час, приблизился ко мне.
-- Мистер… Герц, что вы здесь делаете?
Это был Трой Хэмси, моторокер из техасской банды, который напал на нас, когда мы остановились на ночлег. С тех пор, как мы расстались с ним, в самых странных обстоятельствах, сильно изменился. Он сильно отощал и походил на живые мощи, а впалые щёки заросли бородой, которая торчала клочьями, вся спуталась от пота и грязи. Да и вся кожа была покрыта слоем грязи и какой-то коросты. Но Хэмси меня узнал.
-- Привет, Череп, я просто мимо проходил…
Байкер подскочил ко мне, вглядываясь в моё лицо каким-то безумным взглядом, ненависть то искажала эти черты, то в их освещала надежда, и снова черты лица искажались. Его переполняли эмоции. Он то делал попытку кинуться прочь, а потом снова приближался ко мне.
-- Мистер Герц, я много думал о том, что вы мне сказали… когда мы расстались. Я начинаю понимать, что вёл свою жизнь неправильно, не так, как это было нужно. Я осознал это и раскаиваюсь. Как вы думаете, могу ли я получить прощение? Или хотя бы надежду на прощение?
Что тут можно сказать. По лицу его было видно, что говорит он искренне, но искренность эта имела оттенок истерики. Но надо понимать его положение. Как бы вели себя вы, или даже я, окажись на его месте? Хотя… наверное, мы не оказались бы на его месте. Я так думаю.
-- Надеяться всегда можно, -- неопределённо ответил я, -- но главное всё же, это надежды не терять. Я понимаю, что тебе приходится тяжело здесь, но ты не отчаивайся. Тебя не оставят без внимания. Вот видишь, к тебе заглянул я, а там глядишь, ещё кто появится. Ты только, Трой, не теряй желания измениться, и тогда ты получишь прощение. Запомни эти мои слова.
Говорю ему, а сам по сторонам незаметно оглядываюсь. Это что же, меня в его Чистилище опять занесло? Случайно это, или теперь мне тоже обитать здесь придётся? Очень бы не хотелось, да и соседство такое не из самых приятных. А вдруг моей задачей будет, на ближайшую пару сотен лет, это исправление личности данного грешника? Но тогда мне должен был быть какой-то знак, или знамение, что мне поручается такого рода миссия. Я снова оглянулся. Но всё по-прежнему было уныло до крайней степени.
-- Как ты здесь живёшь, Череп? – С сомнением произнёс я, и это не было вопросом. Понял это и Хэмси.
-- Вы сами знаете, мистер Герц, что это уже не жизнь. И я, да и вы, похоже на то, умерли, и местом нашего обитания теперь сделалось это место. Если не жить, то обитать можно практически везде. Как только к этому будешь относиться…
-- И как ты относишься? – Мне и в самом деле было интересно. Надо было как-то тянуть время, пока мои друзья не вытащат меня отсюда. А байкер – хоть какая-то, да компания, чтобы скоротать время.
-- Со смирением…
-- А питаешься здесь чем? Навряд ли тебя обеспечивают манной небесной и аскаридами.
-- Питаться здесь и в самом деле нечем, но я тут встретил кое-кого, и он меня научил, как надо действовать в подобной ситуации.
Это было уже интересно. Насколько я понял, что это место, Чистилище, находилось в каком-то параллельном пространстве, куда душа и личность грешника перемещаются по каким-то неведомым нам законам. Вокруг души образуется специальный портал. Это тот самый тоннель, светлый или тёмный, по которому душа перемещается… перемещается… тут много неясного. К примеру, данный индивидуум, Трой Хэмси, переместился сюда, прихватив за одно и меня. Я, было, решил, что такое вот место индивидуально, за редчайшим случаем, вроде моего. Но оказалось, что это не совсем так. Похоже, что у нашего грешника нашёлся сосед, какой-то ветеран Чистилища, который дал Черепу ряд уроков и удалился, а может это Хэмси сбежал от него, не желая делить пространство с отъявленным грешником, общение с которым ухудшит его шансы выбраться отсюда. Хотя нет, отъявленные грешники концентрируются в другом месте.
-- Что это был за человек?               
-- Не знаю я, -- пожал плечами Трой. – Он не представился. Я даже не уверен, что это человек. То есть, когда-то, он был человеком, но с тех пор, как он попал сюда, многое изменилось. Знаете, когда я встретил его, сначала не знал, радоваться мне или огорчаться. Я сам далеко не подарок, но этот был… Впрочем, я лучше промолчу. Скажу лишь, что он за долгие годы научился здесь как-то существовать, и даже выработал свою концепция мира и своего места в этом мире. Я не готов разделить его взгляды и честно сказал ему. Он ушёл, но кое-что мне преподал. К примеру, как здесь можно прокормиться.
-- И как же? – Полюбопытствовал я деланно равнодушным тоном, хотя сам напряжённо слушал. Любая информация в моём неопределённом положение может быть полезна и необходима.
 -- Я сначала не поверил ему, но потом попробовал и у меня получилось. Всё время, которое провёл здесь тот человек, он питался… «молитвами». Ну, это выглядит как молитвы. На каком-то необычном языке. Их надо как бы петь. Я заучил эти слова. Он мне показал несколько раз. Потом я повторил. Тоже несколько раз. Затем он удалился прочь. А я пел, и, знаете, сил от этого прибавилось.
Я слушал его и кивал с насмешливым видом. Но в душе вспоминал истории об отшельниках, которые практически ничего не употребляли, но зато много молились. И это придавало им сил. К тому же здесь могут быть свои особенности у пространства- времени, свои свойства, непривычные нам. И, если такие штуки проходили в нашем мире, то почему бы им не получиться и здесь.
-- А ещё что говорил он?
-- Понимаете, мистер Герц, мне было трудно понять его. Он говорил на каком-то странном языке. На многих языках. Я ответил, что не понимаю его. Тогда он начал говорить на английском. Но это был хоть и английский, но какой-то… какой-то другой, и слова непривычные, и произносил он их не так, как я привык слышать. Я его понимал с великим трудом. Скорей уж потому, что был вынужден понимать. Так что я не уверен, что всё растолковал должным образом. Он обещал как-нибудь ещё навестить меня. Да, ещё говорил, что в этой пустыне есть ещё обитатели, кроме меня, ну, и его. И он порой навещает их, когда ему хочется с кем-то поговорить. Странный человек.
-- В чём же его странность?
-- Да во всём. Как выглядит, что и как говорит, питается, вот, молитвами. Да и ходит как-то… только что со мной разговаривал, а потом двинулся прочь. Я отвернулся от него, а когда повернулся снова, его уже не было, словно следующий шаг перенёс его сразу за горизонт. Говорил, что он здесь уже с тысячу лет провёл. Наверное, я его неправильно понял…
Даже так. Действительно, место интересное, из того раздела действительности, от которой стоит держаться подальше. Внезапно я почувствовал, что меня словно выворачивают наизнанку. Я вскочил с места, вскочил и Трой. Он кинулся ко мне и начал хватать меня за куртку.
-- Мистер Герц! Мистер Герц! Не оставляйте меня здесь! Послушайте, я хочу вам…
Я оттолкнул его от себя, схватился за грудь, а в следующий миг уже открыл глаза и понял, что нахожусь в палатке, а на меня смотрит доктор Торрес. Я открыл рот и протянул к нему руку…


Глава 28. Снова в пути.
Пока я пребывал в подвешенном состоянии между жизнью и смертью, обычном в последнее время, если выражаться язвительно, произошло довольно много важных для нас событий. Прежде всего, это вернулся из рейда дон Карлос. Если бы он жил где-нибудь в шестнадцатом веке, он бы точно мог стать конкистадором и, благодаря своему упору, настойчивости и большому опыту, стать губернатором какой-нибудь обширной провинции. Но он жил в наше время, был разведчиком, пассионарием и мастером на все руки.
Каким-то образом он обнаружил брошенный армейский грузовик. Должно быть армия принимала участие в эвакуации больных, из местного населения, но скорей всего из своего, армейского состава. Можно предположить, что болезнь зашла уже далеко и больные взбесились, после чего грузовик оказался брошенным.
В другое бы время можно сетовать на судьбу бедолаг и даже попытаться найти кого-нибудь из уцелевших, но сейчас было не до сантиментов. Дон Карлос осмотрел грузовик и нашёл, что он находится в удовлетворительном состоянии, и даже баки его были полны горючего. Можно было попытаться выбраться на нём из той ловушки, в которой мы оказались в этой горной области.
Но это ещё было не всё. Дон Карлос нашёл там немало брошенного оружия и ещё – аппарат спутниковой связи, батарея которого позволяла сделать пару звонков. Дон Карлос связался с кем-то из своих старых связей и договорился с ними, что нашу группу встретят на дороге, после чего оставил парочку своих людей охранять грузовик и спешно отправился в лагерь.
Там началась суматоха. Как раз в это время и случилась эта глупая история с обострением болезни одного из охранников дона Карлоса, после чего Сальвадор устроил тотальный осмотр всех, на случай, если кто решил скрыть укус или другое поражение, которое могло обернуться подобным несчастьем. Но, к счастью, больше никто не заболел, а тут и глава службы безопасности явился, с хорошим известием.
Надо сказать, что большая часть больных, и кое-кто из персонала уже был отправлен из клиники. Те, кто проживал неподалёку, из хозяйственного обслуживания, ушли сами, чтобы спасти родных или разделить их судьбу. То есть, тех, кто остался, было не так уж и много, около трёх десятков. Точнее, с десяток тех, кто лечился в клинике и не был эвакуирован заблаговременно, с пяток медиков, столько же ассистентов и санитаров, и тех, кто наш защищал. Ну, и мы с Беном, плюс доктор Торрес. Нас я сосчитал отдельно, а почему, я сейчас скажу.
Меня никак не могли привести в себя. В клинике, где имелось самое современное медицинской оборудование, со мной и то провозились изрядно, пока вытаскивали с «того света». Вы уже знаете, в каком состоянии я находился. Оно то улучшалось, то снова становилось хуже, и тогда доктор Торрес не отходил меня. Всю нашу историю Бен ему полностью рассказал, добавил некоторые подробности и я. Этой историей доктор Торрес очень даже заинтересовался, и как медицинский специалист высокой квалификации, и как широкообразованный человек, который видит больше и дальше, чем прочие. Он сумел выработать для меня специальный комплекс лечения, на основе старых индейских методик, в сочетании с современными лекарствами. Лечение проходило успешно, пока не началась вся эта катавасия.
И вот теперь снова случился эксцесс. Пока дон Карлос собирал людей и объяснял им задачу, Сальвадор возился со мной. Рядом с палаткой, снаружи, сидел Хамильтон. Он переживал за меня. Чтобы отвлечься, он временами подходил к краю скалы и наблюдал за «бешеными», которые бродили внизу и смотрели на верхнюю часть плато, но добраться до туда не могли. Кто-то из них пытался карабкаться, но скатывались обратно и бессильно выли. Хамильтон нашёл камень и швырнул его вниз. Ни в кого не попал, но это его немного успокоило.
Тем временем все собрались и были готовы выходить. Тогда Сальвадор и объявил, что временно остаётся здесь, вместе со мной. Бен тоже заявил, что меня не покинет, хотя рюкзак свой собрал и ноутбук тоже, в который он набирал текст своей книги.
Коллеги пытались уговорить Сальвадора отправиться вместе со всеми, но он был непреклонен. Он не оставит больного, и точка. Без обсуждений. Дон Карлос уединился с Сальвадором и долго говорили. Бен сидел снаружи и кое-что расслышал. Сальвадор сказал своему помощнику, что у больного начался криз, вызванный общей нервной обстановкой и прекращением интенсивного метода лечения. Но у него, то есть Сальвадора, в запасе имеется некий козырь, который он решил оставить про запас, и который будет теперь задействован. Заключается он в том, что больного надо будет доставить в старое индейское святилище, где Сальвадор, знаток разного рода сведений, проведёт древний ритуал очищения, который должен благотворно сказаться на больном. То есть все могут уйти, а Сальвадору поможет друг и партнёр больного, то есть Хамильтон, который всё это услышал и даже обрадовался.
Дон Карлос начал было возражать, но доктор Торрес был непреклонен. С ним это иногда бывало, и тогда он делался жёстким и ершистым. В нём тоже просыпался конкистадор, в котором бурлила старая кровь испанских пассионариев, завоевавших весь южноамериканский континент. Дон Карлос больше спорить не стал, а сказал лишь, что как только всех доставит до безопасного места, то непременно вернётся за доктором и выведет его отсюда, одного ли или вместе с нами, будет видно.
Всему этому я не был свидетелем, потому как тело моё лежало манекеном в палатке, рядом с доктором Торресом, который то суетливо делал реанимационные манипуляции, то общался с доном Карлосом в нервных тонах. Разум же, или душа, пребывали в Чистилище, в подобие экскурсии, происхождение которой я до сих пор не понимаю.
К тому времени, как я встал на ноги и был готов отправиться в путь, все остальные обитатели этой злосчастной клиники уже удалились в направлении ждущего их грузовика. Нам дон Карлос оставил тот спутниковый телефон, который он обнаружил рядом с грузовиком, зажатый в руке трупа с простреленной головой. Это был офицер и застрелился он явно после разговора по этому самому телефону. Что такого он узнал, после чего столь радикально решил свою судьбу?
Бен Хамильтон сразу предупредил Торреса, что друга своего, то есть меня, не бросит. И Сальвадор не стал его отговаривать, так как ему всё равно нужен был человек, чтобы ассистировать во время лечебного обряда, а Хамильтон, как опытный историк, имел представление о всех манипуляциях и ему ничего не надо было объяснять. 
Пока Сальвадор мне всё объяснял, Бен, начавший нервничать от неопределённости нашего положения, внезапно услышал доносившийся снизу шум двигателей. Ему пришла в голову безумная мысль, что дон Карлос решил поступиться своими обещаниями и пригнал грузовик прямо ко клинике, чтобы забрать нас прямо отсюда. Он не мог так быстро обернуться, доставив всех своих пассажиров.
Со всех ног Хамильтон подскочил ко краю скалы и свесился оттуда. Он уже даже и рот разинул, чтобы закричать, мол, здесь мы и готовы спускаться. Но дона Карлоса здесь не было. Не было и тяжёлого армейского вместительного грузовика, забитого под завязку пациентами и медицинским персоналом. Но зато стоял бронетранспортёр и вертел в разные стороны «хоботом» станкового пулемёта. А по площадке споро бегали рослые люди в камуфляже и расправлялись с больными «бешеными». Те собирались, по своей привычке, нападать на движущиеся объекты, догонять и преследовать. Но только никто от них и не собирался бежать. Те, что прибыли сюда на бронемашине, были хорошо вооружены, но стрелять не спешили. У каждого были тесаки, а у некоторых и по два. И они действовали этими тесаками. Как опытные путешественники расчищают себе дорогу в джунглях, так же и эти, рубили «бешеных» ловкими ударами. Те не догадались спасаться бегством, а сами лезли под удар. Справиться с ними в таких условиях было делом не сложным.
Бен, вытаращив глаза, наблюдал сверху за этой быстрой расправой. На каждого из бойцов в камуфляже приходилось по пять «противников», а то и больше, но это было просто избиение и заняло лот силы минут пятнадцать, а может и того меньше. Лишь тогда Хамильтон очухался и отполз от края, надеясь, что его не успели заметить. Те, внизу, действовали как настоящие профессионалы и могли отметить движение на скале. Вряд ли для них будет проблемой забраться сюда.
Подбежав к палатке, Хамильтон в нескольких словах объяснил то, чему он стал свидетелем. Дон Торрес было решил, что это явились спасатели, снаряжённые государственными силами. Но это было впечатление первого момента. Потом он вспомнил, как не смог ни с кем связаться, так как эфирная связь кем-то глушилась, то, что ему было отказано в помощи, и потому имел все основания опасаться подвоха. А вдруг сюда заявились их неизвестные зложелатели, чтобы удостовериться, что с клиникой покончено.
Так как мы уже собрались, то сразу и двинулись. Доктор Торрес нагрузил себя до предела, рюкзаком размером едва ли не с него и двумя сумками. С места он сдвинулся, но далеко вряд ли уйдёт. Я отобрал у него самую большую сумку и взгромоздил себе на плечо. У Бена был и свой рюкзак, а ещё помповое ружьё и мачете. Мачете и пистолет «кольт» были и у меня. Мы двинулись вперёд так быстро, как только это у нас получалось.
Дорогу нам указывал Сальвадор. Ещё перед выходом он обозначил нужное направление, но всё равно его дело было возглавить нашу экспедицию. За ним двигался я, с здоровенным баулом на плече. Последним шёл Хамильтон, который держал в руках «Моссберг», как заправский охотник. Он всё ещё таскал большие тёмные очки, продолжая играть роль Хемингуэя.
Через два часа довольно быстрого движения, едва ли не бегом, мы выбились из сил и одновременно все рухнули, как только доктор Торрес остановился. То есть сначала упали мы с Беном, а потом опустился и Сальвадор.
Пробовали вы идти когда по поверхности горного плато. Это совсем не то же самое, что передвигаться по булыжной мостовой старой части города, хотя и там и там присутствуют камни. Но только если в одном случае опасаться надо того, как бы узкий каблук- «шпилька» не застрял между двух плиток, или не попасть под колёса какого иного неосторожного автолихача, то в другом таких опасностей десятки и многие из них могут закончиться увечьем, а то и вообще летально.         
Летом камни нагреваются под жаркими лучами солнца, потом в небольшие трещины попадает вода после дождя, если холодно, то вода замерзает и превращается в лёд, который раскалывает камни, углубляет трещины, которые доходят до десятков, а то и сотен метров. В иную трещину можно провалиться и разбиться насмерть, а если остался жив, но сломал себе ногу или руку, то смерть всё равно придёт, только после продолжительных мучений в ходе борьбы за жизнь.
Если вам интересно, то можете потолкаться среди групп альпинистов и наслушайтесь там таких рассказов, которые надолго отнимут у вас желание ходить по горам. «Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт», тут же сообщит вам какой-нибудь доброхот, хотя сам-то он в горы собирается, и не один, а в компании таких же романтиков.
Вот в чём дело! Походы по горам, это дело сугубо коллективное. Как-то, уже давно, мы с Беном смотрели русский фильм про скалолазов. Они нам нашли там альпиниста, который пел красивые песни хриплым голосом. Мы с Беном нашли перевод его песен и даже выучили одну. Как раз, чтобы понять вот это сегодняшнее наше положение.
Здесь вам не равнина, здесь климат иной –
Идут лавины одна за одной.
И здесь за камнепадом ревёт камнепад, -
И можно свернуть, обрыв обогнуть, -
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.

-- Как вы думаете, доктор, -- спросил Бен у Сальвадора, -- кто были те люди внизу. -- Откуда я могу знать, -- пожал тот плечами, -- ведь я их даже не видел. Но я не хочу иметь с ними дел. Здесь явно что-то нечисто. Они выполняют чьё-то задание. И их задание мне не нравится априори.
-- Тогда расскажите о «зомби». Почему они нападают на всех, на нас. Что им надо?
-- Это больные люди, -- терпеливо ответил доктор. – Их надо лечить. Признаю, что их болезнь приняла форму эпидемии, что усложняет процессы, но это не отменяет того, что к ним надо относится, как к больным людям. Не расстреливают же буйнопомешанных, но применяют к ним определённые методы, которые совмещают с процессом лечения.
-- Но ведь их безумие индивидуально и эту «заразу» они не передают другим, -- возразил медику Хамильтон.
-- Вынужден с вами согласиться, -- склонил голову Сальвадор. – Это требует дополнительных исследований, так как я подозреваю, что некие учёные добыли возбудителей старых эпидемий, чтобы изучить их, а они вырвались на волю.
-- Кто вырвался? – уточнил Бен.
-- Возбудители тех страшных болезней, что извели население нескольких империй. Что касается меня, то я категорически против такого рода исследований. Хотя… эти болезни могли начаться и спонтанно… что-то вроде «наказания Божьего», и тогда надо уметь найти от них защиту. Не знаю… не знаю, что и сказать…
-- А что бы сделали вы? – спросил у Сальвадора я.
-- Объявил бы карантин, установил бы кордоны на границах заражённой области и открыл бы несколько мобильных госпиталей с лабораториями анализа, чтобы найти нужные методы лечения заболевших. Самих больных пока что можно колоть успокоительным, и тогда они не будут опасны. Здесь главное, не допустить эффектов распространения, а лечение… оно обязательно будет найдено.
Немного отдохнув, поднялись на ноги и пошли дальше. На ходу доктор Торрес прокручивал информацию. Некие силы попытались уничтожить его клинику. Они воспользовались тем, что возникла эпидемия странной болезни, и выжидали какое-то время. Но потом заявились, чтобы удостовериться, что «проблема» устранена, то есть те люди, что оказались лишними, либо мертвы, либо поражены «кровавым бешенством». Тогда они исчезнут, словно их и не было. Но большая часть персонала успела избежать уготовленной кем-то участи. Что будут делать «недоброжелатели»?
Конечно, они поднимутся на плато и обнаружат там остатки развёрнутого полевого лагеря. Там осталось и брошенное медицинское оборудование. Преследователи поймут, что работники клиники пытаются выбраться из ловушки своими силами. Они устремятся в погоню. Та большая группа, которую увёл с собой дон Карлос, оставила за собой след. По этим следам и устремятся преследователи. Возможно, они свяжутся с другой группой сообщников, которые попробуют перехватить беглецов. То есть необходимо выйти на связь с доном Карлосом и предупредить его о новых обстоятельствах. Пока работает батарея аппарата спутниковой связи. Если говорить предельно коротко, можно сохранить заряд ещё для одного звонка.
Сальвадор, не откладывая дела, тут же сделал вызов, а когда его заместитель откликнулся, коротко объяснил ему, что случилось после их ухода. Дон Карлос ответил, что понял и они будут осторожны. Поблагодарил за звонок.
Мы двинулись дальше. В кино и книгах главный герой держит перед собой карту и прибор, JPS- навигатор или хотя бы компас. И по скорости шага видно, что на плечи их совсем не давят лямки объёмистых рюкзаков. С ними легко одетые девушки и перспектива открытия золотого месторождения, а «плохие парни» если и появятся, то или сами себя постреляют, либо попадают с кручи, либо затонут в болоте. А может их зажрут до смерти тропические москиты. Но хорошие обязательно победят и будут целоваться со своими девушками на фоне роскошного заката, придерживая локотком пару центнеров золотых слитков под мышкой.
Увы, все эти истории придумываются кинематографистами для доверчивых зрителей, убеждая их, что по жизни рассыпаны месторождения удачи, и надо их найти и изъять в свою пользу. И тогда начнётся она, сладкая «жизнь в шоколаде». Но всё это обман, как и весь кинематограф. Чтобы процветать, надо овладевать умениями и знаниями, они и есть те самые самородки, которые сделают жизнь вашу и нашу сносной и даже комфортной, и никакие злодеи ваши знания не украдут, они в любом случае останутся при вас. Это всё так – к слову.
Не было у нас ни карты, ни электронного прибора ориентирования. Доктор Торрес приблизительно знал, в каком направлении надо двигаться, и мы шли, перескакивая с валуна на валун, и обходя глубокие провалы. Известняковые скалы испещрены карстами, которые прорыла вода за долгие столетия. В скалах имелась масса лабиринтов и пещер, в которых поселились летучие мыши и другие обитатели гор, и они не будут рады, если мы попытаемся составить им компанию.


Глава 29. Святилище.
Пожалуй, больше меня в горы никто и ничем не заманит. Те, кто их обожает, явно относится к малоизученному классу мазохистов, которые собираются в свои компании и постоянно друг другу доказывают, что в горы они страстно влюблены. Влюбляться надо в людей. Я ещё понимаю – Родину, которую, как известно не выбирают. Но горы?..
Давайте рассмотрим людей, которые там проживают, так называемых горцев. В первую очередь это индейцы, обитатели Анд и Кордельеров, если это касается Америки, гуркхи, тибетцы, киргизы, алтайцы, если это касается Азии, кавказцы, шотландцы, иберийцы, сицилийцы, нет, скорее уж – корсиканцы, если это касается Европы. То есть, при более пристальном изучении получается, что жители гор отличаются свободолюбием и не считаются с теми правилами, которые прописываются для жителей всего государства. За исключением, пожалуй, швейцарцев, это полуразбойничьи племена, где сильны влияния либо религий, либо родовых отношений. Это для них перевешивает Закон, как основу становления государства.
Ранее я не понимал такой особенности, но лишь теперь, когда я провёл какую-то неполную неделю на высоте полутора километров над уровнем моря, я проникся каким-то внутренним протестом и желанием отстаивать свои интересы, свою жизнь, наконец. По-видимому, здесь по-другому существовать нельзя, и жители гор останутся другими, пока не изменятся сами условия их домашнего существования.
Мы всё-таки добрались до индейского святилища, которое было устроено в глубокой пещере. Как-то привычно ассоциировать храмовые святилища с большими ступенчатыми пирамидами, какие находятся в Чичен-Ица, или в долине Теотиуакан. Но ведь ещё до строительства пирамид справлялись разного рода обряды, точно так же, как проводились ритуалы в тех местах, где пирамиды не строили. Вот в такое святилище мы и направлялись.
Как это водится, сначала мы добрались до пуэбло. Пуэбло, чтобы вы знали, это индейское поселение. Бывают пуэбло в долине, это такой пристрой к горному склону и делают его из глины, а бывают пуэбло в горах, когда жилище строят из плоских камней, которые накладывают друг на друга, а пазы замазывают глиняным раствором. Рядом обязательно находится источник, даже несколько. Такая деревушка представляет собой настоящую крепость. Индейцы, её населяющие, придумывают разные хитрости. К примеру, туда может вести лишь подвесной мост, который можно убирать или снова вешать, когда опасности минуют. Или в пуэбло можно добираться только через лабиринт подземных сообщений, а главный путь, что пробит в качестве ступеней на горном склоне, защитит даже ребёнок.
Но всё это веяния старины. Теперь индейцы редко живут в пуэбло. Они, как и горожане, сделались слишком зависимыми от благ цивилизации, смотрят телевизор, едят гамбургеры и пьют кактусовую водку. Они больше не занимаются охотой или земледелием, а ждут субсидии, положенной им от правительства.
Если бы это поселение располагалось близко от клиники, то здесь вполне могли бы найти убежище все её обитатели. Они могли бы даже держать оборону, но, конечно же, только не против армейского подразделения или группы оперативного реагирования. С ними не повоюешь.              
Отсюда, с плато, имелся спуск к горной деревушке, но мы прошли немного дальше, где было устроено святилище. У индейцев множество богов, которым они поклоняются. Есть боги- защитники, а есть и другие боги, которые скорее являются демонами. Они тоже требуют поклонений и даже большего, чем защитники. Они требуют жертв. Если жертв приносится недостаточно, то гневливые боги могут устроить войну и взять своё многократно больше. Потому про них и не забывали.
Защитники рода имели тотемы прямо в селении, тогда как демоническим богам устраивали капища в стороне, в глубокой пещере, или дальнем урочище. Если знаешь эти особенности, то найти святилище не представляет особого труда.
Эта была обязанность моя с Беном, и мы с ней достойно справились. Долго искать не пришлось. Капище действительно было устроено в пещере, и туда вела тропинка, от самого пуэбло. Надо было только проявить толику внимания.
Осторожно мы вошли в пещеру. Когда-то здесь было всё устроено должным образом, со специальным отделением, в котором находились жрецы племени. Но с течением неумолимого времени начались разрушения и часть свода просто обвалилась. Раньше своды укреплялись опорами и разными распорками, но они большей частью давно уже сгнили. В таких местах разрушения были более серьёзные. Где своды ещё как-то держались, можно было чувствовать себя свободней.
-- Надо провести ритуал освещения, -- заявил доктор Торрес. – К счастью, я подспудно готовился к этому действию, не случай, если привычные методики не помогут. Поэтому изучил материал с помощью Интернета.
Не эти ли поиски привели те самые силы в его клинику? Мы с Беном переглянулись, но не стали говорить ничего. Тем временем доктор Торрес начал распаковывать свой багаж. И ту сумку, что он терпеливо нёс всю дорогу, и тот баул, что я взял на себя. По большей части это были принадлежности для ритуального действия.
Сначала мы с Беном следили за приготовлениями доктора Торреса, но потом он нас послал за дровами, так как ему понадобится много света, а аккумуляторные фонари лучше приберечь, мало ли что наш ждёт впереди. За последнее время мы перестали быть расточительными, как это свойственно нам, американцам.
 Мы вылезли из пещеры и принялись собирать разного рода сухие ветки. Принесли и те сгнившие брёвна, которые нашли возле пуэбло. Но они очень уж иструхлявели, и Сальвадор нас отправил за новыми порциями топлива.
Эта сторона плато была более низкой, чем противоположная. Точнее, здесь поверхность располагалась уступами, или – террасами. На некоторых древние индейцы устраивали поля, для чего в корзинах носили сюда землю, которую засеивали маисом, маниокой, бататами. Кое-что до сих оставалось, но за долгое время культурные растения одичали. Здесь было много мышей, которых, кстати сказать, раньше в Америке не было, но которые попали сюда вместе с переселенцами и принялись активно осваивать новые территории, быстро распространившись от портовых городов вглубь континента.
Натаскав достаточно хвороста, мы с Беном приготовили обед из остатков консервов и галет. Бен палкой накапал бататов, и мы их запекли в костре, в углях. Это не жаренный во фритюре фри, но вышло достаточно аппетитно и вкусно. На запахи оживилась местная живность. Я увидел даже луговую собачку, что стояла столбиком и разглядывала нас. Вообще-то они обитают в долинах, но эта каким-то образом забралась сюда.
-- Мистер Герц, -- позвал меня доктор Торрес, который наконец закончил подготовительную фазу будущего ритуального действия. – Вам надо принять настой трав, чтобы приготовить себя к обряду. Раньше я ничего подобного не делал, так что не обессудьте. Нам всем придётся постараться.
С этим не поспоришь. Я был послушен и выпил чрезвычайно противный настой. Интересно, почему некоторые полезные напитки, в особенности – лекарственного свойства, бывают такими отвратными на вкус? Казалось бы, организму нужны какие-то добавочные вещества и он их получает. Ему, по логике событий, должно нравиться, в том числе и по вкусовой гамме, однако же часто бывает не так, совсем не так. Я выпил всё, но на лице появилась такая гримаса, что Хамильтон мне посочувствовал. Для опыта он тоже принял несколько капель, но тут же их и выплюнул, чем вызвал улыбку у Сальвадора, который следил за мной, чтобы я всё делал правильно.
Теперь я должен был лежать в центре круга, обозначенного маленькими камешками. Их выложил сам Сальвадор, сверяясь с рисунком, который у него хранился в папке. По окружности он выложил несколько плоских камней и выложил на них пучки высушенных трав. Это будет замена ароматических палочек, какие активно применяются в буддистских ритуалах. У индейцев их заменяли такие вот травяные фитили, скрученные в «косичку».
-- Вам придётся, -- инструктировал меня доктор, -- действовать в автономном режиме. То есть здесь вы уснёте, то есть уснёт ваше тело, а ваш разум, душа, отправится в то место, которому посвящено это святилище. Там вам придётся действовать самостоятельно. Но, насколько я понимаю, вам это не в новинку. То есть, какой-то опыт у вас есть.
-- Да, -- согласился я, -- но что я там буду делать?
-- Этого я сказать не могу. Это тебе придётся выяснить самому. Твоя задача – восстановить свою душу. Так что ты уж там – импровизируй.
-- А нельзя ли нас туда отправить вдвоём? – Это мой друг Бен предлагает разделить трудности поровну. – Одна голова хорошо, а две – в два раза лучше.
-- Не получится, -- отверг его предложение Сальвадор. – Мистер Герц как бы принадлежит нашему миру лишь частично. Потому ему открыт вход в иные плоскости. С вами дело обстоит совсем по-другому, и это может отразиться на процессах обряда. Вы можете погибнуть, или вашу душу похитят сущности, которые встречаются в приграничных пространствах. Именно их и считают привидениями и призраками некоторые люди, восприятие которых обладает повышенной чувственностью. А это считается делом довольно рискованным. Это я про контакты с «той половиной» мира. К тому же ваша помощь может понадобиться мне здесь. Всё-таки не будем забывать, что мы здесь впервые и не знакомы с особенностями этого места.
Доктор говорил убедительно и мы оба с ним согласились. Я устроился внутри обозначенного круга, принял ту позу, какую сказал Сальвадор, и принялся ждать. Он мне снова дал выпить отвара, не менее противного. Доктор сказал, что это поможет мне адаптироваться в другом мире, параметры которого, возможно, будут отличаться от привычного.
Пока Сальвадор поджигал пучки трав, Бенджамин, который начал волноваться и по этой причине не находил себе места, отправился наружу, чтобы собрать там ещё одну вязанку хвороста, если наши бдения затянутся. Он вышел из пещеры в грот, который выходил наружу, и под подошвами его туристических ботинок хрустел обсидиановый песок. Я вдыхал горьковатые запахи горевших трав и чувствовал, как тело моё начинает вращаться над площадкой. Это было удивительно – чувствовать, что лежишь на твёрдом, но в то же время вращаться, как будто висишь в воздухе.
В это время снова послышался топот ног и в пещеру вбежал Хамильтон. Он тяжело дышал и явно оглядывался.
-- Доктор, -- хриплым голосом зашептал он, -- там, снаружи, в пуэбло, находятся посторонние. Я только заметил движение и сразу вернулся сюда. Что делать-то будем?
-- Продолжать делать то, что уже начато, -- жёстко ответил ему Сальвадор. – Что-либо менять уже поздно. Будем ждать…
Как – поздно? Я попытался встать и оттолкнулся локтями от земли…


