Анечка

     История началась с простого вопроса на большой переменке.
      – Валентина Витальевна, когда к Вам подойти можно?
     Простым   вопрос  был  только по   построению предложения, а по содержанию он был весьма странный. Ученица ведь не моя,  из  одиннадцатого класса. Я  с недоумением переспросила:
      – Что? Ко мне?  Подойти?
      Вопрос  повторился  в той же спокойно-деловой  интонации. Я   слова слышу, а  сути  не понимаю:  зачем  ко мне должна подойти Аня, если я  её не учу? Никаких  общих дел у нас нет, а она говорит так,  как будто бы  я должна знать,  почему  надо с ней встретиться. Причины  не соображу. Зачем я  ей  понадобилась?
       – Валентина Витальевна, когда мне к Вам подойти? –  опять повторяет Аня.
       – Зачем?
       – Я  буду  Ваши уроки заменять?
       – Когда?
       –  Седьмого  марта.
       – А, – доходит до «тормозящей училки», – это будет День  дублёра.
       – Да.
     По традиции в нашей школе накануне Дня Учителя  и   8 Марта проводится День дублёра: «училки» имеют  возможность «побалдеть» за чаем, пока  их  ученики сами себя  учат. Отношение у педагогов к этому дню разное. Кто-то сокрушается: «Пропали уроки!» Кто-то радуется: «Ну, хоть денёк отдохнём прямо в школе!» Кому-то вообще  «до фонаря».  А я, встречая   очередной  День  дублёра, каждый  раз  старательно  прогоняю  давно застрявшую в мозгах мысль, что если  бы в своё  время сама побывала в роли  «дублёра»,  будучи  школьницей,  то  обошла  бы школу  десятой  дорогой,  будучи взрослой. Не всерьёз,  но  настойчиво такая мысль  оживляется в голове   два раза в год. Потом  эта   мысль  покидает меня,  и я  снова  погружаюсь с головой  в мир  уроков и  тетрадок, Пушкина и Гоголя,   орфографии и пунктуации,  детских шалостей и   проблем.
      Смотрю на Анечку. Не шутит.  Точно собралась вести уроки. Я  Аню   знаю: давным-давно учила её  в пятом и шестом классе. А потом произошла  «перетасовка» кадров. Класс, где училась Аня,   у меня  забрали –  без моего ведома и  согласия.  Радости  по  этому  поводу  у меня, конечно, не было: класс был хороший.
      Анечка и в одиннадцатом классе, но выглядит  ещё совсем ребёнком, больше на девочку похожа, чем на девушку. Роста небольшого, носик в конопушках, волосы в косичку собраны.  Маму Анину тоже знаю: она по профессии филолог,   работает  в библиотеке. Очень  хотела быть учителем   русского языка и литературы,  ходила на замены,   работала в школе лаборантом в ожидании часов, но   потом уволилась и  ушла  в библиотеку.
        – Ну,–  соображаю вслух, – ты, Анечка,  наверное, как мама,   хочешь учителем-филологом стать?
        –  Не знаю ещё.
        –  А куда  собралась поступать?
        –  Не решила ещё.
       И вот,  слушая такие   односложные  ответы Ани,   думаю о том,  что она  мало изменилась с шестого класса:  такая  же  тихая, застенчивая, скромная, как  будто неуверенная в себе. И про себя  уже соображаю: как же она справится с моими архаровцами из  шестого класса? Если даже учителя  с тридцатилетним стажем от них  в ужасе бывают?
        Честно Аню предупреждаю:
        –   В четверг у меня будет три урока. Девятиклассники спокойные, а вот шестой класс скорее буйный, чем нормальный. Ну-ну, ничего,  –  подбадриваю,  опасаясь,  что девочка сдрейфит и придётся  мне самой  об  изъявительном   наклонении   изъязвительным ( как  я    сама себе говорю)  шестиклашкам   в свой «халявный» день  рассказывать, –  ничего не бойся, они хоть и не слышат и не видят никого, но под диктовку пишут  очень старательно.
        Аня подходит после занятий, обсуждаем с ней план-конспект уроков, я даю ей  учебники.
        – Анечка, я  могу  присутствовать на уроке,  чтобы…
        – Не надо, – отрицательно кивает головой девочка, не  дослушав конца фразы.
       Тихонькая, говорит мало, почти даже не говорит – так  точнее сказать, а что и  говорит – не расслышать даже. Ну, «съедят» её шестачки, будут  бумажками весь урок кидаться и выкрикивать  гадости. Но! сама себя, со своим  ветеранским учительским стажем, успокаиваю: изъявительное наклонение глагола хоть и пострадает немного и ученики шестого класса недополучат на этом уроке необходимых  знаний, но зато какой пользой обернётся в судьбе этой девчоночки   предстоящий  урок!  Она увидит  шестиклашек  лицом к лицу,  без усмиряющего ока и влияния педагога, и ни за что! никогда! не захочет быть учителем! Выберет себе спокойную профессию, сохранит нервы ( и здоровье, стало быть!) для родных деток, которые  когда-то появятся.  Пусть идёт! В конце концов 45 минут – это не тридцать лет и три года, а в предпраздничный день уроки у нас  будут сокращены. Значит,  короткие 30 минут – и долговечное спасение Анечки из лап Педагогики, которая  уже жадно протянула руки к выпускнице,   предполагая  сделать  её  абитуриенткой  педвуза.  Шестачки покажут  ей и  кузькину мать, и где раки зимуют, и почём  фунт лиха  – они, шестачки, всё такое  умеют и  знают.

