Бурый

БУРЫЙ.


«Продолжаются поиски вертолета Ми-8 , пропавшего вчера  в  К-ском районе. На борту находились высокопоставленные чиновники и генерал армии И—щев.»  ( из СМИ )





Сколько себя помнил Серега Дыховичный, он всегда получал по голове.  По молодости , в  зрелом ли возрасте  и, даже нередко и  сейчас , когда ему исполнилось сорок четыре года , но всегда прилетала ему совершенно неожиданно то балка деревянная , когда Серега строил дом, то хорошая плюха от зарвавшихся кавказцев , с которыми он повздорил как-то ночью у деревенского ларька, а то и просто мог он так шандарахнуться в темноте об дверной косяк , что летели из глаз его   уже привычные искры,  да гремела   в воздухе крепкая мужская брань .   

Жизней   у Сереги к его  возрасту накопилось уже немало , доставалось шоферюге обычно  крепко ,  и  приводила его жизнь   то на больничную койку,  а бывало, просто заставляла  лежать   под чьим- нибудь  забором . Оттого и голова у Сереги стала похожа на мятый кочан капусты , ужасая зрителя весьма неэстетичными шрамами и впадиной на  темечке, где у Сереги отсутствовала небольшая часть  кости.
Первую свою жизнь Серый прожил в  любимой деревне.  Кое- как учился в школе , доводя до исступления математичку из Питера , отрабатывающую трудповинность после окончания педагогического института. Ловил рыбу , удивлялся жуку-древоеду , который бесстрашно шевелил своими усищами , озорничал с пацанами-корешами . В этой  жизни и получил Серега  обломком кирпича , прилетевшего от Андрюхи прямо  в его , Серегину бровь. Не со зла получил , а играясь. Не заметил Андрюха в коме земли коварного осколка , а если и заметил, то не придал этому никакого значения. Бровь тогда у Сереги заполыхала огнем и, откуда-то сверху, кровавой пеленой заволокло весь белый свет. Ничего не помня, бросился он тогда в сторону дома, сопровождаемый насмерть перепуганным Андрюхой, чтобы снова увидеть этот белый свет из- под материнской руки и куска марли , а затем получить еще хорошего ремня. Андрюхе в тот день досталось не меньше. Выпоротые , оба они сидели на бревнах , прячась за баней и воровски затягиваясь влажным «Фениксом» , стыренным Андрюхой у отца. Здесь же , на этих бревнах, через несколько лет, с тем же Андрюхой они делили первые глотки портвейна , и опять же здесь , за баней, Серега урвал от соседской Таньки свой первый поцелуй.
Жизнь вторая младшего сержанта Дыховичного поразила невиданной доселе жарой , жаждой , непривычными глазу его диковинными горными ландшафтами и редкими зарослями «зеленки», в которой так хотелось укрыться от этого изнуряющего русскую душу зноя. Больше всего в той жизни Серега мечтал о дожде. Крупном , большом ,прохладном , с огромными лужами на черной земле , таком дожде, против которого не то что зонтик не помогает , а который срывает  вихрем  полотняные крыши палаток с мороженым и ситро.   Вкус этого мороженого почему-то всегда представлялся младшему сержанту Дыховичному, когда  по случаю затягивался он косяком. Именно тогда мыл  его сознание этот крупный дождь и бегала по грязным лужам похорошевшая мясистая Танька. А больше ничего другого Серега себе и не представлял.   Так что, именно  вид этой лужи был последним, что показало Сереге его сознание , когда однажды  рядом что-то громыхнуло и завертелось , а свет белый , отразившись в луже , погас...
 Разродившись снова, свет был ярко-белым и слепящим, и  в нем , также во всем белом, выплыло  женское лицо с глазами , так похожими на Танькины. Как потом и оказалось, медсестру тоже звали Татьяной, и попала она в госпиталь под  Джелалабадом, повинуясь то ли долгу комсомольской совести , то ли  юношеской романтике вкупе с желанием выйти замуж за военного.
Серега же , увидев эти утомленные болью глаза, вспомнил, что Андрюхи больше нет и, впервые в жизни, ощутил эту сумасшедшую головную боль, которая до сих пор  нет- нет, а терзает его перед  дождем. С дыркой в черепной коробке , диагнозом – минно-взрывная травма , тяжелая контузия и медалью «За Отвагу» вернулся младший сержант Дыховичный в родное село, завершив вторую свою жизнь.
Жизнь третья встретила Серегу водкой. О той жизни он не то, что вспоминать не хотел, а и не помнил ее совсем,  хоть и продолжалась эта жизнь без малого лет пять. И, когда в очередной раз, Серега увидел белый  больничный свет и какие- то  усталые и заплаканные девичьи глаза, услышал грозное предупреждение хирурга о том, что в голове Серегиной не то что ума, а вообще живого места не осталось , и, что если он сейчас этот свой оставшийся ум в узду не возьмет , то кончится он как Серега Дыховичный навсегда , в  тот момент и  понял он , что началась другая жизнь.  Четвертая.
Итак, она звалась Татьяной… Так уж повелось, так уж жизнь складывалась , но все его немногие подруги звались именно так , а когда Серый впервые  сквозь полупьяную пелену, из- под  заплывшей синевы  увидел эти полные страдания  и страха глаза , то ощутил он то , чего не ощущал никогда еще раньше в жизни. В миг и навсегда понял Серега ,что такое любовь. Жизнь четвертая понесла Серегу как на серфинге, быстро  захватывая дух.  И не было, казалось, на этой земле более счастливого человека , более заботливого мужа и отца, когда мчась на своей служебной «Волге»,  в которой он катал большого начальника, домой на обед врывался он ветром в свою квартиру и, наспех расцеловав жену, бросался навстречу дочке Олюшке , которая со смехом, оседлав его коленку, слушала  его неизменное –  «Калинка, калинка моя , в саду ягода калинка моя». Дочь действительно   держалась на колене как в седле ,расхохатывая и слушая  его – «выгоняла я телушку на росу » , заставляя петь и качаться, пока Серега не изнемогал .
   Татьяна сгорела, подарив Сереге  самых счастливых пятнадцать лет. Как свеча сгорела, в три  месяца превратив его в старика. Серега продал квартиру , переселившись с дочкой в  свой деревенский дом , обивал пороги лучших клиник , но болезнь оказалась сильней и пришла та ночь , после которой Серега стал малость тронутым и навсегда отпечаталась на лице его какая-то пугающая детская улыбка , да помутнели потухшие полные слез глаза . 
Жил он бобылем, тихо и по инерции. Без мыслей, водки и безобразий всяких. Не хотелось Сереге ничего, а единственной его отдушиной стал интернет, по которому он раз в неделю общался со своей Олюшкой.  Дочь, благодаря Сереге, успешно закончила институт и удачно вышла замуж за норвега , уехав  с Родины, казалось, навсегда. Десятки раз она звала отца приехать к ним и пожить и насовсем, приезжала в гости с мужем и двумя очаровательными  девочками- близняшками , но, как не пытался Серега себя заставить , как не умоляла  любимая его Олюшка , не мог он покинуть нажитые места, говорил он дочери, что- то о Родине и корнях, а на самом деле не мог Серега оставить хоть на неделю тот вылизанный до блеска холмик и простой деревянный крест , к которому он ходил  разговаривать , советоваться, а то и просто  оставить по весне  на нем так любимые ею тюльпаны.  Раз только что- то сковырнулось в душе его, когда на коленях  его барахтались  две  чудесные норвежские куклы, ноги сами пошли подпрыгивать,  смеша до  колик тем самым кукол, а  губы сами собой пришептывать – тунчики тунчики тунчики ту , да колотунчики ту-ту…
 Жизнь пятая началась для Сереги как-то зимой. Бездумно и скучно он переключал каналы телевизора, не останавливаясь подолгу ни на чем. Довольствовался скудной пенсией, лениво рыбачил, повинуясь какому-то инстинкту прибирал дом и двор.  Телевизор показал ему собак, которых он никогда не видел раньше .Слышал что- то  раньше  бывало и читал, но никогда не видел этих, похожих на волков, псов , уверенно и радостно тянущих сани с поклажей, которыми управлял грузный мужик с бородищей и в красной куртке. Рожа того мужика румянилась от мороза, глаза сверкали, а возня его в своре и царящая вокруг них веселая кутерьма вдруг вдохнули в Серегу ту крупицу жизненную , которая заиграла , заходила вдруг по жилам , заставив его мутные глаза вновь улыбаться. Списавшись с производителями, и застенчиво  выклянчив у дочери денег, привез Серега через полгода к себе в деревню шестерку  маленьких серых комочков. Засверкали у Серого вновь глаза, заиграла на губах его правдоподобная улыбка, когда в первую же ночь уложил он всю шестерку к себе в постель и полночи не смыкал глаз, боясь кого- нибудь из них придавить. Щенки сопели, а Серега сквозь сон смотрел на них и улыбался.
 Следующие полгода прошли весело. Серега похудел, стал быстрым, как олень, а реакцией стал похож на молодого волка. Перевидав на своем веку много собак, он сравнивал этих бестий с овчарками, охотничьими лайками и  забавным  невиданным ранее лабрадором, с которым приезжала в гости вся новая норвежская родня. Хаски были не сравнимы ни с кем. Бешеная энергия их, вместе с какой-то неизведанной ранее звериной добротой, вдыхали в него все новые и новые силы , заставляли смеяться над их проделками…  И так привыкший рано вставать, Серега не подозревал теперь , что вставать он будет  на два часа раньше , и эти   два часа , как и следующие,  будут посвящены забавной возне , играм , догонялкам и салочкам. Оставивши как- то в первый месяц щенков одних только на два часа, он нашел их затем чуть не при смерти, жалких и потерянных. С тех пор, перепуганный, свору свою он не оставлял ни на минуту, пока собакам не исполнился год.
Прошло три счастливых года. Серега торопился домой, стремясь быстрее добраться и кляня возникшую перед ним пробку.  Старая «Нива» была забита новомодным собачьим кормом , новой упряжью , веселыми и полезными вещами и подарками.  Сверху же были привязаны прекрасные новые сани. Вспоминая прошлые года, он с усмешкой думал о всех своих  позорных неудачах, о падениях, о том, как десятки раз вожак по кличке Манька, самая смышленая в своре, увлекая за собой остальных, с полкилометра  радостно тащила за собой и  перевернутые сани, и  самого  Серегу , с криками отчаяния бежавшего  за ними по  снегу или тормозившего  головой .
Последний год, наконец,  дал ему спокойствие  и  гордую уверенность , переполнявшую его, когда его свора неслась, как угорелая, по заснеженной реке, а сам Серега, в красной куртке и с  бородой, уверенно балансировал на самодельных санях.
Пробка кончилась. Искореженная «Мазда», криво вставшая на дороге, грустно мигала аварийкой, а вокруг нее в истерике бегала модная блондинка, крича что- то в телефон.
Был уже вечер, когда, открыв ворота, Серега загнал машину и, первым делом  подхватив мешок с кормом, поспешил в собачий загон , который располагался у него на заднем дворе. Свора лежала вся  вместе , прислонившись друг к другу и неестественно спала...
«-Вот здесь, теть Зин,  Манька- то   пеной   и прохрипела, а потом улыбнулась ,  как есть Бог!  - руку лизнула и угасла.  А он сначала все  плакал  и кричал, а  потом по- собачьи выл . Потом на четвереньки встал и лаял. А потом миски   собрал, и все с них сожрал… Жрал и выл, а потом, как он лег к ним в кружок, я к тебе и побежала!»
Белый свет опять был белым и слепящим. Провалявшись в больнице два месяца, Серега несколько раз слышал, что он очень везучий человек и, что после отравления крысиным ядом, шансов обычно нет ни у кого. Заходила к нему Анька малая, девчонка десяти годов, которая и обнаружила Серегу у собачьих мисок без сознания. Потом  примчалась из Норвегии дочь, пыталась насильно увезти его лечиться, но Серега был непреклонен. Выписавшись из больницы бледным и худым, он не смог найти в себе силы вернуться в свой дом, где последние три года вновь обрел покой и  счастье,  а приютился  в комнате-коммуналке , которую ему предоставила Анькина мать. В комнатке этой жила Анькина тетка , служившая в Сбербанке и умершая полгода назад , и Серега решил здесь дожить свой век . В том , что век этот приблизился к исходу, он уже не сомневался . Жил он практически не выходя из дома ,  пил свой нескончаемый чай да листал огромную подшивку старого журнала «Огонек» .   Кто и зачем отравил Серегиных собак так и осталось  неизвестно.
