Дыхание Каспия. Волжские эскизы

Часть четвертая. Дыхание Каспия

================Татар-базар
Он и вправду так называется, астраханский рынок. Есть ещё рыбный, но он далеко. Туда экскурсия отправилась, на автобусе (приехали злые, потому что он дороже оказался, чем татар-базар, а они-то думали…). А ещё – пешеходная по городу, с посещением Астраханского Кремля (эти довольные вернулись), и на яликах в дельту Волги (об этом – расскажу). Когда-нибудь я обязательно поеду в дельту Волги.

Когда гроза была, и все палубы заливало, и  окна, и дверь со стороны палубы не открыть – ветер не даёт. Я войти хотела – на палубе стало адреналиново-неуютно. За дверью парень лицом ко мне стоит, на беспредел этот смотрит, который за стеклом творится. Заснул он, что ли? Я дверь дёргаю-дёргаю, она, собака, не открывается, а он стоит аки соляной столб. Может, думает, я привидение - лохматое и мокрое, парео ветер рвёт, в глазах мольба и ужас («Впусти меня!»). Не впускает.

Из последних сил тяну на себя дверь (объявление на дверях магазина в Саратове вспомнила: «Дёргайте сильнее дверь!»), она наконец поддаётся, и я вваливаюсь в салон. Все давно уже внутри, сухие и счастливые, а я… Ой, не говорите!

«Перекушала» грозы, объелась ею, и теперь маюсь несварением воображения. Этому, который дверь перегородил, успеваю сказать: «Что уставился, грозы не видел! Помог бы дверь открыть!» Он мне серьёзно так: «Кому, тебе что ли? Ты в зеркало глянь! Носферату -ужас ночи!»

Ну каков наглец! Ему лет тридцать, а мне побольше… Мог бы и на вы. Но посмотрела в зеркало и ужаснулась: заколку потеряла где-то (на палубу – умру, но не выйду!). Остричь, что ли, гриву, чтобы люди не пугались? Или оставить…

Пожилой весёлый дядечка держит меня за руку, чтобы не смылась, и радостно рассказывает, как в позапрошлом году ездил на экскурсию в дельту Волги, лотосы смотреть. (Лотосы, кто не знает, в это время не цветут, но народу всё равно, народ ломанулся).

Час двадцать на автобусе, потом  два часа на яликах – туда и обратно, по протокам.До Каспия не доплыть, до него пятьдесят километров, в экскурсию не входит. Но впечатление остаётся такое, как если бы доплыли.

Потом обед с обязательными 50 граммами водки (фе-еее!), или шампанское (не "Ив роше" с ароматом персиков, наше, с ароматом дрожжей), или бокал сока (сок у них наверняка разбавленный, не обманешь – не продашь). Их накормили до отвала ухой и шашлыками. Вкуснотища, говорит, за уши не оттащишь.

Но всё это было потом. А сначала был ливень – такой как сейчас...
 - Как из шланга лило! А мы в яликах, а в них воды наполовину… Холодная, жуть!
- Отчерпывали хоть? (на Селигере в лодочном походе мы воду черпаками отчерпывали, а она  снова наливалась, зато пока работаешь - тебе тепло!)
- Да нечем было - отчерпывать. Так  и плыли – ноги в воде, сверху ливень хлещет, и никуда не денешься.
- Лотосы хоть видели?
- Да какие лотосы, говорю же вам, воды по колено в ялике, она ледяная, а нам еще плыть… Мать честная, две девятьсот отстегнул за «удовольствие»… Чего смеёшься-то?  Она ещё смеётся! Нам там не смешно было.

О том, как всё было в это раз, мне рассказала моя знакомая: лотосов не было, зато были чайки и серые долгоногие цапли - стояли, как водится, на одной ноге - прямо в протоке, людей не боялись. Протока узкая, по бокам стены из камышей, высоченные и шуршат. Лодки плывут. Цапли застыли. Наверху орлы кружат. Нереальное что-то. Мистическое.
Зато обед вполне реальный: сомовья уха из только что пойманной рыбы и жаренная на углях сомятина. Ну, и – водка, разумеется. Классика русского гостеприимства, вершина застолья.

