Ошибка чёрной вдовы

               






               
                ОШИБКА  ЧЁРНОЙ ВДОВЫ

               

В  основу  сюжета  данной  повести легло реальное уголовное дело  из архива  Московского уголовного розыска. Всё остальное –  вымышлено.
               

               
  Маленький   серый  паучок с белым брюшком выглянул из крохотной щели в потолке и, мелко семеня ножками, пополз  к противоположной стене, оставляя за собой тончайшую паутинку. Вот проложена первая радиальная нить, вторая, третья.… Несколько часов спустя  паучок  начал равномерное и нескончаемое движение по кругу, превращая  основу перекрещивающихся нитей в уникальную западню.  Закончив, он спрятался  в своей трещине в потолке и стал ждать…

                *  * *

                Стояли  первые апрельские дни, и в воздухе  пахло чем-то неуловимым   – талой водой, припухшими  почками, исходящим от чёрной мокрой земли паром, в общем, пахло весной.
              Молодая парочка, не так давно перешагнувшая порог  совершеннолетия,  брела по  городской улице явно  в поисках уединения. Но всё вокруг было по- весеннему  прозрачно и многолюдно. Любовное томление совершенно переполнило их, когда  из-за угла   вдруг показались  густые  можжевеловые заросли   городского кладбища. Ворота были открыты, и влюблённые беспрепятственно  вошли в обитель печали.
             Они шли по широкой аллее,  прильнув друг к другу и попутно   оглядывая окрестности. На кладбище царили тишина и запустение. Скорбные  лица  смотрели  с памятников сурово и  укоризненно.  Девушка зябко поёжилась и ещё глубже  спрятала лицо  в  высокий меховой воротник.   Паренёк обнял её крепче и свернул в боковую аллею.
               Впереди, сбоку от  тропы,   что-то темнело. Молодые люди подошли поближе, и то, что они увидели, заставило их разжать объятья и отскочить в разные стороны. Прямо перед ними, широко раскинув  руки, навзничь лежал молодой человек. Широко раскрытые глаза мёртво  глядели в  бездонное  весеннее небо.  Его руки, одежда были в крови. Кровь была   повсюду – на  жухлых прошлогодних листьях, на асфальте, на ограде памятника,  возле которого его застигла смерть.
            Влюблённые  поглядели друг на друга и молча побежали прочь…

                *  *  *

                У старшего оперуполномоченного  уголовного розыска   майора Кирилла  Кузнецова  день не задался с самого утра. Не успел он снять  видавшую виды кожаную куртку, как его вызвал начальник - полковник Есаулов,  -  и долго чистил за не сданную  вовремя Кузнецовым  какую-то справку. Объяснять, что справку Кирилл  не мог сдать по той простой причине, что последние пять дней интенсивно расследовал сразу  несколько уголовных дел, было делом бесполезным. Его начальник прекрасно это знал, как знал и то, что дела эти  требовали  присутствия Кирилла в нескольких местах одновремённо, а для написания справки необходимо было хотя бы один рабочий день посидеть за столом в кабинете.
                Поэтому, стоя навытяжку перед полковником, Кузнецов думал о том, из чего исходило министерство, когда прислало  для руководства оперативной работой  именно этого человека, ни дня в своей жизни не работавшего оперативником. Сидел он годами в управлении, носил бумажки на подпись  от меньших начальников к начальникам более высокого ранга. И – на тебе! – карта легла так, что ретивого штабного служаку отправили  на повышение на оперативную работу. И теперь он, понятия не имевший ни о специфике, ни о  сложностях работы отдела, руководит Кириллом и его командой.
      - Что вы мне, майор, рассказываете, где вы вчера были!      Мне что, к отчёту приложить показания вашего  спидометра? Мою работу оценивают по тем отчётам, которые   вы      обязаны писать и сдавать вовремя! Меня не интересуют     детали вашего времяпрепровождения.
         Кирилл поднял глаза к потолку и стал считать, стараясь, чтобы каждая
единица счёта совпала с ударом его сердца. Что-то подсказывало ему, что долго полковник Есаулов в отделе не задержится, и надо просто перетерпеть. Но когда-нибудь, - думал он, - я сорвусь. И тогда.… Кирилл знал, что будет тогда. Он уйдёт в частное детективное агентство своего бывшего и любимого начальника полковника Тихомирова, настоящего оперативника, такого же мента по призванию, как и сам Кирилл. Тихомиров звал Кирилла к себе уже тогда, когда его отправили на пенсию «по состоянию здоровья», хотя  на здоровье  тот не жаловался никогда. Но Кузнецова останавливало то обстоятельство, что  российское  законодательство для   частных детективов оставляло очень узкую сферу деятельности типа адюльтера, семейных склок, розыска пропавших вещей и  животных и прочей чепухи. А жить без адреналина в крови он  уже не сможет.
                Прервав свои размышления, Кирилл перевёл взгляд на полковника, который уже охрип, доказывая Кузнецову всю глубину его заблуждений о методах оперативной работы.
        -Бедный ты, бедный, - думал Кирилл. Сидел бы себе в офисе -  секретарша, кофе, ковры, интересные собеседники, милые сердцу директивы. И никаких грубых ментов, трупов и «висяков».
        - Вы всё поняли, майор? –  Есаулов вернул Кирилла  к действительности.
         - Так точно, товарищ полковник!
         - Свободны!
                Когда, вконец  озлившийся и на начальство и на свою  собачью жизнь, Кузнецов появился, наконец, в своём кабинете,  там уже сидело несколько жаждущих общения с ним коллег и одна нахальная журналистка по имени Валентина  Разуваева – головная боль майора Кузнецова. Она уже несколько дней преследовала Кирилла, пытаясь взять у него  интервью  по одному из дел, которые тот вёл, и вот,  наконец,  застала его  на месте и, судя по всему,  отступать не собиралась.
      - Кирилл Николаевич,  наконец-то, мы уж заждались. Думали, что вы там  и ночевать останетесь, - встретил Кирилла его       младший коллега  лейтенант Петренко.
     - А я бы и остался, ночь не спавши,  да  уж больно жёстко  стелют у полковника. – бросил ему Кирилл.
      -  Кирилл Николаевич, как у вас сегодня со временем? Я очень рассчитываю на ваше интервью.  Я даже в  завтрашней газете место забила, - обрадовала Кирилла  Валентина.
       - Это вы  явно перестарались, Валентина Александровна. У меня со временем всегда напряжёнка,  а  у ж сегодня…И рад бы в рай, да грехи не пускают.
                Валентина сделала вид,  что она ничего не слышала.
       - Кирилл Николаевич, наша газета хотела бы, чтобы вы     рассказали нашим читателям  о вашем последнем деле.     О нём ведь нигде не писали, хотя везде говорят,  и мы      рассчитываем, что     будем первыми.
               Кузнецов только вздохнул. Нет, день  был окончательно испорчен, несмотря на то, что ещё только начался.
                Кузнецов был относительно молодым,  но уже достаточно известным  в компетентных кругах опером. Известность ему принесли несколько  громких    дел, раскрытых им   в нереально короткие сроки, в том числе и заказное убийство известного городского депутата,  тесно связанного  с местным криминалом. Тогда Кирилл сыграл на противоречиях между двумя криминальными группировками, которые, стремясь  избавиться  от конкурентов,  поочерёдно сдали друг друга Кириллу, тем самым высоко подняв планку  его реноме  как в криминальных, так и в милицейских сферах.
                Именно  с тех пор  и бегала за Кириллом  местная акула пера Валентина Разуваева, добиваясь подробностей расследования и не понимая, что никогда Кирилл не откроет ей секрета своего успеха, дабы не  раскрыть  не столько тайны следствия,  сколько   своих  методов.
                Кирилл уселся за стол и всем своим видом    продемонстрировал  полное неприятие  жаждущих общения обитателей кабинета. Зарывшись  в бумаги,  он  начал писать справку. Но мысли  его шли совсем в другом направлении.
                Весна   вносила свои коррективы в мысли  майора Кузнецова. Ему было уже за тридцать  -  ближе к сорока,  и ничто человеческое ему   не было  чуждо.  Вечером Кириллу предстояла встреча с интересной медсестрой, с которой он познакомился  в своё последнее посещение госпиталя, где лечился его товарищ. И, вспомнив об этом, Кирилл  подумал о том, что в доме хоть шаром покати,  не говоря уже  о том, что уборка  квартиры производилась последний раз около месяца назад  сестрой,  приезжавшей с   очередным контрольно-гостевым визитом, отягощённым традиционным шопингом.
       -  Может, пригласить её в ресторан? – мучился в сомнениях Кирилл. А если?… С точки зрения « а если» домой даму всё равно вести придётся. -  Тогда, может, не стоит  и тратиться, а приобрести  «выпить-закусить» в большем ассортименте, чем это можно позволить себе в ресторане. Тогда и на цветы хватит, и  больше времени будет для уединённого  общения. А бардак в квартире можно объяснить  круглосуточной работой. Приняв  такое мудрое  решение, Кирилл  решил не  думать больше о  грустном, а  занялся конкретной  работой.
                Кирилл принадлежал к числу тех мужчин, которые, даже в толпе, останавливают на себе внимание женщин. Он был высок, светловолос. Косая прядь волос над высоким лбом не закрывала  серых с прозеленью глаз. Резко очерченные  губы и ямочка на подбородке не одно женское сердце заставляло биться  в учащённом ритме.
                Но  было в Кирилле и  нечто, отпугивающее прекрасный пол -  это его  взгляд – прямой и жёсткий, -  и сумрачный вид: улыбался Кирилл крайне редко. Кузнецов всегда смотрел собеседнику прямо в глаза, считая, что взгляд – это та нематериальная субстанция, которая является носителем специфической информации. Он  считал также, что тот, кто  умеет эту информацию считывать, значительно облегчает себе жизнь. На допросах своих подопечных Кирилл  никогда не терял зрительного контакта с подследственным и  каким-то шестым чувством  почти всегда понимал, правду  или ложь говорит последний. И он на дух не терпел  тех, кто во время разговора  не смотрел на собеседника, считал их   людьми ненадёжными и способными на всё. Своего начальника полковника Есаулова, кроме всего прочего, Кирилл не любил ещё и за то, что во время разговора с подчинёнными Есаулов смотрел куда угодно, только не на тебя. Даже тогда, когда он отчитывал младших по званию, не выбирая слов и интонаций (со старшими он был до приторности любезен),  он неизменно  подходил к окну и глядел  на улицу, будто именно там находились возмутители его  начальственного покоя. Впрочем, отношение Кирилла к своему начальнику на качестве  работы не сказывалось.
                Свою работу майор Кузнецов любил, и  хотя  пришёл в систему МВД по  воле случая, отдал  ей семнадцать лучших лет своей жизни. Кирилл родился и вырос  в  маленькой Белоруссии, которая хоть и считалась  провинцией по  сути, по  духу  никогда  ею не была. Она впитала  в себя всё лучшее ( и  не только) как от своих западных соседей, так и от восточного брата. Белорусы  всегда спокойно и  с  достоинством  осваивали огромные пространства Советского Союза, всюду чувствуя  себя, как дома. Кузнецов  не  был исключением.  Сразу после  школы его призвали  в армию. Службу  он проходил  во  внутренних войсках в Московской  области. По окончанию  службы командование части предложило  ефрейтору Кузнецову, отличнику боевой и  политической  подготовки, продолжить службу в  МВД  в качестве  сотрудника Московского ГАИ. Кирилл согласился:  его манила Москва, да и  кого она  не  манила и в  то время,  и  в  нынешнее. Затем учёба в школе МВД и  юрфак МГУ – заочно. В результате  сегодня Кирилл - старший оперуполномоченный  одного из  территориальных  подразделений милиции  московского  мегаполиса. Но москвичом  он так  и не  стал. Они  существовали вроде в  одном пространственном и  временном  измерении,  но  Кирилл -  сам по  себе, а Москва – сама по  себе. Первое  время  он  пытался  поближе узнать этот город, вкусить прелестей  столичной  жизни,  но вскоре  рутина  работы закрутила, завертела  его в своём  омуте,  и  он перестал видеть что-нибудь, кроме своей «земли». Районы московских СИЗо он знал гораздо лучше,  чем места  культуры и  досуга столицы. Поэтому своим   родным городом он  по-прежнему считал    Гомель, хоть   видел его и  не  часто. Он  был  белорусом, что  называется, по рождению и   по  убеждению: имел  ровный,  и  в  то же  время твёрдый  характер, был законопослушен,   миролюбив и  трудолюбив  до  самозабвения. Эмоции  свои  он умел держать  в узде, терпеливо относился к превратностям судьбы и был терпим по  отношению  к другим людям: ему были чужды  фобии – расовые, национальные и  религиозные, наличие  которых  в  российском  обществе столь негативно сказывалось на общественном климате. В  отличие  от  ментов с  русской  или  украинской ментальностью он совершенно  спокойно относился к  лицам кавказской  и прочих национальностей,  даже если они представляли криминальные структуры, что  тоже работало на его авторитет. Эти  его качества  притягивали к Кириллу людей как магнитом, у него было  множество друзей и ещё больше тех, кто искал его дружбы.
                Жил  Кирилл   на последнем этаже  девятиэтажки в  одном из спальных районов Москвы. Жил холостяком -  в который раз. Он был женат дважды, и дважды  неудачно. Видимо бывшие жёны его  думали так же, и, видимо, были правы. Жёны, входя в пустую квартиру закоренелого мента, заполняли её своими запахами и вещами – всеми этими баночками, флаконами, салфетками, занавесками, одеждой, обувью… Переустроив квартиру на свой лад, они  энергично, даже агрессивно, пытались переустроить и самого Кирилла,  но каждый раз  терпели неудачу.  И очень скоро  тому начинало казаться, что квартира его слишком тесна для семейной  жизни, а очередной его жене,  – что она не для того выходила замуж, чтобы днями сидеть  в пустой комнате и мужа видеть изредка по ночам. И с первой,  и  со второй женой расставание было мирным, благо, квартира была служебной и разделу при разводе не подлежала. Детей, к счастью, не получилось,  и жёны растворились в огромной Москве. Больше попыток жениться  Кирилл не предпринимал. Он свыкся с  образом жизни одинокого волка, по сути,  он  им и был
               Полным анахоретом Кузнецов себя не считал, периодически женщины  появлялись в его жизни, но без претензий на  семейное счастье. Обжёгшись на молоке,  он дул на воду, и всякий раз, когда замечал, что очередная его подруга осматривает его логово  на предмет коренной перестройки, он твёрдо и спокойно  обрывал все  связи. И каждый раз, слушая стенания коллег по поводу очередного семейного скандала, он радовался своей свободе, видя в  ней  явное преимущество. Семейные радости, дети, многочисленные родственники  - это было не для него. Для удовлетворения его потребностей во всём этом ему хватало редких встреч с сестрой и племянниками да постоянного ворчания матери  по поводу его затянувшегося одиночества.             
               Звонок из дежурной части прервал мысли  Кирилла.
      - Майор  Кузнецов слушает.
      - Кузнецов? Давай опергруппу на выезд.  Тут на кладбище покойник
 нарисовался.
      - Покойник? На кладбище? Это круто! А что,  у нас это  уже ЧП?
      - Кирилл, вечно ты со своими шуточками. Покойник-то  не в моги-
ле, а, как бы  это сказать,  сам по себе.
      - Самостоятельный,  значит? Действительно, это  серьёзно. И что он
 делает?
      - Лежит. Что ему ещё делать! Кузнецов, я на тебя рапорт напишу
. Давай  скорей туда, а то он, ну…  не совсем свежий.
      - Так он ещё и не свежий?!
      - Всё, Кузнецов, я от тебя устал.
      - Ладно, капитан, шуток  не понимаешь. Вот если бы  ты  эти трупы
 каждый  день лицезрел, в  том числе и  не свежие, я посмотрел бы на тебя  тогда. Тут здоровая  шутка – естественная защита организма.
      - Твой организм, Кирилл, надо защищать только от тебя самого. Да-
вай скорей, машина у подъезда.  С Богом!
      - А на каком кладбище-то,  Цицерон ты наш?
      - На Северном, на Северном.
      - И кто  нашёл?
      - Да парочка какая-то молодая. Гуляли там на свою беду.
      - Ну, всё, ребята,  кончай  трепаться! По коням! У нас убийство,
- Кузнецов захлопнул папку с документацией и встал из-за стола.
                Это сообщение  в корне переменило ход рабочего дня. Справки  и отчёты с радостью была отложены до лучших времён, и оперативная группа, погрузившись в обшарпанный  « уазик» и,  включив сирену, помчалась к месту события, оставив Валентину, как говорят,  при своих, и только своих,  интересах. Как она не умоляла взять её на происшествие, зловредные менты  остались непреклонны: не положено, и всё тут.
                * * *

               Андрей Волошин на свою жизнь никогда не жаловался, хотя  и хвастать особо было нечем. Детство его прошло  в обычной коммуналке в ближнем Подмосковье, где   кроме  его  семьи,  ещё три  ячейки общества варили борщи на общей кухне и  яростно боролись за экономию электроэнергии в местах общего пользования.
                Мать  Андрея  работала  на стройке, отец – водителем в автопарке. Достаток семьи был небольшой,  но вокруг все жили  так же бедно, перебиваясь с хлеба на овощи, праздники отмечая колбасой за 2 рубля 20 копеек и винегретом в тазике. Одежду Андрей донашивал после соседского дылды Васьки, что давало   тому  повод   относиться к Андрею  покровительственно и свысока. Обувь каждый год приобретала школа в рамках  программы  помощи малообеспеченным семьям, школа же каждый день  кормила мальчишку бесплатным супом и казённой,  хлебной котлетой.
                После окончания занятий орущая и визжащая толпа школяров скатывалась     со школьного крыльца и разлеталась по местам обитания. Глухие   дворики  до позднего вечера  наполнялись разноголосым ребячьим гамом.
                У Андрея было два друга – Гоша Алтуфьев  и Сергей Бобров. Они дружили с третьего класса: возле Андреевой коммуналки  построили  новый современный дом, и  в один из дней в класс Андрея пришли сразу два новичка -  невысоких и невзрачных паренька. На перемене они  испуганно жались поближе к учительнице, не ожидая ничего хорошего от своего нового сообщества, и Андрей решил взять их под своё покровительство. Так с тех пор и повелось: друзья всюду появлялись  вместе. Их  даже прозвали «три мушкетёра» после того, как на телеэкраны  страны  вышел одноимённый фильм.
                Шли годы.  Когда Андрей был уже в 10 классе, отец погиб, провалившись под лёд на ночной рыбалке, которая была хорошим дополнением  к семейной продуктовой корзине, не отличавшейся изобилием. Это было сильное потрясение для всей семьи.  Отец был стержнем, на котором  держалось её относительное благополучие. С его  смертью  всё покатилось вниз. Андрей стал хуже учиться в школе. Мать постоянно плакала и бегала на кладбище   жаловаться  мужу  на  жизнь и на сына. А потом и старшая сестра, поняв, что мать не опора для неё, попыталась укрепить  своё положение замужеством. И, как это часто бывает, ошиблась и вновь вернулась в родительский дом, который  к этому времени  ещё стараниями отца превратился из коммуналки в двухкомнатную квартиру. Периодически она, после взаимных укоров и  оправданий, всё прощала  и  возвращалась  к мужу, но, как правило, ненадолго. Так они и жили втроём – воспоминаниями о прошлом, без радости в настоящем, без особых надежд на будущее.
                В отличие от Андрея Волошина,  Георгий Алтуфьев, в просторечии Гоша, вырос в полной, материально  благополучной  семье, окружённый любовью и заботой родителей, души не чаявших в единственном сыне. Правда, отец попивал,   порой  устраивая шумные скандалы,  но уже назавтра каялся, просил прощения у жены и сына. Гоша был самолюбивым  мальчиком, с завышенной самооценкой и большими амбициями, с претензиями  на лидерство. Реализовать  свои амбиции ему не всегда удавалось, вернее, удавалось  очень редко, и  мальчик болезненно переживал  неудачи, неизменно находя виновников своих  поражений среди товарищей. Что-то  было в нём  такое,  что делало его общество  нежелательным для окружающих, и детский  коллектив,  этот безошибочный барометр, выталкивал его из себя, как мяч из воды.
                Учился  он посредственно,  но никаких усилий  для улучшений результатов учёбы  не предпринимал.  Отличникам тайно завидовал и открыто их презирал,  порой и поколачивал.
                Сергей  Бобров, был,  напротив, примерным учеником,  хоть звёзд с неба и не хватал. Учителя  нарадоваться не могли  на ребёнка: послушен,  дисциплинирован, всегда  готов к урокам. У него были строгие  родители,  они держали мальчика в ежовых рукавицах, наказывая за малейшую провинность. Сергей  дома постоянно был настороже, так как никогда не знал,  что его родителям может не понравиться в его поведении в следующий момент. Это постоянное напряжение сделало   мальчика очень нервозным. Свою  неудовлетворённость домашним статусом  он пытался наверстать  вне дома и вне школы,  делая мелкие пакости сверстникам и просто окружающим его людям.  Когда однажды в школьной столовой  кто-то стал регулярно  ломать вилки, директор школы, женщина эмоциональная и экспрессивная, провела собственное расследование. И каково же было всеобщее удивление, когда вдруг выяснилось, что злоумышленником оказался  пай-мальчик Серёжа Бобров.
                В триумвирате Волошин – Алтуфьев – Бобров Алтуфьев был ведущим, Бобров – ведомым, а Волошин -  осью, реализующей баланс  двух противоположностей.
                К  окончанию школы  друзья превратились в рослых красивых парней,  и на выпускном вечере  не  одна одноклассница  мечтала о том, чтобы встретить рассвет вместе с одним из них.
          Но рассвет друзья встретили  в камере предварительного заключения. Андрей и сам не помнил, как он там оказался. Было весело, было много шампанского,  да  кое-что  и покрепче шампанского. К утру весёлая и пьяная компания с песнями брела по городским улицам. Ребят распирали  самые  разнообразные  чувства – гордость,  ощущение свободы, предвкушение будущего, неизвестного,  но обязательно счастливого. Как-то получилось, что на их пути оказалась та злосчастная иномарка, и  Гоша  решил продемонстрировать друзьям  своё  умение водить машину. Бестолковое кружение по городским улицам закончилось  столкновением со стоящим на обочине асфальтовым катком. Ребята получили различные травмы, и дальнейшее Андрей     воспринимал как - будто  через какую-то пелену.
              Следователь  -  усталый и строгий, объяснил  родителям парней  всю сложность ситуации, в которой те оказались  по собственной глупости. Так весело и беспечно всё начиналось, и таким  печальным оказался конец. Андрей мало - что понял из объяснения следователя, который толковал что-то о групповом преступлении и преступлении, совершённом в одиночку: болела голова,  да и плачущая  рядом мать не давала сосредоточиться. Зато родители Гоши и  Сергея  почему-то сразу оживились и начали шептаться между собой.
               Назавтра в камеру   пришёл адвокат и сразу начал призывать Андрея взять всю вину на себя: дескать, тогда  его друзей отпустят, а сам Андрей получит меньше, чем он получил бы, если бы судили всех троих. Гоша и Сергей  бросали  на Андрея  тоскливые взгляды: им и стыдно было, и в тюрьму не хотелось. И Андрей сдался. Он подписал все бумаги, подготовленные адвокатом. Мать его  оказалась неспособной защитить сына. Дальнейшее  вспоминалось   с трудом. Родители  Гоши и Сергея восстановили  угнанную иномарку, поэтому суд   срок назначил небольшой, а потом подоспела  амнистия. Через год Андрей вышел на свободу.
             Он не испытывал чувства обиды на друзей – ведь он  сам согласился на такой исход. У Андрея был хороший характер: он был уступчив,  никогда,  при этом,  не теряя чувства собственного достоинства. Тюрьма не сломала его, как это иногда случается,  и, выйдя на свободу,  он навсегда зарёкся выпивать и совершать  необдуманные поступки.  Устроился водителем в автопарк,  где работал отец (права он получил ещё в школе) и его начальники не могли нарадоваться на трудолюбивого, старательного и непьющего парня, у которого и руки оказались поистине золотыми
                Начались обвальные 90-е годы: покатились куда-то в пропасть все привычные ценности и ориентиры. Исчезла с карты мира страна, которую  Андрей любил,  и которой гордился: этому учили его в школе, этому учил его отец.
               В армию Андрея не взяли с учётом судимости, а  его друзья два года писали ему письма, в которых рассказывали про нехитрую солдатскую жизнь и мечтали о возвращении домой.
                Встреча была радостной. После длительного семейного застолья решили, что  Гоша и Сергей  пойдут работать в тот же автопарк, в котором работал Андрей, так как  ни образования,  ни  специальности  парни так и не получили,  лишь в школе научились водить автомобиль, а в  армии  - танк. Руководство парка пошло навстречу одному из лучших водителей и предоставило  рабочие места  его друзьям – бравым  танкистам. Жизнь вернулась в прежнее русло,  но что-то изменилось в самом этом русле, что ещё предстояло понять  и переосмыслить.

                * * *
               
                Кладбище встретило опергруппу чёрными стволами  деревьев и мелькающими между ними крестами и каменными  надгробьями. Там и сям  между ними белели остатки снежного покрова, но воздух был напоен весенними ароматами, и затурканный делами майор  вдруг понял, что в город пришла весна.
- Проклятая жизнь! – привычно  и как-то отрешённо подумал Ки-
рилл. Он всегда так думал, когда  вдруг обнаруживал, что не вписывается в общий  житейский фон. Но если бы ему предложили вдруг изменить эту жизнь, он дрался бы за неё, именно такую, руками и ногами.
              Кирилл  в ходе работы часто сталкивался   с, мягко говоря, недоброжелательным отношением населения к милиции, хотя   именно  в милицию народ бежал, если вдруг кому-то где-то хвост прищемили. Но, тем не менее, особой веры  у людей  в её  способность   защитить их  не было. В ходе же  так называемой перестройки, незаметно перешедшей в перестрелку, в отношении населения к милиции появилось  и вовсе нечто новое: её стали бояться больше криминала, и за справедливостью некоторые продвинутые граждане стали всерьёз обращаться к криминальным авторитетам,  полностью потеряв доверие  к правоохранительным органам.
             Кирилл не считал себя вправе  судить этих людей. Наблюдая за тем беспределом, который творился в российской милиции, за  всё растущим  количеством  «оборотней в погонах», он часто думал: «Куда мы идём и куда придём?».
            За долгие годы службы  Кирилл стал делить  ментов на «правильных» и «неправильных». К  «правильным» Кирилл относил себя и тех своих коллег, которые  жизнь свою посвятили борьбе с криминалом без оглядки на  маленькую зарплату, ненормированный рабочий день, зачастую  отсутствие  нормального жилья и другие сложности, которыми так  насыщены милицейские будни.
            «Неправильными» Кирилл считал тех, которые службу в милиции подчинили целям  личного обогащения. И таких было немало. Когда Кириллу говорили: «Посмотри вокруг, кто думает о  справедливости, о безопасности  простых людей? Высшие чиновники страны  продают Россию оптом и в розницу, каждый тянет одеяло на себя.  Потуги  таких Дон Кихотов, таких идиотов,  как ты, просто смешны», согласиться с такими утверждениями Кирилл не мог, но и изменить ничего тоже не мог. Единственное, что он мог – это добросовестно делать своё дело, чем он и занимался.
               В рядах криминалитета за Кириллом была репутация «честного мента». Его уважали за неподкупность, за верность делу,  боялись   его  высокого профессионализма, но при случае не преминули бы всадить в него пулю или нож…
                Кирилл   устало присел на чёрный  могильный камень   Достал сигарету, щёлкнул зажигалкой… Ситуация  требовала осмысления.  Уже через  пятнадцать  минут по прибытию на злополучное кладбище у Кирилла начало складываться мнение,  что на подходе очередной «висяк». «Висяк» – это не просто нераскрытое дело,  это ещё и головная боль сыщика. Это значит, что в течение года, а  то и больше, на всех нарядах, пятиминутках и оперативных совещаниях  будут вспоминать это злосчастное дело, которое   усугубило отрицательное  сальдо криминальной статистики,  поставило под сомнение профессиональные качества всего отдела и  лично Кирилла.
              Майор  втянул в себя горький сигаретный дым и  ещё раз поглядел на место преступления, на котором кипела работа оперативной группы: фотографы фотографировали, судмедэксперт что-то измерял узкой металлической линейкой и  диктовал помощнице результаты измерений, кто-то методично обсыпал чёрным порошком всё вокруг. Кузнецов подошёл поближе и ещё раз оглядел тело жертвы. Молодой парень лет 25-28,  хорошо одетый, с  несколькими ножевыми ранениями. Никаких примет, никаких документов, никаких явных следов преступников. Кирилл подошёл к эксперту.
         - Что пальчики, есть что-нибудь?
         -  Понимаешь, Кирилл, кое-что есть, но, боюсь, идентифицировать будет сложно. Труп вчерашний, а  ночью шёл дождь. Размыло. Вот тут на памятнике  под цветами   стаканчик сухой, а  на нём вроде отпечатки. Так что вроде что-то намечается. К вечеру скажу.
        -  А следы? Вон ведь как натоптано.
        -  Не менее  трёх. Вместе с покойником, разумеется. Но следов  драки не наблюдается. Похоже, убийство  произошло в тёплой дружественной обстановке.
       -   Ценю твой юмор. Что ещё  заметил необычного?
       -   Да  ничего. Похоже, пришли мужики на кладбище, помянули кого-то, - эксперт мотнул головой  в сторону  ближайшего памятника. – а потом один зарезал другого. Всё, Кирилл, всё. Не мешай. Читай акт и не дури голову.
Кирилл отошёл от неразговорчивого эксперта и вновь подошёл к жертве.
- Ясно  одно, - думал Кузнецов, - действовал явно не профессионал, возможно,  люто ненавидевший жертву, иначе не объяснить того, что тело буквально изрезано ножом. Одежда явно не российского происхождения,  но это ни о чём не  говорит: сегодня мало - кто  одевается в московский ширпотреб. Кирилла заинтересовала пряжка на ремне покойника. Она отличалась нестандартным узором и могла бы служить особой приметой при опознании тела: ничего подобного Кирилл раньше не встречал. И справа  от могилы,  на ещё  не растаявшем снегу, ясно был виден чёткий след чьей-то ноги в кроссовке с характерным узором.
- Ребята, сфотографируйте пряжку крупно и вон тот след и  приобщите к вещдокам, - крикнул Кирилл экспертам.
- Уже сделали! Кирилл, у тебя к покойнику ещё вопросы есть?
- Увозите! – махнул он рукой санитарам и пошёл к машине, на ходу докуривая сигарету.
Хладный кладбищенский труп значительно повысил градус начавшегося дня. Войдя в свой кабинет, Кирилл сразу распорядился принести из дежурной части данные о людях, пропавших за последние два дня.
Уже  через двадцать минут они лежали на его столе  со всеми параметрами: фамилия, имя, отчество, особые приметы. Папка была довольно пухлой, Кирилл даже взвесил её на руке, а затем с удручённым видом начал изучать полученные материалы.
Большие города, как  гигантские водовороты, притягивают к себе людей и безжалостно перемалывают их в своих утробах. За  годы своей работы Кирилл научился абстрагироваться  от  чьей-то конкретной жизни и судьбы, когда сталкивался с таким вот трагичным её завершением. Сотни тысяч  людей, как глупые мотыльки, летят на яркий след больших городов, рассчитывая найти в них себя и надеясь, что уж с  ними-то ничего плохого не может случиться. И  ошибаются, и сгорают в  их огне. Возможно, этот молодой человек - ещё  одна жертва большого города.
На втором часу работы  внимание Кирилла  привлекло заявление некой Марии Александровны Волошиной, которая просила оказать содействие в  розыске её брата Волошина  Андрея Александровича, бесследно пропавшего два дня назад. Фамилия Волошина уже встречалась Кириллу сегодня, причём  совсем недавно. Он поднапряг память.
-  Да ведь это фамилия была высечена на том памятнике, возле которого нашли труп  незнакомца! – Кирилл потёр руки. Это не могло быть совпадением, таких совпадений просто не может быть.
Он протянул руку к телефонной трубке и  набрал номер дежурной части.

                * * *

После  того, как Гоша и Сергей пришли из армии и стали работать в автопарке вместе  с Андреем,  дружба их уже  не напоминала прежних, «мушкетёрских» отношений. Между ребятами незримо стала тень их вины  перед Андреем, хотя  тот никак не  напоминал друзьям о годе,  проведённом в тюрьме. Но «кто кого обидит,  тот того и ненавидит» – гласит народная мудрость. Гоша и Сергей  не могли простить Андрею своей вины перед ним, как  не могли простить и того, что он ни словом,  ни звуком ни разу не напомнил им об их грехе, ни разу  не упрекнул их,  ни разу  не пожаловался на свою судьбу, испорченную при их непосредственном  участии. Постепенно они отдалялись друг от друга. Вскоре  Гоша и Сергей покинули автопарк: они не захотели всю свою жизнь провести на отрезке между диспетчерским пунктом и  конечной остановкой,  да и зарплата водителей не удовлетворяла их, считавших, что они заслуживают и лучшей работы и  интересной жизни. И они ушли, по их словам, в службу безопасности какой-то очень крутой  фирмы. Встречи друзей стали всё реже: Андрей работал, как правило, днём, а парни безопасность фирмы  охраняли преимущественно по ночам, а днём  отсыпались,  отдыхая от трудов праведных. С  годами ближнее  Подмосковье как-то незаметно слилось с Москвой, поговаривали даже,  будто через несколько лет в их район придёт метро. Бывшие провинциалы ощутили себя вдруг москвичами, Москва,    со всеми её достоинствами и недостатками,  стала ближе   и доступней. Не балованные роскошной жизнью и большими доходами,  жители бывших подмосковных рабочих посёлков смогли воочию наблюдать жизнь нарождающейся буржуазии, причём, многие из «новых русских» зачастую происходили  из тех же коммуналок, что  и  старые русские,  и корни их богатства лежали на поверхности, как у осла уши.
С личной жизнью  у Андрея  не ладилось, хотя парень он был видный. Но, что бы там  ни было, тюрьма сказалась на его жизни, даже на отношении к самому себе. Он боялся, что хорошая девушка, узнав  о его судимости, не станет связывать с ним свою жизнь, а местные шалавы ничего, кроме  брезгливости, у  него не вызывали.  Поэтому своё плавание по жизни он продолжал в гордом одиночестве   под укоризненные вздохи матери и ворчание сестры.
Однажды Андрею по случаю достался билет на балет в Большой театр: не то в качестве премии,  не то кто-то отказался  от коллективного  культпохода… Он не был  ни поклонником Терпсихоры, ни театралом,  но так видимо надо было кому-то, чтобы в  этот день Андрей оказался в Большом. В антракте с праздным видом  он бродил по фойе, разглядывая  интерьеры. Неожиданно в поле его зрения попала молодая женщина – изящная  блондинка удивительной красоты. Андрей стал, как завороженный,  не сводя с незнакомки глаз. Причём, вид его был,  очевидно,  настолько глуп, что блондинка рассмеялась, глядя  на него. Но рассмеялась не обидно, а как бы приглашая Андрея разделить с  ней её веселье. Она сама подошла к нему, сама заговорила. Представилась  Хелен Морт, американкой, но русской по происхождению.  Рассказал, что  в Москве находится в туристической поездке, что приехала специально для  того, чтобы поближе познакомиться с новым репертуаром Большого театра, так как является страстной  любительницей балета, и сама в молодости неплохо танцевала, и если бы не внезапное  замужество,  она, может быть,   сегодня и сама бы  выступала  на сцене Большого,  и не на последних ролях.
Она предложила Андрею показать ему Большой и оказалась прекрасным экскурсоводом – знающим и эмоциональным. Причём, эта красавица не скрывала того, что Андрей её интересен. Она подробно расспрашивала  его про его жизнь, работу, семью, и, слово за слово, Андрей рассказал её про себя всё.
К удивлению Андрея, его тюремное прошлое не только не оттолкнуло Хелен от него, но,  наоборот, вызвало  живое участие и сочувствие. Она возмущалась всеми: милиционерами, арестовавшими мальчишек; адвокатом, переложившим на Андрея всю ответственность  за Гошино преступление; хозяином иномарки, не захотевшим закончить дело миром; судьями,  отправившими Андрея в  тюрьму; страной, где таких прекрасных парней, как Андрей, сажают в тюрьму по такому пустяковому поводу, как угон автомобиля.
Случайная встреча имела  продолжение. Между молодыми людьми завязались романтические  отношения  Встречи,  вечерние прогулки по Москве, вздохи и поцелуи вскружили голову Андрею. Таких женщин он не знал, его опыт состоял из общения с девушками из рабочих семей, живущих рядом с  ним. Две  недели пролетели, как сладкий сон. Но…  всё хорошее имеет конец: пришло время прощаться. Истекал срок пребывания Хелен в России. Прощание было болезненным. Андрей проводил Хелен в аэропорт,  долго смотрел в ту сторону, куда улетел самолёт, и вспоминал каждый день, проведённый с  ней, каждое её слово, каждый взгляд. Он жаждал новой встречи и не верил  в её возможность.