                ***
Человек сбросил с плеч ружье и сел на  поваленную сушину. Он не курил, жизнь в лесу отучила его от этой привычки, да и курево имеет обыкновение заканчиваться, а выходить к людям он больше  не собирался.  Не то чтобы ненависть к людям  , а какое-то новое , неизведанное чувство , какая-то пустота поселилась в его мятой голове и не отпускала с тех пор , когда он, сидя в пахнущей старостью коммуналке, выпил стакан водки, которой не пробовал уже не один десяток лет. Водка тогда не пошла, и, сблевав ее прямо на пол, он долго мучился еще от болей в животе. Продав дом, «Ниву»,  раздав по соседям весь свой нехитрый скарб, Серега ушел в тайгу. Ушел один, взяв с собой запас патронов, ружье и все, что могло пригодиться в дикой жизни в лесу. Взял  икону Неопалимая Купина, доставшуюся в наследство от прабабки. Икона  с краю была паленой, бабка уверяла его ,что она останавливает огонь и пожар и рассказывала о случае, что ,когда в  избе начался пожар , то огонь добравшись до иконы волшебным образом затих ,  опалив только самый край. В бога Серый не верил, в церкви был за жизнь свою пару раз, а священников на дух не переносил, считая их обманщиками и дармоедами. Но,  как ушел Серый в лес , первое, что он сделал  себе  избушку-нору,  это приладил на стенку икону , и два раза в день, стоя перед богом на коленях, читал то, что помнил – Господи, еси на небеси.. да святится имя твое .. да будет царствие твое .. хлеб нам насущный дай нам днесь.. и остави нам долги наши и прости врагов наших…. Дальше Серега не помнил, дальше он просил бога дать здоровья и счастья дочери своей и внучкам, просил создателя упокоить его жену на небесах , просил его простить тог , кто сделал с его собаками такое скверное дело. В лесу Серега жил без них.    Напрасно сосед его, сам отличный охотник,  предлагал ему пару отличных щенков карело-финской лайки , Серега был непреклонен. Не мог он заставить себя даже взглянуть на собаку.
- А когда Колька сосед начал было кричать на него с пьяну–то, что он дурак , что без собаки в лесу он  пропадет , то встал вдруг Серега на четвереньки и завыл. Жалобно так… Колян глазища вытаращил ,  а  у меня челюсть, вот ей богу, отвисла , а Катька-дура сначала ржать начала.
-Да он меня всегда смешит, какой-то он чокнутый...
                ***
Он сидел долго. Житье в лесу приучило его экономить силы.  Долгие переходы в поисках дичи чередовались с долгими же остановками. До новой  избы , которую он срубил в последний год,   оставалось еще около двадцати  километров пути и, к тому же,  было нужно проделать довольно большой крюк, обходя разлившуюся ручьевину . Погода стояла теплая , было серо и местами  сухо , а  проклятый разливной  ручей журчал под ногами, унося свои воды куда- то на север , где по карте находилось непроходимое болото. В середине этого болота  лежало Сол озеро. Озеро  было обильно  рыбой, хотя охотников до него добраться,  особенно  в последние годы, не было совсем. Все дело было в  дальней  тяжелой дороге и топи, окружавшей озеро со всех сторон.  Серега корил себя за ту самоуверенность, с которой он вышел на Сол озеро по весне. Нечего было и думать добраться даже до края его, которое уже мелькало впереди, показываясь сквозь  редкий перелесок. Рыбалка отменялась, надо было двигаться к дому.  Серега уже собирался вставать,  как  вдруг, где-то сбоку, послышался шорох. Осторожный и сильный. Охотник застыл  и тихо  сел обратно на сушину.  Шорох не прекращался. Шурх-шурх-шурх… казалось кто- то что- то рыл.  Шум отдаленно был похож на порхание глухарей на порхалище, но был при этом гораздо громче  и ,к тому же,  сопровождался каким-то посторонним треском. Серега осторожно перезарядил двустволку, встал  и, рассчитывая каждый шаг, двинулся в сторону шума. Карабин и мешок он скинул и теперь, раззадоренный инстинктом,  осторожно всматривался в сторону шороха .  Шум и треск не прекращался, а, напротив, становился громче и уверенней. И чем ближе Серега подходил к нему, тем больше он становился.  Впереди был довольно крупный пригорок, скрывая охотника от источника шума. И Серега гадал, что могло ждать его впереди. Было уже понятно, что это не птица- слишком активно трещали ветки , слишком громко и настойчиво кто-то что-то рыл. «Бобры, похоже»,-  подумал Серега, обходя пригорок со стороны и вскидывая наизготовку ружье. Перед ним, наполовину  уже зарывшись в нору ,что-то копал медведь.  В следующую секунду, как только Серега показался из-за пригорка, хрустнув  веткой , медведь с быстротой молнии вынул морду из норы и развернулся в его сторону, мгновенно  приняв боевую стойку..  «Медведица»,- похолодел Серега , глядя на характерные черты черепа . Шерсть зверя стала дыбом. Их отделяло несколько метров. Выстрел дуплетом совпал с мощным  быстрым прыжком , а сознание померкло,  успело про себя отметить… голова… опять голова..
Сколько времени он лежал в отключке,  было непонятно. Очнулся Серега от жуткой головной боли и противной тошноты. Он лежал на спине,  неудобно подмяв под себя ногу.  Во рту, полном медвежьей шерсти, чувствовалась еще и кровь , так что было непонятно, как он не задохнулся под почти двухсоткилограммовым телом . Спасла его довольно крепкая березка, наудачу оказавшаяся меж ним и зверем. По тяжестью медведицы березка сломалась, краем своим проткнувши зверю бочину , усугубив тем самым рану. Две пули вошли ей в грудь. Медведица была мертва . Серега застонал и еле- еле выкарабкался из под прижавшей его туши.  Тошнило, голова болела нещадно. Проведя по  ней рукой, он с ужасом нащупал кровавый скальпированный лоскут. Лоскут свисал на глаз , кровь уже запеклась ,  во рту чувствовался ее соленый вкус , да висели на честном слове пара выбитых передних зубов.  Слабость была страшная, захотелось курить, и Серега в каком-то трансе стал шарить по карманам. В другом  ему повезло. В одном из карманов москитки  оказался  скатанный в тугой рулон большой платок, используемый им в качестве накидки,  а иногда и фильтрации болотной воды.  Кое-как обмотав им голову, он  встал на колени и умылся из ручья. Тотчас его стошнило и, почти сразу ,стало легче. Шок потихоньку проходил, пришло и  осознание , что пожить на белом свете еще придется. Шатаясь, он еле встал.   Двустволка оставалась под тушей и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы высвободить ее. Ружье было основательно подмочено ручьем и облеплено травой и мхом,  и некоторое время Серега чистил его рукавицей. Скальп болел , оставаться здесь не хотелось и, собрав силы, Серега встал. Срубив топориком палку, он попытался сделать несколько шагов и тотчас почувствовал резкую боль в голеностопе. Со тоном сняв сапог, он обследовал ногу.  Видимого перелома не было, но боль  была сильной и голеностоп вспух. Серега сплюнул кровью. «Неохота помирать-то»- сказал он вслух и усмехнулся.  Совсем неохота.  Пить охота. С пригорка, где рылась медведица, донесся то ли всхлип, то ли вздох с ворчанием и Серега поспешно перезарядил  ружье . Ворчание смокло и тут же снова возобновилось, сменяясь жалобным мяуканьем. Держа ружье наизготовку, охотник подполз к норе. «Барсука что ли она тягала»- подумал он. «Точно.. барсучья нора… вот чего она рыла… полакомиться хотела»- думал он ковыряя в норе. Вот он, точно и торчит .. Нора была уже  разрыта медведицей достаточно  широко и, не прошло и полминуты, как перед озадаченным Серегой из глубины барсучьей норы показалась бурая задница со смешным хвостом. Медвежонок.. похолодел он… вот почему она не раздумывала…. «Потому и бросилась  сразу.. не могла она иначе.. никак  не могла...»- говорил он вслух, разрывая нору дальше.. отрыв медвежонка наполовину, он потянул его на себя и остановился от громкого и жалобного визга. Визг был таким сильным, что у Сереги захолонуло в груди . Перед ним уже лежал  бурый выпачканный комок со смешным носом,  хвостом и передней лапой, плотно застрявшей в барсучьем капкане.
- Господи… да что ж ты делаешь то!  - почему -то произнес Серега и немедленно  стал  разжимать капкан. Ему это удалось не с первого раза, тот был старый и ржавый, да и сил у Сергея уже не было. К тому же, комок верещал при каждом его движении .  «Да как же ты вообще в него попал- то»- приговаривал он …       «Черт тя дернул в нору-то полезть.. любопытный какой...»- ворчал Сергей, разжимая стальные челюсти. «Молчи. Молчи говорю , что верещишь как поросенок?  Ты же медведь , терпеть должен … терпеть».
Наконец ему это удалось. Челюсти жамкнули и освободили детеныша. Поспешно и, с какой-то брезгливостью отбросив железо, Серега отполз от норы, таща медвежонка за собой. А тот  при последнем движении затих , обмяк  и  замолчал . –
«Эээ… ты это… ты мне тут не засыпай… только попробуй.. живи!.. живи я тебе говорю.. Винни- пух гребаный !»- ругался Серый, таща на чистое место маленький бурый комок. А Пух лежал не шевелясь и, похоже, не  дышал.
 «Дыши, дыши… дыши»- приговаривал Серега , обследуя медведя на предмет повреждений. Лапа была разможжена , крови почти не было , но переломов похоже было достаточно. Видно, все это произошло совсем недавно, аккурат,  когда Серега пересекал ручей по упавшей елке и всматривался в него на предмет рыбы.
Прошел час. Зафиксировав свою ногу при помощи веревок и палочек , соорудив что-то вроде чуни и, обмотав все это хозяйство разрезанным и уже ненужным сапогом, Серега двинулся в путь . Ручьевина разлилась так , что  два раза он проваливался по пояс. Прошло еще два самых тяжелых для него часа, нога притерпелась , охладилась от воды  и он уже не думал этой, обстреляющей при каждом шаге, боли. Сзади, в  заплечном мешке , он  то и дело  чувствовал радующее его  редкое дыхание и приятное  мягкое тепло. Медвежонок молчал в забытьи. Выйдя на сухое место, выбравшись наконец-то из чавкающей жижи, он огляделся и снял с себя мешок. «Жив?»- спросил он, развязывая его… «Жив…»- с улыбкой  приговаривал Серега.. «Че ему сделается.. медведь все -таки…». Надо было идти дальше и он вытащил из кармана компас ... «Север-юг…» -пробормотал он, сверяя компас с лесной визирой. «Север-юг.. отсюда совсем недалеко… недалеко совсем… с таким темпом часа за четыре мы с тобой дойдем… а там чай… чай и зайчик вчерашний … и посушимся…»
Четыре не четыре, а когда он приполз наконец-то в избу, был уже глубокий вечер. Закат  пылал  золотом  и блестел рыжим огненным прямо  на верхушках сосен и елок. Тишина стояла невообразимая. За этой тишиной он и ушел два года тому назад от людей, от мира, который так его и не принял , от всего того, что не давало ему жить в счастии и спокойствии души.  Здесь же этого спокойствия хватало. И души хватало  ему, и до сегодняшнего дня Серый был вполне близок уже  если не к счастью,то к смирению и покою .  Развязав мешок, Серега вытащил комок на свет божий и положил его на самодельный деревянный стол под навес , где он обычно обедал. Медведь дышал, но тихо- тихо. Глаза его были закрыты, а из одного текла крупная слеза. «Что ж мне с тобой делать-то сейчас?» – думал Сергей… «Что ж с тобой делать?..» Подумав чуть, он достал из избы плотный пакет , наполнил его  водой и, сделав в пакете небольшое отверстие, сунул медвежонку в пасть. Реакция последовала незамедлительно, и пакет стал быстро убывать. «Агааа!!!»-радостно заорал Серега.. «Значит жить будем… будем!.. никуда ты не денешься! А покудава мы тебе шину приспособим». И он, несмотря на собственную слабость и боль, начал приспосабливать к медвежьей лапе дощечки . Через полчаса шина была готова . Лапа прочно зафиксирована и смазана барсучьим жиром пополам с растопленной еловой смолой. Сверху была наложена плотная повязка и медвежонок стал похож на какого-то мультяшного героя. В воздухе запахло ветеринарной клиникой. Не в силах растопить печь, Серега заполз в избу и упал на нары, положив медвежонка с собой. Заснул он мгновенно, успевая отметить  про себя, что пакет, в который он налил уже сладкий чай, продолжает убывать…
