Сито душ. Глава 3. Леда

Некоторое время молчали...
 
Обоих перемалывали сложные чувства. На Эмиля навалились
воспоминания. Всплыл образ деда Семёна и небольшая деревенька,
вернее, дедов хуторок, в котором Эмиль и бывал-то всего
несколько раз в школьные годы. “Может, и его душа где-то
поселилась на этих удивительных планетах и непременно – в рае”,
- мелькнула мысль и вдруг отметилась всплывающей вдалеке
картинкой!
Эмиль заморгал глазами и неуверенно заулыбался, чувствуя,
как душа вспыхнула свечой – перед ним простирался тот самый,
дедов хуторок. Лесок, дорога и по бокам добротные, рубленные из
сосен хаты.
Пока взбудораженный  Эмиль собирался высказаться по поводу
видения, мираж стал меняться: нахлынула серая дымка, и в ней
проявилось кладбище.
      Прозвучал голос Гени:
- Если ты подтвердишь, что думал про некую деревеньку у
леса, то становится ясно: миражи тесно связаны с нашими мыслями,
поскольку я вспоминал своих усопших. А где ж им, родимым, быть,
как не на кладбище!
- И не просто с мыслями, - уверенно дополнил Эмиль, - а с
определённым настроением. Давай проведём опыт. Подумай о чём-то,
что тебя не особо трогает.
Геня выпятил губы, надулся и поводил глазами. Мираж с
кладбищем исчез, но нового ничего не объявилось.
- Ну? – заторопил Эмиль.
- Вспомнился анекдот про шустрого Вовочку. Сидит он на уроке
в тельняшке и ждёт, как на его фривольную одёжку среагирует Мари
Ивановна...
Поскольку планетный пейзаж не изменился, они, довольные
своей сообразительностью, бодро расхохотались.
- А я вспомню последний - правда, виртуальный - поход в
атэровскую консерваторию. Тогда старинные русские песни
исполняла несравненная... – резко оборвался Эмиль - из ничего
проявился образ девушки!

Будто сошла с картины русских художников: коса, кокошник на
голове, бусы и расшитый сарафан. И конечно же – озёрные глаза.
Образ колыхнулся и принял устойчивое положение. У Эмиля
внутри резануло и сжалось от мысли, что это неживая девушка. Но
она приветливо улыбнулась и обратилась к дружкам так, будто они
знакомы всегда, а расстались, скажем, вчера:
- Мне вспомнилась песня: жаль забыла название. Послушайте.
Зазвучал голос грудной, сильный, с теми неповторимыми
подголосками, которые присущи народному пению. Мелодия
постепенно набирала силу и ширь. Девушка пела про просторы,
оставленные, но такие притягательные, что даже Геня засопел.
Эмиль же растворялся в звуках и словах и в этом чудодейственном
образе. При этом, казалось, пение звучало в концертном зале,
поскольку ощущался резонанс и лёгкое эхо.

      Дружки так заслушались, что, когда девушка умолкла, они не
сразу заговорили.
- И как тебя краса величают? – наконец, восхищённо вытянулся
головой Геня.
- Леда, - ответила она удивлённо. – А вы новенькие? Меня
здесь все знают. Я, певчая Приказчика. Может, поэтому никак в
Радуй не попаду. Но петь плохо не умею, а притворяться не хочу.
Доверчиво, даже по-дружески делилась Леда. Говорила так
обаятельно, что Эмилю остро захотелось её слушать и слушать, не
прерываясь. Девушка словно восприняла желание мужчины и
продолжала говорить. Её рассказ о своей земной жизни поразил
дружков.

***

Семья Леды относилась к богатым дворянам со знатной фамилией
Тужилины. Очевидно, “тужили” только далёкие предки, поскольку
семья устойчиво числилась в верхнем слое общества. И малышка
Леда с первых шагов ничем не выделялась и вполне соответствовала
канонам своего сословия. Метаморфозы пошли, когда девочку
привезли в поместье,  расположенное у берегов небольшой, но
очень поэтичной речки. Видно природа, деревенский уют и
самобытные селяне-крепостные своеобразно отобразились в психике
ребёнка так, что девочка стала вести себя странно.

Вместо того, чтобы в семилетнем возрасте играть с куклами,
она вдруг захотела выкопать ямку! На такую игру её натолкнул
крепостной садовод, когда сажал по осени деревья.
Леда ходила вокруг мужика, который сноровисто рылся в земле,
и восторженно вертела глазёнками. Потом затребовала выдать ей
лопату и с азартом принялась за довольно трудоёмкую работу.

     Папаша Леды, как ни странно, увлечение дочери воспринял с
оптимизмом:
- Быть ей помещицей, раз к земле тянется. Оно и лучше, чем
фуфырится в петербургских салонах. Да тягаться с хлыщами в
модных шляпах, - довольно скалился потомственный дворянин,
потягивая домашнюю “вишнёвку”.
Чопорная мамаша усмотрела в девочке наследственную
червоточину:
- В земле копаются черви, к коим можно отнести и
простолюдинов. Не по сану дочери Тужилина даже прикасаться к
чёрной работе. Это у неё от твоей пробабки, - обратила она
осуждающий  взор на мужа. – Взяли её замуж из семьи иконописца
Азария. Взяли за очи красивые и голос напевный. И вот вылезло
наследие от черни! – раздувались щёки у мамаши, как меха в
кузнице.
- Во! – веселился папаша. – Вырастет в красавицу и петь
будет завлекательно!
Они ещё долго пререкались, что было привычно для вялотекущей
жизни в сельском поместье. А девочка росла по-своему, несмотря
на попытки вмешиваться в её воспитание не только со стороны
родителей, но и многочисленных гувернёров.