                * * *


В самом начале рабочего дня в кабинет Кирилла, робко озираясь, вошла молодая женщина.
- Мне к майору Кузнецову.
- Я Кузнецов, и я вас  слушаю.
- Я по поводу своего пропавшего брата.
- Садитесь, пожалуйста.
Кирилл включил диктофон.
- Ваше имя?
- Волошина Мария Александровна.
- Кого разыскиваете?
- Волошина Андрея Александровича, младшего брата.
- Когда и при каких обстоятельствах он пропал?
          - Четвёртого апреля  он должен был лететь в Америку. - Поймав вопросительный взгляд Кирилла,  женщина  добавила: - Он там живёт. Накануне вечером я  ездила  к мужу и не смогла быть на прощальном ужине. Утром я поехала к матери – попрощаться  с братом,  но, как назло, опоздала и на электричку. Поэтому я сразу помчалась в аэропорт,  надеясь хоть там с ним  увидеться. Но к  тому времени, когда я туда  добралась, пассажиры уже прошли таможенный контроль. Я умоляла пограничников пропустить меня к брату,  но они были неумолимы. Единственное, в  чём они пошли мне навстречу – сделали объявление по радио, чтобы  брат вышел ко мне. Но после двух, после трёх объявлений он не пришёл. Я стала просить проверить, есть ли он там вообще. Его там  не оказалось. Понимаете, его нет нигде – ни дома,  ни в аэропорту, ни у друзей,  ни у родственников. Он пропал.
      Кирилл внимательно  слушал взволнованную  речь посетительницы. Он понимал, что именно тело Волошина было найдено на кладбище. Но он не мог сказать ей об этом так сразу. Тщательно подбирая слова, Кирилл постарался как можно мягче  объяснить   растерянной женщине суть предстоящих действий.
- Послушайте меня, Мария Александровна! Сейчас мы поедем в морг. Возможно, мы уже  нашли вашего брата, возможно,  это не он. Будьте  готовы ко всему. - И Кирилл отвёл в сторону взгляд, чтобы не видеть ужаса в глазах женщины.
Процесс опознания, который проводился  в морге, не был чем-то новым  для Кирилла. А  раз  не  был новым,  то и особого напряжения  он не испытывал: это была  обычная процедура,  не очень  приятная,  но  привычная  и неизбежная.  Но именно  в такие минуты Кирилл особенно остро ощущал, насколько тонка грань между  жизнью и смертью. Ещё утром – молодой, энергичный, полный планов и радужных надежд человек, - к вечеру может оказаться под ножом  эксперта,  хладнокровного Мефистофеля, прячущего свои истинные чувства под ироничной ухмылкой и циничными шуточками. Всё как всегда: сестра Волошина, понятые, санитарка с нашатырём наготове. Эксперт поднял простыню с лица покойника. Короткий стон, слёзы – да, это он, Волошин Андрей, пропавший брат, сын, муж. Кстати, - подумал Кирилл, - а где его жена, почему  не она разыскивает погибшего? Но вокруг сестры Волошина уже кружили медики, приводя её в чувство, и Кирилл понял, что сегодня задавать вопросы бессмысленно. «Утро вечера мудренее» – привычно подумал он и отправился в отдел,  дабы ещё раз изучить обстоятельства дела.

                * * *

После отъезда Хелен прошло два  месяца. Она несколько раз звонила Андрею, внося в его жизнь остроту  новых ощущений. Хелен не скрывала, что скучает без него, ищет способ встретиться и обязательно найдёт. Попросила Андрея подготовить необходимые документы на тот случай, если у  неё получится с организацией приглашения для Андрея. Приглашения в  Америку! – Андрей не верил в возможность этого, и только  в самых отчаянных мечтах он представлял  себя идущим с Хелен  по какой-нибудь «авеню» или «стрит»,  и гнал от себя  эти мысли, как  нереальные и  абсурдные. Но необходимые документы  оформил. Каково же было его удивление и какова  радость, когда, позвонив  в очередной раз, Хелен сообщила, что всё  готово,  и что  скоро они встретятся на американской территории.
Подготовка к  отъезду прошла  в каком-то горячечном  тумане. Андрей механически делал всё  необходимое для  отъезда и опомнился уже в аэропорту, увидев возле себя плачущих мать и сестру. Он, как мог, успокаивал их, обещал вернуться в скором времени, убеждал, что грешно отказываться  от такой  блестящей возможности – побывать в Америке,  но сам думал только о Хелен. Он понимал, что ему страшно повезло, что такая женщина обратила на него внимание, более  того, полюбила его и сделала всё возможное, чтобы встретиться с  ним вновь: у Андрея  никогда не нашлось бы столько денег, чтобы оплатить поездку в Америку, даже в  одну сторону.
Он летел над океаном,  сверкавшим  далеко внизу меж облаками, и с надеждой  думал, что,  наверное, полоса  невезения  закончилась. Впереди  у него была новая жизнь.

                * * *
      - Итак,  – думал Кирилл, - что мы имеем? Погибший – Волошин Андрей Александрович,  гражданин России, двадцати семи лет, коренной москвич, последний  год проживает в Америке, работает водителем косметического салона,  принадлежащего его  гражданской жене Хелен  Морт, гражданке США. Был зверски убит на могиле своего  собственного отца  4 апреля сего года,  за четыре часа  до  своего отлёта в Америку. Причём, как утверждают эксперты, последние три ножевых ранения были нанесены уже мёртвому человеку – с меньшей силой, поверхностно  и под другим углом. Это свидетельствует либо о том, что преступник ослабел после первых двух ударов,  либо о том, что преступников было двое. И, скорее всего, так  оно и было, потому что первые два, как утверждает эксперт, смертельных удара были нанесены в спину,   а затем ещё  три – в  грудь уже  мёртвого, поверженного человека. Каковы  могут быть мотивы этого убийства? Правильно ответить на  этот вопрос – половина   успеха  дела. Пресловутый постулат «Ищи, кому  это выгодно» обещал,  что поиск преступника  растянется и во времени, и  в расстоянии. Если предположить, что корни этого преступления лежат в американской жизни Волошина,  то  проще всего было убить его в Америке. Никто не стал бы его искать, он бесследно исчез бы. Но раз его убили именно в России,  то, может, и   корни преступления следует искать здесь?
     Только очень наивный или  самоуверенный преступник считает, что можно совершить преступление и не оставить следов. К счастью,  это не так. Так  же, как  прилетевший невесть откуда  метеорит оставляет на ночном небе  искрящийся хвост,  так и преступник оставляет за собой след. Другое дело, что увидеть его можно не всегда и не всем. А  для  этого, - размышлял Кирилл. – и  существуют такие парни, как он. И  потому  называют  их сыщиками. Увидеть,  найти то, что не видимо никому, проникнуть в ход  мыслей невидимого противника так же сложно, как сложно по химическому составу  метеорита определить его прародину. Но сыщик собирает в узел все свои знания, волю, воображение и начинает искать.
Кирилл уселся поудобнее, придвинул к себе пепельницу, достал новую сигарету и  закурил. Перед ним лежала  объективка по Андрею Волошину, которую работники отдела  составили за вчерашний день. Бегло пробежав глазами страницу  за страницей, Кирилл остановил своё внимание на выписке из  уголовного дела  по угону автомашины десятилетней давности. В угоне обвинялся Волошин Андрей Александрович. Суд,  приговор, освобождение по амнистии через год…
    - Та-ак, значит парень был судим, - подумал Кирилл, - может в этом направлении  и следует искать причины преступления? Может,  и  в Америку  он уехал, потому что не чувствовало себя здесь в безопасности. Надо дать запрос  в архивы, пусть прощупают его тюремное прошлое. Судимость у парня была пустяковая. В  нормальном государстве за  это оштрафовали бы и на  этом  ограничились. У нас  же обязательно нужно посадить,  бросить в Зону. Никого не интересует,     что Зона пройдёт по судьбе молодого человека, как асфальтовый каток. В старину людей, преступивших закон, клеймили. И  это было куда гуманнее. Клеймо оставляет след только на коже. Зона оставляет след  в душе,  и если юноша  и не выйдет из тюрьмы  закоренелым преступником,  то обязательно  выйдет человеком  с изломанной психикой, обозлённым на весь свет, с конкретными обязательствами перед преступным миром.
      Но почему его убили именно на кладбище? Что его туда  занесло перед самым  самолётом? Кирилл заглянул в записную книжку и набрал номер сестры Волошины.
- Мария Александровна,  здравствуйте! Майор Кузнецов, уголовный розыск.
- Здравствуйте,  товарищ  майор.
- Скажите, как случилось, что никто из родных не провожал Андрея в аэропорт? Как он вообще оказался  на кладбище? Он говорил об этом  перед отъездом?
- Никто его не провожал: меня  дома  не было, а  мама  не здорова. Да и  необходимости в этом не было: он ведь не  один летел, а   с друзьями. С  ним вместе приехали  и его старые друзья -  Гоша и  Сергей. Они тоже живут в Америке. Андрюшенька, как только устроился там, сразу же их вызвал. Они все собрались  с утра у нас дома. Мама  говорила, что парни весёлые были, шутили. Нет,  на кладбище  они вроде  не собирались. Во всяком случае, об этом разговора не было, я уже маму спрашивала. Мне и самой  это не понятно: перед самым  самолётом – и на кладбище, тем более, что он  был  там  дней пять назад. Выехали они из дома  заранее, сказали маме, что заедут куда-нибудь пивка попить, прокатятся  по родным местам.
- А на чём они поехали, - кто-то из родственников  повёз   или на такси?
- Они сказали, что поймают такси  или попутку.
Кирилл переваривал услышанное. Это был новый поворот. Наличие друзей Волошина  одновременно   упрощало и усложняло  дело. А  где тогда  друзья? Улетели? Тогда  на каком  этапе  они расстались? И, главное, как  он всё-таки оказался  на кладбище? Надо искать этих друзей. Найти машину, на которой все  трое уехали от дома Волошина, будет затруднительно, а  то и невозможно. Для  начала надо запросить таксопарки, а  также частные такси, не подвозил  ли кто трёх молодых парней из конкретного района. Это займёт дня  три. А если попутка? Можно,  конечно, обратиться  на телевидение: может, кто узнает  Волошина по фотографии. Хотя  по опыту Кирилл знал, что водители, промышляющие частным извозом, не захотят засветиться в милиции: мало того, что вызовы на допросы  занимают много времени, есть реальная опасность привлечь к себе внимание налоговой инспекции. Значит, всё же  сначала надо найти друзей.
- Мария Александровна, а как зовут друзей Андрея?
- Георгий Алтуфьев и Сергей Бобров.
Кирилл положил трубку и тут же позвонил в авиакомпанию.
- Алло! Майор Кузнецов, уголовный  розыск. Мне необходимо срочно узнать, улетели ли  4 апреля рейсом Москва - Нью-Йорк пассажиры Алтуфьев и Бобров.
После некоторой  паузы девичий  голос сообщил, что на  этот рейс  не явились три пассажира -  Волошин, Алтуфьев и  Бобров.
     - Ничего себе! – Кирилл был потрясён .- Положение явно усложняется
.  Похоже, в  перспективе нас ожидает ещё  минимум два трупа,  иначе, куда  бы это парни вдруг подевались? Странное  преступление.
И  тут майор Кузнецов ощутил привычное ощущение охотничьего азарта. Когда  оно вдруг появлялось, то  Кирилл как бы получал дополнительные возможности,  и для  него не оставалось никаких преград. Он часто думал о том, что в каждом мужчине глубоко внутри прячется древний атавистический инстинкт  охотника. Ты  убегаешь – я  догоняю. И чем быстрее ты убегаешь,  тем адекватнее мои усилия в стремлении тебя догнать. Эта мужская игра идёт уже  десятилетия. И именно мужская нацеленность на охоту, на безоговорочную победу стоит у истока спортивных соревнований, политических интриг, войн и  т.д. И именно поэтому Кирилл работает милиционером, а  не учителем  или врачом. Он вспомнил слова  своей первой жены, сказанной в запале предстоящего развода,  но попавшие в цель: «Для тебя мент – не профессия, а диагноз!». Кирилл не оспаривал  этот тезис, он был с  ним полностью согласен. Женщины думают, чувствуют и поступают иначе, чем мужчины, проявляя при этом фантастическую интуицию. Вторая жена Кирилла  была  не по годам мудрой женщиной. Она  достаточно снисходительно относилась  к выходкам Кирилла, считая, что  мужчины – большие дети  со всеми вытекающими отсюда последствиями. Будучи учительницей по профессии, она переносила и  на Кирилла своё отношение  к мальчишкам-школьникам: те же  игрушки – машины, пистолеты, казаки-разбойники, компьютеры с  неизменной «войнушкой» или  автогонками, разве что напитки покрепче, да игры порискованнее. Кирилл иногда  жалел, что у  них не сложилось. Он понимал, что она просто устала от одиночества, от постоянного страха  за  него,  от бессонных ночей в ожидании стука в дверь или телефонного звонка. Её нужен был тёплый семейный очаг, детишки и ощущение защищённости. А вот этого Кирилл дать ей  не сумел. Она  не упрекала его,  не устраивала скандалов. Просто однажды  он пришёл под утро домой и застал её сидящей на единственном  чемодане. Кирилл проводил её  до такси и потерял навсегда.
По-хорошему,  оперу не следует создавать семью, чтобы  не причинять неудобств близким людям. Кузнецов улыбнулся  этой мысли. Надо бы  додумать её на досуге. Мысль  не бесспорная,  но что-то в ней есть: своего рода  обет безбрачия для милиционеров. Интересно, а что думает по этому поводу Разуваева? Надо будет подбросить ей информацию для размышления. Кирилла  чем-то притягивала Валентина: возможно, он чувствовал в ней родственную душу, возможно, дело было в  неординарности её суждений   и поступков, которые всегда  ставили Кирилла  в тупик,  заставляя  его   удивляться, а  порой и  восхищаться тем, что делала  или говорила журналистка. А может,  и потому, что  Валентина была его землячкой. Она никак  не вписывалась в  образ той  женщины, которая могла  заинтересовать майора Кузнецова в качестве именно женщины, в  ней напрочь отсутствовала та сексапильность,  которая заставляет мужчин терять голову при одном только взгляде  на неё. Но у неё было нечто другое, чему Кирилл ещё  не  подобрал названия, и что притягивало его к Валентине, как магнитом, так сильно, что  он даже сам от себя это скрывал.
Телефонный звонок прервал философские размышления старшего оперуполномоченного.
- Кирилл Николаевич! Это опять Мария Волошина. Я хочу попросить  разрешения забрать тело Андрея  из морга.  Только что звонила его жена Хелен. Она прилетает завтра.
- Хорошо, Мария Александровна. Я подготовлю бумаги, заходите.
- Кирилл Николаевич, а у вас  уже есть что-нибудь на убийц Андрюшеньки?
- Даже, если есть, я вам  не скажу  об этом, поймите  меня правильно.  Кстати, родные друзей вашего брата не звонили вам, не спрашивали, как долетели их дети?
- Да кто я такая, чтобы   они мне звонили?! Они всегда  были против  дружбы  их сыновей с Андреем. Мы, по их понятиям, «чёрная кость». А почему вы спрашиваете? Они,  наверняка, уже имеют информацию от своих детей. Или?… Кирилл Николаевич, неужели с Гошей и  Сергеем тоже что-то случилось?
- Похоже  на то. Они не улетели  тем рейсом.
- Господи,  несчастье-то какое! И что же теперь?
- Пожалуйста,  не говорите  об этом  пока  никому, а  то я   уже сожалею о том, что сказал.
- Да, да, конечно, я никому  не скажу. Господи, горе-то какое!
Кирилл положил трубку, злясь на себя  за несдержанность.

                * * *

Первые дни после прилёта  в Америку Андрей испытывал двойственное  чувство: с  одной стороны  полная нереальность происходящего с  ним, Андреем Волошиным. Он почему-то думал, что  с ним  произойти такого просто не могло. Просыпаясь ночью, он каждый раз  вздрагивал от неожиданности: непривычный интерьер,  непривычные огни за  окном. Уж не сон ли? Но рядом была Хелен,  тёплая, ласковая,  живая. Это было счастье. Чем же  я заслужил это? – думал Андрей и боялся, что всё  это может  действительно оказаться сном.
В первый же день Хелен  доверила Андрею свою машину,  небольшую,  но скоростную. На ней так легко было маневрировать  в суете  нью-йоркских улиц,  огибая пробки.  Хелен смеялась: «Ты – мой пилот, я – твой штурман. Сейчас прямо и сразу -  налево» «Есть, мой капитан!» – отвечал Андрей,  и оба радостно смеялись, просто так, от полноты чувств.
Хелен содержала  небольшой,  но очень уютный косметический салон, приносящий,  как  она  говорила,  реальную прибыль, дающую ей возможность жить безбедно и два  раза  в год летать  в  Москву  на премьеры её  любимого Большого. Хелен говорила, что она, конечно, могла бы поехать  и  в более престижные места  для  отдыха, но Большой  театр – это всё, что осталось от её великой  мечты о большом  балете, которую у неё отняла  жизнь.
Она  предложила Андрею место шофёра   в её салоне. Он должен  был возить  Хелен, которая  не умела водить машину, а также обслуживать  богатых клиенток, если те  по тем или иным причинам нуждались в услугах шофёра. В  перспективе Хелен обещала устроить Андрею вид на  жительство, а потом,  чем чёрт не шутит, и  гражданство. Андрей представил  себя гражданином США… Сказка продолжалась.
Через полгода Андрей получил из дома очередное письмо. Кроме  обычных  домашних новостей (ничего нового) сестра  сообщала, что его друзья, Гоша  и Сергей, видимо,  испытывают какие-то трудности. Сами они не жаловались, но в разговоре с матерью Гоши она поняла, что у парней что-то не складывается,  они потеряли работу, а  найти что-нибудь приличное не удаётся.
Никакого сочувствия к друзьям Гоша  не испытал, понимая, что они сами виноваты, если не во всём,  то частично: их запросы  никогда  не отвечали их реальным возможностям  Да и как можно было претендовать на что-то, не потрудившись получить ни образования, ни стоящей профессии? Ладно, Андрею тюрьма  помешала,   но  Гошка с Сергеем просто лодыри,  им-то  не мешало ничто.
Так как Андрей часто беседовал с Хелен о своём детстве,  то она  знала все  драматические подробности  его жизни. Он всегда рассказывал ей содержание  писем  матери, а та всегда   подробно расспрашивала   Андрея,  что пишут из дому. Она говорила, что письма его родных  дают её, Хелен, возможность вспомнить то время, когда и она  могла услышать добрые и ласковые слова. Андрею, в  свою очередь,  было приятно видеть такое  внимание к себе любимой  женщины.
Услышав  от Андрея,   что его друзья испытывают затруднения в России, Хелен сначала никак  не среагировала  на это, но через неделю, после телефонного разговора   Андрея с  его матерью,  она вдруг предложила пригласить их в Америку.
Это  предложение  было неожиданно для Андрея,  он вовсе не хотел видеть  Гошу и  Сергея  в своей сегодняшней жизни. Но Хелен так увлеклась этой идеей,  она так хотела сделать приятное  для Андрея, что тот не стал её перечить. Так Гоша и  Сергей, сами  не веря в свою удачу, оказались в Соединённых Штатах Америки. Они могли бы повторить слова Остапа Бендера: «Сбылась мечта идиота», но они никогда  не утруждали себя  чтением  советской классики.

                * * *

Услышав, что Хелен Морт приезжает в Москву, Кирилл решил сразу же после её приезда побеседовать с американкой о подробностях их совместной с Андреем жизни в Америке: может, всё же  там  он найдёт корни ужасного конца Волошина.
Но гораздо ранее запланированной встречи произошло событие, которое внесло новые ноты в  эту трагическую симфонию. На свалке   за  городом были найдены  два  обгорелых до костей трупа. Так как чего-то подобного Кирилл ожидал уже  два  дня,  он предупредил о возможности такой находки ближайшие территориальные подразделения.  Когда сигнал от коллег поступил, то на место происшествия Кирилл отправился  сам. Опознать то, что он там обнаружил, было невозможно. Но одна  деталь заставила Кирилла поверить,  что это тела Алтуфьева и Боброва: на  останках сохранились пряжки от ремней, идентичных той, которая была  обнаружена  на теле Андрея.
Он подозвал  к себе бродившего по свалке с  неприкаянным видом молодого оперативника Костю  Славина.
- Давай, лейтенант, ноги в  руки и бегом в  офис Алтуфьева,  и там очень аккуратненько поинтересуйся у него, не помнит ли он, какая пряжка была на ремне у его сына.
- Кирилл Николаевич, почему  опять я? И потом, как  это  я приду и  ни  с того, ни с  сего начну у него про пряжку спрашивать?
- А ты  ни с  того, ни  с  сего не спрашивай. Ты  для начала возьми ремень Волошина  и покажи его Алтуфьеву, поинтересуйся,  не знаком ли он ему. А там кривая вывезет, и твоё дальнейшее поведение  зависит от  ответа Алтуфьева. И вообще, может тебе написать всё это, салага? Я могу:  твой вопрос, ответ Алтуфьева и  опять твой вопрос…
Славин понял, что он достал-таки старшего опера,  но из  природной вредности продолжал гнуть свою линию.
- Кирилл Николаевич,  почему вы  так  уверены, что у парней были одинаковые ремни?
- Да  потому,  что вероятность таких совпадений ничтожно мала. Я ещё могу  допустить, что  у  двух сгоревших бомжей  могли оказаться одинаковые ремни   с неординарным рисунком на пряжках (ну мало ли, нашли где-нибудь на свалке среди выброшенного брака), но чтобы  точь-в-точь такой же  ремень оказался и  у Волошина,  это перебор. А вот у трёх друзей одинаковые ремни вполне могли быть. Хочешь пари?
- Н-е, я  не сумасшедший. С вами спорить – боже упаси!
- То-то же. Учись, студент, пока я  жив.
Дав задание Славину, Кирилл  стал изучать обстоятельства  происшедшего. Обгоревшие тела в сгоревшем вагончике нашли бомжи. Никто, как всегда,  ничего не слышал и не видел,  хотя назвать свалку безжизненным пустырём было нельзя: тут и там в поисках чего-то, известного только им  самим, бродили люди, правильнее было бы сказать, бывшие люди. Спитые лица, безумные, тусклые глаза. Они уже умерли для мира, сами это понимали  и  поэтому не хотели иметь с этим миром  ничего общего. У них была своя власть, свои законы. Милиция  была  для  них силой враждебной, поэтому  надеяться  на сотрудничество с ними, как со  свидетелями, не приходилось. Кирилл,  глядя на эти  чёрные тени, думал, какие же  жизненные повороты толкают людей в  эту  житейскую бездну? По роду своей работы он очень  часто общался с  этим контингентом и знал, что  у многих людей  бывают порой и более тяжёлые обстоятельства. Но они борются за своё место на социальной лестнице,  не уступают судьбе и побеждают. А  эти сразу идут на  дно. Самое интересное, что если вернуть такого вот престарелого Гавроша вновь  в мир людей, ему покажется  там  неуютно.  И, скорее всего, он вновь  вернётся  на свой место на свалке, чтобы  либо замерзнуть, либо сгореть в вагончике из фанеры. Что движет  человеком, когда  он становится  бомжом? Учёные говорят, что иногда у человека под влиянием тех или иных обстоятельств ещё в стадии эмбриона может оказаться  особый ген – ген бродяжничества, который программирует подобное поведение. Кирилл же  считал,  что всё дело  в характере, воле, тех ценностях, которые являются  определяющими для каждой конкретной личности.
Кирилл очень рассчитывал на судебную экспертизу, у которой есть много возможностей для  опознания  даже этих останков, но вначале должны сказать своё слово родители Алтуфьева и Боброва.

                * * *

Костя Славин был самым молодым сотрудником уголовного розыска: он пришёл в отдел сразу после училища МВД и работал в милиции восьмой месяц. Это давало всем повод постоянно учить молодого сотрудника уму-разуму, когда по делу, а  когда и вовсе для острастки. Костя часто обижался на товарищей, хотя понимал,  что если бы ни их постоянная опёка, он, как слепой щенок, тыкался бы во все углы, набивая себе синяки и шишки. Вот и сейчас он  всю дорогу  от места происшествия -  свалки до отдела ехал с  обиженным видом. Во-первых, его при всех назвали салагой, и кто – человек, которого он безмерно уважал; во-вторых, возразить было нечего – салага и  есть: ему, в кои-то веки,  дали самостоятельное задание, связанное  с разработкой версии расследования, а  он начал задавать глупые вопросы. Некоторое время Костя  пытался  определиться, какое чувство в нём сильнее – обида  на Кузнецова или злость на самого себя, пока  не услышал над самым ухом очередное поучение майора.
- Ты, Костя, сейчас, вместо того, чтобы обиду свою лелеять (ведь догадался же), разрабатывай примерный конспект   твоего разговора   с Алтуфьевым. Запомни, что  ни одна минута   у опера  не должна пролететь зря. Пока  доедем  до города, придумывай самые разнообразные  варианты: что ты сказал, что тебе сказали,  немаловажно также, как  это было сказано. Подумай, с чего ты начнёшь, каким будет твой первый вопрос, каким будет ответ Алтуфьева. А чтобы  не было неожиданностей, постарайся продумать три, четыре, пять ответов Алтуфьева и,  соответственно, пять линий продолжения  твоего разговора с  ним. Так, чтобы  к тому времени,  когда мы доберёмся  до города, у тебя в  голове  должно быть заготовлено несколько версий  твоего разговора с  Алтуфьевым. Правильной будет одна, а, возможно,  правильной и вовсе  не будет. Тогда всё начнёшь сначала. В работе   с подследственным инициатива  должна  быть у опера,  иначе   успеха  не жди.
Костя встрепенулся и начал сосредоточенно думать, а удовлетворённый Кирилл отдался  своим мыслям: началась виртуальная  оперативная работа.
По приезду  в отдел Костя изъял из дела Волошина вещдок – брючный ремень, свернул его в плотное кольцо и отправился стройтрест, предварительно узнав, на месте  ли Алтуфьев. Он добросовестно выполнил то, чему его учил Кирилл: в  голове  у него было несколько заготовок предстоящего разговора.
Алтуфьев встретил его в кабинете – брюшко, цепкий, изучающий взгляд… Он не привстал, не подал руку, а сразу  зарокотал приятным баритоном. Видимо,  он тоже  знал, что инициативу  никогда  не следует выпускать из рук.
- Что понадобилось от нас, сирых, уголовному  розыску? Я думаю, что вы, скорее всего, по поводу смерти Андрея Волошина. Я узнал об этом только сегодня. И как  это его угораздило? И мой мерзавец уже давно должен был позвонить, наверное, денег нет, как всегда. Я ему денег много не даю, пусть заработает, пусть узнает, какого вкуса и  цвета  денежки. А  то хотят самостоятельности, а зарабатывать кто-то должен.
В заготовках Кости  такое многоречие собеседника не предусматривалось, поэтому он обескуражено ждал окончания словесного потопа. Дождавшись, когда Алтуфьев на мгновение  остановился, чтобы набрать воздуха, Славин быстро взял инициативу  на себя. Он развернул перед собеседником ремень Волошина и задал свой первый вопрос.
- Вам не знаком этот ремень,  господин Алтуфьев?
Алтуфьев  взял ремень в руки и стал его внимательно разглядывать.
- Ну, почему  же не знаком? Такой  ремень у моего  оболтуса. Я вам больше скажу: такой ремень был и  у Волошина,  наверное, это он и  есть? – Алтуфьев вопросительно  посмотрел на Славина, тот утвердительно кивнул. – Эти  три совершенно одинаковых ремня Андрею, Георгию и Сергею подарила эта, как это у вас, молодых, принято нынче  говорить, гражданская жена Андрея – на память, в качестве сувениров. Ремни хорошие,  добротные, американской работы, пряжки, видите, с  редким рисунком. Парни их с удовольствием носят.
- Скажите, пожалуйста, когда вы  сына провожали в  аэропорт, вы Андрея там  не видели? – Костя прекрасно знал,  что в  аэропорту Алтуфьев  не был,  он задал этот вопрос, чтобы   навести того на  мысль, а был ли в аэропорту его собственный сын? Неужели родительское сердце ничего не подсказывает этому сильному мужику? Неужели его не взволновал тот факт, что друг сына убит, а  от сына  нет известий. Но Алтуфьев, видимо, принадлежал к  той  категории самоуверенных людей, которые считают, что с  ними и с  их близкими, в  принципе,  ничего плохого случиться  не может.
- Я  не был в аэропорту, был сильно занят. А что,   разве они должны  были лететь вместе,  одним рейсом? Странно, Георгий  мне об этом  ничего не говорил. Я ушёл на работу, он ещё  дома был. Тогда мы и попрощались. Я предлагал ему свою служебную машину, чтобы  доехать до Шереметьева,  знаете, сын всё же, но он  отказался. «Хватит, говорит, батя меня  опекать» Ну, была  бы  честь предложена… Если честно, лейтенант, мне  не нравится, что он в Америку  уехал,  нечего ему  там  делать. Я так считаю: где родился, там и пригодился. Так нет же, взбаламутил его этот Волошин, сорвал с места. Да и моя  половина не на высоте оказалась. И вот результат: Волошин погиб, мой  дурошлёп в Америке. Что он там делает, кому он там нужен,  не представляю. Я ему  здесь, с моими связями, не мог помочь. А там – без профессии, без образования?..
-Спасибо,  господин Алтуфьев.  Вы  нам очень помогли.
- Всегда рад помочь родной милиции, которая, как говорил поэт, нас бережёт.
Алтуфьев вновь не встал. не подал руки на прощание, продемонстрировав  своё полное неуважение как к милиции, так и   к Косте Славину – её полномочному представителю. Костя  этого даже  не заметил,  он думал о том,  что он будет делать, если Кузнецов поручит ему сообщить Алтуфьеву о смерти его сына. Ему неприятен был этот шумный и болтливый человек,  но он знал также, что его боль он будет переживать, как свою. И уже поэтому он заранее  страшился  своей предстоящей миссии.

                * * *

Славин позвонил Кузнецову уже через час.
- Кирилл Николаевич, снимаю шляпу. У парней, действительно, были одинаковые ремни. Их в качестве сувениров купила  ребятам жена Волошина. Алтуфьев-старший обратил внимание на необычный узор на пряжке, и сын рассказал ему историю появления  у него этого ремня, а также поведал о том, что такие  ремни  у всех троих.
- Он ещё  ничего не знает?
- Кирилл Николаевич,  за кого вы меня принимаете? Я всё сделал, как вы сказали. Хотя я очень удивлён, почему  у него даже тени беспокойства  нет. Ведь они вместе  должны были лететь. Хотя  он вроде  об этом  не знал.
- Ну, ладно, молодец,  это уже  не твоя проблема. Давай  осторожненько подготовь его – и в морг на  опознание.
И Славин, понурив  голову, пошёл опять к Алтуфьеву.
Ещё через час  родные Гоши и Сергея опознали своих детей по пряжкам  от ремней и по  стальному перстню Гоши. Дело было за  экспертизой. И она  не заставила себя ждать. Дальше события покатились шквальной волной, и Кирилл, едва  успевал осмыслить одну  новость, как на  него накатывалась новая,  ещё  более  сногсшибательная.
Для начала  в останках убиенных Гоши и Сергея обнаружили наличие запредельных доз алкоголя. И хотя парни,  по словам  родственников, не злоупотребляли спиртным, всё  же можно было допустить,  что на  этот раз они изменили своим привычкам. Непонятно было, почему  они оказались на  отдалённой свалке, если Волошин был убит  на кладбище  на противоположном конце   района. Ответ на этот вопрос мог бы помочь ответить на многие другие вопросы следствия. Необходимо было также узнать как можно больше  о жизни Алтуфьева и  Боброва в Москве. Начались долгие собеседования с родителями парней,  близкими и дальними родственниками, соседями,  знакомыми. Проверялись все контакты, как реальные, так и предположительные. А так как  фантазий у Кирилла  было не меряно,  то его  подчинённые, приходя утром на работу, даже не  представляли себе, куда  занесёт их в течение дня воображение  босса.
Но ничего особенного Кириллу узнать не удалось. Всё как у всех. Правда, после  разговора с соседями Боброва Кирилл узнал, что до своего отъезда в Америку парни были сутенёрами, видимо, это было тогда,  когда  они рассказывали Андрею про секьюрити «крутой фирмы». Они возили девочек  к клиентам,  обеспечивали их безопасность и выбивали  из клиентов деньги,  если в этом была  необходимость. Бесхитростно: бейсбольными битами. Эта подробность биографии друзей заинтересовала Кирилла,  здесь можно было поискать  концы ниточки.

                * * *

Выслушав очередное  задание своего непосредственного начальника, младший лейтенант  Петренко скривился, как  от зубной боли. Про себя  он подумал: «За что мне всё  это?» А вслух произнёс: «А кто ещё со мной пойдёт?», прекрасно зная, какой последует ответ.
Все дружно засмеялись.
- Везучий ты человек, Петренко! Мы всё больше с криминалом,  бомжами, жмуриками, а тебе, пожалуйста, жрицы  любви, и  в  неограниченном количестве.
- Ты ж  подготовься, как следует, забеги в киоск, прикупи средств  защиты, и побольше, а  то,  знаешь, наша служба и опасна и трудна…
Под общий  хохот Петренко спросил  у Кузнецова.
- Так что, мне одному  опросить всех городских проституток?
-  Ну, можешь,  и областных, если успеешь. Время у тебя  ограничено.
Петренко понял всю безуспешность  противостояния   старшему оперу и стал думать, как ему выполнить это чёртово задание с максимально малыми потерями личного времени.
Задание было  как  небезызвестной русской народной сказке: «Пойди туда,  не знаю куда,  принеси  то,  не знаю что». Ему надо было с фотографиями Алтуфьева и Боброва в руках опрашивать местных проституток до тех пор, пока кто-нибудь их не узнает, а затем выяснить  друзей, врагов и все возможные контакты последних. Засунув  фотографии  в нагрудный карман, Петренко отправился на спецзадание.
А Кузнецов вновь вернулся к своим мыслям о подоплёке этого тройного убийства. Где его корни,  где первопричина?  Отношения парней имели многолетнюю историю,  они были школьными друзьями. Может поискать в  этом направлении?  Подумав, Кирилл решил обратиться  за помощью  к   школьным учителям Волошина, Алтуфьева и Боброва – парни были ещё молоды, и были все основания  застать их учителей  на рабочем месте.
Обращение  к школьным истокам, как преступников, так и жертв – обычное явление в милицейской практике. «Все мы родом из детства» – вычитал где-то Кирилл и полностью с  этим согласился. Идём ли мы  широкой дорогой, петляем ли по узенькой  тропке или катимся вниз под гору – начало этой  дороги можно найти за  школьными дверьми. И именно  в школу направился майор Кузнецов в поиске причин трагического конца Андрея Волошина. Он часто это делал при расследовании самых разнообразных преступлений  и ни разу  не пожалел об этом.

                ***

Петренко был большой мальчик и уже имел кое-какой  опыт оперативной работы. Поэтому  он не побежал  искать первую  попавшуюся  проститутку, а внимательно изучил показания соседей и  знакомых Алтуфьева и Боброва, а  затем  оперативные сводки годичной давности по притонам и сутенёрам. И  очень скоро наткнулся  на интересную сводку, в которой  говорилось об аресте  содержательницы весёлого дома некой Колобовой. В деле фигурировали охранники       Алтуфьев  и Бобров, которые выступали в качестве свидетелей и были отпущены. Дело до суда так  и не дошло. Все описываемые события произошли всего лишь за три месяца  до их отъезда или, что не исключено, бегства в США.
Петренко справедливо решил, что вряд ли бандерша  занялась общественно-полезным трудом, поэтому  он стал искать её в местах кучного размещения гетер и гейш, как изысканно называли себя представительницы самой  древней  профессии. Конечно,  он не рассчитывал на  её глубокую искренность, но вот её  девицы наверняка  окажутся более сговорчивыми,  и наверняка, среди них найдутся и те, кого охраняли Гоша  и Сергей.
Уже через пару часов Петренко знал все последние новости из жизни мадам Колобовой. Она по-прежнему занималась любимым  делом,  но уже под  вполне легальной вывеской массажного  салона. Вот туда-то и направил свои стопы лейтенант.
Для  начала он решил закосить под клиента,  но потом передумал: нет гарантии, что первая же  рабыня  любви окажется  лично знакомой с  объектами его расследования. Поэтому  он достал удостоверение и потребовал швейцара  представить его самой мадам.
По дороге  он с интересом оглядел интерьеры салона. На его удивление  он был оформлен простенько, но со вкусом: не было той  дешёвой помпезности, которая была  характерна  для подобного рода  заведений, посещаемых крутыми «быками»  и мелкими  бандитами. Видимо,  бандерша поменяла клиентуру, разумно решив, что концентрация  большого количества  криминалитета в одном месте  будет неизменно привлекать к салону  повышенное внимание правоохранительных  структур, что было чревато последствиями для её специфического бизнеса.
Мадам  Колобова  встретила  лейтенанта приветливо, и только глубоко запрятанная в глазах  тревога выдавала её настороженность и даже  испуг.  У неё хватило ума понять, что раз  мент из «убойного»  пришёл прямо к ней, значит услуги «массажисток»  его не интересуют. Оставалось два варианта: попытка вымогательства, что вряд ли,  или какие-то его дела, «убойные». Мозг мадам работал, как второй «пентиум», решающий задачу, посильную только для четвёртого. Пока лейтенант формулировал первый вопрос и  доставал из кармана фотографии погибших друзей,  она почти определила линию своего дальнейшего поведения.
- Госпожа Колобова, вам  знакомы  эти парни? – спросил Петренко и выложил на стол фотографии Гоши и  Сергея
- Да,  это мои бывшие работники Алтуфьев и Бобров, - соизволила  ответить мадам после  долгого и пристального разглядывания фотографий. – Прошлым летом  они уволились, и  больше  я  о них ничего не знаю. Мне кажется, что вы знаете  это не хуже меня. – Мадам хитро прищурилась, глядя  на  молоденького лейтенанта. Первый страх прошёл, стало ясно, что специфика  её заведения  оперативника мало интересует.
- А где  они находятся сейчас? – продолжал настаивать Петренко.
- Понятия  не имею. Кто-то говорил, что они вроде в Америку подались,  только мне невдомёк, кому  они там понадобились – ни образования, ни приличной профессии у них нет. У меня  они были простыми охранниками,  грубо говоря, вышибалами.
- Скажите, пожалуйста,  а  их работа у вас  сопрягалась с  какой-нибудь опасностью? Могли ли у них быть враги, недоброжелатели  в связи с этим?
- Ну, это вряд ли. Отвезли девчонок,  привезли. Ну, может быть кому-нибудь морду и  набили,  но ведь это на  долгую вражду  не тянет,  особенно у вас,  у мужиков. У вас же кто сильнее, то и прав. Боюсь, я вас  разочарую, ничего особенного про этих ребят  я  не знаю.
- А  не могу  ли  я  поговорить с теми девушками, которые  знали Алтуфьева и Боброва?
- Да сколько угодно, лейтенант. Я приглашу  их. – И  осмелевшая мадам величественно удалилась.
Вскоре в кабинет мадам зашли три  «массажистки».
Петренко оглядел их нарочито строгим взглядом.  Смазливые девчонки,  не такие уж молоденькие,  но в оперении юных нимфеток они выглядели и жалко, и смешно. Одна  из них беззастенчиво в упор  рассматривала лейтенанта, перемалывая крепкими зубами жвачку и улыбаясь ни то юности лейтенанта,  ни то своему  девичьему…  Петренко  вспомнил  Кузнецова и невольно вздохнул: он всегда  завидовал искусству  Кирилла проводить допросы, его спокойствию, умению не раздражаться и не поддаваться  на провокации.
- Дамы, м-мм, девушки, сейчас я покажу вам фотографии ваших общих знакомых, а вы  постарайтесь  вспомнить, где   и когда вы их видели  в  последний  раз, - он разложил перед девицами фотографии  двух друзей.
Девицы сгрудились над фотографиями.
- Ой, да  это ж Гошка  с Серёгой. Ну, лейтенант, ты,  блин. даёшь, они ж  уже  полгода в  Америке.
- Ну,  это мы  только слышали, а вот видели мы их последний раз в ментовке, в обезьяннике, - встряла белозубая, может и впрямь от «Орбита», нахалка.
- А враги у них были?
- У них - враги? Откуда? Они ж сявки были,  от всех зависели. У них же, кроме кулаков, ничего не было, а мозги – телячьи.
- Ну, может, обидели кого ненароком, а тот обиду  и не забыл. – настаивал  на своём Петренко.
- Ну, был  один случай, - подумав, вспомнила деваха, - не сошлись мы в цене с кавказцами,  ну, парни с  ними и поговорили. Да так, что больше  этих кавказцев никто и не видел  в наших краях,  хотя перед этим  частенько наезжали.
- А вы  не вспомните  причину конфликта  с кавказцами?
- Конфликт? Ну, это можно и так  назвать. Они сладенького покушали, а когда  дошло дело до расчёта, стали какие-то  претензии высказывать. А  Гошке-то деньги платили из того, что мы заработали. А уж он-то своего не упустит. Ну,  и поучили  немножко. И  денежки свои забрали.
- Вы сказали  - Гошке. А Сергей  разве  не участвовал в разборке?
- Попробовал бы  он не  участвовать. Получил бы больше кавказцев. Сергей при Гошке был вроде куклы  на верёвочке. Их как-то по-особому называют…
- Марионетки?
- Может и так, я в  этом плохо разбираюсь.
Это была  очень интересная информация. Было над чем подумать. Но как  Петренко не добивался  от «массажисток» подробностей  о разборке с кавказцами и о них самих, стоящих сведений он не  получил. Пришлось идти к Кузнецову с  этой  невнятной  информацией, памятуя  о синице в  руке.