Утро  для обоих началось с боли. Опять жутко болела голова, саднил огнем  так и не леченный кровавый лоскут на темени , а нога приобрела вид пивного бочонка. Серега застонал  и осторожно вылез из-под одеяла. Медвежонок тихо сопел и постанывал, дыхание его стало значительно реже, а нары были безнадежно пропитаны  чем-то мокрым и вонючим… «Обоссался»-констатировал Сергей.. «Ну а что мы хотели.. мы ж маленькие еще»- бормотал он, вспоминая свои веселые ссоры с женой  насчет памперсов, когда Ольгу приучали к горшку. « Значит почки работают , значит жить будет»- приговаривал он, отмечая уже про себя, что снова  начал говорить. Молчание, поразившее его последний год, сначала пугало, а потом отпустило, уступив место какой-то спокойной мудрости, когда слова не нужны, когда мысли и желания становятся тише и спокойнее , когда человек понимает, что ему самому очень мало надо и понимает вдруг человек, что  главное в жизни- это совсем не то, что многие себе представляют.
« Кой ляд ты в нору то полез.. учуял небось запах , а  барсук-то ушел давно. Он-то  капкан учуял и другим ходом ушел . Этому капкану сто лет в обед  , его мудак какой-то поставил и забыл  , а барсук ушел,  вырыл себе новый ход и ушел, железо почуяв.  Ты должен своего медвежьего бога благодарить, что не убило тебя капканом-то. Он ведь не дурак совсем барсук-то , ушел, а запах оставил , запах в норе по году держится. А ты дурачек взял  да на запах и полез , полез и попал»,- приговаривал Серега, лихорадочно думая, что он будет делать, когда медведь очнется…
-«Что ж с тобой делать-то? Что делать?.. Лечить тебя будем теперь, выхаживать... Что ж ты жрать-то у меня будешь?»- думал он. перерывая свои  запасы.
 В заначке у Сереги был сахар. Целых пять  кило. Как великую драгоценность он хранил его , приучив себя лакомится им не чаще раза в неделю.   Был целый ящик сгущенного молока  и мешок  сухарей, которые закинули ему в прошлый год лесорубы по зимнику. Были консервы и даже банка кофе. Голодная смерть не грозила…  Для начала надо было заняться собственной головой, и следующие два часа Серега занимался тем , что с помощью   драгоценного йода , бинтов и еловой смолы соорудил себе повязку, став похожим на раненого в боях партизана. Зашедши в избу, он посмотрел на нары. Там все было без изменений. Зверь лежал на боку и, казалось, не дышал совсем. Подвинувшись ближе, Серега проверил дыхание и убедился, что медвежонок крепко спит. Пакет был пуст и валялся прогрызенный под нарами. Сделав новый и, размешав в воде сахар, Сергей засунул пакет в пасть. Тотчас раздалось ритмичное чмоканье. «Водохлеб», – ухмыльнулся Серега . «Обоссишь мне нары все ,- и пошел заниматься хозяйством.  К ноге он притерпелся и с удовольствием отметил, что боль хоть и стала чуть меньше , но  опухоль спала и перелома действительно нет .
Прошло три дня. За все это время медвежонок ни разу не открыл глаз , выхлебывая за сутки больше 3 литров жидкости и методично и  обильно смачивая Серегины нары . Под конец третьего дня, следивший за  поселенцем хозяин, почувствовал новый запах и со скрытым неудовольствием  отметил,  что медведь его лежит на другом боку , отодвинувшись от свеженаваленной аккуратной кучки. «Поправляешься», – отметил Серега. «Так пойдет, скоро и глаз откроешь»,- ворчал он, убирая медвежье говно. Жил он старыми запасами, варя по вечерам уху из ершиков и окушков, обильно водившихся в озере. Этой же ухой, предварительно остудив, он поил медвежонка. Тот ворчал и стонал все чаще и к вечеру третьего дня, когда Серега зашел в избу с котелком  каши , то увидел он такую картину. Медвежонок сидел за столом, как заправский мужик, и лакомился  холодным сладким  чаем  нахально и, по-свойски, сунув нос в Серегину кружку. Чай лился большей частью мимо , но это не мешало медведю радостно клацать кружкой временами, запрокидывая ее вверх .  «Очнулся значит…»- ошарашенно произнес  Серега … «Ууумм»- донеслось из-за стола… «Давай лапу смотреть . Не рычи . Не кусайся. Куда?! И даже не думай! Без лапы ты не медведь»,- бормотал он,  осматривая рану. Послышался дикий обиженный  визг.  Серега взял медвежонка на руки и чуть не зарыдал от отчаяния и жалости к этому маленькому покалеченному зверенышу. Тот же, мгновенно прижавшись к нему, уткнулся носом куда-то в подмышку и начал лихорадочно сопеть , стонать и плакать . Плакать  по-настоящему , жалобно и горько.  Серегу затрясло. «Что ты бурый.. что ты…». Оторвав наконец медведя от себя, он взглянул на заляпанную липким  чаем  морду и обомлел..  Из глаз медведя текли слезы…
                ***
Через несколько дней  с Бурым начались проблемы. Если бы Сереге раньше сказали,  что в  семействе медвежьих возможны такие  быстрые и радикальные перемены в самочувствии, он бы ни за что не поверил . Бурый категорически не хотел мириться с наложенной шиной  и повязкой. На уничтожение,  в момент ставшей ненавистной палки, у него ушло минут пятнадцать , как раз то время потребовалось Сереге , чтоб сходить проверить «морду» . Ловушка , плетеная из ивы, стояла  за островным мыском и была полна рыбы. Стремящаяся почесаться и освободиться от икры  здоровенная рыбина  билась  в ловушке,  а с ней, поблескивая болотными боками, билась щука помельче. Серега услышал  жалобный вопль, когда подходил к избе.  Бурый сидел на заднице и  выл от боли и обиды, пытаясь зализать  нехорошо повисшую левую лапу. Остатки повязки валялись на утоптанном порожке , а изгрызенные шины- дощечки были  измочалены зубами  до какой-то запредельной  степени ненависти. Кроме того,  Бурый , видимо, хорошо приложился раненой лапой , потому что  то и дело пихал ее  в маленький сугробчик , чудом еще  оставшимся целым в углу избы.При появлении Сереги медведь  завыл громче и обиженней. Духовичный плюнул , пошел в избу ,  за иконой достал початую бутылку с раствором «от всего» и вышел во двор. Раствор этот Серега хранил как жизнь свою -  темно- красный , почти черный настой полутора десятка трав  , настоянных безусловно на чистейшем самогоне, дала ему тетка Настя , когда, перекрестив, желала ему удачи. Серега им почти не пользовался. Сейчас же , грубо схватив медвежонка за загривок, он запрокинул ему голову , насильно раздвинул челюсти и попытался влить в него  это самое «от всего». Задача была нелегкой , однако  грамм пятьдесят в медведя попало , остальное, взревевший Бурый все же успел выплюнуть. Зажав медведю пасть,  Серега выждал полминуты и повторил процедуру.  Бурый обмяк и обиделся , пытаясь однако при этом что- то возражать. Прошел час , другой , и только к вечеру   половина избы была превращена в больничную палату , в центре которой стояли нары ,  спешно переделанные из обеденного стола , на которых  недвижимо храпел плотноспеленутый Бурый. Лапа его , любовно запакованная в  футляр из  кожи и куска пластика, была подвешена на вбитом в стенку гвозде , остальные же конечности были плотно взяты в растяжку. Так прошли сутки. Бурый получил еще пятьдесят грамм . Прошел еще день .Медведь молчал.  Утром третьего дня медведь заворочался ,  затем застонал , начал  попискивать ,  к обеду  же заныл, а к вечеру зарехал . Рехал он долго и упорно  , злясь и ругаясь . Так продолжалось весь вечер . Далеко заполночь , когда Бурый понял, что освободится из этой вязаной могилы не получится ,  заплакал .  Серега ,не выдержав ,выскочил из избы , проведя бессонную ночь . Следующий день стал для обоих адом . Серега смачивал раствором тетки Насти раненую лапу и пытался определить  и сопоставить костные обломки , повинуясь внутреннему только чутью .  Обшив лапу  берестой Серега успокоился. Непрекращающийся плач продолжался до следующего  вечера,  а к двум часам ночи   бессонный  Серега плюнул , освободил Бурого из унижающего плена , взял медведя на руки  а тот, зевнув , тут же успокоился  у него на  плече.  Остаток ночи Серега лежал , боясь шевельнуться , и под утро только ,  под самый рассвет  пришел к нему было сон  , да   тут же был   выгнан  мокрым и  горячим языком.
Плеснув в   миску холодного чая, Серега добавил туда сахарного песка и ткнул в миску Бурого, отчего он немедленно стал лакать.   Придержавая его то за корпус,  то за шею, он не знал, как лучше пристроить своего питомца , а тот лакал, как в последний раз в жизни , чередуя хлюпающие звуки с довольным  ворчанием.  Прошло две недели постельного режима  и каждую минуту рядом с медвежонком  был человек, который менял ему повязки , прикладывая к ране какие-то травы и мох , кормил  барсучьим салом , поил разведенной сгущенкой  и выносил из избы дышать . Прошла еще неделя.  Бурый ожил, но рана его внушала серьезные опасения.
  Весь  день у Сереги ушел на то, чтобы сшить медвежонку  что-то вроде гипсовой повязки. Лапа была еще плоха , тем более, что медведь постоянно ее лизал, уничтожая с таким трудом положенное лекарство .  Собрав в доме  все куски кожи , пластика ,  брезентухи  , все, из чего можно было  смастерить  повязку-каркас,  Серега измерил детеныша вдоль и поперек. Бурый же , все еще пребывая в полном неадеквате от происшедшего  с ним,  плакал , баловался , кусал руки и лизал нос и всячески пытался разобраться,  какой же лапой ему заняться – сорвать ненавистную повязку с левой или продолжать слизывать  что- то липкое и вкусное с правой. Победила правая,  щедро вымазанная сгущенкой.    К вечеру Серега праздновал победу , прихлебывал чай и поминутно прыскал в ладонь , глядя на медведя.    Тот же  был  одет в нечто , напоминающее сюртук , сшитый из толстенных кусков кожи,  а местами соединенных меж собой плотной  брезентухой. Лапа была хитроумно фиксирована берестяным чехлом.  Чехол предполагалось снимать раз в день для смены повязки. Словом, вся конструкция была сделана  таким образом , чтобы медвежонок испытывал как можно меньше неудобств. Расхохатывая над Бурым, Серега тем не менее отметил ,что в новом сюртуке тот  приобрел  какой-то барский вид . Зрелище было препотешное . Бурый же, злясь ,  осваивался с новым телом, поднимая и опуская левую лапу,  смешно сидя на полу и требуя сладкого .  Днем , пока Серега  занимался  изготовлением панциря , он уже  гонял по двору лягушек и знакомился с лесной мышью , живущей под досками.  Мышь достать не удалось,  а одну из  лягушек, мирно скакавшую к  берегу,  Бурый прикончил и с удовольствием съел , причем, с таким бравым  видом, что  вызвал у Сереги искреннее удивление , затем требовал от него  кусок хлеба со сгущенкой , которая тут же стала для него наркотиком , безбожно пил  сладкий чай , заставляя Серегу с ужасом подсчитывать свои скудные запасы сахара и , наконец, нашел неподалеку от избы  небольшой муравейник , чем заставил не на шутку Серегу взволноваться. Тот. потеряв на пятнадцать минут медвежонка из виду,  с криками и  ужасом бегал вокруг избы , пока не нашел детеныша , который тихо игрался с  муравейником. Сейчас же, с подозрением осматривая новое тело,  Бурый зевал и решил отложить на завтра разбирательство с этой страшной,  но вкусно воняющей штукой. Наконец , получив  очередную миску чая,  он растянулся на лавке,  постанывая  во сне. Серега смотрел на этот  «шубный лоскуток» и  с удивлением отмечал, что   никогда еще не видел ни у  одного живого существа  такую дикую и неподконтрольную смесь   жалости, тоски , веселья , злости  , гордости , преданности и безудержного, всепоглощающего желания жить. Ночь перешла половину свою.  Бурый ворчал и плакал во сне, а под утро опять  начал подвывать. И столько в этом плаче было горечи и тоски , что Серега вскочил , пребольно стукнувшись головой о   балку ,  бросился к нему , взял на руки и начал баюкать, как дитя, пытаясь петь колыбельную . Никаких слов он не помнил, а только мычал , а потом стал заунывно повторять слова единственной  песенки, которую знал .Вспоминая дочку , баюкая Бурого и напевая ему,   он думал о том , что жизнь только ради себя или воспоминаний  не имеет никакого смысла 