Глава 30. Миктлан.
Я поднялся на ноги и выскочил из круга. Впрочем, круга никакого не было, не было костра, от которого шёл жар, от чего на лице выступили крупные капли пота. Я ведь этого отвара выпил около ведра. Он меня пропитал весь, наружу даже полез.
Смахнув пот с лица, я выбрался наружу. В первое мгновение я не обратил внимания, что ни Хамильтона, ни доктора Торреса в пещере не было. Я решил, что они оба пошли посмотреть, кто это там в пуэбло появился.
Когда мы начали ритуал освящения, солнце уже начало клониться к горизонту и скоро должна была наступить ночь. Для этого мы и натаскали побольше топлива, чтобы палить костёр, в свете которого Сальвадор должен был отслеживать моё состояние, чтобы оказать мне помощь, если что пойдёт не так.
Впрочем, не так пошло с самого начала. Я приник к земле и вытягивал шею, таращась в сумерки. Где же это пуэбло. Совсем недавно всё было отчётливо видно.
-- Бен, -- зашептал я, -- эй, Бен. Я никого не вижу. Где ты?
Но Хамильтон не отзывался. Наверное, он отправился прямо туда, вооружившись помповым «Моссбергом». Не было видно и доктора. Только сейчас я начал понимать, что всё не совсем так, как я подумал сначала.
Я поднялся в полный рост и двинулся вперёд. С каждым шагом я всё больше убеждался, что затея доктора удалась, и я переместился совсем в другой мир.
Здесь тоже были сумерки, но если там нас окружали скалы и немного растительности на тех террасах, на которых древние индейцы устраивали поля, то здесь растительности было больше. Но она была какая-то жухлая от жара, который шёл отовсюду. Я рукавом рубашки вытер пот и двинулся в ту сторону, где, по памяти, находилось пуэбло.
Деревню я обнаружил, но дома там оказались не вырубленными в известняке помещениями с проёмами дверей и окон, а какие-то конусы, вроде вигвамов, характерных для жилья гуронов или ирокезов, живущих гораздо севернее. При этом у наших индейцев вигвамы строились из шкур буйволов, бизонов или лошадей, а здесь были совсем иные материалы. Но я вспомнил, что иногда применялась и кора дерева, если со шкурами были проблемы, в голодные годы. Тогда на каркас из шестов накручивали широкие полосы коры, срезанной с дуба, вяза либо какого другого древесного гиганта.
Как и в пуэбло нашего мира, это селение тоже было заброшено. Я это знал ещё до того, как подошёл сюда. И не только потому, что любое поселение означает какую-то жизнедеятельность, а значит и наличие десятков и десятков шумов, включая и лай собак, которые непременно находятся в любом отдалённом селении, для несения сторожевой службы. Здесь же стояла мёртвая тишина. А ведь я сейчас обладал усиленным восприятием мира, и мог не только слышать ушами, но и чувствовать всеми порами организма, пропитанного настоем доктора.
Пройдя через деревню, которая была заброшена, неизвестно как давно, я направился дальше, посматривая по сторонам и прислушиваясь. Я уже говорил вам, что здесь было сумрачно, словно небо было закрыто толстым слоем облаков, за которыми спрятался закат столь же надёжно, как если бы солнца не было вовсе. Но оно имелось, хотя бы по причине удушающей жары.
В этом мире, во всяком случае конкретно в этом месте не было ни гор, ни плато, правда имелись какие-то холмы, но они находились в отдалении и выглядели тёмной массой. Понять что-либо было невозможно, так как их покрывала густая щетина леса. С той стороны доносился шум.
И этот шум приближался!
Судя по звукам, это могли быть собаки, которые когда-то здесь жили, но потом люди ушли, и животные одичали. Теперь они занимаются охотой, но не удаляются прочь, так как надеются, что люди вернутся и в деревне наступят прежние времена.
Похоже эти «собаки» что-то услышали или учуяли и теперь несутся сюда, чтобы удостовериться, что их надежды наконец оправдались. А здесь всего лишь я. Как они к этому отнесутся? И с чего это я взял, что они должны обрадоваться? А вдруг их реакция будет полной противоположностью моим расчётам? Ведь какие звуки издают собаки, которые потеряли, а потом вдруг снова обрели своих хозяев. Они скулят, повизгивают, заискивающе машут хвостом, и всё такое прочее. Здесь же…
Вы, наверное, подумали, что я стоял на месте и всё это обдумывал. Совсем нет! Эти мысли пронеслись у меня в голове с той же скоростью, с какой носятся скакуны на Большом Дерби, а вообще-то скорость распространения нейронов почти равна скорости распространения фотонов в пространстве, то есть понятно, что как только я услышал первый рык, как мигом развернулся и птицей влетел на верхушку ближайшего конического сооружения, похожего чем-то на типи, но только гораздо большими размерами.
Только я вскарабкался на самый верх, как эти звери добрались до селения. Это были не собаки, а что-то из семейства кошачьих, пумы или леопарды. Они были покрыты короткой шерстью, которая имела свойство светиться, когда они впадали в ярость. А они тут же озлились, как только обнаружили, что жертва успела спрятаться. Они принялись прыгать, пытаясь вскочить на этот дом, и я с ужасом убедился, что прыгают они необыкновенно высоко, и что у них длиннейшие клыки, и что они давно не чистили их, как так рычание их пахло весьма ощутимо. В кармане я обнаружил большой складной нож- наваху, которая казалась мне грозным оружием, но более удобным для ношения, чем громоздкий тесак- мачете. Бог ты мой, что бы я отдал, чтобы вместо навахи в руках у меня был тот добрый тесак длиною в добрых два фута, который станет веским противостоянием тех клыков, что ко мне тянулись.
Но мачете остался далеко, и я вооружился навахой и размахивал ножом, и завывал не хуже ирокеза или команча. Я пытался напугать зверей, но это у меня получалось не слишком убедительно. Лишь после того, как я распорол самому прыткому из них морду, задев и глаз, о чём он тут же заявил отчаянным визгом, эти кошечки перестали стремиться достать меня и вроде как успокоились, лишь бродили внизу и скалили свои клыки, словно предупреждая меня, чтобы я не расслаблялся.
Но я и не собирался этого делать. Тем более, что внимание моё привлекли другие звуки. Теперь уже с неба. Там кружилась стая каких-то крылатых созданий. Они не кричали, но это меня не успокоило. Были ли это стервятники, которые с нетерпением дожидались, когда же я отдам себя на растерзание наземным хищникам, чтобы довольствоваться оставшейся требухой.
Моей требухой! Которой я дорожил и даже, можно сказать, что гордился. Ведь это всё был я, в полном, пока ещё, комплекте. Я лёг на крутой скат конуса и прижался к нему, приготовив наваху. Нападайте. Попробуйте! Я накормлю вами тех, кто беснуется внизу, а потом, когда «кошки» насытятся, незаметно уберусь прочь.
Те, что были сверху, летали, делая широкие круги, но вот один вдруг спикировал и сделал это столь стремительно, как я не ожидал. Он только что был наверху, и вдруг – раз! и крылатая тварь уже внизу. Он схватил одну из «кошек», которые не ожидали нападения, и подняли вой и визг.
Наивный, я ведь собирался отбивать нападение сверху своим жалким ножом. «Железный зуб», называл найденный в заброшенном индийском храме кинжал Маугли. У этих «кошек» таких зубов было в избытке, однако ж крылатая тварь подхватила одну из них и подняла в воздух. «Кошка» шипела и визжала и пыталась твари разорвать брюхо своими когтями, но всё закончилось тем, что тварь сама её порвала на части. Я не обманываю вас, потому как одна из частиц свалилась прямо на меня, и это стало причиной того, что я чуть не сорвался с крутого откоса заброшенного дома. Лишь чудом я задержался на самом краю и снова залез выше. А нож, моя славная складная наваха, матросский нож, вылетел из руки и свалился на землю. У меня была призрачная защита, но и ту я упустил, и остался совершенно без подручных средств защиты.
Только теперь «кошки» увидели тех летучих тварей, что парили высоко над их головами. И они отступили, столь же быстро, как примчались сюда. Они перемещались, скачками, мечась из стороны в сторону, но всё ещё по крайней мере три «кошки» были выловлены и подняты в небо, чтобы найти там свой конец. Только тогда «кошки» добрались до холмов, заросших густым лесом, где и спрятались зализывать свои раны.
Пока всё это продолжалось, я скатился с крыши- конуса этого строения, каким-то чудом, практически «на автомате» подхватил наваху и влетел снова в ту пещеру, откуда недавно вышел.
Господи ты Боже мой, не хотел бы я ещё раз пережить тот кошмар. Я раньше как-то не задумывался, откуда берут свою «натуру» писатели для создания своих произведений. Я говорю про жанры «хоррор», «фантастика», «фэнтези» и тому подобное. Всё ли это есть плод воспалённого воображения. Как Иероним Босх создавал свои картины, откуда черпал вдохновение Эдгар Аллан По, описывая, вполне натуралистично, самые кошмарные вещи? А Говард Лавкрафт? До сих пор ходят легенды о его связях с потусторонними мирами? Что здесь правда, а что есть лишь рекламная компания издательств? Как погиб писатель Роберт Блох, один из первых взявшись за тему мистики в литературе?
Об этом не принято задумываться, но чёрт меня раздери, если эти самые летучие твари не были подробно описаны Лайменом Фрэнком Баумом в своей знаменитой серии книг о Волшебной стране Оз. Откуда такое подробное знание предмета? Меня сейчас никто не сможет убедить в предвзятости. Эти парни имеют возможность заглядывать в иные миры, как это делал герой рассказа Герберта Уэллса «Замечательный случай с глазами Дэвидсона».
Те летающие животные и были летучими обезьянами из сказок Баума. Но в то же время в них было что-то и от демонов с репродукций мастеров фламандской школы. Как бы то ни было, но мне здорово повезло, что обитатели этого мира привыкли охотиться друг на дружку и не обратили внимания на меня, как на нечто никчемное. Но только я на них не в обеде. Отнюдь…
Можно было и дальше сидеть в этой пещере, но только Сальвадор Торрес отправил меня сюда совсем не за этим. Надо будет найти что-то, или кого-то, кто вернёт, или поможет вернуть мне похищенную истуканом часть души, ту жизненную силу, которая даётся нам Богом при рождении. Быть может, в будущем, в отдалённом или не очень, когда людям откроется тайна м суть Слова Божьего, которое сокрыто в каждом из нас, такого рода манипуляцию можно будет совершить просто, лишь продублировав процесс душетворения.
 Но я-то не могу так долго ждать, у меня просто на это нет времени. Надо идти и делать. Или отказаться от борьбы и погибнуть. Как сами видите, выбор не так уж и велик. Но это стимулирует к действию.
Выждав немного, я снова покинул своё убежище и отправился в путь. Ясно одно, что надо держаться подальше от тех лесистых холмов, где обитают кошачьи хищники, но и открытых пространств тоже надо избегать, опасаясь летучих обезьян, или демонов. Уж как повезёт. Лучше всё же надеяться на удачу, чем ни на что.
Выбор для движения у меня был невелик, и я отправился в сторону, противоположную Кошачьих холмов, как я их назвал. Шагалось довольно легко, почва была твёрдая, много сланца и обсидиана, но, несмотря на это, встречались продолжительные полосы кустарника, похожего на живые заборы, какими любят украшать поместья Англии и Ирландии. Быть может впереди меня ждут более заселённые места, а если так, то можно будет надеяться если не на помощь, то хотя бы на подсказку. Но для этого надо быть убедительным.
Когда впереди я увидел огни, я даже и не удивился. Ведь я сам вычислил, что здесь должно быть селение, где живут люди. Надеюсь, что это люди. И я ускорил шаг, направляясь в сторону огней…


Глава 31. В пуэбло.
Хамильтон то выскакивал из пещеры в грот, ведущий наружу, то снова возвращался обратно, тут же. Его раздирало двоякое чувство. С одной стороны мучила неизвестность, и от этого опасность казалось несоразмерно значительной. С другой стороны нельзя было привлекать к пещере внимание, так как его друг, Ури Герц, который за последние месяцы пережил такую череду несчастий и горестей, что любой другой на его месте давно уже сгинул бы, а Ури остаётся с ним, и борется, не сдаётся, надо лишь помочь ему.
Раньше Бен не замечал за собой подобных стремлений. Как и большинство из соотечественников, он программировал себя на успех, на личный успех и благополучие, которые не подразумевали траты времени и ресурсов на что-то иное, как на себя. Раньше он таким и был, но сейчас он на мир начал смотреть другими глазами. Мир, в котором он живёт и строит «свой дом- крепость», оказался много сложнее, и Бен начал пересматривать некоторые свои жизненные принципы, пытаясь, на ходу, создать систему базовых ценностей и ориентиров для этого обновлённого мира.
А потом так всё вокруг их с Ури закрутилось, что просто так соскочить с «экспресса судьбы» уже не получалось, без риска для здоровья и благополучия. Но со временем это всё Хамильтону даже пришлось по вкусу. Иные обыватели травят себя алкоголем, наркотиками и другими излишествами, чтобы как-то разнообразить свою унылую и серую жизнь, которая называется «обыденностью». А он вот угадал в такое горнило, что скучать не приходилось, скорее было чувство лёгкого сожаления от былой жизни, в которой почти и не было ощутимых обязанностей, лишь одно потребление.   
Столкнувшись со всеми последними событиями, он почувствовал в себе настроение, чего давно уже не было. И эти новые чувства подвигнули его на создание своей книги, которую он хотел написать давно, и даже носил образ великого писателя Эрни Хемингуэя, чтобы быть сопричастным, хотя бы внешне, а теперь и внутренне.
Он напишет книгу о судьбе дона Карлоса, а потом сядет за описание жизни Илларии Хаммерсвельда. Подумать только, его уже использовали, как прототипа популярного сериала. Но он-то, Бенджамин Хамильтон, глянет на проблемы гораздо глубже, как это им рисовал  сам «Док». Может быть даже появится новый сериал, по его второй книге. Бен даже название ему придумал – «За гранью», то есть сверх того, что обычно люди согласны видеть. Но жизнь-то много сложнее их обыденных представлений о ней, вот «Док» и будет раскапывать тайны обратной стороны нашей действительности. Но подробности он, то есть Хамильтон, будет рассматривать позднее, когда вся эта их беготня прекратится. Вот тогда он и сядет за книгу. Та, первая, к тому времени будет уже закончена.
Написать книгу, настоящую, которая будет интересна многим, может почти каждый человек, у которого есть к этому интерес и свободное время. Но написать две книги, три, и больше, может лишь писатель, на которого благосклонно посмотрел Создатель. Но и этого недостаточно. Придётся пропускать через себя многие факты и переживания, а это дело тоже нелёгкое. Вон Ури кое-что пережил, и как ему тяжело. Но он говорил, обещал, что тоже займётся книгой о всех пережитых им событиях. И назовёт он её «Злой рок».
Все эти размышления помогли Бену успокоиться. Он больше не паниковал и не метался. Сальвадор Торрес был занят Ури Герцем, поэтому Бен решил взять на себя обязанности скаута, то есть отправиться на рекогносцировку местности. Он будет предельно осторожен и если привлечёт к себе внимание, то уведёт противника прочь от пещеры, где находилось капище древних индейских жрецов.
Быть учёным, архивистом или археологом, это одно, но занятие полевого разведчика – это совершенно другая опера. Хамильтону пришлось изрядно попыхтеть, пока он перебрался ближе к пуэбло, где он недавно заметил несколько мелькнувших фигур. Теперь, по истечении некоторого времени Бен засомневался, не пригрезилось ли ему появление чужаков. Бывает так, что когда напряжённо ожидаешь какого-то события, невольно заставляешь себя поверить, что оно-таки свершилось, хотя в реальности всё остаётся по-прежнему.
Надо было себя перепроверить, и Хамильтон пополз, придерживая помповое ружьё так, чтобы не звякнуть им, не задеть им чего-то твёрдого. Хотелось встать и перебежать этот открытый участок, а не пересекать его на брюхе. Сейчас, когда он уже почти убедил себя, что всё ему привиделось, поведение, характерное для скаута времён Гражданской войны, казалось глупым и почти унизительным. Для него, историка, преподавателя и почти что писателя.
Когда он собирался уже подняться, совсем рядом из проёма входной двери неожиданно вышли двое, одетые в камуфляжную форму и кепи. Они держали у груди укороченные штурмовые винтовки, как это делают профессиональные солдаты. Они обменивались друг с другом короткими озабоченными фразами, временами посматривая вдаль. Если бы они опустили глаза, то непременно заметили бы Бена, который пытался втиснуться между двумя каменными плитами, но этого у него не получалось, потому что он был слишком упитан для такой цели.
Так же внезапно, как появились, эти люди исчезли внутри. Из их разговора Хамильтон понял, что их приход ожидается, но солдаты не уверены, что группа двинулась именно сюда. Поблизости оказалось ещё два заброшенных индейских деревушки, и в каждую из них была отправлена своя группа. Мы их опередили, получается, всего лишь на пару часов.
Больше всего Бена мучило то, что он никак не мог понять, почему за ними охотятся эти люди? Связано ли это с эпидемией? Неужели они решили, что именно клиника доктора Торреса виновна в распространении эпидемии? Как бы ни были глупы и беспочвенны эти предположения, других объяснений у Хамильтона не было. Можно было выйти к солдатам этого подразделения и назваться туристом, который отбился от своей группы во время нападения «бешеных». Это позволило бы ему выбраться отсюда и перебраться в места, где действуют общие правила и законы, где есть государство. Но это значило, что он бросит своих, даже если он о них ничего и не скажет солдатам. Доктор Торрес человек пожилой и вряд ли готов долго прятаться от армии и больных «кровавым бешенством». А Ури, бедняга Ури, ему и так досталось изрядно.
Немного поразмыслив, Бен решил проявить инициативу. Как только солдаты закончат осмотр пуэбло, они начнут проверять окрестности. И вот тогда они обязательно обнаружат следы пребывания посторонней группы, ведь мы не задавались целью как-то маскировать наши следы. А если Бен заявится и скажет, что он турист и прятался здесь, то все следы автоматически спишутся на него. Выяснив же, что здесь делают солдаты, Хамильтон решит, стоит или нет рассказывать и об остальных.
Составив такой вот план, Хамильтон засунул помповое ружьё в щель между плит, где пытался затаиться сам, после чего отправился сдаваться. Но сделал он не более шага к тому самому проёму, откуда выглядывали преследователи. Навстречу ему уже выходил один из них. Должно быть он услышал шаги Бена.
Не успел мой товарищ раскрыть рта, как солдат вскинул карабин М-4 и открыл огонь. Огонь на поражение. Хорошо что это был не заблудившийся турист, «легенду» которого придумал себе Бен, а уже поднаторевший в испытаниях ветеран археологии. Тем более, что нервы у Хамильтона и без того были на пределе. Как только он увидел, как солдат вскидывает винтовку, как он метнулся обратно, упал, но тут же вскочил, уже вооружённый «Моссбергом». Они выстрелили оба, одновременно. И оба одновременно упали, сражённые пулями. Картечь, выпущенная Беном, попала солдату в грудь, где находился бронежилет с кевларовыми пластинами. Пули же, которые пришлись на долю нашего «скаута», частично ушли мимо, но пара всё же угодила и, к счастью, пришлись на помповое ружьё, сыгравшее роль щита. Ружьё при этом было безвозвратно испорчено.
На выстрелы из каменного строения из плит известняка выскочило ещё несколько солдат, которые помогли подняться своему товарищу, а остальные пустились в погоню за Беном, который дал стрекача с поля боя. Он запаниковал, ведь солдат не стал его расспрашивать, чтобы выяснить, кто он да откуда, а сразу постарался убить его.
Только теперь Хамильтон понял, насколько глуп был его поступок. В обычных условиях всё было разумно, но только не сейчас. Их преследовали и желали уничтожить, вот только обычные армейские подразделения такими вопросами не занимаются. Это больше характерно для подразделений секретных служб, где не оставляют свидетелей проведения спецопераций.
Это они стали объектами спецоперации! Можно было бы гордиться этим обстоятельством, если не учитывать, что приходится бежать под градом пуль. И это не оборот метафоры, а всё происходило на самом деле.
Хамильтон, как какой-то заяц из средней полосы Европы, петлял между индейскими хижинами, а вслед ему били две, а потом и три штурмовые винтовки. Вокруг визжали рикошеты, пули раскалывали камни, казалось, что стреляют сразу с нескольких сторон. Бен тоже завизжал, чего от самого себя никак не ожидал и прыгнул в какую-то узкую щель, которая оказалась рядом с ним, между скалой и стеной строения.
Постепенно стрельба прекратилась. Теперь солдатам осталось пройти по его следам, обнаружить его в этом узком закутке, откуда уже не выбраться, и пристрелить его. И вся недолга!
Бену сделалось тоскливо и по щекам потекли слёзы. Думал ли, что эта его экспедиция закончится столь бесславно. Составил бы он Ури Герцу компанию, если бы знал такой вот результат их кампании. Вопрос! Лучше об этом не думать. Жаль только, что он не закончил своей начатой книги, а ко второй даже и не приступил.
Неподалёку послушались неторопливые шаги. Это были солдаты. Они поняли, что беглец никуда от них не сможет деться, и не спешили. Они просто оттягивали момент удовольствия его обнаружения. Потом они будут глумливо ему улыбаться, но всё равно застрелят. Но почему? За что?! Он так и не узнает ответов на эти вопросы…


Глава 31. Миктлантекутли.
Я шагал вперёд и мир вокруг меня дрожал в переливающемся мареве, который струился от перекалённой почвы. Сначала я сильно страдал от жары, но потом придумал себе защиту. Я вообразил себя внутри шара, какими забавляются в парках. В них можно ходить даже по воде, передвигая его перемещением ног по внутренней поверхности.
Именно такой шар я себе вообразил и мысленно наполнил его прохладным воздухом. К моему удивлению у меня получилось, и теперь я шагал, не обращая внимания на погодные условия снаружи. Где-то я слышал, что наши мысли могут находить воплощение в безграничном пространстве Вселенной, что они не менее материальны, чем созданное нашими руками. Кажется, это было утверждение одного из физиков- теоретиков. Неожиданно для себя самого я получил подтверждение его теории. Интересно, на чём он её выстраивал?
Какое-то время я занимался размышлениями о мироустройстве, лихорадочно вспоминая то малое, что я знал на эту тему. Увы, не так уж и много. По мере движения огни приближались. Судя по всему, это был город. Или большое селение. Найду ли я там ответы на вопросы, которые меня интересуют? Но больше всего меня занимает поиски моей души.
Подумать только, думал ли я ещё несколько месяцев назад, что буду собирать свою душу, как ребёнок складывает паззлы мозаики, чтобы получить забавную картинку в подарок. А мне надо было вернуть свой подарок – душу, подаренную Высшими силами, но утраченную, пусть и не полностью.
Судя по мифам, античный герой Геракл уже сталкивался с похожими проблемами и с честью справлялся с очередным поручением. Он был парнем бедовым и удачливым, к тому же пользовался расположением своих богов. Ещё он отличался редкостной силой. Пусть будем считать, что сила ума может, хотя бы частично, заменить силу рук. А расположение богов можно найти, хотя бы попытаться. И удача, как-то я ведь выпутывался до сих пор из разных передряг, в которых любой другой давно бы сдался…
Это и в самом деле был город. Населённый город. Он был защищён высокими стенами. Надо полагать от разных опасных хищников. А может, у жителей города случались враги, от нападений которых и нужны эти стены?
Я подошёл к городу и вошёл внутрь. К домам я особо не приглядывался, да и было сумрачно. Городские стены были покрыты чем-то, вроде плесени, которая светилась и давала освещение, необходимое, чтобы как-то здесь ориентироваться. Улицы были широкими и здесь были люди. Они мне и нужны.
По виду местное население напоминало аборигенов той части Америки, в которой мы находились. И, если у нас кроме собственно аборигенов были и негры, то есть обитатели Африканского континента, и европейцы, начиная от англосаксов и заканчивая испанцами, не говоря о метисах, мулатах и креолах, которые и дали то население, что именуется латиноамериканцами, потомками смешения всех рас, что встретились здесь, то в данном месте были только индейцы, похожие на майя или ацтеков.
Но, вот ведь незадача, никто из них не желал меня замечать. Они проходили мимо, едва не задевая меня полами своих одежд, которые были такими, какие они, то есть в нашем мире, носили во время этнических праздников, а порой мне приходилось даже уворачиваться, чтобы не столкнуться с ними.
Что же делать?
И тут я вспомнил, что окружил себя изолированным пространством, который нёс в себе привычную мне среду. Не это ли стало причиной того, что я как бы выпал из их мира, а раз не принадлежал ему, то они меня и не видели?
Проблема начинает как-то решаться после того, как вы эту проблему для себя обозначили и желаете её разрешить. Я мысленно раскрыл свой воображаемый замкнутый мир и шагнул из него. Ближайшие ко мне люди отшатнулись от меня, а потом все как-то разом загомонили и окружили меня тесным кольцом. Некоторые пытались коснуться меня, чтобы определить, что я действительно здесь, а не мерещусь им.
Чтобы настроить окружающих меня людей на благожелательный лад, я улыбался им и кивал, словно соглашался заранее на их предложения. После того, как они поняли что я самый настоящий, они принялись изучать мою одежду, щупая и подёргивая материал, из которого сделан был мой костюм. Они явно испытывали его на прочность разрыва, потому как ткань начала протестующе трещать. Я попытался вразумить их и заговорил с ними. Они испуганно отшатнулись, а потом заговорили все разом. Кто-то обращался ко мне, спрашивая одно и то же, в разных тональностях, словно от этого их язык станет от этого понятней для меня, но большинство переговаривались между собой, на странном курлыкающем диалекте. Некоторые слова я даже слышал раньше, от коренного населения, потомков тех индейских племён, что когда-то проживали на землях, какие сейчас приходятся на Мексику.
От того, что все говорили разом, у меня разболелась голова, и я даже закрыл ладонями уши. Голоса их как-то дребезжали, что ли, то есть словно раздваивались. Но потом я уловил одну чудесную особенность. Действительно, голоса этих людей раздваивались и, если один звук шёл из их уст, то второй раздавался у меня внутри головы. Первый был на «курлыкающем» туземном диалекте, а вот второй был мне понятен, словно в голове имелся встроенный переводчик, или радиостанция, настроенная на нужную волну перевода.
Теперь я понял, что жители этого города спрашивают меня, кто я есть и как здесь очутился. Я продолжал улыбаться им и кивать, чтобы видели, что я им друг, а сам думал, что о себе сказать. Если их понял я, то почему бы и им, соответственно, не понять мои речи? То есть надо было говорить то, что не испугает их, и не настроит против меня.
Пока я раздумывал, что-то произошло. Послышались какие-то звуки, и все потянулись вглубь своего селения, где тянулось пустое пространство, вроде площади, выложенной сланцевыми плитами, натёртыми до такой степени, что сделались похожими на стекло. Да и сама «площадь» была не совсем пуста. Посередине её высился монумент. Очень, вам скажу, странный монумент, каких мне до сих пор видеть не приходилось.
Когда-то, в далёком прошлом ставили изображения богов, делали их громоздкими и величавыми, настоящими гигантами, чтобы они своим величием соответствовали тем богам, которых изображали. К примеру, статуя Гелиоса, на острове Родос, выполненная скульптором Хересом, достигала 35 метров высотой. Это тот самый Колосс Родосский, который причислен к Семи чудесам света. Ещё одно чудо из этого списка – Зевс- Олимпиец, выполненный скульптором Фидием. Статуя высотой около 17 метров, но только потому, Зевс сидит. Если бы он встал, то не поместился бы под куполом в храме Зевса, что находилась в священной роще Альтисе. Из современных прежде всего вспоминается статуя Свободы, изваянная французским скульптором Бартольди и стоящей на острове Свободы в гавани Нью-Йорка. Кстати сказать, в её основании находятся иммигранты, желающие въехать в США на постоянное место жительства. Ещё более грандиозна статуя Христа Спасителя в Рио-да-Жанейро, на горе Корковаду, выстроенной скульптором Ландовски. Изображали императоров, королей, героев, даже литературных персонажей, но это уже в двадцатом столетии.
Здесь же высился самый настоящий скелет, огромный, не менее полусотни метров в высоту, он был выше самых высоких строений в городе, а ими были две ступенчатые пирамиды, на ярусах которого стояли музыканты и играли что-то непривычное и какофоническое.
Люди, стоявшие на площади, которые окружили эту необычную статую, тоже приняли участие в этом музыкальном произведении. Они принялись бить в ладоши, все, одновременно, а потом ещё и топать ногами, устанавливая определённый ритм. И тут появились вокалисты. Точнее, всё это время они были здесь же, в толпе, но когда зазвучала музыка, они вышли чуть вперёд и начали петь. Песня была несложная. Присутствовал один и тот же музыкальный рисунок, в котором фигурировала одна и та же песенная строчка, менялось только последнее слово. Или предпоследнее.
Я стоял и слушал. Что это было – праздник города или какой-то религиозный ритуал? Впрочем, одно не исключало другого. Было однообразно и даже чуть скучновато. Чего-то не хватало, чего-то этакого…
И тут я вздрогнул. Мне это показалось, или статуя на самом деле шевельнулась. Но, по-видимому нет, потому что все разом издали громкий вопль и принялись не только бить по сланцевым плитам голыми ногами, но и извиваться всем телом, а затем и перемещаться с места на место.
Больше я по сторонам не глядел, так как напряжённо следил за изображением гигантского скелета, который в лучах заходящего солнца казался облитым кровью. Блики заката напоминали кровавые пятна, что покрывали ужасный костяк. Я внимательно вглядывался, пытаясь определить, хотя бы зрительно, на самом ли деле это такая статуя, пусть даже с некоторыми механическими функциями.
В старое время любили такого рода фокусы, поместить внутри изваяния шарниры и зубчатые передачи, чтобы заставить неподвижную фигуру шевелиться. Но она двигалась механически, рывками, пусть и сглаженными. Но, чем больше сам механизм, тем больше и зазоры, разного рода люфты, что было заметно искушённому взгляду. Здесь же «статуя» двигалась вполне гармонично, что свойственно живому организму, настройку которого производила Природа, величайший мастер своего дела, либо… либо это голографическое изображение, поражающее масштабами.
Это больше походило на правду, но никак не соответствовало такому уровню развития и технологий, какие я здесь видел. То, что здесь находилось, относилось к отдалённому прошлому, кроме самой «статуи».
И вдруг музыка, которая становилась всё громче, быстрее и пронзительней, замолкла. Разом. И тут же послышался громкий ужасающий своими тембрами вопль. Сначала я подумал, что кричала толпа, или группа внутри толпы. Но все молчали, подняв руки кверху или в направлении гиганта.
Кричал сам скелет, который вытянул одну руку, указательный палец которой показывал в толпу. Потихоньку люди на площади начали пятиться, назад и в стороны, расчищая место. Осталась лишь одна жалкая фигура. Какой-то несчастный, который только что, вместе со всеми остальными, пел и хлопал в ладоши, но тут пал выбор, и пал, получилось так, что на него; и сейчас он был парализован, лишь глаза его вращались в глазницах, да из открытого рта скатывалась пена слюны.
Скелет сделал движение костистым пальцем, и фигура оторвалась от плит площади. Бедолага взлетел и, набирая скорость, поплыл в сторону обширного черепа. По мере того, как он приближался, пасть черепа с внушительными зубами раззявливалась, и скоро всё тело несчастного исчезло внутри.
Послышался гром и всё закончилось. Солнце, большое, багровое и довольно тусклое, то ли зашло за линию горизонта, то ли скрылось среди туч. Все начали расходиться, поодиночке и группами. Через некоторое время я обнаружил, что остался на площади в одиночестве. Если не считать статуи в виде огромного скелета.
Последний из жителей этого необычного города, пробежавший мимо меня, и кутавшийся в плащ, покрытый перьями птиц, обратился ко мне, испуганно глядя то на небо, то на статую, то на меня. Он что-то быстро сказал- прострекотал.
-- Нельзя здесь оставаться, -- с большим трудом понял я расшифровку его быстрой фразы, которая произошла где-то внутри головы. – Скоро придут цицимиме, не стоит тебе с ними встречаться.
-- А кто это? – Спросил я его довольно равнодушно, так как меня это не очень-то интересовало, но этот человек проявил ко мне хоть какой-то, но интерес и надо было ему что-то сказать. Хотя вряд ли он поймёт мой английский с примесью американизмов. Но он понял, так как быстро ответил.
-- Это слуги Миктлантекутли, которые занимаются охотой для него. Мы все думали, что сегодняшней жертвой станешь ты, но сильно ошиблись. Наверное, ты зачем-то нужен, но тебе лучше спрятаться куда-то. Если хочешь, пойдём со мной…
Видно было, что человек этот боится связываться со мной. Но в то же время думает, что я не зря здесь появился, а это значит, что тот, кто подружится с таинственным чужаком, возможно, скоро получит шансы подняться среди своих соседей и соотечественников. Чаще всего люди действуют по общим смехам поведения.
-- Спасибо, я пока побуду здесь, огляжусь. Возможно позднее…
Но доброхот, предложивший мне кров, уже бежал прочь, прикрыв голову плащом. Сверху, над головой, послышался скрежещийся крик, и в небе пронеслась стая тех крылатых тварей, которых я принял за летучих обезьян Баума.      
Бежать следом за человеком, который предлагал мне помощь, вроде как искренне, или?.. Какое-то внутреннее чувство, озарение, предлагало остаться. Я привык доверяться самому себе. А скоро бежать было уже бессмысленно.
Летучие твари, действительно похожие на обезьян, заросших багровой клочковатой шерстью, ловко приземлились так, что отрезали мне все пути отхода. На площади теперь были они и я. Если не считать гигантского истукана, который походил и не походил на статую. Кому  могла прийти в голову такая дурная фантазия, чтобы изобразить здесь гигантский скелет. Впрочем, это изображение их бога, Миктлантекутли. Своих богов мы выбираем себе сами…
Цицимиме, а это были мои, скалили свои зубы и приближались ко мне раскачивающимися шагами. Это раньше они напоминали мне обезьян нашего сказочника. Теперь же было видно, что это настоящие демоны. Сказки пишутся для детей, а кошмарные триллеры – для взрослых.
Я совсем уже было собрался вообразить себя внутри своего шара со своей реальностью, или даже внутри железобетонного дота с счетверённой пулемётной установкой, управляемой процессором, запрограммированном на движение, когда снова послышался гром.
И, как по заказу, в густых тучах раскрылся проём, сквозь который протиснулся узкий луч багрового солнца и упал на статую Миктлантекутли, который по прежнему стоял, наклонившись вперёд и вытянув руку с костистым пальцем. И этот палец показывал ровно на меня.
Теперь демоны- цицимиме лишь делали угрожающие движения и рычали, скаля зубы. Приближаться они не решались. Я понял, что теперь что-то произойдёт, и рванулся с места. Но стоило мне сдвинуться, как ноги оторвались от земли, и я поплыл над площадью, увеличивая скорость.
Меня тянуло, как металлическую чешуйку невидимым магнитом, как пушинку сквозняком, несло к этой проклятой статуе с разинутой пастью. Несло прямо в пасть. Я забился в воздухе, затрепыхался, стая демонов снялась с площади и, радостно завывая, принялись кружиться вокруг меня. Приближались зубы черепа, как огромная горизонтальная пещера, и я завопил…