                * * *

А сам Кирилл сидел в это время в учительской  одной  из городских школ в компании двух немолодых учительниц. Они листали массивные школьные альбомы и вели неторопливую беседу. Кирилл уже познакомился с  ними, узнал, что старшая, Нина Николаевна, была  первой учительницей трёх друзей, а та, которая помоложе, Алевтина Фёдоровна – их классным руководителем с пятого по одиннадцатый класс. Усталые женщины с  неяркой внешностью и приятными манерами по виду были типичными учительницами,  отдавшими школе всю жизнь без  всякой надежды  на благодарность, как со стороны учеников, так и со  стороны  государства.
- А ведь у нас, как  это не парадоксально, много общего, - подумал Кирилл, имея в виду  школу и милицию. – Нам так  не хватает внимания  государства   к нашим проблемам сегодня, а уж как нам его будет не хватать, когда  оно высосет нас как лимон,  и бросит доживать, как кто сумеет. А может,  нас потому  и не любят, что, в первую очередь, нас  не любит государство. Чёрт побери, как эта мысль мне раньше  в  голову  не пришла?! А вслух сказал:
- Нина Николаевна, Алевтина Фёдоровна, я очень рассчитываю, что вы мне поможете. Расскажите мне, пожалуйста,  всё, что вы помните, про своих учеников -  Волошина, Алтуфьева и Боброва. Так получилось, что я веду расследование их убийства, и мне важно знать о них, как можно  больше: характер, темперамент,  что их интересовало, как они учились, какие у них были увлечения,  в общем, всё, что помните.
Нина Николаевна молитвенно сложила руки  на груди, сцепив их в замок, и посмотрела куда-то в дальнюю точку учительской.
- Вряд ли  мы сможем вам в чём-то быть полезными, Кирилл Николаевич. Ничего особенного эти мальчишки собой  не представляли.  Способности средние, учились ровно,  но без особого успеха. Ничем особенно не увлекались.
- А ты вспомни, - вставила Алевтина Фёдоровна, -   Андрей по дереву хорошо вырезал. На школьной выставке всегда его работы  помещали.
- Да, он увлекался резьбой, пока отец был живой,  они вместе  эти занимались. Но у меня сложилось мнение, что интерес   к этому делу  был в большей степени у отца, а Андрюшка работал с  ним, потому что очень любил отца и постоянно стремился быть подле  него.
- А кто в этой  тройке был заводилой?
Учительницы задумались.
- Понимаете, духовного единства у них не было. Гоша командовал Сергеем, как хотел,  а Андрей был самостоятельным в своих поступках и сам  к какому бы то ни было лидерству  не стремился. Думаю, что оба  они – и Гоша и Сергей тянулись к Андрею именно из-за его духовной устойчивости, цельности характера. У Андрюши был очень хороший  отец – самостоятельный,  непьющий, детям много внимания уделял, друзей их привечал. У нас ведь,  знаете как - ковры по стенам развесят, мебель дорогущую поставят, а детям в этой роскоши места нет,  ни своим,   ни, тем более, чужим. А у Волошиных вечно толчея – мальчишки  к Андрею, девчонки – к Маше. Ковров там отродясь не было, вот они там и тусовались. Вы ведь понимаете, Кирилл, про ковры я в переносном смысле, хоть ковров у них и впрямь не было, или  я  ошибаюсь? – обратилась она к коллеге.
- Нет,  не ошибаетесь, Нина Николаевна, - продолжила Алевтина Фёдоровна. – Семья  Волошина  действительно жила бедно. Хотя я  никогда не могла  понять – почему? Иногда мне казалось, что всё дело в характере матери Андрея. Она была как-то мало приспособлена к жизни, не могла разумно сверстать семейный бюджет. А уж когда Александр Петрович погиб – это был удар по благополучию семьи – и материальному, и моральному. После смерти отца мать заболела,  как бы потеряла себя, и всё у них пошло вкривь и вкось. Если бы  Александр Петрович был жив, Андрюша и тюрьмы  бы избежал. Ведь там его  вины  почти не было. А  так всё сирота свёз.
- А что вы скажете  о воспитании в семьях Алтуфьевых и Бобровых?
- Гоше позволяли в семье всё, там мать всем заправляла,а отец постоянно
  на работе пропадал, ему не до сына  было. А Бобровы, наоборот, держали  Сергея в ежовых рукавицах, контролировали каждый его  шаг – и наказывали, наказывали,  нередко поколачивали. Мы его жалели,  двойки избегали ставить,  в дневник замечаний  не писали,  хоть и было за что. Они его с детства сломали. Боюсь,  он так  никогда и не станет личностью. Ой, что это я? Его ж убили, бедного! – и учительница вытерла глаза уголком белоснежного платочка.
- Одноклассники Сергея не любили, - продолжила её коллега, - он трус-
ливым был. А из-за трусости мог и подлость  совершить. Но согласитесь, Кирилл Николаевич, это ведь не может быть причиной  для тройного убийства. Во всяком  случае, в школе  они не сделали ничего такого, за что их могли бы убить.
- Меня  интересует ваше мнение по поводу их совместного турне в Америку.
- Это для всех нас загадка. После того, как Андрюшка за всех в тюрьме
 отсидел, их отношения стали более чем прохладными. Выпускники ведь в школу часто заходят,  нет-нет что-то и расскажут. А уж после  того, как они из автопарка в бордель ушли работать, Андрей на  них обиделся сильно. Он ведь просил за  них, ручался  перед своим  руководством. К нам в автопарк устроиться  не просто. Подвели они Андрея. На  этом, пожалуй,  их дружба  и закончилась. И вдруг Андрей  приглашает их в Америку. Вот все удивились-то! Кому  они там понадобились? Для чего?
Кирилл внимательно посмотрел на своих собеседниц. Действительно, если дружбы уже не было, для чего Андрей вызвал их в Америку? А может учительница, сама того не зная, близка к истине, и вызов Гоши и  Сергея в Америку  был частью какого-то плана? Какого? И чьего? Абсурд какой-то! Но что-то в этом есть!
Кирилл поднялся,  поблагодарил своих собеседниц и подумал о том,   что мы  непростительно быстро забываем учителей. А  они нас помнят. И ждут. И радуются редким встречам  и маленьким  знакам внимания.
- Поеду к матери и сестре – обязательно зайду в школу. – подумал  Кирилл. – И  обязательно надену форму. Он представил себя, идущим по длинному коридору своей старой школы и его как будто обдало тёплой волной безвозвратно ушедшего детства.

                * * *

Утро следующего дня Кузнецов провёл в общении с судмедэкспертом в его лаборатории, пропахшей формалином,  хлоркой и каким-то неуловимым запахом, вызывавшем  у Кирилла стойкую ассоциацию со смертью. Эксперты  уже  два  дня возились с тем, что осталось от Алтуфьева и  Боброва.
Станислав Иванович, старый,  опытный судмедэксперт,  обладал  тем завидным чувством юмора, порой  граничащим с цинизмом, который свойственен людям, много повидавшим,  но не потерявшим вкуса  к жизни. Смерть для Станислава Ивановича была такой  же  обычной  процедурой, как рождение  человека для  акушёрки, как прыжок в бездну для парашютиста и восхождение на вершину  для альпиниста:  трудно, сложно, противно, но … куда  денешься! Это всего лишь работа. К Кузнецову Станислав Иванович  испытывал симпатию: ему нравился этот неравнодушный и, что самое главное, честный опер. Заметив, как Кирилл проходит по прозекторской, стараясь даже краем одежды  не задеть ничего по дороге, Станислав Иванович крикнул ему по-свойски:
- Что скривился, майор? Запахи наши не нравятся?
- С детства  хлорки не люблю, Станислав Иванович, вы уж  простите. В школе в столовой полы  хлоркой мыли,  так у меня  и сегодня   котлеты по ассоциации  хлоркой воняют.
- Может граммов   по пятьдесят  - для  дезинфекции?
- Какая дезинфекция в девять утра?
- Знаешь, умные люди говорят: с утра выпил – и день свободен.
- Кстати,  об умных… Что ты скажешь о наших погорельцах, Станислав Иванович?
- Понимаешь, Кирилл, что-то у меня в  твоих подопечных вызывает беспокойство и недоумение. Я воробей старый, и  на мякине меня  не проведёшь. Я тут пригласил одного очень тонкого специалиста, чтоб развеял мои сомнения. Он  сейчас разбирается с  ними на клеточном уровне.
- И что тебе  не нравится в этих бренных останках,  Станислав Иванович?
- Во- первых, слишком много в них алкоголя  оказалось, причём не самого лучшего качества. Негоже «америкенбоям» пить наш российский эрзац. У  них организм привык к виски,  джину, а у  этих, – эксперт мотнул головой  в сторону прозекторского стола, - в крови что-то вроде стеклоочистителя. Во-вторых,  для молодых людей у них слишком изношенные внутренние  органы.
- Какие там органы, Станислав Иванович? Там  же головешки одни!
- Вот это не твоего ума  дело. Это для  тебя  головешки. Всё, что надо для  экспертизы, мы имеем. В-третьих, у одного из них сдвинуты с места  шейные  позвонки. С такой  травмой водку  уже не пьют. И, в-четвёртых, загорелись они, уже  будучи покойниками: в лёгких у них  нет продуктов  сгорания. И вот у меня  возникают вопросы: кто их поджёг, если к  тому времени они уже умерли? И кто был с  ними рядом  в момент их смерти? И сами ли они умерли? Как тебе  задачка.  А? Это  уже  твоя епархия.
- Я  думал, Иванович,  что  загадывать загадки – моя работа, а твоя – их разгадывать.
- А я  их  и разгадаю,  не сомневайся. Я запросил медицинские карты Алтуфьева  и Боброва из районной поликлиники  и стоматологической амбулатории. Когда я сравню их данные и свои исследования, картина  будет ясна.
- Станислав Иванович! Там,  на кладбище, помнится, сохранился отпечаток одного пальца на вазе из-под цветов.
- На стакане  из-под цветов.
- Какая  разница! И что?
- А ничего! Волошину он не принадлежит,  это однозначно.
- Так  это отлично! Значит, он принадлежит убийце.
- Ну и  что? У тебя уже есть кандидатура на убийцу?
- Пока нет. Но мне интересно, были ли на кладбище с Волошиным эти парни.  Ты  же  говорил, что их там трое было.
- А где их пальчики? Кожа  обгорела  полностью.
- Ты же говорил, что для вас  нет ничего невозможного.
- Я  не Бог,  Кирилл, а всего лишь эксперт.
- Жаль. Пошёл я. – Кирилл на  глаз попытался  определить, что находится в банке с формалином,  но не смог,  прочитал на  этикетке и отпрянул от банки, как от змеи.
- Успехов вам, Станислав Иванович. И не затягивайте, пожалуйста. Дорога ложка к  обеду.
- Заходите, будем рады.
- Нет уж, лучше вы  к нам.

                * * *

Назавтра  выяснилось,  что разгадывать загадки Иванович,  действительно, умеет. Получив утром акт предварительной  экспертизы, Кирилл, бегло пробежав его глазами, присвистнул от изумления и начал читать сначала  - вслух и чуть ли не по слогам. В акте чёрным по белому было написано, что смерть Гоши и Сергея наступила вечером накануне того дня, когда  они должны  были улететь в Америку.
Кирилл откинулся  на спинку стула  и  попытался переварить сногсшибательную новость. Но как  тогда  объяснить,  что назавтра после  своей смерти друзья в самом весёлом расположении духа на квартире  у матери Волошина  собирались перед полётом попить пивка?
Дальнейшее прочтение  акта экспертизы привело майора в ещё большее недоумение: там утверждалось, что    обгорелые останки,  найденные на свалке,    вообще не является  останками Алтуфьева и  Боброва, а принадлежат людям, долгие годы медленно уничтожавшим себя с помощью алкоголя и  страдавших тяжёлыми хроническими заболеваниями, короче,  бомжам. Кирилл выругался: после  опознания   он отдал останки  родителям Алтуфьева  и Боброва,  будучи стопроцентно уверенным,  что это их сыновья. Послезавтра – похороны. Чёрт побери, что же  теперь делать?
Кирилл вновь пошёл к экспертам. Станислав Иванович колдовал у микроскопа и по привычке что-то бурчал в усы. Увидев Кирилла, он приподнял голову и довольно ухмыльнулся.
- Ну что, майор,  разгадал я  твою загадку?
- Иванович, ты, конечно, настоящий чародей. Но результаты  экспертизы выходят за все  допустимые рамки и ставят меня в сложное положение. Вы уверены в своих утверждениях?
- У нас нет никаких сомнений на  этот счёт. Покойные умерли именно  в  тот день, который указан в акте  экспертизы, как бы  тебе  это не нравилось. Но это, я  боюсь,  ещё  не всё. Экспертиза продолжается. И, скорее всего, тебя  ждут ещё сюрпризы.
Кирилл был совершенно ошарашен этими новостями. Что же получается, чёрт  побери? Если покойники на свалке – не Гоша и Сергей, то где  же  они тогда, в самом  деле? И кому понадобилось, чтобы  милиция  приняла    этих бомжей  за Гошу и  Сергея? А если?…Если смерть Алтуфьева  и Боброва  только спектакль, то кто тогда  режиссёр? И какова  цель этого театрализованного представления?  Одни вопросы  без ответов. Но по всему видно, что эту афёру провернули сами Гоша и Сергей. Если бы ещё понять – зачем? Если бы  неизвестный убийца хотел убить всех троих,  то он уложил бы  на кладбище всех одновремённо.
Что же получается? – напряжённо думал Кирилл. – А получается, что по всему видно: Алтуфьев  и Бобров и есть  убийцы Волошина. Предположим,  это было так: Алтуфьев и Бобров заманивают Андрея  на кладбище… Стоп, - остановил сам  себя Кирилл, - почему  заманивают? Это уже чистая  фантазия. Ладно,  не заманивают. Трое  друзей почему-то за четыре часа  до   самолёта приезжают на  кладбище. И  между  ними начинается ссора. В драке Андрея убивают. Нет,  опять не то. Никакой драки не было. Это видно по следам обуви на месте происшествия. Как это Иванович сказал тогда: «В тёплой,  дружественной обстановке». Хорошо, если исходить из того, что Андрея  они  убили нечаянно,  то следующим их шагом  должен был оказаться спешный отлёт в тот же  день тем же  рейсом, на который были куплены билеты. Однако,  этим рейсом они не улетели. Более  того,  ими заранее были заготовлены трупы бомжей-алкашей,  для того, чтобы ввести в заблуждение милицию.
Похоже,  это преступление  готовилось,  готовилось тщательно и с умом. И к  гадалке  не ходи. Но причины, причины?! Думай, опер,  думай! Тебе  эксперты  дали в руки только информацию для размышления. А выводы  ты  должен сделать сам!

                *  * *

Назавтра, придя в кабинет, Кирилл застал там тоскующего Петренко.
- Ну, как там твои подопечные? Всех сдали?
- Товарищ майор, есть одна  зацепочка,  но уж больно ничтожная: след вроде кавказский,  но кроме устной информации – ничего.
- Нам  только кавказского следа  не хватало. Докладывай!
- Накануне своего увольнения Алтуфьев и  Бобров избили каких-то кавказцев. Возможно, месть?
- Я с  радостью пошёл бы по твоему следу прямо на Кавказ, если бы  Алтуфьев и Бобров и впрямь были убиты.
?
- Да-да, наши друзья наверняка живы. Во всяком случае, те  головешки, которые мы приняли за них, таковыми не являются.
- Но ведь родители опознали  тела, Кирилл!
- Эта твоя  фраза  будет очень кстати на  завтрашних похоронах. На самом  деле родители опознали пряжки от ремней, а вот эксперты  не подтвердили  идентичность останков покойников с реальными Гошей и Сергеем.
- А что они вообще  могли опознать, с  чем сравнить? Там  же  одни угли были.
- Тёмный ты человек, Петренко. Даже  я  знаю, что состав крови можно определить и  у обгоревших останков. И  не только кровь. Кроме  того,  у каждого  нормального человека есть медицинская карта, карта стоматолога. Так вот,  к твоему сведению, при сравнении данных экспертизы с данными  стоматологической амбулатории и поликлиники,  а также военкомата, призывавшего Алтуфьева и Боброва, выяснилось, что останки, найденные на свалке, принадлежат старым испитым неизвестным бомжам. А наши Гоша и Серёжа   где-то гуляют. Или я  ничего не понимаю в криминале. И, судя по всему, их родные всерьёз считают, что они будут хоронить своих детей. Так что ты завершай свою линию с девочками, лейтенант, пиши отчёт. Будем искать друзей, хотя  боюсь, что это будет нелегко.
- Чудны дела твои, господи! – совсем  некстати вспомнил Петренко лю-
бимую присказку своей  бабушки.

                * * *

С учётом открытий, сделанных экспертизой, и последующих за ними размышлений, Кирилл  занялся  подготовкой бумаг для  запроса в американский филиал  Интерпола. Он хотел задать американским коллегам  один вопрос: нет ли у этой уважаемой  организации чего-нибудь на  трёх симпатичных русских парней – Георгия Алтуфьева, Сергея Боброва  и  Андрея Волошина.
Кирилл по - белому завидовал своим коллегам в Америке, Интерполе. К их услугам всемирная паутина и  базы данных как американских силовых структур, так и  европейских. Они вооружены самой современной  техникой. Жми кнопки, вводи фамилии или другие данные,  и компьютер, пожужжав, выдаст тебе  всю имеющуюся  информацию. Кириллу же, для того, чтобы  найти кого-то  или что-то, необходимо перерыть горы  бумаг и написать не меньшую гору  запросов в самые  разнообразные ведомства и потом  долго ждать ответа. Правда, в верхах уже  началось техническое переоснащение,  но пока оно дойдёт до «земли»,  то есть территориальных подразделений, Кирилл может уже   и к пенсионному возрасту подойти. Впрочем,  оптимистично подумал Кирилл, МВД уже  начало работу  над созданием всероссийской   базы  данных и затребовало информацию снизу. Процесс всё  же пошёл.
Кузнецов отправил запрос в Интерпол и  приготовился  к  неожиданностям.

                * * *

Утро в «убойном» отделе началось с яростного спора о политических партиях,  их преимуществах и недостатках, перспективах и ретроспективах. Спор был стар и замылен. Собственно,   никто и не ждал его окончания, как никто и  не ждал ничего от его окончания.
Коллеги Кирилла, как и всё  российское  общество, были радикально политизированы, поэтому споры  о ближайших и отдалённых перспективах развития  российской  государственности были здесь не редкостью. Кто- то ратовал за  демократию,  кто-то оставался  верен социалистическим ценностям, кто- то был откровенным либералом. Своё мировоззрение  и политические  взгляды они отстаивали очень шумно,  но разность взглядов  не мешала  им оставаться друзьями и единой командой. Их связывал общий постулат: «Вор должен сидеть в  тюрьме!»
Кирилл считал себя  государственником и часто вспоминал слова  неизвестного ему поэта: «Не до ордена, была бы Родина!» Если бы ему пришлось выбирать между свободой и порядком,  он выбрал бы последнее, потому что смотреть на постдемократический бардак он уже устал, тем более, что  в силу своей  работы он постоянно сталкивался с разнообразными преступлениями именно против  государства  и человека. Кирилл ратовал за сильное государство, способное  защитить своих граждан от любой напасти – и извне,  и изнутри.  Благодаря  школьной  учительнице  истории, Кирилл  немного знал этот предмет и даже порой  использовал эти знания в  оперативной  работе, насколько это было возможно. Он знал, что в разные периоды истории России именно смута и  безвластие ставили её  на  грань катастрофы; и именно в такие периоды из всех щелей выползали внутренние враги, а  извне  волнами накатывались внешние. Остановить всё  это,  а  лучше не допустить, могло только сильное  государство с мощными силовыми структурами. Гражданское общество  - это, конечно, хорошо,  но ловить  воров, бандитов  и шпионов и отражать нападения внешних врагов гражданское общество  если и может, то только номинально. Сильное  государство невозможно  без сильных лидеров, патриотов  своей страны,  действующих от имени народа и для его пользы. Восьмидесятые и девяностые годы   в  этом смысле  не были лучшими для  России. Кирилл был ментом от кончиков  волос  до кончиков  туфель,  он не был отягощён избытком образования, но он был честным человеком. Последнее время, когда  на смену доморощённому атеизму пришло тысячелетнее православие,  бывшие первые секретари обкомов и ЦК  КПСС стали часто позировать у иконостасов  с благостным видом и со свечечкой в руках. Как  это у них получается, - думал Кирилл, - с лёгкостью менять духовную и политическую ориентацию,  оставаясь,  тем  не менее,  в струе политической  жизни страны  и  у руля  государства. Те  же  лица, которые всего лишь десяток лет назад превыше всего ставили  коммунистические идеалы, и всякое  инакомыслие подвергали жестоким репрессиям, в сегодняшней  реальности столь  же  рьяно отстаивают «демократические ценности»,  порой  мало понятные им самим. Можно ли верить человеку, который в короткий отрезок времени поочерёдно исповедует диаметрально противоположные системы  ценностей? А если этот человек – высшее лицо государства? Предавши однажды – кто тебе поверит?
Кирилл не  был силён в философии и прочих гуманитарных науках. Иногда, когда  в их мужскую компанию забегала   в поисках криминальных новостей журналистка Валентина  Разуваева,  девушка  очень образованная  и начитанная,  она пыталась приобщить грубых ментов к нравственным  общечеловеческим ценностям. Такие встречи   и темы,  обсуждаемые в ходе их,  были внове  для  Кирилла, предпочитавшего мужские компании с их простыми,  бесхитростными разговорами и традиционным мужским досугом.  Валентине,  неожиданно  для  себя, удалось пробудить у Кирилла  интерес   к Библии. Нет,  это вовсе  не значит, что   последняя стала настольной книгой Кузнецова, и  что по вечерам,  уставший,  он приникал  к  этому  вечному роднику древней  мудрости. Ни в коем случае! Такая книга просто ещё  не  была написана. Но когда  изредка   по телевизору  шли передачи,  в  той или иной степени затрагивающие библейские темы, Кирилл не переключал канал, как делал это ранее,   а  находил время  для их просмотра. Когда Кузнецов  впервые услышал про десять Моисеевых заповедей, он подумал, насколько точно и ёмко этот древний  старец аккумулировал  все тысячелетние нравственные наработки человечества в коротком слогане. Особенно остро он прочувствовал ту заповедь, которая  предупреждала  от поклонения кумирам. Кирилл тогда  мучительно переживал  своё  разочарование  в Горбачёве,  как, впрочем,  и большинство россиян. Он чувствовал и свою вину   в том,  что,  сотворив  из «Горби» кумира, они позволили тому беспрепятственно разрушить великую державу. А позже,  наблюдая Ельцина,  митингующего на  танке под ликующие вопли толпы, Кирилл уже по-другому  относился к  явлению нового вождя. «Ой, ребята, сдаётся  мне, что  мы вновь наступаем на  те же грабли».
Слушая длинные библейские цитаты, Кирилл удивлялся  тому, что и тысячелетия назад люди пытались решить те же проблемы, которые и сегодня  не потеряли своей актуальности. «Не судите,  да  не судимы будете», - увещевала ментов Валентина, а Кирилл слышал родимое «От тюрьмы,  да от сумы  не зарекайся». «Кто не грешен, пусть первым бросит в меня камень» Кирилл переводил с  библейского на житейский , как «Нечего на  зеркало пенять, коль рожа  крива». Когда Валентина впервые услыхала столь вольный перевод  Библии, она была в шоке. Но потом оценила как майорский  юмор, так и  искренне  его попытки понять  древнюю мудрость.
Кирилл отвлёкся  от несвоевременных мыслей.
- Мы  работать сегодня  будем или митинговать?
- Кирилл,  мы всё же рассчитываем  найти консенсус.
- Боюсь, что ваш консенсус может закончиться  ближним боем.
- А вот этого не дождёшься! А ты что – противник  плюрализма? Мужики, демократия в опасности!  Не дадим в обиду  демократические ценности!
Этот словесный  трёп был прерван появлением  дежурного офицера,  потрясавшего листом  бумаги.
- Кирилл,  ты выходишь на  международный уровень! Тебе пакет. Из Интерпола!
Все замолчали и разом  уставились на дежурного.
- И что там нам пишут? – Кирилл взял в руки депешу так, как будто получал такие  бумаги каждый  день, и бегло прочитал. На  лице его выразилось удовлетворение. Интерпол сообщал,  что российские  граждане Алтуфьев   и Бобров в Америке успели засветиться  в  деле о торговле наркотиками и были отпущены  за  недостатком  улик.  О  Волошине никаких компрометирующих данных у  полиции не было.
Кирилл поглядел на заинтересованно  молчащих коллег и  прочитал документ ещё раз -  уже вслух. Выслушав его, те  продолжали  молчать, переваривая  услышанное.
- Из данного послания,  дорогие коллеги,  не следует, что Волошина   убили Алтуфьев  и Бобров, но можно сделать вывод, что повод у  них для  этого был,  и повод не хилый – наркотики.
- Неужели наркотики  перевозили? А потом  не поделили  выручку и порешили Волошина? -  высказал предположение Петренко.
- Тянет на самостоятельную версию.  Вот только как её разрабатывать?  Дело совершенно бесперспективное. Один в морге,  двое  неизвестно где. Но,  тем не менее, надо ещё  раз поговорить с  теми, кто общался  с  парнями. Отдельно  с Марией Волошиной,  не заметила  ли она  чего подозрительного или  необычного в поведении парней.
- Кирилл, Мария ведь говорила, что они ни разу  не встречались, пока были в Москве. И  потом,  даже, если она что-то и заметила,  то вряд ли расскажет об этом.
- Если что-то было,  то расскажет. Она показалась мне женщиной бесхитростной  и честной. А то, что не встречались, ещё ни о чём не говорит. Может, скрывались, конспирировались.  Петренко, тебе  задание: уточнить, встречались ли парни,  как часто,  где. Проведи работу  опять среди соседей,  знакомых из числа  молодёжи, одноклассников,  местных наркоманов. Если они занимались торговлей  наркотиками, то обязательно что-то выплывет.
     - Понял. -  И Петренко отправился  на задание.
     - Стой, ты куда?
     - Кирилл Николаевич,  что опять не так? Пойду искать свидетелей  неза-
конной  торговли наркотиками.
     -  Вот   этого-то я и боюсь. Так, как стоишь? В форме  и портупее?  Мно-
го ты  свидетелей  найдёшь…
     - Понял, товарищ майор. Виноват,  не подумал.
     - Ох, молодёжь, молодёжь! Думать надо до того, как делать,  а не  наобо-
рот. Ты сейчас  сядь посиди и подумай, под какой легендой  ты  пойдёшь искать этих самых свидетелей. А потом расскажешь мне. И только потом, предварительно переодевшись и дождавшись вечера,  можно будет идти  выполнять  это очень важное задание. Может, тебе  суждено изменить весь ход дела!
Петренко  послушно уселся за стол и  всем своим  видом  начал изображать напряжённую работу мысли.
- Интересно,  а сами-то они выбрались из Москвы? Или всё ещё  здесь? – спросил неизвестно у кого Костя Славин.
- Из того, что они не улетели тем рейсом, вовсе  не значит,  что они не улетели другим. В конце концов,  они могли улететь на следующий  день, через день. И вот это мы сможет узнать уже сейчас.
Кирилл набрал службу  безопасности аэропорта, представился и попросил сообщить ему, когда   и в каком направлении покинули Москву господа  Алтуфьев и  Бобров. Ровно через пятнадцать минут технически гораздо лучше  милиции оснащённые авиаторы сообщили Кириллу, что пассажиры   с такими фамилиями ни в каком  направлении не покидали Москву последние  две  недели.
Это был очередной  тупик. Из  Москвы  друзья  не вылетали, их родители опознали их тела,  и тела   оказались вовсе  не их. К поиску пропажи необходимо было подойти с другой стороны. С какой?  Ведь не в безвоздушном  же пространстве  передвигались потенциальные преступники. Кто-то же  их видел, кто-то с  ними разговаривал! Даже если предположить, что билеты  из  Москвы в Нью-Йорк Алтуфьев  и Бобров взяли ещё   в США,  то всё  равно они проходили через таможню, паспортный контроль, возможно, что-то ели  или пили в баре  аэропорта,  и кто-то мог их запомнить и опознать. Кирилл надеялся  на  женщин из обслуги аэропорта: парни были видными и могли произвести впечатление  на слабый пол.
      - Кирилл Николаевич! А что, если они вообще никуда не улетели? Что,
 если они скрываются где-нибудь в Подмосковье,  на какой-нибудь заброшенной  даче? – подумал вслух всё тот же  Славин.
- А вот это вряд ли! Хотя  они не профессионалы, а  от этих всего можно ожидать. Поэтому  твою версию, Костя, мы проверим.  Но лишь после  того, как лопнет моя. Тьфу- тьфу, - сплюнул Кирилл через левое плечо. – Слушай, Костя, я сейчас съезжу в Шереметьево, а  ты сходи к Станиславу Ивановичу: я просил его сравнить тот отпечаток пальца, который мы  нашли на могиле Волошина-старшего с отпечатками пальцев Алтуфьева и  Боброва..
- А откуда у вас  вдруг появились их отпечатки? – спросил удивлённо  Славин.
- А разве  не вы мне сказали,  что Алтуфьев и Бобров привлекались  к следствию по делу содержательницы борделя?
- Ах ты, чёрт, конечно же. Их отпечатки пальцев должны  были обязательно взять при задержании.
- Я уже интересовался, - их отпечатки пальцев есть  в  картотеке, и Ста-
нислав Иванович обещал  посмотреть. Я поехал,  надеюсь,  до обеда  управлюсь. Хочу ещё успеть на похороны.
- Кирилл Николаевич, я  придумал, - сказал Петренко, видя,  что Кирилл собрался уходить.
- Давай, лейтенант, излагай!
          - Я  приду во двор, где  живут Алтуфьев  и Бобров под видом их старого друга,  типа, вместе  охранниками работали  у мадам Колобовой. Скажу, что отъезжал ненадолго, а вернулся, – захотел встретиться   с приятелями, пивка попить.
- Неплохо. А если ты  нарвёшься на постоянного клиента  борделя, или, что ещё  хуже, такого же охранника? Легенда  должна быть такой, чтобы  комар носа  не подточил. Желательно, чтобы ты вообще был не местный,   а приехал откуда-нибудь.  Ну, например… Кстати,  Волошин сидел в  тюрьме, может закоси под его тюремного кореша. На этом тебя  никто не поймает. Дескать,  «откинулся» и решил  старого друга  повидать, а  заодно и присмотреться,  может, что в Москве  обломится… Вы с Волошиным, по сути, ровесники, вполне могли вместе  по малолетке сидеть.
- Так с тех пор десять лет прошло, Кирилл Николаевич! Малолеткам столько не дают.
- И то правда. Ну, тогда  скажи, что долго на свободе  не засиделся,  решил «повысить квалификацию» и загремел по другой статье.  Любая информация  пойдёт на «ура». Нынешняя молодёжь любит  слушать байки про тюремную жизнь. Знаешь, как  дети сказки слушают: чем страшней, тем интересней.
- Понятно. Но мне всё же  лучше идти во двор  к Алтуфьевым,  молодёжь в  основном там тусуется, на  детской  площадке.
- Какая разница, где  ты  будешь искать Волошина, ты  ведь подробно-
стей  о его месте  жительства  можешь и не знать. Эй, подожди, а откуда ты  знаешь, ты  что, там уже был? Тогда там тебе  нечего делать с  этой  легендой!
- Нет, Кирилл Николаевич,  обходом соседей и друзей Волошина Славин занимался,  он мне и рассказал. Я в форме там  не засветился,  и без формы  тоже.
- Смотри у меня. Так, мужики, я поехал. Петренко, тебе успеха,  завтра  с утра  доложишь. Да продумай  прикид и   не переборщи с «феней». Вообще, всё  продумай самым  тщательным образом: не исключено, что  в компании той могут оказаться  «зеки» со стажем. Будет особенно стыдно, если, выслушав тебя, твои собеседники  сразу вычислят в тебе милиционера, а  то и морду  набьют. Всем привет!

                * * *      

Решив  не откладывать на  завтра то, что можно сделать сегодня, Кирилл поехал в Шереметьево. Конечно, он мог бы  послать кого-то из подчинённых. Но он уже  был захвачен азартом охоты,  и, как всегда, ему казалось, что  никто не сделает этой работы лучше, чем он. И вовсе  не потому, что он не доверял своим коллегам. Он хотел сам, в мельчайших деталях, реализовать свой план расследования.
Он долго искал свою путеводную звезду   в хитросплетениях коридоров, эскалаторов, холлов, кабинетов,  буфетов и отстойников  аэропорта. Он беседовал с работниками службы  безопасности, с разбитными буфетчицами, юркими барменами, синеликой уборщицей туалета… Но каждый раз, взглянув на фотографии Алтуфьева и Боброва, его собеседники отрицательно качали головами.
И всё  же  интуиция  и в  этот раз не подвела Кузнецова. Уже   к  обеду  он нашёл свою звезду. Её  звали Оксана,  и она  работала  стюардессой  на международных линиях. Девушка оказалась разговорчивой и приветливой,  но, главное,  она обладала великолепной профессиональной памятью. Она сразу  опознала всех трёх друзей.
- Да,  они летели из Америки нашим рейсом
- Как они себя  вели? О чём говорили? Может, что-то в  их  поведении вам показалось необычным?
- Да нет, ничего особенного я  не заметила. Очень весёлые были парни. Шутили, рассказывали анекдоты. Заказывали напитки. Рассказали моей напарнице, что летят  в  отпуск   к родителям. Хотели познакомиться  поближе,  говорили, что только с серьёзными  намерениями.
- А где  ваша  напарница? Может она вспомнит ещё  что-нибудь?
- Она  в рейсе. Нам поменяли экипажи и рейсы. Вот этот парень  всё спрашивал,  когда  мы  полетим  в Америку в следующий  раз,  очень рассчитывал с ней встретиться. Но так у него ничего не получилось. Подругу перевели на  другой  рейс. Да мне вообще  показалось, что на  обратном  пути им было не до ухаживаний: мрачные были, без настроения.
Кирилл чуть не подпрыгнул от неожиданности.
- Оксаночка, вы  хотите сказать, что они и обратным рейсом  летели с вами?
- Да, только  уже  вдвоём – вот этот и этот. – Оксана показала изящным пальчиком на фотографии Гоши и Сергея.
- Когда  это было?
- Да  недели через две. Но у меня сложилось впечатление, что у  них что-то произошло. Это  были совсем другие люди – мрачные,  неразговорчивые. Они вообще вели себя  так, будто никогда  меня  не видели. Но я, собственно,  и не навязывалась.
- На каких местах они  летели?
- Давайте, я вам  на схеме покажу.
И Оксана показала  на схеме посадочных мест в салоне места,  на которых обратным рейсом летели Гоша и Сергей.
Уточнив  дату  этого рейса – 5 апреля, Кирилл пошёл выяснять, под какими фамилиями  парни покинули  Москву. Возвратившись через пятнадцать минут с желанной справкой в руках. Кирилл готов  был пропеть гимн Аэрофлоту. Где  ещё,  на каком  транспорте, вам со  всей  определённостью скажут, когда, в какое время и даже  на каких местах тот или иной  пассажир бороздил пространство и время? Кузнецов  узнал,  что назад Гоша  и Сергей  летели под фамилиями Степанов  и Киреев,  и это многое  меняло  в  ходе следствия, но только не в ходе  мыслей  опера.
               
                * * *

Сразу после возвращения  из Шереметьева Кузнецов    помчался на кладбище. Хоронили Волошина, Алтуфьева и Боброва (во всяком случае, так думали родственники последних). Кирилл  понимал, что за эти похороны  он ещё  получить от начальства,  но… поезд ушёл: тела  выданы  родным, назначен день похорон, съехались родственники. Затянувшаяся  экспертиза подоспела  к самым  похоронам, и ничего уже изменить нельзя было,  не поставив под угрозу весь ход  расследования. Да  и  кто мог подумать, что дело  может принять такой  неожиданный поворот? «Ты  должен был предусмотреть и такой вариант» – укорял себя Кирилл.  Он почти всегда  ходил на похороны всех жертв, убийство которых  расследовал. Не всегда,  но иногда польза  от таких посещений  была очевидна. Психологи утверждают, что убийцу тянет на место преступления, а здесь и место похорон, и место преступления идеально совпадали. Но ничего нового на похоронах Андрея, Гоши и Сергея  он не узнал. Народу было мало. Рыдали матери,  угрюмо молчали отцы. Кириллу  было совестно смотреть на родителей Алтуфьева и  Боброва,  но  сказать им правду  он не мог. Если бы результаты  экспертизы  пришли  хотя  бы  на день раньше,  Кирилл смог бы под разными предлогами не отдавать тела из морга. А сказать сейчас, до окончания  расследования, что  Алтуфьев  и Бобров не убиты, а, возможно, сами  убийцы,  и  скрываются в Америке, Кирилл не мог: пусть  преступники думают, что план их удался, милиция  введена  в заблуждение. В конце  концов, идя  на преступление, парни сами придумали и свою смерть, и эти похороны. Или кто-то придумал это за  них.
Хелен вела  себя  достойно. Она не билась  в истерике, не призывала Бога  в свидетели  своих страданий. Но её  сдержанные слёзы, продуманно скромный наряд произвели благоприятное  впечатление на участников похорон.
Кирилл окинул взглядом присутствующих,  наметанным глазом вычислил оперативника, снимающего всех скрытой  камерой:  вдруг пригодится.
- Завтра надо будет посмотреть  плёнку и идентифицировать всех, - решил он напоследок.
Уходя  с кладбища, Кирилл, в который раз подумал, что дело зашло в тупик. Ни преступников, ни мотива,  ни свидетелей.

