Книга про Марс 3 глава

Почему я проснулся- мне непонятно. Просто проснулся. Всё было хорошо. В кабине тепло, машина убаюкивающе покачивалась на ухабах. За стеклом проносилась девственно чистая марсианская пустыня. Я встал с кресел и растёр глаза руками. Тут в душу мне начало закрадываться неприятное ощущение, что что-то не так. Я достал бутылку с водой и сухпаёк. Поел. Переполз на водительское кресло и смачно выматерился. Машина неслась по пустыне, никакой дороги рядом и в помине не было, хотя она должна была быть. Я трясущимися руками полез к навигатору. Точно, я уклонился от трассы больше чем на сто километров и находился не пойми где. Я посмотрел автопилот, так и было, автопилот я не включил, и машина ехала сама по себе, объезжая валуны и крупные ухабы. Ничему меня жизнь не учит. Такое бывало, и каждый раз я получал за это от начальства. На этот раз сильно страшного ничего не было, просто поторопиться придётся.
Я включил навигатор. Оказывается, за то время пока я спал, машина отклонилась от цели немного немало на триста километров. А это почти пять часов пути на полной скорости. Я глянул на время. Время было два. «Ну я и спать!» -  подумал я. Быстренько вернув пескоход на путь истинный, я полез в бардачок за едой. Я старался есть либо на базе, либо когда пескоход стоит. Даже несмотря на активную работу золотниковой машины и прочих ухищрений, на бездорожье пескоход сильно качало. Я вынул из бардачка сух паёк. Сух паёк, это… Сухпаёк. В прямом смысле этого слова. Это сублимированное, обогащённое витаминами, микроэлементами и прочими полезными веществами, вероятно,  мясо. Сухпаёк фасовался в маленькие, размером с вафлю, но плотные и настолько твёрдые брикетики, что их приходилось грызть. У сухпайка было неоспоримое преимущество - одним таким брикетиком можно было наесться на целый день. Но есть их постоянно было нельзя. Сухпаёк  - он и на Марсе сухпаёк. На вкус он был немного солоноватым, можно даже сказать вкусным. Тряска сильно мешала есть. Пару раз я попал этим брикетом себе в глаз, но всё равно его доел. Потом запил кофе. Кофе из термоса. Кофе на Марсе было мало, его, как и зелёный чай, считали излишне вредным, поэтому кофе попадал на Марс вместе с личными вещами, благо личных вещей можно было брать много, когда возят тоннами  - килограммы не считают.
И начались суровые трудовые будни. Я вёл машину на повышенный скорости, дабы хоть как- то наверстать крюк, разогнав пескоход до рекордных семидесяти километров в час. Из-за этого машина даже на небольших камнях чуть ли не отрывалась от земли. Хорошо, если среди той груды барахла нет ничего бьющегося. Местность Марса была однообразна и скучна, песок и камни, камни и песок. Камни были разного размера, от совсем маленьких до больших, размером с человека, такие приходилось объезжать. Работа была скучной, и я решил включить радио.
Как это не странно, на Марсе было радио. Радио появилось ещё во времена первой экспедиции, тогда со спутников на Поверхность транслировалась пара тройка земных радиостанций, чтобы космонавты не потеряли связь с миром. Во времена второй волны марсонавты с разных станций в редкие минуты отдыха по очереди пели под гитару или баян песни, рассказывали новости, истории и даже стихи, ну и, конечно же, крутили музыку. Я пару раз я тоже принимал участие в «Волне», как была названа радиостанция. Я попал как раз на середину новостного выпуска. Новости были радостные. Наконец-то прилетела «Аэлита», приземлилось больше десяти челноков и больше двух десятков одноразовых контейнеров. Марс получил столь необходимые продовольствие, станки, свежие кадры. Уже отправлены на орбиту первые килограммы золота, урана, образцов породы. В общем настроение на всем Марсе было приподнятое. Но меня это не касалось. Я был перевозчиком, а потому на меня ложилась вся тяжесть перевозок по планете. На Марсе было около дюжины посадочных площадок, но лабораторий было тысячи, и каждую нужно было как-то снабжать, а потому нам придётся больше чем обычно работать. Если обычно я мог два три дня в неделю отдыхать, потому что для меня не было грузов, то теперь меня будут гонять от заката до рассвета.