Глава 32. Вы – мой герой!
Пробовали вы стоять на месте, зная, что отступать вам некуда, при этом отчётливо слыша неторопливые шаги того, кто идёт убить вас? Если да, то вы должны понять состояние Бенджамина Хамильтона, учёного, историка, автора ряда серьёзных аргументированных статей в ежегоднике университете в Хьюстоне.
Сердце Бена билось так, словно стремилось вырваться на волю. Он закрыл глаза и предоставил себя в руки Всевышнего, начав молиться. Как часто, попадая в безвыходное положение, мы начинаем взывать к Богу, и, знаете, иногда это срабатывает.
Послышались крики, выстрелы, рядом послышался торопливо затопали армейские бутсы. Тот, кто шёл убивать его, бежал прочь, огрызаясь выстрелами своего карабина.
Неужели пронесло?!
Бенджамин осторожно выдвинулся из той узкой щели, в которую умудрился втиснуться и выглянул наружу. Солдаты, одетые в камуфляжную форму, повернулись к нему спиной и в кого-то стреляли. На Хамильтона они не смотрели, уверенные, что он никуда от них не денется. В отчаянном положении на риск может пойти даже самый нерешительный человек, а то и откровенный трус. Трусом Бен не был, хотя и в безрассудстве тоже не замечался. На цыпочках, стараясь не скрипеть песком, Бен отступил прочь и нырнул в первое же попавшееся ему отверстие. Это была лачуга аборигена, который проживал здесь сотню лет назад, но скорей всего – многим больше.
Индейцы, когда строили свои дома в пуэбло, старались делать из довольно толстыми. Это позволяло им делать внутреннее пространство жилища удобней для проживания, так как подобная компоновка делала внутренний микроклимат менее зависимым от внешних условий. Зимой было не так холодно, а летом не так жарко. А ещё это позволило домам сохраниться даже после того, как населявшие их люди покинули пуэбло насовсем.
Внутри лачуги ничего не было, кроме куч мусора и песка, что нанесло сюда ветром. Мебели в индейских домах не бывало, а имущество они складывали в глубоких нишах, которые имелись в этих толстых стенах. Одна из ниш была сквозной и являлась входом в кладовку, где хранились запасы продуктов и прочий скарб, который не нужен каждый день.
В эту кладовку Бен и спрятался, надеясь, что здесь его искать не догадаются. Она была забита давно сгнившим хламом до такой степени, что едва хватило ему места опуститься на пол. Он обнял колени руками, а голову притулил сверху. И закрыл глаза.
Чтобы как-то себя успокоить, Хамильтон придумал для себя занятие. Он вспомнил замечательную теорию доктора Торреса о том, что цепочки ДНК суть послание будущему человечеству. Тому человечеству, которое, пройдя через горнило всяческого рода испытаний, окрепнет духом и мыслью, станет образованным настолько, чтобы заглянуть, осмысленно заглянуть в микрокосм личности. Вот там то и будет их ждать их Слово Божие.
Сами собой сложились и начали вращаться, как на мониторе компьютера те самые цепочки аминокислот, раскрашенные в разные цвета. Это у него так воображение работало. Спирали сходились вместе и разъединялись вновь. Сходились и разъединялись…
Что они напоминали Бену? Явно ведь что-то такое было. Он помнил, что видел, десятки раз видел… Но что? А потом вдруг вспомнил. Это же древняя индейская письменность. Называется кипу, то есть узелковое письмо. Хамильтон вспомнил рисунок некоего хроникиста, Гуаманы Помы де Айяла, чиновника, наполовину кастильца, наполовину инку, который взялся перевести с узелков «историю государства инков» на испанский язык.
Подумать только, никто ведь не замечал формы, что древнее индейское узелковое письмо суть примитивное повторение цепочек ДНК. Древние об этом знали, и пытались донести то знание, пусть и в той форме, какая им была по силам.
Это открытие, которое он сделал сидя в тесной каморке заброшенного пуэбло придала ему силы. Он уже собирался вскочить и бежать в пещеру, где остался его ноутбук, чтобы своё открытие полностью сформулировать.
Начал было подниматься, но… тут же опустился снова. Бен вспомнил, почему он здесь прячется. Что снаружи бродят убийцы в армейской форме, которым нет дела до открытий, которые совершаются буквально на их глазах.
Хамильтон вспомнил легенду из античных времён. Про величайшего учёного своего времени, Архимеда, сына астронома и математика Фидия, который был родственником сиракузского тирана Гиерона Второго. Архимед был самым настоящим гением, в котором удачно сошлись таланты учёного, механика и инженера- изобретателя, то есть он понимал не только теоретическую часть научного изыскания, но мог воплотить своё открытие сначала в чертежи, а потом построить действующий аппарат. До нас дошли тринадцать его научных трактатов, всего лишь тринадцать, а было много более. Его слава дошла до Рима, и, во время Второй Пунической войны римский стратег Марцелл попытался захватить Сиракузы, чтобы вывести Архимеда в Рим и заставить его  работать на благо Вечного города и его обитателей. Но Архимед сумел наладить производство военной техники и поставил её на поток. Там были катапульты и баллисты, рычажные приспособления и прообразы самоходных установок. Записан даже такой исторический факт, как сожжение галер римского флота зеркалами, которые были расставлены лично гениальным учёным и дали в своём сочетании единый луч от Солнца такой концентрации, что вспыхивали паруса и сами триеры, со всем такелажем. Хотя Город был всё же взят, Марцелл послал своих воинов найти учёного. Они шныряли по всем закоулкам, выискивая гения, который где-то таился. Мало кто обратил внимание на невзрачного старичка в застиранном сером хитоне, который что-то чертил на песке. Он попросил римского солдата отойти в сторону, чтобы он не затенял его нового творения. Раздражённый солдат, походя, зарубил наглого старикашку мечом, и побежал дальше искать гениального математика.
Прошли тысячелетия, но солдаты точно так же готовы рубить и стрелять любого, не вдаваясь в подробности, что за личность он взял на прицел. От этой мысли сделалось горько и страшно, и Хамильтон сжался в жалкий комок. От его ёрзаний хлам несколько сдвинулся с места, и, когда на его голову вдруг что-то упало, Бен от неожиданности вскрикнул. Он открыл глаза, которые до того были плотно зажмурены.
Прямо перед ним было вырезанное изображение черепа с оскаленными зубами, которые до сих пор были вымазаны багровым (кровью?!). Хамильтон судорожно попытался оттолкнуть от себя истукана и вскрикнул ещё больше. Истлевший тотем упал и рассыпался на части, а Хамильтон прижался к стене, зажимая обеими руками рот.
Снаружи послышались торопливые шаги. Его крики и шум падающего истукана услышали снаружи. Теперь сюда войдут и… «Вы закрываете мне Солнце»… Свистнет клинок меча, то есть загрохочет автомат, выплёвывая свинцовую смерть.
-- Мамочка!
-- Хамильтон? Это вы?
В первое мгновение Хамильтон решил, что сошёл от напряжения с ума и впал в звуковые галлюцинации. Но тот человек, что стоял в дверном проёме, не делал попыток ни зарубить его мечом, которого вовсе и не было, ни застрелить его из штурмовой винтовки. Винтовка хоть и была, но находилась стволом вниз, как это и должно быть. И это был действительно дон Карлос, книгу о котором Бен уже практически похоронил, вместе с собой и своими надеждами на будущее. Но герой книги явился, и спас его, а вместе с ним и будущую книгу, которую ещё надо – дописать.
-- Вы – мой герой…
Дон Карлос отстранился и внимательно посмотрел в лицо археологу, а тот зачастил, жестикулируя руками, которые дрожали мелкой противной дрожью.
-- Понимаете, я решил написать книгу… книгу о вас, вашей жизни, ваших стремлениях. То есть вы являетесь героем… ну, моей будущей книги, который, к тому же спас жизнь мне, и моим товарищам.
-- Прекрасно, -- губы дона Карлоса, сложенные обычно в узкую полоску, теперь раздвинулись в улыбке, но глаза оставались насторожёнными, -- где остальные? Их нет в этом доме.
-- Нет, -- подтвердил Бен. – Они в пещере, в капище бога Миктлантекутли. Доктор Торрес инициирует древнюю медицинскую методику… даже скорее жреческую. Он врачует не тело, но душу моего друга.
-- А что здесь делаешь ты? Вышел на тропу войны?
В голосе проводника был слышен сарказм, и Бен решил оправдаться.
-- Д…да. Ури не мог встать. Он в процессе лечения. Сальвадор тоже занят, он колдует над ним. Оставался один я. Пришлось взять помповое ружьё и встать на страже. А тут как раз появились эти. Ну, и я начал стрелять. Только они в этом деле опытнее меня, и я едва не проиграл. Если бы не вы…
Бен едва сдержался, чтобы не всхлипнуть. Не так уж часто ему приходилось стоять на краю могилы. Собственной, чтоб вы понимали, могилы. Это как-то действует на нервы…
-- Молодец, -- всё же улыбнулся, гораздо теплей, дон Карлос, -- вы начали стрелять, и мы подоспели вовремя.
-- Сколько вас? -- Бен практически успокоился и начал подниматься на ноги. – Вы привели сюда полицию? Или это армейский отряд?
-- Мы одни, -- спокойно ответил проводник. – Я, и ещё двое парней. У меня не было времени кого-то там собирать. Я оставил народ с клиники и сразу рванул сюда. Вы связались со мной, и я решил, что это могло привести к тому, что вас засекут и сюда бросят отряд для зачистки. Так и оказалось. Мы едва успели. К тому же я понял, что к этим парням скоро прибудет помощь. Они выполняют силовые функции, а есть ещё и другие обязанности. Так что надо спешить. Пойдём к святилищу. Веди нас.
Они вышли из лачуги. Хамильтон действительно увидел двоих с автоматами в руках, в панамах, низко надвинутых на глаза. Одного он точно узнал, это был тот, что едва не столкнул вниз Ури. Второго…
В это время начали стрелять. Он не успел узнать второго охранника, его убили сразу, и он отлетел, прошитый очередью. С той стороны, откуда велась стрельба, бежали фигуры, одетые в камуфляжную форму, и потому сливающиеся с горным пейзажем. Их было много, больше десяти человек. Но это ещё не всё. С другой стороны показалась толпа людей, больных «кровавым бешенством». Их лица и одежда были покрыты пятнами засохшей крови, а глаза блестели безумной агрессией. Они увидели солдат и побежали в их сторону. Их было не менее полусотни. А за их спинами маячили ещё и ещё.
Те киллеры, что явились сюда добить нашу команду, были готовы к такому развороту событий, потому как не менее пяти достали базуки, что висели у них за спиной и сделали залп в ту сторону, где лавиной бежали несчастные безумцы.
Загрохотало, и полетели окровавленные ошмётки тел. Больные шатались, рычали, но продолжали двигаться. Они были лишены разума и не отступили. Киллеры приготовились к следующему залпу.
-- Они пришли на звуки пальбы, -- закричал Бену дон Карлос, подхватил к земли винтовку, что выпала из рук его убитого товарища и почти насильно сунул её Хамильтону, который ошеломлён выстрелами киллеров, взрывами ракетных гранат и душераздирающими воплями больных. – Надо спешить. Где наши? Веди туда, скорее!
Хамильтон вытянул руку и указал на ту точку на склоне, где виднелось отверстие грота. Неподалёку появились фигуры в обрывках одежды. Они шатались и вопили, а ещё через миг там вспух шар разорвавшейся ракетной гранаты.
Хамильтон ещё мгновение стоял с вытянутой рукой, но смотрел он не на падающих, убитых и раненных, безумцев, а на обрушившийся склон. Входа в грот больше не было.
-- Не-е-ет!! – Закричал Хамильтон и бросился в ту сторону. Штурмовая винтовка так и осталась лежать, как выпала из его рук при взрыве…


Глава 33. В доме без окон. Игра.
Как-то мне случилось попасть в водоворот. Неосторожно полез в воду купаться, решив окунуться, после продолжительном работы в разведывательном шурфе. И окунулся, что называется – по полной программе. Меня подхватил водный поток и потащил в направлении воронки, что крутилась на поверхности воды, где сходились прибрежные течения. Первые несколько минут я трепыхался, пытаясь противостоять напору, а потом набрал побольше воздуху и сам нырнул в этот водоворот. Проплыв под водой метров двадцать, я вынырнул в стороне от водяной «ловушки» и поплыл к берегу, где долго растирал ноющие мышцы.
Это было давно, когда я поехал едва ли не первый раз в археологическую экспедицию. Те моменты мне снились года два, пока их не перекрыли новые впечатления, но память какая-то осталась. И вот сейчас она вынырнула откуда-то из недр сознания.
Точно так же, как тогда, я летел и кувыркался в воздухе, только тащила меня не сила водяной инерции, а нечто непостижимое, вроде гравитационной силы. Я попытался сосредоточиться, вытянул руки над головой, чтобы как-то защитить самую ценную часть себя, когда это моё «путешествие» завершится.
Помню, как меня затянуло в пасть черепа этого гиганта, а потом и началось это падение. Куда это меня забросило? Я уже начинаю сбиваться со счёта своих перемещений в параллельных мирах. А это одно из них, не иначе как…
Я не знаю, сколько продолжалось это моё падение и как работает здесь само время, но вдруг растянулся на твёрдой поверхности. Если высчитывать силу инерции, исходя из известной мне массы и прикидывая возможную скорость, то меня должно бы расплющить об эту самую поверхность. Но, к великому счастью для меня, этого не случилось.
Не знаю, нашёлся бы в мире такой чудаковатый физик- теоретик, который выражал бы неудовольствие по поводу того, что в результате ошибки в его собственных расчётах он остался живым и непокалеченным? Лично я не был расстроен. Меня больше волновало, куда я попал, учитывая обстоятельства, при которых произошло моё перемещение с городской площади. Этот гигантский скелет, обладающий функцией движения, а также летучие обезьяны- цицимиме. Бр-р…
С кряхтеньем я встал сначала на карачки, а потом поднялся в полный рост. Машинально отряхиваясь, я принялся оглядываться.
Сначала мне показалось, что я снова нахожусь на городской площади. Потом подумал, что это другая площадь, и лишь потом сообразил, что нахожусь в огромном помещении. Как-то мне пришлось побывать в холле Капитолия, самом большом зале, но оно много проигрывало здешнему. Но потолок здесь тоже был в виде купола, только очень высоко, а стен вообще было не разглядеть, по причине тёмного времени суток. Впрочем, когда находишься внутри дома, это не так уж и важно.
Насколько я разбираюсь в архитектуре и строительстве, самые большие строения имели форму купола или пирамиды, ибо такая форма перераспределяла вес материала на несущие стены. Чем выше было здание или храм, тем толще должны быть стены, усиленные к тому же дополнительно колоннами. Здесь же не было никаких колонн, а что касается стен, я их пока что не видел.
Пол под ногами напоминал собой шахматную доску, но очень большую доску, выполненную из тёмно- багровых плит, грубых и шероховатых, перемежёвывающихся с бледно-розовыми, отполированными и гладкими, как стекло. Каждая такая плита имела форму квадрата с длиной стороны в тридцать футов, не меньше. Кто и зачем это здесь сделал, я не знал.
Скоро мне надоело стоять на месте, и я решил оглядеться более внимательно, для чего двинулся вперёд, но скоро обнаружил, что дойдя до грани той плиты, на которой нахожусь, не могу двинуться дальше. Какая-то невидимая сила препятствовала моему движению. Это меня озадачило, и какое-то время я потратил на размышления.
Это было явно силовое поле. Так вот по какой причине я не разбился при падении. При наличии монументального строения и работающих силовых установок можно было надеяться встретить здесь достаточно развитых и образованных обитателей, которые сумеют помочь мне с моей проблемой. Речь идёт о восстановление энергетических потенциалов моей души, как вы помните.
Не придумав ничего другого, я начал кричать, чтобы привлечь к себе внимание. Очень скоро я его привлёк.
Оказалось, что в зале я не одинок. Там и здесь с пола начали подниматься человеческие фигуры. До моих криков они лежали на полу и, по причине скудного освещения, до сих пор я никого из них не заметил. Впрочем, если бы я приглядывался, то ещё раньше обратил бы внимания на лежавшие там и здесь тючки, которые оказались людьми.
Это были аборигены, каких я видел в том городе, откуда столь чудесным образом переместился в этот удивительный и обширный зал. Они все смотрели на меня и молчали. Я обратился к ним, надеясь через них узнать, как встретиться с хозяевами этого дома. Я уже понял, что находившиеся здесь такие же гости, как и я.
Аборигены мне ничего не ответили, но продолжали меня внимательно разглядывать. Тут я обратил внимание, что в зале сделалось заметно светлее. Теперь всё было отчётливо видно. Это был и в самом деле зал колоссальных размеров. У противоположных стен находилось внушительных размеров кресла, явно предназначенные для гигантов. Наверное, для высокоразвитых хозяев этого дома.
Скорей всего, размышлял я, это такой зал приёма, куда являются просители из числа простолюдинов, чтобы занять свою очередь для аудиенции при решении каких-то своих личных вопросов. Я снова вспомнил сказочника Баума. Там к нему шла целая делегация, кто-то желал получить настоящее сердце, кто-то ясный ум, кто-то храбрость, а кому-то хотелось попасть домой.
Если это такая страна Оз, то почему бы и мне не попросить толику души, желательно моей собственной. Я помахал рукой ближайшим от меня аборигенам, чтобы расположить их к себе. Я хотел узнать у них, долго ли надо ждать появлений хозяев.
Не успел я раскрыть рта, как они появились. Это была два существа гигантского роста. Не менее десяти футов ростом. Настоящие великаны, но не из той породы, что показывают в фантастических или сказочных фильмах. Там гиганты атлетического сложения и мужественной красоты. Или роскошно женственной, в зависимости от пола. Но здесь всё было совсем не так. Эти гиганты были до такой степени худы, что напоминали скорей скелеты, чем людей. Но это были всё же живые существа, а худоба их, надеюсь на это, не признак внутренних болезненных реакций, а естество сложения.
Один из гигантов был чуть шире в плечах и явно принадлежал к мужскому полу, а второй… это была женщина, но худая, лысая и страшная. Вокруг бёдер её вились ленты, напоминая юбку, но как бы из живых лоскутов. Но когда она проходила мимо одного из посетителей, одна из «лент» метнулась к нему и зашипела, когда не смогла дотянуться. Несчастный отскочил в сторону и покатился по полу, не удержавшись на ногах.
Подумать только, её одежда была живой и состояла из змей. Хотя это могло быть и предмет электронно- механического происхождения и служить для защиты своего носителя. Я пытался найти объяснения тому, чему объяснений, возможно, и не было.
Второй из гигантов, мужчина, остановился возле кресла, похожего на монументальный трон. Лысую голову его украшал странный убор, похожий на индейский, с перьями. Возможно, когда-то, в далёком прошлом, древние аборигены лицезрели пришельцев, прилетевших к нам с какой-нибудь из далёких звёзд, и переняли у них обычай украшать вождям голову убором из перьев.
Но и это было не всё. С ужасом я увидел на груди его другой прибор, напоминающий ожерелье, с которого на меня таращились … глаза. Самые настоящие глаза, которые смотрели то на меня, то на других «посетителей». От всего этого можно сойти с ума.
Эти два гиганта заняли места в креслах- «тронах», которые находились на возвышении, напротив друг друга. Оба положили руки на широкие подлокотники. Или мне показалось, или гигант с перьями на голове шевельнул длинными пальцами. Я следил за ними во все глаза, пытаясь понять, как себя вести, как обозначить свои просьбы.
В это время под ногами у меня зажужжала и обозначился квадрат, который начал подниматься, подниматься и оказался узким шкафчиком, который содержал в себе… что-то вроде меча, с хищно изогнутым клинком и зловещего вида зазубринами. Я оторопело уставился на него, а потом обратил внимание, что такие же шкафчики выдвинулись и в других плитах. Мало того, все аборигены быстро выхватывали оттуда, кто дротик, кто палицу, кто копьё… Короче, все усиленно вооружались. У меня начало тревожно биться сердце, и я тоже вынул из креплений тот меч.
Сразу же после этого шкафчик провалился в пол, который снова сделался ровным. Между прочим, мой шкафчик был последним, и это обозначилось сигналом. Женщина- гигант радостно ухнула, а её приятель что-то мне яростно крикнул. Должно быть, чем-то я ему не угодил. Знать бы заранее, что они затеяли. Мне надо было расположить их к себе, чтобы попросить их оказать мне услугу. Какую, вы знаете…
Тем временем женщина шевельнула пальцами и стоявшие на разного цвета плитах начали между собой поединок. Я был потрясён. Только что два человека ничем не показывали своей агрессии или какой другой вражды, а теперь они пытаются убить друг дружку.
Что здесь происходит?
Я попытался отбежать в сторону, но мне помешала невидимая преграда, что оттолкнула меня назад. Я едва удержался на ногах, а стоящий неподалёку индеец ощерился и помахал палицей, в которой торчали два довольно крепких на вид шипа. Я взмахнул в ответ мечом, описав им круг перед собой.
Тем временем один из индейцев убил другого, и тогда на него бросился третий. Остальные кто стоял и смотрел, а кто кричал и потрясал оружием. Я попытался сосредоточиться. Или я сошёл с ума, или эти двое, очень худые гиганты, играли друг с другом в какую-то игру, фигурами в которой были реальные люди, в число которых попал и я.
Это было похоже на какую-то разновидность шахмат, но в ней не было градаций и функциональных разделений на пешек, офицеров и ферзей. Были две изначальные команды, которые находились на плитах разного цветового оттенка, которые отделялись друг от друга невидимым глазу силовым барьером. Эти два «хозяина» управляли барьером и направляли бойцов друг на друга. Какая из команд победит, зависело от умений самих бойцов, а также от того момента, когда они выпускались на противника, и того, насколько противник был готов к атаке.
Может быть, если судить со стороны, игра эта была интересной и увлекательной. Надо было определить, какие из бойцов чего стоят, меру их подготовки и сноровку. Надо было понять, кого можно в первую очередь пустить в дело, а кого придержать для более удобного случая. Надо было иметь нескольких хороших бойцов и вводить их в игру в нужный момент.
По видимому, я показал себя фигурой нерасторопной, потому как до меня очередь всё не доходила. Уже более половину участников этого сражения- игры поразили друг друга и остались лежать на квадратах поверхности этого обширного зала.
Дрались в основном попарно, один участник команды против своего противника. Но иногда количество бойцов доходило до десяти. По пять с каждой из сторон. В таком случае они пытались составить какую-то единую систему нападения, либо защиты.
Сначала я просто паниковал, зная, что любой из этих бойцов, которые участвовали в этом безумстве, тут же расправится со мной, как только барьер, что до сих пор меня защищает, исчезнет. Но потом взял себя в руки и приготовился защищать себя.
Теперь я внимательно наблюдал за ходом сражения, чтобы иметь представления о своих противниках, с которыми я соседствовал. Один из них был высоким и мускулистым и держал в руках палицу, с двумя металлическими щипами, похожими на клыки. Я о нём уже упоминал. Второй был низенький, но имел длинные руки, в каждой из которых было у него по ножу, широкому и короткому. Оба, и тот и другой, уже пришли в большое возбуждение и уже не раз пытались принять участие в сражении, налетая на силовой барьер. Но до сих пор он отбрасывал их обратно.
Того момента, когда барьер пал, я едва не пропустил. Тот, что был с палицей, этого дожидался почти что с упоением. Он обрадованно взвыл и кинулся ко мне, чтобы раскроить мне голову своей палицей. Мне, доктору истории, археологу почти что с мировым именем. Я кинулся ему под ноги и поднял клинок вверх.
Я уже снова стоял на ногах, а здоровяк всё ещё шатался и держался за живот, который я ему располосовал, и откуда лезли сизые кольца внутренностей. Лицом он всё больше бледнел, а ноги его начали подкашиваться.
Мне сделалось дурно, и я едва не пропустил миг, когда на меня кинулся второй из противников. Он пронзительно завопил, и взмахнул ножом. Я изловчился и поставил свой меч для защиты. В римской армии солдаты занимаются тренировками каждый день, по многу часов. За этим следят ветераны, многие из которых становятся наставниками и обучают новобранцев приёмам фехтования или боя в строю. Постепенно солдаты получают навыки и заучивают необходимые движения, что делало римские армии непобедимыми.
Я не знаю толком об особенностях армии ацтеков, о способах и мере их подготовки, но знаю, что империя ацтеков погибла, в том числе и от неудачного ведения войн. Ещё я вспомнил о своём участии в особом отряде Перси Бойда, который многое время отдавал подготовке своих бойцов. И, хотя я тогда пребывал в теле генри Зигланда, но некоторые приёмы всё же освоил, а также решительность, которая в бою тоже немаловажна.
Оставаясь внешне тем же, внутренне я преобразился и когда женщина- гигант выпустила сразу несколько своих воинов, был к этому готов. Я сделался ураганом, то есть выложился весь в скорости движений и в точность удара, сконцентрировавшись в единый клубок мышц, не забывая при этом отслеживать и общее состояние поля боя.
В отряде Перси Бойда нам преподавали искусство кулачного боя, английский и французский бокс, французскую борьбу ногами, корсиканский ножевой бой, а также приёмы из арсенала борцов Японии и Китая, которыми прекрасно владел Тонг. И всё это я применял и демонстрировал ацтекским воинам, а также костлявым гигантам, которые оба заинтересовались этими моими военными импровизациями.
Через считанное количество минут наша команда победила, разгромив противника, который уже было торжествовал победу. Получилось так, что в центре победы оказался я, когда на меня было брошено сразу пять воинов, но я сумел продержаться против них, а мои «товарищи» в это время перешли в наступление.
Гиганты то поднимали силовые барьеры, то опускали, руководствуясь то ли неизвестными мне правилами этой игры, то ли проявляя какую-нибудь тактику, пытаясь воздействовать своими манипуляциями на течение сражения. Так или иначе, но игра была закончена. Тела убитых исчезли, раненные эвакуированы, а победители отправлены куда-то. Вид у них был довольный и это значило, что ждут их скорей всего разные удовольствия, рестораны и бордели, если таковые здесь имеются.
Скоро на расчерченном на квадраты поле остался один я. И, конечно же, те гиганты, что оставались хозяевами этого места.