                * * *
          Лейтенант Петренко шёл  дворами и  двориками микрорайона, настраивая себя  на  нужную волну. Солнце  уже  скрылось за  крышами высоток,  но вечер  ещё  не наступил. Воздух был напоен самыми разнообразными ароматами: бензина, свежеиспеченного хлеба, талой воды и набухших почек. Весна постепенно отвоёвывала  себе жизненное пространство,  но и зима ещё  не  собиралась сдавать позиций. По  сухому, нагретому  за  день чёрному асфальту тут  и там текли ручейки из-под бывших сугробов, черневших  бесформенным  глыбами на  обочинах тротуаров, куда всю зиму  стаскивали снег городские  дворники. Местные приживалы -  вороны шумно обустраивали свои новые гнёзда,  готовясь к     летнему сезону. Петренко шумно вдохнул   хмельной весенний воздух и неожиданно для  себя подумал, как по-разному пахнет весна   в разных местах и  в  разное  время. Когда утром он шёл на работу,  дразнящие  весенние запахи маленькими  вихрями  агрессивно налетали  на него и вели  себя  как  сбежавшие  с уроков  тинейджеры, полные задора и  нерастраченной  силы. Но вот пришёл  вечер, и  весенние  ароматы  потеряли свою агрессивность, исполнились томления  и неги, любовной  истомы и  какой-то светлой  печали.
Петренко понимал  всю сложность своего нового задания: завести знакомство с  дворовой  тусовкой  микрорайона и попытаться в  неформальной  обстановке выяснить,  чем занимались бывшие  друзья во время  своего двухнедельного пребывания в Москве.
Ах,  эти  дворовые тусовки молодёжи – головная  боль участковых и пенсионеров; эти  группы  молодёжи, сколоченные по какому-то  наитию,  закрытые для окружающего общества,  живущие по законам стаи, наивные  и  опасные… Но именно там  формируются  будущие  лидеры,  зарождается  атмосфера общественной  жизни на ближайшую перспективу, определяется  политическая  ориентация…
Петренко был ещё совсем молодым человеком, но дворовые  компании  его юности резко  отличались  от  неформальных объединений  первых лет  двадцать первого века. И сейчас, идя на  задание,  он понимал, что у него достаточно шаткие позиции, что есть  опасность не  найти общего  языка с  неформалами и, следовательно, провалить задание.
По рекомендации  Кузнецова Петренко  решил представиться компании в качестве  друга Волошина, с которым он якобы сидел на «малолетке», т.е. в колонии для  несовершеннолетних  преступников. Он тщательно продумал легенду, по которой выходило, что  он только что «откинулся» из зоны и  пытается  найти себя на свободе. Сам он  родом из глубокой провинции, где ему,  имеющему  уже три срока,  ничего не  светит. Поэтому он решил податься в столицу,  в расчёте на помощь  кореша  -   Андрея Волошина.  С Андреем последние  десять  лет никакой связи он  не  поддерживал и  ничего о  нём  не  знает, даже  адрес забыл и помнит только  улицу. Поэтому  Петренко сразу  зарулил  во двор,  где  жили Алтуфьев  и Бобров,    и стал  искать  место, где  собиралась молодёжь.
Он долго думал, как ему  одеться, и,  в конце концов, одолжил одёжку   у соседского мальчишки: спортивные штаны, бейсболку с  замысловато  изогнутым козырьком и кожаную куртку, увешанную бесчисленным количеством  металлических  заклёпок. Он хотел ещё нарисовать себе   какую-нибудь татуировку на  тыльной  стороне  ладони,  но вовремя вспомнил, что  Кузнецов рассказывал, что  тематика татуировки  на зоне  несёт смысловую нагрузку,  и  по ней  можно определить статус сидельца  в зоне. Поэтому Петренко решил не  усложнять себе  жизнь и обошёлся  без художественных изысков.
Место сбора подростков  Петренко нашёл не  сразу: они скрывались от пристального общественного  внимания за гаражами. Он вышел на  них неожиданно для себя  и  остановился вначале, а потом подошёл к настороженно разглядывающей  его компании. Быстро оглядев  ребят, сидевших на вертикально  врытых  в  землю автомобильных  покрышках,  он был разочарован. Тусовка состояла,  в основном, из несовершеннолетних  подростков от  14 до  18 лет, и было  их  человек шестнадцать. Видимо, более  взрослые  особи ещё  не  вышли во  двор: либо не пришли с  работы,  либо местом  их  сбора был другой  двор. Но делать было нечего…
- Здорово,  пацаны!
        - И ты  не  болей, - ответил  ему один  из ребят, по  внешнему виду  не
  походивший  на  неформального лидера:  небольшого роста, в  нелепых очочках. Тем не  менее, компания, видимо, признавала  за  ним право отвечать за всё общество.
        - Ну и каким ветром  тебя  сюда занесло? – продолжил парнишка, пока
 остальные  молча разглядывали Петренко, и  он чувствовал себя  не  очень неуютно под этими взглядами,  хотя  уже понимал, что  никакой  опасности для него эта  тусовка  не  представляет: в  ребятах  не было  агрессивности, так  свойственной молодым  волчатам, пробующим  себя  в стае.
-  Пацаны, я  друга ищу, а адрес  забыл. Но он где-то здесь живёт. Андрея Волошина  не знаете?
  Парни   переглянулись.
-  Опоздал ты. Часа на  три раньше  пришёл бы -  ещё бы застал, а теперь  уже всё.
-  А что,  он  уехал куда?
-  Можно и так  сказать. Зарезали твоего Волошина, похоронили сегодня.
-  Как зарезали? Кто?
Ребята  неопределённо  пожали плечами.
-  А кто он  тебе  будет? Где вы сдружились? Мы  тебя что-то  здесь не  видели  никогда, да и Волошин последний  год  в Америке жил.
Петренко изобразил  крайнее  удивление.
-  В Америке? Я  не знал. Мы с  ним на «малолетке» вместе были.
- Сидели, что ли,  вместе?
- Ну да.
- Андрей   с этим  завязал и  хотел забыть  навсегда. Вряд ли он тебе был бы  рад.  Так что иди, откуда пришёл.
Парни всем своим видом показывали, что разговор  окончен и Петренко им  не  интересен. Да  тот и  сам уже понял, что в  этой  компании романтика  зоны  интереса  не  вызывает.  Но задание надо было  выполнять, и он  сделал последнюю попытку.
- Пацаны, Андрей  говорил, что у него друзья где-то рядом  живут, крутые пацаны. Может, подскажете. Как  зовут – не  знаю,  но  был бы  не  против познакомиться.
- Это тебе  Андрей сказал, что  они крутые? -  с  насмешкой спросил очкарик.  - Странно, с чего бы  это  он  вдруг?.. Эти «крутые» его в  тюрягу  засадили. А  зачем они тебе? – вдруг  спросил он  подозрительно.
- Мне  помощь нужна, пацаны. Я  только что  «откинулся», может,  они помогут мне  по старой  дружбе   с Андреем. Мне дело  какое-нибудь надо найти, я  опять  в  зону не  хочу,  насиделся.
- Плохи  твои дела. Помощников  твоих тоже  сегодня похоронили. Невезучий  ты.  Всех «мушкетёров» убили в один день. Но ты  не  переживай, помогать  они тебе  не  стали  бы.  Они, наверное, и не знают, что такое помогать другому  человеку. – сказал  очкарик. По всему   видно было, что при всей  своей  тщедушности,  именно он  был   лидером  в  этой  группе парней.
- Ну, ты  зря  про Андрея так, - сказал  один  из  ребят, - он неплохой  пацан был.
- Да  я  не   про Андрея. Я  про  Гошку  с Серёгой:  один   подлец, а  другой  трус. Подобралась парочка…
- Пацаны, а  за что их  убили? Может  с наркотой  связались?
У них там разборки крутые. – Петренко пошёл  ва-банк.
- Может,  и связались. Нам это неизвестно.
- «Наркотов»   можно определить  сразу:  или  сами  обкуренные ходят, или     наркоту  толкают. Если  они  этим  занимались,  то засветились бы  обязательно. – заметил Петренко, стремясь втянуть  парней в нужную ему  тему.
- Не было этого:  и  не  курили,  и  не торговали. Да  им  наркоту  и  не доверил бы  никто: провальное   было  бы дело. Им бы   с  большой  ложкой  у  тарелки сидеть.
- Но за что-то  же  их  убили?
- Да украли, наверное, что-то, и  Андрея, подлецы, опять  втянули. Не  в  первый  раз. Если ты   с Андреем  дружил, то  должен  знать,  как  он в  тюрьме оказался.
- Да, он  рассказывал. По молодости, да  по  дурости   чего не  сделаешь.
- Если с молодости – подлец, подлецом и помрёшь. Тебе  не  кажется, что ты тут  засиделся? Иди, откуда пришёл.
-   Простите, пацаны. И прощайте. Вы  правы: невезучий я.
- Если думаешь, что кто-то тебя  здесь пожалеет,  ошибаешься. – Очка-
рик неприязненно посмотрел на Петренко, всем своим видом показывая, что разговор закончен.  И  тот  понял, что надо  уходить. Миссия  не  удалась. Петренко представил, как  завтра на  вопрос Кузнецова «Ну как?», он вынужден будет ответить: «Пустышку  вытянули».  Но, с другой  стороны, сам  Кузнецов  не  раз  говорил, что  отрицательный результат – тоже  результат. Сделав этот оптимистичный вывод, Петренко  с чистой совестью отправился домой.

                * * *

Вернувшись в  отдел в самом конце  рабочего дня, Кирилл уселся поудобнее, включил в сеть видавший виды  электрочайник, подаренный каким-то благодарным потерпевшим, и стал  связывать воедино найденные им ниточки. Он любил работать в эти часы, когда  отдел пустел, в коридорах  стояла гулкая тишина,  никто не ломился   в  дверь, никто не мешал думать. Чтобы  там  не узнал Петренко от друзей  и соседей Волошина, Алтуфьева  и Боброва,  опыт Кузнецова  подсказывал ему, что убийство Волошина  - это не пьяная  драка захмелевших собутыльников  или не поделивших выручку наркодилеров,   а хорошо продуманное преступление. По всему выходило, что уже  при отъезде  из Америки Гоша и Сергей  знали, что назад Андрей  не вернётся. Убийство было тщательно подготовлено. И, судя по всему,  разработчиками плана убийства  вряд ли были Алтуфьев и Бобров. После  разговора со школьными учителями Кирилл сильно засомневался в их способностях к стратегическому мышлению Судя по всему, парней   в Америке  кто-то сильно подпитывал интеллектуально. И  этот кто-то продумал всё  до мелочей. Ох, учительница как в воду  смотрела! Кому-то и для чего-то очень понадобились  в Америке русские парни Гоша и Сергей.
Кирилл, в который раз,  подумал, что пути Господни действительно неисповедимы. Ведь тот, кто придумал этот план,  никак  не мог предугадать, что сестра Андрея опоздает на прощальный ужин. И весь план из-за  этого рухнет в одночасье. Если бы Мария  накануне  вечером была  дома, а  не в очередном вояже  к мужу,  она не помчалась бы утром  в аэропорт и не обнаружила бы, что Андрей  исчез. Если бы  не гибель  Андрея,  милиция не стала бы  искать Гошу и  Сергея. Два  обгорелых и неопознанных  трупа бомжей похоронили бы в безымянной могиле, и даже, возможно, рядом   с телом  Андрея,  на котором  не было документов, и близкие которого не искали бы его, так как были бы  уверены, что он в Америке. Конечно, рано или поздно родные хватились бы Андрея и стали бы его искать. Эти поиски могли продлиться не один год,  и неизвестно, чем бы  они закончились, учитывая их возможности.
Но кто же этот неизвестный, разработавший этот дьявольский план? Какую цель он преследовал? Дело закручивалось  в очень большой  и непонятный узел. Для  чего с такими сложностями  надо было убивать Андрея – обыкновенного парня  с  московской  окраины? Почему  для  этого  его вывезли из Америки?  Хотя,  на  первый взгляд, в Америке это сделать было бы проще, а то, что дешевле,  то это наверняка. Может, Андрей оказался  замешанным в каком-то криминале? Нет, тут явно какая-то нестыковка,  но какая?
Чайник агрессивно забулькал, выпустив клубы  пара, а потом, и вообще  отключился. Кирилл вытянул за  ниточку  из коробки пакетик «Липтона», заварил чай   в огромной  кружке, пользоваться которой  остальным  было категорически запрещено. Взяв  в  одну  руку  чашку, а  в другую ручку, Кирилл придвинул к себе  лист бумаги и начал готовить материал для  очередного запроса в Интерпол. На сей раз он просил сообщить ему, нет ли чего в их базе  данных на российских граждан  Степанова и Киреева, ныне  пребывающих в Америке.  Он почти не надеялся   на  положительный  ответ: слишком мало времени прошло с тех пор, как  новоявленные Степанов и Киреев оказались за  океаном. А впрочем, как  знать, ведь время  идёт. Кирилл  улыбнулся, вспомнив бабушкину  поговорку: брось вперёд, сзади подберёшь. Это  означало, по мнению Кирилла, что как только  Степанов и Киреев окажутся в поле  зрения  американской полиции – улицу  не там перейдут, Кирилл об этом обязательно узнает.
А пока  он решил допросить в качестве свидетеля гражданскую вдову Андрея Волошина  Хелен  Морт.

                *  * *

Оленька Ветрова выросла в маленьком причерноморском  городке. Отца  у девочки не было. Когда  не в меру  любопытные соседи спрашивали у матери Оленьки, где же  её   муж,  та, смеясь, отвечала: «Собакам сено косит». И, всякий  раз,  Оленька  представляла заросшую высокой  травой  балку недалеко от их дома, где  высокий, красивый и  сильный мужчина косил эту  траву.  Непонятна  была  роль собак   в этом   процессе, но это было не главное. Оленька очень хотела  иметь отца,  доброго и любящего её.  Она завидовала  тем детям, которых из детского сада, а после  из школы, забирали отцы,  но, будучи девочкой  гордой, делала вид, что ей это  совершенно безразлично. Поговаривали, что невольным отцом Оленьки стал заезжий  курортник, в планы  которого  это отцовство  не входило. Он отбыл к месту прописки, так и не узнав, что семя, брошенное  им,  попало на  очень благодатную почву.
Олина мать,  обжёгшись на молоке, начала  дуть на воду.  Мужчины  для  неё    навсегда стали  потенциальными врагами. Дочь она любила  до безумия и мобилизовала все свои силы, чтобы  та  не повторила  её собственную судьбу. Чуть ли не с двенадцати лет она  стала внушать девочке, что замуж выйти надо обязательно, чтобы  не жить в  той  бедности, в которой  жили они.  Но замуж, - учила она, -  выходить надо не по любви, а  по расчёту.  Какой смысл любить  нищего,  если можно жить  с  богатым!
Оленька достаточно рано узнала, что  всем  мужчинам от неё надо «одно», и  это «одно» глупые отдают  даром,  а умные – выгодно продают. Очень скоро Оленька поняла, что  под  «глупыми»   её мать имела в виду  себя,     а в числе «умных» хотела видеть свою дочь.
Выросла Оленька очаровательной  девушкой: натуральная  блондинка с мягким взглядом карих глаз и чувственным ртом. Вдобавок она обладала  хорошей фигурой и,  зная  это, каждый раз демонстрировала её  всем желающим посмотреть: дескать, вот она – я, ноги от коренных зубов, да какие ноги – тонкие  щиколотки,  округлые икры, изящная  линия  бёдер. Дальше – больше: тонкая  талия, идеальной формы  грудь, длинная  шея. Желающих не только посмотреть,  но и потрогать, было больше, чем достаточно,  но  Оленька цену себе  знала. У  неё  была  большая  жизненная  программа, и  в  ней  не  было  места случайным связям   с прыщавыми подростками,  страдающими от переизбытка  гормонов.
Оленька очень рано увлекалась танцами,  к десяти годам поступила   в Энское хореографическое  училище и  в  перспективе   видела себя  на сцене  Большого театра в самых главных ролях. Она изнуряла себя бесконечной диетой, многочасовыми экзерсисами у балетного станка,  и  видела себя  то эфирной  Одеттой в изящном  прыжке  на сцене  Большого,  то неукротимой  Кармен. Это стало  навязчивой идеей. Поэтому, когда по окончанию  училища её распределили в кордебалет  Энского оперного театра, она была в  шоке.  Другие,  на  её  взгляд, менее талантливые и менее  трудолюбивые получили  распределение пусть не в Большой, а  в провинциальные театры,   вскоре  оказались если не в «примах»,  то, по крайней  мере, и не в кордебалете. А Оленька. умная, красивая и талантливая, год за  годом  вскидывала  ноги на  заднем  плане сцены  в ряду таких же  неудачниц, как сама. Она не любила своих подруг по несчастью, считая  их ниже  себя. И  в результате  оказалась  в полном  одиночестве – без друзей, без подруг,  без личной  жизни,  но в постоянном ожидании чуда, в  ожидании принца.               
Однажды в Энск, непонятно каким образом,  занесло балетную труппу какого-то захудалого американского театра. В роли героя- любовника там  подвизался молодой, приятный и  лицом  и телом, танцовщик. Энск  изрядно удивил его, считавшего, что  в России по заснеженным улицам гуляют волки и медведи, а  народ спасается от последних за  колючей проволокой. Он приятно расслабился и не заметил, как проглотил крючок   с наживкой, в качестве  которой оказалась Оленька со  всеми её  прелестями. А так  как девочка  она  была серьёзная,  то американец  не заметил, как оказался  женат, а Оленька переметнулась из кордебалета энского в кордебалет американский и  оказалась, что называется, за  бугром. Она,  не задумываясь, оставила в России тяжело больную к этому времени мать, а  та  благословила  дочь и на  замужество,  и на отъезд.

                * * *

Вдова Андрея Волошина поселилась в роскошном  номере гостиницы «Москва». Зайдя в апартаменты, Кирилл чуть было не свистнул. Это ж какими доходами должна была  обладать Хелен, чтобы  поселиться  в таком  номере. Видимо, косметические салоны в Америке – очень востребованный бизнес.
Хелен, вся в  чёрном, красивая и  элегантная, причём красоту  её  не портили даже покрасневшие  после похорон глаза, встретила Кирилла  в  гостиной двухкомнатного номера. Кирилл созвонился   с ней  предварительно и поэтому  не стал тратить времени на соболезнования  и другие  благовоспитанные жесты.
На все вопросы Кирилла Хелен отвечала подробно и основательно.
- Да, мы    с Андреем  любили друг друга. Андрей  был прекрасным человеком,  добрым,  любящим. Он был очень порядочным,  искренним…
- Госпожа Морт,   в ваших отношениях с Волошиным не было, как бы  это поточнее  выразиться, противоречий?
- Я понимаю вас. Нет, мы  никогда  не ссорились.
- А что вы скажете  о друзьях Волошина?
- О,  это была такая  трогательная  дружба. Знаете,  они ведь дружили с  третьего класса. И Андрей очень сильно их любил.
Кирилл заинтересованно посмотрел на вдову, у него была  несколько иная информация о качестве отношений парней последние два  года. Но глаза  вдовы  были  безмятежно чисты. Впрочем,  она могла  и не знать подробностей.
- И поэтому Андрей пригласил их в США?
- Не совсем так. Пригласила  их я  по просьбе  Андрея. У  них
 что-то не ладилось дома, и Андрей  просил меня  помочь им. Я  не могла не выполнить его просьбы. Я  пригласила их в Америку  и помогла устроиться  на работу.
- Госпожа Морт, а  были ли у Андрея  враги?
- Нет, Андрей  никогда  не говорил мне о том,  что у него есть враги. Он не был конфликтным человеком и все спорные вопросы  старался  решать миром. Про таких говорят – конформист. Перед новым  годом я  заметила,  что  в разговорах друзья часто вспоминают о том, как  они отмечали этот праздник вместе,  в кругу семьи, о семейных традициях. Поэтому, когда  они месяц спустя стали мечтать о  поездке   в Москву,   я не только не стала препятствовать,  но даже частично субсидировала её.
- А кто был инициатором  поездки  в Москву  - Андрей или его друзья?
- Я  не помню, кому именно  пришла в голову  эта идея, но они все  достаточно часто возвращались  к этой теме. Знаете, они тосковали по дому.
- Госпожа Морт, что вы можете сказать об отношениях  вашего мужа и его друзей?
- Вы  знаете,  я  даже  завидовала им: у меня  никогда не было такой  дружбы. И вот такое  несчастье! Все трое  погибли, так нелепо и так  загадочно.
Кириллу показалось, что  Хелен слишком хорошо осведомлена  о событиях, и  подумал,  что видимо родные Андрея   познакомили её с результатами расследования, хотя  что они сами-то знают? Он не стал утешать вдову тем, что Гоша и  Сергей живы и здоровы. Чем меньше посторонние  знают о ходе  расследования, тем лучше  для  расследования.
- Госпожа Морт,  а вам  известно,  чем занимались  в Америке  друзья  Андрея?
- Конечно, ведь это я  пригласила  их, и я  чувствовала  ответственность за их судьбу. Я помогла им устроиться на работу  в маленькую фирму моего делового партнёра разнорабочими.
- Госпожа Морт, у нас есть информация, что Алтуфьев и Бобров были связаны в Америке с наркоторговцами. Что вам известно об этом?
Хелен посмотрела на Кирилла  не то недоумением, не то с удивлением. Видно было, что она добросовестно пыталась понять суть вопроса Кирилла, но потом  отрицательно покачала головой.
- Если что-то такое и было, то я  об этом ничего не знаю. Мой  бизнес  занимает много времени. Я  и так много сделала для  этих парней,  опекать их не входило в мои намерения.
- Скажите, а  Андрей помимо  работы  у вас не занимался ещё  чем-нибудь, скажем так,  на стороне?
- Это совершенно исключено. Андрей всё  время  был при мне. Мы  очень любили друг друга, - и Хелен застенчиво улыбнулась, потупив глаза.
Беседа с вдовой Андрея ничего больше не дала Кириллу, можно сказать, что вообще  ничего не дала:  она часто и много плакала, вспоминала  о лучших качествах погибшего мужа,  говорила, что никогда  больше не встретит  человека,  который  любил бы её  так сильно. Кирилл решил,  что ничего ему  больше  узнать не удастся и пора  прощаться. Хелен провела его к  выходу.
- Майор, я очень прошу вас, найдите  тех, кто это сделал.
- Можете  не сомневаться, мадам, преступники будут найдены и предстанут перед судом. – Кирилл открыл дверь    и, обернувшись,  заметил  во взгляде  Хелен сомнение  и недоверие. И что-то ещё…

                * * *

После похорон в  ходе  дела  наступила  пауза. Кирилл занялся другими вопросами и другими делами,   а также написанием разнообразных справок,  отчётов и сводок, столь дорогих сердцу  полковника  Есаулова. Напомнила ему  об очередном  «висяке» вдова Андрея, пришедшая  за  документами, подтверждающими обстоятельства смерти мужа. В  элегантном чёрном костюме, в чёрной же  шляпе с  широкими  полями, в  очках с  притемнёнными стёклами, Хелен произвела  фурор среди ментов. Все вдруг вспомнили о хороших манерах, и оказалось,  что очень многие хорошо информированы, как надо даме подать стул, как поднести зажигалку, хотя  раньше этого за  ними не замечалось.
Кирилл с улыбкой  наблюдал за  тщетными  попытками коллег обратить на себя внимание красавицы: вдова  была поглощена решением проблемы, ради которой  она посетила  отделение. Глядя, как внимательно  изучает Хелен справку об обстоятельствах смерти Андрея, Кирилл подумал: вот они, американки, каким бы  сильным не было их горе,  им не изменяет пунктуальность, точность в  деталях,  дотошность. Ни мать,  ни сестра Волошина не  пришли в  отделение, и Хелен, видимо,  решила  помочь им в  этом скорбном деле.
Из беседы  с вдовой  выяснилось, что та  живёт по-прежнему в  гостинице «Москва»,  хотя  родные Андрея хотели бы, конечно, чтобы  она пожила у них,  но там всё  так напоминает ей  о муже, что она решила  жить  в отеле. Оформив  документы,  Хелен ушла, сказав напоследок, что завтра  она улетает в Нью-Йорк,  и просила, чтобы Кирилл сообщил её  о новых поворотах следствия, если такие будут. Кирилл с  тоской  поглядел её вслед, думая, что новости вряд ли появятся. Он не видел возможности прояснения обстоятельств этого дела   в ближайшей  перспективе.

                * * *
Госпожа Хелен Морт, уставшая от хлопот, связанных с похоронами, отбывала   в Нью-Йорк. Она прибыла в  аэропорт одна, отказавшись от  настойчивых предложений  родных  Андрея  проводить её. Вдова  была  настроена меланхолически. Не  обращая внимания на привычно заинтересованные мужские взгляды,  Хелен молча прошла таможенный и паспортный контроль. Багажа у  неё  почти не было: нельзя  же  принимать всерьёз небольшую дорожную сумку, висевшую через плечо. Пройдя   вместе   с толпой  пассажиров  к  самолёту, Хелен заняла своё место в салоне, положила сумку  в багажник и   села   в кресло, аккуратно оправив  юбку  и  скрестив ноги.
Она устало откинулась на спинку сиденья и огляделась.   Несколько пристальных мужских взглядов метнулись  к  ней   с соседних кресел. Хелен опустила ресницы и из-под них стала изучать соседей по предстоящему перелёту. Ничего интересного. Господи, как же  ей  надоели их ищущие  взгляды,  липкие, как патока. Некоторые смотрели так, что хотелось немедленно умыться.
Хелен была  мужененавистницей. Эту  ненависть  внушила   ей  мать даже  не с   рождения, а  чуть ли не с момента зачатия. Мужчины  для Хелен никогда  не были предметом  вожделения,  она  не мечтала о них бессонными ночами, не плакала  в подушку  от неразделённой любви. Они были для  неё средством  достижения  цели, а  цель у Хелен была  одна  - быть  богатой, состоятельной  женщиной,  хозяйкой  жизни. Да,  она неоднократно выходила  замуж,  но она  никогда  не любила,  а порой  и ненавидела своих мужей. Она   с презрением  отдавала  им в пользование  своё тело для удовлетворения  их мерзкой похоти, но только за  очень большие  деньги. И презирала  их за  слабость и глупость.
Исключением в  этом ряду  был Джеймс, единственный мужчина, которого Хелен вспоминала с тёплым чувством. Он любил её, баловал,  она  даже  хотела  родить ему сына. Можно сказать, что по- своему  Хелен даже любила Джеймса. Если бы  не его безвременная  гибель, кто знает, как  сложилась бы  её жизнь. Но Джеймс  ушёл в вечность, оставив её  одну   в этом  жестоком мире. Ей  пришлось выживать самой. И в  этой  бесконечной  борьбе  за выживание она потеряла  что-то главное   в себе. У неё было всё: прекрасный  дом,  успешный  бизнес,  куча дорогих тряпок, поклонники, осаждавшие  её  толпами,  она могла выполнить любое  своё желание,  любой каприз. Но ни разу  за всё  время своего пребывания в Америке она  не испытала  тех чувств, которыми  была  полна её  жизнь в  юности, когда  у неё была  Мечта.
Она вспомнила Диего, своего партнёра  по бизнесу, и презрительно улыбнулась. Диего был ничем не лучше других мужчин,  но пока он был ей нужен. Как он удивился, когда в  ответ на свои домогательства  получил недвусмысленный  отказ. Он был поражён в самое  сердце, даже сделал  намёк на возможный шантаж.  И как же  он  потом сожалел об этом, как просил прощения. Больше  он никогда  не заводил разговора  на эту  тему, но Хелен видела, что он ничего не забыл и ничего не простил. Диего, конечно,  опасен, но и она не Красная Шапочка.
Усевшись удобнее, она  посмотрела   в иллюминатор.  Шёл холодный  весенний  дождь. Крупные капли ударялись о выпуклое  стекло и тяжело скатывались  вниз,  оставляя за собой  блестящие бороздки. Блестел мокрый чёрный асфальт, в  нём отражались красные габаритные огоньки автомобилей, снующих туда  и сюда. Красное – сигнал опасности. На  душе   у  Хелен было очень тяжело. Она  чувствовала: где-то в дальних уголках её сознания уже  давно мигал этот красный огонёк  тревоги,  но, анализируя последний  год своей  жизни,  она  не видела причин для  беспокойства. Всё складывалось именно так, как она  планировала. Она прошла очень трудный путь от полной  нищеты  до полного благополучия.  Она  завоевала свою сегодняшнюю жизнь    в неравной  борьбе. И постоянно, каждую минуту её  не покидал страх, что она всё  это может потерять в  одночасье. И  тогда такая тоска  наваливалась на Хелен, что её хотелось вновь  стать маленькой  девочкой, спрятаться  под надёжным материнским подолом, уткнуться  лицом  в тёплые шершавые  ладони матери и, плача, высказать её  все свои страхи, все сомнения. И получить такое  желанное  успокоение. Но Хелен была  одинока. Люди редко  бывают  так  одиноки. Вокруг её  не было никого, кто мог бы поддержать её   в трудную минуту, кому  она могла  бы просто пожаловаться  на  недомогание. Ни родных,  ни друзей  у Хелен не было. Людей, которые на  неё   работали,  она  и за  людей-то не считала,  и им  и в  голову  бы  не пришло, что их надменная  и властная  хозяйка, по  сути,  очень одинокая  и  очень несчастная  женщина.  Оставшись в  таком  вакууме, Хелен всё  ещё  не теряла  надежды,  что однажды  это одиночество закончится. Если бы только не мигали эти красные огоньки,  как  глаза крыс в конце  чёрного, как  ночь, тоннеля.
Самолёт покатился  по взлётной полосе, подрагивая  на  стыках бетонных плит. Земля  в  иллюминаторе качнулась  и стала резко уходить вниз  и  в  сторону. Хелен закрыла  глаза и откинулась на спинку  своего кресла. Перевёрнута  очередная  страница её  жизни. Надо думать, как жить дальше.

                * * *

Примерно через месяц после похорон Волошина и  якобы его друзей на стол Кирилла  вновь легла бумага  из Интерпола. Сухим чиновничьим языком в  ней сообщалось, что в  пригороде Нью-Йорка на  автомобильной свалке были найдены тела  граждан России  Степанова  и Киреева.
- Ну, вот вы  и нашлись,  голубчики! На всякого мудреца  довольно про-
стоты. Похоже, в  нашем  клубочке появилась новая  ниточка, - радовался Кирилл.
Информация Интерпола  вновь нуждалась  в  осмыслении. С утра Кирилл  уселся  за  стол, разложил перед собой  большой  лист бумаги и надолго замолчал, вычерчивая на  нём какие-то кружочки, квадратики, стрелочки и просто линии, понятные  только ему самому. Потом  он куда-то ходил, что-то согласовывал,  и  к концу  дня  сдал в канцелярию новый  запрос  в Интерпол, что стало для  него уже  вполне привычным делом. Начальство после  долгих препирательств и призывов   к  экономии  бюджетных средств разрешило всё-таки Кириллу затребовать от Нью-Йоркской  полиции тела Алтуфьева и Боброва (сиречь, Степанова  и  Киреева), – Кирилл  всё  же  умел находить нужные слова для  убеждения  начальства в  необходимости делать то,  что ему было нужно, и в   чём начальство само  уверено не было. Теперь оставалось только дождаться, пока  усопших доставят в Россию. По американским законам исследование  тел убитых производится только по заявлению родственников, поэтому  никакой  экспертизы останков  никому  не известных русских американцы  не производили,  и Кирилл очень надеялся, что московские  эксперты откроют новые детали, а, может быть, и поставят точку в  этом  запутанном  деле.  А пока Кириллу  предстояла  неприятная  миссия: сообщить родителям  Гоши и Сергея об очередной  смерти их сыновей. Он решил сделать это  дело сам при всей его  неприятности, так  как  одновременно рассчитывал узнать что-нибудь новое   в подоплёке этой длинной истории. Это было, возможно,  и жестоко,  но  Кирилл надеялся, что  в  отчаянии  и растерянности родители парней  могли раскрыть нечто,  до сих пор скрываемое. Целесообразность оправдывала жестокость. Он договорился с отцом Гоши о встрече  и попросил того пригласить и отца  Сергея. Женщин он предпочёл не трогать: вида  женских слёз Кирилл не переносил.

                * * *

Встреча  с родителями  Гоши и  Сергея произошла в  рабочем кабинете  Алтуфьева – директора строительной  фирмы.  Он и отец Боброва уже  ждали Кирилла,  и по их виду можно было понять, что мужчины взволнованы.
- Вы  нашли убийц  наших детей? – с надеждой в  голосе вопросил Алтуфьев, едва Кирилл  показался  на пороге.
     - К сожалению,  речь у нас  сегодня  пойдёт о другом. Я вынужден сооб-
щить вам, что те останки, которые вы  похоронили, как  останки  своих детей, таковыми не являются.
 Алтуфьев и Бобров  застыли: сообщение   Кирилла повергло их  в шок.
 Постепенно  до них стал доходить  смысл  сказанного, и  на  лицах  их  отобразилась целая  гамма  чувств: ошеломление, недоумение, ужас,  удивление, радость и возмущение. Наконец, Алтуфьева  прорвало.
     - Но ведь это вы  позволили похоронить неопознанные останки! В  этом
 вся наша милиция! – патетически  воскликнул он.
     - Ну, во-первых,  вы их опознали. Во-вторых,  сомнения  появились
 у нас уже после похорон  (Кирилл  лукавил), а в  третьих, у нас  осталось достаточно биологического материала, чтобы  сделать повторную, более дорогую  экспертизу. Это не ваши сыновья.
- Тогда кто это?
- Неизвестно. Но, повторяю, это не ваши сыновья.
- А  где тогда наши сыновья, по-вашему?
- Есть оперативная информация, что они улетели в Америку  5 апреля.
- Ну, слава Богу! Хоть иногда от вашей  оперативной  информации какой-то толк. Но тогда   кто ответит за всё то, что мы  все пережили? Кто придумал, что наши сыновья  убиты? Кто довёл дело до похорон? Кто заставил нас пережить весь этот кошмар?
           Манера  общения Алтуфьева всё  больше напоминала  прокурорскую,  и Кирилл решил, что пора  поставить все точки над «и».
           - Дело в  том, что по той же  оперативной  информации ваши сыновья    улетели в Америку  не только на  другой  день,  но и под другими  фамилиями. И  об этом мы узнали буквально несколько дней  назад.
- Как это  «под другими фамилиями»? Что вы  выдумываете?
- Это не выдумки. Есть свидетели и документы,  подтверждающие этот факт.
- Знаем мы  ваших свидетелей! Я сейчас же  свяжусь с Георгием. Он давал нам телефон для  связи на такой  крайний  случай.
- Боюсь, что у вас ничего не получится,  но попробовать можно. Я  не менее вас заинтересован, чтобы ваш Георгий  внёс ясность в  эту  запутанную историю.
Алтуфьев вызвал секретаря и попросил пригласить переводчика из отдела маркетинга.  Вскоре в кабинет вошёл молодой  парень и вопросительно посмотрел на  директора.
- Николай! Я сейчас наберу номер, а ты попросишь пригласить к телефону Джорджа Алтуфьева.  Попроси хорошенько. Скажи, что отцу   срочно с  ним нужно поговорить. Это телефон хозяина  ресторана, в котором  Гоша  работает, - сказал Алтуфьев, обращаясь к Кириллу.
Кирилл с нескрываемым интересом наблюдал, как старший Алтуфьев набрал многозначный  номер,  затем выслушал длинную тираду на английском,  произнесённую переводчиком. Он на  девяносто девять процентов был уверен, что это пустой  ход, но чем  чёрт не шутит! Вдруг сейчас Гоша подойдёт к телефону и в  одно мгновение  разрушит всю сложную пирамиду, сооружаемую следствием  уже  второй месяц.
Но переводчик, выслушав  заокеанского собеседника,  обескуражено посмотрел на своего шефа.
- Он говорит, что Джордж не работает у  него  с  февраля. И  ещё  он говорит,  что Джордж – русская мафия.
- Что ты плетёшь? Какая мафия? Вот дал Бог работничков!  Ты  где язык учил, переводчик хренов?
- Господин директор, я всё  правильно перевёл. Он так  и  сказал: Джордж – есть русская  мафия. Эту  фразу  вы   и  сами бы поняли, без перевода. -  Парень был растерян и не сводил  с  хозяина больших, карих, как у  телёнка, глаз.
Алтуфьев  и Бобров недоумённо  посмотрели друг на  друга,  потом  на Кирилла. Наконец,  Алтуфьев, как человек, более  продвинутый в  жизненных неурядицах, первый понял всю серьёзность услышанного.
- Неужели, всё, что вы  здесь наговорили,  -  правда? Что нам делать,  где  нам  искать наших детей?
В голосе  его звучали горе  и растерянность, и Кириллу стало больно от  того, что он должен был им сказать. Но… назвался груздем, полезай   в кузов.
- Я хочу, чтобы  вы  поняли, что если уж я к вам пришёл, то всё, что  я  собираюсь вам рассказать, уже  расследовано и подтверждено разнообразными экспертизами и документами. Ваши сыновья под именами Степанова   и  Киреева вылетели 5 апреля  в Соединённые Штаты Америки. А вчера из Интерпола пришли сведения, что тела  граждан Степанова  и Киреева найдены  на автомобильной свалке Нью-Йорка. Следствие считает,  что именно  ваши сыновья убили  Андрея Волошина и двух бомжей, чтобы  сымитировать свою смерть.
Алтуфьев дико  поглядел на Кирилла. Создавалось  впечатление, что он не  понял ничего из того, что  тот ему сказал. Кирилл понимал этого человека и  сочувствовал ему, уже пережившему  смерть сына, его похороны, надежду  на  то, что сын жив  и новое известие о  его смерти. Тут можно и ума решиться. – подумал  Кирилл. Но Алтуфьев не мог смириться   с тем, что Кузнецов  сказал ему  о Гоше и  Сергее.
- Но почему? Зачем им  убивать Андрея, своего единственного друга? И как они могли так  поступить с нами?
- Ну, предположим, друзьями они давно не были,  и вам  это известно не хуже, чем мне. Что касается их сыновних чувств, то мне кажется, что ими двигали обстоятельства, которые были пострашнее вашего родительского горя  и родительского гнева.
- Насчёт дружбы с Андреем вы  правы. Некоторое время они действительно не общались, а  потом Андрей уехал  в Америку. Но ведь он пригласил их к себе! Что это, как  не подтверждение  дружбы?
- Хотел бы   я знать наверняка, что бы  это значило! И я  надеюсь, что я  это узнаю. Тела Степанова    и Киреева,  то есть  ваших сыновей, мы вытребовали из США. Когда они прибудут, я  приглашу вас на опознание. Дай Бог, чтобы   я  ошибся. Но что-то мне подсказывает, что это не так.
И Кирилл покинул кабинет  Алтуфьева.