                ***
- Да что ты понимаешь в этом вообще? Вижу... дааа… понимаешь, ну  что ластишься, что ластишься зверюга , видишь вот – давай почитаем, что здесь написано… Советское фото ,1978 год, что пишут… Картинку видишь? Комбайн видишь? Хлеб убирают… Да не лижи ты страницу! Смотри ,вот… Нет, комбайн тебе не будет понятен ,  что бы...   Вот видишь, Баба… На фото была изображена  задорная молодуха с серпом и  красиво подобранным снопом пшеницы.   «Баба...»- задумчиво произнес Серега,  а Бурый уже пакостил, пытаясь перевернуть страницу. Упражнения  с журналом Серега практиковал практически ежедневно  во время послеобеденного отдыха. Сначала был просмотр прессы , в изобилии оказавшейся на чердаке одной  заброшенной охотничьей избы,  и временами Сереге казалось, что медведь понимает,  что изображено на разных фотографиях. Но большей частью  Бурый шалил, а   затем  Серега  выяснил, что его питомец достаточно близорук. Были бессонные ночи и забавные дни . И  в  минуты веселой шалости бурый обожал  седлать Серегино колено и весело на нем скакать , слушая  его  « Калинка, калинка, калинка  моя…»  . Задиристые звуки калинки вводили бурого в экстаз и  он  выжидал  моменты Серегиной слабости, чтобы вовремя подскочить, обнять его колено  и начать смешно подпрыгивать при звуках  «Калинки».  « Выводила я телушку  на росу , да повстречался мне медведь во лесу … калинка, калинка моя , в саду ягода малинка моя».
 Шло время…Серега похудел и осунулся . Мысль о том, что медведь вырастет и погибнет голодной смертью не покидала его ни на минуту. Сейчас же будущему охотнику было  показано строгое усиленное наблюдение, и круглые сутки Серега знакомил  медвежонка с окружающим его болотом , песчаной отмелью на озере ,  ловил его , когда тот сорвался с дерева,  пытаясь перейти поваленную сосну .  На четвереньках теперь Серега стоял больше, чем на своих двоих. Он страшно уставал и  под вечер валился с ног, придумывая  даже во сне для своего питомца новые занятия.  Как оказалось,  за тем  еще был нужен глаз да глаз  .
  Было все... был колокольчик , невесть каким образом оказавшийся в хозяйстве и с восторгом привешенный на Бурого.... В течение двух  дней Серега балдел... Мелодичный звон, раздававшийся то справа, то слева от избы, заставлял его вспоминать детство и козу Глашку, парное молоко и вкусный матерински хлеб .     Колокольчик прекратил свое существование,  когда  на третий день до Сереги дошло , что он хоть и  незаменим в скорейшем нахождении Бурого , но в то же время делает его воспитаннику – медвежью услугу. Был частокол, которым Серега обнес огромный  участок вокруг дома.. На его создание ушло  несколько недель , и в этом вольере Бурый мог чувствовать себя в относительной  безопасности .  В нем Бурый был под присмотром и тогда Серега имел возможность наблюдать, как его питомец всеяден. Оставление бурого «одного» в вольере практиковалось ежедневно,  увеличиваясь во времени.  Там  же к нему пришло окончательное   осознание того, что ему  сейчас придется воспитывать не дрессированного, а именно дикого медведя.  А раз так, то не станет  его воспитанник самостоятельным  без  долгих тренировок, не выживет он без развития в нем его медвежьих инстинктов , без  настоящей  охоты . Так  смотрел Серега на дитя , думал , а дитя сидело возле  валенной елки и  лакомилось  насекомыми , облизывая еловую кору.  Там же  вились осы , привлеченные  малинником , и  Бурый , хотя они его не донимали, довольно ловко повадился  ловить их пастью , уделяя этому упражнению довольно много времени. В эти-то периоды затишья Серега и думал…
 Как-то утром, просмотрев сусеки, он пришел к выводу , что с сахарного довольствия бурого пора снимать. Драгоценный мешочек стал пуст на две трети, сгущенки оставалось двенадцать  банок, было еще несколько пакетиков леденцов и карамели,  которая уже слиплась в липкий конгломерат.  Но карамель и леденцы предполагалось есть только в случае гибели от голода , а сгущенку Серега задумчиво вертел в руках, совершая в уме свою арифметику . Сзади послышалось сопение. Серега обернулся. Бурый стоял на задних лапах ,  из пасти водопадом текла слюна , и весь вид его был  милым и доверчивым.  В глазах стояла ОНА. ЕЕ Величество ОНА  - банка сгущенки
 «Значит так. Слушай очень внимательно. Ты не будешь больше есть сгущенку. Ты слышишь? У нас мало сгущенки. Очень мало. Если ты сожрешь ее всю сейчас, то у тебя не будет потом сгущенки.  Понял?  Не будет! Никогда. Да ...   Не надо лизать мне руки. Ее не будет .. Не надо вставать на колени.  Да, я тебя очень сильно люблю, но не дам тебе больше ни банки , не проси… Бурый, отстань , посмотри, ты видишь, их двенадцать банок . Двенадцать банок . Вот я беру одну вот эту банку , видишь , я беру банку сгущенки и мы просто пойдем посмотрим озеро. Итак я несу банку на берег . я несу ее на берег. Я могу ее закопать , но ты ее конечно же найдешь . Могу настучать тебя этой банкой по голове , и ты будешь  меня ненавидеть.  Я могу вообще ее  в озеро выбросить... и ты тоже потом станешь дураком . Мы не сможем играть этой банкой  в футбол...Что еще...