Глава 34. Отступление.
Они всё время балансировали на грани провала. Это Бен понял чуть позднее, когда дон Карлос, почти насильно, утащил его прочь, по какому-то ущелью. У них не было ни одного шанса уцелеть. Ни одного! Речь, конечно, идёт о шансах реальных и существенных. При любом раскладе остаётся надежда на какое-то чудо, на везение, на фарт, и они существуют, но только не в данном случае, когда на их компанию ополчились какие-то влиятельные силы, у которых большие возможности для реализации самых безумных намерений.
Это втолковывал Хамильтону их защитник и проводник, который успел прийти им на выручку в очередной раз. В это раз повезло Бену. А что касается доктора Торреса и Ури Герца, то их участь плачевна. Хотя, с другой стороны, погибнуть под завалом это всё же лучше, чем от рук больных «кровавым бешенством», или от неизвестных киллеров.
-- Кто они такие? – Кричал в отчаянии Бен, размазывая по грязному лицу слёзы. – Что им от нас надо?!
Дон Карлос не отвечал и лишь пожимал плечами. Единственный оставшийся человек из его команды сидел неподалёку с винтовкой и внимательно слушал их разговор. Это было в его интересах, уцелеть, ему совсем не улыбалось участвовать в продолжении столь бесполезной операции. Но его командир почему-то не спешил поскорее убираться прочь из этих мест, ставших опасными настолько, что ни один здравомыслящий человек не задержится здесь и на минуту. А себя боец причислял к людям здравомыслящим. Того же он ждал  и от командира.
-- Я отсюда не уйду! Здесь останусь1
Бенджамин Хамильтон заявил это твёрдо и безапелляционно. Раз он сошёл с ума и желает погибнуть, то это его выбор. Такой ход мыслей читался на лице бойца, который, тем не менее, проявлял терпение, и до сих ещё не сбежал от них.
-- Мы вернёмся сюда, -- убеждал Хамильтона дон Карлос, не глядя ему в глаза, -- через какое-то время и раскопаем наших друзей, чтобы достойно похоронить их.
-- Если бы я хотел, -- едва не выкрикнул Бен, с трудом сдерживая себя, -- то давно бы уже похоронил своего друга и товарища. Ури уже умирал, но я с этим не смирился. Только по этой причине он и оставался в живых.
-- Но сейчас…
-- Нет, -- оборвал проводника Хамильтон. – Я не видел Герца мёртвым и он для меня ещё остаётся быть живым. Да, его завалило, как и доктора Торреса. Но они живы. Я в этом уверен. Я видел, что в той части пещеры все крепления сохранились нормально. Они не погибли и ждут там помощи. От нас ждут. От меня! Я никуда не уйду. Эти киллеры… дьявол их побери! Они отсюда уберутся, так как свою задачу выполнили. Вот тогда я начну копать и отрою и Ури и Сальвадора…
Археолог себя сдерживал, но речь его настолько была перенасыщена эмоциями, что больше он не смог сдерживать слёз и принялся рыдать, ничуть не смущаясь товарищей. Дон Карлос опустил голову и глубоко задумался. Его единственный спутник чуть отодвинулся в сторону, потом ещё чуток. За ним никто не наблюдал, и он решил этим воспользоваться, чтобы убежать. Эти североамериканцы, они явно все посходили с ума, и теперь творили самые невозможные вещи. Дон Карлос, которым он всегда восхищался, и который обладал удачей во всех своих начинаниях, явно начал злоупотреблять всем этим. Не может человек столь долго не ошибаться. Но сейчас всё обстоит из рук вон плохо и пора проявлять инициативу, особенно если речь идёт о собственном благополучии и более того – жизни.
Когда дон Карлос поднял глаза, его единственный спутник исчез, а Хамильтон демонстрировал полную отрешённость от действительности. И как тут прикажите вести себя? Начальник службы безопасности клиники, которая перестала уже быть, должен был сделать для себя выбор – останется он здесь, чтобы разделить участь этого странного североамериканца, который не походил на обычного прагматичного улыбчивого янки, который готов молиться на свою кредитную карту и компьютер, или уходить отсюда, благо повод имеется – догнать своего человека, который сбежал, вышел из-под контроля. Тут ведь так легко пойти на компромисс перед самим собой. Мол, догоню негодяя, вразумлю его и мы вернёмся, уведёмся отсюда этого «блаженного», впавшего в историку после гибели своего друга- приятеля- коллеги. А в глубине души понимаешь, что если отсюда уйдёшь, то уже не вернёшься, да и смысла к этому не будет. Как только он уйдёт отсюда, жизнь этого оглашенного не будет стоить и цента. Его убьёт, загрызёт первый же «бешеный», которые явились сюда на звуки стрельбы. Они будут находиться здесь до тех пор. Пока новые звуки не уведут их прочь отсюда, а до того будут внимательно слушать. В этом ведь и заключается их новая функция – реагировать на звуки и распространять болезнь. Они, это оружие нового поколения, которая есть реанимация давно забытого.
Бен Хамильтон всхлипывал и ждал, когда же уйдёт и этот, но дон Карлос не уходил, хотя сидел, мрачный, как грозовая туча. Он сверкал глазами и едва что не скрежетал зубами. Робко Бен предложил ему:
-- Вы достаточно долго возились с нами. Лучше вам уйти за своим товарищем. Вместе вы обязательно выберетесь отсюда, догоните тех, кто остался из вашего центра.
-- А ты?
-- Я не могу уйти, -- вздохнул Бен, принявший ответственное решение. – Куда мне идти? Я попробую откопать Ури. Всё же мне кажется, что он не погиб. Есть какой-то шанс. Да и доктор тоже. Они заслужили, чтобы за них кто-то поборолся.
-- Ты говорил, -- продолжал хмуриться дон Карлос, -- что пишешь про меня книгу. Что я герой твоего романа. Скажи мне, как бы поступил этот герой, окажись он в данной ситуации? Он бы сбежал?
-- Нет, -- честно ответил Бен. – Вряд ли. На то он и герой.
-- Вот и я намерен ему соответствовать. Сейчас мы вместе вернёмся и я посмотрю, что можно сделать. А ты давай смотри и запоминай. Я спрошу с тебя за эту книжку, мою книжку, ты я должен доделать, если уж взялся.
Хамильтон кивнул ему и улыбнулся. Он мысленно уже прощался с жизнью, а тут вдруг такой подарок. Дон Карлос ободряюще его похлопал по плечу.
-- Ещё ничего не кончилось. Нам надо здорово постараться, чтобы выбраться из всего этого дерьма, что кто-то свалил на нашу голову.
Возвращаться далеко не пришлось. Те неизвестные военные, что приготовили им засаду возле пуэбло, отступили, и часть больных отправилась за ними следом, реагируя на звуки. Но тех, что остались, было более чем достаточно. Они бродили по долине, заходили в дома и двигались всё медленнее, руководствуясь той программой, что внедрилась в их умерший разум вместе с коварным вирусом, поражавшим генную систему.
Дон Карлос нашёл небольшой и уютный грот, похожий на выемку в скалах, где оставил историка, и отправился на разведку, что умел делать отменно, двигаясь, как индеец, апач, команч или ацтек, вышедший на «тропу войны», то есть совершенно бесшумно и незаметно. Надо было рассмотреть и запомнить, кто из «бешеных» где устроился, и в самом ли деле отсюда ушли военные.
Оставленный в укрытии, Бен начал сочинять очередной эпизод своей книги, выстраивая фразы так, чтобы любому стало понятна роль дона Карлоса в тех перипетиях, что пришлись на долю Центральной Америке в конце века двадцатого и в начале следующего.
Как жаль, что ноутбук «Макинтош» остался под завалом. Получавшиеся фразы были достойны, чтобы их прочитали и оценили. Впрочем, можно надеяться, что это ещё будет, а пока что важно сохранить не обязательно то, что он сейчас формулировал, а настрой, эмоции, которые выражали все последние события. А слова он подберёт. Чуть позднее.
Тем временем дон Карлос начал действовать. Сначала он попытался догнать своего помощника, чтобы вернуть его обратно, или, если тот заупрямится, попросить его привести помощь. Дон Карлос мог бы надеяться на доброжелательное отношение к нему нескольких десятков человек, кому он оказал серьёзные услуги в своё время, а то и спас жизнь.
Вот только он слишком запоздал с этим намерением, потому как его человек времени зря не терял. Ему не с руки было выжидать. Оставив несколько следов, он исчез в лесу, в его зарослях, где выследить его было бы делом не лёгким и продолжительным.
С сожалением посмотрев на густой кустарник, через который перебрался его помощник, дон Карлос повернул назад. Теперь он направился к индейскому пуэбло, чтобы посмотреть обстановку, которая явно поменялась за те половину часа, что они там отсутствовали.
Сквозь широкие листья дикого папоротника было видно, как по открытой местности бродят истощённые фигуры. Иногда они сталкивались друг с другом, огрызались и шли дальше. С тех пор, как болезнь так их поменяла, растворив разум, они практически ничем не питались, если не считать того, что им попадало в желудок во время нападений, когда действовала в мозгу программа «кусать и рвать». Тогда задействованы были резервы организма, но видом своим они демонстрировали, что долго так действовать не смогут. В какой-то степени дон Карлос успокоился.
Оставалось узнать, что сталось с военными, точнее, с теми людьми, что были одеты в форму армейского спецназа. Они пытались выследить и схватить беглецов и действовали достаточно профессионально, но их планы были нарушены «бешеными», которые бездумно бродили по дорогам, разойдясь из городских пределов. Их главной задачей был поиск шумов, против которых они проявляли дикие вспышки агрессии. Это было настоящее биологическое оружие массового поражения, которое расползалось по всему штату, и противостоять ему можно было только самыми решительными методами. К примеру, обработка окрестностей городов установками залпового огня или ковровое бомбометание. До этого дело ещё не дошло, но вполне могло произойти.
Забравшись на достаточно большую скалу, дон Карлос достал из-за пазухи компактный бинокль с мощной оптикой и принялся осматриваться. Следов убийц видно не было, равно как и их самих. Если кто из них и пострадал, их вывезли отсюда, не стали здесь бросать. Можно было увериться, что они покинули эту местность, уповая на то, что если беглецы от них и ускользнули, то от бешеных им спастись будет сложнее. Но если всё же такое чудо произойдёт, то их можно будет встретить дальше, ближе к местам цивилизации.
Теперь дон Карлос перенёс внимание на больных, которые кружились рядом с пуэбло. Он втайне надеялся, что они всей «стаей» уйдут дальше, следом за броневиком, на котором укатили «военные». Часть «бешеных» так и сделала, но осталось их слишком много, чтобы открыто выходить из укрытия.
Некоторые «бешеные» опустились в траву или на землю, обессилев, но остальные продолжали бродить кругами. Как-то получалось, что они концентрируются как раз в том месте, где было индейское святилище.
Дон Карлос выругался в полголоса и уже собирался спускаться со своей наблюдательной площадки, когда его внимание привлекло нечто особенное. Он снова приложил бинокль к глазам и глазам и отрегулировал оптику. Теперь было отчётливо видно, что «бешеные» начали копаться в завале. Это невероятно, но некоторые из них хватали камни и тащили их наружу. Они начали раскопки в том месте, где находилась тайная пещера. Но ведь до сих пор они демонстрировали полную свою неуправляемость! Что же заставило их действовать целенаправленно?
Наблюдатель снова улёгся и принялся внимательно следить за цепочкой истощённых людей, что тупо разбирали завал и оттаскивали камни в сторону…


Глава 35. Миктлансиуатль.
-- Ты не похож на прочих наших подданных, -- заметил гигант, не вставая со своего места. Его напарница сейчас находилась рядом. Как только закончилась игра, и все участники её удалились, она переместилась, не вставая с кресла, из одного конца этого титанического зала в другой, и теперь оба хозяина наблюдали за пришельцем сверху.
-- Да, я не принадлежу вашему миру, -- признался им я, -- а сюда явился по необходимости.
Когда гиганты заговорили со мной на том курлыкающем наречии, на котором изъяснялись жители города, мне снова пришлось сосредоточиться, чтобы слушать перевод их слов, который раздавался внутри головы. Как только я это сделал, вдруг обнаружилось, что они говорят на привычном мне английском языке, с наличием американизированных оборотов, характерным для южных штатов. Я этому внутренне удивился, но внешне ничем этого не показал. И мы начали беседу.
-- Что тебе понадобилось в нашем мире? – Спросила женщина- гигант. – И как тебя зовут?
-- Зовут меня – Ури Герц, -- ответил я честно, так как наверняка они имеют возможность чувствовать искренность моих слов, а не хотелось бы терять контакта за счёт маленькой лжи. – А сюда я попал, чтобы восстановить свою личность и здоровье.
-- Говори яснее, -- приказал гигант.
-- Мне будет легче, если я буду знать, с кем я говорю, -- заявил я, стараясь выглядеть невозмутимо.
-- А ты нас не знаешь? – Переспросил меня гигант и засмеялся каким-то скрежещущим смехом. Я внутренне содрогнулся. Похоже, они издевались надо мной, перед тем, как… как…
-- Я могу только догадываться, -- продолжал разговор я. – Вероятно, ты и есть Миктлантекутли, владыка мира смерти древних ацтеков. А рядом с вами…
-- А рядом со мной моя супруга и верная подруга Миктлансиуатль, и тоже владычица.
С самым серьёзным видом я им поклонился. Эти древние боги, они щепетильно заботятся о том, чтобы к ним относились с трепетом. Надо вести себя соответственно.
-- Прошу прощения, -- добавил я, -- если по незнанию что-то не так скажу. В моих намерениях нет места грубостям. Я хотел бы просить вас об услуге такому незначительному созданию, как я.
-- Что ж, -- громыхнул Миктлантекутли, -- говори, а мы тебя послушаем. Давно нас никто не развлекал. Мы стараемся разнообразить своё время разными доступными нам способами.
-- Но будь осторожен, -- добавила его супруга, которая была худа и страшна, как сама смерть, что и понятно. Ведь в честь неё в Мексике ещё сохранился праздник, во время которого простолюдины латиноамериканского происхождения таскают изображение скелета верхом на осле. Это и есть их богиня Миктлансиуатль. – От твоих слов, их содержания зависит и твоя жизнь и твоё здоровье. Кстати сказать, ты на них жаловался?
-- Да, -- смиренно опустил я голову. – Волею обстоятельств я столкнулся с вашими изображениями там, у себя дома, и они на меня воздействовали таким удивительным образом, что я лишился части своей энергетической оболочки, которую мы называем душой, или аурой, и которая лежит в основе всех наших жизненных циклов…
-- Мы понимаем тебя, -- заявил гигант. – Продолжай говорить.
-- Без этой важной части энергетических полей я не могу продолжать жить так, как жил до этого. Я чуть не умер, но, к счастью, у меня нашлись друзья, которые помогли мне, и вот я попал сюда, чтобы вернуть себе свою душу.
-- Это всё сделать не так уж и сложно, но только зачем это нам нужно – помогать тебе? Ты же сам заявил о своей никчемности и ничтожности. То есть сотрудничать с тобой, означает принижаться нам.
Миктлантекутли продолжал наблюдать за мной. И без того значительного роста, он сидел на автоматизированном троне, который, судя по всему, выполнял самые разные функции в этом величественном жилище. Его супруга улыбнулась. То есть я надеюсь, что эта ужасающая гримаса была всего лишь улыбкой, и не более того.
-- Я не совсем так выразился, -- смиренно ответил я, стараясь не забывать, что те, кто привык считать себя богами, не терпят препирательств и сразу впадают в неистовый гнев, что обязательно отразится на моём самочувствии. – Но, кроме всего прочего, я являюсь ещё и учёным, который изучает вопросы истории. Пользуясь необыкновенной возможностью, которая предоставила мне судьбы, приведшая меня в ваш дом, я прощу вас удовлетворить моё любопытство.
-- Говори, мы тебя слушаем, -- ответила женщина- гигант.
-- Насколько вы принадлежите этому миру? – Спросил я, обращаясь к ним обоим, глядя то одному в лицо, то другому, хотя при этом испытывал некий трепет. – Я вижу, что он принадлежит вам, ну а вы?
-- Я тебя понял, -- отозвался Миктлантекутли. – И отвечу на вопрос. Да. Этот мир когда-то был нашим. Но вся наша планета имела совершенно иной вид. На большом континенте, который именовался Миктлан, проживал наш народ и мы добились огромных результатов в своём развитии, начали преобразование нашего мира и окружающего космического пространства. Это было время больших свершений.
-- У нас собрались две группы учёных, -- подхватила его супруга, -- которые предлагали два пути дальнейшего прогресса. Одна собиралась улучшать наш мир, разделив на две части, чтобы стимулировать биоциклы мира, перераспределив его на большее число климатических поясов. Вторая группа избрала для своих устремлений окружающее нас космическое пространство. Мы освоили несколько соседних планет и скоро там появились города и научные станции. Множество станций находилось и в космическом пространстве, а также на спутниках- сателлитах разных планет.
-- Да, -- снова заговорил Миктлантекутли. – Сначала обе группы взаимодействовали и даже сотрудничали. Они разработали проект, по которому к нашему миру должны были приблизить один из крупных планетоидов, который, своим притяжением, должен был активизировать магму внутри нашего мира.
-- Но ведь это очень опасно, -- воскликнул я, не выдержав, так как обладал ярким воображением. – Это означает использование тектонических сил, которые невозможно держать под контролем!
-- В наше время было возможно всё, -- ответил мне гигант своим скрипучим голосом, -- мы так думали и мы так действовали.
-- Но всё пошло не совсем так, как рассчитывалось, -- подхватила Миктлансиуатль. – Собственно говоря, мы обо всём остальном узнали из сохранившихся записей. Сами мы принадлежали к той группе, которая изучала звёздные пространства, от нас удалённые на значительные расстояния. Мы подготовили экспедицию из нескольких кораблей, которые отправились в такие дали, которые вам и представить сложно. Наш путь растянулся на долгий срок. Мы выполнили всё, что было запланировано и установили контакты с обитателями нескольких миров. Но их цивилизация и образ существования настолько отличался от всего нашего, что каким-либо образом с ними взаимодействовать было невозможно, и мы вернулись обратно.
-- Тогда мы и узнали, что за то время, пока нас не было, всё кардинально поменялось. Вплоть до того, что наш материк разделился на два…
-- Позвольте, -- взял на себя смелось я, -- кажется я вспоминаю. Когда-то на Земле был действительно один глобальный континент, который назвали Пангея. Это было триста миллионов лет назад. Позднее он разделился на Гондвану и Лавразию, из которых, со временем образовались те континенты, которые мы знаем на сегодняшний день – Евразия, Африка, Америка, Северная и Южная, и так далее. Подумать только…
-- Всё это действительно было, -- с тоской в голосе, которая отчётливо прослеживалась, сказала Миктлансиуатль. – И мы жили в те времена. Но мы удалились из нашего мира, и многое прошло мимо нас. Прошла та большая война, которая случилась, когда группы слишком отдалились друг от друга. Сыграло свою зловещую роль и то, что космическая часть обитателей Миктлана, под воздействием космических излучений начала меняться, эволюционировала, и это обстоятельство наложилось на отношения между коренными обитателями Миктлана и их космическими соотечественниками. Они ещё действовали как бы сообща, и даже переместили планетоид на орбиту нашего мира, но разместили его таким образом, что он оказал слишком мощное воздействие на весь наш мир.
-- Сначала разделение континента, который ты назвал Пангеей, -- продолжил Миктлантекутли, потому что голос у его супруги сорвался, и она замолчала, склонив голову в скорбной позе, -- планировалось провести за тысячелетия, что почти бы не сказалось на условиях проживающих там. Но космические преобразователи применили коварство. Они пытались заставить жителей Миктлана покинуть их мир и переселиться в пространство до тех пор, пока меняются на планете континенты, а среда обитания восстановится применительно к новым условиям. Но жители Миктлана посчитали это актом агрессии и ответили ударами по своим соотечественникам. Повторяю, что нас тогда здесь не было и все обстоятельства этой масштабной войны прошли мимо нас. Когда мы явились, всё уже давно закончилось. Нашей расы почти не сохранилось, а те, что остались… они деградировали…
-- Они всё-таки объединились, -- продолжила успокоившаяся Миктлансиуатль, -- те, что жили на Земле, и те, что обитали в космосе. Там, в пространствах, уже не хватало ресурсов для развития, и они вернулись, и привезли высокие технологии, что сохранились у них, но каких почти уже не осталось у новых обитателей нового мира. Кстати сказать, это спровоцировало новую войну на планете. Чтобы в ней не участвовать, мы, те, кто путешествовал до пределов Вселенной, снова отправились в продолжительное звёздное путешествие, по возвращении из которого застали Землю в её нынешнем виде. По-видимому, череда опустошительных войн покончила с остатками цивилизаций Миктлана, а на Земле царили дикие нравы и новые расы совершенно незнакомых существ. Вы называете себя человечеством.
-- А вы стали нашими богами? – Набрался смелости спросить я.
-- Кое-кто из нас. Одни попытались сеять зёрна прогресса, другие самоустранились и жили своей жизнью, а если новые расы начинали им докучать, наказывали им, применяя те технологии, которые у нас ещё оставались. Позднее мы решили построить себе отдельный мир, для себя лично, свой Миктлан, и создали его, в своём отдельном пространстве, оставив возможность соединяться с вашим миром.
-- Правильно ли я вас понимаю, -- снова не утерпел я, -- что вы изолировались, чтобы жить в своё удовольствие, но питались от нашего мира. Те истуканы, которым приносили жертвы в вашу честь, перебрасывали биоэнергию вам, то есть вы питались нашей «жизненной силой»?
Оба гиганта с мрачным видом принялись меня разглядывать. По-видимому, я угадал, а они размышляли, что со мной делать, за мою такую догадливость. Судя по тому, какую надменную гримасу скорчил этот самый Миктлантекутли, ему эта игра начала надоедать, но его супруга опередила его.
-- В какой-то степени да, но нашего участия здесь не так уж и много. От нашей первоначальной команды осталось нас жалкая горсточка. Во время наших путешествий на нас воздействовали настолько жёсткие формы излучений, что не помогла защита наших кораблей. По этой причине большая часть наших товарищей уже погибла, а кто остался, тот вынужден применять донорские подпитки. Некоторые из нас до сих пор пытаются воздействовать на вашу цивилизацию. Они создают свою собственную версию грядущих событий и те предпосылки, которые к ним приведут. Мы в подобных затеях не участвуем. Мы действуем «по маленькой». Ты сам участвовал в нашей игре. Для себя мы держим собственных подданных. Их немного, но нам хватает. Они живут в нашем мире Миктлана, который мы пересоздали заново. Некоторые из наших товарищей тоже создали ряд миров. И мы даже иногда устраиваем «перекрёстные забавы». Если вам будет интересно, заходите ещё, и тогда непременно во всём этом поучаствуете.
-- Ладно, дорогая, -- прервал её гигант. – Наш гость развлёк нас, сделал сегодняшнюю игру чуть более забавной, чем это происходит обычно. За это мы поможем ему.
-- Поможем и отправим его обратно, в свой мир, который наполнен страстями. Они сами проводят свои игрища, которые своей масштабностью скоро сравняются с нами. И тогда…
-- Даже если наша встреча случится, они могут это не заметить, списав всё на стихии. Но если и заметят, то найдут объяснения такие, какие угодно им самим, или тем силам, которые их контролируют.
-- А контролируют их те наши товарищи, которые…
-- Достаточно слов, дорогая. Пока я не начал жалеть о собственной снисходительности, давай займёмся нашим гостем…
Я затеял всё это, вспомнив доводы писателя и психолога Дейла Карнеги, который сам лично выстроил несколько безупречных поведенческих схем, основанных на использовании разных сторон характера собеседника. Сочувствую и сопереживая позициям вашего визави, вы добьётесь того, что он станет действовать вам на пользу. Примерно так это выглядело и в очередной раз доказало действенность этих нравственно- этических композиций. Плюс к этому я обогатился знаниями о далёких исторических коллизиях прошлого нашего многострадального мира. Жаль только, что невозможно использовать все полученные сведения для научных дискуссий. Разве что поместить это в книгу. Мой товарищ Бенджамин Хамильтон не раз советовал все свои приключения описать в книге. Похоже, что эта идея ему до того понравилась, что он и сам не против написать что-то подобное, и даже нашёл пару достойных тем.
Пока я предавался размышлениям, мои хозяева действовали. Их технологии и в самом деле очень отличались от наших. То, каким образом они штопали моё биополе и как напитали его нужными видами энергий, не описать обычными словами. Да и не к чему это. Все подобные действия относятся к ведомству божественного провидения, и подробности нам знать ещё рано, если вообще мы когда приблизимся к чему-то подобному, и нам позволят приблизиться, если не забывать о тех силах, что продолжают на нас воздействовать и контролировать.
Всё это заняло не так уж и много времени, а потом они со мной попрощались и отправили обратно. «Отправили», не самое верное слово. Я был выпихнут, выброшен из Миктлана, в противном случае меня затащило бы обратно. Здесь тоже действуют свои правила и законы, своя «гравитация», похожая на воздействие водоворота, который затягивает в себя подвижное тело.


Глава 36. Извлечение.
Я думал, что отсутствовал в святилище весьма продолжительное время, если учитывать, сколько мне пришлось пережить событий в Миктлане и в доме без окон. Когда я пришёл в себя, то вокруг было темно. Я решил было, что мои товарищи либо спят, либо удалились, то есть  вышли наружу, устав находиться в тесном пространстве этой пещеры, которая начала разрушаться ещё много лет назад.
Я сделал попытку подняться, и почти сразу рядом со мной послышался шорох, чиркнула спичка, и скоро тускло загорелся небольшой факел из ветки смолистого дерева. Его в руках держал Сальвадор. Его глаза были расширены, а руки дрожали.
-- Здравствуйте, доктор, -- приветливо сказал ему я, не зная, что и сказать. – Долго ли я отсутствовал? И где Бен? И почему так темно, и душно?
-- Всё ли с вами в порядке, мистер Герц? – Тут же отозвался Сальвадор, голос которого сначала дрожал, но потом сделался более бодрым. – Как вы себя чувствуете?
-- Хорошо, -- ему отвечаю, и чтобы подбодрить, добавляю, -- даже отлично. Так где же Бен? И душно тут у вас стало отчего-то…
-- Да неприятности у нас, -- устало признался доктор, -- но я рад, что у вас хотя бы хорошо.
Он снова замолчал, но я его разговорил его, и он мне кое-чего поведал, вздыхая всё более и более выразительно. Оказалось, что времени прошло немного, с той минуты, как он меня погрузил в транс. Доктор до такой степени был на этих манипуляциях сконцентрирован, что никак не заметил того момента, когда ассистировавший ему Хамильтон вышел из святилища. Сальвадор заметил это лишь тогда, когда снаружи послышалась стрельба. Вот тогда доктор запаниковал. Он остался в одиночестве, меня можно было не считать, так как я пребывал в состоянии усопшего, даже сам дух мой пребывал в иных измерениях. Он, грешным делом, решил было, что Хамильтон струхнул и попытался сбежать, но наткнулся на кого-то, кто открыл по нему огонь. Доктор оставил меня и выглянул наружу. Там он увидел, как со стороны пуэбло стреляют какие-то люди в военной форме. Сальвадор попытался привлечь к себе внимание и привлёк, но не «военных», а больных «кровавым бешенством», которые уже валили из сельвы толпой, наливаясь агрессией прямо на ходу. Заливаясь холодным потом, Сальвадор метнулся обратно в святилище, понимая, что сейчас «бешеные» ворвутся сюда, все вместе, и никуда от них здесь не спрятаться. Он даже собирался вскрыть себе вены скальпелем, чтобы покончить с будущими мучениями разом, но тут послышался грохот, земля содрогнулась и та часть пещеры, где находился грот, ведущий на поверхность, обрушилась, заваливая тех первых, что успели до грота забежать. Торрес слышал, как прервались их вопли, когда их расплющило обвалившимся сводом.
-- Мы похоронены, получается, заживо, -- отметил, вздыхая, Сальвадор, -- и лишь это мешает мне в полной мере насладиться вашими рассказами и получить удовольствие от того, что все наши расчёты оказались верными.
Что я мог ответить ему, огорошенный до крайней степени. Я как-то не думал, сконцентрировавшись на проблеме восстановления своей души, что возможно появление ещё каких-то проблем, достаточно серьёзных. А они были возможны и случились, что было совсем не удивительно, учитывая, что на нашей группе сосредоточилось чьё-то злое внимание и этот «кто-то» обладал большими возможностями.
Именно в ту минуту я начал подозревать, что это мог быть кто-то из противников нашего «Дока», который продолжил свою работу и залез туда, где его не хотели бы видеть, а он всё равно залез и вызвал тем череду противодействий, одно из которых пришлось и на нашу долю. Между тем Сальвадор заканчивал свой рассказ.
-- Как только это с нами случилось, я кинулся к завалу и попробовал его разобрать, но сразу же и отступился. Слишком изношена система крепежей в этой пещере. Чудо, что они выдержали взрыв гранаты. Если начать вытаскивать камни, то своды над нами разрушатся окончательно. Конечно, я не специалист и могу ошибаться, но у меня сложилось именно такое мнение. Так что можно наш уже считать похороненными. То, что мы ещё живы, это вопрос непродолжительного времени. Скоро мы начнём чувствовать недостаток кислорода, а потом просто потеряем сознание от асфиксии и – не проснёмся. По этой причине я потушил факел, чтобы растянуть оставшееся время ещё на несколько часов.
Сказав это доктор Торрес затоптал чадящий сук, который давал не сколько свет, сколько заполнял тесное пространство сохранившейся части пещеры вонючим дымом, от которого всё сильнее першило в горле. Он закашлялся, но сразу же и успокоился, нашарив в темноте рюкзак и отхлебнув из фляжки. К счастью вода у них ещё была, равно как и толика продуктов.
Действительно безвыходных положений в нашей жизни попадается не так уж и много. Всё зависит в большей степени от наших умений и фантазии, а также от желания продолжать борьбу. Конечно, если человек устал и готов сдаться, то он тут же уверяет себя самого, что попал в безвыходное положение, то есть он уже признал поражение до того, как проиграл по-настоящему. А другой, в аналогичной ситуации продолжил действовать, и как-то вывернулся, сдюжил, и вновь очутился «на коне», и победил, и всё у него сделалось хорошо. Так что в наших руках если не всё, то весьма многое.
Именно это я и обдумывал, когда руками ощупывал завал, который преграждал нам путь наружу. Действительно, обрушившийся свод опустился столь неудачно, что с нашей стороны его разбирать было бессмысленно. Мало того, что камни было девать некуда, так ещё и создавалась ситуация, что обрушится и эта часть пещеры.
Можно было бы рискнуть и начать разбор завала, складывая камни в виде опорных конструкций, но, учитывая, что усиленная работа стимулирует не только усталость, но и потребление кислорода из воздуха тоже в двойной норме, то надо давать себе отчёт, что наши ресурсы иссякнут до того, как работа будет сделана даже и на половину. То есть получалось, что доктор Торрес был прав в своих расчётах. С одной стороны – да, если исходить из того, что было в их силах, с другой стороны, ведь доктор не учитывал моих способностей, которые превосходили возможности обычного человека.
И тут я похолодел. Если все мои повышенные возможности проистекали из того, что я балансировал между обычным миром живых и потусторонним миром, где действовали иные силы, то теперь, когда моя душа восстановилась в полном объёме, не исчезли и старые способности, км которым я начал привыкать, овладевать ими и приспосабливать себе на пользу. И я погрузился в себя, своё сознание начал перемещать за ту грань, за которой функционирует зона подсознания, и где концентрируется всё то, о чём я вам рассказываю.
Сначала я ничего не обнаружил, но, чем дальше в себя погружался, тем больше находил. Или это присутствует в каждом человеке, мы только не решаемся использовать свою «тёмную часть», которая обычно не задействована, а если и используется, то в самых негативных целях, а это постепенно разрушает человеческую личность, я это почувствовал, хотя и весьма смутно. Но делать было нечего, и я решил рискнуть.
Это как действовать тёмными обходными коридорами. Я выскользнул из пространства пещеры, попутно проверив, как формировался завал, и выглянул наружу. Это как рассматривать привычный мир в формате «негатива». Такой фотографический термин, когда всё перевёрнуто наизнанку, и не только цвета. Я обнаружил, что вокруг разрушенной, пусть и не до конца, нашей пещеры бродят масса людей, душа которых высосана досуха. Они бродили, выискивая, на кого бы наброситься, и прислушиваясь к тем шумам и шорохам, которые должны привести их к запрограммированным целям. Но их не было.
А что, если… 
Сначала я думал поискать помощь на стороне, но тут мне пришла интересная мысль. А что, если задействовать этих самых «зомби». Больные, они были в положение кукол, которые управлялись заложенной в них программой. А если попробовать эту программу чуть изменить.
Я подошёл к одному из «бешеных», совместил его тело со своим и принялся внушать ему мысль разбирать завал, чтобы добраться до скрывавшихся там людей, то есть до нас. Несколько мгновений он прислушивался ко мне, то есть к своей программе, которую я на ходу корректировал. И знаете, это сработало. Бедняга подошёл к завалу и потащил в сторону первый камень.
Тут же я направился к другому больному, потом к третьему. Когда их набралось более десятка, я ощутил, насколько у меня убыло сил. Ведь я находился в состоянии энергетического облака и использовал эту энергию. С каждой проделанной операцией мой объём становился меньше. Интересно, если он сойдёт и вовсе на «нет», как это отразится на моём самочувствии, того меня, который находится в пещере. Появилась мысль, что тогда я умру, но это меня не озаботила ни на сколько. Но всё же я заставил себя вернуться в себя.
Когда я очнулся, с большим, доложу вам трудом, я рассказал всё доктору Торресу слабеющим голосом. Хотелось спать и от всего отключиться, но я взял себя в руки и всё ему рассказал. Дальше действовал сам Сальвадор. Он повёл себя молодцом, не дал мне окончательно погрузиться в транс пограничного состояния, из которого мне уже было бы не выбраться, учитывая, насколько я себя обессилил. Он сумел приготовить снадобье, которое добавляет сил, и напоил им меня.
Потом я приходил в себя, набирался, что называется сил, и попутно мы с доктором беседовали.
-- Скажите, доктор, -- спрашивал его я, -- как можно устроить так, что человек теряет душу и себя самого и становится пустой оболочкой, неким автоматом по распространению инфекции. Как это можно устроить? И как это у того, кто это сделал, рука поднялась на это всё?
-- Не знаю, не знаю, -- ответствовал Сальвадор, -- я могу всего лишь предполагать. Помнится, я вам рассказывал, что нашими исследованиями относительно крови и древнейшими ритуалами наших предков заинтересовались вполне определённые влиятельные круги Соединённых Штатов, имеющих интересы в области военного использования научных методик, в том числе и медицинского содержания. Мы не пришли с ними к общему знаменателю, и тогда они обратились к нашим коллегам, которые работали в аналогичных направлениях. Те приняли и инвестиции и новые рекомендации, насколько я осведомлён, хотя и старался дистанцироваться от всего этого. Но затем до меня дошли слухи, что этим же интересуются наркокартели, базировавшиеся здесь, в Мексике, в США и в Колумбии, и что они тоже вложились в подобную программу. Вот после этого и случилось несчастье, когда болезнь вырвалась из-под контроля. Только я думаю, что это всё случилось с чьего-то одобрения. Просто, в случае необходимости, сослались бы на участие мафии, и её недоброкачественное сотрудничество. Но это явно чья-то попытка реанимировать методы биологических войн наших далёких предков, или цивилизаций, что им предшествовали.
-- То есть вы утверждаете, что когда-то давно люди уже действовали такими дьявольскими методами? И теперь пытаются повторить уже когда-то пройденное?
-- Я не утверждаю, -- поправил меня Сальвадор, -- а всего лишь предполагаю. Действительно, когда человечество стояло на более развитых позициях, они использовали разные методы ведения войн. В том числе была задействована биологическая методика. Это когда противник уничтожает себя сам, распространяя заразу у себя в тылу, сея панику и теряя способность к качественной обороне. Остаётся всего лишь «подчистить» территории и – вся недолга…
-- То есть всё это реально? – не желал я верить практически очевидному.
-- Можете со мной спорить, -- вздохнул медик, -- да я и сам всё бы отрицал, но всё остаётся в наличии, а когда делаешь вид, что чего-то нет, и старательно отворачиваешься, то это, которого вроде и нет, становится всё больше, а скоро его станет столь много, что всё может закончиться катастрофой…
За разговорами я отдохнул и повторил попытку «выбраться наружу». Так я заставил работать на наше освобождение большую часть «бешеных», до которых смог дотянуться. Они работали как автоматы, то есть без отдыха, что было нам на пользу. Уже до нас доносились дуновения свежего воздуха, и концентрация углекислого газа, который мы выдыхали, снизилась до приемлемого размера.
-- А что мы с ними будем делать, когда они разберут завал? – Озабоченно спросил меня Сальвадор. Уже слышен был стук камней, которые вытаскивали торопливые руки из барьера, ограждавшего нас от вожделенной свободы.
-- Пусть сначала доберутся, -- ответил я доктору. – Думаю, к тому времени они обессилеют настолько, что с ними можно будет справиться без особого для нас труда.
Правда, говорил я это для его и моего успокоения. Да, «бешеные» явно устали и едва шевелились, мне даже приходилось их чуть взбадривать ментальными методами. Но может это в силу заложенной в них программы, по которой они перестают двигаться и функционировать, пока не появится не заражённый двигающийся объект, в данном случае – мы. Тогда наступает прилив сил, эскалация, атака, и они могут задавить нас численно, а, получив несколько укусов, когда в кровь и раны попадут их кровь или слюна, то наступит процесс нашего заражения, и уже поздно будет «читать осанну». Но бороться надо. У нас имеется пара «кольтов» и мачете. Так что за себя мы постоим.
-- У нас ещё остались пистолеты? – Спросил я у доктора. Тот обещал поискать и занялся рюкзаками. Я же сосредоточился на новом выходе. Сейчас я решил посмотреть возможные пути отхода, чтобы как можно быстрее удалиться от пуэбло, занятого большим количеством заболевших «кровавым бешенством». И, к моей великой радости почти сразу обнаружил Бена Хамильтона, и не одного. Его сопровождал наш обожаемый проводник и защитник дон Карлос, с которым был один из его помощников. Небольшое количество для армии спасения, но это существенно повышало наши эфемерные планы вырваться из западни без потерь.
-- Мистер Герц… Послушайте, мистер Герц…
Доктор Торрес тряс моё тело и шептал в ухо, а «бешеные» вытаскивали из завала последние глыбы. Вот сейчас они войдут сюда и…
-- «Кольт», -- потребовал я у Сальвадора. – Дайте мне пистолет и мачете, и будьте готовы сами.
В пещеру вползали «бешеные». Они едва могли передвигаться и ничего не видели в темноте, что здесь царила, тогда как у нас зрение было напряжено до такой степени, что тех незначительных отблесков, что проникали сюда снаружи, вполне хватало, чтобы ориентироваться.
-- Вперёд!
Я издал вопль и сразу начал стрелять, стараясь попадать точно в голову. За несколько мгновений я опустошил весь пистолетный магазин, а потом бросился вперёд, рубя, направо и налево, тесаком. За мной двигался доктор. Он тоже успел несколько раз выстрелить, а потом взялся за мачете. Я вспомнил нашего классика, Джека Лондона, «парня из народа» и его последнюю книжку – «Сердца трёх», написанную им специально по просьбе магнатов Голливуда, который только- только начал выстраивать те контуры, которые сейчас превратились в настоящую империю.
-- Мы, спина к спине у мачты, против тысячи – вдвоём!
Я пел, но скорее просто выкрикивал слова. Позади визжал Сальвадор, вспомнив боевой клич своих индейских предков. Шаг за шагом, и довольно быстро, мы пробивались наружу. Под ногами сделалось скользко от пролитой нами крови. Помня о том, насколько эта кровь опасна в качестве вирусного заражения, я как можно быстрее перемещался в сторону света.
Когда мы вырвались наружу, то первое, что я заметил, это летавшего в нашу сторону Бена. За ним следом столь же споро двигались две фигуры в комбинезонах, вооружённых штурмовыми винтовками. Как только они увидели нас, сразу открыли огонь по толпе «бешеных», что валила из глинобитных лачуг пуэбло.    


