Анна Иоанновна

АННА ИОАННОВНА
28 января 1693 — 17 октября 1740

Анна Иоанновна была второй дочерью царя Ивана V и царицы Прасковьи Фёдоровны (Александровны) Салтыковой.

Отец – Иоанн Алексеевич, старший брат Петра I, в государственных делах участие не принимал, но до самой своей смерти в 1696 г. был номинальным соправителем Петра I. К 1993 г., т.е. к 27 годам был совсем дряхлым, плохо видел и был поражён параличом.

Иван был от природы слабоумен, косноязычен, страдал цингой; полуслепой, с трудом подымал свои длинные веки, и на восемнадцатом году от рождения, расслабленный, обремененный немощью духа и тела, служил предметом сожаления и даже насмешек бояр, его окружающих. Жених он был плохой, но, весь во власти царевны Софьи, не противился ее желанию.

Мать – Прасковья Федоровна (Александровна) Салтыкова, была высока, стройна, полна; длинные волосы густыми косами ниспадали на круглые плечи; круглый подбородок, ямки на щеках, косички, красиво завитые на невысоком лбу, - все это представляло личность интересную, веселую и очень миловидную.
Де Бруин (голландский художник, 1653 – 1727), писавший портреты её дочерей (не сохранились), оставил описание царицы в книге «Путешествие через Московию в Персию и Индию» (1711 г.):
«Она была довольно дородна, что, впрочем, нисколько не безобразило её, потому что она имела очень стройный стан. Можно даже сказать, что она была красива, добродушна от природы и обращения чрезвычайно привлекательного.»
Импонировала Ивану и набожность Прасковьи, так переезжая в 1708 г. из Москвы в Петербург она приказала сделать  копию с иконы Казанской Божией матери, которая впоследствии стала центральной иконой Казанского собора в Петербурге. Именно перед этой копией в 1709 году, накануне Полтавской победы молился Петр I о победе русского оружия.

Прасковья была на два года старше Ивана, происходила из семьи изменников: её прямой предок боярин Михаил Глебович «Кривой», принимая видное участие в смутах, служил Лжедмитрию I и Лжедмитрию II, а в 1612 году выехал с сыновьями в Польшу в составе русского посольства, да там и остался, щедро одаренный королем Сигизмундом III. Отец Прасковьи Александр Салтыков при царе Алексее Михайловиче, когда Смоленск отошел к России, присягнул русскому государю и влился в ряды служилого люда средней руки. На основании некоторых косвенных данных, он служил в Енисейском остроге комендантом, откуда был вызван ко двору правительницей Софьей Алексеевной. Есть основание считать, что во время стрелецкого восстания 15 мая 1682 г. Александр Петрович был ранен копьем, но выжил. Незадолго до свадьбы дочери был поставлен правителем и воеводою города Киева. Счастливый родитель тогда же был возведен в сан боярина с повелением переменить имя: вместо Александра он был наименован Фёдором.

Перемена имени родителя будущей царевны связана с почитаемой домом Романовых Феодоровской иконы Божией Матери из Богоявленского собора города Костромы, которая участвовала в призвании первого Романова – Михаила – на царский престол. С этого времени сложилась традиция переименовывать отчество цариц в Федоровны.

Венчание состоялось 9 января 1684 года. Обряд венчания в соборной церкви совершал патриарх Иоаким с ключарем и тремя диаконами. Пять лет у них не было детей. В связи с этим ходили слухи, что дочери Прасковьи родились не от Ивана, а от стольников.

В 1686 - 1692 годах стольником царицы Прасковьи был Степан Глебов (1672 – 1718), в будущем (1709 – 1710 гг.) — любовник сосланной царицы Евдокии Лопухиной (первой жены Петра I), казнённый за это Петром I. Другим её стольником с 1692 до 1701 г. был Иван Дмитриевич Алмазов (1673 – 1745), который с 1727 по 1737 гг. был казначеем Московского (красного) монетного двора.
Первая дочь Прасковьи родилась в 1688 г., когда Глебову было 16 лет, а Алмазову 15.

В 1696 г. Петр I после смерти Ивана переводит семью Прасковьи жить в село Измайлово, где в 1701 г. управляющим назначает Василия Алексеевича Юшкова (1677 – 1726), который на протяжении 22 лет, до самой её смерти, был фаворитом Прасковьи. В Измайлово переехали и три дочери царицы - пятилетняя Екатерина, трехлетняя Анна и двухлетняя Прасковья.