                *  *  *

Экспертиза  по-российски – мероприятие, может быть,  и длинное,  но точное, тем  более в таком  запутанном  деле, которое  даже американцам оказалось не  по зубам. По прибытии тел Алтуфьева  и Боброва ими занялся  целый сонм патологоанатомов,  химиков,  гематологов, специалистов  по генетике и микробиологии,  хотя  и без них родители парней однозначно сказали: «Это наши сыновья».
Алтуфьев  и Бобров были убиты из пистолета выстрелами в  затылок   с очень близкого расстояния. Похоже,  за минуту  до  смерти парни даже  не подозревали о близком конце. Но когда  ещё  через неделю на стол  Кирилла  легло заключение  экспертов, у того от удивления  глаза  на лоб полезли, настолько невероятным оно оказалось. Мнимые Степанов  и Киреев  действительно оказались  Алтуфьевым  и Бобровым,  но не это поразило Кирилла. В тканях убитых эксперты обнаружили некоторое количество особого токсичного вещества, которое  даже  в малых дозах  в случае  длительного применения приводит к поражению важнейших органов и к смерти. Случайное  попадание этого токсина в организм  человека  не исключено,  но,  по мнению экспертов, выходило, что парни в течение  непродолжительного времени  в  небольших дозах регулярно употребляли этот яд.
      - Вот это номер! – воскликнул Кирилл. Что же  это получается? Кто-то
 систематически отравлял Гошу  и  Сергея,  но, так  и не  дождавшись их смерти, поспешил ускорить процесс. Это не  похоже  ни на  русскую мафию, ни на американскую.  Это слишком  по-женски. Стоп! Зацепившись за  эту  мысль, Кирилл срочно  сочинил на  имя  начальства  просьбу в  интересах следствия  разрешить эксгумацию могилы Андрея Волошина.
Это было чистое наитие. Сработала    та самая  интуиция, которая  зачастую  играет  гораздо  более  значимую роль, чем  дедукция и анализ. Начальство немного поупиралось.
- Из вас, Кузнецов, идеи прут, прям, как  лавина какая-то, а  расхлёбывать всё  это мне придётся. – но запрос  подписало: Кирилл    клятвенно пообещал, что в останках Волошина он рассчитывает обнаружить тот же  токсин, что и у Алтуфьева  и Боброва.
- И если его там обнаружат, то… - и мысли Кирилла побежали  сразу   в нескольких направлениях. Дело явно приобретало новый поворот.
Поздно вечером, наблюдая  в свете  мощных прожекторов за процессом  эксгумации, Кирилл думал о том,  каким же  сложным оказалось  дело  об убийстве Андрея Волошина, как  хитроумно сплелись  здесь характеры и судьбы, как  непредсказуемо разворачивались события. Жизнь – штука суровая. Кто мог предположить, что школьная  дружба  трёх подростков будет иметь такой  ужасный  конец! Кирилл представил, как удивлённо поднимет бровь пожилая учительница, услышав новую версию  судьбы Андрея, Гоши и Сергея. Ведь для  учителей мы  навсегда  остаёмся детьми – «хороший мальчик», «плохой  мальчик»,  но не жертва,  но не убийца. Пожалуй, - подумал  он, - это одно из самых сложных моих дел, и, кажется, в  нём наметился, наконец,  какой-то просвет.


                * * *
Оказавшись  в Америке, Оленька Ветрова начала вить своё  семейное гнёздышко так, как она  делала бы  это в  городе своего детства. Первое  время,  находясь в состоянии эйфории, южноукраинская Золушка многое вокруг себя  просто не замечала: она  приводила неухоженную квартиру новоиспеченного мужа в  то состояние, которое соответствовало её  новым возможностям и её  представлениям о своей   новой  жизни. Второй  её заботой  был собственный гардероб. Возможности для его расширения  с  точки зрения предложения  были безграничные,  а вот реально приобрести  всё, что так радовало глаз и заставляло её  замирать перед  витринами фешенебельных магазинов и бутиков,  не было. Имея  безупречный  вкус  воспитанницы российской  хореографической  школы,  Оленька была  бедна, как церковная  мышь. Выяснилось, что её муж – всего лишь заурядный актёр крохотного провинциального театра,  даже  не театра, а какого-то данс-шоу   типа европейского  варьете.  Доходы его были ниже  среднего и с трудом  удовлетворяли даже его нехитрые потребности.
Но, может это обстоятельство и  не повлияло бы так   радикально на судьбу Оленьки (ведь она  была советская девочка и знала, что такое бедность), если бы не выяснилось, что её  муж вить семейное  гнёздышко не собирается. Более того, в  скором  времени Оленька  с ужасом обнаружила, что её  муж – не только её  муж, и что вообще  мимо его внимания не проходит никто – ни девочки,  ни мальчики. Это было для неё  настоящим потрясением – оказаться  в чужой  стране, без языка, без гражданства, с извращенцем  в качестве  мужа. Но у  Оленьки была светлая  головка,  и она,  просчитав  свои возможности, начала  действовать.
Для начала  она  заставила  мужа добиться ёй  официального статуса, без которого начинать  самостоятельное  плавание   в этой  стране   она  не смогла  бы. А затем  она раскинула  сети по всем правилам рыбного промысла. Она посещала  бары – недорогие,  но и не забегаловки, усаживалась за  стойку, красиво распределив по всей её высоте свои потрясающие ноги в  элегантных туфельках на  немыслимой  шпильке. С бокалом колы  в одной  руке, с тонкой и длинной  сигаретой   в другой, она  смотрела  на посетителей  бара из-под опущенных ресниц, одновременно сквозь мелкое сито просеивая всех тех, кто претендовал на её  внимание.
Латиноамериканцев она даже  близко к себе  не подпускала:  за  короткое  время, проведённое   в Америке,  она  успела понять, что самые богатые среди них живут в Колумбии и служат наркомафии. Критически относилась она  и  к американцам  итальянского происхождения: во-первых, итальянцем был её  муж, во-вторых,  её  отпугивала  их эмоциональность и склонность к  экзальтации. Евреи и негры  тоже  не котировались: ментальность Оленьки формировалась в  знойном  украинском климате, щедро пропитанном  антисемитизмом  и расизмом. О русских,  а  также восточноевропейцах,  она  даже не думала,  за ними незачем было ехать в  Америку.
Но однажды  к  ней подошёл молодой  бравый  военный, высокий, стройный, типичный англосакс. Его удлинённое  лицо с  орлиным носом, крупные руки  с  длинными, как у аристократа, пальцами, что-то задели в сердце молодой  женщины, искавшей не только комфортной  жизни,  но и романтической  любви. Капитан Джеймс  Робертсон был очарован Оленькой (к  этому  времени она уже превратилась  в Элен). Недолгий  период ухаживания закончился  вместе   с отпуском капитана. Но их встреча имела продолжение. Скоро Элен получила  письмо, ответила,  затем состоялось  свидание  по месту  службы Робертсона. Стоит ли говорить, что  их романтические  отношения  после короткой  процедуры  развода   с первым мужем Элен, завершились её  браком  с  отважным капитаном. Она покинула Нью-Йорк и перебралась к месту  его службы, в  небольшой  городок на  границе  южного штата.
Это был не Нью-Йорк, но бывшая  Оленька  не чувствовала себя обойдённой  судьбой. Она свила себе,  наконец,  гнездо, она, по-своему, любила мужа, пользовалась его взаимностью,  государство хорошо обеспечивало их,  у  них был комфортный дом  почти на  берегу океана, много друзей из числа  сослуживцев мужа и их жён. Всё  было хорошо,  и супруги подумывали о первенце, когда  в  один чёрный  день капитан ВВС США Джеймс Робертсон не вернулся с  задания.
Всё рухнуло в  одночасье. У Элен было всё, и  она всё  потеряла, разом  оказавшись в  том же  положении, в котором была   в первый  год своего пребывания   в Америке. Стиснув в руках звёздно-полосатый флаг, снятый  с  гроба  мужа и переданный вдове офицера организаторами похорон, молодая  женщина рыдала, не видя выхода. Рыдала уже  не по мужу, а  по  себе. Даже  уехать домой  она не могла: её мать умерла от тяжёлой  болезни сердца, так и не дождавшись встречи с единственной  и обожаемой  дочерью. Её  последнее прощальное письмо Элен получила накануне гибели Джеймса. Получилось, что два  самых близких ей человека  ушли из жизни чуть ли не в  один  день.
Назавтра после похорон  к  ней пришёл представитель  командования и сообщил, что положенную её мужу  страховку Элен Робертсон может получить в  срок,  определённый   в страховом полисе, который  имеет каждый военный в США. Это  было спасением: сумма  оказалась значительной. Благодаря  страховке   мужа Элен смогла переехать в Нью-Йорк, купить там себе  небольшую квартирку и  вновь раскинуть сети, благо,  опыт у  неё  уже  был.

                * * *

Кирилл ждал результатов экспертизы, как манны  небесной. Если в останках Волошина не обнаружится тот же   токсин, что и в останках  Алтуфьева  и Боброва,  то, во-первых, престиж следователя   в глазах  начальства будет окончательно подорван: там  не хотели давать разрешения  на эксгумацию,  и только клятвенное  заявление Кузнецова, что экспертиза  найдёт   яд, дало положительный результат. Во-вторых, Кирилл потеряет самоуважение, что будет ещё  хуже. Если же яд будет обнаружен, то следствие  получит  не только новое  дыхание,  но и новое направление, и станет ещё  более захватывающим; акции Кузнецова  снова  пойдут вверх, как  цены  на нефтяной  бирже, а самоуважение  Кузнецова станет неизмеримо выше. Не в силах больше ждать,  Кирилл набрал номер судмедэкспертизы.
- Ну, что там  у вас, Станислав Иванович?
- Что, майор, переживаешь? Да, наделал ты шороха! Работают токсикологи, часа  через три будет результат. Да, там твой Славин приходил насчёт  отпечатков пальцев. Были они на  той  могиле,  были. Бобров пальчик  оставил, когда, сука, цветочки на  могилу  возлагал.
- Собственно, сейчас  это уже  не важно. Но приобщи к делу, чтоб потом не говорили, что Волошина убил кто-то неизвестный. Суда ведь всё равно не будет. Кого судить?
К вечеру  принесли акт экспертизы. Кирилл даже  глаза  закрыл от нетерпения, но потом прочитал его на  одном  дыхании, которое тут же перехватило,  и вовсе  не от неожиданности. В акте, чёрным по белому, было написано, что в  останках Андрея Волошина обнаружено большое количество того же   самого токсина, что и в  останках его друзей. Это была  настоящая  победа  интуиции. Поэтому  акт экспертиза  необходимо было срочно донести до сведения  начальства, что Кирилл и сделал. Немедленно.
После  этого он пошёл к  токсикологам. Ему  хотелось подробностей, которых не было в  акте. Молодые эксперты  были типичными представителями  своего поколения, не мыслящего жизни без компьютера  и Интернета. Свои разговоры  они  вели на каком-то птичьем языке,  недоступном  для  восприятия. На  мир эта  молодёжь смотрела свысока  и только с  точки зрения  полезности этого мира для себя,  любимых. Себя  они считали людьми продвинутыми,  к ментам относились снисходительно-презрительно, свою работу   в органах  рассматривали, как большую честь, оказываемую ими государству. Поэтому Кирилл уже  на входе в лабораторию задержал дыхание, набираясь терпения. Он тоже  их не любил,  но понимал, что их знания  и профессионализм дорогого стоят.
- Привет,  господа учёные! Что слышно в  научных сферах?
- А что бы  ты  хотел услышать, майор?
- Я хотел  бы услышать ваше  профессиональное мнение о причинах гибели Волошина, Алтуфьева и Боброва.
- Зачем тебе  наше  профессиональное  мнение, майор? Всё, что нужно, мы  указали в акте.
- Ну вот,  начинается. – подумал Кирилл,  но ситуацию обострять не стал.
- Ребята, я  не претендую на  профессиональную терминологию химиков, но рассчитываю на  профессионализм сыщиков. Я должен знать действие  яда  и методику  отравителя.
Симпатичная девица, явно не безразличная  к мужским статям Кузнецова, подавила в зародыше начавшееся противостояние интеллекта и ментовского напора.
- Ребята, не спорьте! Я введу  майора   в курс  дела. Это очень известный  яд. На Западе  раньше он был  распространён в садоводстве:   им травили ос,  других вредных насекомых. Травили им и домашних грызунов. Но потом разобрались, что он, постепенно накапливаясь в  организме  человека, приводит  к катастрофическим последствиям. Сейчас этим ядом пользуются  только специалисты  и под контролем  соответствующих служб. Но, как мы видим, кое-где  он используется и без контроля. Это очень похоже на ситуацию с ДДТ в Советском Союзе. Этот, так  называемый «дуст», в каждой семье хранили пачками. Моя  бабушка и сегодня  сожалеет,  что «дуста» нет: она  им капусту от гусениц  спасала – по горсти на кочан. А потом ДДТ нашли даже   в Антарктиде – в молоке  пингвинов. И я уверена, что и сегодня где-то у кого-то  в сарае, на  дальней  полке всё ещё  лежат пакеты с ДДТ и ждут своего часа. Но «дуст» обладает резким,  неприятным  запахом. А в  нашем случае данный яд – вообще  без запаха. У него терпкий, немного горьковатый  вкус,  но он вполне «съедобен», если растворить его в апельсиновом или  гранатовом соке, в  том же  «пепси», наконец.
- То есть, если кто-то захочет избавиться от конкурента или противника,  то достаточно регулярно угощать его коктейлем из яда с соком или   «пепси».
- Ты на правильном пути, майор.
- Спасибо, ребята, за то, что на  этот путь направили, - забросил Кирилл,
 памятуя  бабушкины уроки, наперёд, на всякий случай, - вдруг потом  удастся найти ответную любезность при очередной  встрече.
После визита   к  токсикологам Кирилл  позвонил  Волошиным.
- Здравствуйте, Мария Александровна! Майор Кузнецов, уголовный  розыск.
- Здравствуйте, Кирилл Николаевич! У вас что-то новое  появилось? Может, вы  скажете, кто и почему  убил Андрюшеньку?
- Мы  практически рядом с решением этой  задачи. Осталось уточнить несколько деталей. Скажите, пожалуйста, что предпочитал пить Андрей?
- Пить? Я вас не совсем понимаю. Андрей алкоголя   в  рот не брал: ему на всю жизнь хватило того выпускного вечера.
- Я  не об алкоголе. Ну, кто-то любит пиво,  кто-то предпочитает минералку,  а кто-то – пепси-колу.
- Поняла. Андрюша  дома  чай  пил, редко  сладкую газированную воду, иногда  минеральную.
-   Вы сказали – дома. А вне дома?
- Знаете, в Америке Хелен пристрастила его к натуральным сокам. Аме-
риканцы  ведь помешаны  на  здоровом  образе  жизни. Вот и Хелен убедила Андрюшу, что натуральный сок – прямой  путь к  здоровью. Вы  знаете, она  даже  утром Андрею  в постель сок  приносила. Он всегда  умилялся  этому. Знаете, у  нас семья пролетарская, кофе  в постель никто никогда  никому  не носил… Андрей считал это проявлением  любви и внимания  к  нему. Кирилл Николаевич, Хелен звонила недавно, спрашивала, что нового, интересовалась,  не нашли ли этих бандитов. А мы  ничего не могли  её сказать. Убивается, бедная.
- Вы сказали – бандитов. Вы  думаете, что их было несколько? Почему?
- Я ведь была   в морге. Это сделал не один человек. А что, разве   я не права?
- Я думаю, Мария Александровна, что мы скоро откроем вам  имена  убийц  вашего брата.
- Так  они вам уже известны?
- В  общих чертах – да. Но пока следствие  не  окончено – это тайна, простите.
Кирилл попрощался и набрал номер Алтуфьева, чтобы  задать ему  тот же вопрос, что и Волошиной.
- Странные вопросы  интересуют следствие, - зарокотал тот в  трубку. – После  того, что вы мне тут наговорили, я уж и не знаю, что вам стоит рассказывать,  а что – нет. Моему  сыну  вы  навредить уже  не сможете,  но мне,  моей  семье…
- Я буду с вами максимально откровенен и прошу  эту  информацию не разглашать ни  в коем случае. В останках ваших сыновей обнаружен очень сильный токсин, который  не мог попасть  в их  организмы  случайно. Поэтому я  и хочу узнать, что  обычно пил ваш  сын.
- Час  от часу не легче. Так  вы  думаете, что их кто-то травил? Тогда  это могло произойти только в Америке. Что он там пил, я, к сожалению,  не знаю.
- Постарайтесь вспомнить, что Гоша  рассказывал про свои американские  будни, с кем общался, чем  его угощали, например, в  доме  жены Андрея.
Алтуфьев  задумался.
- Знаете, майор, рассказывал он много, и про угощения   в том числе… Собственно, угощали его только  в  доме  этой… сожительницы Волошина, как её,  Элен?
- Хелен Морт – так  зовут эту  даму. И чем  же  она их угощала?
- Да чем обычно в Америке: виски  с содовой,  кока-кола… Да, вот ещё, Гоша смеялся, говорил, что Андреева баба приучила  того  к сокам и  их постоянно угощала: «Пейте, ребята, соки,  это здоровье, особенно грейпфрутовый» У неё, он говорил, соками весь дом был заставлен. Ну,  это он,  конечно, преувеличивал.
- Всё, что  вы  мне рассказали,  господин Алтуфьев, в судьбе вашего сы-
на изменить ничего не может. Но вот в  ходе следствия - наверняка.
Для Кирилла всё сразу встало на свои места. Складывалось такое впечатление, что, мчавшийся  на всём скаку, он вдруг резко затормозил и повернул сразу  на 180 градусов. У него уже  не оставалось никаких сомнений в том, что инициатором  и заказчиком убийства Волошина была его гражданская  жена Хелен  Морт. Но зачем???
Зачем? Странный вопрос, - ответил сам себе Кирилл. Зачем так рано и нелепо погиб  отец Волошина? Зачем неизвестный  шалопай оставил дорогую иномарку  ночью на улице накануне выпускного вечера, когда даже милиция   в  этот день работает в усиленном режиме? Зачем профком вдруг наградил Андрея  билетом  в театр именно в  тот день, когда  в Москве  была Хелен Морт? Зачем   в театральной  толчее встретились эти два  совершенно незнакомых человека? Зачем опоздала  на семейный ужин сестра Волошина? Не слишком  ли много «зачем»? Это судьба  раскладывает свои пасьянсы. – подумал Кирилл, который слишком часто сталкиваясь с самыми невероятными совпадениями, стал убеждённым фаталистом, хотя и скрывал это от окружающих. – И не  задавай  самому себе  дурацких вопросов, если не знаешь ответов.

                * * *

Скандально известная своими репортажами  корреспондент газеты «Криминальные новости» Валентина Разуваева пребывала   в состоянии, близком  к прострации. Только что её  информатор за  российскую валюту номинальной  стоимостью в  один литр сообщил её, что вчера поздно вечером,  а  для законопослушных горожан,  можно сказать, что рано ночью, на одном из городских кладбищ было замечено большое оживление,  причём не со стороны  покойников, а как  раз наоборот. В действии принимали участие мужчины  в милицейской форме и без оной. В  ходе  мероприятия  была разрыта,  а  затем вновь зарыта  могила  некоего Андрея Волошина.
Валентина  была  вне себя от возмущения. Все её бесконечные контакты с  сотрудниками милиции, бесчисленно количество совместно выпитого кофе  и пива  за её счёт и несколько меньшее количество напитков покрепче пива – всё оказалось напрасным. Самую  ценную информацию она  получила не от милицейских, а от какого-то злосчастного бомжа,  ночующего на  кладбище.
А  то, что она, Валентина, оказалась посвящена в какую-то тайну и, безусловно, сенсацию, не вызывало сомнений. Но это был лишь кончик ниточки,  за которую надо было ещё потянуть. И Валентина знала, где искать весь клубок.
Валентина Разуваева была  личностью известной    в самых широких кругах. Знакомством с  ней, при желании,  могли похвастать очень многие, начиная   с суперважного мэра до последнего бомжа  с городской свалки.
Валентина была журналисткой  новой формации. Она не сидела по вечерам под уютным торшером, с чашечкой  кофе   в руках, рождая силою собственного воображения душещипательные рассказы о передовиках производства. Нет,  она  с яростью дикой кошки носилась по городу  в поисках реальной информации. Наконец, после  долгих метаний Валентина  определилась  с жанром своих публикаций: она  стала вести  криминальную хронику в одной  из газет, а  затем,  когда криминальные публикации стали пользоваться ажиотажным спросом и появляться  чаще, чем вести  с полей, в  городе  была учреждена газета «Криминальные новости». Никто не усомнился, что именно Валентина и должна здесь работать.
Её  статьи были острыми и актуальными. Иногда, когда  это было целесообразно, Валентина  прибегала к журналистскому  расследованию и порой  находила истину  даже  в  тупиковых ситуациях.
Но постоянная  борьба   с суровой реальностью  не лучшим образом сказалась на  характере Валентины. Характер был ещё  тот. Резкая, почти  взрывная, часто непредсказуемая, Валентина  постепенно растеряла тех немногочисленных друзей, которых имела,  зато приобрела  много врагов. Давно уже  вместо поздравительных открыток и нежных писем она находила  в своём почтовом  ящике угрозы и обещания  скорой расправы. Для  многих из тех, кто знал  Валентину,  оставалось загадкой её жизнестойкость, её умение выживать. Несколько раз она  только чудом осталась жива,  но это было не чудо, а  очень взвешенный  расчёт:  она всегда знала, когда  и куда нанести решающий  удар, и  в средствах не  стеснялась. Не раз ей приходилось, если этого требовали интересы  дела, сотрудничать с  бандитами,  и многие из них потом с восхищением рассказывали о «бешеной бабе». Так  было, когда она расследовала  похищение ребёнка крупного предпринимателя, и  сама привезла мальчишку домой. Никто так и не узнал, как ей  это удалось, где  был мальчишка, кто его похитил,  и почему  похитители не взяли выкуп. Милиция   несколько дней  атаковала Валентину,  но безуспешно. « Мы – люди,  они  - тоже  где-то люди. Надо только найти общий язык. Мне это удалось, на сей  раз».
На  личную жизнь времени у Валентины не оставалась.  Мужчин она рассматривала  только с  точки зрения  профессиональной пригодности и целесообразности отношений, любовный  пыл никогда  не застилал её  глаза: в  юности она была влюблена,  и не раз,  поэтому, когда мужчины демонстрировали ей свою сексуальную заинтересованность,  она могла   с  точностью  до слова и жеста предугадать, какие следующие слова  будут сказаны, какие  действия  предприняты, и уже поэтому  они были ей  неинтересны.
И  даже от себя  Валентина скрывала,  что единственный  мужчина, который вызывал у  неё  не только профессиональный  интерес, был старший  опер Кузнецов. Поэтому ей особенно  больно было всякий  раз, обращаясь к  нему по тому или иному  поводу, натыкаться  когда на равнодушный, а когда  и на  откровенно злой взгляд своего визави. Но с  завидным постоянством  она вновь и вновь искала встречи  с ним, понимая, что любая  информация, вырванная  из опера, обеспечивала  высокий  рейтинг её  газеты.
Было у  Валентины  и хобби, которое  она  не афишировала,  но которое  отнимало    немалую часть её  личного времени. Валентина была любительницей, можно даже сказать, профессиональной ценительницей детективного  жанра. Она  резко негативно относилась к высказываниям некоторых людей о примитивности детектива, как  литературы, считая, что в  качестве  того или иного произведения  виноват не жанр, а  автор, его сотворивший.
Её  юность прошла на  пике  популярности американского детектива, когда  в СССР в восьмидесятых годах массовыми тиражами  стали издавать Чейза, Стаута. Чандлера; любила Валентина  и классику в  лице Кристи  и Сименона. Но более  близкими её  сердцу оказались современные российские  детективы,  особенно произведения Александры Марининой, потому что Маринина, в  отличие от большинства  авторов  детектива, знала,  о чём писала. При всей яркости и динамичности  героев американских  детективов,  они  жили и действовали в  непонятной, ментально чуждой Валентине, среде, а вот герои Марининой и их поступки были понятны,  их можно было примерить на себя. Валентине было трудно, читая  тот или иной  детектив,  представить себя  на месте любимого ею  Ниро Вульфа или не  менее  любимого Эркюля Пуаро. Но она вполне могла, в  той  или иной ситуации, поставить себя на место  Каменской,  или, наоборот, Каменскую -   на своё. Она  часто, посмеиваясь над собой, с  иронией думала о том, что если  Маринина лепила Каменскую под  себя, то она Валентина,  иногда делала себя под Каменскую.
Валентина  родилась и выросла  в маленьком  белорусском городке Зареченске в скромной  учительской семье. Она  с детства  привыкла ставить перед собой сложные задачи и  с  успехом их реализовывала. Золотая  школьная  медаль, красный  университетский  диплом, успешная  работа в  районной, а  затем областной  газете  в конечном  итоге привели  её в  одно из центральных изданий  республики,  где  она успешно работала несколько лет. И  кто знает, как  бы сложилась  её судьба в дальнейшем, если   бы не   Его  Величество  Случай, который, правда,  некоторые  философы называют  непознанной закономерностью. Однажды вечером,  просматривая  электронную почту,  Валентина обнаружила послание своего  старинного друга,  который  некоторое время  был даже  более, чем  другом. Максим Салей,  талантливый  физик, в своё время  покинул  Минск ради более перспективной  работы  в Москве, но  их отношения с  Валентиной прерваны  не были,  лишь перешли  из реальной  плоскости  в виртуальную. Через несколько  лет и  московская атмосфера  стала душной  для молодого дарования,   и очень кстати оказалось приглашение на работу в  один  из  европейских  исследовательских центров. К  этому времени  научная  деятельность Макса  позволила ему  обзавестись   крохотной однокомнатной   неприватизированной  квартирой в  одном из  спальных районов Москвы. Не желая  оставлять  государству эту квартиру,  добытую не только  потом  и кровью,  но и рядом комбинаций,  Макс решил облагодетельствовать свою  старинную подругу. Валентина  была срочно  вызвана в Москву, виртуальные отношения посредством  ЗАГСа были  преобразованы  в официальные.  Через некоторое время Макс эмигрировал, а Валентина осталась  осваивать   московское пространство и  к  тридцати годам   нашла  в нём свою  нишу. Они с Максом  всё  ещё были официально женаты,   и обстоятельство  это  никому  не мешало: Салей был занят своими  космическими программами где-то во Франции, а  Валентина  целиком принадлежала  журналистике под острым  криминальным соусом.
Получив сообщение об эксгумации могилы Волошина, Валентина  уже   с самого утра ходила  под дверью уголовного розыска,  ожидая, пока возможные источники информации начнут подтягиваться   к месту работы.
Вскоре  выяснилось, что о ночной акции никто  ничего не знает  или делает вид, что не знает. Валентина  решила  дождаться  Кузнецова, который  застрял где-то у начальства.  Увидев   в конце коридора его рослую фигуру, она пошла  на  него, как танк. Её работа, сложная и порой  рискованная, убедила Валентину   в том, что если ты  хочешь чего-то добиться, никогда  нельзя выпускать инициативу из собственных рук. Она не стеснялась  в средствах для  достижения цели, если,. конечно, они не противоречили её  нравственным устоям. Вначале, - считала Валентина, - следует огорошить противника каким-нибудь неожиданным поступком или вопросом, а  потом, пользуясь его замешательством, реализовывать свои цели. Такого рода акции Валентина всегда  тщательно продумывала и очень редко проводила спонтанно. Вот и сейчас она начала с вопроса, что называется, в  лоб.
- Убедились ли вы, Кирилл, в  своих предположениях или подозрениях? Подтвердили ли их   результаты  эксгумации?
Услышав  этот вопрос, Кирилл стал, как вкопанный,  и на лице его отразился  бурный  поток  мыслей приблизительно такого содержания: «И какая  же это сука растрепала всё  этой прощелыге? Неужели кто-то из начальства  не устоял перед возможностью засветиться  в прессе? И  что ей  известно о  моих подозрениях? И что она вообще  знает о деле Волошина?» Если бы Кузнецов знал, что Разуваевой вообще ничего не известно,  он бы отодвинул её  с  дороги, как предмет мебели. Но умело поставленный вопрос заставил его ответить уклончиво, что,  дескать,  результаты  экспертизы ещё  не готовы.
Валентина оценила это, как первую победу. Она  готовилась к такому повороту событий и  выдала следующую домашнюю заготовку.
- Какой яд вы рассчитываете найти  в останках Волошина, Кирилл?
Это был рискованный,  но хорошо просчитанный  ход. С чего бы  это милиции производить эксгумацию, если они не рассчитывают найти что-нибудь из ряда  вон выходящее. А так как всякого рода возможные причины  гибели Волошина: ранения – пулевые, ножевые, какие- там ещё? – были отработаны экспертами ещё  до похорон,  то, естественно, остаётся  только яд. Валентина помнила  эту криминальную историю с Волошиным и его друзьями, но она  тогда  сочла  это бытовой  разборкой между  приятелями и не вникала  глубоко  в  ход расследования. И сейчас  корила себя  за  это.
- Всё   в результатах экспертизы!
Кирилл обошёл её  и шагнул в кабинет. А Валентина, как удав, осталась переваривать полученную информацию и готовить следующую ловушку  для следователя.

                * *  *      

Назавтра майор Кузнецов поехал  в  гостиницу «Москва». У  него не было чёткого плана  действий, что с ним  случалось чрезвычайно редко, но была вполне определённая  цель: узнать от сотрудников  гостиницы всё, что им известно о Хелен Морт,  и не засветить при этом интереса   к её  особе  со стороны  правоохранительных органов. И  хотя Хелен давно покинула Москву, Кирилл сделал  вид, что ему  об этом  ничего неизвестно. С нарочитой  небрежностью преуспевающего Дон Жуана он подошёл к стойке  администратора и заявил, что ему  срочно надо увидеть Хелен Морт. Администратор отнёсся  к этому совершенно равнодушно и заявил, что данная дама давно уехала,  и поэтому желание Кирилла несовместимо с  реальностью.
Кирилл позволил  себе  не поверить администратору и с  напористостью обманутого любовника показал тому  всю степень своего недоверия.
- Она  здесь, я  точно это знаю, у  нас  назначена встреча  на сегодняшний день.
- К сожалению, ничем не могу помочь. Вы  опоздали всего лишь на  месяц, – администратор не скрывал издёвки. -  Госпожа  Морт на  этот раз была  у нас недолго, я   сам  заказывал ей  билет  до Нью-Йорка.
- Вы  хотите  сказать, что она у вас  уже  не в  первый  раз?
- Мы  не даём информации о своих клиентах без их ведома. – Администратор опустил на своё  лицо корпоративный  шлем, и Кирилл понял, что сейчас  он ничего не добьётся, визит надо обязательно повторить,  но уже  с  другими полномочиями.
Уже на выходе он вдруг резко развернулся и быстро  поднялся  наверх. Он помнил, где  находился номер, который  занимала Хелен,  и поднялся  на  тот этаж, надеясь встретить горничную. Та как будто почувствовала необходимость этой  встречи и со  своей  тележкой,  нагруженной бельём  и моющими средствами, выкатилась навстречу Кириллу.
С самой  обаятельной улыбкой, на  которую он  был  способен. Кирилл обратился  к ней.
- Я друг Хелен  Морт. Она позвонила  сегодня и просила узнать,  не нашли ли вы  здесь её  записную книжку. Там  нужные ей  адреса и  телефоны,  и она без неё, как  без рук.
- Вы  знаете, я  не была здесь, когда  она уезжала, вы спросите   у администратора. Всё, что мы  находим после наших гостей, мы  отдаём в камеру  хранения.
- Я уже  был там. Администратор ничего не знает. Я думаю, что, возможно,  такой  мелочи, как записная книжка, никто не придал значения. В  прошлый  раз она  тоже  забыла что-то, но ей  никто ничего не вернул.
- Потому что в прошлый  раз  она  была под другой фамилией. Возмож-
но, поэтому  и не вернули.
Кирилл не смог скрыть своего удивления и волнения.
- Как под другой  фамилией? Вы  ничего не путаете?
- Да,  в прошлый  раз она была  здесь под фамилией Морган, а  ещё  раньше – под фамилией Робертсон. Дамочка меняет  как перчатки не то паспорта,  не то мужей, - горничная выразительно  посмотрела  на Кирилла.
Это было сногсшибательное  известие. При всём том, что Кузнецов  втайне гордился своей  интуицией, такого  поворота  он не предполагал даже  в самых смелых фантазиях. Впереди было море работы, к которой придётся  привлечь много народа. И Кирилл отправился  в  отдел, чтобы   разработать операцию «Отель», как  он её  сразу  же  окрестил.
                * * *
Назавтра тихий гостиничный  мир был нарушен целой  бригадой  следователей. Допросы, очные ставки, проверки документации, сверки гостиничных счетов, перетряхивание архивов прокатились по гостинице снежной  лавиной. В  ходе проверки выяснялись  всё  новые подробности. Да,  действительно, Хелен  Морт, она же Элен Морган, она  же  Элен  Робертсон приезжала   в Москву  минимум  два  раза  в год,  и всегда  останавливалась в  одном  и том  же  номере  с видом на Большой  театр. Для того, чтобы  занять именно этот номер,  она не жалела  достаточно больших сумм  на его бронирование. Это давало основания персоналу  гостиницы  считать её очень богатой  женщиной и поэтому очень желанной  гостьей. Поселясь  в  гостинице, Хелен вела довольно замкнутый образ жизни. Она  была  заядлой  театралкой и посещала все премьеры Большого. Вечера  проводила в  ресторане или в  баре, мужчин возле  неё  не замечали.
- Хотя, однажды, - вспомнила  дежурная  по этажу, - она приехала  из  Америки не одна,  а с каким-то мужчиной  латиноамериканской  внешности по имени Диего Лопес. Я   запомнила, потому что это фамилия  моей  любимой  певицы. Поселились они в  разных номерах,  и почти не общались. Потом он куда-то уехал, но номер оставил за  собой,  а когда вновь появился   в  гостинице,  то оказался   с перевязанным бинтами  лицом и почти сразу  улетел  в Америку. А Хелен оставалась ещё  несколько дней.
- А  почему  вы  решили, что они приехали вместе? Может быть, просто  попутчик? Знаете, как  это бывает, сидели вместе в самолёте, он впервые в Москве,  она предлагает ему  помощь…
- Нет-нет! – подключился   к беседе  администратор. – Я вспомнил этот случай: броня на  два  номера была  заказана Хелен Морт и по счёту платила  тоже  она.
Услышав  это, Кузнецов  уже  не мог сидеть на месте.
- Постарайтесь вспомнить, когда  это было. Год, месяц… И найдите  подтверждающие документы: заказ на  броню, счета…
Отправив  одного из сотрудников разрабатывать эту  зацепку. Кирилл подумал, что всё-таки очень не правы  те  люди, которые пренебрежительно относятся ко всякого рода  документам и документикам, даже самым  незначительным. Сейчас очень многое зависело от того, насколько хорошо организовано ведение  и хранение документации  в гостинице. Ведь жизнь непредсказуема во всех её проявлениях, и, может статься  так, что маленький,  небрежно выписанный какой-нибудь телефонной  барышней заказ на  броню или оплаченный  счёт за  проживание   в отеле, может вывести Кирилла на  широкую дорогу, ведущую прямиком  к концу  расследования.
Подумав секунду-другую,  он обратился к  горничным.
- А вы  не могли бы  описать этого человека, чтобы  мы составили фоторобот?
- Конечно, - засмеялась одна из  горничных, - только приехал он к  нам   с одним лицом, а   уехал  с  другим, а каким – мы  и не знаем. Оно ведь всё   в бинтах было.
Кирилл резко обернулся  к говорившей. В словах горничной  он услышал совсем не то, что она имела в  виду.
- Другое  лицо! Кто-то приезжал в Москву, чтобы  уехать с  другим лицом! И к  этому весьма  подозрительному  делу имела прямое  или  косвенное  отношение Хелен  Морт. Кто бы  это мог быть? Зачем ему  понадобилось менять лицо? Ну, это предположим, понятно. А  где  он это сделал7 И у  кого?