Глава 37. Прочь отсюда!
Больше оставаться здесь не имело никакого смысла, и мы все постарались удалиться из этого «гостеприимного» уголка Чьяпаса. И снова, как это было неполный месяц назад, нам показывал дорогу дон Карлос. Только в этот раз нас было чуть больше. Теперь с нами был ещё доктор Торрес, которому недавно принадлежал современный медицинский центр. Сальвадор уверил нас, что с центром ещё не до конца покончено, потому как на него была оформлена страховка и есть надежда какую-то сумму получить, чтобы начать дело заново.
Когда мы удалились достаточно далеко, дон Карлос показал нам одно место, небольшое красивейшее озеро, которое очень уютно устроилось в обрамлении невысоких, но довольно крутых скал, которые служили ему своеобразной оправой, а само оно напоминало своей формой и цветом драгоценный камень – сапфир. Воды озера Лейла были окрашены во все оттенки синего, голубого и лазоревого оттенков, в зависимости от глубины водоёма и угла освещения, под которым туда попадали лучи солнца.
-- Знаете, -- поведал нам дон Карлос, -- именно это озеро описывал немецкий писатель Карл Фридрих Май, что жил в саксонском городе Радебойле, что находилось под Дрезденом. Проработавший долгое время школьным учителем Карл Май много изучал печатный справочный материал, а также воспоминания людей, которые путешествовали по Североамериканским Штатам, Мексике, Аргентине, Алжире, Курдистане, Турции и другим государствам, которые он потом описывал, и довольно подробно, как арену приключений своего постоянного героя, называя его то Олд Шэттерхэнд, то Кара бен Немси, а позднее заявил, что писал он исключительно про самого себя и собственные похождения. Так или иначе, но описанное им Серебряное озеро это и есть озеро Лейла, но Май переместил его чуть севернее, чем оно находится на самом деле.
Мы немного полюбовались красотами озера, которое походило на открытку, а потом разделись донага и искупались в его бирюзовых водах, тщательно смывая с себя грязь, пот и кровь, брызги которой в обили попали на нашу одежду, когда мы пробивались сквозь толпу «бешеных». На наше счастье, они успели здорово обессилеть, пока растаскивали завалы над пещерой со святилищем. Доктор Торрес внимательно осмотрел каждого из нас, чтобы быть уверенным, что у нас нет повреждений, и инфекция не попала в кровь. Ведь если бы даже крошечная капелька попала, к примеру, на глазное яблоко, в котором находится множество мельчайших капилляров, то и этого было бы достаточно, чтобы начался эксцесс, который закончился бы полным поражением организма, превратившегося в заряжённую генетическую бомбу.
К великому счастью и общему нашему облегчению ни у одного из нас не было найдено внимательным доктором ни одного повреждения, которое внушило бы тревогу. Надо ли говорить, что Сальвадор делал всё самым тщательным образом? После того, как он закончил осмотр, столь же ответственно это сделал и дон Карлос, чтобы проверить тело доктора, при этом Сальвадор проявил мужество и консультировал своего заместителя по вопросам безопасности, как правильно проводить осмотр.      
Я и раньше слышал выражение – «словно гора с плеч», но вот теперь ощутил всё это воочию. Действительно облегчение было масштабное. Да и не у меня одного. Мы все шутили и охотно смеялись. Постаревший в ходе последних событий доктор Торрес помолодел лет на десять и во всеуслышание заявил, что не собирается уходить на покой, а намерен вновь развернуть свой бизнес и продолжить лечение страждущих людей и дальше.
-- Всё, что с нами случилось, надо будет пережить, а потом начнётся новый этап. Наверняка правительство Мексики будет заинтересовано получить вакцину против повторных случаев «кровавого бешенства». У меня появился ряд идей на эту тему, и я надеюсь доказать там, наверху, что в моих силах найти искомое. А когда я получу необходимое финансирование, то восстановлю свою клинику, верну персонал, а может даже, расширю сферу деятельности. Буду параллельно заниматься и научной работой и медицинской практикой…
Сальвадор говорил, говорил взахлёб, а сам всё на меня поглядывал, как на золотую рыбку из русской сказки. Доктор со мной говорил больше, чем с кем-либо из остальных и успел многое узнать, из того, с чем столкнулся. Сначала я ему рассказывал всё подчистую, а потом начал дозировать материал. «Не помню», «перестал ощущать», «не нахожу слов». Не потому, что перестал доверять Сальвадору, всё же он мне помог и вытащил меня, можно сказать, «с той стороны», но скажу вам честно, друзья, некоторые вещи людям знать не стоит.
Понимаете, я сам учёный и помню то щенячье чувство восторженности, когда делаешь открытие. Наверное, то же самое обстоит с изобретениями и разработкой новых технологий. Те, кто делает их, гордятся собой, принимают разного рода поздравления, дипломы, денежные бонусы. А потом, через некоторое время, на основе их открытия, изобретения или разработки технологии начинается такая большая бяка, что опускаются руки. И что может сказать тот, кто являлся первоисточником, перворазработчиком, открывателем? Что он может сказать? Простите меня, люди, я хотел совсем не этого? А чего ты хотел? Не знаешь? Тебе доставляло удовольствие само ощущение качественно сделанной работы? Так тебя за неё отблагодарили, заплатили твои условные «тридцать сребреников», а если ты потом соображать начал, что именно  ты сотворил, так раньше надо было соображать, ведь ты гордишься именно тем, что соображаешь, ведь так?
Знаете, я много беседовал сам с собой. Ведь с кем можно по-настоящему откровенно поговорить, как не с самим собой. Думаете, так просто нам свыше была дарована совесть? Именно вот для этого. А некоторые думают, для того, чтобы в удобный момент выгодно торгануть ею. И ведь получается у некоторых. Ох, как хорошо получается. Вот только что будет потом?
Вспомнил я Черепа, байкера того техасского, которого пристрелили в пустыне. Я с ним ещё пару раз в Чистилище пересёкся, ну, или как там называется то место, куда он загремел. Помнится, Трой рассказывал, что встретил там одного парня, который научил его, как ему удобней там выжить. Меня сейчас интересует личность того парня, что в Чистилище уже пару тысячелетий находится, не из той ли он категории, что в своё время выгодно подарок от Господа нашего пристроил. Кто знает, не составят ли ему компанию те парни, что извратили донельзя нашу действительность?
Вот всё это я про себя обдумал и начал доктору Торресу рассказывать не всё, что знал, а что рассказывал, иногда чуть менял. Ну, запамятовал, ну, ошибся немного, бывает. Зато перед будущими поколениями краснеть не придётся. Были бы они ещё, эти будущее поколения, потому как уже сегодня слишком много появилось людей, которые готовы за деньги сделать всё, что угодно. Вопрос только вот такой, хитренький. А кому угодно-то – уж не дьяволу ли, а?
До тех пор, пока не появятся чёткие и вразумительные механизмы всякого рода неприятных исходов от своей честно выполненной работы, не стоит и стараться делать некоторые вещи. А когда они появятся, эти самые хвалёные механизмы? Наверное, тогда, когда люди будут отвечать за последствия своей работы, когда люди достигнут той высокой степени культуры, когда не надо будет бояться, что кто-то продаст и предаст нас ради своей выгоды. Но это Общее Дело, дело всех, развиваться духовно, когда материальная сторона отступает на задний план, становится вторичной, менее искусительной…
После того, как мы отдохнули, покушали, стали решать, что нам делать дальше. То, что отсюда надо выбираться, сомнений ни у кого не было. Дон Карлос сообщил, что он просил своих людей, как только они доставят своих подопечных до безопасного места, возвращаться назад, или до того места, где они будут ждать сообщений.
В пещере, где находилось святилище, все батареи быстро разряжались. Фонари, телефоны, ноутбук Бена, всё перестало работать. Потом, позднее, когда появится возможность зарядить батареи, всё снова будет функционировать, но до тех пор они как бы выпали из общей обоймы цивилизации, вернулись в прошлый век, и приходилось рассчитывать на свои умения и опыт.
В последние годы появилось довольно много фильмов ужасов, в которых показывается некая катастрофа, в которой одним из главных факторов задействованы ужасные зомби, живые мертвецы, которые нападают на живых людей и уничтожают их, поедая мозги. Я видел некоторые фильмы и при всей их зрелищности не могу заставить себя поверить, что нечто подобное может случиться на самом деле.
Если человек мёртв, а это подразумевается и обыгрывается, когда главные герои стреляют в таких вот зомби, и пули тех пронизывают, не принося существенного вреда, разве что такого монстра расчленяют на части или отрубают ему голову. Всё это не более, чем профанация. Человеческий организм имеет своё оригинальное устройство, выработанное в ходе Эволюции, и, если организм мёртв, сердце. К примеру, перестаёт обеспечивать кислородом через ток крови органы, наступает асфиксия мозговых клеток с последующим биологическим разложением тканей. Те «зомби», которые появлялись на Гаити, Яве или в странах Африки, после применения к ним ритуалов Вуду, не являются мертвецами. У них разрушается защитный кокон биополя и улетучивается душа. Они, вместе с душой, теряют почти полностью разум и могут выполнять только самую примитивную работу, низкого качества. Речь здесь не идёт об организованных убийствах людей этими «зомби» или ведения с их помощью военных действий. Да, в древнем Шумере существовали какие-то методики делать подобных солдат- мамелюков, но всё это давно потеряно и забыто. А что касается кинематографа, то это очередная попытка напугать людей, а с другой стороны подготовить их е появлению чего-то похожего.
К такому выводу пришёл я, когда мы пытались выбраться из заражённых районов южной части Мексики. Далеко не все посёлки обезлюдели. Почти все фермы, мимо которых мы проходили, уцелели. Они были обнесены высокими заборами, а обитатели их, вооружившись до зубов, несли круглосуточную охрану своих угодий. Мы не раз получали помощь продуктами, когда двигались в сторону центральной части страны. Местные жители снабжали нас не только продовольствием, но и сообщали новости.
Когда прошла первая волна паники, положение в Мексике стабилизировалось. Хуже всего положение было в штате Чьяпас, в котором мы были, с которого и началась эпидемия «кровавого бешенства». Скоро распространение болезни остановили, но много их ушло в Гватемалу, Белиз и дальше – в Гондурас. Туда был послан экспедиционный армейский корпус НАТО, который действовал в тесном сотрудничестве с комиссией ВОЗ, которой были даны очень широкие полномочия. Страны Центральной Америки были слишком бедны, финансово и инфраструктурно, но у местного населения было много стрелкового оружия и они не церемонились с больными или с теми, кого подозревали в болезни. Очень много было убито эпилептиков и страдающих ДЦП, но постепенно всё перемещалось в русло цивилизации, и болезнь постепенно сдавала позиции.      
Это передавалось по каналам радио и телевидения. Чуть сложнее всё выглядело пр устном пересказе, где, понятно, были и панические преувеличения и мифологизированные истории, плод творчества местных фантазёров, которые эпически пересказывали собственные подвиги, успешно конкурируя с доисторическим Гераклом или Одиссеем.
По ходу дела мы встретились с одним из отрядов, что тоже пробивался к безопасным территориям. Их было больше, чем нас, но половина из них были женщины и дети, которые были крайне измучены и запуганы. Доктор Торрес тут же снова вошёл в амплуа медика, а дон Карлос скоро уже командовал шестью бойцами, готовыми ему беспрекословно подчиняться.
На одной из ферм нашлась армейская радиостанция, и нам позволили связаться по ней с «большой землёй». Дон Карлос имел широкие связи и тут же с кем-то установил контакт. Похоже было, что нам окажут поддержку, как только мы доберёмся до границ штата, где действовал санитарный и армейский кордон. Больные «кровавым бешенством» сильно отличались от партизан, подпольщиков и организованной преступности. Они не могли маскироваться под обычных людей, а сразу демонстрировали свою болезнь, через приступы немотивированной агрессии, либо выявлялись через экспресс-анализ крови. Таких больных тут же изолировали. Что там с ними дальше делали, мы не знали, хотя Сальвадор и проявлял профессиональный интерес.
По зрелому размышлению дон Карлос решился на небольшую авантюру. Нам всем не улыбалось проходить через все эти кордоны и связанные с ними карантины. При других бы обстоятельствах мы не стали бы ерепениться и прошли бы через все неприятные процедуры. Но, как вы помните, у нас появились какие-то весьма могущественные недруги, которые уже не раз пытались нас решительно вычеркнуть из списков ныне живущих. И то, что у них этого не получилось, говорит не сколько об их плохой подготовке или слабой организации этого «небогоугодного дела», сколько о нашем несогласии с таким разворотом событий. То есть мы оказались более прыткими, чем они могли подумать. Точно так же конкистадоры, в своё время, собрали здешние территории в тень флага императорской Кастилии, то есть Испании.
Хорошо знающий местность, лон Карлос построил наш маршрут таким образом, что мы миновали все выставленные по дорогам заставы. Пришлось нам, правда, для этого снова в горы лезти, да по скалам ползать, почти что с риском для жизни. Но это было уже мелочью, по сравнению с тем, что нам уже пришлось пережить. То есть лазали почти что с удовольствием, особенно когда наступил нашим испытаниям завершающий конец. По этому случаю старший нашего отряда, доктор Торрес сказал небольшую, но эмоциональную речь.
-- Прочь отсюда! Мы многое пережили и это делает нам честь. Мы заслужили толику доброго отдыха, после которого, не знаю как другие, но я постараюсь вернуться обратно. Если можно будет восстановить мою клинику, то я обязательно сделаю это. Если окажется слишком уж накладно, организуем что-то похожее по соседству. Я вам это торжественно обещаю, вам и самому себе!


Глава 38. «Программа-2000» в действии.
После это речи отряд наш окончательно разделился. Наша группа отправилась дальше, а те, кто присоединился к нам по дороге, начали разбредаться. Те опасности, что их сплачивали, вроде как закончились, а цели у каждого были свои.
Для экстренной связи «Док» оставил нам номер телефона. Раздобыв себе мобильный телефон, мы тут же с ним связались, и он обещал к нам прислать Сэма. Дон Карлос отправился провожать доктора Торреса, пообещав, что надолго он с нами прощаться не будет. Мы уже слышали, что с Хаммерсвельдом их связывали какие-то общие интересы и были уверены, что встретимся с нашим проводником в самое ближайшее время.
Было немного жаль нашего «дома на колёсах», который до сих пор нас дожидается в окрестностях одного мотеля. Когда мы отправились в клинику доктора Торреса, мы не предполагали, что угадаем в такую круговерть событий. Одна только эпидемия «кровавого бешенства» чего стоит, а кроме неё всего много произошло.   
Когда появился Моликанги, мы уже с Беном начали тосковать от безделья. Когда деятельному человеку нечем заняться, его может потянуть на разного рода глупости. То, что наш мир переполнен разного рода мошенничествами, вроде финансовых пирамид и прочих «пузырей» лишь подчёркивает данный факт, что талантливые люди работой по своему профилю не загружены и начинают разного рода самодеятельные эксперименты, которые потом кто-то ловко использует себе на пользу.
Сэм опять прикатил на стареньком кабриолете «мустанг», который местами даже сохранил свой первоначальный голубой окрас, или масть, как назвал её Бен. Я уже замечал, что люди, рождённые на Африканском континенте, обожают яркие расцветки и одеваются весьма вычурно, выбирают себе столь же вычурных дам и стараются стать обладателями самых больших или ярко раскрашенных автомобилей. К слову сказать, наш Сэм этому был подвержен много меньше своих соплеменников, что говорила о силе его разума и культуры.
К его приезду наши денежные запасы иссякли окончательно, и мы дожидались приезда сыщика с большим нетерпением. Сразу же отправились в придорожное кафе и умяли там по «ковбойской» порции гамбургеров и запили всё галлоном виски. Мы намерены были отдохнуть после изматывающего душу рейда по заражённому району, ползания по скалам и схваток с «бешеными». Хамильтон всё это объяснил Сэму, когда он нас вытаскивал, бережно придерживая за ворот, и упаковывал на заднем сидении своего «скакуна».
Мы и проснулись именно от тряски, когда «мустанг» путешествовал по самой неудобной для проезда дороге. Хамильтон несколько раз громко икнул, прежде чем сформулировал наше недовольство. Сэм коротко ответил, что главная дорога слишком переполнена военными колоннами правительственных войск, и он решил ехать в объезд, где мало кто проезжает, именно по причине плохого состояния дорог. Чтобы избавиться от наших лишних вопросов, он включил радио и настроил его на ту станцию, где новости передавались чаще.
Сначала гремели литавры и хор напыщенных мачо что-то там исполнял тоном, каким соблазнят готовых соблазняться дам. Но песня скоро закончилась и начались новости. Диктор, задыхаясь от переизбытка энергии начал тараторить. Я подозреваю, что там, у них, в телевизионной студии он крутит педали генераторной установки, что вырабатывает энергию для освещения и работу телекамер, а также всего прочего оборудования, чтобы хотя бы таким методом заставить его усидеть на месте, а не лететь немедленно туда, куда катят танки.
Суть быстрых речей комментатора состояла в том, что с эпидемией наконец удалось совладать. Новых очагов уже не появляется, а старые находятся под полным контролем правительственных сил. В настоящий момент предпринимаются все усилия, чтобы заражённые районы окончательно локализировать, а больных людей изолировать для лечения, методики которого в данный момент успешно разрабатываются.
-- Хотел бы я посмотреть на этого торопыгу, -- тут же заявил язвительный Хамильтон, -- как бы он повёл себя, окажись сам в одном из здешних районов. Да он залез бы на самую высокую секвойю и голосил бы оттуда, требуя прислать ему для срочной эвакуации вертолёт. Вот и вся методика лечения.
-- Что, -- покосился на него невозмутимый Сэм, -- всё так плохо?
-- Подробности можешь узнать у доктора Торреса, -- ответил ему Хамильтон, -- только, боюсь, что ему сейчас не до нас. А что касается мнения нас, моего и Ури, то это всё случилось стараниями умников в белых халатах, которые желают заработать «большую деньгу» и для этого готовы отказаться от любых запретов. Мало им СПИДа, что вырвался из-под их контроля, они новую пакость приготовили для человечества, которое размножается без всякого на то основания.
-- Вы что-то имеете против этого личное? – усмехнулся Самюэль Кристен.
-- Я – нет, а что касается Природы… Вспомните, что происходит, когда популяция леммингов превышает ресурсы той же самой природы, или когда китов становится больше, чем планктона на их океанских пастбищах. У Природы имеются свои защитные механизмы.
-- Но это ведь неразумные создания. Поэтому некоторые решения и вынесены за пределы их контроля.
-- Знаешь, Сэм, -- Хамильтон чуть сбавил тон своего ехидства, -- но человечество, в своей общей массе как раз и демонстрирует полную несознательность и неразумность. Меня всегда удивляло, когда умные и компетентные люди, собираясь вместе, показывают не увеличение мудрости, а как раз противоположные позиции. Все умности они аргументированно отвергают, а оставшиеся глупости пытаются как-то задействовать. В это трудно поверить, но именно так.
Как бы не хотелось Хамильтону возразить, но он говорил о том, что происходит на самом деле. В качестве примера можно привести ООН. Казалось бы, на общее благо должны работать умнейшие головы от каждой нации, чтобы прокладывать дорогу для дальнейшего прогресса всех. Однако же на деле всё обернулось очередной бюрократической организацией, которая выказывает полную беспомощность в разрулировании любой из проблем, которые только растут и умножаются, а те демагоги и пустомели, что заседают в ООН, занимаются пустопорожней говорильней, и ничем более.
Мы давно уже выбрались на широкую автостраду и влились в поток автотранспорта, которого становилось больше, по мере того, как мы углублялись в район, имеющий самую высокую концентрацию населения в мире. Мы приближались к конгломерату, получившего наименование «Большой Мехико». Если Лондон, Токио, Сингапур или Амстердам это современный мегаполис, далеко обогнавший научное и социальное пространства страны, которую возглавляет, то такие государства, как Китай или Мексика умудряются соединять в себе то, что позиционируется как «национальная гордость» вместе с историческими традициями, и то новое, в которое мы ещё только готовимся войти.
Таким городом был Мехико-сити, ещё недавно, где рядом с новыми ультрасовременными деловыми районами с блистающими небоскрёбами соседствуют монументальные ступенчатые храмы- пирамиды Теночтитлана, а крупнейший в Латинской Америке Национальный Автономный университет своими роскошными росписями хорошо дополняет Музей современного искусства «Полифорум», оформлением которого долгое время занимался мэтр Диего Сикейрос, тот самый деятель, гостем которого был Лев Троцкий, один из лидеров Советской России, которого пролетарское государство изрыгнуло из себя, на радость многим политическим авантюристам.
Задолго до того, как обозначается внешняя городская черта, всё пространство заполонили многочисленные промышленные зоны, где были выстроены заводы и модульные производства, цеха по сборке и просто мастерские. Всюду сновал автотранспорт, и кипела жизнь. Более активно могло быть разве что в Шанхае, да и то, если принимать в расчёт местный темперамент, то и Шанхай сдаст свои позиции сверхмегаполиса Большому Мехико.
Мы с Беном устали дивиться разным диковинам и особенностям, которыми местные предприниматели пытались заманить к себе клиентов, покупателей, партнёров и просто посетителей. Глаза разбегались до такой степени, что рисковали так и остаться – порознь. Теперь мы просто дремали, да и то слуха нашего то и дело касались обрывки мелодий, которые тоже участвовали в оформлении разных предпринимательских затей.
Когда мы вымотались донельзя, а Сэм меланхолично жевал остаток от сигары, мы наконец приехали, то есть «мустанг» свернул на парковочную площадку придорожного мотеля. Надеюсь, что это конечная точка нашего маршрута, а не очередной этап бесконечного путешествия в никуда.
Пока Моликанги нас оформлял, мы ввалились в отведённый нам коттедж, быстренько постояли под душем, наскоро закусили какой-то местного производства едой, то есть переперченной и пересолёной, запили всё нашим американским виски и заснули, как только головы наши коснулись подушек.
Но и во сне мы продолжали куда-то ехать на колымаге, которой управлял всё тот же Сэм, но иногда с нами оказывался дон Карлос, столь же невозмутимый. И мы то стреляли по «бешеным», которые иногда перевоплощались в банды байкеров, оседлавших уродливые ревущие мотоциклы, собранные по эскизам, утверждённым не иначе как самим Сатаной, до того у них был страшный вид. Иногда нас преследовали танки и бронемашины, которыми управляли камуфлированные военные, лица которых скрывались под забралами сферических касок.
Вы не обращали внимания, что самые ужасные триллеры это те фильмы, героями  которых являются маньяки с лицами, скрытыми под маской? Иногда и добрые герои тоже скрывают свою личность, но это когда они действуют по штампам, апробированными самыми опереточными из злодеев. «Убей их всех!», -- орёт самый экзальтированный из зрителей, а другие им вторят, шёпотом или про себя, но итог-то один, «убей или убьют тебя». К чему нас, зрителей, готовят, спрашиваю вас я…          
Кое-как выспавшись, мы поднялись и занялись собой, достав мыло, зубные щётки и всё остальное. Надо привести себя в порядок и соответствовать статусу столицы. В это время нарисовался и «Док».
По его виду можно было понять, что всё это время он проводил не на курортах Тора-Бора или Гавайев. Лицо его похудело, а глаза проваливались, как у истуканов Миктлантекутли. Но в остальном он был хорош. И костюм блистал свежестью, и причёска была на уровне, и манеры. Он казался коммерсантом «высокого полёта», который забрёл в придорожный мотель от скуки, чтобы спрятаться здесь от докучливых партнёров, или встретиться с какой-нибудь томной красотулей, что упорхнула из своего гнёздышка. Но всё это было, как вы понимаете, напускное.
-- Ну, как вы? – спросил он у нас с Беном, обращаясь одновременно к обоим.
-- Нормально, -- ответил ему я и мужественно улыбнулся. Примерно то же произнёс Хамильтон, но тон его был суше. Наверное, он собирался ответить более пространственно, но манеры «Дока» остановили его.
-- Я понимаю, что вам серьёзно досталось, -- продолжил Хаммерсвельд, -- потому я лично к вам и явился, но дела не терпят отлагательств…
-- Тебе надо было заглянуть к нам и раньше, в клинику к доктору Торресу, -- всё же не сдержался Бен. – Тогда бы ты сам всё увидел.
-- А я и собирался навестить вас. Даже запланировал это. Думаю, что это стало ещё одной из причин, почему там всё так закрутилось. Я вернулся с полдороги, а если не сделал этого, всё могло бы быть гораздо хуже.
Хаммерсвельд ответил спокойно на выпад Бена, но было видно, что «шпилька» моего приятеля его всё же зацепила. И я добавил, для успокоения:
-- Говорят, что наркомафия тоже пыталась участвовать в программах научных исследований. Но только организация их подкачала. Это из их центра разбежались больные.
-- Это не совсем так, -- повернулся ко мне Иллария. – Эту версию прокатывают в кругах, в каких вертятся репортёры. На самом деле это была подстава. Кто-то воспользовался мафией, чтобы обвинить её в очередных кознях против человечества. А они в этой игре всего лишь обычная «проходная карта». Здесь действуют на редкость ушлые ребята. Я занимаюсь этим делом и понимаю, насколько здесь всё серьёзно. Так что я пришёл поговорить с вами, парни. Если вы желаете «соскочить с поезда», который, возможно, несётся прямо к смерти, я вас пойму и не обижусь. Не далее как два дня я то же самое предлагал м Сэму.
-- И что же он ответил? – Спросил я, глядя в лицо Моликанги.
-- Я остаюсь, -- спокойно ответил наш африканский друг и принялся потрошить пиццу, приготовленную по мексиканским рецептам, то есть с перцем чили и какими-то острыми зёрнами.
-- Он остался, -- кивнул Хаммерсвельд, пристально глядя на нас, -- но я нём и не сомневался. Мы с ним уже давненько сотрудничаем, тогда как вы… У вас ещё остаётся шанс отыграть назад.
-- Не знаю как Бен, -- сказал я, -- но я уже бывал «за гранью», и знаю, что это такое. Если можно как-то поправить то направление, куда покатился весь наш мир, то я хотел бы принять в этом участие, а там, дальше, будет видно.
-- А что Бен? – Хмуро спросил мой приятель. – Я тоже желаю в этом участвовать. Сказать вам честно, я начал писать книгу, книгу про дона Карлоса, одним из главных героев в которой будет и Эрнесто «Че» Гевара, который не привык бросать дела, не завершив его так, как ему угодно. И, как писатель, я хочу пройти весь путь. Эрни Хемингуэй пошёл в Испанию на гражданскую войну военным корреспондентом и написал потом прекрасную повесть «По ком звонит колокол». Не надо лишать меня не менее прекрасного сюжета.
-- Возражения принимаются, хотя аргументация и не самая убедительная, но – ладно. Теперь надо бы поговорить по существу.
С этим мы были согласны. Хотелось бы уяснить, чем нам придётся заниматься в Мехико. И у меня, и у Бена здесь имелись знакомые, мы, как вы помните, много и плодотворно работали на местных раскопах, а также в архивах, с документами. Но, скорей всего, Иллария Хаммерсвельд задействует нас в других сферах социума.
-- Наверное, -- предположил Хамильтон, -- вы хотите нас осваивать пространство Интернета? Признаться, я не самый лучший знаток виртуальных пространств, но, тем не менее, готов…
-- Ни в коем случае, -- гневно оборвал его «Док», -- соваться туда я вам просто запрещаю. Это для вас сейчас – табу!
Табу, это самый страшный и безусловный запрет для людей прошлого и кому, как не нам, знать, насколько это серьёзно. Бывало так, что жрец накладывал для кого-то табу на предметы питания и бедняга умирал от голода, не смея ослушаться грозного запрета. Впрочем, умирал он и в том случае, если тайком пробовал питаться, потому что ритуал табу включал в себя нейропрограммирование, которое включало некие страшные механизмы уничтожения, если пытаться эти программы обойти. Я слышал, что некоторые продвинутые спецслужбы пытались создавать на подобных принципах «спящие программы» для обычных людей, которых под гипнозом программировали, чтобы они в определённый момент начали выполнять запланированное действие. Чаще всего это были одноразовые киллеры, массажисты, садовники или гувернантки какого-нибудь криминального босса. Но затея себя не оправдала. Расходы на операцию значительно превышали доходы, потому как необученный киллер не мог успешно совершить нужное действие, тем более против человека, или людей, которые к этому как раз готовы.
-- Но почему? – Недоумённо спросил Хамильтон. – В жизни современного человека без Интернета не обойтись. А вы нам делаете такой строгий запрет. На чём он основан?
-- Это одно из главных направлений моей, а значит и вашей, работы. Но я вам обещал кое что объяснить. Сейчас я попробую это сделать. Но сначала скажите мне, верите ли вы в Бога?
-- Верим ли мы?
Мы с Беном переглянулись. Мы историки по образованию и по профессии, и многое в нашей работе связано с изучением устремлений древних представителей человечества изучить окружающий их мир. Как раз через поклонение различным богам они и объясняли самые разные события и явления в своей жизни. Но Хаммерсвельд, скорей всего, имел в виду наше отношение к сегодняшней религиозности.
-- Лично, конечно, не знакомы, но когда-нибудь придётся предстать перед очами…
-- Я видел Миктлантекутли и его супругу, разговаривал с ними и могу предположить, что они не настоящие боги, а изображают этот статус, имея на вооружении технологии высокоразвитой цивилизации, которая, как оказалось, существовала га Земле сотни миллионов лет назад. А в Бога, как Творца, я верю, но не ощущаю его присутствия. Хотя мы с Беном посещаем Католическую церковь.
Мы с Беном ответили на вопрос, Беном отшутился, а я говорил более серьёзно.
-- Многие, а не только вы, посещают храмы разных конфессий, -- ответил нам «Док», -- христианских, иудейских, мусульманских, буддистских, но делают это особо не задумываясь. Сходил, сделал определённое дело и снова вернулся в параметры привычного мира. И особо при этом не задумываясь, насколько этот мир противоречит тому, что им говорят в храмах. То есть получается, что часть мира находится в божественном свете, а остальное пространство, наоборот, в тени, то есть получается, что всё прочее контролируется… Чем, или кем, как вы думаете?
-- Вы явно нас подводите к мысли, что здесь задействованы интересы антипода Бога, то есть Дьявола, -- задумчиво произнёс Бен, тогда как я промолчал, пристально глядя в глаза «Дока».
-- Вот над этими определениями я как раз и работаю, -- признался Хаммерсвельд. – Ещё работая в АНБ, меня начали одолевать сомнения о том, кто же стоит над всеми изменениями в нашем развитии, то есть человечества. Какое-то время я думал, что нами умело управляют силы извне, то есть пришельцы из глубин Вселенной, которые у нас незаметно натурализовались и что-то там творят. Но позднее я понял, что всё это слишком недейственно. Если бы эти самые пришельцы хотели нам зла, то вполне могли бы воспользоваться силами и могуществом своих технологий. Даже на нынешнем этапе человечество может уничтожить как всего себя, так и отдельные группы этносов. Чего уж говорить о космических высокоразвитых технологиях.
-- Вероятно, тогда и начали снимать ваш сериал, то есть «Секретные материалы»? – Предположил Бен.
-- Да, но уже тогда я глядел во всё это глубже и отнёсся к сюжетам с иронией. Но чем дальше мои предположения развивались и облекались в реальность, тем мне становилось страшнее. Я попытался довести мои предположения до руководства сначала нашего Агентства, но меня просто высмеяли, а когда я начал искать пути выхода на людей правительства, вот тогда мой отдел и был уничтожен. Это стало доказательством, что мои теории не беспочвенны.
-- Что же вы для себя открыли? – Не удержался от вопроса я.
-- Что нами правят дьявольские силы. Это весьма условное название и термин можно изменить, но суть от этого не меняется.
«Док» всё больше возбуждался и теперь почти не сидел на месте. Ворот рубашки своей он давно расстегнул, а причёска его растрепалось от импульсивных и быстрых движений.
-- Того бога, которого изображают в виде умудрённого старца не существует. Истинный Создатель не антропоморфен, он, скорей всего, имеет вид энергетической субстанции, в которой растворён Высший Разум. По моему личному мнению, первоначальная Вселенная, которая со временем взорвалась, это и был тот самый Бог, а сам Взрыв и есть акт творения.
-- Всё это слишком сложно, -- признался я. – Можно об этом поговорить позднее. Пока бы лучше держаться ближе к нашим проблемам.
-- Хорошо, давайте будем ближе… Итак, силы противодействия… Обращали ли вы внимание, господа, что чем больше собирается вместе людей, тем их общее совокупное сознание снижается, и довольно существенно. При этом люди могут самым неординарные, но когда они каждый по себе. Стоит им собраться вместе, как их общий коэффициент полезного содействия резко снижается.
-- Может быть потому, что у них нет согласия, или единых интересов? – Предположил Бен.
-- Чем люди умнее, тем у них должно быть больше точек согласия, -- не согласился с ним «Док». – Здесь другое. Я предположил, что это «другое» скрывается в самой энергетической форме эгрегоров, которыми и являются эти объединения людей. Каким образом всё это проявляется, тема для большого изучения. Я только начал всё это исследовать. И пришёл к выводам, что в многие наши дела, дела человечества, вмешивается Дьявол. Всё это очень даже условно. Можно эти силы называть по разному, понятно только то, что собираясь вместе, люди демонстрируют не согласие и прогресс, а скорее их противоположную сторону. Это, повторяюсь ещё раз, тема для широкого и вдумчивого исследования. Всё это, признаюсь, сильно усложняет мою работу. Сами, наверное, видите.
Мы с Беном переглянулись и неопределённо пожали плечами. Всё это выглядело довольно странно, но мы в последнее время столкнулись с не менее удивительными событиями.
-- Что побуждает человека к прогрессу, задался я вопросом, -- продолжал между тем Хаммерсвельд, сделав вид или в самом деле не заметив наших сомнений. – Что заставляет его продвигать те, или иные способы действия? Об этом не принято задумываться. А я вот решил действовать по своему и разработал собственную теорию материализации Дьявола. Быть может, тот Большой Взрыв был как-то связан с тем, что Творец решил изгнать из себя «тёмную сторону». Тёмные силы какое-то время бездействовали, но со временем получили возможность проявиться. Это случилось, когда человечество достигло того уровня, когда их консолидированный разум достиг некий концентраций, в которых и проявились «тёмные силы». Со временем эти силы научились привлекать к себе людей, искушая их разными соблазнами и сумев выстраивать побуждения, а затем и сами поступки, чтобы превалировала тёмная составляющая деятельности человека. Я уже поминал, что вся деятельность людей прямо или невольно противоречит тому, чему учат религиозные догмы, которые прямо или косвенно, но подтверждают «светлую деятельность», а вся установочная деятельность нацеливается на противоположный эффект.
В его словах было некое «зерно рациональности», и мы с Беном с этим согласились, но уж больно всё было эфемерно. Бен об этом и сказал.
-- С известными оговорками я с вами соглашусь, -- после паузы ответил Хаммерсвельд. – Думаю, что скоро вы со мной будете более согласны, когда будет больше конкретики. Пока же я вам скажу, что всё начало сгущаться, когда в наш обиход вошли компьютеры и Интернет. Далее – готовится прорыв в создании Искусственного Разума, который уже имеется, в зачаточном состоянии, и имя ему этот самый Интернет. Искусственный Разум и обернётся тем материализовавшимся Дьяволом, которого до сих пор так боялось человечество. Но над созданием которого работает так много сил и средств.