Хотя даже для нас, перевозчиков, была пара хороших новостей. Наш штат расширяют, не прошло и тысячелетия. Теперь, помимо меня, Павлика и Витька, за Ураногорском будет закреплено ещё три человека. Основные детали их вездеходов уже спустили. Изначально профессия перевозчика на Марсе недооценивалась. После эпохи первых исследований, когда Марс изъездили вдоль и поперёк, появилось шесть крупных городов, вокруг которых было раскидано около двух сотен мелких баз.
Марсоград - центральное поселение, крупный промышленный центр на месте большого месторождения железа. Там производится та малая часть промышленной продукции, которая используется Марсом. В основном это горные комбайны, станки, вездеходы, металлоконструкции, в общем всё то, что много весит и легко производится. В Марсограде живёт двадцать тысяч человек. Там находится командование марсианского сектора, которое отвечает за всё что находится как на самом Марсе,  так и на его орбите. Руководит всем знаменитый Сурков, благодаря которому Марсоград так разросся. Народ там разный. Если в остальных городах все люди, так или иначе повязаны на одном производстве, то в Марсограде производств много, а учитывая огромное количество народа, который там проживает, люди с одного производства могут вполне не знать, что происходит с другими.
Криолитный. Крупнейший центр производства алюминия на Марсе. Криолитный меньше, но так же важен. Он соединён пока что единственной железной дорогой с Марсоградом. Отличия от Марсограда здесь налицо. Народу мало, все друг друга знают, все в курсе последних слухов. Словом, так же как и большинство других мелких городов - большая деревня.   
Старая база. Одно из самых первых поселений на Марсе. Она находится в кратере Эллада. Там находится крупнейший на Марсе массив теплиц. Через месяц после отлёта «Аэлиты» на старую базу один за другим потянутся машины, водители которых будут клянчить свежие овощи и фрукты. Помимо теплиц там находится опытное поле, на котором аграрии год от года пытаются что-то вырастить, но каждый раз урожай погибает по независящим от них причинам. Поэтому настроение у многих здесь плохое, а учитывая близость свежей растительности, здесь пышным цветом процветает самогоноварение. Пробовал я однажды их самогон, гадость редкая, но всё равно это лучше, чем ничего.
Ураногорск. Единственное разрабатываемое месторождение урана на Марсе. Здесь же уран в центрифугах обогащают и делают из него ТВЭЛы. Уроногорск, в отличии от других городов, почти целиком находится над землёй. Это вызвано тем, что в урановых шахтах, где работают в основном в защитных костюмах, слишком высокий уровень радиации. Немногие обитаемые шахты заняты, как правило, производствами по обогащению урана. Народу там совсем мало, человек пятьсот, но вокруг полным полно мелких станций.
Дубна-8. Крупнейший научный центр Марса. Чем там занимаются, я не знаю. Но народ там сварливый. Как только туда приеду, сразу начинают друг с другом ругаться и постоянно меня о чём-то просить. И главное, всегда смотрят на меня, равно как и на других людей, свысока.
Был ещё Водногорск - крупнейшая на Марсе артезианская скважина. Там народу было немного, всего несколько десятков человек, но по важности он был сравним со всеми остальными городами. Вода оттуда поставлялась во все города и лаборатории. Конечно, системы жизнеобеспечения в населённых пунктах были замкнутые по воде и кислороду, но вода всё равно была нужна.
Я же ехал к малой лаборатории. В таких занимались в основном геологоразведкой и всякими бурениями. Ехал я долго, часов шесть, пока наконец вдалеке не показалась заветная сорок шестая лаборатория. Все малые лаборатории были построены по одному проекту и выглядели одинаково. Лаборатория представляла из себя огромную усечённую пирамиду высотой шесть метров. Внутри пирамида имела два этажа. Первый целиком был отдан под теплицу, на втором располагались баки с хлореллой, лаборатория, блок систем жизнеобеспечения и жилой блок. Такая лаборатория могла работать в полной изоляции от внешнего мира в течении полугода. Эти лаборатории были созданы на основе самых первых марсианских лабораторий. Занимались на них самыми разными исследованиями. В основном там изучали атмосферу, грунты и занимались геологоразведкой. Персонал составлял, как правило, три человека. В эпоху массового освоения уже не занимались таким тщательным подбором кандидатов в экипажи таких малых станций, поэтому в этих лабораториях люди либо становились друзьями до гроба, либо смертельными врагами. Но по крайней мере, в такой лаборатории я мог рассчитывать на теплый приём. На протяжении многих дней экипаж так надоедает друг другу, так  что любой сторонний человек сразу оказывается в центре внимания.