                * * *

Назавтра Кирилл  с утра уселся за  телефон: среди многочисленных своих знакомых и знакомых своих знакомых ему  нужно было найти человека, способного дать полную и объективную информацию, как и при каких обстоятельствах можно прилететь в Москву с  одним лицом, а улететь с другим.
Уже  к  обеду Кирилл имел фамилии и адреса нескольких частнопрактикующих  хирургов-косметологов, способных в короткий срок изменить человека  до неузнаваемости. Но как  определить, какой  именно клиент интересует Кирилла, как  опознать его,  если ни первого,  ни второго его лица он не видел. Ну, предположим,  он знал фамилию, под которой  тот останавливался в  гостинице,  но нет никакой уверенности, что доктору  он сказал свою настоящую фамилию, а может, услуга  вообще  была  оказана   на условиях анонимности.
Делать нечего, предстоял долгий  рейд по косметологам. Уже при посещении первого из них  выяснилось, что у всех хирургов-косметологов есть одна  маленькая  профессиональная  особенность:  они коллекционировали фотографии своих клиентов  до  и после операции, причём, даже анонимных. «Это уже что-то, - подумал Кирилл, в крайнем  случае, возьму все  фотографии и устрою в гостинице коллективный просмотр».
Пятый врач, услышав фамилию Лопес,  оживился  и закивал головой.
- Мой пациент! Очень удачная работа. Пришёл ко мне пастухом, а  ушёл настоящим мачо.
- А у вас, случайно,  не сохранилось  фотографии?
- Молодой человек, вы  меня  обижаете. Это непременное  условие моей  работы. А фотография этого красавца – это ещё  и свидетельство  моего успеха. Я ведь лекции студентам читаю,  и фотографии эти  для меня  - наглядный материал.
И принёс  фотографии пациента – до и после операции. Не помня себя  от радости, Кирилл помчался в  гостиницу, почти уверенный в успехе. Горничные подтвердили:  да, действительно, на первой  фотографии господин Лопес, их американский  гость, а  человека на второй   фотографии они не знают. Операция полностью изменила внешность американца.  И делал он её  неспроста.
Запыхавшись,  в самом конце  рабочего дня Кирилл влетел  в кабинет полковника Есаулова и с порога выпалил:
- Товарищ полковник! Мне опять надо запрос  в Интерпол отослать.
- Может, ты  туда вообще переселишься, Кузнецов? Ну, что на  сей  раз?
- Я узнал, что Хелен  Морт чуть больше  года назад привозила в Москву человека явно для  того, чтобы  сделать ему здесь пластическую операцию. Я нашёл фотографии этого человека до и после  операции. И  работники гостиницы опознали его  как Диего Лопеса, американского друга Хелен Морт. И сейчас  я  хочу узнать, что на  этого Лопеса есть  в американской полиции. Не может быть, чтобы   у такого красавца (Кирилл продемонстрировал начальнику  оба фото) у  них ничего не было.
Полковник   с интересом  посмотрел на фотографии.
- Хорош, ничего не скажешь. Женщины, наверное, штабелями под него ложатся.
- Если честно, меня интересуют другие  его подвиги.
Ответ на  этот вопрос  мог дать  только Интерпол. И Есаулов дал добро. Подготовив запрос и отослав  факс, Кирилл стал с  нетерпением ждать результата.

                * * *

Тем временем Валентина Разуваева,  не приближаясь даже на метр к Кузнецову, как пчёлка, перелетая с цветка на цветок, собирает драгоценный  нектар, методом постоянного общения с работниками милиции и прокуратуры по крохам  собирала  информацию. Она  уже  знала, что  Волошина травили, но потом почему-то передумали и зарезали; знала о двойных похоронах его друзей,  знала, что именно их Кузнецов подозревает  в убийстве Андрея Волошина. Был соблазн толкнуть в газету  этот материал с  большими вопросительными знаками в конце,  но это было не в манере Разуваевой. Она  любила  освещать события  как бы  изнутри, с подробностями, психологическим анализом. И потом, следствие ещё  не окончено,  неосторожной публикацией можно ему помешать,  навредив  тем самым  своей  газете. Подробностей никто, кроме   Кузнецова и его более высокого руководства,  не знал, а к  руководству  у Разуваевой  подходов  не было. Те  хорошо знали, что чем меньше журналисты знают об их работе, тем  лучше. Поэтому  журналистов  дальше приёмных не пускали,  и секретари, в  буквальном  и переносном  смыслах, грудью стояли, защищая покой своих начальников. А те,  насмотревшись американских боевиков, научились на все вопросы  отвечать: «Без комментариев»,  при этом   у всех их было совершенно одинаковое выражение  лиц, как в  известной  частушке: «Выражает то лицо, чем  садятся  на крыльцо». Поэтому Валентина  решила стать незаметной и «села  на  хвост» Кузнецову. Так  она,  этап  за этапом, проследила  все его маршруты – гостиница, косметологи,  опять гостиница… Маленькие  взятки горничным  дали ей возможность узнать, что интересовало  Кузнецова в  гостинице; к косметологам она  даже  не совалась, ей  уже  приходилось сталкиваться  с их корпоративностью и  врачебной  тайной, а   с мелкой  взяткой   к  ним  не подойдёшь. И Валентина пошла  на все  тяжкие, дав волю своей    безудержной  фантазии. Набегавшись за  день за Кузнецовым, поздно вечером она  завалилась, как подкошенная  на  свой продавленный  диван и думала, думала: сопоставляла  известные ей факты, анализировала возможную подоплёку вопросов, которые Кирилл задавал горничным в  гостинице,  и тех ответов, которые получал. Получалось, что Кузнецова явно интересовала  жена Андрея Волошина американка Морт. Зная уже, что Волошина пытались отравить, но почему-то зарезали, можно было сделать вывод, что причину  его смерти следовало искать в Америке. Так  как такой возможности у Валентины  не было, она стала  думать дальше. Смерть Волошина  была кому-то очень нужна, так  нужна, что дожидаться его «естественной» кончины не захотели, а  решили максимально ускорить процесс. Так  эффективно влиять на  судьбы  людей могли только большие  деньги, а  может быть и очень большие. Большие деньги в Америке, - думала  Валентина, - это наследство, казино, лотерея с  джек-потом,  страховка или криминал – наркотики и пр.  Наследство, естественно, отпадает, какое, к чёрту, наследство у  российского водилы. Казино и лотерея, скорее всего, тоже. Криминал пока исключим. Значит, наиболее вероятный вариант – это страховка. Сколько таких примеров приводится   в американской литературе. Если Кирилл подозревает Морт в  том,  что это она заказала  Волошина, то страховка могла  быть одной  из причин.
Да-а, мадам Морт, попала ты  на кузнецовский крючок, а   у  этого мента хватка щучья, - злорадно думала Валентина, - сорваться вряд ли удастся. Госпожу  Морт Валентина видела   у оперативников, когда  та  собирала документы  о гибели  Андрея Волошина, и она активно её  не понравилась, как не понравилась бы  боевой  лошади тонконогая  газель. Она  видела,  как среагировали на Хелен оперативники, какие  чудеса галантности проявляли, стремясь хоть на минуту задержать на себе  её внимание. Перед Валентиной они никогда  так  не вытанцовывали,  да  она и не позволила  бы  им  такого кобеляжа  по отношению к себе,  даже если бы кто и вздумал. Идеальный  образец самки, -  подумала  она тогда, - ишь,  как самцы  активизировались. Теперь, когда  над головой Хелен  Кузнецов  повесил топор подозрения в  совершении ряда  убийств, Валентина  дала волю своему  злорадству. Ах,  госпожа  Морт,  не хотите  ли сигаретку? Прикурите, госпожа Морт! А что в  ней  особенного? Маникюр, педикюр, массаж, мэйкап, сауна и психоаналитик. Хотя нет, пожалуй, психоаналитик – это чересчур, к  психоаналитику  с  этим не пойдёшь. «Ах,  господин психоаналитик, я убила  своего мужа, возможно и не одного. Помогите  мне восстановить душевное  равновесие».  Валентина  представила себе  эту картину,  и  улыбнулась своим фантазиям. Да, душевное  равновесие Хелен  Морт приётся  восстанавливать себе самой, да и есть ли у  неё  душа? Живи по людским законам, и не нужны  тебе  никакие  психоаналитики. Мы  же  вот обходимся как-то. Валентина  представила  на приёме у  психоаналитика себя,  потом Кузнецова и Славу Костина и от души повеселилась. А потом задумалась: а почему, собственно,  нам психоаналитики не нужны, а  на  западе  без них серьёзных дел не начинают, как без астрологов? Валентина  знала, что даже  очень богатые  русские не спешат нести свои деньги психоаналитикам,  и эти услуги на   нашем рынке  оказались не очень востребованными, разве что  уставшие  от безделья  богатые дамочки  ходят к  ним не столько для лечения, сколько для  развлечения. «Тебе  нужен психоаналитик? – задала  сама  себе вопрос Валентина. И сама ответила: «Зачем мне психоаналитик, если каждое утро я  захожу   к себе  в кабинет,  и вот тебе –сидят пять бесплатных психоаналитиков, которые тебя выслушают, утешат,  вытрут слёзы и сопли, дадут бесплатный совет, ещё  и деньгами помогут при необходимости». При таком  раскладе  на фиг психоаналитик?! А  на  Западе  люди очень обособлены. Разобщены,  одиноки, гонка  за  рейтингом заставляет их замыкаться  в себе, скрывать от окружающих свои проблемы, свои несчастья. И когда всё  это начинает распирать их изнутри,  они идут к  психологам, которые за  большие деньги  позволят окунуть себя   в чужие  помои.
Посочувствовав западным психоаналитикам, порадовавшись тому, что у  неё  всё  же  есть друзья-приятели, всегда  готовые придти на помощь, Валентина  с чувством исполненного долга отправилась спать. Завтрашний  день должен быть интересней  прошедшего, - подумала  она, – но для  того, чтобы  это было именно так, необходимо  тщательно продумать, чем она  завтра  будет заниматься. Валентина  любила  эти вечерние часы, когда  устав  от дневных хлопот,  она   с трудом  доносила голову  до подушки. Вытянув  гудящие от  усталости  ноги и сбросив  с себя дневное напряжение,  она могла отдаться  мыслям, проанализировать происшедшие события,  наметить план  предстоящих действий.
Вот и сейчас она попыталась наметить последовательность своих завтрашних действий. Ясно, что Кузнецов  завтра  продолжит свою, ставшую уже  генеральной, линию Хелен Морт, и, скорей  всего, основной удар вновь придётся  по гостинице – нигде  больше  не сможет он получить максимум информации о вдовушке. Поэтому   в гостиницу  ей  завтра  лучше  не соваться,  она  это и потом успеет сделать. Для себя   Валентина оставила  не менее важный  источник  информации как  о Хелен,  так  и  об  Андрее Волошине – его родных.  Валентина  уже  хорошо изучила  Кузнецова и знала, что он на  дух не терпел женских слёз; знала также, что пока Кирилл общался  только с  сестрой Волошина, а  мать его, тяжело заболевшую после потери сына, не трогал вовсе. А вот Валентина не была  столь щепетильна и решила  завтра  же  посетить дом Волошиных.
Но вначале… вначале  необходимо было внести смятение в  ряды «противника». Пусть Кузнецов знает, что Валентина  не лыком шита и умеет думать не хуже  некоторых гонористых  ментов.

                * * *

Утро для майора Кузнецова было не самым  приятным временем суток. Он любил долго спать и не любил бриться, но всю сознательную     жизнь ему приходилось рано вставать и начинать день с  бритья. Щетина  росла, как ему иногда  казалось, прямо на  глазах. Кожа  лица  относилась  к   процедуре  бритья крайне отрицательно, покрывалась выпуклыми красными пятнами и зудела  почти до обеда. Не помогали ни кремы, ни народные средства, которыми его охотно пичкали сочувствующие.
Уставший  за  два  последних дня, как собака, майор  критически осмотрел себя  в  зеркале и остался очень недоволен. Наверное, именно  поэтому  он и смотрелся в  зеркало только во время  бритья. Опять весь красный, как свежесваренный рак. Он заглянул в  холодильник  и хмыкнул,  огорчённый увиденным.
- А чего ты  хотел? – спросил он сам себя. – Скажи  спасибо, что хоть это сохранилось.  «Это» было позавчерашними отварными макаронами, про которые он забыл  вчера,  заменив ужин телевизором, пивом   с воблой  и солёными орешками. Кирилл бросил макароны  на сковороду, небрежно потыкал их ножом. Затем выпустил  туда  же  содержимое  двух яиц.  Потом подумал и добавил засохший  неизвестно с каких времён  ломтик  сыра, сиротливо лежащий  прямо на полке  холодильника. Через пять минут завтрак был готов, а  ещё   через пять -  с аппетитом  съеден. Время  поджимало, и Кирилл помчался  на  работу. И, - на  тебе, - прямо  у  подъезда своего дома,  на  скамейке  увидел Валентину Разуваеву, развлекающую соседского рыжего кота по кличке Чубайс. Тот,  преисполненный важности от оказанного ему внимания, лежал на спине, подняв вверх все  четыре лапы,  и оглушительно мурлыкал,  барственно позволяя Валентине  поглаживать себя  по животу. А Валентина  думала над странным российским синдромом: все  рыжие коты в России обязательно носили имя Чубайс, а если вдруг рыжего кота  звали как-то иначе, то это  обстоятельство вызывало всеобщее  недоумение.
Появление Кирилла  испортило коту весь кайф. Валентина вскочила со скамейки и загородила  и без того узкую дорожку у  подъезда, а  кот с недовольным мяуканьем  нырнул в ближайшие кусты,  окинув  на прощание  Кирилла злым взглядом янтарных глаз.
- Здравствуйте, Кирилл! Скажите, вы  тоже  считаете, что Хелен Морт
 убила своего мужа ради получения страховки?
Если бы  Разуваева ударила майора бейсбольной  битой  по голове,  результат не был бы  столь ошеломляющим. Кузнецов  будто наткнулся грудью на  невидимое препятствие, его резко повело в  сторону.
- Как же могло так  быть, - думал он, - что такая простая мысль пришла в  голову  не  ему, опытному  сыскарю, а  этой  девчонке, которая уже  достала  его своей  наглостью, своим постоянным вмешательством в  ход следствия. А с другой стороны, - немного успокоившись, подумал Кирилл, - эта  идея и не  могла прийти в  голову  ему, российскому, а   скорее  всё  ещё  советскому  менту, находящемуся  в плену  своих стереотипов, складывавшихся годами. Да,  страховка – это, конечно, мотив  для убийства, но мотив  скорее американский, европейский, наконец, но не российский. Здесь нужна  другая ментальность. А вот Валентина – девочка умная, книжки  читает, а, может,  и пишет. Поэтому  эту  идею и просекла  она, а  не  Кирилл. А ведь если принять за  основу, что мотивом  зверского убийства  была  действительно страховка, то тогда  понятно и то, что парня  убили именно  в России, а  не в  Америке: сложно детективам страхового агентства расследовать  обстоятельства смерти, происшедшей далеко за  океаном. И ещё  более  понятна  та  дотошность Хелен  Морт, с которой  она  выверяла каждую букву  в   документе, удостоверяющем смерть  Волошина. Ай, да Валентина, ай, да молодчина!  Кузнецов поймал себя  на  мысли, что  он впервые  с  тёплым  чувством  подумал о  журналистке и впервые пожалел о том,  что ему некогда было читать те  книги, которые, по его мнению, читала она. Тем  не менее, усилием  воли он не показал  своих истинных чувств и,  надменно глядя на девушку сверху  вниз,  ответил: «Этот вариант  изучается».  С тем и ушёл. А   Валентина, довольная собой, так  и не поняла,  что только что   дала  суровому  оперу серьёзную информацию к  размышлению, а  может и новую версию расследования.
Сразу по прибытию на работу Кирилл уже  знал, что ему делать. Через два  часа на стол канцелярии легла очередная  бумага для Интерпола. На сей  раз Кирилл  просил сообщить, нет ли чего в  базе  данных Интерпола на  граждан Америки Хелен Морт, Элен Морган, Элен Робертсон и Диего Лопес, и не значатся  ли эти фамилии в делах страховых кампаний в  связи с выплатой крупных страховых сумм. Затем он приготовился  ждать с   терпеливостью  курицы, высиживающей своих цыплят.

                * *  *               

              Сделав Кузнецову царский  подарок в  виде  новой следственной версии, Валентина  решила  посетить мать Волошина. Она  знала, что женщина  тяжело больна. Смерть мужа,  а  затем  и сына нанесли ей  тяжёлую психическую травму. Первые признаки душевной  болезни Анны  Петровны появились после  трагической  гибели  Александра Петровича Волошина. Она перестала контактировать с  людьми, с которыми долгие  годы  поддерживала самые тесные отношения, замкнулась в  себе, большую часть времени проводила  на кладбище, рассказывала  всем, желающим слушать, о  своих виртуальных беседах с мужем. Но продолжала  держать на себе  дом, вести хозяйство. Гибель Андрея  погрузила Анну  Петровну   в состояние полной  прострации,  из которого она, правда, периодически  выходила. Но слушать без дрожи то,  о чём  она  говорила в  эти редкие  моменты,  никто не мог. Соседи Волошиных в беседе с Валентиной высказывали самые разнообразные версии. Одни считали,  что  Петровна  окончательно тронулась,  другие – что периодически разум возвращается   к ней. Но были и такие, которые утверждали, что  Петровна нормальнее всех, вместе взятых,  но её  представление  о мире, в котором  она  живёт, искажено.  Они считали, что она видит многое из того, что недоступно человеку   с нормальной  психикой;  и  что доктора, поставившие  Волошиной  безнадёжный  диагноз, пусть бы разобрались сначала  в  дебрях собственной   души,  не говоря уже  о психике  много страдавшего человека.  Доходило до того, что некоторые люди склонны были воспринимать некоторые  высказывания Петровны, как ясновидение, тем  более, что она постоянно читала  Библию, и, как  ни странно, всегда  к месту.
Вот этой  женщине Валентина и решила нанести  визит.  Она  не знала, что он ей  даст, но решила использовать любую возможность, чтобы собрать максимально полную информацию для  готовящейся  ею публикации. Она  забежала  в магазин, купила  экзотических фруктов и пошла по известному  её  адресу.
Дверь открыла сама Анна  Петровна  (Мария, видимо, ещё не пришла   с работы),  и с порога недоумённо,  и даже испуганно, посмотрела на  незваную гостью.  Валентина  замялась вначале, но сразу же  бойко начала разговор.
- Здравствуйте, Анна Петровна! Я – знакомая вашей  дочери. – Валентина  сказала  это с чистой  совестью: она действительно недавно познакомилась с  Марией Волошиной и имела  с  ней  продолжительную беседу. – Я  хотела поговорить с вами о вашем сыне  Андрее.
Анна Петровна подняла  глаза, и  Валентина  вздрогнула: таким пристальным и острым был её  взгляд.
- Андрюша далеко, - сказала  Анна Петровна, - он не хочет ни с кем раз-
говаривать. А что вы  хотите узнать о нём? Может, он мне скажет? Мы  ведь очень часто с  ним беседуем. Слава Богу, сейчас нам  уже никто не мешает.
- Я знаю, Анна Петровна. Андрей ведь рассказывает вам о Хелен, своей  жене. Что вы  о ней  знаете? – Валентина решила разговаривать с матерью Андрея  на предложенных той  условиях.
Анна  Петровна внимательно вглядывалась в  лицо Валентины. Было  ясно видно, что  внутри её идёт работа мысли,  но идёт медленно, с  трудом. Так работает тяжёлый  мельничный  жернов: глазу его движение  ещё  незаметно,  а  из-под него уже  течёт тонкая  струйка  белой  муки.
- Чёрная вдова, - неожиданно  выговорила Анна  Петровна с  нескрываемой  ненавистью. – Она  обманом вошла  в мой дом и украла у меня сына,  дьяволица. Я ведь не пускала Андрея  в Америку. Но он не  послушал меня  тогда.  Сейчас он жалеет,  он не раз мне  об этом  говорил. – Женщина вдруг пристально взглянула  на  Валентину. – Или вы  тоже  считаете, что Андрей  умер?
- Нет,  Анна Петровна, что вы? – где-то  Валентина  читала, что  людям, находящимся в таком  душевном  состоянии,  ни в  коем случае  нельзя перечить.
- Может для  кого он и умер, - всё так  же  упорно не сводя с Валентины    взгляда,  но совершенно спокойно, сказала Анна  Петровна. – но  для меня он жив. Вчера  он сказал мне, что   Гошка  Алтуфьев его ножом  ударил два  раза. Это правда?
- Так считает  следователь. А что вы  про это думаете, Анна Петровна?
Волошина глубоко вздохнула и  полузакрыла  глаза, как бы припоминая что-то.
- Спросил Господь Каина: где  брат твой, Авель? И  ответил Господу Каин:  не знаю, я  не  сторож брату своему. А почему  Каин убил  Авеля,  знаешь, дочка?
Вопрос прозвучал неожиданно, и  Валентина невольно вздрогнула.
- Из зависти, - почему-то робея, сказала  она, - так  в Библии сказано.
- Нет,  доченька, завидуют многие,  но не все  убивают. Печать на нём была. – Глаза  женщины прожигали Валентину  насквозь.
-    Какая печать, Анна  Петровна?
- Каинова. Каинова  печать. Она  на  Гошке  с  детства стояла. Дети – они
 ведь  существа  чистые,  безгрешные. Они видят то, что нам, грешникам,  видеть не дано. И дети эту печать видели. И колотили Гошку все, кому  не лень. А Андрей  мой всё его жалел, защищал,  хотя  печать тоже  видел. Жалостливый  он очень, дурачок.
Валентина слушала Анну  Петровну, чувствуя нарастающий холодок между лопаток. С  ней всегда  было так, когда  в  голове рождалась новая  идея. Она уже  поняла, о  чём  она  будет писать. Да, тысячу раз права Анна Петровна. Действительно,  Каинова  печать! Ведь Бог тоже  видел эту  печать, вернее,  сам  её  поставил. Он ведь предупреждал Каина  ещё  до того,  как тот совершил братоубийство: «Если не делаешь доброго,  то у  дверей  грех лежит; он влечёт тебя   к себе,  но ты  господствуй  над ним».  Для Бога, естественно, не было  секретом, как поступит  Каин,  но он  счёл нужным  ещё раз предупредить его об ответственности. Каин не внял  Богу. Господи, как же  всё,  что произошло с Андреем Волошиным, органично вписывается в  древнюю еврейскую легенду. Человечество не изменилось за  тысячи лет: всё  те  же страсти, всё  те же преступления. Алчность, стяжательство, зависть, пренебрежение наработанными  человечеством нравственными ориентирами – и рождается  новый   сюжет для  новой  Библии. Гоша Алтуфьев – новый Каин? Но ведь это очевидно: он не был способен  творить Добро,  и он  убил друга, почти брата, позволив  греху победить себя. А Хелен? Кто она  в  этой  трагедии? Если хорошенько покопаться   в истории человеческой,  то и Хелен можно найти прототипа: Иезавель,  Иродиада, кто там ещё?
Валентина готова  была расцеловать несчастную женщину. Но та уже ушла  в себя,  ни то молитву читала, ни то  говорила что-то нараспев из Библии. Валентина выложила на стол  свой  гостинец и тихонько вышла. Она  знала уже, о  чём  будет её  новая статья.

                * * *

Оставшись вдовой после смерти Робертсона, Элен (Хелен она  стала много позже) понимала, что страховки ей  хватит ненадолго, язык  она  знала  плохо, танцевать могла только в стриптизе, так как  за  год счастливого супружества она потеряла профессиональные навыки,  необходимые даже  для кордебалета; наконец,  она  слегка поправилась. Короче, для  балета она  была потеряна  навсегда, а  для стриптиза ещё не созрела. Стоять же  где-нибудь  у стойки бара или бегать про залу с подносом  на  вытянутой  руке она считала  ниже своего достоинства. Оставался один  достойный выход – новое  замужество. Она просчитала свои возможности, почистила пёрышки и  выбрала  место охоты – модный  и достаточно дорогой  ресторан. Изысканно одетая, в строгом  чёрном  наряде, в  котором она  была  необыкновенно хороша, каждый вечер она приходила и садилась за  один и тот же  столик, который вроде  бы  и находился  в тени,  но с этого места   хорошо были видны не только входящие посетители, но и почти всё  пространство зала. В кавалерах, желающих познакомиться с прекрасной  незнакомкой, недостатка не было, но Элен была со  всеми ровна  и холодна. Вскоре постоянные посетители знали её драматическую судьбу и шёпотом рассказывали о ней  друг другу. Подходящего клиента  не было  долго. Однажды   в сети Элен попала  достаточно крупная  рыба: богатый шестидесятилетний владелец табачных и сахарных плантаций на  Юге Америки. Он распускал перед ней  хвост, как глухарь на  току. Из своих хорошо оплачиваемых источников Элен узнала, что потенциальный  жених очень богат,  но имеет четырёх детей, которые, в  свою очередь, имеют большие виды  на папочкино наследство. Кандидатура плантатора   с повестки дня была  снята сразу. Затем также  решительно были отвергнуты кандидатуры  владельца  завода   в Детройте (завод слишком мал), крупного конезавода   в Техасе (пастух), госчиновника (нет основного капитала), и ещё  человек пять. Причём, все  эти отторжения  происходили под флёром не  умирающей  любви  к Джеймсу, что только укрепляло  романтический образ печальной  вдовы.
Наконец, когда страховка подходила   к концу, и Элен уже  начала  экономить на  гардеробе, в  ресторан, в   сопровождении компании местных завсегдатаев зашёл богатый предприниматель с Запада, не  молодой,  но молодящийся мужчина, представительный  и элегантный. Дорогие  аксессуары говорили о большом состоянии. Он сразу  обратил внимание  на одиноко сидящую молодую даму   с печальным взглядом карих, почти чёрных глаз, а его окружение  доложило  ему положение  вдовы, не  пожалев  красок. Предпринимателя  звали Боб Морган, ему  было шестьдесят пять, жена его умерла, а   сын погиб в автомобильной  катастрофе. Это был шанс: надеяться  на  то, что в раскинутые ею сети попадётся мультимиллионер без жены, детей и родственников, у  Элен уже  не было ни  времени,  ни денег.Поэтому  она приняла  ухаживания  Боба – с  достоинством, внушающим уважение. Период ухаживания  был коротким: вскоре Боб сделал предложение  и подарил невесте обручальное кольцо с  приличным бриллиантом. Свадьба  была  скромной,  и Элен поселилась в  доме  мужа – двухэтажном  особняке в Окленде,  недалеко от Сан-Франциско.
Медовый  месяц запомнился  Элен надолго: Боб пытался наверстать то,  что он недополучил   от своих предыдущих женщин, и осточертел ей  на всю оставшуюся  жизнь. Более того,  он оказался  патологически скупым, считал каждую копейку, уволил половину  прислуги под предлогом  того, что он  слышал, будто русские  женщины сами  ведут хозяйство. Обручальное кольцо он отобрал сразу  после  свадьбы и положил в сейф,  заявив, что там  оно будет сохраннее. Элен не имела  и половины  той  свободы, которой  она  обладала  в  браке   с Джеймсом. Каждый вечер она  унизительно отчитывалась перед мужем  о  своих  расходах на  хозяйство. Будучи  в  браке   с  Бобом, она  донашивала  гардероб, приобретённый  на страховку  Джеймса.
Так как муж постоянно был в делах,  то от скуки Элен стала общаться  с соседками из близлежащих домов. Дамы  собирались регулярно то в кафе,  то у кого-нибудь дома за чашечкой кофе,  обсуждали жизнь известных кинозвёзд,  достоинства и недостатки своих мужей, будущее  своих детей и прочие житейские мелочи. Одна  из  соседок была  дочерью местного фармацевта,  она  знала  много историй  об отравлениях и почти профессионально обсуждала качества   всевозможных ядов,  их влияние  на  человеческий  организм. Однажды Элен услышала историю об отравительнице, которая спровадила  своего мужа   в могилу,  отравляя  его медленно, постепенно, а когда муж умер, то врачи поставили диагноз: рак  лёгкого.
- Этот яд, - трещала соседка, - действует губительно на  самый слабый  орган  в  организме,  и человек  умирает от  болезни, которая уничтожает его медленно и вроде  бы  естественно.
Поговорили и разошлись. Вечером Боб пришёл в плохом  настроении, и  всё  выместил на  Элен. Он вылил на  неё всю накопившуюся  за  день злость. Никто и никогда не разговаривал с  ней так, не оскорблял. И вот тут-то она  и вспомнила аптекаршу  и её  рассказ. Но жестокое  чувство обиды, жажда  мести не заслонили таких, свойственных Элен качеств, как  осторожность и расчёт.
Дождавшись следующей  встречи с соседками,  она исподволь,  осторожно заставила  дам возвратиться  к  тому  разговору  о ядах. Для  начала  она  пожаловалась, что в  доме  появились муравьи,  и попросила  совета, как  от них избавиться. Дамы  охотно стали делиться  опытом. Но выяснилось, что всё  это Элен уже  безрезультатно  апробировала. В поисках панацеи дамы стали перечислять все  известные им средства,  и разговор незаметно перешёл на яды  вообще.
Кто-то порекомендовал Элен воспользоваться весьма популярным одно время   средством борьбы   с грызунами,  осами и прочими вредными тварями.    Впоследствии  его запретили использовать  в быту ввиду сильной  токсичности, но у многих  ещё сохранились запасы  этого яда, и можно  попробовать найти его.
- Но я  здесь никого ещё  не знаю, – робко заметила Элен,  и ей  тут же  вызвались  помочь.
- Да смотри, чтобы  кот или собака  не нашли. А  то сначала  облысеют, а  потом  издохнут.
- Что, так  сразу и  издохнут?
- Да не  сразу, а  через некоторое время. Чем больше яда, тем скорее. А если понемногу,  то  долго будет  мучаться, но всё  равно издохнет. Да   я про этот яд недавно рассказывала.
Это была  очень ценная информация. Особо с учётом  того, что  Боб был лысым, как колено. Достать яд оказалось делом несложным, и  очень скоро вместе   с утренним  кофе и вечерним соком Боб, не зная того,  пил и яд. А Элен, со свойственным её паучьим терпением, стала ждать.

                * * *

Кирилл сидел у себя   в кабинете и сводил воедино всю имеющуюся  информацию об убийстве Волошина. У него уже  сложилась совершенно ясная  и чёткая картина совершенного преступления. Ему ясен был  мотив, не было никаких сомнений  и  в  личностях, как убийц, так  и  заказчицы преступления.  Не было только одного: радости по поводу  успешного завершения  дела. Кирилл  нутром  чуял, что и до успеха,  и до завершения  было ещё  очень далеко. Такого в его практике ещё  не было: надо было  сдавать дело  следователю, а сдавать,  по  сути,  было нечего. Косвенные улики, протоколы допросов  родственников и знакомых  жертвы и  убийц, работников  Аэрофлота и гостиницы, ведущих хирургов  от косметологии – и ни в  одном  из них нет  и намёка ни на  мотив, ни на  заказчика. Вещественных доказательств, кроме  пресловутых пряжек от ремней - нет, свидетелей – нет.  Но самое  главное – нет перспективы. То, что основная  подозреваемая находится  за  океаном, ещё  более  осложняет дело: неизвестно,  захочет ли американская  полиция принять версию расследования  своих российских коллег. Вот и получается, что до суда дело, скорее всего,  не дойдёт,  особенно, если учесть,  что исполнители  убийства  сами  мертвы.
Размышления  майора неожиданно были прерваны приходом Валентины Разуваевой. Кирилл улыбнулся  навстречу  девушке: ему  импонировали настойчивость и энергичность журналистки,  хотя  ещё  совсем недавно ничего, кроме  раздражения, Валентина у  него не  вызывала.
                * * *

Валентина  всегда  знала, что  внутри у  неё  живёт  два совершенно разных человека: один -  журналистка Валентина Разуваева, умная,  решительная, где-то наглая, где-то отважная, авантюристка  по жизни и  в поступках.  Ею  восхищались, её  ненавидели, её  боялись. Её  острые, полные сарказма и иронии статьи были всегда  востребованы  и прочитывались ещё  до того, как переставали пахнуть типографской краской, что называется, с пылу, с  жару. Кое-кто утверждал, что  не будь Валентина  корреспондентом пресловутых «Криминальных  новостей», то и самих новостей  не было бы. Но только  Валентина  знала, что рядом  с «акулой  пера»   мирно (или  не мирно?) уживалась её  вторая  сущность – милая,  нежная  девочка, робкая   и стеснительная Валя, Валюшенька, Люшенька, любимая  мамина  дочка, школьная  отличница, великая  книжница и синий чулок. Эти две  сущности давно поделили между собой сферы влияния в  жизни Валентины: когда речь шла о её  профессиональной  деятельности,  то на  первый план  выдвигалась Валентина   с акульей  хваткой, и за  профессиональную деятельность можно было быть совершенно спокойной. Но как только  речь заходила  о  личных интересах и устремлениях девушки,  решительная  и наглая Валентина уходила  в глубокое подполье, оставляя  Валюшу наедине  с превратностями судьбы, слабую и беззащитную. Так  и повелось: удачливая журналистка Валентина Разуваева была абсолютно не устроена в  личной  жизни, и что-нибудь изменить не могла, потому что совершенно не способна  была управлять двумя своими сущностями. Вот и сейчас: скандалистка Валентина с  независимым  видом вошла   в кабинет Кузнецова, с которым её   связывали чисто профессиональные интересы, пробурчала что-то вместо приветствия, села на стул, закинув  ногу  за ногу, и, прищурив глаза, приготовилась задать свой  очередной убойный вопрос,  на который  он никак  не может не ответить. А в  это же  самое время славная  девушка Валюша, скрывая синий-синий  взгляд под длинными ресницами, пыталась проникнуть  в  глубину души сурового опера, понимая,  что она никогда  не сможет задать ему свой самый  главный вопрос, а  эту нахалку, Валентину -  её  второе «я» – ничего, кроме  криминала,  не интересует.
Но вопрос задал сам Кузнецов.
- Ну что, Валентина Александровна, как успехи? Насколько мне известно, вы  занимаетесь параллельным расследованием убийства Волошина? Или  я   заблуждаюсь?
- О каком расследовании вы  ведёте речь, Кирилл Николаевич? Я всего лишь собираю материал для своей  будущей  публикации. И вы никогда  не догадаетесь, кто дал мне основную идею  моей будущей статьи.
- И кто же?
- Мать  Волошина.
- Вы  ходили  к  этой  женщине? Зачем? У неё  же  давно крыша  поехала.
- Вы  даже не  подозреваете, как вы   не правы, Кирилл Николаевич. Конечно же, её  психика сильно отличается  от того, что  мы привыкли считать нормой. Но, тем не  менее, её  рассуждения показались мне очень здравыми. Например,  она сравнила Гошу Алтуфьева с Каином. Разве  она  не права?
- Гм,  не могу  не согласиться.
- Она  действительно считает, что общается со  своими умершими мужчинами - мужем и  сыном. Но человеческая психика способна защищать себя именно таким образом: отсекая от себя трагические  события, начисто вычёркивая их  из памяти и заменяя  порой  чем-то ирреальным. Тому  масса примеров. Но что меня  потрясло больше всего:  она утверждает, что о том, что Андрея  зарезал Гоша,  она узнала от  самого Андрея.
- Ну,  здравствуйте, приехали!  Что ещё новенького вы  узнали? И не перешли ли  вы сами в  этот ирреальный  мир, Валентина Александровна?
- А  откуда  она  об этом узнала? Мария  оберегает её  от подобных новостей.
- О, господи! Соседки болтали,  а  она услышала  и трансформировала  по-своему.
- Может вы  и правы, Кирилл Николаевич! Но меня  её  рассуждения  потрясли, и именно они дали мне основную канву для  будущей  публикации.
- Я  очень надеюсь, Валентина Александровна, что  в своей статье вы  не отойдёте  от правды  жизни и будете  предельно реалистичны. Кстати, о чём вы  будете  писать, если не  секрет?
- О любви и дружбе, о подлости,   предательстве, преступлении, о Каине и  Авеле,  о Боге, наконец, как мере всего  сущего.
- Да, пожалуй,  только   о Боге и  можно смело писать в  данном  случае. Это единственное, что нельзя  будет оспорить по этому  делу. В голосе Кузнецова  прозвучала  такая  тоска, что Валентине стало его жаль.
- Что, всё  так  плохо, Кирилл Николаевич?
- Не буду я взваливать на вас свои проблемы, Валентина Александровна,
 у вас  и  своих  хватает.
- Кирилл Николаевич, вы простите  меня  за назойливость,  но раз уж у нас  зашёл разговор о Боге  -  как вы   к  нему  относитесь?
- К кому?
- К Богу, разумеется!
- Ох, Валентина Александровна, умеете вы  вопросы  задавать. Но, раз я сам последнее время  часто думаю об этом,  то попробую вам  ответить со всей  возможной  искренностью, хотя  не всё  мне самому ясно в  этом  вопросе. Большую часть своей  жизни  я  был атеистом. Не воинствующим, скорее, пассивным. Но сейчас  я  несколько по-  другому  смотрю на  это. Во-первых, с  годами  я  понял, что незнание  не  есть отрицание. А моё  отрицание  Бога строилось именно на  незнании. Во-вторых, моя работа делает  меня  очень уязвимым. Были такие  ситуации, когда   я понимал: «Всё, конец!» Но что-то происходило, где-то срабатывали какие-то рычажки и шестерёнки, и  я  оставался самым  чудесным образом целым и невредимым. Поневоле подумаешь: «Значит, ты ещё  нужен кому-то, коль остался жив, почти не имея  шансов».  Вот после  этого я и стал задумываться о Боге, как  об объективной реальности,   а  не   выдумке. А вы, Валентина Александровна? Откровенность за  откровенность.
- Знаете, Кирилл Николаевич, в детстве  я  обожала  слушать сказки. И  больше всего любила те  из них, где  добро побеждает зло, правда – кривду, любовь – ненависть. Наверное, именно эти  сказки и сформировали во мне   не самое  удобное  моё качество – постоянный поиск справедливости по жизни. Я знаю, что для  многих я  – кость в  горле, но я  ничего не могу с собой  поделать – это  сильнее меня. Мне самой  эта  моя  бескомпромиссность мешает жить. Но я  поняла также, что всё в мире  стремится именно к  этому – справедливости, добру,  любви, всеобщей  гармонии, наконец. Даже  самый  последний  негодяй хочет, чтоб его любили. И страдает без любви. Я совершенно не удивлюсь, если окажется, что ваша Мортиха …(ну ладно, ладно,  не ваша), начисто лишена  способности любить. Иначе  невозможно понять, откуда у  неё  это изуверство – убивать людей, любящих её. Совершенно очевидно,  что стремление  к добру, справедливости – это какой-то космический  закон, который   был дан людям свыше. Кем? Ответ напрашивается  один: Богом. Когда  я  это поняла, я  ощутила  некоторое беспокойство. Ведь все мы  росли и воспитывались  в советской  школе. Все эти церкви,  иконы, молитвы – не для меня.  Наверное, так  даже  легче: родилось  в  душе  противоречие, пошёл  в  храм, помолился, исповедовался   и -  свободен. Мои отношения   с Богом  сложнее. Мне приходится   искать выход к нему  напрямую. Но тем  ценнее  для меня  выбранное  решение. Для меня Бог – это космический  закон,  мироустройство,  данное  нам свыше. И если на  грешной  нашей  земле  так  мало порядка,  то не  Бог в  этом  виноват, а  мы – люди. Нам  дан выбор  - как у Ивана-царевича: прямо пойдёшь… направо… налево…Мы  по обычаю норовим налево. Где-то сбой   в программе,  наверное.
Валентина взяла в  руки  свою неизменную сумку-планшет и резко поднялась с табурета.
- Что-то я сегодня многоречива. Вы  на меня  не  в  обиде, Кирилл Николаевич?
- Боже упаси, Валентина Александровна. Я  очень благодарен вам за вашу откровенность. Вы во многом правы, наверное. Но мне  в  этом  направлении ещё  думать и думать. Я ведь только грубый мент без особых духовных изысков.
- Не кокетничайте, Кирилл Николаевич, вам  это не идёт. И  не стесняй-
тесь, рано или поздно Бога  начинают искать все. Даже самые закоренелые большевики, вроде Луначарского, и те  занимались богоискательством и богостроительством  и, в конце концов, заменили  бога Лениным. Причём, со  всей  неизменной атрибутикой – иконами-портретами, идолами- памятниками, гробницей-мавзолеем… Ладно,  до встречи!
-  Погодите, Валентина Александровна, -  Кирилл помялся, - мы, может, впервые   говорим  так  откровенно. Ответьте  мне  ещё  на  один  вопрос, который я  давно хотел  вам задать,  но как-то  не  получалось…
 - Какое  длинное  вступление, Кирилл Николаевич. Не стесняйтесь,  задавайте  ваш  вопрос. Надеюсь, он  не  личного свойства?
- Да нет,  хотя и  такие  вопросы у меня   в загашнике есть,  но это  как-нибудь потом. Скажите,  почему вы  выбрали именно криминальную тематику? Может, вам кажется, что  я  старомоден или консервативен, но криминалистика всегда  считалась  уделом мужчин. А  вы – молодая, интересная  девушка – и так активно занимаетесь  именно криминалом. Почему, что вас  привлекает  в  этом  жанре?
Валентина  задумалась. Видно было, что своим вопросом Кирилл  смутил её.
-  «Молодая  и  интересная» – это  комплимент? – Валентина   тянула время, подыскивая нужные слова. - Понимаете, Кирилл Николаевич, возможно, ответ  мой покажется  вам  циничным,  но  мы  ведь договорились об откровенности. Так вот, информация – такой  же товар, как и многое  другое. И, как любой  товар, она  продаётся  и покупается. И, как  любой  товар,  она  пользуется  или  не пользуется спросом. Причём  спрос на  информацию может быть,   может  отсутствовать, а  может быть  и  ажиотажным. Информация  о  преступлении, криминале – очень востребованная информация. А  я -  девушка тщеславная,  люблю, чтобы  меня читали.
- Стоп! Вот здесь  я  хотел бы  уточнить. Стоит ли  понимать вас  так, что, работая в  криминальном жанре,  вы тешите своё  тщеславие?
- Вы -  опасный человек, Кирилл Николаевич, с вами ухо надо держать востро. Нет, я работаю  в криминальном жанре потому, повторяю, что  он  очень востребован. А раз людей  это  интересует, то и  жанр этот имеет право на существование.
- Хорошо, посмотрим на  это с другой стороны. Не  кажется  ли вам, что повышенное внимание обывателя к криминалу  носит  не  совсем здоровый характер, а  вы,  журналисты, потворствуете   низменным интересам некоторой части населения.
- Эта часть слишком  большая, чтобы  называться частью. Криминал интересен  большинству населения, причём, большинству законопослушному,  заметьте. Само преступление – загадка для рядового обывателя, и  как всякая  загадка, привлекает повышенное  внимание. Читая  детективы,  криминальную периодику, человек сам себе  задаёт вопросы: «Почему он это сделал?», «Почему это сделал он?», « А мог  ли  это  сделать  я?». И  ответы  на  эти вопросы  всегда носят мировоззренческий характер. Я сравнила бы  криминал с «чёрной  дырой». Только та  в космосе,  а криминал – в  обществе. Но и  там, и  там – мощная отрицательная энергетика, несущая  разрушение и уничтожение,   и обладающая  огромной  притягательной  силой. Криминальное чтиво было  и будет. Единственное, что я  хотела  бы  отметить  особо: очень многое зависит от  того, каким человеком является  журналист,  работающий   в криминальном жанре. От него зависит очень многое: он не только освещает, но и  комментирует; он формирует общественное  мнение, его отношение  к  конкретному  преступлению   и к  криминалу вообще. Есть любители посмаковать факты, есть  такие, которые злоупотребляют демонстрацией  крови и  насилия, то,  что вы называете  « потакать низменным  интересам», наконец, есть простые  созерцатели: что  вижу,  то пою.  Если вы читали мои публикации,  то  вы должны  знать, что для  меня  главное раскрыть  причины  преступления и  осудить его.
- Я читал  ваши  публикации, мне  они нравятся
- Ну, и слава Богу. Мне очень важно ваше мнение, поверьте.
И Валентина ушла, а Кирилл продолжил работу  по связыванию воедино обрывков  найденных им ниточек.