Глава 39. Большой Дракон.
Сказать, что мы были огорошены, это почти ничего не сказать. Мы были ошарашены до такой степени, что первое время лишь переглядывались между собой, не в силах высказаться. У нас просто не находилось нужного содержания слов.
-- Понимаю, вам это надо как-то переварить. Давайте пока что отдохнём, расслабимся, а после того, как я отвечу на появившиеся вопросы, мы отправимся в Мехико…
-- «Док», -- как-то неуверенно пискнул Хамильтон, -- а почему вы решили действовать именно в Мехико? Мы-то поняли, не помню уж почему, что вы здесь скрываетесь от плохих парней с Пенсильвания-авеню.
-- Вы ошиблись в своих предположениях. Я не бежал, а всего лишь отступил на заранее подготовленные позиции. Но я продолжаю активно действовать, правда, при этом пришлось удвоить и утроить обычную степень осторожности. Что касается Мехико… Я ведь не даром сюда перебрался. Сейчас здесь обкатывается всё то, с чем человечество столкнётся в ближайшем будущем. Вот я и изучаю новые условия, в которых всем нам придётся существовать. Выявляю слабые места и болевые точки, а также те моменты, на которые стоит обратить особое внимание.
-- Нельзя ли сообщить нам что-то конкретное, -- почти взмолился Бен. – А то мы на положении студентов, которые попали, совершенно случайно, на обсуждение темы работ академиков и силятся при этом составить какое-то своё мнение…
-- Вы здесь не случайно, -- оборвал его речь Хаммерсвельд, -- и вы совсем не студенты. Долго вам ничего разжёвывать не надо, а привлекли вы меня как раз тем, что принимаете самые сумасшедшие версии, которые вас в тупик не ставят, а только взбадривают.
-- Спасибо, -- поблагодарил я «Дока», -- но всё же. Почему мы в Мехико, а не в том же Шанхае, о котором вы тоже упоминали.
-- Шанхай, это Дракон Китая, который вытаскивает их в мировые лидеры, по самым разным параметрам деятельности. В таком случае Мехико для Америки, это Большой Дракон. Будущий мир человечества в своём развитии будет опираться на целую сеть подобных Больших Драконов. Давайте рассмотрим суть проблемы.
-- А это – проблема? – С недоверием в голосе спросил мой друг Хамильтон.
-- Это настолько глобальная проблема, что она становится ключевой в деле становления и существования самого человечества. Но давайте рассмотрим саму проблему, проблему урбанизации. Когда-то ведущие фантасты мира рассматривали будущее устройство человечества, как гармонию Разума и Природы. То есть в сплошной парковой зоне находились красивейшие особняки и коттеджи, в которых обитали люди Будущего. Они творили чудеса науки и быта, своего быта, передового, занимались проектированием, а производством занимались роботы, где-то в подземных масштабных зонах. Для такого расклада большого количества людей не подразумевалось, и фантасты видели много свободного обихоженного пространства. Считалось, что «лишние» люди как-то распределятся в космическом пространстве, осваивать которое всё равно придётся. Ведь это было точка зрения фантастов. Но в реальности всё происходило и происходит не совсем так, и даже совсем не так. Во-первых, человечество расплодилось больше всякого смысла и уже не надо выдумывать мудрых роботов, да и дорого это – создавать высокотехнологические системы, когда столько ресурсов уходит на то, чтобы прокормит и чем-то занять растущее число людей. Они выполняют все функции роботов, да и обходятся дешевле. Во-вторых, нас так и не выпустили в космос.
-- Почему? – Робко спросил Бен, голова которого начала кружиться заранее, в предвкушении того, что вот сейчас он узнает такое.
-- Не знаю, -- признался «Док», -- но могу предполагать, что тем силам, которые взялись управлять нашим развитием, этого не надо. Им удобно, чтобы было так, как всё устроено сейчас. И перенаселение, и неуверенность в завтрашнем дне. В таких условиях люди готовы поступиться тем, что раньше они бы ни за что не отдали. Они всё больше становятся зависимыми от внешнего фактора.
-- Что вы называете внешним фактором? – Решил уточнить я.
-- Это всё то, что не зависит от конкретного человека. А теперь вспомните то будущее, которое нам всем прочили. Там люди были хозяевами самих себя и собственного Будущего. Теперь же все они суть наёмные работники и зависят от… от всего. От наличия рабочих мест, от заработной платы, от лекарств, чтобы поправить здоровье, от наличия чистой воды, от наличия источников энергии, тепла, продовольствия, от того комфорта, к которому привыкли, я могу перечислять ещё и ещё, да вы и сами сможете, если сосредоточитесь…
Иллария Хаммерсвельд весь как-то сник и замолчал, глядя перед собой. Молчали и мы. Сэм Моликанги смотрел телевизор, оторвавшись от нашей компании. Я заметил, что из-под мышки его выглядывает рукоять «Глока», который находился в мягкой замшевой кобуре и скрывался до того под курткой.
-- Человека сделали зависимым, зависимым от всего, условия обитания в городе. Здесь легко достигается необходимая степень комфорта. Надо только работать и зарабатывать на это деньги. А всё остальное сделают другие. Но этого «всего остального» с каждым годом становится всё больше, и всё больше люди начинают зависеть друг от друга и механизмов управления в этом городе. Постепенно становится так, что главное место начинает занимать не сам Человек, а Деньги, то есть инструмент его влияния. Но это ещё только «цветочки». Постепенно и сам Человек всё глубже вовлекается в урбанистическую систему. Возьмём, для показательного примера, систему городского транспорта. Ещё сто лет назад писатели- футурологи предсказывали коллапс транспорта и предлагали альтернативу – движущиеся дороги, которые могли перевести, по определённым маршрутам, сколько угодно людей. Отличный выход! Но, если в центре внимания стоит Человек. В противном случае, когда важнее прибыли, то предлагается купить автомобиль. Много автомобилей. Миллионы! Нет возможности? Возьми кредит. Правда при этом автомобиль вам обойдётся ещё дороже, а ваши, условно ваши деньги перекочуют в карманы банкиров, хозяев автозаводов, хозяев автозаправок, хозяев автозапчастей, хозяев автосервисов и ещё прочих хозяев, но уже по мелочи. И все они не против, чтобы опустошить ваши карманы.
-- Но ведь ехать куда-то надо, -- робко предположил Бен.
-- Надо, -- согласился с ним «Док». – Очень надо. И горожан к этому усиленно стимулируют, чтобы они ездили и приносили доход. Кому, я уже перечислял. Но и это ещё не всё. Возникают постоянные «пробки» в городской транспортной системе, что стимулирует расстройство нервной системы, от которой зависит система иммунная. Развиваются самые разные болезни, которые готовы излечить медицинские и фармкомпании, за ваши же деньги. А этот постоянный шум, что преследует нас круглосуточно, от транспорта, который вездесущ и неостановим, от музыки и работающих телевизоров, от всех нас с вами. Это тоже чрезвычайно угнетает нервную, а через неё и иммунную системы обычного среднестатического человека. Что ведёт к постепенным изменениям в его организме, который работает всё хуже и которому необходима постоянная помощь извне. А это и есть – зависимость.
-- Это всё из-за транспорта, автомобилей? – Неуверенно спросил Бен.
-- Консолидировано. Я уже упоминал, что в городе многие системы взаимосвязаны. Воздух, которым мы дышим, отравлен выхлопными газами автотранспорта, или летучими продуктами отходов промышленных, или химических производств, которые делают постоянные выбросы в атмосферу или воду, которые пьём, и мы сами и те животные, которые потом идут в нашу же пищу. Продукты составляют отдельную проблему, в особенности те, которые производятся с использованием генных технологий, и которые влияют на нашу генную систему.
-- Да, -- вспомнил я. – Слово Божие. Доктор Торрес предположил, что в наших генах скрывается послание для наших потомков.
-- Вот, -- кивнул головой Хаммерсвельд, -- я знаком с его теорией, а по этому посланию готовы нанести удар генноизменёнными продуктами. Что в таком случае от него останется, скажите мне. Впрочем, можете не отвечать, так как я знаю, что вы можете ответить.
-- Об этом нам уже говорил доктор Торрес, -- заметил Хамильтон. --  Его это тоже волнует.
-- И небезосновательно. Но проблема ещё шире, если рассматривать её глубже. Именно этим я и занимаюсь. И мне понадобятся ваши возможности, мистер Герц. Насколько они изменились или сохранились после курса лечения, проведённого доктором Торресом?
-- Скорее уж, проведённым Миктлантекутли и его обожаемой супругой, с которой никому из вас я не советовал бы встречаться. А что касается изменений, то у меня ещё не было возможности как-то их классифицировать.
А что я мог ещё ответить на столь каверзный вопрос «Дока». Мои способности проявлялись только в моменты опасности и самых экстремальных ситуаций, вроде стычки с бандой техасских байкеров или поход через заражённые «кровавым бешенством» территорий. Всё это осталось в прошлом. Правда, Хаммерсвельд прочит нам новые трудности, так что у меня будет ещё возможность себя проверить. Впрочем, «Док» не желал ждать.
-- Позвольте-ка я загляну…
Как и в прошлый раз он заглянул мне прямо в душу, войдя в меня сквозь свой пронизывающий взгляд. Это неописуемое чувство, когда тебе в голову, в твоё естество, протискивается иной разум. Правда, он тут же словно растворяется во мне, а потом вытягивается обратно. Бр-р. Как-то мне пришлось глотать зонд для изучения желудка. Что-то в этих чувствах есть похожее. Пока я приходил в себя, «Док» что-то бормотал. Слов его я не уловил, лишь последнюю фразу.
-- … Должно получиться.
Что – должно? И получится ли? Мне сделалось тревожно. Хамильтон предложил отправиться в какое-нибудь кафе, а потом просто погулять, так как мы засиделись в комнатах мотеля. Моликанги снова натянул на плечи куртку, а на голову широкополую шляпу, преобразившись в ковбоя. Таких личностей здесь было довольно много. Они поглядывали пренебрежительно на других и задирались друг с другом.


Глава 40. Познай себя сам.
«Док» с нами не пошёл. О чём-то поговорив, весьма недолго и эмоционально с Сэмом, он остался в комнате, с самым задумчивым видом. А мы решили «прогуляться», как выразился мой друг Хамильтон. Сколько мы мечтали об этом – вот просто так выйти, пропустить по коктейлю, послушать перебор гитарных струн и волнующий смех девушек. Много ли человеку надо, который вернулся оттуда, откуда мало кто возвращается.
Моликанги сопровождал нас. Мы приобрели точно такие же шляпы фирмы «Стетсон», но этого оказалось недостаточно. На ком-то определённого рода одежда сидела гармонично, как будто он её всегда носил, а на другом, как её не подгоняй, сразу видно, что она «не по нему».
Да мы и не переживали по этому поводу. Пропустив по паре коктейлей «даймлери», мы затянули какую-то песенку в стиле «контри», изображая из себя рубаха- парней «Зи Зи Топ». Наверное, мы походили на американских туристов, которые отправились в турне по злачным местам Мехико в сопровождении телохранителя. Это Сэм Моликанги был у нас телохранителем». Он жевал «Бубли Гум» и смотрел сквозь прохожих. Сам он не пил ничего, кроме кофе и минералки «Перье». Ну, это уж его дело.
Должно быть вы подумали, что всё это не может быть так. Что Иллария Хаммерсвельд, как профессионал, человек, долгое время сотрудничавший с Агентством национальной безопасности самого могущественного государства в мире постарается контролировать каждый наш шаг, чтобы иметь возможность влиять на события и на нас, как важный фактор своего гениального плана наступления.
Вынужден вас разочаровать. Но Хаммерсвельд и вправду был знатоком того, как выстраиваются секретные операции. Он был аналитиком и далеко не самым худшим. Именно поэтому он постарался выйти за рамки привычных штампов, из которых складывается работа большинства секретных служб, особенно оперативных отделов.
«Док», хитрюга, вывернул всю свою работу наоборот и действовал до такой степени вне стандартов, что вставил в тупик и своих бывших работодателей, и прочих коллег по службе. Поэтому он и не одёргивал нас, когда видел, как мы действуем. Непрофессионалы, мы не должны привлекать к своим персонам лишнего внимания. Ему оставалось проследить, что его и нас не ассоциировали вместе. Кажется, ему это удалось.
Мы прошлись по нескольким барам, в одном из которых Бен получил по уху, за то, что излишне громко разговаривал и жестикулировал. Если честно, то я считаю, что по делу. Мой друг Хамильтон человек настолько импульсивный, что временами это ему идёт даже во вред, и эта оплеуха сразу его остудила. Он было взъерепенился, но увидев «бугаев» явной англосаксонской наружности, что-то буркнул под нос и вышел нетвёрдой походкой из бара. Только на улице мыс Сэмом догнали его и решили, что на сегодня наших приключений достаточно.
Пока мы «куролесили», Хаммерсвельд уехал. Он заранее предупредил своего помощника, куда надо будет нас доставить, и Моликанги нас доставил. Это был так называемый «спальный район», где обитали те рабочие, которые трудились на множестве производств и сборочных линий. Здесь было множество одноэтажных типовых лачуг, мелкие маркеты и дешёвые забегаловки, в которых можно пропустить стаканчик текилы или виски, закусить его тако или бургером и отправиться на боковую, потому что здесь рабочий день почти не имел предела. Люди трудились, сменяя друг друга, и в цехах и на многочисленных сборочных линиях рабочий процесс не прекращался ни на минуту.
В одном из здешних коттеджиков поселились и мы с Беном. Моликанги проживал не с нами, но где-то поблизости, потому как он у нас часто появлялся. Мы с Беном понимали, что здесь мы долго не задержимся  и впереди у нас какое-то очень важное дело. Точнее, этим делом предстоит заняться мне. Хамильтон снова занялся своей книгой и целые дни проводил, согнувшись над клавиатурой ноутбука. Пальцы его так и мелькали над клавишами, но иногда он надолго углублялся в размышления, и тогда его окутывало облако сизого табачного дыма, который на меня плохо влиял и я удалялся на улицу, подышать свежим воздухом, насколько он может быть свежим в условиях нахождения в зоне производств.
Я нашёл для себя весьма уютную скамеечку, окружённую зарослями азалии, розовые цветы которой несли приятные запахи.  Эти ароматы казались мне божественными после вонючего табачного облака, в котором прятал свой творческий кризис мой друг Хамильтон. 
Иллария Хаммерсвельд нарисовал весьма и весьма неприятную картину нашего настоящего. Как-то не принято задумываться о тех условиях, в которых мы пребываем. Он для примера привёл транспортную систему. А ведь и в самом деле огромным плюсом для крупных городов были бы движущиеся дороги, которые решили бы все проблемы с перемещениями и удалили бы с улиц города такую неприятную практику, как опостылевшие всем «пробки». Собственно говоря, первый шаг в этом направлении уже сделан. Если задуматься, то городской метрополитен, это сильно выхолощенный вариант тех самых движущихся дорог. Из них как бы вынули отдельные сегменты и предоставили их в пользование горожанам. А если бы дорогами полностью оборудовали города, хотя бы мегаполисы, то насколько бы это облагородило городские условия. Да и дорожных аварий стало бы разительно меньше. Правда, с финансовой стороны это выглядит двояко. Такая модернизация по карману богатым городам, но очень меняет сложившиеся финансовые «потоки», управляющие которых вряд ли будут согласны с таким перераспределением. Но это уже вопрос не сколько социальный, сколько политический, и даже надполитический, потому как даёт возможность развития вне сложившихся формаций.
От всех этих размышлений немного кружилась голова. Хотя это могло быть и от запахов цветов, в сочетании с теми миазмами, которые распространялись от многочисленных сборочных цехов.
Настоящий профессионал своего дела, Иллария Хаммерсвельд всю нужную ему работу проводил сам. Где-то рядом присутствовал и Сэм. Его задачей было обеспечение безопасности босса и выполнение его поручений, которые он ему регулярно давал. Теперь команда «Программы 2000» расширилась и появился смысл для поручений использовать Бена Хамильтона, тогда как мне прочилась особая миссия. О которой я мог только догадываться. Мой выход «Док» оттягивал до последних минут, так как он должен был обернуться решающим ходом, после которого всё должно было закончиться. В ту или другую сторону.
Вот для этого хода всё и готовилось, а мы с Беном прохлаждались и дожидались, когда сигнал горна кинет нас на передовую. Именно так выразился Хамильтон, а потом снова углубился в свои литературные занятия. Был и у меня период литературного творчества, когда я написал серию фантастических романов о викингах пространства и бароне Траск оф Трасконе. Но это совершенно другая история, если вы захотите, можете коснуться её. Я всего лишь хотел помянуть, что работа литератора для меня не в новинку, и я хорошо понимал то состояние, в котором пребывал мой друг Бен, отрешившийся от всего, от всех проблем этого мира. Просто он выстраивал другой мир, свой собственный, в котором он – творец.
В какой степени глубоко погружался Хамильтон в процессы творчества, столь же основательно пытался я проверить свои способности. После того, как истукан из заброшенного дома выдернул у меня существенную часть души, я обнаружил, что стал обладателем ряда способностей, которых до того у меня не было. Должно быть, это было связано с тем, что на каждого обычного человека, а я и был самым обычным человеком, какого бы высокого мнения не имел о себе, наложены разного рода ограничения. То есть в нас закладывается от рождения много больше, чем мы пользуемся и нам пользоваться разрешено, кем-то там свыше. Но когда мы выбиваемся, по самым разным причинам, из категории обычных людей, часть этих ограничений снимается, а может и оказывается стёрта, уж такое у меня сложилось мнение. Вот тогда-то и проявляет человек чудеса, с точки зрения прочих обывателей.
Но, в последнее время особенно, не знаю уж кем, но производится преобразование человеческого естества и сущности. Делается это в крайней степени неумело, а бы даже сказал – топорно, если бы подходило это слово. Всё-таки речь идёт о столь тонких материях, как генная составляющая человека, того «генерального плана», по которому человек ваяется. Это требует огромной концентрации знаний в соответствующей научной сфере и столь же впечатляющие умения.
Должно быть какая-то научная организация взяла на себя смелость перейти от теоретических разработок к практической деятельности и принялась внедрять в мегаполисах продовольствие, которое несло в себе программу перестройки и изменений. Хотя, вряд ли учёные смогли бы поступить столь смело. Скорее уж их стимулировал к действиям кто-то могущественный, правительство сверхдержавы, или транснациональной корпорации, которая сама является таким государством. Факт тот, что работа началась, хоть и не совсем удачно, но как можно предусмотреть всё, когда ещё нет практических навыков. Но дело пошло и горожане, незаметно для самих себя стали меняться, глубоко внутренне, не совсем правильно, потому и пошёл такой вал заболеваний внутренней секреции, обмена веществ, которому ещё предстояло отстраиваться. Как это скажется на тех способностях, что в людях закладываются, но тут же и ограничиваются строгими запретами на применение, не могу знать.
Лично я познавал себя, после отсекновения части своей души, в которой видимо и были те самые ограничения и запеты, методом проб и ошибок. Постепенно я научился пользоваться тем, что в меня было заложено. Когда душа моя восстановилась, с помощью гигантов Пангеи, или, как они её называют – Миктлана, я опасался, что ограничения снова появятся. И теперь я занимался осторожным тестированием себя самого. Это и называется – познай себя сам…


Глава 41. Большой, очень большой Мехико.
Пока мы были заняты собой, Хаммерсвельд тем временем в Мехико развил бурную деятельность. Он устроился в одну из фирм консультантом по проблемам городского устройства. Фирма занималась проектированием новых площадей Мехико-сити и остро нуждалась в специалистах нужных профилей.
Дело в том, что мегаполисы глобального уровня имеют свои особенности и необходимо их учитывать в построении новых городских районов, чтобы была соблюдена некая пропорция или равновесие, между жилой частью города, деловой, и, развлекательной. Между ними должно распределить зоны парка и даже лесопарка, насколько это допускают географические условия, которые подразумевали здесь наличие каменистых плоскогорий. Рекомендациями, как всё правильно распределить, и занимался Хаммерсвельд, или, как это было записано у него в документах Вилли ван дер Краафт.
Его деятельность подразумевала частые перемещения по всему конгломерату, получившему название Большое Мехико и которое в ближайшем будущем должно стать единым городом, самым большим по площадям в мире. Но для этого надо было ещё проделать массу работы. Надо сюда ещё добавить – квалифицированной работы.
Чтобы работу эту выполнить, ван дер Краафт привлекал разного рода экспертов, для выполнения разового заказа, или заключая с ними контракт, если этого требует необходимость. Постепенно у него появился свой собственный отдел со специалистами, в число которых он включил и меня с Беном. Мы должны были решить, как вписать исторические достопримечательности в городские условия, чтобы они приносили доход и вписывались в концепция столичного града. Честно говоря, занятие достаточно интересное. Жаль, что в других столицах этому не придают должного значения, а ведь из этого и складывается нация, которая должна ощущать преемственность времени. Мой друг Хамильтон с особым энтузиазмом погрузился в компьютерное моделирование, забыв для этого даже про свою книгу, работа над которой ещё недавно полностью увлекала его.
Я удивлялся, как это Хаммерсвельд успевал проводить свою работу, если помнить, что основной его деятельностью было всё же поиск сути появления этого супермегаполиса. Но потом понял, что «Док» для того и собрал команду экспертов, чтобы они выполняли за него добрую часть его обязанностей. И они старались.
В чём заключается главная обязанность руководителя по вашему мнению? Вовсе не в том, чтобы получать запредельную плату за то, что когда-нибудь он должен понести ответственность, если выполненное им дело не сложится. Совсем нет. Его обязанностью является подбор команды настоящих специалистов, профессионалов в своём деле, и следить за тем, чтобы команда сия работала слаженно и добросовестно. Тогда она будет максимально эффективна. Они и выполнят всю работу, которой занимается организация, большая или маленькая. А руководитель отвечает за внутреннюю политику своей организации и за то, чтобы команда оставалась единой и слаженной. Я повторяюсь, но это очень важно.
Наш отдел такой командой являлся, но лишь отчасти. По той причине, что мы редко собирались вместе, в одном помещении. Компьютеризация нашей жизни дошла до таких пределов, что было совсем не обязательно присутствовать в базовом месте. Мы были мобильны, и лишь компьютерная сеть связывала нас и нашего руководителя, то есть Вилли ван дер Граафа.
Мы с Беном частенько посещали те площадки, которые были хорошо нам знакомы по раскопам и прошлым экспедициям, снимали их с самых разных точек, а потом другие люди, компетентные в вопросах ландшафтного дизайна, создавали вычурные виртуальные конструкции, в которых развлекательные, а порой и жилые зоны, для самых избранных, соседствовали с монументальными творениями строителей далёкого прошлого. Получалось, в это трудно поверить, но красиво и грандиозно. Всё это начало увлекать меня по настоящему, что уж говорить тут о Хамильтоне, который всегда отличался романтикой и тягой к экзотичности.
Самого Хаммерсвельда, то его ван дер Граафа мы почти и не видели. То есть и мы с Беном, и другие наши коллеги. Он заскакивал в свой офис, принимал наш очередной эскиз, или отвергал его с ходу, но делая замечания, которые надо было учитывать для исправления сделанного. Всё быстро и почти без изъяна. Всё-таки он был человеком талантливым и мог достичь больших высот в том деле, которое он назначил бы для себя главным. Собственно говоря, он это и сделал.
Французский комедиограф Пьер Огюстен Карон де Бомарше создал запоминающийся образ цирюльника, то есть с поправкой на нынешние времена парикмахер, стилист и даже визажист, Фигаро. Это весьма потешный субъект, который ловко выполняет свои обязанности и знает всех и вся, умеет использовать слабости и способности других на пользу себе и общему делу. Конечно, Бомарше преследовал сатирические цели и свои комедии оформлял как политический памфлет, предчувствуя грядущую революцию, но вот ведь – ирония судьбы – ему удалось нащупать рецепты успешливости людей буржуазно- капиталистического образа жизни, которые и творят политику делопроизводства наших дней. Конечно, ироничный парижанин, начавший свою деловую карьеру в качестве часовых дел мастера, каковым являлся его отец, многое преувеличил, но ведь он писал комедию, над коловращениями героев которой должны были смеяться (и ведь смеялись, да ещё как!), но, тем не менее, постулаты характера составлено на диво верно.               
Таким вот «Фигаро здесь, Фигаро там» и являлся ван дер Грааф, и никто не занимался выяснением его задач и личности, потому как он сам являлся и безапелляционно заявлял, что и когда ему нужно. Его требования обычно выполнялись, а он уже отбывал в другое место, невозмутимый и даже напыщенный. Так уж странный субъект. Примчался в Мексику из Европы, а там таких, со странностями, в избытке, известно всем.
При всей его энергии и коммуникабельности он успевал сделать многое, но ведь существовала ещё та деятельность, которую он проводил в рамках «Программы 2000», то есть того, ради чего он сюда и приехал. Можно было поражаться его работоспособности, а также того, насколько он был смел и бродил, как это называется, по лезвию бритвы, «бритвы Уильяма Оккама», как-то пошутил «Док», и лицо его было при этом совсем даже не весёлым.
Как-то мы с ним разговорились и он начал делиться своими «горестями», или по-другому – сложностями. Прежде всего это была работа с компьютерами и в Интернете. Всё это стало давно привычной обыденностью. Даже пятилетние дети умеют выходить в Интернет и вытаскивать оттуда разные сетевые «игрушки». Но не всё, как оказалось, так легко и просто.
-- Все давно уже позабыли, -- рассказывал мне Хаммерсвельд, -- что первоначально сеть WWW, как называлась тогда предтеча Интернета, задумывалась для оперативного управления в период особого положения, когда привычные способы связи оказываются прерваны или плотно контролируются противником. Для этого и была придумана электронная связь. Постепенно она расширяла свои функции и скоро применялась для административных задач, задач науки, где необходимы были анализ и непосредственное общение. Когда Интернет вошёл в общее пользование, как-то не афишировалось, что его плотно курируют спецслужбы правительства, для которых всё это было подарком – то, что они могут через электронное общение контролировать всех и вся. Они как бы незримо находятся в каждом доме, где стоит персональный компьютер, а когда их оснастили микрофонами и веб-камерами, то могли всё видеть и слышать. Но это не самая большая проблема, для населения.
-- Какая же? – Полюбопытствовал я.    
-- Если представить себе каждый работающий компьютер за условный нейрон, то вся компьютерная сеть, объединённая и активированная не что иное, как Искусственный Разум, который ведёт свою собственную деятельность, автономно от деятельности человека.
-- Как такое может быть? – Удивился я. – Разве может разум существовать отдельно от человека… или иного организма?
-- Представьте себе – да. Это явление объявляется болезнью и пытается лечиться. Оно, то есть явление отделения разума от тела, может быть беспроблемным, к примеру - аутизм, то есть разум погружается в себя, в подсознание или иные мало изученные сферы, и может быть и проблемным, это всякого рода шизофренических и психические заболевания, тихие или буйные. Ещё можно вспомнить маньяков и серийных убийц, у которых разум тоже выходит из-под контроля своего хозяина, и он начинает работать автономно, но до определённых пределов, когда всё восстанавливается.
-- Что-то я не очень в это въезжаю, -- признался я. – Выйти из-под контроля, это значит выйти из строя, совсем выйти, но действовать автономно. Как-то всё не вяжется.
-- Я и говорю о большой проблеме. Некоторые люди обладают повышенной чувствительностью своего внутреннего «я». То есть их внутренняя антенна имеет повышенный регистр внешнего восприятия…
-- А… зачем? – прервал я «Дока».
-- Здрасьте, -- посмотрел он на меня. – Ведь я же разговариваю с учёным… Короче, каждый из нас имеет связь со Вселенной, то есть с Богом, с его представительством на Земле в виде того информационно- энергетического облако, которое названо Ноосферой, и куда попадают созревшие души людей, которые в течение жизни выполнили, частично или полностью, те функции или миссию, которые на них возлагались всё той же Ноосферой. Вот для связи с нею и имеется эта самая антенна, коей является вся наше нервная система. Это одно из её главных функций. Но, я повторюсь, что у некоторых людей регистры восприятия своей «антенны» несколько расширены и они начинают чувствовать и воспринимать сигналы не только Ноосферы, но и Некросферы, то есть Разума Мёртвого, искусственного. Это и есть то дыхание Интернета, которое игнорируется и не замечается ни наукой, ни военными. Предполагаю, что это делается целенаправленно. То есть полагать так начал с недавних пор, когда ситуация позволила себя анализировать, то есть данных собралось достаточно.
-- И что же вам дал этот анализ?
-- Об этом я рассказу позднее, а пока что помяну всё тех же маньяков. Как-то я уже рассказывал о программах ЦРУ и научных организаций, выполнявших заказы правительства. Среди прочих была и программа, извиняюсь за тавтологию,  программирования одноразовых убийц. У «научников» ничего не получилось, точнее, получилось, но слишком затратно и неэффективно. Но у Искусственного Разума то же самое удалось, и действует. Вот эти самые маньяки и есть такие «спящие зомби- убийцы», которые сегодня обычные люди, а завтра – беспощадные киллеры. И таких становится всё больше, с ростом народонаселения и ростом численности горожан, где влияние Искусственного Разума увеличивается кратно.
-- А для чего это Искусственному Разуму?
-- Точно я ещё не знаю, но думаю, что это основа для будущих армий, которые возникают на «пустом месте», и тут же рассеиваются, как только задача выполняется. Это тоже организация, но на принципиально ином уровне. Это надо осознать и к этому надо приготовиться.
Иллария Хаммерсвельд продолжал ещё рассказывать и я его слушал и кивал, но слов почти и не воспринимал уже. Мне вспомнилось, как я сам, своими глазами, видел этот самый Искусственный Разум, точнее, его порождение. И видел потом ещё не раз. Вспомнилось, как экран монитора вдруг покрылся стекающей лиловой слизью, которая начала вздуваться пузырём, который, в свою очередь, принял форму какого-то жуткого монстра, чудовища. Этот монстр разглядывал несколько мгновений пользователя компьютером, а потом разевал пасть и начинал его заглатывать, как этот делает удав, умудряясь натягиваться пастью на жертвы, больше его ростом.
Когда я увидел это в первый раз, это едва не стало причиной истерики, но тогда было столько всего непривычного и удивительного, что я как-то свыкся со всеми теми чудесами, которыми я сделался свидетелем, и быстро с ними смирился. Я как бы всё больше отдалялся от привычных мерок действительности и не осознавал полностью происходящего. Сейчас я по-настоящему начал понимать, что есть что. К примеру, то чудовища из компьютера и был тот демон- клон, который «подбирал ключики» к душе пользователя. Он же и перестраивал нервную систему пользователя, ставшего жертвой, на контакты с Некросферой, то есть с Искусственным Разумом, или Дьяволом, уж кто какой эпитет  для себя выберет, но суть-то от этого не меняется. Оказывается, Дьявол действует с нами вплотную, но мы этого не замечаем…