Поэтому раннее детство Анны проходит в селе Измайлово под Москвой.
Обучали царевен русскому языку, истории, географии и каллиграфии. Петр желал, чтобы они знали иностранные языки и танцы, а потому к ним был приставлен в качестве гувернера Иоанн Христофор Дидрих Остерман, а в качестве учителя немецкого языка  барон Гюйссен – просвещенный немец, известные литературный агент Петра I. В 1703 году для преподавания французского языка и танцев приглашен француз Рамбурх. Остерман (старший брат знаменитого впоследствии вице-канцлера) оказался человеком бездарным, да и Рамбурх не отличался, по-видимому, педагогическими способностями; успехи царевен в обоих языках и даже в танцах были невелики. На воспитание княжон большое влияние оказывали юродивые, святоши и разные приживалки, которыми был наполнен дом Прасковьи Федоровны.
Де Бруин, писавший портреты дочерей Прасковьи Федоровны в 1703 г., отмечал:
«Алексей Петрович (сын Петра I), часто посещает её и трех молодых княжен, дочерей её, из коих старшая, Екатерина Ивановна, - двенадцати лет, вторая, Анна Ивановна,- десяти и младшая, Прасковья Ивановна, - восьми лет. Все они прекрасно сложены.

Средняя белокура, имеет цвет лица чрезвычайно нежный и белый, остальные две - красивые смуглянки. Младшая отличалась особенною природною живостью, а все три вообще обходительностью и приветливостью очаровательною.»
От матери Анна Иоанновна наследовала строптивость характера, и проявлением этого качества еще в молодости поражала окружающих ее: один из юродивых, бывавших запросто в доме ее матери, называл ее, шутя, царем Иваном Грозным.
Анна Иоанновна с молодости отличалась набожностью, а впоследствии у нее стали развиваться наследственные черты ее деда, царя Алексея Михайловича, и матери Прасковьи Федоровны. Она так же, как и «тишайший» царь и ее мать, любила церемониалы и торжественные выходы, парчу, золото и драгоценные украшения и отличалась внешним обрядовым благочестием; также, как и они, она любила слушать душеспасительные беседы монахов и благочестивых людей и, вместе с тем, подобно своему деду, до страсти увлекалась охотой, псарнями и зверинцами. Но склонность к забавам у Анны Иоанновны выражалась сильнее и оригинальнее, чем у царя Алексея, приближаясь по характеру своему к потехам и затеям Петра Великого: ирония и юмор, хотя в грубой, необделанной форме, часто с большим оттенком цинизма, проявлялись у Анны Иоанновны в ее шутках и шутовских процессиях. Она питала страсть к разным курьезам: ученым скворцам, белым павам и обезьянам, карликам и великанам, а в особенности к сказочницам, шутихам, приживалкам, которые ей рассказывали на ночь сказки.

В период пребывания вдовствующей царицы Прасковьи Фёдоровны, Измайлово оставалось островком старой России, которого не затронули бурные преобразования царя Петра I. Двор вдовствующей царицы составляли две с половиной сотни стольников, штат царицыной и царевниных комнат, десятки слуг, мамок, нянек и приживалок. Со времен царя Алексея Михайловича в Измайлово было разбито опытное дворцовое хозяйство. Яблоневые, грушевые и вишневые сады окружали берега двадцати прудов - Просяного, Лебедевского, Серебрянского, Пиявочного и других. В прудах водились стерляди с золотыми кольцами в жабрах, которые, как замечал историк Семевский, были надеты ещё при царе Иване IV Васильевиче. В оранжереях усадьбы росли тропические растения и заморские тюльпаны. Царь Алексей Михайлович разбил в усадьбе тутовый сад и плодоносящий виноградник. Во дворце был придворный театр, в котором ставили пьесы.

Родная сестра Прасковьи Федоровны, Настасья, вышла замуж за знаменитого князя-кесаря Федора Юрьевича Ромодановского. Сама Прасковья Федоровна в 1712 году, уже переехав в Петербург, была посаженной матерью при бракосочетании Петра I с Екатериной I, а её дочери Прасковья и Екатерина - «ближайшими девицами» на этой свадьбе. При этом как и в 1709 г. Анны нет в её кругу.