                ***

...и куница , что по елке  пробегает без утайки...
Муравейник наполняют насекомые послушно.
Ручеек  стремится к морю , вверх летит росток зеленый
В озере играет рыбка, и  летит в прыжке  лягушка

На песке сидели двое.  Ты видишь, солнце в зените. Видишь?  Мы ставим палку прямо под солнцем, да?  Серега воткнул в землю палку, Запомнил? Ровно в зените . Когда еще раз будет жарко - жарко , Бурый , ты получишь эту банку , то есть  это будет  завтра, в это же время .
Мы рисуем круг. Видишь круг?  Видишь, уже появилась  тень.
Бурый! Это круг!  Это самое главное, что ты сейчас должен запомнить! Посмотри на солнце , ну , посмотри, там солнце и круг.  Вот этот вот круг.  Дай сюда морду... Здесь будет тень.  Я рисую палку , нет.... не то .... Когда эта тень пройдет вот этот круг, ты получишь свою банку , понял? Ты видишь ,  я рисую эту банку. Бурый! Нет... не то... Да, да, черт возьми!  Что ты лижешь мне руки?  Да! Это - банка сгущенки! Я знаю!  И я тебе ее не дам ...Точнее отдам, но когда ты поймешь...
Отстань , мне уже пора наколоть дров, а ты в это время будешь сидеть в доме. Пойдем. В доме Бурый сидеть не захотел, а обиженно шлялся по участку замышляя что-то.  В пределах видимости он затаился на берегу  и был прекрасно виден Сереге, который возился с дровами.  Детеныш продолжал резвиться в своей новой песочнице. Прошел час.
«Ты чего здесь выдумал?»- Серега вышел на бережок. «Пойдем. Пойдем, нам пора , будем есть и лечиться… Бурый! Что за капризы? Вставай ! Не кусайся!  Что ты на палку уставился ? Зачем она тебе сдалась? Ты хочешь взять ее с собой? Ладно  бери , я не буду спорить , но ты дашь мне сегодня твою лапу. Дашь лапу? И тебе будет больно.
 Ты согласен? Тебе будет очень больно Бурый, иначе нельзя.  Иначе ты будешь медведь-инвалид , и мне придется тебя просто пристрелить , а я этого совсем не хочу. Совсем не хочу , Бурый!  Тебе будет больно и ты будешь меня ненавидеть , но  зато потом ты будешь спать , а ночью в полусне еще съешь сладкий  сухарик,  который я тебе припас».
Следующее утро выдалось  ранним , Серега наловил рыбы и подстрелил крупного глухаря , неосторожно  севшего на сосну прямо  у избы.  Глухарь сидел на ветке  нагло , не обращая на Серегу никакого внимания . С момента появления Бурого это был первый выстрел , который и разбудил и испугал медвежонка. Был завтрак и приборка . Ежедневная   порция дров.  Был произведен осмотр оружия , которое крайне не понравилось Бурому . Позавтракав, Серега развалился на нарах и посматривал, как Бурый шабашит на столе, облизывая все, что попадается под лапу и  наблюдает за солнечными бликами . Солнечные зайчики играли на столе в салочки  под внимательным медвежьим взором . Мерно перекатывалась кружка. Так вот смиренно Серега и уснул .
 Еще плыли  из сна его вдаль  какие-то русалки , и летал ворон , а под конец  почему- то увидел он  ревущий оживленный город,  как вскочил он в ужасе .  Бурого не было . Выскочив из избы, он мгновение думал, в какую сторону ему бежать , пока не заметил,  что  тот  опять возится на берегу .
« Ты опять с палкой своей возишься? Что ты ее жамкаешь , ну что ? Что ты хочешь мне показать? Ты хочешь воткнуть палку? Да? Хочешь чтобы я  ее воткнул? Да? Хорошо, я воткну эту палку . Вот. Что? Да , я воткнул эту палку . Что ты сел? Ты еще смеешься, нахальная морда!  Что ты скалишься , зверюга?  Что?!  Что-то? Ты хочешь сказать, что сейчас полдень ? Это хочешь мне сказать? Послышался откровенный медвежий  смех и  Сереге стало не по себе.  Ты хочешь сказать, что прошли сутки?! Ну-ка, постой! Стой, тебе говорю!  Куда ты пошел ?Даже не оглядываясь! Вот ведь быстрый какой стал!  Куда направился?  Там нет банки! Нет, я тебе говорю. Успокойся , я дам тебе ее сейчас . Не надо кусать мне руки ,  я дам тебе сейчас сгущенку».
Взяв  в руки банку,  он проткнул ее ножом и дал медведю насладиться вдоволь. Бурый чавкал, а Серега  думал о том , что сегодня произошло с ними,  что-то в высшей степени интересное  .  Пока он размышлял,   медвежонок впал в экстаз и слизал уже больше половины . Посмотрев на банку, Серега открыл ее  целиком и  отдал  медвежонку всю , и тот мигом приспособился с ней прямо на кровати, а когда был оттуда изгнан – в углу , где драил банку до блеска еще полдня .

