Вы уж простите

Когда профессор вернулся из Москвы, Санкт-Петербург встретил его холодной и пасмурной погодой, которая через несколько дней, как нам рассказывали, установила новый антирекорд. Говорили, что никогда прежде не бывало в этих местах такого холодного июля. Тем не менее, профессор был счастлив. Когда он, отдохнув как следует, вечером спустился в зал и сел у камина, щурясь, как кот на солнце, я спросил его, как ему понравилась Москва.

— Что ж, предвзятого отношения я к Москве никогда не имел, вы это знаете, — сказал профессор, закуривая трубку. Мне всегда нравился запах табака из его трубки. Сигареты людей, которые в спешке бегут от метро до работы или по другим унизительным делам, меня раздражают, а вот курение профессора мне всегда было даже, можно сказать, приятно.

— Так вот, — продолжал он, — Моё первое впечатление было положительным. Знаете, Тверская улица, Красная площадь. Сталинские дома, а особенно МГУ, вы, конечно, в курсе, как долго я мечтал увидеть это колоссальное здание. Когда увидал, аж дух перехватило, настолько, знаете ли, здорово!

— Знаю, — сказал я.

— Разумеется, — кивнул профессор, — Уж вы-то, коренной москвич, знаете. Да... Ну так вот, вид с этой самой... Набережной или как его там... Ну, на Лужники. Неплох. Недурственен. Метро это, знаете ли, надземное. Но, вы уж меня простите, как по мне, Петербург — это совершенно другое дело. Москва напоминает мне Новосибирск, точно так же, помните, я говорил, как Владимир напомнил мне Кемерово. Ну так вот. Река Москва — это настоящая пошлость.

— В Москве есть места, похожие на Питер, — сказал я, — Покровка, например, или...

Профессор замахал руками и возбуждённо затараторил:
— Конечно, есть там всё от всего, вот об этом я и говорю, что Москва словно собрала со всех городов по кусочкам, а сама по себе не имеет какого-то законченного облика. Есть сталинки, есть Красная площадь, есть храм Христа Спасителя, но между этими артефактами нет никакой связи, логики, между ними стоят обычные дома и прочая ерунда. А вот взять метро. Как по мне, наше метро гораздо современнее и интереснее, а в Москве оно словно осталось советским. Законсервировалось.

— Ваши суждения определённо имеют смысл, — вставил я, пока профессор выдыхал табачный дым, но потом он снова взял нить диалога в свои руки:

— Когда я уезжал, вы знаете, я думал о том, что Петербург мне надоел и что мне нужно что-то новое. Так вот, с этим покончено. Я давно не испытывал такого счастья. Когда я вышел на Московском вокзале, я не стал брать такси и — как вы помните — попросил меня не встречать. Я просто пошёл по Невскому, и знаете, я видел эти дома сотни, тысячи раз, чёрт возьми, но как я был рад их видеть вновь. Я вертел головой, словно чёртов турист! Я дышал этим морозным для лета воздухом, чувствовал эту свежесть, что ли... Короче говоря, моё мнение такое — Москва, определённо имеет шарм, харизму, но она лишена чёткого облика. Уж простите, но Санкт-Петербург — это лучший город в России. Просто лучший.

Наконец он замолчал. Лоб его покрылся лёгкой испариной, глаза воззрились на огонь в камине. Он курил и утвердительно кивал своим мыслям. Я задумался над его словами. С улыбкой я подумал о моих друзьях из Москвы, которые с пеной у рта набросились бы на профессора, скажи он им такое. Но я в чём-то с ним согласен. Тебе либо нравится Питер, либо Москва, если говорить об этих городах. Оно должно соответствовать твоему темпераменту, что ли. Однако, мне пора. Карандаш затупился, и скоро мы будем играть в шахматы. В последний раз я выиграл, что страшно разозлило профессора. Наверное, мне несдобровать.