Я приближался к станции, и начал её вызывать. Станция молчала. Это было, по крайней мере, странно. Поскольку радиоконтакт нужно устанавливать за десять километров до цели, я включил внешнюю камеру и приблизил станцию. Как я и думал -  не было антенны. Собственно, это непорядок, и узнай об этом начальство, экипаж станции получил бы хороший нагоняй. Вероятнее всего,  антенну снесло последней бурей, а всё потому, что кто-то не слишком дружит с техникой безопасности, и редко проверяет крепления. А ведь так и зашибить кого- нибудь могло. Станция была обычной. Такой же как и все. Вокруг центрального здания располагалась груда пустых ящиков, навес, под которым стояла какая-то аппаратура и поваленная антенна.
Но приглядевшись, я заметил ещё кое-что. Дверь кессона была открыта. Это было, по меньшей мере, странно. Во-первых, по инструкции дверь кессона всегда должна быть закрыта.
 Во-вторых, на двери есть доводчик. Как правило, поломка доводчика, привычная и банальная в земных условиях, на Марсе  грозила обернутся многодневным заточением в лаборатории. Вся соль ситуации была в том, что если наружная дверь кессона закрыта, то внутренняя не откроется. А выход из лаборатории только один. Если такое случается - положено просить помощь. Но, как правило, этого не делают, вместо этого из подручных материалов в прихожей делают переборку, после чего лезут в проводку, снимают аварийную блокировку, понижают давление на станции, затем только быстренько открывают дверь и с силой захлопывают, после чего закрывают кессон и ремонтируют доводчик. Если про это каким-то образом  прознает начальство, то командира станции в лучшем случае сменят. Но самое интересное в данной ситуации то, что в силу специфики работы малых лабораторий,  их экипаж может месяцами не выходить из лаборатории, и о поломке они узнают в самый неподходящий момент.
Я подъехал поближе и остановил вездеход. Пригляделся. Лаборатория была старая, краска во многих местах стёрлась, а основание было плотно засыпано песком. Но моё внимание привлекло другое. Поваленная антенна связи, скорее всего, согнулась, когда на неё кто-то наехал. Подошёл к двери. Следы вокруг лаборатории были свежие, но кроме ног здесь были и следы колёсного вездехода. Они уходили туда, откуда приехал я. Ничего не подозревая, я прошёл в кессон, в уме готовя внушение экипажу станции. Зайдя в кессон, я увидел то, от чего у меня волосы на ногах зашевелились. Внутренняя дверь кессона была открыта, а доводчик был выдран с мясом. Это было уже никакое не разгильдяйство, а самое настоящее преступление со смертельным исходом. Мысли заветрелись у меня в голове. Кто? Как? Зачем могли это сделать? Я понимаю, свалить антенну, мало-ли, от этого не умирают. Но разгерметизировать всю станцию - это что-то из ряда вон выходящее. Это уже теракт! Я, пошатываясь, зашёл внутрь, на каждом шагу ожидая увидеть кучу крови и мяса, которая когда- то была человеком. Вот была стойка со скафандрами. Все три висели здесь. Я пошёл дальше. И пошатнулся. Это был первый человек, вернее то, что от него осталось. Тело лежало в позе эмбриона, прижимая руки к лицу, пытаясь остановить поток крови, хлеставший из глаз, рта и носа. Кожа осталась цела, но сильно вздулась и стала синей. Волосы пропитались кровью и превратились в один комок. Вокруг была лужа засохшей крови. Меня замутило, я развернулся и пошёл к вездеходу, дрожащими руками открыл дверь, и, не дожидаясь герметизации, включил радио и стал вызывать Ураногорск.
- Ураногорск, я полставторой.
- Ураногорск, я полставторой.
- Ураногорск слушает. Что случилось?
- Тут… Это… Все мертвые!
- Где тут? Кто мёртвый?
- Здесь на сорок шестой.   
