Эльфийские сказки. Хранители Рассвета. глава 5

 Элиас дал согласие на проведение ритуала только когда муж полностью оправился от ран. Мрачные служители выслушали его и с облегчением на лицах удалились. А вскоре вокруг супругов завертелась карусель приготовлений, Элиаса чисто, чуть не до скрипа отмыли в ванне, хоть он и так не был грязным, а Ольве увели куда-то, объяснив специальной подготовкой к обряду. Принц не противился, понимая, что тут лучше знают, что делать, только выполнял все приказы — велено надеть что-то вроде распашонки, надел. Велено снять обувь — снял. Велено надеть на руки звенящие браслеты — почему бы и нет?

 Он даже позволил удалить с тела все волосы, мудро рассудив, что в чужой дом не приходят со своими правилами. А когда увидел мужа, замер от восхищения, настолько тот был прекрасен.

 "Настоящий эльф!" - подумал Элиас и чуть не засмеялася от нелепости такой мысли.

 В алтарный зал их провожали чуть не всем замком. Впереди шествовал старший жрец, нёс в руках высокий шест с поперечиной. Качались в такт шагам тяжёлые кисти на концах, звенели колокольцы, пряно пахли гирлянды цветов, увивающих жезл. Следом за ним под руки вели новобрачных, буквально неся над землёй. А уж позади ровными рядами шли остальные, выпевая старинный речитатив, призывающий все силы в помощь молодым. Плато закончилось узким мостом, на котором едва могут разминуться двое и Элиас с затаённым страхом ступил на ненадежный настил. Длинные ряды досочек, плотно пригнанные друг к другу, непонятно каким образом висели в воздухе у самых верхушек огромных деревьев. Вековые дубы и ясени колыхались внизу зелёным морем, и Элиас отвлёкся от бездны под ногами, засмотрелся на текущие волны ветвей. Мост над вершинами лесных исполинов казался бесконечным, теряясь где-то вдали в туманной утренней дымке. Дорога тянулась и тянулась, жрец всё так же махал своим шестом, колокольцы звенели, а спутники позади по-прежнему выводили затейливые рулады.
 Сколько они шли, Элиас не знал, но ему казалось, что утро давно миновало, когда мост неожиданно закончился возле огромного дупла гигантского дуба. Вершиной он, казалось, касался облаков, а ствол был такого обхвата, что не меньше десятка человек могли стать кругом и то, наверное, не хватило бы. Площадка у входа, сделанная из крепких брёвен, опиралась на толстые ветви. Внутри дупла вилась бесконечная винтовая лестница, и Элиас улыбнулся, представив, что она сейчас приведёт к центру земли. Вспыхивали на стенах светляки, освещая путь нежным золотым светом, пахло сыростью, древесным соком и жизнью — исполин жил, горделив разворачивая мощные ветви, лишь позволил своим детям проложить ход. Жрец на мгновение закрыл сияющий утренним солнцем выход, и Элиас шагнул следом, зажмурился, смаргивая слёзы от яркого, ещё нежаркого солнца, придержал чуть споткнувшегося мужа, обнял за плечи, замирая на миг от восторга перед открывшейся волшебной картины.

 Широкую поляну окружали две полукруглые колоннады, они стояли с одной стороны, а прямо напротив поднимался изящный цветок ажурного храма. Тонкое кружево белоснежных лепестков казалось застывшими морозными узорами, лишь присмотревшись можно было заметить как в глубине камня вспыхивали розовые, малиновые и золотые искры, будто лучи рассветного солнца оставили здесь свои следы. Нежная трава поляны ласкала ступни, а лёгкий ветерок приносил бодрящую прохладу. Внезапно Элиас замер, втянул ноздрями воздух — что-то встревожило, будто к свежести добавили немного гнилостной нотки.

 — Что случилось? — Ольве с тревогой глянул на супруга.

 — Не знаю, мне показалось…

 — Что?

 — Не знаю, — повторил Элиас.

 Он еще несколько мгновений постоял, прислушиваясь и, встряхнув головой, последовал за недовольным задержкой жрецом.

 Храм был небольшим, можно сказать — маленьким. К удивлению Элиаса, ждущего, что в него набьются свидетели, жрец и свита не стали входить, пропустили новобрачных, осыпая их пряно и остро пахнущими семенами, и удалились прочь. Элиас прислушался к затихающему звону колокольцев и повернулся к супругу, зябко поджимающему пальцы на ногах.

 — Ты замёрз?

 — Не знаю, — с сомнением проговорил Ольве. — Наверное, я боюсь.

 — Меня?

 — Да, — бесхитростно ответил эльф. — Ты человек.

 Элиас нахмурился — обида снова закогтила сердце, он столько сделал для этого хрупкого сына леса, а тот до сих пор не доверяет ему.