                * * *

Боб Морган умер от цирроза  печени через год после  свадьбы. Так  как  он был застрахован на  очень крупную сумму,  то страховая кампания  провела тщательное  расследование. Возглавлял следствие детектив кампании Диего Лопес. В  ходе  расследования он познакомился  с  вдовой  настолько близко, что не обнаружил или не захотел обнаружить ничего предосудительного в  причине  смерти Боба Моргана,  и страховка Элен была  выплачена. Правда,  близкое  знакомство с  детективом убедило Элен, что он не  был дураком и   был очень охоч  до даровых денег. Поэтому некоторую часть страховки она  подарила Диего в качестве с благодарности  за участие  и сочувствие  вдовьей  доле и заявки на  дальнейшее  сотрудничество. С учётом страховки и наследства  Боба  Элен  стала богатой  женщиной. Она продала  дом  в  Окленде и купила  достойное  жильё   в  Нью-Йорке, полученный капитал  вложила в косметический салон и начала вести тот образ  жизни,  о котором   мечтала всю жизнь. Она  продолжала регулярно,  не реже  двух раз  в  год наезжать  в Москву  на премьеры Большого.
Но родственники Боба не согласились с причиной смерти Моргана и потребовали расследования  и экспертизы. Они подали заявление в полицию,  и Элен  стало очень неуютно. И  тогда Элен  Морган … умерла,  не  выдержав вечной  разлуки  с мужем. Америка – страна  больших  возможностей для  тех, у кого есть капитал. Здесь даже  можно умереть, а потом воскреснуть,  но уже под другой фамилией, например, Хелен Смит. С помощью Диего Лопеса ей  удалось уйти  от возможного расследования. Вместе с ней ушёл  в  небытиё  и капитал  покойного Боба. От госпожи  Морган остался  только скромный  обелиск на кладбище  и  свидетельство о смерти в мэрии. После  этого и Диего Лопес исчез навсегда.
Говорят, аппетит приходит  во время  еды, а наши потребности растут одновременно  с  нашими возможностями. Очень скоро Хелен  Смит перестала считать себя состоятельной  дамой и решила поправить своё  состояние. Жертву  она  нашла  очень быстро. Богатый  делец, подвизавшийся  в банковских сферах, Ричард Морт прожил после  свадьбы чуть больше  года  и  умер от хронической пневмонии. Расследование  причин  его смерти  проводилось не  Диего Лопесом,  но при его активном участии. Сообщники, по  сути,  наладили  смертельный конвейер для  мужчин, которые готовы  были бросить к ногам прекрасной Хелен свои сердца  и  свои  капиталы. Изменив фамилии и имидж, Хелен и Диего  решили изменить и  подход к поиску жертв. По совету Лопеса  Хелен  решила  искать  своего очередного  кандидата  в смертники в России. Там  царил полный  бардак, многие  граждане, как  тараканы, расползлись по всему  свету, контролировать их передвижение, а, значит,  и жизнь, в стране  внезапно победившей  демократии было некому  и незачем. Достаточно было перетащить потенциальную жертву  за  океан, легализовать, а  дальше – карт-бланш. Так состоялась встреча Волошина и Хелен в  тот злосчастный  день в Большом театре. В первой  же чашке  кофе, которую Хелен подала Андрею  прямо  в постель, присутствовал  всё  тот же яд. Но у Андрея  оказался молодой,  здоровый  организм и пышная  шевелюра. Когда она начала  редеть,  он очень озаботился   этим обстоятельством и  стал искать средство от облысения. Это могло плохо кончиться. И  тогда Лопес  подсказал  весьма  оригинальный способ избавления  от Волошина, которого они уже успели застраховать на о-очень крупную сумму. Он предложил сделать это  с учётом криминальной  обстановки в России: дескать, преступность там  настолько высока, что  если Андрея  и убьют во время  его поездки на Родину,  то это никому  не покажется странным. Главное,  найти исполнителя. Вот тогда-то Хелен и предложила  Андрею вызвать в Америку  его друзей под предлогом   своей «благотворительной»  акции. Она знала  про этих парней всё. Она всегда проявляла  интерес к  малейшим подробностям из жизни   Андрея, справедливо полагая, что информация – залог  успеха  любого дела. У Андрея давно, а может быть и  никогда,  не было такого прекрасного слушателя,  и  он рассказывал, рассказывал… Его рассказы  порой  походили на исповеди, а Хелен просеивала  эту  информацию  сквозь мелкое сито, сохраняя   в памяти всё, что  могло способствовать реализации её  замысла.
Парни оказались шустрыми, и очень скоро от недостатка  денег связались  с  преступными   элементами из наркомафии: особо разборчивыми в средствах они никогда  не были. Когда   они окончательно увязли  в криминале, Хелен, которая была  в курсе  всех их дел, так  как всё, что  они делали, ею же  было и  устроено,  предложила  им укрыться  на время  в  России. В качестве  дополнительного задания она приказала им убить Андрея, а  в случае невыполнения ими этого приказа, пригрозила  сдать их американской  или российской  полиции. Но  парней  на преступление  подвиг вовсе  не страх перед законом, а  та сумма, которую Хелен  обещала  им  выплатить за убийство друга, и та подсознательная вина перед  Андреем, которую они постоянно   испытывали. На всякий  же  случай  Хелен и их  поила своими  фирменными напитками, так, для  профилактики. Преступление  было продумано в мельчайших деталях. Хелен сама  выбрала  одинаковые ремни – будущие  вещдоки и  подарила  их  парням  в  качестве  сувениров. Они договорились  убить Андрея, имитировать  смерть Гоши и Сергея, а  затем вылететь в Америку  под другими именами.  Имитация смерти  парней понадобилась для  того, чтобы  отрубить  все  нити, связывающие Андрея с Америкой: ведь рано или поздно его начали бы  искать  близкие, и  тогда Гоша  и  Сергей были бы  допрошены в полиции, и, кто знает, что  из этого бы вышло, особенно  с учётом малодушия и трусливости  Сергея. Всё  было продумано очень тщательно. Хелен не оставляла свидетелей. И если бы  сестра Андрея  не подняла  тревогу, то  всё  бы  у  преступников  получилось.

                * * *

Приехав  из  Америки домой, Андрей, Гоша  и  Сергей в первые же  дни окунулись в  уже подзабытую атмосферу  российских будней,  поражённую нищетой,  дороговизной  и  крайне политизированную. С экранов телевизоров  разномастные  кандидаты   в депутаты, закатывая  глаза. звали всех в  светлое  рыночное завтра. Президент дирижировал немецким военным  оркестром, играющим похоронный марш российской  военной  славе. Могущественный олигарх, с хитрым еврейским прищуром, скрестив  на  пузе  толстые, как сосиски, пальцы, рассказывал зрителям, каким трудом  достались ему  его миллионы  и миллиарды, а  телезрители чередовали  водку   с самогоном, вместо закуски  вспоминая чью-то неизвестную мать.
Когда Алтуфьев  и  Бобров получили неожиданно для себя гостевую визу   в США, положение  их было очень неустойчивое. Они были безработные:  от работы в автопарке  они отказались сами,  неудовлетворённые зарплатой и отсутствием  перспективы, а  бордель, где  они оказались после автопарка, разогнала  милиция. Уже  и этого хватило бы,  чтобы погрузиться в  глубокую российскую депрессию, но под занавес  они  в порыве  служебного рвения избили  мужичка, на которого не  то, чтобы  руку поднимать, но и дышать следовало очень  осторожно, так как  он занимал достаточно видное  место среди местной кавказкой  группировки. После  этой  драки их бордель был подозрительно скоро закрыт, парней начали таскать на допросы, но сами  они боялись не допросов, а  мести кавказцев.
Приглашение   в США было очень кстати, и парни, быстро оформив  документы, в считанные недели выехали из России. По приезду в Америку они сразу  оказались  в доме Хелен  Морт, где  жил и Андрей Волошин. Первые дни, полные новизны и  впечатлений, парни находились  в состоянии эйфории. Хелен встретила  их приветливо,  обещала поддержку, даже дала  денег на карманные расходы.  Андрей возил их по Нью-Йорку, вернее, по той  его части, которую он более  или менее  знал, показывал достопримечательности, вёл себя, как  гостеприимный,  радушный  хозяин,  хотя  неглупые парни сразу  просекли, кто был хозяином  в этом  доме..
Но уже через какую-то неделю Хелен поселила их в убогой  лачуге, ничем  не лучше московских коммуналок, но без общей кухни. Вернее, кухни не было совсем: маленькая  плита для приготовления  пищи находилась здесь же, в крохотной  комнатушке. Хелен, как и  обещала, помогла  и  с  работой – устроила разнорабочими в  небольшом ресторане. Контраст оказался слишком большим, даже по сравнению   с их положением  на исторической  родине. Оказаться  в Америке в трущобе, в  роли мальчиков на побегушках, в планы «крутых пацанов»  не входило. И вот тогда  в  их душах поселилась  чёрная  зависть к Андрею, который  жил  в прекрасном  благоустроенном  доме с  бассейном, работал водителем  у собственной  жены и не задумывался  о  завтрашнем дне, чувствуя себя   вполне уютно  в  дне сегодняшнем.  Достаточно скоро парни  определили  своё  место  в  этой  стране: они оказались ниже  даже  негров  из гетто, так как, в отличие от последних, не знали  языка. Они не могли попросить помощи у Хелен и Андрея, потому что,  не зная  адреса  или телефона, найти их в  этом большом  городе  они никогда  не смогли бы. А  они не знали ни того,  ни другого. Все контакты по организации их  выезда они поддерживали через какую-то адвокатскую контору, но когда они попытались эту  контору  найти, выяснилось, что она  бесследно исчезла: разорилась, закрылась, испарилась. А Хелен, доставив их на  новую квартиру,  не то  впопыхах,  не то сознательно не оставила  парням  своих координат.
Окажись на  их месте Волошин,  он  сделал бы всё  возможное и невозможное, чтобы уехать на Родину, существуют же  посольство, консульства России.  Но Гоша был не тот человек, который  сдавался  без боя.
Однажды, примерно  через месяц после их самостоятельного плавания  в Америке, к парням подошёл человек латиноамериканской внешности и предложил им выгодную и несложную работу: требовалось доставить по  указанному  адресу  небольшой  груз. Он пообещал хорошую оплату и  возмещал дорожные расходы.
Гоша  и минуты не сомневался в  том, что имеет дело  с представителем криминала,  что перевозить надо будет либо наркотики,  либо  что-нибудь ещё  более криминальное. Но это обстоятельство никогда  его  не смущало  -  ни в  Москве,  ни в Америке. А Сергей просто оказался   в одной  лодке, и   его мнения никто не спрашивал: так  было  всегда   в их тандеме   с Гошей.
Дальше  всё  завертелось, как   в американских боевиках, столь любимых парнями. При передаче посылки их  со стрельбой и мордобоем задержала полиция. Затем  они оказались  в каком-то зарешёченном помещении, которое  они приняли за местное СИЗО. Толстый  человек в  полицейской  форме, определив их статус, строго спросил через переводчика, к кому  в Америке   они приехали, и  кто за  них может поручиться. Напуганные до потери пульса,  они назвали Хелен Морт,  но координаты  её  дать не смогли. Полицейский пожевал губами и, смеясь им   в лицо,  сказал, что для  полиции это не проблема. Действительно, уже  на следующий  день в сопровождении того  же самого полицейского в их камеру  вошла расстроенная Хелен,   без своей привычной  улыбки. Прямо  с порога  она  набросилась на парней, заявив им,  что  у  неё из-за  них большие неприятности, что им  грозит пожизненное  заключение, потому что наркотик, который  они взялись перевозить, находится   в списке самых опасных  в мире. А ведь это  Хелен пригласила их  в Америку,  и Хелен несёт ответственность за  их поведение. Парни были близки к шоку. Но после  долгого разговора  с полицейским, из которого они не поняли ни слова, Хелен вдруг заявила, что, похоже, тот может клюнуть на взятку, и, если это так, то, может, ещё  не  всё  потеряно.
- Я  не так   богата, как вы  думаете, но ради собственного спокойствия я  заплачу  эту  сумму. Но вам придётся  уехать из Америки
- Но у  нас нет денег даже   на  гамбургер.
- Билеты  до  России я  вам  куплю. А поживёте пару  недель у меня.
Когда  назавтра поздним вечером Хелен приехала  в  хорошем настроении, почти как в  их  первый день  в Америке, парни поняли, что  положение  их  коренным образом меняется. Им стало легче  дышать, когда  они  вышли из  своей  тесной  и тёмной  камеры. Быстрым шагом  их провели   по  пустому коридору. На  выходе стояла машина Хелен с  Андреем  за рулём. Андрей осуждающе глядел на  бывших друзей.
- Ну, парни, вас  жизнь ничему  не  учит. Лучше  бы  вас  в России  в тюрьму  посадили. А сейчас   у Хелен  из-за вас  сплошные неприятности и расходы. А ещё  надо  вас домой отправить, а  это тоже  немало  стоит.
Парни угрюмо молчали. Всё, сказанное  Андреем, было  справедливо, но именно   справедливость требований  или обвинений, как правило,   более всего и раздражает.
- Легко тебе  говорить, - думал Гоша. Присосался к  бабе  и  живёшь, как у   Христа  за пазухой. Не тебе  мне нотации читать.
Через неделю Хелен вошла  в комнату, где поселила друзей,  и  положила на стол  билеты.
- Через три дня вы  вылетаете в Россию,  и знайте, что ваше пребывание   в Америке влетело  мне  в копеечку. Чтобы  вы  не натворили глупостей, в качестве  сопровождающего я  отправляю  с вами  Андрея. Заодно и родных навестит.

                * * *

Андрей Волошин,  гражданин  России, неспешно ехал в тугом  потоке  машин,  двигавшихся по одной  из длинных и безликих нью-йоркских улиц, наверняка  имевшей свой  порядковый  номер, который Андрей никак  не мог запомнить. Хотя, кажется, чего проще: улица сто  сорок пятая -   и всё  понятно. Но Андрею были понятней  и ближе названия улиц  на  далёкой  Родине. Как это пел  популярный  советский певец: «Зайдёшь на  Виноградную,  пройдёшь по Абрикосовой…» И,  действительно,  можешь увидеть у  самого лица тугие  гроздья  винограда,  и вдохнуть благородный  запах цветущей жимолости. Правда, может встретиться и  Третий Артиллерийский переулок, но всё равно это живее. А  здесь… Впрочем,  здесь есть Хелен.
Андрей остановился на красный свет  светофора. Он жил в Нью-Йорке уже почти год и никак  не мог привыкнуть к  бешеному ритму этого города. Он понимал, что Хелен оберегает его от настоящего темпа американской  жизни. Ему  было  стыдно за то, что он, молодой,  здоровый  мужик,  живёт, по  сути, на иждивении женщины. Нельзя  же  считать  работой  те редкие поездки по городу по поручению Хелен. Он и город-то толком не знал. Так, несколько десятков улиц, на которых он ориентировался  по  собственным маякам – необычный  дом, яркая реклама, витрина  магазина… Когда  он  пытался сказать об этом Хелен, она нежно закрывала ему  рот поцелуем, смеясь над его деликатностью.
- Тебе трудно будет работать без знания языка. Осваивай английский, знакомься  с обычаями, традициями, а там,  глядишь,  и работа подвернётся. Я просила нужных людей,  они ищут тебе  работу. И вообще, тебе что,  надоело моё общество? Я обижусь! – и  Хелен бросала в него подушкой, после  чего начиналась  весёлая  возня. Так  проходил месяц  за месяцем. Работы всё  не  было,  жизнь с Хелен была   сплошным праздником для Андрея, можно сказать, затянувшимся  медовым месяцем.
Андрей улыбнулся приятным воспоминаниям. Если бы  он верил  в Бога так, как  его мать,  он каждый день благодарил бы  его за то, что тот даровал ему  встречу с Хелен. Весёлая без навязчивости, озорная  без взбалмошности, прагматичная  и, одновремённо, романтичная она  удивляла его своей  непредсказуемостью. Её  настроения  часто  менялись,  но на Андрее это никогда не отражалось: с ним она всегда была ровна, мила  и нежна. Правда,  несколько раз он её  по-настоящему  разозлил. Например, когда устав от угрызений  совести, сам  вздумал искать работу.  Работы он, конечно,  не нашёл, но  Хелен  каким-то образом узнала об этом и сильно разозлилась. Она  отчитала Андрея, как нашкодившего мальчишку.
- Как ты мог так поступить? Это  крайне опасно. Ты мог  стать жертвой  бандитов, мог угодить  в сети наркомафии, просто попасть в  тюрьму. Это не  Москва, это  - Нью-Йорк. И чтобы  больше  из дома  без моего ведома  - ни шагу.
Теперь  уже  Андрею пришлось закрывать её  рот поцелуем…
Загорелся  зелёный. Андрей  выжал сцепление, перевёл рычаг коробки скоростей  и ощутил вдруг,  что руки  его стали  мокрые от пота, а затем повлажнело лицо и горячая волна  прокатилась  по всему  телу. Эти странные  симптомы, сопровождаемые  слабостью, появились  у Андрея   с  полгода назад. Поначалу он не обращал на  это  внимания,  дескать, само  пройдёт. Жаловаться Хелен  он не стал, ему  было  стыдно. Но однажды  ночью, когда они занимались любовью, на  его  вновь волной  навалилась  слабость,  он  весь покрылся потом, и сердце его заколотилось быстро-быстро, как у пойманной  птицы. Хелен не могла  этого не заметить  и спросила у  Андрея, что  с ним. Вот тогда он и рассказал ей о новых и неприятных для себя  ощущениях, ещё  не называя  это болезнью. Хелен была  очень взволнована и сказала, что завтра  же  покажет Андрея своему врачу. Андрей же,  понимая, что  без страховки     его болезни обойдутся  Хелен  в  копеечку, попытался  отговорить подругу от её  затеи. Но назавтра же   в  дом  был приглашён врач, который  долго слушал  своего пациента, тыча ему  в грудь холодным пятачком фонендоскопа, заглядывал  в глаза и изучал  язык, а  потом с важным видом сказал, что ничего серьёзного он не видит.
- Молодой человек просто  устал! Больше быть на свежем воздухе, пить натуральные соки   и есть  фрукты. И  не злоупотреблять любовью! – он засмеялся и погрозил пальцем влюблённым. И ушёл.
Однажды утром, причёсываясь перед зеркалом, Андрей  вдруг  с ужасом увидел, что на расчёске остался  большой  клок волос. Ничего подобного  с  ним раньше не было. Хелен он ничего не  сказал. Но как-то, проезжая  по городу, увидел красивую рекламу с  цветущим молодым  человеком с пышной  шевелюрой. Кое-как он разобрался, что это  косметический салон для мужчин, припарковался  и зашёл туда. Его осмотрел  молодой мастер,  затем подозвал другого. Они долго о  чём-то говорили,  но, видя, что Андрей их не понимает, развели руками и покачали отрицательно головами. Андрей  понял, что они  ничем не могут ему помочь. Он  вынужден  был рассказать об этом Хелен, рассчитывая, что та спасёт его шевелюру. Стать лысым было для него катастрофой. Вот тогда  он  второй  раз  увидел Хелен разгневанной. После  этого она  стала  относиться   к  нему  ещё внимательнее, никуда  одного не отпускала. А потом  вдруг предложила вызвать  в Америку  его друзей.
- Я вижу, что ты  скучаешь, тебе  не  с кем общаться, кроме  меня. Я разлучила тебя   с матерью и  сестрой. Я,  негодяйка, думала  только о  себе. И пусть мне это будет стоить денег, но  я  приглашу твоих друзей  сюда.
- Хелен, я  вовсе не хочу, чтобы ты приглашала сюда Гошу  и  Сергея, нас  давно уже  ничего не  связывает.
- Я знаю, что ты нарочно так  говоришь! Я понимаю, что ты  не хочешь, чтоб я  на  тебя потратилась. Но  я  решила,  и  я  это сделаю!
Андрей уже успел понять, что спорить с Хелен бесполезно. Если уж она что-то вбила в  голову, то  сделает это обязательно. И  он  смирился с тем,  что бывшие  «мушкетёры» вновь появятся   в его жизни. И  они появились, правда,  ненадолго. Буквально через неделю после их появления Хелен куда-то отвезла, сказав, что устроила на работу.
- Знаешь, я  заметила, что тебе неприятно видеть этих парней. Что ж ты  мне  сразу  не  сказал, что  вы  раздружились?
- Я  говорил тебе…
- Да-да, ты  действительно говорил,  но я,  эгоистка проклятая, слушала
  только то, что хотела  услышать. Ну,  да бог с ними, пусть работают у  Джека в ресторане.
Однажды Хелен  пришла  домой  заплаканная.  Оказалось, что она  была на похоронах своей знакомой. Но, как понял Андрей, причиной слёз была вовсе  не  смерть этой  женщины, а то, что  сиротой  остался пёсик последней. Хелен долго рассказывала, как  он страдал, и жалела о том, что он остался совсем один и его придётся усыпить.
- Если ты  так убиваешься,  дорогая, надо было забрать пёсика к себе.
Андрея очень удивил тогда  недоумённый и как будто раздражённый взгляд Хелен: видимо, ничего подобного ей  просто  в   голову  не приходило. Но самым удивительным для Андрея стало   то, что страдания  осиротевшего пёсика подвигли Хелен на  страхование своей  жизни и жизни   самого Андрея. Она  объяснила  это так:
- В  жизни всякое может  случиться, никто не  вечен. Я хочу, чтобы  ты
  был обеспечен, если  я уйду  из этого мира. И, естественно, себя я  хочу тоже  обезопасить от превратностей  судьбы.
Андрей не  стал ей  перечить, Хелен всегда считала, что  лучше знает, что делать, как и   в случае с приглашением в Америку Гоши и Сергея. Из своего опыта Андрей знал, что затея Хелен облагодетельствовать парней добром  не  кончится. Так  оно и  случилось. Что там произошло, в подробностях  Хелен ему так и не  рассказала. Но не   прошло и четырёх месяцев, как парни вновь оказались  в их доме. И вот теперь придётся везти их в Россию. У Андрея сладко защемило  сердце при воспоминании о доме. Он был даже рад этой  внезапно свалившейся на голову поездке: увидеть родных ему очень хотелось.
Увидев впереди знакомый поворот,  он  свернул в открытые ворота. Здесь тоже был его дом. И в  нём  живёт его единственная  любовь.

                * * *

Всю неделю, проведённую в  доме Хелен, Гоша и Сергей истекали желчью от зависти. Они бродили по её  огромному  дому и представляли, что это их дом, их гостиная, заставленная удобной мебелью, их спальни,  их унитазы  под малахит. Но всё  это  досталось не  им, а Хелен,  детство которой прошло в  том  же  советском  курятнике, что и их детство, и их другу Андрею, которого они уже  считали приживалом и низким альфонсом.
Что же получается? Они уедут  в Россию, где  ничего, кроме  криминала  их не ждёт. О том, что можно работать теми же  водителями в автопарке, парни даже  не думали. Жизнь, по их  устоявшемуся мнению, на то и дана, чтобы  прожить её легко, весело   и богато. Андрей же  останется  жить с  богатой  вдовой,  и с презрением будет вспоминать неудавшийся вояж друзей.
За день до отъезда Хелен отослала куда-то  Андрея и пригласила Гошу и Сергея в  гостиную. Она  села  на стул, закинула  ногу  за ногу,  закурила сигарету. Помолчала, будто говорить ей  было трудно,  глубоко затянулась,   и вдруг  безутешно заплакала.
Парни были ошеломлены. Гоша  некстати  вспомнил популярную одно время  поговорку о богатых, которые тоже плачут. Он не знали, каким образом остановить этот поток  слёз,  но Хелен быстро  успокоилась.
- Мне больно говорить об этом, потому что  я сама во  всём  виновата,  но  я вынуждена  просить вас  о помощи. Ваш друг Андрей  не  любит  меня, его интересуют только мои деньги. Более того,  он  изменяет мне  со всеми  подряд,  наконец,  он  бьёт меня. Недавно  я узнала  из достоверных  источников, что он  хочет  меня убить. И  он  бы уже  сделал это, но  услуги киллера  дорого стоит. А  у  него нет  денег. Я с  ужасом  узнала, что мой  возлюбленный обкрадывает меня, чтобы  накопить денег на киллера. Мы  не  женаты, и имущества моего он, конечно,  не  получит, но есть страховой полис на очень большую  сумму. Конечно, я  могу  отказаться  платить  страховку,  но тогда я  очень много потеряю, а  во имя  чего? Короче, я  хочу, чтобы  Андрей  из России  не  вернулся. И поможете   мне  в  этом вы.  За  это я  выплачу вам пятьсот тысяч долларов и помогу  вернуться  в Америку. На  эти деньги вы  сможете  открыть  какое-нибудь дело.
Гоша  и Сергей  были потрясены  услышанным.
- Зажрался Андрей! – только  и  сказал Гоша. А в  голове у него стучало молоточками: «Пятьсот тысяч! Пятьсот тысяч!»
Несмотря на то, что  они считали себя  «крутыми пацанами», парни были  безграмотны  и наивны, с  «совковой» ментальностью. Где-то они что-то слышали о страховке, возможно, в тех же  боевиках. И про  киллеров им  тоже   кое-что было  известно:  в России  в  период первоначального накопления капитала это была  уже  весьма востребованная  фигура в бизнесе. Но их  столь малые  познания в  мелкие  брызги разбивались  при столкновении  с абсолютно неизвестной  им американской  реальностью.
Хелен же  была  от природы очень тонким психологом и понимала, что даже если парни не  поверят её  душещипательной легенде, то сумма в полмиллиона  долларов заглушит любые сомнения. Так  оно и  случилось. После  того, как Хелен вышла из гостиной, предложив им подумать,  Сергей поднял глаза  на Гошу. В глазах его была  мольба. Сергей  будто  просил: «Ну, скажи мне, что всё  это неправда,    что она  этого не говорила, что мы  этого не  слышали» Но Гоша как будто не видел друга. В  голове   у  него было  два  слова: вначале «Зажрался, зажрался!»,  а потом «Пятьсот тысяч». Поймав испуганный  и  растерянный взгляд Сергея, Гоша   почувствовал нарастающее  в нём раздражение.
- Ну, и  чего ты  испугался? –со злостью обратился  он  к  Сергею. -  Да  не  будем  мы  его убивать,  не  боись. Но уехать нам отсюда  надо, а  денежки  у Андреевой  бабы. Откажемся  мы  и  сразу  окажемся  за решёткой. Ты  этого хочешь? Давай откажемся. Но мы ведь можем  согласиться  и не делать этого. В России она  нам не  указ.
Гоша говорил быстро,  не глядя  на  Сергея, и сам  не  верил в то, что говорил. Не  верил и  Сергей. Интуиция подсказывала  ему, что Гоша  уже  принял решение, и  решение это ему  не  нравилось. Но он  сделал  вид, что поверил другу.  В конце  концов, всё  как-нибудь рассосётся. Через два  дня  они были  в Москве. Всё время пребывания   в родных пенатах они не общались  с Андреем. Так было легче  для  обоих: Сергею – думать, что ничего страшного не произойдёт, а Гоше – взращивать  ненависть к  бывшему  другу. Он принял решение  ещё  в Америке.
Перед обратным вылетом Гоша   созвонился   с Андреем и  Сергеем,  и  они договорились ехать на  аэродром  вместе. Договорились, что Гоша   с Сергеем  заедут за Андреем, а  затем все  вместе поедут в  аэропорт.
Накануне  вечером   они познакомились  с двумя  бомжами,  заманили  их  на  свалку, хорошо угостили каким-то суррогатом, дождались, пока  те  отключились,  и  задушили предварительно заготовленным  шнуром. А потом  надели  на  них свои ремни и Гошино  кольцо и сожгли вагончик   с телами. Это была  часть плана  Хелен:  она  понимала, что рано или поздно Андрея хватятся и,  не найдя   в Америке, легко  установят,  что из  Москвы  он не улетал. Поэтому парни имитировали свою смерть, чтобы разом  обрубить все концы.
Заехать на кладбище предложил Андрей,  но  на  эту мысль  его умело навёл  Гоша, пользуясь тем, что  перед отъездом  Андрей  расчувствовался, вспомнив  отца. Это и  был дьявольский план Хелен,  и Гоша восхищался  этой  женщиной: находясь за  океаном,  она, всё  продумав  и  просчитав, как  бы незримо  присутствовала и на месте действия.
На кладбище, выждав, пока Андрей  повернулся   к  нему  спиной, Гоша  достал  нож и нанёс  ему  два  удара. Андрей упал навзничь. Глаза его были открыты,  и в  них отражалось  голубое  весеннее  небо. Гоша протянул нож  Сергею. Тот замотал головой, но наткнулся  на взгляд  друга, не  обещавший ничего хорошего.  И вдруг Сергей  понял, что и он  может  остаться  здесь,   рядом с Андреем, а  Гоша, как  ни  в чём ни бывало, улетит в Америку. Сергей взял нож, и, дрожа  от страха, закрыв глаза, нанёс один за  другим  несколько ударов в  бездыханную грудь друга, стараясь не  глядеть  в его мёртвые глаза.
Алтуфьев  и  Бобров выполнили  план  Хелен,  но лишь ту его часть, с которой  были знакомы. В  той   же его  части, о  которой они даже  не  подозревали,  им  была уготована роль покойников на  нью-йоркской  автомобильной свалке.