- Кто м…
- Блин, ДА ТУТ ЧЕЛОВЕКА ВЫВЕРНУЛО. НАПРОЧЬ.
- Так. Успокойтесь и подождите.
В трубке послышалось движение. И уже другой голос ответил.
- Рассказывайте.
- Подъезжаю я, значит, к этой станции. Смотрю антенна повалена. Потом подхожу, кессон раскрыт напрочь, а внутри человека размазало.
- Когда вы подъехали?
- Да недавно, минут десять назад.
- Следы какие- нибудь рядом есть?
- Да есть, колёсного вездехода и человека!
- Колёсного? У нас вроде нет таких.
- Да я вот тоже думаю.
- Ты сейчас это, осмотри лабораторию, может поймёшь, что там произошло. Всё. Давай.
- Но…
И связь прекратилась. И я, превозмогая страх, пошёл в лабораторию.
Перед этим надо сказать, что мы - марсонавты, люди очень суеверные. У нас полно суеверий на каждый случай жизни. И, естественно, у нас были суеверия относительно смерти на Марсе. Сейчас на Марсе мало кто умирает. Много народу умирало в годы космической революции, когда всё делали с бухты-барахты, без какого-либо плана. У нас есть целая легенда про заброшенную лабораторию. Давным-давно, когда на Марсе жило меньше тысячи человек, была одна крупная по тем временам лаборатория. Называлась она Эладополис, так как находилась в кратере Эллада, в километрах пятидесяти от старой базы. Жили значит они не тужили, и однажды у них произошла разгерметизация и все погибли. Ну наши приехали. Все разгребли, виновных наказали, и стали опять жить. Тут-то и началось всё самое интересное. На станции неполадки шли одна за другой, сначала пропала связь, потом стал вытекать воздух. Народ весь был на нервах, говорили, что им кошмары снятся, и не мудрено - кровь до конца отмыть не везде смогли. В конце концов, лабораторию бросили. Забрали всё ценное и уехали на старую базу. Я там бывал. Надо сказать, зрелище не из приятных.
Я собрался сдухом и пошёл в лабораторию. Прошёл кессон, прошёл стойку со скафандрами, остановился у остатков человека. Меня снова замутило, но я переборол себя и нагнулся. Человек был молодым, лет двадцати пяти не больше. Выпускник академии. Это был, вероятно, его первый год на Марсе. Бедняга, такая страшная и мучительная смерть. Он, наверняка, так же как и я, полетел на Марс в поисках приключений и острых ощущений. Но ему выпало умереть здесь, и теперь его душа навсегда останется на этой планете. Кто и зачем мог совершить такое? В лабораториях люди часто ругались, порою были драки, но что бы вот так просто воздух выпустить? Это уже чересчур.  Я попытался разогнуть труп, чтобы прочитать имя, оно обычно располагалось около сердца. Не получилось. Марсианский мороз сковал тело, и оно теперь было твёрже камня. Я пошатываясь пошёл дальше. Дальше была дверь в теплицу, самое больше помещение станции. Она тоже была раскрыта. Внутри теплица была разделена прозрачным пластиком на восемь отсеков. В каждом отсеке выращивался отдельный сорт растений. Внутри первого отсека, в который попал я всё было покрыто зелёной кашеобразной массой, это полопались растения. Сам пластик выгнулся, но выдержал. Теплица была большой, семь на семь метров, считая прихожую, и занимала весь первый этаж. Я осмотрелся, зелёная слизь заляпала почти всё. Вверху был люк на второй этаж. Я подошёл к нему, и тут раздался крик. От этого крика сердце ушло в пятки.
- ЭЙ? МУЖИК? ПОМОГИ!
- Кто здесь? – в ответ закричал я.
- Мужик, я здесь за стеклом. – раздался голос.
 Голос и в правду доносился из-за стекла. Я подошёл и попытался отодрать застывшую слизь.
- Не трогай! Лопнет!
- Ты кто?
- Я? Я Алёхин, начальник станции а ты кто?
- Волков, водитель. Что у вас тут происходит?
- Нет времени объяснять, закрой кессон!
Тут то я понял, что я забыл, я забыл самое главное - закрыть кессон. И сломя голову побежал к кессону с размаху захлопнув внутреннюю дверь. Потом одумался, закрыл сначала внешнюю, а потом внутреннюю. Потом вернулся к Алёхину.