 — Нет, ты не понял, — заторопился Ольве, — Это не то, ох, как сказать-то… я воспитан по-другому. Понимаешь? Ты воин, ты сильный и смелый, а я всего лишь слабый эльф. Я даже среди своих был таким. Ты же видел, у нас тоже есть воины, только не я.

 — Я понял, — Элиас кивнул мужу, — ты боишься, что мы настолько разные, что слияния душ не произойдёт, что мы не предназначены друг для друга. Но ведь это хорошо, что мы отличаемся? Нам будет интересно жить, я буду учить тебя тому, что знаю, что интересно мне, а ты — меня.

 — А слияние душ? — спросил Ольве.

 — Не попробуем, так не узнаем! Ну, что? Иди ко мне…

 Элиас привлёк к себе супруга, поцеловал доверчиво раскрытые губы, приласкал их кончиком языка. Он не был новичком в любви, были у него весёлые служаночки и готовые на всё пажи. Но с невинным супругом напор и сила не пройдут, скорее, напугают ещё больше.

 Ольве так и не заметил, как оказался на алтаре, тёплый гладкий камень, казалось, прогибался под его телом, льнул к нему. А супруг касался нежно и бережно, будто перед ним редкая драгоценность. Вот его губы пробежали по гибкой шее, коснулись тонких косточек ключиц, мимоходом приласкали крохотные горошинки сосков. Эльфу не понравилось, когда супруг втянул один из них. И тот понял, оставил и начал спускаться вниз, покрывая поцелуями живот, бёдра, и снова вверх, пока не прижался губами к вставшему естеству. Ольве стало так стыдно, что он чуть не дёрнулся, уходя от странной ласки.

 — Ох…

 — Не нужно стыдиться, нежный мой…

 — Может…

 — Нет, я старший, я знаю, что делать. Доверься, счастье моё.

 Довериться? Человеку? Разве можно так? Но глупое тело кричало — можно, тело льнуло к рукам мужа, выпрашивало бесстыдные ласки, требовало больше, сильнее, резче… отдавая всего себя, каждый вздох, дрожь предвкушения, сладкую судорогу наслаждения. И супруг принял всё, выпил, разделил на двоих дыхание, уловил малейшие движения, поймал каждое мгновение удовольствия.

 — Мой… маленький, мой…

 — Твой, — шептали пересохшие губы, когда Ольве чувствовал горячие толчки. — Твой…

 И он сам излился, тихонько поскуливая, вздрагивая в сильных руках, ощущая что-то обжигающее внутри себя.

 Элиас с восторгом и удивлением смотрел на супруга, отзывчивый, тот доверчиво раскрывался на каждое движение, такой свой, родной, чистый. Принц прислушался — откуда-то долетели слабые отголоски эмоций, такие незаметные, будто они просочились через едва приоткрытую щель. Эльфа переполняло недоумение, изумление, восхищение, счастье и он щедро делился чувствами с супругом. Может, это и есть то самое слияние душ? Именно это вызывает такое единение, когда всё на двоих и радость и горе? Элиас прижал к себе супруга, поцеловал сзади, за острым ушком и, словно по наитию, размазал его и своё семя по гладкой поверхности камня, растёр в тонкую плёночку. Рванул зубами руку, разрывая кожу, и капнул туда кровью.

 Зеркальная поверхность алтаря вдруг помутнела, подёрнулась слабой серой дымкой, под её поверхностью закрутились, завертелись вихри, будто там, внутри, бушевала снежная буря. И вырвалась она на поверхность камня серебристо-розовым сиянием.
 — Как красиво, — протянул Ольве.

 — Очень… — откликнулся Элиас и вновь насторожился, прислушался: откуда-то вновь потянуло гнилью, мерзостью тлена, послышались шорохи, странные, чуждые…

 Эльф уловил тревогу, оглянулся, хотел что-то спросить, но не успел. Его глаза распахнулись, полыхнули ужасом, губы раскрылись, выпуская крик.

 Элиас успел сделать лишь первое движение, готовясь встретить опасность, когда сзади на голову опустилось что-то тяжёлое, и он погрузился в темноту.

 Низкорослые, косматые фигуры, одетые в плохо выделанные шкуры, отбросили в сторону человека. Один из них шагнул к оцепеневшему эльфу, дунул в лицо каким-то порошком и, перекинув обмякшее тело через плечо, вперевалочку направился к выходу.

 Ни эльф, ни человек не успели увидеть, как из алтаря вырвался ослепительный столб света, вспыхнули, засияли каменные чаши в углах храма, вырвались из них золотые луч, переплелись между собой. Они поднимались вверх и, раскрываясь гигантским куполом, окутывая надёжной защитой королевство эльфов.

 Тролли едва успели унести Хранителя до того, как на границе опустилась непроницаемая для них завеса.