                ***

Холм под елкой весь исползан
И лисицею и волком.
Росомахи след по тропке,
Что к воде бежит играя..
Солнце светит на полянке,
Тащит гриб на елку белка,
И глухарь кричит на кочке
Клювом боевую песню.


Поплавок заплясал и, оставляя дорожку, резко дернулся в сторону... Каждый из рыбаков был занят своим делом. Серега таскал из воды крупных окуней . Бурый же с восторгом наблюдая эту картину, игрался с рыбой  как большой  котенок и, даже  нечаянно, отпустил на свободу довольно крупный экземпляр . Тот же , оставив в воздухе искристый мокрый след ,зашел в воду, как прыгун,  оставив ошалелого Бурого в раздумьях . Серега расхохотался  , а Бурый, конфузясь, стал отыгрываться над окунем,  снова бившегося на каменистом  берегу. Тот, соскочив с крючка, упал не в воду, а на берег , и бился теперь  там . Первую крупную рыбину медвежонок  уничтожил вместе с чешуей и долго потом пытался вычистить ее  из пасти. Кончилось все это тем, что повзрослевший  медведь выпустил свой,  ставшим смешным и длинным язык, и начал с  наслаждением чесать его о соседнюю сушину. На следующей рыбине Серега терпеливо показал  ему, как  можно получить ту вкусненькую розовую полоску более удобным способом.  Пристроившись  где- то справа, он застенчиво глядел, когда Серега вытянет из воды брыкающийся серебристый бок. Проходили дни, недели, месяцы...
Бурый научился ловить рыбу.  Период непонимания прошел,  и с каждым новым уже часом медведь осваивался  в привычной ему среде .  Стоило Сереге несколько раз  сводить Бурого ночью на отмель , как тот повадился бегать туда каждую ночь, уничтожая мелких щук.  Сидя прямо в воде , застывший Бурый терпеливо ждал, когда в  допустимых пределах появится рыба , а затем пускал в ход передние лапы .Рана его зажила , и Серега постоянно благодарил  Неопаляемую Купину за снизошедшую на них благодать. Лапа, хоть и ставшая какой то кривой,  зарубцевалась, переломы срослись , по лесному вольеру носился подрастающий с каждым днем пестун , с каждым днем увеличивая  свою территорию.
                ***
Стоял прекрасный теплый сентябрь.  Тихо-тихо так листочек падал в безветрии . Желтый или красный . В такие моменты  чувствуешь ,  как свершилось в небе ль что... иль на земле... душа чья-то то ли полетела дальше  , то ли  постучалась к кому вновь. Бурый веселился на полянке с любимым муравейником, который пользовал как десерт днем. Серега ж в свою очередь  кружил по  соседскому  осиннику , крутясь на полянке и выискивая  молодые крепкие красноголовики. Те  показывались то тут , то там,  подмигивая красными своими шляпками из- под покрывающей их травы . Красивее нет картины , чем листочек на грибе. Красивый гриб – красноголовик,  но  нет более вкуснее гриба, чем сыроежка. Дед Кондратий в бытность свою твердил: « Что красноголовик?   В лесу красив , на сковороде нет. Не то что сыроежка , в маслице с картохой. Жареной  с кожурой.Вот та , наоборот – в лесу невзрачная и к поганке вроде ближе , а на сковороде сыроежка – богиня грибов, потому что ни цвет не меняет , и дух грибной от нее на всю-то ивановскую . Да, вкуса  неописуемого . Да со сметаной- то! Да под водочку-то!   Эх-х!»-   кряхтел дед. « Со сметаной и валуй сожрешь» -  обычно с печки добавляла бабка .
 Пройти  пастбище Бурого было невозможно и Серега , выходя из за елки, уже искал глазами звереныша , когда тот отвелечется от общения с муравьями и побежит ему навстречу. Бурого на поляне не было . «Воду пьет»,- догадался Серега, проходя краем озерка и выскакивая на тропинку, ведущую к дому. Уже  оставались  последние метры и была слышна  подозрительная возня, чередующаяся с чьим-то  отвратительным рыканьем.   «Что ты там творишь?»-вышел к дому Серега… Кончай Бурый ... и остолбенел.    Там , зажатое в  углу между  поленницей  и предбанником , в совершенно  безвыходной ситуации рычало что-то похожее на медведя,  но с хищной,  мерзкой, удлиненной мордой в полоску  и длинными кривыми когтями.
« Вот ты какая оказывается!» - вник в ситуацию Серега и перевел взгляд на Бурого. Тот стоял в невиданной ранее хищной стойке с вздыбленной шерстью и  в оскале его новом теперь был виден зверь. Весь белый передок медведя был выпачкан кровью и Серега, с отвисшей челюстью, опять перевел взгляд на росомаху. Та была  ранена , судя по поджатой  лапе и,  наконец, сама заметила человека. Некоторое время вся троица стояла . Бурый рыкал , рыкал страшно , бросаясь на врага и не давая ему выбраться .  Серега осторожно подбирался к топору . Время,  казалось, остановилось , и  тут  росомаха  задрожала и бросилась вперед, сметая Бурого . Тот , увернувшись, сделал резкое движение лапой  по голове врага,  а зубами вцепился прямо в морду. Топор был уже в руках , он-то  и завершил жизненный путь росомахи,  перерубив той позвоночник . Все было кончено . Серега отошел в сторону и стал наблюдать как Бурый все рычал и обнюхивал уже  убитого врага. А тот плясал какой то новый танец, пытаясь повернуть росомаху брюхом вверх. Серега сделал шаг, но  остановился , натолкнувшись на  подозрительно злобное рычание. Бурый же, нагло повернувшись к Сереге задом,  заурчал и начал совершать с тушей какие- то мерзкие действия.  Солнце  уже садилось , когда уже переделав машинально обычную кучу дел, он все думал и думал о том,  что сегодня пройден еще один этап , сделан еще один шаг  к самостоятельной и взрослой медвежьей жизни. Убирая  по двору  разворованные росомахой припасы, он  восстанавливал для себя всю картину преступления . Бурый застал ее в процессе наглого грабежа, затем, видимо защищаясь, умудрился схватить росомаху зубами.  И Серега с улыбкой  вспомнил пчел… Затем  какое-то время гонял ее по двору и, наконец, зажал «в угол за сарайкой». Серега чуть улыбался , а победитель урчал в своем углу,  совершая какой-то неприличный обряд. Продолжалось это довольно долго,  а потом последовало сладостное затишье. Наступил вечер.   Время было ужинать и, не дождавшись Бурого, Серега с удовольствием уничтожил  тарелку грибовницы. Пайка Бурого остывала неподалеку и отличалась повышенным содержанием картошки , которую медведь обожал и, почему-то чеснока , от которого и вовсе впадал в раж.  Серега не поверил бы ни за что на свете , если раньше бы кто-нибудь сказал ему о том , что чеснок , росший у него на огороде, разрастется за последний год  до странных для тайги размеров и  его будет есть медведь . Сидя  под навесом, он попивал чаек и смотрел на свое озеро , которое темнело , наливаясь ночью.  В такие минуты ему очень хотелось курить. Появление Бурого  было тихим .   Смешно  и гордо  взобравшись на скамейку,  он  выложил на стол какую-то дрянь.
«Этта что за ешкин кот?»- потянулся было Серега и обомлел. На столе лежали внутренности россомахи. Они пахли , как полагается пахнуть внутренностям и к тому же были изрядно вываляны в корках , еловой хвое и опилках .
«И что  прикажешь мне с этим делать, а?  Что ты уставился?»  А Бурый, сделав движение лапой, безоговорочно подвинул  их в сторону Сереги. Положение  было непростым. Медведь приглашал его ужинать растерзанным  росомашьим потрохом . Подумав , Серега встал , зашел в избу , взял грибную пайку Бурого  и поставил ее перед медведем , мельком  оглядев росомашьи внутренности . Ни мгновения не колебавшись, он оторвал  от них что-то похожее на печень и стал задумчиво жевать . Со стороны Бурого послышалось довольное чавканье.
                ***


Заяц, заяц, что ты скачешь?
Что ты скачешь, что ты видишь ?
Видишь, мох горит зеленым
Изумрудом, что на солнце? ,
Видишь желтую морошку,
Что ковром покрыла кочки?
Расскажи мне, заяц серый,
Приоткрой полог палатки?