Когда стала наливаться соками и силой, приближаясь к
девичеству, встала за плуг! И не просто так – побаловаться, а с
серьёзными намерениями. Несмотря на уговоры пахаря-крепостного
Митрия - кряжистого  увальня – отпахала полный рабочий денёк и
вспахала положенные гектары. Сам Митрий был за погонщика коня. И
хотя валилась от усталости, и мозоли на руках и пятках
кровоточили, сияла от удовлетворения.

В этот раз возмутился и папаша.
- Оно-то неплохо, что к земле тянешься, но браться за
мужичий труд – перебор. Не бабье дело тягаться с плугом!
А мамаша слегла, увидевши дочь на пашне. Она даже не успела
высказать негодование мужу за его потакание капризам дочери.
Женщину уложили в пышную постель и долго отпаивали травянистым
чаем. К вечеру она очувствовалась. Дочь не отходила от больной и
тут проявила свои новые способности – к лекарству. Оказалось,
она давно увлекалась народными методами лечения, набравшись
опыта у известной в округе знахарки.

Родители облегчённо вздохнули, когда девушка увлеклась
художествами — стала создавать живые картины! Для этого
использовала природные материалы: веточки, листики, камешки,
цветочки, землю и воду. Получалось настолько красиво, а, главное
оригинально, что даже крестьяне ходили смотреть, как на диво.
Здесь и познакомилась Леда с обычным сельским парнем,
Данилой.

     Тогда мягкой нежностью наступал  осенний вечер. Солнце 
подглядывало за этой встречей из-за радужного облака, улыбаясь
зоревыми лучами. Парень же с распахнутыми радужными очами ходил
возле живой картины, изображающей нечто фантастическое, и
восторженно говорил:
     - Такую красу век не видывал! Должно снизошло на вас,
барыня, божье благословение. Кабы я так мог...
Далее замялся простак, а Леда разглядывала его, слушала и
наполнялась чем-то летучим, невесомым. Был Данила всем хорош:
крепкая крестьянская стать, упрямый подбородок, и сметливый ум
проскакивал в омуте глаз.

В усадьбе Данила выполнял самую разную работу: как
говорится, был на подхвате. Однако наибольшую склонность имел к
столярному делу. Любую мелочь делал добротно, с выдумкой.
Последнее не всегда одобрял барин.
Поручили как-то Даниле сделать скамейки для прачечной. Не
столько для людей, сколько для кадок с водой. Парень работал над
ними с вдохновением: ножки выстругал фигурные, в виде змей;
спинки вырубил в образе листьев и разукрасил согласно замыслу.
Сами сиденья выделал изогнутыми, волнистыми и разукрасил синим.
Увидев Данилово творение, барин, обычно сдержанный,
разразился бранью:
- Что ты утворил, холоп? Тебе поручили подставку для воды, а
ты сколотил нечто, что даже смотреть муторно. На это безобразие
ни положить, ни сесть, поскольку опрокинешься! Выпороть! -
обернулся он к управляющему.

Или выделал наличники на окнах в свинарнике такие узорные, с
такими мудрёными завитушками, что барин в этот раз не
рассердился, а долго хохотал:
- Это же получилось не поросячье жильё, а хоромы некие! Ну,
да ладно, пороть не будем в этом разе. Дать ему водки и
отправить на косовицу: пущай мозги проветрит.

С Ледой они подружились.
      Постепенно Данила втянулся в процесс создания её творений.
Подсказывал идеи. Поначалу всё у них получалось слаженно и
ладно. И незаметно Леда влюбилась в странноватого красавца
холопа, что стало началом трагической развязки.
     - Не так нужно! - возразил однажды Данила, когда вместе
делали живую картину на мотив сказки про Алёнушку и братца
Иванушку. - Волк получился злобный слишком. Ведь не съел он
Алёнушку, а только украл. Похоже, влюбился в неё!
     - Что ты говоришь, Данила, может ли волк влюбиться?
     - Может, как всё живое, - упирался парень.
Они долго пререкались и впервые поссорились. Леда очень
переживала размолвку. Однако помирились быстро, но их
разногласия нарастали. И тут проявился новый талант Данилы: он
мог так умело колоть девушку, что доводил её и до слёз, и до
истерик.
Леда по вечерам уходила одна к речке и там пела грустные
песни. В её душе что-то надломилось, окрасилось в чёрное. Перед
глазами крутились издевательские усмешки возлюбленного, когда он
по-своему переделывал её картины.
Что она с собой сделала уже не важно, но однажды душа Леды
попала на планету Сито...

        ***

Выслушав рассказ, Эмиль отметил, что в этой девушке
присутствует особенное обаяние. Было и в её образе, и манере
певуче говорить, в движениях что-то такое, что тянуло к себе,
завораживало. Хотелось её слушать снова и снова, не отрывать
взгляда от её обворожительного лица, глубинных глаз...