- Закрыл?
- Да закрыл!
- Ну, была ни была.
И Алёхин повернул какой-то клапан и зашипел воздух. Листы пластика начали на глазах возвращаться на своё место. А мой комбинезон начал распухать.
- Ну давай ,рассказывай.
- Погоди, дай выровняется.
Через полминуты, которые растянулись на целую вечность, давление выровнялось, и Алёхин, открыв треснувшую дверь, вошёл. Теперь я смог его рассмотреть. Он был коренастым и лысым, лицо его было бледным, то ли от пережитого стресса, то ли от недостатка света. На вид ему было лет сорок, но марсонавты стареют медленнее. Глаза у него были немного ошалелые.
- Ну теперь-то можешь рассказать.
- Сначала скажи, что ты тут делаешь!
- Я?!
- Да ты? Прошлый водитель тоже просто так приехал! И вон тут что началось!
- Да меня Семён с Ураногорска прислал, хлореллу вам доставить.
- Опомнился таки. Я его два дня назад просил!
- Ты можешь мне рассказать, что тут произошло?!
- Ну что тут у нас произошло!? Сумасшествие у нас тут произошло! Дня три назад Веня стал говорить,  что он голоса слышит.
- Это с перепою или правда?
- С какого перепою? Я не из этих! У меня тут этим не занимаются!
  - Ну ладно, ладно.
- Ну так вот, я ему таблетки на этот случай давать стал. Ну он всё не унимался. Говорит «Бежать надо»,  я ему «Куда бежать?», а он «Не знаю куда. Но надо». Весь уже извёлся. И тут вчера приезжает этот, Кнутов! Аж с Криолитного сюда пёрся. Я его спрашиваю: «Ты зачем сюда?», а он говорит «проездом». Ну я его и пустил. Не объест, небось. Ну я, короче, спать лег, а он значит ночью скафандр одел и стал Веню будить, говорит бежать надо, Веня уже скафандр одел. Тут мы с Сенькой- то услышали и стали его спрашивать: «Ты что гад делаешь?», а он драться начал. Тут Венька и обезумел. Заорал как оглашенный и понёсся к машине  и угнал ее, я наверх побежал радировать, а Сенька внизу был, ну вот его и вывернуло.
- А почему этого Сеньку вывернуло- то? Доводчик что ли сломался?
- Ага, щас. Эта лаборатория новая, всё на соплях держится. Мне доводчик самому делать пришлось. Венька дверь хорошенько долбанул, вот он и вылетел.
- А Кнутов что?
- Ну, Кнутов давай за ним, я со второго этажа видел, он его догнал, пока тот к машине бежал, скрутить хотел, но ведь Венька у нас лоб здоровый, его поди скрути. Ну Венька вырвался, в машину сел и дверь захлопнул. И как по газам-то даст, и по антенне-то проехался. Кнутов за подножку зацепился, и его так и потащило.
- И далеко его протащило?
- Ой, далеко! За крайний пригорок. Может помер уже. Туда ему и дорога, он мне сразу не понравился. Стрёмный он какой-то.
- Да, весело тут у вас. Что дальше-то делать будем?
- Ну ты давай, наверное, Ураногорск попробуй вызови, послушай что они скажут. А я порядок буду наводить.
Мы вышли из теплицы. Алёхин подошёл к телу Сеньки и перекрестился.
- Эх Сенька, Сенька, говорил я тебе, «не место тебе здесь».
Я вышел из лаборатории. Чувство страха маленько улеглось. Теперь всё было понятно. Маленькая вспышка шизофрении, случается редко, но случается. Другое дело, к чему это может привести. Вездеход оснащён реактором. Раскурочить его конечно трудно, но возможно. Но меня больше волновал Кнутов. Если его и в правду протащило до пригорка, который был в километрах пяти, то его мог и не спасти даже скафандр.
Я вызвал Ураногорск.
- Ураногорск, я полставторой.
- Ураногорск слушает. Докладывайте, -  необычно бодро ответили мне. После чего я кратенько описал увиденное мною и рассказанное Алёхиным. В трубке долго молчали. После чего ответил уже другой, знакомый голос.
- Найди этого Веньку и доставь сюда.