 ***

 Посреди низкой пещеры жарко горел костёр, рассыпал колючие искры. Поднимался вверх столб вонючего дыма, устремлялся в пробитое в своде отверстие. Возле костра сидела женщина, лохмотья покрывали худое, покрытое коркой грязи и синяками тело. Тонкие руки, все в ссадинах и цыпках, подбрасывали в костёр щепотки травы их кривого глиняного горшка. Она покачивалась, глядя в одну точку пустыми, лишёнными разума глазами. Лишь механические действия — взять, бросить, взять, бросить — говорили о том, что она живой человек. Хотя, человек ли? Слишком хрупкое телосложение, тонкие черты лица, а если присмотреться, то под слоем пепла и грязи, можно увидеть необычный голубой цвет волос, всё это выдавало в ней эльфийку. Пальцы поскребли по дну горшка, женщина пошевелилась, поднялась на худые, с выпирающими шарами коленей ноги, поковыляла к стене. Медленно, будто из последних сил. Только сейчас можно было увидеть, что женщина беременна, круглый, с выпирающим пупком живот, ощутимо перевешивал костлявое тело, клонил вперёд. Эльфийка добралась до стены, нашарила там кожаный мешок и набрала полный горшок порошка. Пугливо оглянулась, и припала губами к чаше, куда медленно по капле просачивалась сквозь камень мутная вода. Одни глоток, второй, третий. Она подняла голову, прислушалась и, быстро вытерев губы, поковыляла назад к костру. Женщина едва успела занять привычную позу, когда в пещеру, один за другим вошли тролли.

 — Гы… сидит.

 — А… сидит.

 — Как сидела, так сидит…

 Голоса, грубые, хриплые, смешивались со зловонным дыханием, с гнилостным духом шкур, вонью никогда немытого тела. Тяжёлые запахи добавились к душной, задымленной атмосфере пещеры. И сквозь этот густой, пропитанный застоявшимся воздухом, вдруг пробился новый, свежий, будто живительный глоток чистоты. Женщина потянулась к нему, неосознанно, бездумно и отлетела от сильного удара кулаком. Кровь из разбитого носа добавила новых пятен на лохмотьях, на полу, эльфийка всхлипнула, отползла в сторону, прикрываясь от ударов.

 — Ырррг, оставь.

 От ненавистного гнусавого голоса, женщина сжалась, зажмурилась. К мощному троллю, уже занёсшему для удара ногу, подошёл другой, низкорослый и приземистый. Балахон, сшитый из шкур и клочков ткани, был украшен амулетами, грубой вышивкой и костяными бусинами. Лохматая шапка, из-под которой блестели глаза, надвинута глубоко на лоб, скрывая немытые сальные волосы. Мокрый рот блестел сквозь клочковатую нечесаную бороду, на которую прилипли куски плохо прожёванного мяса и ошмётки травы из похлебки. Кряжистое тело с широкими плечами и длинными руками, говорило о том, что один из родителей шамана был гномом.

 — Пррринесли?

 — Да, вот он.

 К ногам шамана упало вялое тело, рассыпались по каменному, пыльному полу длинные волосы. Шаман наклонился, сгрёб их в кулак, отодвинул в сторону, обнажая заострённое ухо.

 — Хорррошо…

 Тролль согласно угукнул, подхватил пленника и утащил к стене. На тонкой лодыжке защёлкнулся тяжёлый браслет, толстая цепь протянулась к стене, надежно удерживая эльфа в пещере. Шаман выпроводил соплеменников, достал из каменной ниши горшок с варевом, вытащил полуобглоданную кость, и начал пожирать, чавкая и слизывая с пальцев капающий жир. Женщина притихла, затаилась в своём углу, даже не глядя на хозяина пещеры.

 — Хорррошо…

 Шаман откинул голый мосол, потянулся, облизывая пальцы. Его взгляд остановился на эльфийке.

 — Эх… — подтянул к себе женщину.

 Женщина забилась, завыла тоненько, живот напрягся, выпирая ещё больше, но шамана это не остановило. Резко развернув пленницу, он поставил её не четвереньки и грубо, резко вошёл сзади, дёргая на себя, натягивая худое тщедушное тело. Эльфика сломанной куклой моталась в его руках, спутанные волосы подметали пыль, пока шаман не накрутил их на руку, вздёргивая голову вверх, сильно, больно, едва не ломая позвонки.

 — Ыыыыы… хорррошо…

 Ольве смотрел, зажимая рот руками, чтобы не закричать от ужаса. Жуткая картина происходящего, насилие над беспомощной жертвой, явно не первое, ведь откуда-то появился ребёнок, всё это ясно показало, что он не успел поставить защиту, и сейчас на земли эльфов хлынут дикие орды, убивая, насилуя и пожирая всё на своём пути. Горе и стыд от своей беспомощности переполняло эльфа, злость и ненависть вызывали желание уничтожить этот мерзкий народ. Весь, до последнего существа. Весь.