        Наступило  7 Марта. С большой  буквы пишу – в школе праздник. День  Дублёра.  Звонок на третий  урок. За Аней  закрываются двери кабинета русского языка. Перед  этим  туда с гиканьем и   воплями индейцев из племени «оранчи-крикунчи» вваливается  толпа мальчишек  из шестого класса. Девчонки  скромненько, но с любопытными взглядами в сторону  «дублёра» заходят, прижимая  к себе свои сумочки ( эпоха  портфелей  незаметно и давненько уже канула в вечность).
     Выждав положенное время  и убедившись,  что вроде всё в порядке,  что  детки  затихли, я   откликаюсь на приглашение, звучащее по школьному радио. Учителей  школы  приглашают в первый  кабинет на короткий  урок,   смысл  которого «вернуться на минутку в детство»,  «побыть учениками». Ну,  собственно  говоря, не на «минутку», а на  двадцать минут. Интересно посмотреть  такое  весёлое мероприятие, и я  иду тоже,  бросив свой караульный пост в лаборантской,  двери которой  располагаются напротив кабинета русского языка. Я решила сначала находиться там на всякий  случай, если «дисциплины не будет». Но   Любопытство     одержало над Ответственностью сокрушительную победу. Уговорив  себя, что «авось»  и «всё  будет хорошо»,  я пошла  тоже  «побыть ученицей»   у  всеобщей школьной любимицы Инессы, одиннадцатиклассницы,  приготовившей  урок для  учителей.
       Когда  я вернулась в лаборантскую,  до звонка оставалось  ещё   минут  десять.
        Делюсь своими опасениями с коллегой:
       – Анечка такая  тихонькая, несмелая, сорвут они ей урок…
       – Правда, я её знаю, на голову   ей  сядут. Мы с учениками  не справляемся иногда, даже  порой  приходится голос  хорошенько повышать…
        Прислушиваемся. Из кабинета не доносится ни одного звука. Какая-то  потрясающая и устрашающая тишина.
        – Ой, знаете, пойду-ка я на преступление. Сроду  ухо  к дверям не прикладывала подслушивать, а тут  не могу  выдержать. Пойду. Послушаю. Должны выкрикивать.
        – Да зайдите просто.  И посмотрите.
        – Не могу, нельзя. Обещала Анечке,  что не  буду  вмешиваться и  любопытный нос  совать. Да и Аня  обещала,  что если что, она  за помощью  обратится.
        – Так и не беспокойтесь.
        – Это тоже не могу, – полушутливо-полусерьёзно делаю предположение, – а вдруг они  там  с ней подрались, эти-то,  буревестники эволюции, запросто могут. Или  сбежали все с урока. Вместе с Аней? А?
        – Ну,  идите подслушивать, – смеётся  коллега.
       Возвращаюсь озадаченная: тихо! Ни звука. Ухо к дверям пристраиваю, а ничего не слышно. Если бы сама не видела, что в кабинет шестачки заходили, не поверила бы, что они там. Точно бы  подумала,  что    вылетели в окошко в неизвестном направлении, как крестьяне из сказки  о диком помещике.
        Тридцать минут  сокращённого  урока  в конце концов заканчиваются: звонок! Из  соседних  кабинетов  начинают выходить и  вываливаться с радостными  криками детишки-ребятишки,  вкусившие в день  дублёра  дух  свободы.
         Дверь кабинета русского языка по-прежнему закрыта. Но я  уже могу зайти  в класс не просто из любопытства, а на законных основаниях: перемена-то началась! Можно и «нос сунуть».
        Открываю дверь класса. Картина торжественная, величественная и  достойная изумления. Шестиклассники-буревестники смирно сидят за партами, ровненько, настроив ушки на макушке, держа в руках пёрышки-ручечки, преданно глядя на  свою     маленькую и тихонькую учительницу. Аня стоит перед ними с книгой в руках. Они не слышат звонка!!!
          Вот это да! Тихая, несмелая, скромная… Ещё перед уроком   честно сказавшая: «Да, волнуюсь, конечно». Не речистая и не заводная,  не властная и не бойкая. А  эти  ли качества главные в учителе?
          Умница Анечка, милая девочка,  ты  просто молодчинка!  Вот какой урок получился – одним  махом со всеми и всем  справилась: и с  изъявительным  наклонением, и с  изъязвительными  шестачками, и со страхом и волнением «дебюта» и «боевого крещения».  Ведь главное-то было: подготовиться, распланировать урок и воспользоваться эффектом неожиданности.  Основы суворовской тактики и в педагогике не лишние: «глазомер, быстрота и натиск!»
       Ну,  мадам Педагогика, можешь получать свою добычу и радоваться!