Глава 42. «Док» готовит меня к Миссии.
Вилли ван дер Грааф отправился вместе с нами в один из районов Старого города, бывшего Теночтитлана, над проектом модернизации которого активно работал наш отдел. Вилли решил лично проверить «натуру», собираясь вносить какие-то известные одному ему коррективы. На самом деле он собирался поговорить со мной в месте, где не должно было быть ни одного электронного гаджета.
-- Все эти смартфоны, ай-пады и другие «планшетники» суть глаза и уши Некросферы. Мы лишим их удовольствия слушать наши разговоры, -- сказал «Док» нам с Беном.
Единственное, что у нас было с собой, так это пара фотоаппаратов. Мы собирались сделать несколько снимков определённой площадки, где планировалось строительство жилого модуля, приближённого по форме своей к жертвенным пирамидам древних строителей. Надо было максимально совместить старые пропорции и новые строительные технологии. Важный момент, который требовал присутствия главного консультанта на этапе проектирования.
Ван дер Грааф отправил Хамильтона сделать как можно больше снимков пирамид и окружающего их пространства. Чтобы можно было потом моделировать разных конструкций здания, подбирая те из них, которые будут сохранять и подчёркивать связь былых времён с «миром Будущего», который замыслили создать проектировщики Большого Мехико.
 -- Это будет грандиозное зрелище, -- высказал я свой мнение «Доку».
-- Я бы не стал этому радоваться, так как это всего лишь внешняя сторона проекта. А что касается внутренней, то меня от этого начали отодвигать, и я думаю, что это всего лишь начало.
Иллария Хаммерсвельд, или точнее – Вилли ван дер Грааф, как он теперь требовал называть его, чтобы мы не ошиблись и не выдали его, пусть и невольно, был мрачен и насуплен.
-- Но, тем не менее, -- не сдавался я, -- вы не будете отрицать, что получается нечто по настоящему грандиозное. Это будет столица, достойная самого развитого государства. И мне лестно, что мы, американцы, причастны к этому свершению. Это настоящая иллюстрация того будущего североамериканского государства, которое обязательно будет, как я теперь уверен, построено.
Признаться, я решил немного подразнить «Дока», чтобы расшевелить его и заставить признаться, для чего он хочет меня задействовать.
-- В этом проекте задействованы сами передовые технологии, и не только в деле строительства, -- продолжал я свои провакационно- восторженные речи, -- но и в политике и в социальных отношениях, но в первую очередь всё же в использовании научных достижений. Я рад за Мексику. Сейчас она займёт достойное место рядом с Соединёнными Штатами и Канадой. Я бы затеял такое же преобразование и у нас, и соединил бы Вашингтон с Ричмондом.
-- Это будет следующим этапом, -- мрачно заявил «Док». – Вашингтон поглотит не только Ричмонд, но и Нью-Йорк, и Филадельфию, и ещё ряд городов и населённых пунктов поменьше размерами. Но я бы не стал этому радоваться.
-- Но почему? – Провоцировал я своего партнёра и шефа на дальнейшие откровенности. – Ведь телевидение демонстрирует нам столь широкие возможности, которые теперь открываются перед нами, что в скором времени перед Североамериканским объединённым государством побледнеет и Европейский Союз, и Китай, и прочие высокотехнологические государства. Мы опять уверенно возглавим перечень ведущих экономик мира, оставив всех далеко позади.
-- Да, возможно, что это случится, но какой ценой? – Спросил меня «Док». – И знает ли мир, да хотя бы мои соотечественники, чем им придётся за это расплатиться?!
Последние слова распалившийся ван дер Грааф почти что выкрикнул, но тут же и успокоился, хотя и весь как-то сник. Должно быть он понял, что это я таким образом подначивал его. За дело! Сколько можно держать нас с Беном, ничего нам не объясняя. Но теперь ему придётся сделать это.
-- Телевидение, -- сказал «Док» так, словно плюнул. – Это очередное порождение Дьявола. Знаете, нас осторожно толкали в прогресс, чтобы мы двигались по определённому кем-то маршруту. Сначала мы все думали, что это мы сами такие умные, до всего доходим сами. Но потом оказалось, что всё это проходили задолго до нас, и что в нашем общем мире всё это слу4чалось и раньше, чему есть свидетельства как летописные, и предметные и даже то, что сохранилось у народа в памяти, в виде легенд, мифов, сказок и всяческих преданий. Надо лишь всё это уметь разглядеть. Умные люди это умеют. Чем дальше продолжается нынешняя стадия технологического прогресса, там люди становятся беспомощнее. Они ничего уже не могут сделать без мощной технической поддержки. Французский романист Жюль Верн послал на затерянный в океане остров маленькую группу людей, в которой имелся один по настоящему сведущий человек, инженер Сайрес Смит, скорее учёный, чем просто механик. И, если учёный бывает зачастую теоретиком, этот обладал мощными практическими навыками. У него были ещё несколько помощником и единомышленников, среди которых можно выделить опытного репортёра Гедеона Спилета. Остальные – слуга Наб, афроамериканец, Матрос Пенкроф и сопровождавший его подросток Герберт, не были специалистами по выживанию, однако Жюль Верн поместил в условия необитаемого острова и они там, шаг за шагом, прекрасно устроились, обосновав свой быт со всем возможным комфортом. Они даже сумели дать отпор пиратам, которым вздумалось высадиться на острове. Это я веду к тому, что можно ли представить себе группу наших современников, которые смогли бы повторить подвиг той компании, которую описал французский мечтатель. Ни в жизнь, я уверяю вас. Потому что наши современники перепоручили радость мышления  компьютерам и перестали трудиться физически, отдавая себя зачастую глупым хобби, которые заключаются или в собирательстве чего-либо, либо в спорте, который разрушит в старости их тело, вычерпав положенные ресурсы, либо просто в безделии в виде шопингов и яхтингов.
-- Я уверен, что вы преувеличиваете, -- попробовал было возразить я, но Хаммерсвельд махнул мне яростно рукой.
-- Я знаю, что говорю. И самую подлую роль во всём этом играет телевидение. Оно заменило людям общение друг с другом, исказило их представление о мире, заставило поверить в то, чего нет. Мир становится таким, каким нам его показывают. Я давно уже не заглядываю в недра зомби-ящика, который наполняет наши головы творческим гноем, выворачивая действительность наизнанку. Мир всё больше перестаёт развиваться, по-настоящему, в изначальном смысле этого слова. Взамен этому нам демонстрируют успешливость и комфорт телевизионной картинки, уверяя нас всех, что это и есть та цель человеческого существования, ради которой и стоит жить, трудиться. Телевидение создало глобальный пузырь симулякра, который заменил собой действительность. Мы не хотим видеть то убожество, которое нас зачастую окружает и готовы пялиться в зомби-ящик, готовые переселиться жить в него, вместо того, чтобы начать приводить в порядок свой мир, своё жилое пространство.
-- Но ведь Большое Мехико должно доказать всем, что возможно появление чего-то действительно передового…
Я попытался возразить «Доку», но сделал это не достаточно уверенно, да он тут же меня и остановил, прервав:
-- Мистер Герц, вы показывали себя до сих пор человеком достаточно разумным. Я бы хотел, чтобы вы, в моих глазах хотя бы, оставались тем же самым, -- и, после паузы продолжил.
-- Когда-то у меня был друг, точнее, товарищ и единомышленник, россиянин. Я не знаю, как его звали в действительности, я с ним общался через Интернет. Там он был известен под ником «Зорро-1». Так вот, мой товарищ был уверен, что Интернет отравляет человечество, меняет его сущность и затеял единоличную войну против электронной глобальной сети. Он создавал пакеты программ- вирусов и отправлял их в Виртуальный мир, чтобы те его изнутри уничтожали. Он сумел разрушить Юго-Восточную Киберсеть, которая объединяла все сети Тихоокеанского бассейна, практически в одиночку. После этого он пропал. Я уверен, что его уничтожили секретные службы России, которые натравил на него Искусственный Разум, Некросфера. Теперь я пытаюсь сделать нечто подобное, и тоже – практически в одиночку. Да, мне помогают несколько человек, и вы в том числе, но этого удручающе мало. И, как когда-то «Зорро-1», я чувствую, что вокруг меня начинает сжиматься кольцо. Оно не сработало там, в клинике доктора Торреса, теперь начинает стягиваться здесь. Я чувствую, что долго это продолжаться не может. Они уже имеют подозрения относительно меня. Скоро, когда в этом окончательно уверятся, начнут выявлять моих помощников. Надо или спасаться, бросив всё, или сделать решительный шаг, сыграть ва-банк.
-- Что же вам мешает? – Поинтересовался я, пытаясь сохранять невозмутимый вид, хотя всё внутри меня похолодело от того чувства безысходности, которым сегодня был пропитан «Док».
-- Меня, теперь, когда я попал под подозрение, не пропустят в зону «Виртуального мира», того проекта, где Большое Мехико уже создано и функционирует, то есть в компьютерный центр проекта. Только попав туда, можно попытаться вбросить туда особую программу, которая и является той бомбой, что может разрушить весь их проект. Я надеюсь, что волна разрушения пройдёт через всё пространство Искусственного Разума, и оно откажется от мысли глобального изменения человечества, под свой образ и подобие…
-- Изменения? – С сомнением в голосе спросил я. – Какие изменения? Вроде бы вы про них не рассказывали нам с Беном.
-- Простите тогда, друзья, -- вздохнул Хаммерсвельд, -- словно Бен вдруг тоже очутился рядом и мог слышать его, но я на подобную с=мелочь не отвлёкся. – А изменения… они уже начались. И уж про них-то вы непременно наслышаны. Это всякого рода болезни обмена веществ, внутренней секреции, психические, даже то, сколько сейчас людей с перепутанной половой ориентацией. Всё это по той причине, что люди, особенно это характерно для горожан, и в первую очередь – жителей мегаполисов. Пока ещё люди не протестуют тому, во что их толкают, условиями проживания в столь мутагенных зонах. Это всё ещё впереди. Но уже сейчас медицинские и фармацевтические компании готовы людям предоставить радикальные медицинские средства, такие, к примеру, как вшивание портов для приёмки лекарственных средств. Но это только начало. Далее придёт предложение вшивать электронные чипы, для более успешного вхождения в новые технологические условия. Эти вшитые чипы будут заменять кредитные карты, коммуникационные системы, совмещение с компьютерными устройствами и всё такое прочее, вплоть до того, что они начнут менять внутреннее потребление энергии, с биологического уровня, на электронно- информационный. Это не так уж и сложно, уверяю вас. Те же растения, что питаются солнечной энергией, где хлорофилл помогает перерабатывать тепловую энергию на биологическую. Здесь почти то же самое, ничего необычного. Учитывая то, что скоро начнутся, из-за слишком высокого числа населения, стимулированного как раз прообразом Искусственного Разума, проблемы с продуктами питания и чистой водой, то такой вот переход все посчитают лучшим решением проблемы. А на деле получится выход человечества из системы биогенеза в техногенез и началом наступления на Природу, как таковую, как систему Мироздания. Тогда человечество окончательно перейдёт из Божественной системы Ноосферы в Дьявольскую систему Некросферы. Это и есть то, что в Библии названо Апокалипсисом, в который будет ввергнут мир.
-- Возможно ли этому как-то помешать? – Дрожащим голосом спросил «Дока» я. Сверху мирно светило Солнце и ничто не говорило о столь удручающем развороте событий.
-- Пока ещё да, хотя силами Некросферы многое уже сделано. Но я скажу, что надо делать. Мне туда уже хода нет. А вы, мистер Герц, учитывая ваши способности, можете всех нас спасти.
-- Что же мне надо сделать?
-- Завтра вы отправитесь в отдел «Виртуального мира». Я помещу внутрь вас некую программу, а вы выпустите её на волю, когда окажетесь внутри. Ничего сложного. Потом покинете зону, до того, как программа начнёт действовать. Я дам вам необходимое время. Я буду ждать вас, я и Моликанги, и ваш Бен, все мы спешно покинем Мехико.
-- Что с ним станется, с этим городом? – Осторожно спросил я, представляя всякие ужасы, пережив уже эпидемию «кровавого бешенства» и связанные с ними анархию и всякие беспорядки.
-- С настоящим Мехико не произойдёт ничего, -- успокоил меня Хаммерсвельд. – Всё пройдёт в пространстве Виртуальной реальности, которая должна стать нашей общей реальностью, когда человечество перейдёт рубеж электронного бытия. Но мы не должны этого допустить. Взрыв информационной бомбы будет первым шагом в цепи противодействия. Этот переход можно остановить и развернуть назад. Есть ещё силы. Мы используем возможности Ноосферы, которую хотят отгородить от всего мира щитом Некросферы, под видом создания искусственного барьера, который закроет поверхность Земли от коварного действия «озоновых дыр». На самом деле целью нововведений является задача как-то снизить влияние Бога и Ноосферы на весь наш мир…


Глава 43. «Виртуальный мир».
Иллария Хаммерсвельд, точнее – пока ещё Вилли ван дер Грааф, привёл меня к себе, в своё жилище, которое было переполнено всякого рода абстрактными картинами, скульптурами и разного рода предметами, которые должны были выражать «внутренний мир» этого человека, точнее – его образ, который напялил на себя наш «Док», и даже выкрасил волосы в розовый цвет, с разными оттенками, и уложил их в вычурную причёску. Да и одежда его была под стать. Мы с Беном уже стали привыкать у чудачествам «Дока» и уже не обращали внимания на мелочи, что из них настоящее, а что напускное.
Свою программу «Док» составил заранее. Он попросил меня надеть на голову странный шлем, похожий на мотоциклетный. Я его надел и тогда понял, что это всё из того же арсенала «виртуальных пространств». Перед глазами находился экран с объёмным графированием, динамики давали необходимый звук. «Док» запустил свою программу и передо мной побежали ленты символов, поддержанные звуковыми композициями, которые тоже несли в себе информацию, но на большой скорости. Там, у меня в голове, всё это укладывалось в нужных пропорциях, а я ждал, пока всё закончится и «Док» скажет мне напутственное слово.
-- Кажется – всё, -- заявил он, когда экран вдруг потух и мир вокруг меня сжался. Я стащил с головы шлем, а Хаммерсвельд начал говорить. – Сейчас ты вернёшься к себе, с этими документами. (Он показал мне на узкий кейс). Я отправлюсь в этот самый «Виртуальный мир», но до места не доберусь, так как попаду в дорожную катастрофу. Всё уже подготовлено. Ты вернёшься в ваш отдел. С вами свяжутся и сообщат о «моей гибели» и о том, что изготовленные нашим отделом материалы так и не дошли до них. Ты сообщишь, что у тебя имеются дубликаты, и ты готов их доставить. Тебе скажут, куда ты должен явиться. С этим чемоданчиком ты явишься в указанное место. Дальше всё зависит от тебя. Ты должен улучить момент и перевести себя, свой разум, в состояние альтернативной реальности. Ты попадёшь в помещение, из которого ты должен найти выход.
-- Что за помещение? – Спросил я.
-- Не знаю. Здесь могут быть задействованы разные варианты. Там может оказаться и помещения старинной жертвенной пирамиды, и заводской комплекс, и средневековый замок, а также какая-нибудь модернистская студия. Известно только, что это будет внутреннее помещение. Это и есть охранная зона. Там находятся стражи. Скорее всего они будут иметь устрашающий вид таких механических демонов. Главное тебе, это сохранять спокойствие и не демонстрировать неуверенности, а уж тем более – страха. Ты должен быть частью этого пространства. В виде своей астральной копии ты подходишь под это обозначение. Твоя задача – выбраться из помещения и активировать программу. После этого можешь снова войти в помещение и вернуться в своё тело. Затем уходишь и возвращаешься домой. Мы с Сэмом подхватим тебя по пути.
-- А как же Бен?
-- Можешь не волноваться, Моликанги позаботится и о нём. Сосредоточься на выполнение этого задания. Оно очень важно. От этого зависит слишком многое.
-- А если я попробую вернуться прямо оттуда, не заходя обратно в помещение?
-- Это весьма сложно. Те комнаты служат переходной камерой для действия в «виртуальной реальности». Это совсем другой мир. Тебе будет сложно. Надёжней будет всё же вернуться. Тебе только и надо, что выйти, активировать программу и вернуться. Две- три минуты. Никто ничего не заметит. Ты, главное, не волнуйся и веди себя естественно.
Когда тебя несколько раз предупреждают, что волноваться не стоит, как раз волнения и начинаются. Так обычно и бывает. Хотя, с другой стороны, я уже проходил через такое, что меня уже трудно чем-то там поразить. Посмотрим… посмотрим…
Подхватив кейс, я удалился и отправился в наш офис, который находился в высотном здании на площади Трёх Культур, одном из самых красивейших мест этого мегаполиса. Я приготовился к ожидания, прокручивая в голове разные варианты действий. Каждый раз я действовал изящно и лихо, как герой кинобоевика, снятого в Голливуде. Пока я всё это представлял, незаметно для себя задремал, устроившись в удобном мягком кресле, придуманном для релаксации, а совсем не для творческих процессов. Всё-так я волновался…
Разбудил меня сигнал компьютера и звонок телефона. Я одновременно включил и то и другое. Взволнованный голос из телефонной трубки сообщил мне о трагичном происшествии, о котором я знал заранее. В состоянии полудрёмы я чуть об этом не буркнул, но тут же спохватился и выказал всё волнение, которое и должен был проявить. Тем временем зазвонил ещё телефон, и ещё один. Сколько же их здесь, оказывается, находится. Заглянул один из консультантов, кажется, его звали Максом, с вытаращенными глазами. Он тоже только что узнал, что шеф угадал в аварию, да ещё такую, что от него практически ничего не осталось, потому как машина вспыхнула как факел. Да и понятно, так как в аварии участвовал ещё и бензозаправщик, который вёз топливо на заправочную станцию, когда в него врезался «Мицубиси», которым управлял ван дер Грааф.
Из второго телефона с большим неудовольствием сообщили, что наш шеф не привёз важные материалы, которые готовы должны были быть ещё вчера. Я сообщил им, что у меня остались копии, правда, не обработанные, так как этим занимался сам Вилли. Из трубки потребовали, чтобы я материалы мигом привёз по указанному адресу. Потом добавили, чтобы я двигался разумно и не гнал, как ван дер Грааф.
Я отправился по указанному маршруту, облачённый в деловой костюм, с кейсом в руках, как профессиональный чиновник, невозмутимый и деланно безмятежный, хотя внутри меня бушевал шторм. Я был противен самому себе. Как бы погиб человек, с которым я вместе и плодотворно трудился, добился каких-то результатов, и вот… этого человека, условно говоря, больше нет (хотя он есть, как вы понимаете), а жизнь продолжается, и я, как представитель этого рода деятельности, отправляюсь на встречу, деловую встречу, вместо того, чтобы предаться скорби, в крайнем случае – отправиться в бар, чтобы нажраться там… И никого это не удивляет, никто не бьётся в историке.
Таков уж наш мир, его устройство. Этот мир прагматичен и функционирует по своим жестоким законам. Это как джунгли, пусть и обихоженные, через компьютерный ландшафт и добавлены искусственные краски, но жизнь там вся нарисованная. Ведь это и есть – виртуальная, альтернативная реальность, а вся настоящая жизнь, с естественными человеческими эмоциями и радостями если и осталась, то где-нибудь на задворках. Как это у нас говорят – ничего личного, только бизнес, перешагивают через труп и шагают дальше, к нарисованному личному благополучию, а если кто окажется тебя ловчее, ухватистее, то дальше отправится он, а ты останешься там, в виде холодеющего тела. Эволюция говорите, так чем же мы тогда отличаемся от мира хищников и травоядных? Наличием кредитных карт и лакированных автомобилей?
В офисе «Виртуального мира» меня уже ждали. Миловидная декольтированная брюнеточка с фальшивой , как её силиконовый бюст, улыбкой пригласила меня войти внутрь. Точно так же безмятежно улыбаясь и холодея глубоко внутри, я вошёл туда.
Это был обычный с виду  офис, с многочисленными стеклянными дверями, которые выходили в широкий коридор. За дверями работали люди. На меня пристально посмотрел охранник с карточкой бейджика на груди. Руки его были сложены за спиной, и мне показалось, что там он держит пистолет и поднимет его, как только я повернусь к нему спиной.
«Док» предупреждал меня, чтобы я был невозмутим внешне. Впрочем, кажется, он это говорил, что так я должен вести себя в ином пространстве. Но и здесь мне было весьма сложно. Я улыбнулся молодому клерку, который встречал меня. Я подал ему кейс, а он указал мне комнату, где я мог бы обождать.
Всё! Моё время пошло…
Я удобно откинулся в кресле, похожее на кучу подушек, сваленных друг на дружку. Положив руки на подушки- валики, я расслабленно вытянул ноги и закрыл глаза. Внезапно я вспомнил себя, когда в первый раз перенёсся в другой мир. Это был Дикий Запад, а попал я в тело Генри Зигланда, в тот момент, когда он, в компании сообщников, грабил очередной невзрачный банк, устроенный в глинобитной лачуге, снабжённой решётками, и где стоял массивный несгораемый шкаф с дверцами толщиной не менее фута. Я заставил себя выйти из своего тела и подняться. После чего открыл глаза.
Сначала я подумал, что ничего не произошло. Комната была точно такая же, но потом обратил внимание на то, что краски стали намного сочнее и етистее. Затем заметил, что несколько картин просто висели в воздухе, ни к чему не прикреплённые. И уже в последнюю очередь осознал, что вместо делового однотонного костюма одет в джинсы из крашеного индиго хлопка, куртку жёлтого вельвета, отделанную по швам бахромой. Чтобы по ней скатывалась вода. На ногах надеты были сапоги с узкими носами, чтобы удобней пользоваться стременем, а на голове ловко сидела широкополая шляпа с двумя отверстиями от пулевых попаданий. И на бёдрах висели крупнокалиберные револьверы в низко подвешенных кобурах, чтобы удобно было их выхватывать – изобретение ганфайтеров. Это я сейчас – ганфайтер. Причём я сам, а не Генри Зигланд.
В руке у меня был зажат тонкий кейс. Сначала я не понял, решил, что это тот самый чемодан, который принёс в офис, с материалами ван дер Граафа. Потом понял, что это та самая бомба, которая должна быть взорвана. Не здесь, а снаружи. И даже ручка была, как чека у гранаты.
Чего проще? Выйти отсюда, пройти по коридору и выйти наружу. После этого сорвать «чеку», поставить кейс к стене и вернуться в эту же комнатку. Любой подросток справился бы, имей он возможность, как я, уметь перемещаться из одного пространства в другое. Я ещё подумал, для чего это Миктлантекутли оставил мне такие способности? Может, он посчитал всё это мелочью, не стоящей внимания?
Придерживая кейс в руке, я вышел из комнаты и очутился в коридоре. Только это был совсем другой коридор, не такой широкий и длинный, хотя и здесь были двери, но дощатые и выкрашенные в жёлтый или оранжевый цвет. На каждой двери имелась табличка, украшенная цифрой и мастью, как в игральных картах. Я покосился на ту двери, из которой вышел. На ней обозначен туз. Туз пик. Кто бы сомневался.
Некоторые двери были открыты, и в них стояли красотки, некоторые были одеты в длинные приталенные платья, длинные перчатки, а к волосам, завитым в пышные причёски, пришпилены небольшие шляпки с вычурно загнутыми полями, другие девушки были почти раздеты, то есть в комбинациях и корсетах, а одна стояла и вовсе полностью раздетая. Похоже, я попал в бордель, какие устраивались прямо при гостиницах, первый этаж которых отдавался под салун или магазин скобяных товаров.
Коридор заканчивался лестницей, по которой тянулась красная ковровая дорожка, прижатая к ступеням с помощью медных штырей, продёрнутых в кольца, туго прикрученных. По лестнице кто-то поднимался. Явно это была женщина, потому как громко цокали каблучки, снабжённые подковками.
Девушки стали посматривать на меня и хихикать, перекликаясь друг с другом. «Оставайся невозмутимым», вспомнил я слова «Дока» и направился к лестнице. Поднимавшаяся по лестнице девица оказалась той самой брюнеткой, что провожала меня до комнаты отдыха. Только на этот раз она была иначе одета, но столь же откровенно декольтирована.
-- Уже уходите, мистер Герц? – Спросила брюнетка, обольстительно мне улыбаясь. -- Не станете ждать концерта? Сегодня у нас новая программа. Вам понравится.
-- Я сейчас вернусь. Выйду на минутку…
Когда меня брюнетка окликнула, я чуть не упал, так как рассчитывал, что останусь никем не замеченным. Мало ли тут ходит народу. Но меня тут знали. Что ждёт меня дальше?
-- Мы вас будем ждать, мистер Герц!
Сразу несколько красоток выкрикнули мне вслед и я им на ходу помахал рукой. Может, всё ещё не так плохо?
Я начал спускаться по лестнице. Ступени у меня под ногами яростно скрипели на разные голоса. Внизу, в холле, было людно. Вдоль стен стояли кадки с пальмами. На некоторых росли кокосы или финики. Между пальмами были расставлены раскрашенные истуканы. Некоторые выглядели особенно жутко. По моему они были вымазаны кровью, словно прямо здесь справлялись кровавые обряды. Здесь же, в холле, стояло несколько столиков, а за ними сидели люди и играли в карты. На столе, вперемежку с картами, бутылками виски и налитыми стаканами, лежали револьверы и огромные кинжалы, изобретение полковника Боуи.
В дальнем углу сидел сапожник и прибивал подошву к сапогу. Во рту он держал гвозди и ловко лупил своим молотком, искоса наблюдая, как я спускаюсь по лестнице.
Оставалось самую малость, это пройти через холл и выйти наружу. Я шагнул с последней ступени и направился к выходу, когда послышался голос:
-- А где же здесь туз пик?!


Глава 44. Схватка.
-- Туз пик!
-- Туз пик!
Все присутствующие громогласно спрашивали друг друга, в воздухе разливалось напряжение. Я шагал по холлу, с трудом протискиваясь. Казалось, что сам воздух сгущается. Сверху, с галереи, послышался голос той самой брюнетки:
-- Мистер Герц, ведь сегодня вы за Туза пик.
И сразу установилась тишина. Сейчас все в зале смотрели именно на меня. И большая часть взглядов несла в себе хмурую угрозу. Кто-то из них произнёс тоном, в котором был сокрыт металл.
-- По нашим условиям Туз пик не имеет права покидать это здание. Его обязанностью является нахождение здесь и разрешение равного роза проблем. Вы пытаетесь нарушить правила?
-- Вовсе нет, -- бормочу я, в отчаянии пытаясь придумать достойную причину того, что мне надо выйти отсюда. Хотя бы на минутку.
-- Я всего лишь на минутку… Выкурить сигару. Подышать воздухом… Сразу вернусь…
-- Если вам надоело быть Тузом пик, то вы скажите, мы вас переменим.
Кто-то из сидящих за столами поднялся на ноги, а потом ему в руку прыгнул револьвер. Я не успел ничего сообразить, но, тем не менее, успел выстрелить первым. Того, с револьвером, отбросило назад и он опрокинулся, перевернув столик. Теперь на ногах стояли уже трое. И двое из них вытягивали пистолеты в мою сторону.
Бах! Бах! Бах! Бах!
Холл быстро затянуло облаками порохового дыма. Тренькало расстроенное пианино, словно шёл старый чёрно- белый фильм и тапёр, на крышке пианино которого стоит стаканчик с ячменным виски, пытается через своё настроение и музыкальный вкус выразить происходящее на белом полотне кинематографического экрана.
Внезапно я почувствовал удар в плечо и отлетел назад, не удержавшись на ногах. Револьвер я упустил, и он отлетел в ту сторону, где кучерявились пальмы и таращили бельма глаз истуканы. Но чемоданчик- программу я по прежнему крепко сжимал в руках. Дыхание у меня остановилось, и я беспомощно шевелил ногами. Меня застрелили, и я сейчас изойду кровью?
С трудом я сделал первый вдох и закашлялся. Кажется, я всё ещё жив и это не ранение, а скорее нокдаун. Подумать только, я не дрался с юношеских лет. Впрочем, нет, я ведь забыл о том периоде, который провёл в теле Зигланда. Тогда мне приходилось драться, и часто. Но, с другой стороны, наносил и получал удары всё же Генри, а я был его вторым «я», скорее ментальным отражением, чем физической константой, способной чувствовать боль. Но сейчас боль я чувствовал конкретную.
-- Мистер Герц, -- услышал я голос почти что над головой, -- я могу последить за вашим багажом, пока вы отстаиваете свои права Туза пик.
Это был сапожник, который прибивал к сапогу подошву. Он уже почти справился со своей работой. Если бы он был на стороне противника, то вполне мог бы прикончить меня ударом своего молотка, пока я пребывал в состоянии «грогги».
-- Спасибо, -- отверг я его предложение, может быть даже и искреннее, -- я уж как-нибудь сам.
Ко мне летел громила, обладавший парой здоровенных кулаков, которыми он и свалил меня с ног. Слава Богу, что находятся такие типы, что предпочитают старый добрый удар выстрелу из револьвера. Я к таким чудакам не относился. Извернувшись, я достал второй револьвер, который оставался в кобуре, и выпустил две пули с того места, где лежал. Пока здоровяк падал, испуская душераздирающие вопли, я снова поднялся на ноги. Те, что вышли против меня, отступили назад, не решаясь открыть огонь.
Я начал потихоньку наступать, внимательно наблюдая за противником. Всё-таки их оставалось гораздо больше меня одного и скоро найдётся смельчак, который начнёт палить, и его поддержат. Смогу ли я им противостоять? Я оскалил зубы и угрожающе зарычал, демонстрируя своё бешенство и решительность убить любого, кто посмеет мне противостоять.
Сосредоточившись на группе игроков, я едва не пропустил подлинной угрозы. Лишь скрип половиц привлёк моё внимание, и я посмотрел наверх. Там находился ещё один стрелок, который как раз целился в меня из винтовки Генри. Я выпалил в него, не думая, и пока он летел вниз, перевалившись через перила галереи, я уже стрелял в игроков, которые тут же бросились врассыпную, позабыв о своих намерениях. На пол посыпались разбросанные карты, покатилась по столу и разбилась бутылка, разбрызгивая недопитое виски. Наверху визжали девицы, прижимая к бардовым щекам пальчики, обтянутые кружевными перчатками, и пытаясь разглядеть, что же там происходит, в холле?
Кажется, на этот раз победителем остался я. Сапожник отсалютовал мне молотком и показал сапог, который он только что ремонтировал. Сапогом вполне можно было пользоваться дальше, и я ему благосклонно кивнул. Сапожнику, а может и сапогу.
Придерживая кейс и держа наготове револьвер, в котором может быть уже и заряды закончились, я двинулся к выходу. Идти было недалеко. Всего-то с десяток шагов. Пол был залит кровью. Несколько тел лежали неподвижно, а двое или трое раненных (мною?!) пытались отползти в сторону, словно боялись, что я намереваюсь их добить.
Но я нацелен был совсем на другое. Мне надо было выйти наружу, запустить чемоданчик, вернуться обратно и пройти в комнату, на которой висел знак туза пик. Не такая уж и сложная задача.
Решительно я пересёк опустевшее пространство холла и толкнул крутящиеся двери, чтобы выйти наружу. Я попытался выйти. Но встреч мне стояло чудовище.
Это не было человеком. В каком-то из фантастических боевиков я видел нечто подобное, киборга, обряженного в какое-то подобие военной формы, но сделанной из бронированного металла.
От неожиданности я замер, глядя в глаза, горящие красными зловещими огнями. Как-то замедленно я начал поднимать револьвер, не думая, что тот может быть разряжен. Да и что я мог сделать против механического бронированного монстра, который горой возвышался надо мной.
Не успел я поднять пистолета, как киборг толкнул вперёд свою руку. Его кулак похож был на пушечное ядро. Попадало ли в вас когда такое вот чугунное ядро? Смею вас уверить, это очень неприятное чувство. Я взвился в воздух и полетел через весь холл назад, и одновременно с тем потерял сознание.
Но потерял я его всего лишь на какой-то миг. Почти сразу я снова пришёл в себя и первое, что увидел, было это чудовище, которое разнесло качающиеся на скрипучих петлицах створки двери, и теперь приближалось ко мне, сияющее и смертельно опасное.
Это было первое, а вторым был истукан, в которого я и врезался и который начал медленно валиться на меня. И тут я его узнал, и почти сразу же узнал и сам дом. Чуть изменённый, но это точно было то же самое строение, в которое я попал в грозу и где на меня напал демон. Все эти истуканы и стояли здесь же, просто они были новенькие, и дом был весь ухоженный и полный народу. А истукан это был тот самый, который… Ну, вы меня поняли…
Идол всё сильнее наклонялся, и вырезанное лицо его приближалось ко мне. Всё-таки на него смотреть было лучше, чем на киборга, который вот-вот приблизится ко мне и разорвёт на части. Я заглянул в глаза истукана и вдруг они сделались глубокими, как колодец. И я в этот колодец полетел. Непонятно, как можно провалиться в дыру, которая сверху?