На чуть открытой площадке, поросшей со всех сторон  ивняком, кормился лось. Здоровенный бычок, трехлеток с длинной темной с подпалинами шерстью и приличными рогами,  тряс головой. И, забывшись обо всем,  смачно обгладывал сочные ветки. Шла последняя декада ноября  и погода была еще та - с  диким порывистым ветром , мокрым снегом и дождем. Серые свинцовые тучи заволокли все кругом , а  после  стояния в болоте,  было так хорошо и уютно в этой  закрытой полянке с таким вкусным деревом . Горькие сочные побеги ивы щекочут ноздри . Сладкий сок . Мерное жевание.  Порыв ветра ... Как вкусно.  Что это  неприятное и резкое жжет нос?  Мерное жевание . Порыв ветра...И вот уже  в уши настойчиво залезает  чей-то топот. Скорей!  Бежать! Спасаться! Топот! Копыта!  Треск! Повинуясь чутью, нежели слуху,  лось безошибочно рванулся в сторону , и ему даже  удалось выиграть некоторое  время и расстояние , и вот  , казалось, уже  спасенный, инстинктивно рванувшись в зеленый коридор,  увидел он там   что-то маленькое и серое , тщедушное , но источающее при том   совершеннейший ужас.  Через мгновение это  серое  сделало  какое-то  смешное резкое движение  и сразу стало так  слабо-слабо в  задних ногах. Шорох, последовавший справа, заставил лося вскинуть голову и, повинуясь инстинкту выживания, он попытался выкинуть вперед свои  копыта.  Но страшный  удар всем  корпусом спереди вбок свалил его на кусты ивы . Через мгновенье, в спину быка вонзилось  второе, жуткого вида копье с такой силой , что переломало ему хребет.  Чтобы превратить  могучее и красивое животное в недвижимый труп, ушло не больше  полминуты. 
«Ну вот. И до берлоги тебе  рукой  подать и время подходящее. Хорошо мы его взяли , хорошо ...»- приговаривал Серега ,вынимая из ножен нож. «  Дай-ка я , а то ты разворотишь  сейчас все».
«Моо-хоу-реее»,- раздалось раскатистое.  «Моухоо!!!»
«Хо- ре , Хо –ре»,- повторил Серега .  «Заночуем здесь ?  На лосе?  Что? Да я знаю, что ты не любишь костер , но я не хочу жрать сырую лосятину , а жрать, Бурый, я хочу.  К тому же я замерз , скрадывая этого быка .  Поэтому ты все-таки  сейчас займешься лосем , а я займусь костром . Затем  я  поджарю себе приличный кусок печени , ты же знаешь, как я люблю жареную лосиную печень, затем, так и быть, мы потушим костер и  завалимся  спать. На целые сутки спать, Бурый».

                ***

В темном небе звезд не видно,
И луны не видно  в небе.
И осиновая ветка
Не дает  в пространстве тени.
Филин , что сидит на ветке,
Неподвижен и печален.
Скоро, скоро будет утро-
Филин знает все на свете.

- Ты можешь говорить мне что угодно , но что с вас толку, если вы не слышите Его.  Как можно общаться вечно открывая и закрывая рот ? Беззвучное общение гораздо приятней. Кроме того, существует много всего, чего нельзя просто описать словами .  Тао, вы смешно делите на непонятные  куски и называете это временем года , нами же считается неприличным делить  Тао вообще. Еще  вы считаете, что у деревьев нет ума, вы не чувствуете ветер , не понимаете, что  вода может использоваться не только для того, чтобы пить и мыться.  Я мог бы перечислять еще  очень долго все ваши глупости, ты знаешь это, но меня волнует  другое . Самое главное  -  вы очень жестоки. Чрезмерно . Зачем вам столько смерти?
-Ты же бьешься за самку? 
-Она должна родить от сильнейшего. Это закон. Его нам говорит тот , которого ты не слышишь.
-Вы тоже делите территорию.
-Но мы это делаем учтиво . Вы думаете , что оставляя зарубки на соснах  на уровне своего роста мы пугаем противника?  Мы показываем свой возраст, а не силу. Это уважение, а не разбой.
- Все равно. Это отговорка . И Ты вечно попрекаешь меня тем ,  что  от рождения мы не имеем способности  понимать друг друга без слов.  Нам этого вообще не надо . Я чувствую  то, что чувствую, и никаких чувств больше чувствовать не хочу. Почему ты смеешься?
-Как раз от рождения вы ее имеете. Вы забываете ее потом.  А почему - мне это непонятно . Наверно это потому , что вы любите делать большие  припасы. Они съедают ваш ум. Вам очень близок барсук.
-Ты тоже делаешь припасы.
-Мои припасы дают мне силу , ваши отнимают  .
-Всегда ты споришь. Ты не понимаешь многих вещей.
-А ты не понимаешь одной. Она главная. Тебе тепло?
-Да . Я  переворачиваюсь и буду спать. Я устал, а ты сейчас опять будешь донимать меня своими разговорами.
-Тебе лениво со мной разговаривать потому, что ты знаешь ответ. Зверь лучше человека - вот ответ. И ты  теперь сам знаешь, что это так. Ты переменился ... Даже когда я был маленьким, ты был другим. Каким же ты был, когда меня не было? Ты тоже делал много разных непонятных мне вещей? Тогда я должен тебя бояться. Я должен относиться к тебе как к врагу . А это не так.  Вот эта мысль последнее время не дает мне покоя. 
- Бурый, дай мне поспать!
-Кроме того ты нетерпелив , что часто  приводит к глупой поспешности и ошибкам.
- Бу-ры-й!
- Смерть  всегда приходит сначала знакомиться. Уж мы-то это знаем лучше вас. Даже если это происходит мгновенно , она всегда проявит себя заранее .
- Ты закончишь или нет? Я хочу спать!
- Я думаю, это будет  в виде  круга . Да ! Круг!  И что-нибудь смешное. Чтобы я также мог смеяться так , как смеялся ты, когда мы ловили рыбу . Ты уже спишь? Спи.  Все-таки ты развит лишь наполовину ...
- Ты не представляешь, насколько ты ночью надоедлив.
-Однажды мы расстались на целых два месяца. Ты потом говорил , что тосковал.
- Я не мог быть с тобой.  Кочующие ненцы заняли  Бор Больших Сосен.  Я не хотел, чтобы они видели тебя , а мне очень было нужно с ними повидаться.
-Я знаю. Знаю, что тебе трудно охотится без Большого Грома. Я тоже тосковал без тебя . Мне не хватало наших бесед , но днем  они не такие, как мне хотелось бы .   А все потому, что ты понимаешь меня только во сне. Днем же ты глух… Днем , чтобы донести  до тебя хоть что-нибудь, я срываю с себя  шкуру , я голову могу себе разбить,  а ты все равно ловишь лишь обрывки . Мне остается лишь ночь,  Ночь... Не пинай меня в живот - это бесполезно...
Зима еще не началась.  Снега не было  и это было хуже всего , потому что крепкие порывы холодного ветра продирали все  насквозь, а встречный дождь отбивал любое желание двигаться. Все трещало и гнулось,  и только шалаш из веток с прогоревшим костром, располагался в хитром безветрии небольшой низины.  В этом теплом закутке, обнявшись,  спали ночью медведь и человек.

                ***
Мерзлым тихим  утром ноября  по  запорошенной дороге передвигалась великолепная парочка.   Серега  с годами постарел и высох.  По дороге бодро шел мужичок  беспризорного вида  с очень жилистыми руками , маленькими ногами  и длинными волосами, собранными в пучок . Внешний облик его гармонировал с окружающим пейзажем  настолько , что  присутствие рядом семенящего   бурого медведя   килограмм в триста  весом   не казалось чем-то  фантастическим.

- Оуго-умо-ае. Умту-мгнга-ову.
- Да , в этот раз я был первый , значит мясо носить тебе!
- Бхетум-воае?
-Это справедливо. Ты мог не хвастаться и не спорить.
-Пумоу?
-И не уговаривай.
-Пумоу!
-Нет!
-Пумоу ,грымво!
-Ты будешь носить мясо сам.  Ты будешь носить мясо сам !  Хорошо, я сделаю тебе пол в берлоге , сделаю! Но ты сносишь мясо. Все мясо, Бурый!
Эмчхи!
 Но тебе должно быть стыдно, если меня не станет. А меня  не станет раньше тебя . Ты должен уметь выкладывать пол в своей берлоге сам.  Я не желаю ползти всякий раз в эту нору , выстилая тебе пол , только  потому, что  ты  не любишь снизу холодок.
-Вау-воу-муа
Да, я знаю, что у тебя лучшая берлога.
-Вау-воумуа-гнумар-коам
Я знаю, что ты любишь комфорт.
Коамвау-воуоа-выо
И я  знаю что пол я делаю лучше тебя
-Фррнгун..
- Нет, хвастун это ты.
Так они шли , удаляясь и споря , строя планы  и  веселясь , шли по своей лесной тропе живя той дикой жизнью , которая уже давно утеряна человеком , той жизнью, которая яркими своими красками  рисует свой бесхитростный окружающий ее мир  и,  хотя больше  в нем и  боли  и  голода , лишений и смерти , меньше тепла и уюта , но не идет он ни в какое сравнение с тем цивилизованным миром,  который терзает и уничтожает  себя  придуманным им же  добром и злом .