Как отмечает историк Семевский, в конце жизни Прасковья много болела, но различные лечения не приносили результата, так как, скорее всего болезнь развилась от неумеренного употребления крепких напитков. Кто бы ни приезжал в Измайлово, либо в её дом в Петербурге он редко уходил, не осушив нескольких стаканов крепчайшего вина, наливки или водки. Царица Прасковья всегда была так милостива, что сама подавала заветный напиток, сама же и опорожняла стакан ради доброго гостя. Даже выезжая куда-нибудь, царица приказывала брать с собой несколько бутылок вина…

Отношения с матерью, царицей Прасковьей, у Анны никогда не были гладкими. Всю материнскую любовь царица всегда дарила своей старшей дочери Екатерине, а Анне доставалась суровая взыскательность. Анна даже боялась матери. Отправляясь на богомолье в Ростов в 1709 г. Прасковья берет с собой только двух дочерей Екатерину и Прасковью, а Анну оставляет дома.

Отношения резко ухудшились, когда царица Прасковья узнала про «срамную» связь Анны с Бестужевым. Свою благосклонность к Бестужеву Анна Иоанновна доказывала также заботами о его семье, хлопотала перед Императрицей Екатериной о его сыне, Михаиле, и о его дочери, княгине Волконской. Самому Бестужеву она тщетно старалась выпросить у Петра чин тайного советника, ибо он, как писала Анна, «здеся служит, а чина никакова не имеет, что от здешних людей ему подозрительно». Чин этот Бестужев получил только от Императрицы Екатерины I, после смерти Петра I.

Царица Прасковья обрушилась на царя Петра с требованиями отозвать Бестужева из Митавы (столицы Курляндии) или позволить ей самой съездить к дочери и навести там порядок. В Митаву ездил брат царицы Василий Салтыков, который сразу рассорился с Бестужевым и писал своей сестре все самое плохое и про Бестужева и про родную племянницу.

В этот период, у Анны сложились очень близкие отношения с женой Петра I, царицей Екатериной, которая покровительствовала Анне и защищала её перед матерью. Екатерина относилась к Анне с большим сочувствием и добротой. Они обменивались «весточками» и скромными подарками, вроде подаренного Анной янтарного прибора. В 1719 году Анна так писала Екатерине:
«Государыня моя тетушка, матушка-царица Екатерина Алексеевна, здравствуй, государыня моя, на многие лета в купе с государем нашим батюшкой, дядюшком и с государынями нашими сестрицами! Благодарствую, матушка моя, за милость Вашу, что пожаловала изволила вспомнить меня. Не знаю, матушка моя, как мне благодарить за высокую Вашу милость, как я обрадовалась, Бог Вас, свет мой, самое так не порадует… ей-ей, у меня, краме Тебя, свет мой, нет никакой надежды. И вручаю я себя в миласть Тваю материнскую…».

Отношения с матерью у Анны оставались натянутыми вплоть до кончины царицы Прасковьи. Незадолго до смерти, осенью 1723 года царица написала Анне какое-то очень не доброе письмо и, в ответ, Анна попросила царицу Екатерину просить Прасковью Федоровну о прощении. Мать смилостивилась и перед смертью простила дочь. Прасковья Фёдоровна написала дочери:
«Слышала я от моей вселюбезнейшей невестушки, государыни императрицы Екатерины Алексеевны, что ты в великом сумнении якобы под запрещением или, тако реши, — проклятием от меня пребываешь, и в том нынче не сумневайся: все для вышеупомянутой Ея величества моей вселюбезнейшей государыни невестушки отпущаю вам и прощаю вас во всем, хотя в чём вы предо мною и погрешили».

В октябре 1709 года Пётр I встретился с королём Пруссии Фридрихом Вильгельмом I в Мариенвердере и на волне полтавского успеха добился его согласия на брак юного герцога Курляндского Фридриха-Вельгельма с одной из представительниц русской царской семьи. Выбор пал на потомство брата Петра царя Ивана V. Точную кандидатуру Пётр предложил выбрать самой царице Прасковье, которая пожертвовала не старшей и обожаемой ею дочерью Катериной, которую звала в письмах «Катюшка-свет», а второй, нелюбимой, семнадцатилетней Анной. Никто в семье, в том числе и невеста, не испытывал радости от невиданного со времен Киевской Руси династического эксперимента - выдания замуж в чужую, да еще «захудалую» землю царской дочери.