                * * *

Это только некоторые борцы за права человека думают или  делают  вид, что  Америка – вершина мировой  демократии. На самом  деле  это  далеко не так. Даже  до  11 сентября в  этой  стране была создана  такая система контроля над  своими гражданами, что кое-чему можно было поучиться  и не  к  ночи  упомянутому  КГБ. С самого первого дня, когда совершеннолетний американец получает какой-бы то ни было документ, удостоверяющий  его  личность, он  сразу попадает под всевидящее око «дяди Сэма». Его отпечатки пальцев, фотография, а сейчас ещё и другие  -  биометрические  данные попадают  в компьютер  системы – и всё, никуда американцу  не деться. Нашим силовым  структурам и не  снился тот  уровень тотального контроля  над гражданами, который  налицо  сегодня в Америке,  начиная с понатыканных    повсеместно видеокамер и завершая  работой  спецслужб.
Как только запрос Кирилла был дан  в разработку  американскому  отделению Интерпола, там сразу  затрещали клавиатуры компьютеров. К сожалению, система  дала сбой, благодаря  стараниями  самой  Хелен: никто не  связал её  с русской  эмигранткой Ольгой Ветровой, женой  капитана Джеймса Робертсона и бизнесмена Боба  Моргана, так как с мнимой  смертью вдовы Моргана эта  нить прервалась. Все соответствующие документы были  оформлены  своевременно и находились там, где  им положено было находиться. И  хотя  фамилии Морт, Робертсон, Морган и Диего Лопес фигурировали в  одном списке   российской  милиции,  расследование  пошло по двум  линиям: Робертсон, Морган  вкупе   с Диего Лопесом  и  - Хелен  Морт, сама по  себе. Никому   в голову  не пришло, что эти  три женщины  - одно лицо. Чиновники,  и не только американские – люди очень педантичные: если им предложат  сделать выбор  между  живым человеком и свидетельством  о его смерти,  то  они скорее  поверят последнему. Известно немало случаев, когда  ошибочно занесённые в покойники  люди всю оставшуюся жизнь тратили на  то, чтобы  доказать, что они живы.
Через несколько дней Кирилл получил ответ из Интерпола, в  котором подтверждалось, что  Элен Робертсон,  она  же  Элен  Морган, действительно, в своё  время получила  крупные страховые  суммы,  но проведённые страховыми компаниями  расследования ничего предосудительного в  причинах смертей  её  мужей  не обнаружили. Детектива, расследовавшего  дело  по страховке Моргана,  действительно,  звали  Диего Лопес, но допросить его по этому  поводу  невозможно, так как он  бесследно исчез, возможно, выехал за  границу. Вдова Моргана скончалась. Страховку  за  своего первого мужа Робертсона  она  получила на  совершенно законных основаниях в связи с  гибелью офицера во  время исполнения им своих  воинских обязанностей. Законность выплаты  страховки  вдове  банкира Морта также  никто  не опротестовывал.
Интерпол сообщал, что полиция США давно разыскивает Диего Лопеса по  подозрению  в мошенничестве и наркоторговле, и если  русская милиция знает что-нибудь  о  его  местонахождении,  то  Интерпол будет благодарен и  прочее, и прочее.
Кирилл был  разочарован ответом Интерпола
- Русская полиция  знает,  она всё знает.  И за  границей ваш Лопес, действительно,  был,  и не Лопес  он уже. Так  и быть, поможем американцам, услуга  за услугу,  - недовольно бурчал раздосадованный опер.
И в  Интерпол отправился факс   с новым лицом Диего Лопеса,  но  без  фамилии, Кирилл её  просто не  знал. Пусть американцы помучаются, поищут. Кирилл  ошибался:  уже через  два  дня портрет нового Диего  вернули -  уже  с фамилией.  Получив факс, Кирилл чуть дождался, пока его содержание  перевели на русский. Бывший  Диего был явно не  промах, времени зря  не терял,  и уже  успел засветиться в полиции -  с  новым лицом  и новым именем -  Роберт  Стар, скромненько и без претензий. В документе  сообщалось, что подвизался  Роберт Стар  в  страховом бизнесе, в  качестве  детектива, совсем недавно, но полицию интересуют совсем другие аспекты его деятельности, не  связанные  с  работой   в страховой компании.
Кирилл иронично хмыкнул.
- А вот это  вы,  ребята,  зря! Не знаю, какие там ещё аспекты,  но глав-
ный его бизнес – именно  страховой. И вы  это ещё  поймёте. А  этот паренёк, Стар – очень проворный. А  имя-то себе  придумал  -  Стар,  звезда! Ну-ну,  звёздный ты  наш, посмотрим, как ты  сейчас  запрыгаешь, как  карась на  горячей  сковородке.
Значит, Валентина была  права: истоки  благополучия Хелен Морт находились далеко от косметического салона, который  был только  ширмой. У Хелен  была  доходная  профессия вдовы. Причём, если мужья  не  спешили  в  мир иной, она  им  в  этом  активно помогала. Кирилл  понял, что американская  полиция  не отождествляет Морт  с Робертсон и  Морган,  и  доказать  им  этого Кирилл не  сможет,  нет  у  него доказательств. Поэтому, всё,  что  Хелен  сделала в Америке, сойдёт ей  с рук. Ну, умер Морт, так  ведь не зарезали же его, а  сам  помер, что ж бедной  женщине до  конца  дней  одинокой  оставаться?  Невозможно будет без  свидетелей и  вещественных доказательств  убедить американскую полицию   в   отравлении вдовушкой своих мужей, как невозможно  будет заставить американцев покопаться   в прошлом Хелен  Морт – для этого у Кирилла, кроме  интуиции, не было никаких побудительных причин…  А уж что касается убийства  Волошина и  его друзей, то  здесь вообще всё  недоказуемо. Здесь  и  адвоката  не  надо.
Дело было  ясное,  дело   было  тёмное. Бедной  Валентине не  придётся писать разоблачительную статью  об американских джунглях.
Вспомнив о   Валентине, Кирилл усмехнулся и  подумал о том, что если журналистка  опять начнёт приставать  с  вопросами, надо будет  ей  рассказать  всё,  что он накопал. Всё равно,  опубликовать это  Валентина не  сможет: дойдёт публикация  до  Хелен Морт (а   в том, что дойдёт, Кирилл  не  сомневался), привлечёт Хелен  газету   к суду,  и присудит  суд, как принято  в Америке,  бо-ольшой  штраф за клевету и  моральный ущерб.
Поэтому, когда  ощетиненная, как  дикобраз, Валентина  вновь пришла   в милицию, как  на работу,  она  была удивлена благодушным приёмом всегда неприступного следователя. Он доброжелательно  усадил её  за  стол,  и даже кофе  предложил. Его  коллеги тоже  встретили Валентину необычайно любезно.
- С чем пожаловали, Валентина Александровна?
- Меня  интересует, Кирилл Николаевич, закончили ли  вы  расследование убийства Волошина?
Валентине  с  самого начала не  понравилось, что разговор с  сыщиками приобретает  характер светского раута,  исполненного приторной  и неискренней  любезности.
- Скажем так, Валентина Александровна, в  деле Волошина  лично мне
  всё  ясно,  но до  суда, боюсь,  дело не дойдёт, далековато обвиняемая, да  и  улик  у  меня  на неё  нет.
- А  не  могли бы вы, уважаемый Кирилл, рассказать  подробнее о  сути   преступления, совершённого  Хелен Морт.
- Конечно, могу,  но  вам  это  ничего не даст, вы  не  сможете это  опубликовать: у  меня  нет  доказательств вины Хелен Морт.
- Хорошо, -  возмутилась Валентина. – но  я  столько времени отдала  этому  делу. У меня  есть право знать  правду?
- Ну, конечно, конечно, - шутливо расшаркался Кирилл.  – Правду и  только правду. Слушайте, история  длинная  и трагичная,  но во  многом – всего лишь плод моих размышлений,  без фактов  и доказательств. С самого начала  оговорюсь, что,  в  отличие от американской  полиции, я считаю, (и не   только я, но и горничные  в  гостинице), что все  эти  дамы -  Робертсон, Морган, Морт – одна  и та же женщина. Я   не знаю её  русской  фамилии,  но когда - нибудь американская полиция  всё же  разберётся и расставит  точки над «и». Где-то  эта  ушлая  дамочка что-то  предприняла, что не даёт  американцам возможности объединить этих  трёх дам в  одну. Возможно, мы  никогда  и не  узнаем  этого,  но… кто знает!
Кузнецов  оглядел притихшую  аудиторию  и  остался  доволен произведённым впечатлением. Свою историю он начал издалека.
- Видели ли вы когда-нибудь,  дорогие коллеги, как паук плетёт паутину? Плести паутину -  великое  искусство. Здесь одной  ловкости мало,  нужны  и хитрость,  и мудрость.
- Тоже мне,  нашёл мудреца -  паука! – скептически отозвался Славин.
- Вот это  ты, Костя,  зря!  И  хитрость,  и мудрость  у паука  присутствуют, книжки надо читать  умные, или хотя  бы передачу «В мире  животных» смотреть.
- Так её  же  днём передают!
- Неважно! Паук, выбирая место для  новой  паутины, учитывает  маршруты передвижения своих  будущих жертв, их  возможные размеры  и даже  воздушные  потоки. А его умение маскироваться!!! Я  однажды видел, как вы   в  засаде сидели: вас запросто  можно было вычислить по клубам пара  над кустами, где  вы  находились.
- Так что,  может,  нам и дышать не надо было?
- Да  дышите,  дышите, только не так  глубоко,  а  то  вместе с  воздухом можно  и  пулю втянуть!
Кто-то  из оперов трижды  плюнул  через левое плечо.
- Кирилл,  не отвлекайся, что там  дальше -  с  вдовой?
- Я бы назвал её «чёрной вдовой», паук такой есть, очень опасный.
И Кирилл продолжил рассказ о коварстве и любви в американском варианте.
- Ещё раз повторяю, что всё, что вы   сейчас услышите, - плод  моей  дедукции и моих размышлений. Я даже  готов с кем угодно заключить любое пари (Кирилл посмотрел на Славина,  но тот с  притворным  ужасом  замотал  головой),   что эта история  -  абсолютно реальна, и в  то же  время не  уверен, что  когда-нибудь мы  узнаем правду.
- Хелен  Морт  относится к  особой  породе  женщин. Для  неё  мужчина  - добыча, а  себя она  преподносит  в  качестве  приманки. У нас  таких дам  называют стервами.  На  первом  месте  у  них – деньги. А  там, где  главенствуют  деньги,  отступают все  нравственные понятия, исчезают все  человеческие  добродетели. Из  того, что  только  у нас  она известна  под тремя  фамилиями, можно подозревать,  что кроме  Волошина  у  неё минимум три жертвы. Наличие  яда   в останках  Волошина  и его друзей говорит о том, каким  образом ушли из жизни её мужья. Но  что меня  удивляет в  этой  истории,  так  это хитроумие, изощрённость этой  дамы. Откуда  это у  неё? Корни – то  её   в нашей почве, ментальность тоже, вроде  бы,  должна быть наша,    а вот поди ж ты… Но она  была не одна, у  неё  был сообщник – видимо,  тёртый калач, прожжённый тип.
- Ты имеешь  в виду Диего  Лопеса?
- Да, ведь он  юрист,  и, судя по  всему, толковый. И именно он подводил  юридическую основу  под все  её  преступления.
- То есть, выражаясь образно, он  был её  проводником в  лабиринтах  закона, а в сумерках человеческой  души Хелен  сама  была  и  Орфеем и  Эвридикой. -  подала  голос Валентина.
- Образы – это по вашей части, Валентина Александровна, а   мы- люди простые,  и  на  нашем,  простом языке Диего Лопес был её  крышей. Они выбирали  жертву, разрабатывали план,   а  затем всё шло как по нотам. Жертва  попивала  соки  или  кофе -  по  вкусу, яд постепенно накапливался   в  организме, выбирал  в  нём  самое  слабое  звено -  и через  полгода, максимум год, в  зависимости от разовой дозы, наступал  конец, с виду  совершенно естественный.
-    Momento more.- проявил свои познания в  латыни  Костя  Славин.
-    О смерти преступники помнили  всё  время. Только не о  своей.
- А как вы думаете, Кирилл Николаевич,  почему именно  Андрей Воло-
шин  стал их жертвой? – поинтересовалась Валентина.
- Думаю, что они уже  боялись  убивать американцев. Ведь после смерти каждого клиента, застрахованного на крупную сумму, страховая кампания проводит собственное  расследование,  не зависимое  от полиции. Наверное, расследование  причин смерти мужей Хелен проводил либо сам Лопес,  либо  он подкупал детектива  страховой компании. А  значит, каждый  раз засвечивался в  деле о выплате  страховки. Рано или поздно кто-нибудь обязательно обратил бы  на  это внимание. И потом, американские мужья, наверняка, имели   какую-нибудь родню, которая  не могла   не проявить интереса  к  наследству, а, значит,  и к  причине безвременной  кончины наследодателя. А вот расследовать  смерть, происшедшую на  другом  конце света, гораздо сложнее. А если эта  смерть ещё  и  засвидетельствована официальными государственными органами, то есть возможность вообще  избежать расследования. Думаю, что она  не дала бы  Андрею умереть  в Америке, а,  заметив, что конец близок, под любым  предлогом  отправила  бы его на  родину.
- Но  ведь Андрея  зарезали, - возмутилась  Валентина.
- Этому у  меня  тоже  есть  объяснение, Валентина Александровна.
  Андрей  был  молодой, здоровый  парень. И  он  не мог не  почувствовать, что с ним происходит что-то  не то. Ведь  он  употреблял  фирменные  напитки Хелен  почти  год. Первый  признак  отравления  этим токсином  -  выпадение волос. Для  молодого, влюблённого парня – это катастрофа. Возможно,  он стал обращаться  к врачам,  жаловаться на  здоровье. Вот  подельники и решили  ускорить  процесс и  придумали дьявольски хитрый план – найти исполнителей  заказухи в самом  близком  окружении жертвы  и на  его родине. Мне  только  не понятно, как  она,  не  зная Алтуфьева  и Боброва, могла всё  так  точно просчитать.
- Видимо, Андрей хорошо знал моральные  устои  своих друзей и  как-то  проинформировал её,  на свою беду,  - предположила Валентина.
- Возможно. Но  и их участь  Хелен решила с  самого начала. «Мавр сделал  своё  дело,  мавр может  уходить» Всё  остальное  вы  знаете. Думаю, что Хелен  Морт беспрепятственно получит страховку за Андрея,  так как представит  в страховую  кампанию документы  из России, в  том числе  и нашу  с вами справку, подтверждающую трагическую  смерть Андрея Волошина. Поэтому  никакого  расследования, скорее всего,  не будет,  и Лопесу  не надо  будет подставлять голову.
Кирилл  закончил свой  рассказ.
- И мы с вами,  господа  офицеры, ничего не  сможем  сделать для  того, чтобы  доказать  состав преступления. Американская полиция  разрабатывает  Диего  Лопеса -  Роберта Стар по нашей  наводке,  но,  скорее всего, пока суд да дело, он  из этой  ситуации  выкарабкается: исчезнет или умрёт. Не  в  первый  раз. И потом, я  уверен, что американские  полицейские считают, что законность   или незаконность выплат страховых  сумм – это головная  боль страховых кампаний. И если те  ничего не  обнаружили,  то  ничего и нет. Так  чего зря  огород  городить?
Закончив, Кузнецов оглядел  аудиторию, краем  глаза отметил реакцию на его рассказ  Валентины Разуваевой и с  досадой подумал, что, рассказывая о результатах расследования, в   качестве  основного слушателя он, в  первую очередь, имел Валентину.
Как бы прочитав  его мысли, Валентина возмущённо воскликнула:
- И всё  же   я  не  понимаю, почему американцам нельзя  доказать, что Хелен – преступница? Ведь  всё  очевидно.
- В  том то и  дело, что  всё, что  совершенно очевидно экспансивной  журналистке   (Кирилл сделал  Валентине шутливый реверанс),  вовсе не очевидно для  закона. Видите,  они пишут, что Элен Морган  умерла. Значит, есть  соответствующие документы. А американцы очень законопослушны, и  уважительно относятся   к  документам. Значит,  убедить их объединить трёх дам в  одну  мы  не  сможем. Доказать, что  это  она  отравила  своих  мужей, тоже не  сможем, потому что для  проведения   эксгумации и экспертизы  надо  иметь на  руках  не только наши предположения, а хоть какие-нибудь доказательства её вины. Доказать, что она  была  организатором  убийства  Волошина вообще  невозможно:  она  в  это время  была за  океаном. Единственное, что у меня  есть -  косвенные,  правда, улики, что Волошин был  убит  Алтуфьевым и  Бобровым: отпечаток  пальца  Боброва  на  месте  убийства  и манипуляции с телами  убитых  бомжей. Поэтому  дело  я  закрываю.
- А если  сообщить наши подозрения   в страховые кампании? – не  унималась  Валентина. – Это ж на их деньги живёт эта проходимка!
- А вы  знаете, в   каких кампаниях Хелен  страховала свои жертвы? И какие  американские кампании вам  вообще известны?
- Ну, конечно,  нет! А если  в  прессу?
- А если  судебное  разбирательство за клевету? Или вы, Валентина Александровна, анонимку напишете?..
Валентина  закусила губу и  внимательно  уставилась в противоположный  угол, словно именно там  и  был ответ на  волнующий её  вопрос.
Подготовив все  документы по делу  об  убийстве  Андрея Волошина, Кирилл сдал  его  в архив.

                * * *

Прошло полгода. Кирилл лишь иногда вспоминал о деле Волошина, как самом  сложном и, одновременно, самом  интересном в его практике. Но однажды  рано  утром раздался  телефонный  звонок, и  взволнованный  голос  Валентины доложил, что  по информации, полученной  ею от администратора  гостиницы «Москва», на  днях  в  столицу  приезжает  Хелен Морт. Она вновь  забронировала всё  тот же  номер с видом на  Большой  театр и  просила администратора подобрать ей  кандидатуру водителя  для её   салона. (После  расследования дела Волошина  у Валентины и Кузнецова  сложились  вполне нормальные, приятельские  отношения,  прежняя конфронтация была  забыта,  они даже перешли на «ты»),
- Интересная  новость, Валентина. И  нельзя считать, что  неожиданная.
- Значит, ты  тоже, Кирилл,  ждал её  приезда?
- Что значит  «тоже»? А кто ещё ждал?
- Я. И что ты  собираешься  делать, Кирилл?
- А что, я  должен что-то  делать?
- Ты прекрасно понимаешь, что  я  говорю. Она ведь не  успокоилась. Она вновь  задумала что-то. И ты  должен  помешать ей. Иначе  этим займусь я.
В  голосе Валентины  были и волнение, и угроза. И Кирилл понял, что так просто  Валентина, действительно, этого не оставит. И наломает столько дров! А если  учесть характер  преступницы,  то дело  может закончиться и трагически. И потом, намерение Хелен найти водителя говорило  о том, что она  действительно   не  остановилась.
- Но Валентина-то какова! –  с восхищением думал  Кирилл. -  Значит,  она  тоже предполагала, что история  не закончится смертью Волошина,  и  держала постоянный контакт с сотрудниками гостиницы.
Кирилл пошёл по начальству. Есаулов, который, благодаря Кириллу, засветился в анналах  Интерпола и сам себя  за  это  зауважал, после короткого согласования  с более высоким начальством дал добро на  разработку  операции по задержанию  опасной  преступницы на месте  преступления  и  с поличным.
- Причём, вы  должны сделать это так, чтобы никакой суд -  ни  американский,  ни наш не нашёл ни  сучка,  ни задоринки.

                * * *

Придя   в кабинет, Кирилл сел за  стол и  с  загадочным  видом осмотрел  всех присутствующих.
- Господа  офицеры, я  только  что получил  санкцию на  операцию по задержанию опасной  преступницы Хелен Морт, которая подозревается следствием в совершении ряда убийств в России   и США.
Все разом  подняли от столов головы и с  интересом воззрились на Кузнецова.
- Ну, Кирилл, вот это новость так  новость! Ты  же  ещё  полгода назад говорил, что у нас  нет доказательств  её  причастности  к  этим  убийствам.
- Правильно,  не было   до  сегодняшнего дня. Но теперь  появилась возможность найти  эти  доказательства. И что-то  мне  подсказывает, что у нас  может  появиться  возможность  взять её   с поличным.
- Кирилл,  неужели  она  опять  приезжает?
- Да, как  ни странно.
- Совсем  обнаглела баба!
- Она  не  просто приезжает танцы-шманцы поглядеть. Она рассчитывает найти здесь шофёра  для своего салона, и  дала соответствующее распоряжение  администратору гостиницы.
- Ё, п, р, с, т! – Костя Славин даже вскочил со своего места.
- Лейтенант Славин, что  это  за  звукоряд?
- Прошу прощения, товарищ  майор! Это  я  от неожиданности. Но ведь какая  зараза! Получается, что это она  за новой  жертвой  едет.
- Получается так. Поэтому я прошу сейчас максимально сосредоточиться и разработать сообща план оперативных действий. Мы  берём на себя  огромную ответственность. Наша  ошибка может вылиться   в небольшой международный скандал. Сразу прилетит  американский орёл и замашет  крыльями.
- Ты имеешь в виду  американского посла, Кирилл?
- А что, у американского посла уже крылья выросли? Нет, я  имею в  виду государство Соединённые  Штаты Америки.
- А-а-а, - глубокомысленно протянул Славин, не знакомый со связями  орла  с США.
- Для  начала я предложил  самим найти   ей  водителя.
- Супер, - обрадовался Костя Славин. – Можно подсадной уткой я пойду?
Кирилл с  сомнением  посмотрел на Славина.
- Я уже  думал  об этом. Нет, ты  не  подойдёшь. Во-первых, молод ты  для  неё; во-вторых, куража   у тебя  много, риска. А здесь нужен человек спокойный, расчётливый,  хладнокровный, с  жизненным опытом. У тебя  же  всё  на  лице написано, Костя.
Костя подошёл к  висящему над сейфом зеркалу и с сомнением посмотрел на своё  изображение. Видимо,  то, что  он там увидел, ему  не  понравилось, потому что он состроил  сам себе   мерзкую рожу.
- Ну вот, что я  говорил? – под общий  смех сказал  Кирилл. – Давайте серьёзно и по делу. Кандидата на  роль подсадной утки   уже ищут  в  управлении. Нам  надо   спланировать операцию по часам  и минутам.
Они склонились над столом, и начался привычный процесс детальной  разработки предстоящей операции.
                * * *
Уже  назавтра в  номере,  забронированном   Хелен  Морт,  под предлогом ремонта  закипела  работа. Целая  когорта специалистов ткала свою паутину: устанавливались скрытые  видеокамеры, подслушивающие  устройства и  другая атрибутика славных  российских спецслужб.
Сложность  подготовки  заключалась ещё  и  в  том, чтобы максимально  сохранить   в тайне  предстоящую операцию. Неизвестно,  не  имеет ли  госпожа Морт в  гостинице  своего платного осведомителя, который  в  первый же  день её  пребывания  в Москве может сообщить ей  о некоторой  суете вокруг её  приезда. Была и  опасность, что  кто-то  из обслуги расскажет Хелен о милицейском  шмоне гостиницы сразу после  её  отъезда полгода  назад. Но, в конце концов,  решили, что  необходимо  максимально ограничить контакты Хелен  с  горничными, которых   она  знала,  и которые допрашивались  прошедшей  весной. Кого-то  отправили  в  отпуск, кому-то  поменяли  этажи с  тем, чтобы  исключить  возможность  контакта. К тому же  оперативники знали, что Хелен, по  возможности, избегала  общения  с  обслуживающим персоналом гостиницы, считая их  людьми третьего сорта.
Только один человек – директор  гостиницы – был посвящён  в  суть предстоящего  дела. Внеплановый ремонт  номера  был объяснён просто: работникам гостиницы  было  заявлено о  том,  что   для такой  постоянной и дорогой  клиентки, как  госпожа Морт,  надо  обновить интерьеры  номера. Несмотря на  то, что  он  принадлежит к  классу «люкс»,  он  всё  же  далеко  стоит от  того гостиничного сервиса, к которому  она привыкла в  Америке.
Обслуга гостиницы  даже  не удивилась: все  знали, что  для  богатых клиентов руководство  готово из штанов выпрыгнуть.
В штате  гостиницы появились новые работники – сантехники и  электрики, а также  горничные  и официантки. Старые  кадры  сразу возроптали,  он были бы не против  поработать и  на полторы  ставки, а здесь молодые и наглые  узурпаторы  штатных единиц ходили  по  коридорам  гостиницы, демонстрируя  свой  непрофессионализм.
В течение  нескольких дней всё  было подготовлено к приезду  долгожданной  гостьи. Вооружившись  до зубов, оперативники стали  ждать час «Х».
                ***
Хелен  Морт, как всегда,  приветливо  улыбаясь, вошла в  холл  гостиницы в сопровождении носильщика. Навстречу  ей, улыбаясь  также  приветливо, бросились портье, юноша-рассыльный. Все  стремились  угодить богатой  и  щедрой  даме,  она  же  принимала всё  это, как должное. Очень  немного времени понадобилось  советской девочке Оле для полного изменения  не  только  имиджа, но и ментальности.
Подойдя к  администратору, Хелен поздоровалась и спросила:
- Всё в порядке, мой  номер по-прежнему  за мной?
- Конечно, госпожа Морт, всё, как всегда: ваш  постоянный номер  подготовлен, мы  даже обновили интерьеры, чтобы доставить  вам удовольствие от пребывания в  нашем  отеле.
- А как насчёт моей просьбы  о  водителе?
- Я  подобрал кандидатуру, госпожа Морт, хотя  не  уверен в его способности справиться  с нагрузкой нью-йоркских  улиц.
Следует отметить, что  администратор очень хотел  в качестве водителя  предложить Хелен своего племянника: ну  как  не  порадеть  родному человечку? И пришлось приложить немало  усилий для  того, чтобы протолкнуть другую  кандидатуру
- Для меня  важнее, чтобы, кроме  умения  водить автомобиль,  он  был ещё  и  обаятельным человеком,  хорошим собеседником. Мне нужен  не  столько  водитель, таких, хоть  пруд  пруди  и в Америке, мне важно хоть с кем –то поговорить по - русски, а  то  я  чувствую, что  начинаю забывать  язык, порой  трудно подобрать то  или другое  слово.
Оперативник, сидевший   в фойе с раскрытой  газетой   в руках, подумал, что  умения разводить  туман Хелен  не занимать. Она постоянно  настороже и  готова моментально  ответить на  самый нелицеприятный  вопрос.
Вся кавалькада в составе Хелен, носильщика, рассыльного двинулись  к  лифту. В  номере,  на столике её  поджидали билеты в Большой. Уже  вечером она  окунулась в  любимую атмосферу театра. Вернулась поздно и сразу  легла спать.
Назавтра  в баре у Хелен была назначена встреча с кандидатом   в водители её косметического салона. Претендент на  эту  должность- Виктор Седых был подобран из  числа  оперативных работников одного из  отделов  управления. Парень был  готов   к подвигу, легенда его была  тщательно   продумана, поведение  отрепетировано. Его предупредили ни на  минуту  не терять бдительности: если она надумала повторить свой  старый  трюк, то  отравлять новую жертву она  начнёт  ещё   в Москве, дабы не затягивать процесс.
Но первая встреча  преступницы  и  потенциальной жертвы была  короткой. Хелен, прищурившись, оглядела  парня долгим взглядом,  заставив его по-девичьи покраснеть.
- Что будешь  пить  -  джин, виски?
- Я  не пью.
- Тогда пепси.
- Я могу сам  заказать.
- Не робей. Ты  любишь пепси?
- Да.
- Вот и прекрасно. Знаешь, у меня сегодня  дела,  и я  не  могу уделить тебе  много  времени, а  хотелось бы  познакомиться поближе. Давай так: завтра   я  жду  тебя в двенадцать  часов у  подъезда  гостиницы. Повозишь меня  по  Москве. Интересно посмотреть,  что тут у вас нового появилось. Да, машина  у тебя есть, или  мне такси  заказать?
- Нет-нет, у меня  есть машина.
- Твоя?
- Нет,  отцовская. Он  у меня  водитель  со  стажем.
- А  отец  не будет  возражать?
- Да  нет. Он  болен, сам  уже  не  водит.
- Вот  и прекрасно. Нет, конечно, не  то, что  отец  болен,   а  то, что  возражать не  будет. А что, что-нибудь серьёзное?
- К сожалению, да.
- Да,  нелегко  твоей матери.
- Мамы  уже  нет с нами. – Виктору  легко дались  эти  слова: у него не  было  ни отца,  ни матери. В училище МВД  он пришёл из  суворовского, а  в суворовское – из  детдома.
        - Бедный  мальчик, как ты  должно  быть  настрадался! Но давай  перене-
сём наше более  близкое знакомство на  завтра.
После  бара Хелен  отправилась  по  своим  делам. В течение  дня  она пообщалась с  известным московским  косметическим  хирургом,  договорилась  с  ним о  косметической  операции, в просторечии  называемой  «подтяжкой». Затем обед в китайском ресторане, поездка на такси по московским бутикам.  Перед ужином она  возвратилась в  гостиницу с тем,  чтобы  вечер встретить в  ложе  Большого. Ужинала Хелен  в  номере. Одна.
Назавтра кандидат в водители подал автомобиль к подъезду гостиницы. Его задачей  было: поближе  познакомиться с  будущей хозяйкой, показать свои профессиональные  и человеческие  качества.
В течение трёх часов Хелен задала Виктору  бесчисленное  количество вопросов, основной смысл которых заключался   в  окружении  Виктора: его родные,  друзья, девушка… Здесь  оперативники подсуетились ещё  при составлении легенды:  ничто не должно было  отпугнуть Хелен – ни наличие  большой  семьи,  ни многочисленная  родня,  ни  ревнивая  возлюбленная. Допросом Хелен была удовлетворена  и дала  Виктору  добро на занятие  вакансии. А  отметить это событие пригласила к себе  в  номер.
Как только дверь номера захлопнулась за  жертвой, оперативники,  затаив  дыхание, прильнули к  мониторам. Вот  сияющая благожелательной улыбкой Хелен усаживает Виктора  за стол, предлагает ему выпить, ставит на стол стаканы…
                * * *
Хелен поставила на стол  стаканы и пошла в  другую  комнату. Она подошла  к  холодильнику  и  остановилась. Ей было  даже  жаль этого глупого мальчишку, который, вообразив  невесть  что, сам лезет  в   яму, которую она  ему  роет. Но,  с  другой  стороны, таких  мальчишек   в мире  миллионы, и  никому  из них нет никакого дела до  Хелен,  до её  жизни и  судьбы. Одним  больше,  одним  меньше…
Как там его фамилия? Седых? В американской  варианте это  будет  звучать как   Seddyh  или   Zeddyh,   обязательно с  двумя «д» и с ударением на первом слоге. Хелен  Седдых – звучит неплохо. По плану Диего,  нет, теперь  уже  Роберта, Хелен должна официально выйти  замуж за  этого мальчишку и взять его  фамилию. Нельзя  допустить, чтобы  имя Морт  в  третий  раз засветилось  в  деле  о  страховке: у страховых кампаний наверняка есть какие-нибудь общедоступные  базы  данных  специально для  отлавливания таких  клиентов, как она. Впереди была увлекательная  игра в неземную любовь, свадьбу  и свадебное  путешествие. Всё-таки Хелен  - великая актриса. Как  она  играла  в паре  с  Андреем! Наивный  мальчишка  так  ничего и не  понял. Наверное, и  в мир иной  он ушёл  с её  именем  на устах. Если  только те  два  отморозка не  успели ему  открыть глаза перед  смертью.
Хелен поморщилась, вспомнив Гошу с Сергеем. Она  слишком  хорошо знала  этих людей – алчных  и  беспринципных, потому что сама  была  из их  породы. Когда Диего предложил сценарий  гибели Андрея на  родине, Хелен сразу вспомнила  его бывших друзей. По рассказам Андрея  она  хорошо поняла их суть, поставила  на  них  и не  ошиблась. Но и им поделом…
А ведь Андрей  любил её, любил  сильно и преданно. Но  что бы  там  ни было, как бы  увядшая совесть  Хелен  не напоминала  о  себе, цель оправдывает  средства: страховку  за Андрея Хелен  получила без всяких  проволочек. Этого ей  хватит  года  на четыре. К сожалению, Хелен  не  умела  зарабатывать деньги, она  умела  их только тратить. И  надо было  уже сегодня  думать  о новом  муже и новой страховке.
Самой  большой  своей находкой Хелен считала Диего. Справедливее  будет  сказать, что  это  он сам её нашёл. Интересно, когда он,  расследуя  причины смерти Боба, заявил, что ему всё  известно, он, в самом  деле, всё  понял или  блефовал? Но, даже  если блефовал,  это  ему  лишний  плюс. А Хелен тогда  испугалась,  сильно испугалась,  почва ушла  из-под ног. И Диего стал её  партнёром, а  она  об этом никогда  не  пожалела. Он разрабатывал идеальные  планы, учитывающие не столько  беспощадность американской Фемиды, сколько её капризность и ветреность. Он имел обширные связи, как в   криминальном  мире Америки,  так  и  в правоохранительной системе, и мог найти выход  из любой  ситуации. Нынешний  план Диего предполагал смерть её  нового  русского мужа  от тяжёлой болезни с  неясной этиологией. Он  даже  раздобыл где-то  бланк справки о  проживании  в Чернобыльской  зоне -  осталось только  имя  вписать. По его плану  Хелен  после вступления в брак  с Виктором должна  была уехать вместе   с ним  из Нью-Йорка на  другой  конец  Америки, туда,  где  потеплее: Лос-Анжелес, Майами. И уж там застраховать мужа  в филиале крупной   страховой  кампании. Вся  эта  операция должна была  занять  год-полтора, и её успешная реализация обеспечит ей  четыре-пять лет безбедной  жизни.  А там?… Так  далеко Хелен   никогда не загадывала. Она вдруг отчётливо вспомнила свой давний сон, так, как будто он приснился  ей вчера…
           Она  бежала  по  длинному коридору, выложенному  грубым кирпичом.  Над её  головой  низко  висело  серое, в  плотных,  клочковатых облаках небо.  Впереди зияла бесконечность, полная страха и безысходности,  и  Хелен точно знала, что  всё, что осталось позади, безвозвратно потеряно.  Внезапно ей показалось, что коридор стал уже. Она растерянно оглянулась,  но ничего, кроме кромешной  тьмы, не  увидела.  Облака полностью закрыли луну, и ночь заполнила всё  пространство вокруг. Она  широко раскинула  руки и  кончиками пальцев    ощутила шершавую поверхность кирпича. Судорожно  цепляясь  за стены, Хелен упорно продвигалась вперёд и  с ужасом  поняла, что коридор  становится всё уже и уже. Наконец,  она  ощутила стены у самых плеч, протянула руки  вперёд и вновь наткнулась на стену. В панике она попыталась бежать обратно.  Но напрасно: стена  была   и здесь. Выход из каменного мешка был  только вверх. Упираясь ногами и руками  в стены, Хелен стала подниматься, но, спустя несколько секунд, уперлась головой в потолок. Полная ужаса, она опустила  руки и понеслась вниз, набирая скорость и  захлёбываясь собственным криком. И проснулась… Больше  этот  сон не  снился ей никогда,  но   именно он  запомнился  ей на всю жизнь.
Но, – подумала Хелен,  - не  будем о грустном. Она  оглянулась  на Виктора и  обворожительно  улыбнулась. Мальчишка подходил ей  по  всем статьям. Ей  даже  свадьбу будет  с  ним приятно сыграть.
Она открыла  холодильник и  достала  две  бутылки  «пепси», а затем, достав  из кармана маленькую  бутылочку, влила  несколько капель в содержимое одной  из них. Всё  это  бесшумно фиксировали умело замаскированные  видеокамеры.
                * * *
Оперативники, затаив  дыхание, наблюдали, как Хелен, сияя улыбкой, подходит к Виктору и  наливает  ему   в стакан  пепси-колу, а  бутылку  ставит  рядом   с ним. Сама  же наливает себе из другой бутылки. Виктор не пьёт, поддерживает вежливую беседу. Она смеётся: «Ты  не стесняйся, пей. Ты  же  сам сказал, что  любишь пепси». Оперативники за стенкой решили, что улик  уже  достаточно и  даму  надо  брать, иначе либо  она что-то  заподозрит, либо Виктору  придётся выпить  это  пойло.
Дальше всё  пошло в обычном  режиме: задержание, предъявление обвинения, неизбежные  контакты с американским посольством. И через несколько  дней, после серии допросов и  чистосердечных признаний   в присутствии американских дипломатов, вдову  отправили под  конвоем по  месту  официального гражданства. Вместе  с  ней  в  Америку  были  доставлены улики её  последнего преступления, а  также  материалы по делу  об  убийстве Андрея Волошина. Московские милиционеры настойчиво  рекомендовали своим американским  коллегам  ещё  раз  внимательно изучить  личности Элен Робертсон, Элен Морган для  идентификации их  с Хелен Морт. Тяжёлая полицейская машина, взяв  в разработку версию Кузнецова, в  результате  всеамериканской поисковой  работы нашла-таки свидетелей, знавших Элен Робертсон  и  Элен  Морган,  и  опознавших  её  в Хелен Морт. В результате  эксгумации  могилы Элен Морган  в Окленде в гробу были обнаружены несколько тяжёлых булыжников.
Ещё  тогда, когда Хелен сидела в следственном  изоляторе, в Нью-Йорке взяли детектива Роберта Стара и  предъявили ему  обвинение, которое крыть  было просто нечем, слишком  очевидны  были  доказательства, полученные  из  Москвы, и следы скальпеля на его лице,  оставленные  московским  хирургом.
Эксгумация останков бывших мужей Хелен, кроме  Джеймса, показала наличие в них упомянутого токсина.
Вот и вся  история «чёрной  вдовы», потянувшая  на  пожизненное  заключение для  неё и  несколько меньшее  для её  сообщника, который  лично сок ядом  не  разбавлял и  Гошу с Серёжей лично жизни не  лишал.

                Вместо  эпилога.

Однажды  вечером   в кабинете  Кирилла Кузнецова собрались коллеги, забежала на  «огонёк» и Валентина. Атмосфера была  расслабленная, друзья вспоминали минувшие  дни, а Валентина держала ушки на  макушке, стремясь не  пропустить ни одного слова, и, надеясь, что, расслабившись, кто-то из оперов выболтает какую-нибудь информацию, полезную для  её  журналистской  деятельности.
А для того, чтобы  менты расслабились, Валентина принесла бутылку  хорошего  армянского коньяка, лёгкую закуску и взяла  на себя обязанности  хозяйки  праздника. Решив, что коньяка им  будет недостаточно,  опера отправили Славина в  ближайший магазин за  подкреплением,  и  очень скоро живая,  подогретая коньяком  компания, гудела  в кабинете, забыв  о росте  преступности в стране  и  отдавшись размышлениям о  судьбах  мира  и человечества.
За прошедшее полгода  статус Валентины в команде Кузнецова сильно изменился. Менты,  без всяких ограничений, признали за ней и  сильный интеллект, и  знание  особенностей криминальной среды,  и неженскую отвагу. Никто уже  не  считал её  нахальной  журналюгой, и  опера  обращались именно  к  ней всякий раз,   когда требовалась  информация  за пределами  законов и  кодексов: знания Валентины были поистине  энциклопедическими. Можно  было смело  сказать, что ментов Валентина,  в конечно счёте,   приручила и  даже на  равных  вошла   в их команду.
За  этот год даже Есаулов  в себе  что-то  поменял. У него хватило  ума понять, что если  не  мешать Кузнецову и его команде работать, то  и его, Есаулова, имя, хотя  бы   в виде подписи на справках  и  отчётах, войдёт в историю МВД  с положительным сальдо.
Такого рода неофициальные  мероприятия случались  крайне редко: как правило, опера всегда были в разгоне. Поэтому  редкие  моменты, когда все  вдруг  собирались вместе и  могли уделить время  неофициальному  общению, ценились  особенно  дорого.
Вспомнили  и дело «чёрной  вдовы», наделавшее  немало  шума в Старом  и Новом Свете. Его эпизоды вошли  в   учебники по криминологии не только  в России,  но и  в Америке, и Кириллу и его  коллегам было  приятно  сознавать, что именно они развязали  этот запутанный узел и предотвратили не  одну смерть.
- Не  хотел  бы  я иметь дела   с женщиной типа этой Хелен, – глубокомысленно произнёс Костя Славин, и  все  дружно  засмеялись  его юношескому максимализму.  Слава  был  очень юн,  и складывалось впечатление, что  он  патологически  стеснялся всех женщин  без исключения.
- Молись своему  богу, Костя, чтобы  такая  женщина, как Хелен,  не захотела иметь  дела  с  тобой, - засмеялся Кирилл, – хотя я  вижу  в этой  истории руку  судьбы.
Такие фаталистические высказывания были  не  в  характере Кузнецова,  и  все  заинтересованно  посмотрели  в  его  сторону,  ожидая  развития   темы.
- Ты,  действительно, считаешь, Кирилл, что в  жизни всё предопределено? – спросила Валентина. Она сама так  считала, но не стала бы афишировать  свою точку  зрения на  этот сложный  мировоззренческий  вопрос.
- Кто-то скажет, что  причиной этого преступления стала патологическая  жадность Хелен  и её подельника, кто-то  обвинит во всём недостатки  воспитания   в  советском  и постсоветском периоде, а левые объяснят всё крушением социалистических ценностей и  внедрением  в сознание  людей  культа «жёлтого дьявола». Самое смешное, что все  они  будут правы. Все  эти  факторы, как нити паутины, скрестились  в одной  точке, и  именно  в  эту  точку  угодил несчастный Волошин. Он-то  ни в чём не был виноват! Это  судьба! В  закрытом  пространстве эта  злодейка плетёт  свою паутину, а  где-то  за пределами этого пространства живут ничего не  подозревающие  люди, пьют свой  утренний  кофе, ссорятся  с  соседями, влюбляются, женятся,  совершают чудеса выживания и  не  знают, что  паутина  уже  соткана,  и Аннушка пролила своё  масло. (Кирилл совсем недавно,  не  без  влияния  Валентины, познакомился  с  булгаковским  «Мастером…»; чего-то  он  не  понял,  но кое-что его потрясло).
- Кирилл, а  почему ты считаешь, что Волошин  - безвинная  жертва? Молодой, здоровый  парень год  живёт на  иждивении женщины… Таких называют  альфонсами, жиголо и  относятся  к  ним  с презрением… Чем  же  он  лучше? Неужели  ему  ни  разу  не  пришло  в  голову, что  бесплатный сыр бывает  только  в  мышеловке? – вставила Валентина.
- Ты права, Валентина, но это  только ещё  одно доказательство того, что  ничто не  происходит  просто  так,  на всё есть  своя  причина.
Вечер, что называется, удался. Уже уходя, Валентина обронила, что  собирается  описать события  минувшего года в  детективной  повести  и назовёт   она её «Ошибка  чёрной  вдовы».
- И в  чём, по- твоему, её  ошибка, Валентина?
- А  незачем ей  было связываться  с нашей  доблестной  милицией! - засмеялась Валентина, заставив ментов  покраснеть от удовольствия.






v