                ***
-Я те , Иваныч , так скажу. Их надо на самом деле драть, как дедов наших драли,  а то это поколение идиотов, которое на нашу голову выросло.
- Брось  ты ,  нельзя лося с мелкашки валить.
- Да я тебе говорю , надо знать куда , стреляют чукчи же…
- Ну , будем мужики!
-А вот  правду говорят:  там где ворон , там медведь?
-Я ее тогда за жопу, значит, беру , а там..
Общество, сидящее в вертолете, было веселым и разогретым. Нелепые  чистые и новые гражданские камуфляжки чередовались  с выгоревшими военными, мелькали кителя и кокарды , суетились  какие-то красные и синие куртки , кругом были тюки и ящики. Пахло водкой, колбасой и властью.
- А я ей такой потом и говорю...
-Иваныч ,- обратился грузный военный  к тому, что был  постарше и постройнее. –Врубай-ка ты «Калинку». Самое время . На-ко вот , тяпнем  под музычку и сразу врубай!..  И  собеседники  вкусно опрокинули по стаканчику.
 – Так точно , товарищ генерал !-нарочито  комично отрапортовал  Иваныч и поспешно потянул руку за сервелатом , хищно  умял кусок и исчез в кабине пилотов .
-Что это ? Зачем?
Похорошевший после рюмки, ухоженный  высокий брюнет в песочном стильном камуфляже,  с удивлением следивший за происходящим, недоумевал. Он уже дремал, когда  над  глухой тайгой, раздираемой звуками винта  , понеслась «Калинка» в исполнении хора им.  Александрова.  Детская песенка, разложенная на несколько десятков мужских луженых глоток , то замирала в адских паузах , то неслась, как с горы, сметая все на своем пути переливчатым  «А_аааа...»
- Это у генерала нашего  причуда такая , Лев  Анатольевич.. Любит он эту калинку включать и на боевой разворот встать. Балуется дед...
-Прямо как в « Апокалипсисе,-ответил Анатольевич  все еще  бледный от внезапного крена вертолета.. А тот , выровнявшись мягко,  вдруг замедлил ход и повис в воздухе, слегка зависая .
- Это в каком же Апокалипсисе? Там, где Брюс Уиллис? Вам нехорошо? Коньячку?
- Нет нет . оставьте, вполне простительная слабость. А впрочем, дайте.В «Апокалипсисе сегодня»,-  чуть улыбнувшись сказал взявший себя в руки  высокий... был такой старый фильм. -Там американский полковник во время вертолетной атаки Вагнера включал. «Полет валькирий». Помните?
-А-а-а ....
 Из кабины вышел  второй пилот  и зашептал  генералу на ухо .
-Что ? Да ну ? Да иди ты ? А ну-ка,  дай ..! Вертолет висел.
 Прильнувшие к иллюминатору мужчины, оттесняя друг друга, кричали и  тыкали пальцем в стекло , а военные принялись открывать  борт. Они о чем-то переговаривались и ,наконец,  генерал , обратившись к высокому, произнес:
- Лев Анатольевич ... хотите взять медведя?
- Что вы?
-Он под нами . прижат воздушной струей,  никуда деться не может. Матерый зверюга.
-Аааа...да?... А  откуда он?
- Тайга, Лев Анатольевич , медведь- хозяин!
-Вас встречает , Лев Анатольевич , хи-хи-хи ,- мягонько раздалось откуда-то  снизу.
-Штурман?
-Это Федорыч его увидел, товарищ генерал,- отрапортовал тот.
-Федорыч , лесничий наш,- объяснил генерал Льву Анатольевичу
- Он говорит, что на полянке его сразу заметил . Тот аж на задние лапы встал , ему вертолет,  похоже, понравился, – перевел весело штурман слова лесничего из кабины. Прямо зоопарк. Полянка, что надо . Мы потом туда и сядем.
- Ладно, иди,- генерал махнул рукой. Так что же, Лев Анатольевич?
-Я даже не знаю, а из чего?
-Лев Анатольевич, вы давно стреляли из автомата?
-Достаточно...
- Ну, в данном случае я думаю, это будет несложно. Иваныч! Готово ль? Пойдемте со мной. Я вам главное скажу. Тут очень важно  правильно встать. Уверяю вас.
-  Да тут все просто , с оптикой , с такого расстояния  не промахнетесь,- панибратски залопотал Иваныч   и  дал Анатольевичу ствол. -Таак  , ногу одну пожалуйте вот сюда... здесь упритесь и чуть внаклон . Я вам на одиночные уже перевел . Нет-нет , не надо передергивать затворчик . Алексей , страхуй!
-Точно как в Апокалипсисе,- подумал Высокий и, волнуясь, прицелился во что-то коричневое.
-Долго так целится то?, только и подумал он пробуя спусковой крючок. Автомат дернулся.
- Черт!  Я, по-моему, промазал. Хотя нет . Вот еще.  Да , попал! Почему он не падает? Еще!  Давайте вы?
-Стреляйте ,стреляйте, Лев Анатольевич... Стреляйте.   Это вам в новинку. Мы-то привыкшие... Стреляйте ...  Алексей! Страхуй!..
                ***
Он сидел так больше часа . В бинокль было прекрасно видно , как с десяток крепких веселых возбужденных мужчин открывают водку и консервы , дымят сигаретами , гогочут , куда-то бегут  и безустанно фотографируются на каком-то коричневом фоне , который Серега никак  не хотел рассматривать. И странно, но как только возникло и пока не прекратилось это  фотографирование, пришло к нему непонятное и блаженное чувство покоя. Он взывал его в памяти снова и снова, пытаясь открутить время назад , потому что   несколькими минутами спустя, при взгляде на поляну,  его долго  тошнило и выворачивало  в каких-то диких и болезненных спазмах и он хватался поминутно то за живот, то за голову, которая вдруг стала взрываться чем-то  огненным. С улыбающимся равнодушием он смотрел, как мужчины садятся в вертолет, радостно хохоча и хлопая друг друга по плечам , как что-то тащат в мешках  .Как все почтительно обращаются с   высоким , даже слишком рослым блондином, одетым в песочный камуфляж. А Высокий все глядел и глядел в сторону, пытаясь то ли осознать что-то , то ли  просто что-то запомнить.  И уже тянули и тянули его, волнуясь, за руки. Наконец дверь вертушки закрылась, и Серега равнодушно отложил бинокль в сторону. Тело само собой приняло какое-то забытое положение, он весь подобрался и затих.  В оптический прицел было  видно улыбающиеся лица пилотов. Он мягко проводил их  прицелом , затем, словно  на что-то решаясь, уверенно совместил  перекрестье  куда-то под основанье крутящихся лопастей. Вертолет взлетал , он дал ему подняться и  спокойно нажал на курок.  Лопасти вращались , поднимая машину. Он успел выстрелить еще несколько раз  , прежде чем  та  стала заваливаться на бок  , а затем просто и, казалось, даже чуть мягко, упала в недалекий борок. Серега взял бинокль.  Вертолет лежал на боку , внутри мелькали какие-то тени . Взявши в руки карабин, Серега увидел в прицел,  как  из  переломанного вертолета ,где уже занимался огонь , выполз Высокий  , попытался подтянуться  за ближайшее дерево, но мощный взрыв оборвал его начинания и душа Высокого полетела вниз осиновым листом.
                ***
 Спустившись с дерева, он оправился  и огляделся. Тайга шумела осенним ветром , солнце припекало совсем как в июле , распуганная взрывом пичуга молчала и только  разноцветное бабье лето  весело смеялось желтым и красным,   кружась в  своей первобытной  пляске  этими бесчисленными листьями и превращая все в округе  в праздничный калейдоскоп.  Он посмотрел вверх, затем подумал о чем-то  и разулся , постоял на мокрой земле, ощущая ее приятный холод , сел на ближайшую кочку,  вставил новую обойму  и передернул затвор . Отложив оружие в сторону, он потянулся к вещмешку. Порывшись в нем, он  вытащил со дна небольшой сухарик и съел его , затем аккуратно повесил мешок на ближайшую елку. Во фляжке оставалось несколько  глотков чая и он  с удовольствием допил и  его . Взяв  топорик , он подошел к  сосне , с которой только что спустился , и  , приподнявшись на цыпочках, сделал, насколько хватало роста, три зарубки .  Придирчиво оглядев  их ,  он удовлетворенно  покивал .
- Голова, Бурый -, улыбнулся  человек , - опять голова..  Голова...  Ему стало легко.  Настолько  легко  , что  онрасхохотался счастливо . Взяв карабин и, продолжая улыбаться, он сел на кочку , вдохнул прелого лесного воздуха и,  приставив дуло к подбородку откинулся чуть назад , глядя в этот  голубой  и бездонный колодец .  «Моу-вао-ум-маа»- , разнесся по тайге его  торжествующий рев.
Моу-вао ум-маа!...Моу-вао ум-маа!...


Яркоярко солнце светит , громко  лес шумит  от ветра ,
в небесах летает ворон , громко клацает он клювом
Ворон –ворон , что  ты видишь , что  ты смотришь  ворон  черный!
Высоко летаешь в небе,зоркий взор твой  замечает
и на кочке лягушенка ,и лису в прыжке за зайцем.
Расскажи мне тайну ворон , покажи мне все на свете.

- Я вижу медведя!
 Высокий и важный!
Я вижу!
Ты  слышишь?
Зовет он с собою...
Красив он , огромен.
Хозяином леса его называют.
Как кошка, он скачет тайгою зеленой
Не слышно ни хруста , ни всплеска , ни звука.
Я вижу медведя!
Ты слышишь?
Я вижу!
Кружащийся лист покрывает одеялом,
Дрожащие влагой осенние кочки...
Дерет он по соснам , что на угорке,
привставши на задние лапы.  Зарубки.
Ты видишь?
Как белой красив полосой он!
Ты слышишь?
Я вижу медведя...