 Я вообще её не пью, если только на перегородках из грецкого ореха настоянную. Или на смородине (это лучше, чем традиционная настойка на клюкве). Тогда уж из морозилки пить, чтоб бутылка запотевшая-заледеневшая, и чтобы водкой не... извините, не пахло.

Ещё у них осталось время на купание, немного, правда, но две тётки успели чуть не утонуть: течение в дельте хватает тебя и тащит, они этого не знали. Выплывать надо наискосок, а они пытались – прямо к берегу, а берег в осоке, она режется, и дно противное, илистое… В общем, получили удовольствие - на всю оплаченную сумму. Одна сама выплыла, другую вытащили.

================Лебединая верность
На теплоходе есть каюты повышенной комфортности, широкие как комната, и цена – «широкая». В одной из таких кают плыла странная пара: увалень в белом, и его спутница, она позже подсела. Может, жена, может, сестра, может – просто
родственница. Тоже вся в белом, когда они вместе шли – смотрелись классно, как два лебедя.
Она тоненькая такая, на Жизель похожа (судя по осанке – Жизель и есть, на пенсии по выслуге). Он покрепче, здоровяк, но держится с таким горделивым достоинством, что его даже белое не полнит (его спутницу, кстати, тоже: тут что ни надень – видна пташка по полёту). Не красавица,но красивая, как лебедь. Такой вот парадокс. Молчит и в пол смотрит.

Целыми днями они сидят под окном своей каюты и молчат, оба вечно в наушниках, слушают каждый своё. Я ни разу не слышала, как они разговаривают. В город Жизель выходила в белом, или  в костюме цвета недоспелой брусники, а он  - всегда в белом, смотрелись гармонично. В ресторан не ходили, в баре тоже не сидели. На рынке, правда, их встречала пару раз. Воздухом, что ли, питалиcь?

Дней через пять она улыбаться мне стала - здоровалась так. А после – опять грустная сидела. Может, горе какое у неё, так ведь не спросишь… В глазах печаль, пронзительная какая-то, лицо  каменное.
Жизель. Невесомо-хрупкая, эфемерная, ветром подхватит и унесёт. Её любимые цвета – голубой и белый. Национальные цвета Греции. Впрочем, Греция тут ни при чём. Напомнило просто. Эх, вот сброшу пяток лишних килограммчиков и оденусь в белое.

Песня такая есть, на музыку Теодоракиса: «Оденусь в белое, пойду танцевать» - в смысле, танцевать – назло всему, только чтобы от горя не плакать. Грустная песня, красивая мелодия. Вспомнила вот, насвистываю потихоньку (денег всё равно не будет, свисти – не свисти).

И чего ко мне привязалась эта безотвязная мелодия… Всё равно Европа прожуёт этот лакомый кусок американскими вставными челюстями. Эх, греки, на фига же вам Евросоюз этот! Разве вы без него плохо жили? Пенсии зашибись, праздников больше, чем будней (и выплаты к ним), так нет – они острова продавать начали! Драхмы и лепты на "евры" поменяли, дожили! Были Страной с большой буквы, а стали – частью старухи Европы. Хотите вторую Асфалию, она вам её устроят, и будете снова кричать "Народ, к топору!" На те же грабли...
 Афина, мана му, кена Афина, куда тебя несут твои бело-голубые паруса? И куда, интересно, исчезла наша грустная царевна-Лебедь? Сошла, наверное, с теплохода.
А её спутник так и сидел один до самой Москвы в наушниках и ни с кем не общался. Пошёл бы в бар, нашёл бы компанию. Здесь каждый может найти собеседника по душе,  человек – общественное животное, то есть стадное, одному плохо. Но он – не искал. По лебеди своей тосковал. Лебединая верность.  Всё, домечталась, хватит.