Глава 45. «Ты будешь работать на нас».
В ожидании удара я зажмурился, а когда снова распахнул глаза, я уже находился совсем в другом месте. И это место было мне знакомо. Это был тот игровой зал, в котором я уже побывал, на правах игрока, точнее – игрушки. Это в меня играли. Но я доказал, что не являюсь простой пешкой, и успешно игру завершил.
В тот раз я выиграл свою собственную жизнь. Но, как оказалось, ненадолго. Но что я здесь делаю на этот раз? Я попытался подняться, и почти сразу обнаружил, что здесь же находятся и хозяева. Миктлантекутли со своей грозной супругой находился здесь же. Они снова сидели в своих креслах и разглядывали меня, лежавшего в отдалении.
-- Здравствуй, пришелец из земной реальности, -- язвительно поприветствовал меня хозяин.
Я поднялся на ноги и поклонился им обоим. Не надо забывать, что они были не только полновластными хозяевами этого обширного дома и всей местности, но ещё и здешними богами, а это что-то значило, по крайней мере – для них. Потому надо было быть предельно осмотрительным и – как минимум – вежливым.
-- Не так давно, -- продолжал Миктлантекутли, поглядывая на меня, снисходительно, сверху вниз, -- мы даровали тебе не только жизнь, но и то, что ты потерял без нашего участия. Мы были добры и щедры, но ты ведёшь себя чрезмерно расточительно, а значит, не ценишь ни наше к тебе доброжелательное отношение, ни свою собственную жизнь.
-- Прошу прощения, милостивые господа, -- я ещё раз поклонился, -- не знаю уж, как к вам обращаются ваши подданные, но я вас искренне приветствую и хотел бы сразу сказать вам, что вы напрасно меня обвиняете в неподобающем к вам отношении. Уж этого нет совершенно точно. Относительно второго. Вы знаете, я попал в очень щекотливое положение. С тех пор, как я потерял часть души, со мной много чего приключилось, зачастую против моей воли. Я не планировал ввергнуть себя в столь яростную круговерть событий, которые меня кидали всюду, против воли, моей и моих друзей, которые проявили много участия в моей судьбе.
-- Сейчас речь идёт о тебе. А судьба у тебя, надо полагать, близка к завершения списка деяний. Что ты на это скажешь?
-- А что я могу сказать? – Уныло пожал я плечами. – Будет очень печально, если всё так закончится.
Хозяева Миктлана переглянулись между собой и обменялись серией коротких, понятных им жестов, после чего повернулись ко мне снова. Миктлантекутли снова начал говорить:
-- Мир много сложнее, чем вы себе это представляете. Вы обитаете лишь в крошечной части мира, но успели его настолько испоганить, что заслуживаете самого сурового осуждения. Но вина ваша ещё и в том, что вы чрезмерно поддаётесь чужому влиянию. Множество разного рода сил влияют на вас и заставляют совершать поступки, которых вы не оцениваете, по причине своей ничтожности и чрезмерной зацикленности на удовлетворении собственных потребностей. В этом и сокрыт весь корень ваших бед. Но, вместе с тем, вы честно пытаетесь исправить то, что натворили. Не все, но часть из вас.
-- Например – я, -- указал я на себя.
-- Например – ты, -- согласился со мной хозяин Миктлана. – Это и является причиной того, что мы с тобой разговариваем, вместо того, чтобы отправить тебя в пространства очищения, где уже находится множество твоих соплеменников, которые жаждут исправить ошибки, как собственные, так и государственные, за которые они тоже должны нести ответственность, так как являлись членами государства и пользовались его благами.
-- Я тоже готов, -- подтвердил я и ударил себя для убедительности кулаком в грудь, куда пришёлся удао жуткого киборга. От боли я пошатнулся и едва удержался на ногах.
-- Видим мы, -- переглянулись боги этого места, -- насколько ты готов. Но ладно, мы рассмотрим твою просьбу. Можешь считать, что тебе крупно повезло и на этот раз.
Я смиренно кивнул, хотя про собственное везение у меня было своё мнение. Разве можно считать везением всю эту череду смертельных опасностей, сквозь которую я прорываясь, как соревнуется бык с тореадором на спортивной арене. Бык ведь тоже надеется на какую-то там степень везения. Но лучше прислушаться к тому, что говорит Миктлантекутли.
-- Мир пребывает обычно в состоянии равновесия. Правда, на него влияют силы, действие которых приводит к тому, что он начинает крениться, в ту или иную сторону. Да, мы и сами не раз становились причиной таких перекосов. Порой всё заканчивалось большой катастрофой, этого нельзя отрицать. Так Миктлан разделился на Пангею и Лавразию. Или прошёл Великий Потоп. Или случилось Оледенение.
-- И не одно, -- добавила Миктлансиуатль.
-- И не одно, -- согласился с ней супруг. – Вот и на этот раз готовится очередной передел мира. Нам не нравится то, что должно произойти. Что же в таком случае делать нам? Ведь то, что получится, повлияет, в конечном итоге и на нашу реальность, на наше пространство, которое мы столь долго обихаживали.
Ничего себе! Я провёл в их мире не так уж и долго, но не заметил здесь каких-то прелестных особенностей, которыми можно гордиться. Разве что этот их величественный дом, огромный замок, с которым я не знаком. Впрочем, я успел повидать здесь всего слишком мало, чтобы делать какие-то выводы. Может и в самом деле здесь имеется то, чем можно гордиться.
-- Мы посоветовались с нашими друзьями и решили, что оставаться в стороне не имеет смысла. Но и открыто вступать в противостояние тоже не лучший выход, так как конкретно против Миктлана ничего плохого сделано не было. Но никто нам не может запретить помочь человеку, который попал в беду, оказать ему помощь, поддержку, а этот человек сделает то, что он сделать должен.
Это он про меня говорит, понял я. Это я должен сделать нечто полезное для того, чтобы мир, общий для всех его обитателей, не переменился столь кардинально, чтобы сделаться проблемным местом. Значит и этим существам тоже пойдёт на пользу, если я активирую ту программу- бомбу, что разработал Иллария Хаммерсвельд. Я приободрился. И ещё меня заинтересовала новость, что у супругов, владеющих этим замком, есть ещё и друзья, быть может, из соотечественников до нынешних времён дожили не только они. Наверное, где-то здесь, пусть и в отдалении находится и другие замки, в которых живут другие боги Миктлана.
-- Вот только у тебя не было ни одного шанса выполнить свою задачу при тех условиях, в которых ты находился. Уж слишком высок контраст в ваших возможностях. Ты столкнулся всего лишь с одним Стражем и едва не погиб, а там, снаружи, их множество. Они почувствовали присутствие чужака и готовы были тебя встретить. Ведь это и есть их обязанность. Так что у тебя не было ни одно шанса.
Вот те раз! А «Док» уверял меня, что задача мне по плечу. Надо выйти из помещения и активизировать чемоданчик с программой, а всё остальное программа- вирус сделает сама. Мне оставалось вернуться и отправиться домой, пожинать лавры героя. А всё оказалось много сложнее.
-- Обычно мы, это те, от кого зависит принятие решений, держим нейтралитет, но дело в этот раз зашло слишком далеко. Надо принимать такое ответственное решение. Но вместе с тем и не стоит бросать и явного вызова. Поэтому целесообразно будет оказать поддержку и небольшое участие тому, кто в этом задействован. То есть тебе.
-- Спасибо, -- снова кланяюсь я хозяевам этого дома, -- я вам признателен, но что будет со мной?
-- Я же сказал, что у тебя нет ни одного шанса, -- повторил Миктлантекутли, -- хотя задание, при нашей поддержке ты выполнишь.
Интересное дело! Получается, что я снова иду на смерть. Да, я спасу мир, пусть и ценой своей жизни, которая мне всё-таки дорога, пусть я и очутился в некоем тупике. Но надо поинтересоваться, а самом ли деле это настоящий тупик. Ведь всё же я разговариваю с богами, а не с поросячьими хвостиками.
Должно быть мои мысли как-то отобразились на лице, потому как хозяева замка завозились в своих креслах- тронах, которые несли в себе ещё и функции управления пространствами их мира. Это тоже технологии, но более продвинутого уровня. Может, они в силах помочь мне?
-- Я обязательно должен погибнуть? – Осторожно интересуюсь у моих весьма могущественных собеседниках. Всё-таки не надо забывать, что и они заинтересованы в моих действиях.
-- Другого исхода не будет, хотя…
Супруги- гиганты снова переглянулись и снова обменялись серией быстрых жестов. Очень, знаете ли удобно, уметь переговариваться жестами. Хотя в их распоряжении большие возможности. И это вот выражение «хотя» говорит о том, что у меня остаётся надежда и дальше продолжить своё существование. В какой форме, обсудим позднее, а пока что…
-- Вы всё-таки можете мне помочь?
-- Да. Но ты сначала сделаешь то, что собирался сделать. И только в том случае, если ты погибнешь, я обязуюсь вернуть тебя, но…
Вот так всегда. Стоит только понадеяться на что-то хорошее, так тут же появляются условия, при котором это хорошее может тебе перепасть. Но жаловаться на несправедливости нельзя. Не то место.
-- Но после этого ты переходишь в наше распоряжение. То есть ты будешь работать на нас. Устраивает ли тебя это?
-- Да. Если я погибну, то - да.
А я сделаю всё, чтобы в живых оставаться как можно дольше. Раньше это у меня получалось.
-- При том, что у тебя есть, погибнешь ты быстро. Но тебе надо время, чтобы запустить программу, разработанную твоими друзьями. Для этого я дам тебе оружие. Возможно, даже мы подыщем тебе союзника, тебе под стать. Но это потом, сначала сосредоточимся на средствах.
Ближайший ко мне квадрат, на которые было расчерчено игровое поле, поехал вверх, открывая уже знакомый мне шкафчик. В прошлый раз в таком имелось оружие, которым участники игры пользовались. В этот раз шкафчик тоже не остался пустым. В удобном держателе был закреплён предмет, похожий на пистолет в той же абстрактной мере, в какой на пистолет похожи огурец или банан. То есть у этого предмета было подобие рукояти, имелся и ствол, и что-то похожее на упор, но в целом это было нечто очень непривычное. Я начал крутить его, а Миктлантекутли чем-то там щёлкнул у себя на троне, и ко мне пришло знание. Я разобрался с этим оружием. Оно вытягивало из атмосферы электричество и конденсировало его в разряды. При ловком с собой обращении его можно было преобразовать чуть ли не в плазму. Это я про электричество. Кроме «электрического пистолета» там находился ещё и тесак, здоровенный такой тесак, лезвие которого переливалось, словно он был ртутным.
-- Оружие надо испытать. Ножом ты владеть умеешь. Скажу только, что имея особую заточку молекулярным резонансом, он может резать что угодно, хоть бронированную плиту, проходя между малейшими зазорами и расширяя их силой массы и инерции. А что касается энергетического оружия, то попробуй его в деле.
В деле? Каким это образом? Я крутил «пистолет» в руках, разобравшись, как им целиться и куда нажимать для «выстрела», когда в зале изменилась обстановка. Внезапно здесь материализовался тот самый монстр, то есть киборг.
Чудовищный робот на мгновение замер, насторожённо оглядываясь. Все его следящие датчики жужжали, а объективы направлялись то на один объект, то на другой. Это был мой «старый знакомый». Именно он и ударил меня там, в виртуальном доме. Или его брат- близнец.
Выбрав для себя объект, киборг решительно двинулся к нему. То есть, сами понимаете, что ко мне. Он грохотал подошвами своих ног и угрожающе размахивал руками. На плече поднялась какая-то труба и начала поворачиваться в мою сторону. Ого! Это или крупнокалиберный пулемёт, либо базука. В любом случае от меня не останется ничего, кроме мокрого места. Только сейчас я понял смысл этого расхожего выражения. Мокрое место, это лужа крови и куски рассечённой плоти, вот что это!
Пора! Пора показать, чему меня научили Перси Бойд и Гуго Шольц. Я припал на одно колено и вытянул вперёд руку, вооружённую «электрическим пистолетом». Мягко, без рывка, утопил спусковую клавишу, и от кончика дула до киборга протянулась радужная полоса, которая тут же сверкнула разрядом.
Вы видали когда-нибудь молнию? Свою, одомашненную молнию? Дикая, небесная, она соединяет грозовую тучу с поверхностью, имеющую отрицательный потенциал. Моя же молния была более компактной, но не менее опасной. Киборга отбросило назад, словно это была такая пластиковая игрушка, чуть увеличенного масштаба. Монстр даже взвыл, как-то жалобно и попытался подняться. Укреплённый на плече ствол беспомощно качался, но не мог повернуться в мою сторону.
Отлично! Кажется, у меня получилось. Я бодро подскочил к киборгу, который уже не казался таким чудовищным и взмахнул тесаком. Клинок легко отсёк его руку, что тянулась ко мне, а следующим ударом я развалил его надвое. В киборге сработала какая-то громкая сирена, но она тут же и замолкла, как только робот перестал функционировать. Всё получилось на редкость удачно. С таким оружием воевать можно. 
Сидящие на тронах снисходительно мне поаплодировали. Они в очередной раз насладили свой взор зрелищем. У богов ведь свои развлечения. Станешь ли с этим спорить?
-- Мы возвращаем тебя обратно. Теперь всё зависит от тебя, от твоего старания. Но если ты там пострадаешь, то мы будем рады снова встретиться с тобой…


Глава 46. Схватка (продолжение).
Лицо истукана приближалось ко мне, я оттолкнул его в сторону и вскочил на ноги. В руках я держал всё тот же кейс и тесак, имеющий столь эффективную заточку. «Электрический пистолет» был вставлен в мою ганфайтерскую кобуру, словно бы под него и сшитую.
Напавший на меня киборг разваливался на части, словно я сразился с ним не в том игровом зале, где забавляются боги, а прямо здесь. Девицы наверху всё ещё визжали, но уже не так пронзительно, как раньше и как бы с элементами вопроса, словно спрашивая друг дружку, надо ли столь рьяно переживать и дальше? Те игроки, что пытались преграждать мне путь ранее, стояли у дальней стены едва ли не на вытяжку. Когда они увидели, что я поднялся на ноги, то бросились прочь. Двое из них столкнулись друг с другом, да столь сильно, что оба не удержались и полетели на пол, но тут же метнулись к выходу, как были, на четвереньках.
Большая часть находившихся в зале скрылись в дверях, ведущих на кухню или в иные подсобные помещения, но двое или трое вылетели наружу, сквозь проём, где раньше помещались двери, укреплённые на петлях, чтобы поворачиваться, если их толкнуть. Теперь створок не было, их вынес монстр, который ворвался сюда, чтобы расправиться со мной. Но я оказался сильнее его. Пусть мне помогли, но всё равно действовал-то сам я.
Теперь я стоял в дверях, и дело было за пустяком – пройти несколько шагов, активировать программу и вернуться обратно. Всё.
Сбежавшие от меня игроки двигались вдоль стены. Они собирались вернуться в это же здание, но через задние двери. Пусть их. Больше они для меня не существовали. Но я-то для них существовал. И был весьма страшным противником, который не только убил несколько их товарищей, но и расправился (в одиночку!) с чудовищем, которого и видеть-то было страшно, не только биться с ним. То есть я был таким противником, которого следует избегать.
Вот они и бежали. И почти уже достигли угла, когда их там что-то встретило, для меня ещё невидимое. Первый из бежавших завопил и попытался остановиться, но его схватили и дёрнули так, что с ноги его свалился сапог и пролетел прочь едва ли не сотню футов. Второй и третий и остановились и даже развернулись, собираясь снова бежать, но теперь ко мне. Ко мне, кого они только что смертельно боялись. Значит, появился кто-то, ещё более страшный, чем я. Гораздо страшнее меня, если они пытались найти спасение рядом со мной.
Это были киборги, Стражи, как их назвал «Док». Подумать только, Хаммерсвельд знал про этих чудовищ и ничего не рассказал о них. Должно быть, он боялся, что я откажусь от выполнения его плана. А так, ввязавшись в это дело, я мог бы как-то и справиться.
Игроки бежали, выпучив глаза, и вытянув руки, словно собирались обнять меня, как родного. А позади шагали Стражи, тоже двое, огромные, сияющие металлом. Каждый шаг их приближал киборгов к нам. У одного на плече шевельнулся ствол, направился в нашу сторону и выплюнул порцию смерти. Ствол как бы кашлянул, а голова одного из игроков взорвалась, разбросав вокруг ошметья мозгового вещества и капли крови. Второй мотнулся в сторону, не удержался на ногах и завалился на бок, громко завывая.
Сердце у меня колотилось в груди. Такое зрелище увидишь ведь не каждый день. Конечно, на экране телевизора или кинематографа я видал ещё и не такое, но это ведь совсем другое – сидеть в привычной домашней обстановке или в полном людей зале и видеть всякие ужасы, а при этом на колене у тебя ведро картонное с печёным поп-корном и большой стакан с колой, а в самые напряжённые моменты некоторые начинают хихикать, а то и откровенно ржать, сводя тем на «нет» чувство страха. Сейчас я остался один на один с воплощением того, чем нас пугали, и теперь от моих действий зависит… зависит… да всё зависит.
Почти спокойно я переложил тесак в другую руку и достал «электрический пистолет». Держать в одной руке сразу и огромный нож и чемоданчик, который был бомбой, неудобно, но я не обращал уже на это никакого внимания. Выставив перед собой ствол, я шагал навстречу чудовищам, а они шли на меня. Зашелестел воздух и преобразовался в молнию, которая швырнула назад того, стрелявшего киборга. Он потемнел и начал разваливаться. Но его приятель прыгнул ко мне. Как-то очень уж быстро. Он махнул рукой и меня развернуло. Пистолет из моей руки вылетел и отлетел прочь. Это – всё?!
Внезапно очнулся тот из игроков, что ещё оставался. Он лежал у стены дома, прижавшись к ней спиной. Сначала он просто выл, но потом как-то взял себя в руки. В кобуре его оставался револьвер, и бедолага достал его. Он открыл огонь по монстру, словно тот был обычным человеком. Пули попадали по металлическому корпусу и отлетали прочь, рикошетом, с пронзительным визгом. За две- три секунды парень выпустил по Стражу все шесть пуль, но ни одна из них тому не повредила. Разве что привела к тому, что киборг шагнул к нему, схватил его мощными лапами и (раз-два!) разорвал его на две части, которые швырнул в разные стороны.
Всё это действие заняло у монстра каких-то несколько мгновений, после чего он снова занялся мною. За это время я снова схватил свой тесак, а что ещё оставалось делать? Киборг собирался повторить со мной то же самое, что он только что проделал с игроком, который стрелял в него.
Быстрым движением я отрубил роботу одну конечность, а потом прыгнул к нему вплотную и вонзил клинок в середину корпуса. Внутри киборга что-то заскрипело, а я тянул клинок, который уже не столь легко, но всё же двигался. Киборг ударил меня оставшейся конечностью так, что я отлетел в сторону, зарывшись головой в песок. Голова от удара гудела, как колокол на церковной колокольне, но мне не было времени предаваться унынию, да и смертный грех это.
Кое-как поднявшись, я увидал чемоданчик, который валялся в десятке футов от меня. Ещё дальше находился «пистолет», что стрелял электрическими разрядами. Тот киборг, что послал меня в нокдаун, ещё двигался, но корпус его был жестоко разворочен, а из длинного разреза торчали обрывки проводов, и стекала какая-то жидкость. Неужели у роботов тоже имеется свою кровь? Или это какая-то охлаждающая жидкость? Боже мой, какие глупости лезут нам в голову в те минуты, когда надо сосредоточиться?
Тот дом, из которого вышел я и выскочили злосчастные игроки, находился в пустыне. Она чем-то напоминала ту местность, в которой был тот посёлок- призрак, где я пережил одни из самых страшных дней в моей жизни, в тогдашней жизни. Но там были и другие дома, и несколько хиленьких зарослей, оставшихся от рощи. Были там и скалы, громоздившиеся небольшим скоплением, этакой полосой, мини- хребтом.
Здесь тоже скалы имелись, но они торчали из песчаных барханов отдельными возвышениями, как полусгнившие зубья- клыки из дёсен старика. Остальное пространство было отдано песчаному океану, который «волнами» тянулся к горизонту, на котором, весьма смутно, ощущался какой-то город. Но о был разрушенный город, большая часть зданий- небоскрёбов которого была разрушена так, что не было до конца понятно, город ли это, или так выветрились скалы.
Но это было не всё. Из пустыни ко мне двигались новые чудовища. Они походили на огромных скорпионов, с хвостами, заканчивавшимися копьём. И все они были нацелены на меня. Там были не только «скорпионы», были и «крабы», и какие-то механические то ли драконы, то ли ящерицы, но у них было много ног и много голов с устрашающими зубами. Были и уже привычные киборги, похожие на тех, с кем мы уже имели дело, но и другие, ещё более ужасные. И все они приближались ко мне.
Сначала я подхватил Чемоданчик, потом добрался до «пистолета». Ещё недавно он казался мне грозным оружием, которое уравновесит мои шансы в противостоянии против самого грозного монстра. Но когда тех уже многие десятки? Не знаю… не знаю…
Я понял, что боги Миктлана были правы – у меня не было ни одного шанса уцелеть в этом месте. Оставалось одно – активировать программу, разработанную «Доком». Вдруг защемило сердце и так, что сейчас упаду. А чудовища приближались ко мне…
-- Мистер Герц! Держитесь!
Машинально я повернулся на крик. В мою сторону, от дома, бежал кто-то. По одежде это был байкер, в кожаной куртке, в высоких сапогах, украшенных пряжками. Черты лица его были смутно знакомы. Я протёр глаза. Это же…
-- Мистер Герц! Это я – Хэмси! Я с вами!
Только теперь я вспомнил, что хозяева Миктлана обещали мне помочь ещё и с союзником. Это Трой Хэмси и есть мой союзник. Бывший морской пехотинец, закончивший свои дни в банде техасских мотоциклистов. А впрочем, какая разница? Череп признал, что ошибся в той дороге, которую он для себя выбрал, и готов для исправления своих ошибок постараться. А мне-то и надо, чтобы он немного здесь пострелял, на моей стороне. К тому же у него было, из чего стрелять.
Хэмси, с самым гордым видом, тащил на плече нечто устрашающее. Если у меня был «электрический пистолет», то у Черепе было «электрическое ружьё». Оружие было похоже на моё, но большего размера, и, скорей всего, большего калибра. То, что надо!
Сразу было видно, что Хэмси прошёл службу в рядах спецподразделения. Он не стушевался при виде наступающей волны чудовищ. Не знаю уж, с чем он там сталкивался, в своём чистилище, если был столь спокоен. Я вспомнил реакцию игроков, как они вели себя при виде Стража. Хэмси вёл себя совсем не так.
Встав на колено, словно приготовился к стрельбе из базуки, Хэмси навёл ствол на приближающихся к ним «скорпионов» и произвёл выстрел. У меня разряд напоминал миниатюрную, почти что прирученную молнию. У черепа это напомнило сноп молний, которые слились в единую «дорожку» плазмы, которая раскидала и расплавила передний ряд монстров. Я порадовался за Троя, и за себя, какие мы с ним всё-таки замечательные парни.
 Вот ведь как бывает. Ругают человека, наказывают, и за дело, а как только наступают опасные времена, то добропорядочные граждане, послушные закону, и перенаправляющие государственные блага себе на пользу и не стесняющиеся черпать оттуда, сколько потребно, в годину испытаний и опасностей предпочитают спрятаться, а все опасности должны нести другие, не важно кто, но только не они, люди в шикарных галстуках и на шикарных автомобилях, не для того они живут, чтобы гибнуть. И тогда оказывается, что надо действовать парням, которых причисляли к «плохим». Да их и не жалко. Сделают своё дело, получат какую-нибудь медаль, пусть даже «Пурпурное сердце» и снова окажутся на обочине жизни, идущими вдоль дороги, как Джон Рэмбо, схоронивший очередного однополчанина. Рядом с ним едут благополучные, и им плевать на него, живущим в долг и знающим, что, случись что, найдётся, кто там этот самый долг выполнит.
Я немного увлёкся, разглядывая, как мой «союзник» лихо расправляется с чудовищами. Вот только тех меньше не становилось, и я снова вспомнил, что надо бы заняться чемоданчиком, приготовленным Хаммерсвельдом.
Пусть так, пусть находятся люди, которые знают, как надо действовать. Пусть они делают своё дело, а уж мы, остальные, доведём его до конца. Пусть даже до своего конца. Важно, чтобы весь остальной мир уцелел, наши дети и всё такое прочее. Чтобы оставалось, для чего дальше жить…
Хэмси выпустил очередной ручей плазмы и повернул ко мне лицо, с которого катились крупные капли пота. Он моргал, чтобы они не попадали в глаза.
-- Мистер Герц! Давайте! Делайте своё дело, не то… не знаю, сколько я их смогу сдержать…
А к нему уже мчалась, летела очередная «волна», ещё более многочисленная. Теперь появились и летучие твари. Я вспомнил тех, что описывал Баум, которых я видел в пустыне Миктлана. Здешние выглядели ещё страшнее и опасней.
Хэмси повёл стволом и выбросом плазмы сбил-таки несколько самых прытких созданий. Я склонился над чемоданчиком. «Док» говорил, что надо дёрнуть рукоять, поставить кейс, и удалиться обратно. Предусмотрено время для эвакуации.
Рукоять там была. Она смотрелась инородным телом для узкого аккуратного кейса. Я сделал, как должен был и поставил чемодан. Внутри его что-то загудело и сам он принялся вибрировать. Что бы там не находилось, но оно заработало.
-- Эй! Трой! Уходим!
Мне до дома было добраться совсем несложно, пару десятков торопливых шагов, но Хэмси удалился в пустыню более чем на сотню футов, чтобы ничто не мешало вести огонь. Он обернулся на мой крик, и какая-то тварь спикировала на него. Но я был быстрее её и сшиб на лету, выхватив «пистолет», как настоящий ганфайтер Дикого Запада. Подозреваю, что какая-то крошечная частичка Генри Зигланда во мне сохранилась и показала, на что тот был способен.
Послушавшись меня, Хэмси двинулся было к дому, но из-за барханов вылетели киборги, Стражи, чуть не с десяток, они разбежались веером, чтобы не стать лёгкой мишенью. Трой снова остановился.
-- Мистер Герц! Спасайте себя, я задержу их…
Череп, который был ещё недавно бандитом, сознательно жертвовал собой. Должно быть, он и в самом деле прошёл через катарсис в своей пустыне, который поменял его глубинную сущность. Разве мог я оставить его здесь?
Я стрелял и шёл в его сторону, сшиб разрядом одного робота, второго, когда всё-таки сработал чемоданчик, и бывший бомбой. Он поднялся над поверхностью, развернулся горизонтально, а потом послышался пронзительный визг, переходящий в разряд ультразвука, и чемоданчик разделился на сотни бритвенно тонких пластин, которые начали стремительно разлетаться, рассекая вокруг всё, и тварей, и дом, и нас с Троем, и само пространство…


Глава заключительная.
Ури Герца больше нет!
Подумать только, ещё недавно он был с нами, шутил, о чём-то думал, действовал, а сейчас его уже нет.
Это пишу я, Бенджамин Хамильтон, друг Ури. Мне приснился удивительный сон, в котором ко мне пришёл сам Ури и сообщил, что с ним всё, покончено, и что теперь мне надо срочно убираться из Мехико, если хочу уцелеть и я.
Как-то, в детстве, мне приснилось, что я вышел на улицу нашего городишки, где я в детстве проживал, глянул на небо и обомлел. Всё оно было заполнено космическими кораблями, самых разных видов и конструкций. Они неподвижно висели в поднебесье, но никто на них не обращал ни малейшего внимания. Тогда я решил, что – Избранный, и мне дано право видеть то, чего лишены многие другие. Это наполнило меня гордостью и чувством ответственности. Точнее, ответственность пришла позднее, а тогда я стоял и пялился на небо. Это был удивительный сон, и он имел необычайный эффект, по формату. Это как, спросите вы? Очень просто. Сравните качество обычного фильма и снятого в 3D. Примерно такая же разница было с тем и обычными снами. Он был объёмным и вызывающе цветным. Более того, я думаю, что всё это случилось на самом деле. Я видел НЛО, а потом… а потом… я побывал и внутри, но всё, что там происходило, было стёрто из моей памяти, а что осталось, выглядело сном.
К чему это я рассказываю? Дело в том, что своего друга Ури Герца я видел в таком же объёме, и это было удивительно. То есть, там, во сне, я не удивился, а всё воспринимал как должное.
Вот как это выглядело.
Меня разбудил Ури. Он растолкал меня, а я никак не мог проснуться. Потом всё же открыл глаза, а он там стоял, в ковбойском прикиде, и довольно испачканный, словно валялся в уличной пыли.
-- Вставай, Бен, тебе надо собираться и, как можно быстрее, отсюда бежать.
-- Что это значит? -- Спросил я его недовольно, но потом недовольство улетучилось.
-- Наша миссия с «Доком» не удалась. То есть то, что придумал он, получилось, но для меня всё плохо кончилось. Представляешь, меня разнесло на части, в буквальном смысле слова.
-- А что же сам «Док»? -- Спрашиваю у него, а сам уже начинаю что-то соображать. 
-- С «Доком» тоже всё очень плохо. Похоже, что те, против кого Иллария начал работать, вычислили его и просто наблюдали за ним, за его стараниями, дожидаясь, когда можно будет его списать, то есть выкинуть из игры. Это и случилось. Он готовил для себя несчастный случай, это с ним и произошло. Только он погиб на самом деле.
-- А Сэм? Моликанги?
-- Сэм находился в бензовозе, и тоже погиб, сгорел. Всё сработало раньше, чем они пытались устроить. Из всей нашей «Программы» остался один ты, да ещё дон Карлос, если он тоже участвует. Так что давай, собирайся, и без остановок, дуй в Штаты, но и там я бы тебе не советовал оставаться. Слишком сильны позиции тех, в чьи игры мы влезли. Отсидись, Бен, в Европе, или на Ближнем Востоке, а ещё лучше где-нибудь на Балканах, где тебя никто не станет искать. Ты собирался написать книгу, так этим и займись. Позднее, когда всё уляжется, а ты получишь известность, как писатель, мастер слова и вымысла, сможешь вернуться.
Ури Герц рассказал, что тоже делал записки, пытаясь разобраться в цепочке событий, и рассказал, где я могу найти его записи. К моему удивлению, там было рассказано, как именно он погиб, словно он всё диктовал кому-то до последней минуты.
Я долго размышлял, что мне со всем этим делать, но потом я вспомнил его слова. Это как завещание. Напиши книгу. Он не сказал, какую конкретно. И я взялся написать его книгу. Про все его приключения, перевоплощения и подвиги. То, что получилось, можно отнести к жанру фантастики, или технотриллера, но, уверяю вас, всё это происходило с нами, с ним и со мной, на самом деле. Это уж вам решать, поверите ли вы мне, то есть нам. Я всё оставил так, как было написано у самого Ури.
Знаете, меня сильно тронуло то, что он много раз повторял, что я его друг. Так и писал – «мой друг Бен». Я так всё и оставил. Да, несколько страничек я всё же выбросил, не хотел об этом говорить, но всё же признаюсь. К примеру, о том, что «Док» не хотел брать меня в свою «Программу 2000». Но том основании, что я курю. Он говорил, что курение, это один из основных признаков расположенности человека к принятия позиций дьявольских сил. По моему, так ерунда, а Хаммерсвельд относился к этому серьёзно и обосновал. Вот все те его рассуждения я и выбросил. А потом ещё кое-что. Всё это не более, чем детали, и они утяжеляли конструкцию нашего с Ури произведения. Вот я и выбросил те странички. А ещё он что-то говорил, что теперь будет выполнять какую-то другую миссию и, мол, там ему будет помогать Трой Хэмси, тот самый байкер, от пуль которого мы едва не погибли. Наверное, я его неправильно понял, потому об этом и не стал писать. А всё остальное осталось…
Прощайте, и – не забывайте такого парня – Ури Герца, который отдал за всех вас свою жизнь, и всё такое прочее…