==================Песни
На теплоходе песни – самые разные: из динамиков льются, и в каюте радио у всех. О Волге. Зыкина. Ваенга. Как упоительны в России вечера. Танцевально-зажигательных много. А когда Макарьевский монастырь проплывали – Жанна Бичевская пела церковное что-то, нереально красивое и тающее, улетающее в небо. Лучше неё только Камбурова поёт.

О монастыре – можно, не буду, а то – такое напишу… Никто ведь не знает, как живут его обитательницы, никто ведь не скажет…  Стоянка в Макарьево поздним вечером, темнеет уже. Нет, не удержусь, расскажу.

=============== Макарьево. Женский монастырь
 Экскурсия в монастырь. Каменные несокрушимые стены, дверь железом обита. Не зря говорят - обитель. Снаружи красиво, внутри… пустота. Небытие. Как тут можно жить?! Я бы на люстре повесилась. Или сбежала бы оттуда. Всё равно куда, всё равно с кем…Всё лучше, чем так: похороненной заживо.

Вдоль дорожки, по которой мы идём, стоят молодые девушки, собирают пожертвования. Послушницы или монашки, чёрт их разберёт… ох, простите, бог. Лица нежные, девичьи. Щеки впалые, взгляд замученный, безнадежный, усталый до предела. Да они же едва на ногах держатся от усталости! Пошатываются. Спать не дают девчонкам. Вряд ли это угодно богу, он о них не знает даже. Скорее, угодно настоятельнице. Чувствую, как от злости каменеет лицо. За что с ними – так поступают?

 Читали «Монахиню» Дени Дидро? Не читали? Тогда о чём говорить, не могу же я прямым текстом, как Дидро... Молчи, грусть, молчи. Жалко девушек, их  жизнь не началась – закончилась уже. Не думаю, что богу это нравится.

А то, что они сами захотели так жить, сами сюда пришли, молодость свою погубили и остались в монастыре – легенды. Легенды и мифы есть у каждого народа. Наши – вот такие. Сказки это всё. Брехня. Ни за что не поверю.

Ну вот, обещала молчать, и как всегда - не выдержала. Не буду больше, а то мне напишут верующие, что оскорбила их чувства. А то, что мои чувства оскорблены этой безобразной сценой,  так это ничего, это – можно.

============Вверх по течению
От Астрахани отплыли вечером, утром стоянка в Никольском. Здесь на дебаркадере когда-то пирожки пекли-жарили и чебуреки. Прямо при тебе лепили-мастерили. Тесто прокатывали в машинке, между стальными валиками, потом ножом фигурным резали, начинку накладывали – пряную, мясную, с зеленью, как я люблю. И бросали в кипящее масло. Местные из посёлка приходили за чебуреками этими. Вкусные, как на Кавказе. В Москве – одно название. Беда, а не чебуреки. Мясо с душком и начесночено от души, чтобы запах неприятный отбить. Запах отбили, вкус остался. Руки бы отбить тем, кто делал! Тем, кто ел, сочувствую, примите, так сказать, искренние соболезнования.

А в Никольском – душистые, сочные, хрустящие! Жаль, что нет больше чебуреков. И дебаркадера нет. А в сентябре, если сюда приехать – тут море разливанное арбузов. Длинные "Дон Лиман" и «Леди лиман»  - с эксклюзивной малиновой серёдкой, пузатые астраханские с чёрными семечками и сахаристой рассыпчатой мякотью… Каких только нет!
 Повсюду валяются половинки разбитых арбузов, их очень любят коровы. А чего вы удивляетесь, корова тоже любит вкусно покушать. Одна у самого берега нашла свою половинку (арбузную), всю вывалянную в песке. Головой трясёт – не нравится ей.

Так что вы думаете? Ногой её в воду затолкала, копытом! Пошевелила-помыла, и лакомилась сладким арбузом – так и ела в воде. Умница!
И сейчас тут продают – дыни и арбузы. Я-то знаю: в июле их есть нельзя, на нитратах выращены. В сентябре можно. Сосед по даче научил, Абдулла. Он из Казахстана, там все всё обо всём знают. Вот так.

=================Мэрские дети
У Абдуллы отец рано умер, дядя – мэр города (!) – воспитывал его вместе со своим сыном. Когда дядю застрелили, молодые люди не стали дожидаться у моря погоды – и ломанулись оттуда.

 Мэрский сын (ну хочется мне – так, мэрский-мэрзкий сын того ворюги) дом себе отгрохал в Казани, Абдулла в Рязани обосновался, женился, в Москву переехал. Говорит, в фирме какой-то работает, врёт, думаю.
К нему по ночам гости приезжают, ночью шашлыки жарят, в баре у него выпивки какой только нет!.. Тихо сидят, песни не орут, вопросов типа «ты меня уважаешь» не задают... Хороший он человек, хоть и мафиози, и дочка у него красавица, а с женой мы дружим.

Сосед полезным оказался: я много чего знаю. Знаю, как в арбузы селитру шприцом вкалывают, чтоб спели условно-досрочно. Знаю, какие нам помидоры везут: с куста снимают совсем ещё зелёными, в вагон ящик водки ставят – на вагон помидоров «адын яшшык водка», крышки отвинтить, снять. Пока до Москвы вагон доедет, водка испарится, а помидорчики красными станут, вот такой фокус-покус. Кушайте-радуйтесь.
 Я их в рот не беру, жду когда ташкентские привезут, настоящие. Ну и осенью, конечно, когда они сами созреют, на кустах. А в мае – извините, аппетита нет.

================== Рыба, которая совершила подвиг
В июле в Никольском весь берег усеян снулой рыбой. Она плавает в воде, гниёт на берегу. Никому не нужна. Сельдь? Местные сказали – рыба проходная, икру отметала - и всё, рыбе конец.  По виду – селедка. Каспийская сельдь?
Проплыть сотню километров верх, преодолевая волжское сильное течение, чтобы дать жизнь икринкам и умереть, уснуть. Навсегда.
Эти рыбы совершили настоящий подвиг! Они лежат как рыцари на поле брани, выдержав с честью свой последний бой. А про них говорят – снулые. Их даже чайки не едят.  Их путь окончен. А икринки в тёплой воде – станут рыбками и поплывут вниз по течению, к Каспийскому морю. Их жизнь ещё даже не началась, и всё у них впереди.

===================Серебряная рыбка
Что это я всё о рыбе да о рыбе? В холодильнике вобла лежит, вся икряная, спинки масленые, бока серебряные. Этих мне на жалко, я их съем и друзей угощу. А живую жалко!
Вот с теплохода ловит кто-то из команды, мне сверху видно спиннинг и загорелые руки. Спиннинг сверкает, звенит, разматываясь, катушка, отпуская леску.

Пойманная рыбка отчаянно сопротивляется, дергается, извивается, но судьба её решена: чья-то рука вертит катушку, сматывая леску – и вот уже виден широко открытый рот, в губе крючок.

Рыбку хватают грубые руки, безжалостно выдирают крючок.
Она даже крикнуть не может – рыбы ведь безгласны. Но я слышу её отчаянный, полный боли крик.  Ей никогда уже не плескаться в светлой струе, не нежиться на песчаной отмели под тёплыми лучами.
Хорошо, если уснуть дадут, так нет же – живую выпотрошат и, ссудороженную болью, кинут на сковородку в кипящее-шипящее масло.

Казнь такая в древности была – в кипящее масло людей бросали. За дело, наверное. За что казнили серебряную рыбку, которая так хотела жить?
ПРОДОЛЖЕНИЕ -http://www.proza.ru/2015/07/16/1653