В ответ на официальное предложение брака Анна писала своему жениху:
«Из любезнейшего письма Вашего высочества, отправленного 11-го июля, я с особенным удовольствием узнала об имеющемся быть, по воле Всевышняго и их царских величеств моих милостивейших родственников, браке нашем. При сем не могу не удостоверить Ваше высочество, что ничто не может быть для меня приятнее, как услышать ваше объяснение в любви ко мне. Со своей стороны уверяю ваше высочество совершенно в тех же чувствах: что при первом сердечно желаемом, с Божией помощью, счастливом личном свидании представляю себе повторить лично, оставаясь, между тем, светлейший герцог, Вашего высочества покорнейшею услужницею».

Но есть основания полагать, что не все было так радужно, как в официальном письме, причем это даже стало известно горожанам. Сохранились слова песни, которую распевали тогда в Петербурге:
«Не давай меня, дядюшка, царь-государь Петр Алексеевич, в чужую землю нехристианскую, бусурманскую,
Выдавай меня, царь-государь, за своего генерала, князь-боярина…»

Венчание молодых состоялось 31 октября 1710 года в Петербурге, во дворце князя Меншикова, а на следующий день там же был дан царский пир.
По случаю бракосочетания Анны пиры и торжества в Петербурге продолжались два месяца, причем, по обычаю Петра, не соблюдалось умеренности ни в еде, ни особенно в винопитии. Вследствие таких излишеств новобрачный заболел, затем, выздоровев, простудился, но, не обратив внимания на простуду, выехал вместе с новобрачной из Петербурга в Митаву.

8 января 1711 года молодые отправились в Курляндию. Едва выехав из Петербурга в свои владения, герцог Фридрих-Вильгельм скончался на Дудергофской мызе (район Красного Села в Красносельском районе Санкт-Петербурга, расположенный на восточном побережье Дудергофского озера) 10 января 1711 года. Как подозревалось, герцог умер от невоздержанности в употреблении спиртного, так как накануне позволил себе состязаться в искусстве пития с самим царем Петром.
Семнадцатилетняя вдовствующая герцогиня вернулась в Петербург, к матери. Только в 1712 году царь Пётр, наконец, принял решение о дальнейшей судьбе своей племянницы, - она должна перехать в Курляндию. 30 июня 1712 года Пётр послал курляндскому дворянству именную грамоту, в которой, опираясь на заключенный перед свадьбой договор, приказал подготовить для вдовы герцога Фридриха-Вильгельма резиденцию и собрать необходимые для содержания её двора деньги. Только в 1717 г. Анна переехала в Курляндию. Вместе с Анной в Митаву отправился Пётр Бестужев-Рюмин, которому Пётр, не надеявшийся на местное дворянство, повелел, не стесняясь в средствах обеспечить доходы для содержания двора герцогини, а если будет нужно, то даже просить вооруженной помощи у рижского коменданта.

В 1726 году внебрачный сын польского короля и саксонского курфюрста Августа Сильного граф Мориц Саксонский лично явился к Анне с предложением руки и сердца. Обаятельный граф понравился молодой вдове, и она дала свое согласие на брак. Столь же успешен граф оказался и в общении с курляндским дворянством. 18 июня 1726 года курляндские дворяне выбрали графа новым герцогом, а герцога Фердинанда, который продолжал находиться в Данциге и не показывался в Курляндии, лишили трона.
Но Петербург был против Морица и его вскоре выгнали из Курляндии. Не помогла Анне и Екатерина I.
В довершение несчастий Анны в июне 1727 года Бестужева отозвали из Митавы в Петербург.

Анна убивалась до осени, но к октябрю её сердце занял новый возлюбленный, как оказалось уже на всю жизнь. Это был Эрнст Иоганн Бирон. 28-летний курляндский дворянин Эрнст Бирон поступил на службу в канцелярию вдовствующей герцогини в 1718 году. Скоро стал управляющим одного из её имений, а в 1727 году полностью заменил Бестужева. Будучи уже российской императрицей Анна возвела Бирона на трон герцога Курляндии в 1737 г. 

Ходили слухи, что младший сын Бирона Карл Эрнст (родился 11 октября 1728 года) являлся на самом деле его сыном от Анны. Никаких прямых доказательств этому нет. Существуют только косвенные свидетельства, говорящие о большой привязанности Анны к этому ребёнку. Когда Анна Иоанновна отправилась в январе 1730 года из Митавы в Москву на царство, она взяла Карла Эрнста с собой, хотя сам Бирон с семейством остался в Курляндии. Анна была настолько привязана к ребёнку, что он до возраста десяти лет (до 1738 г.) постоянно спал в кроватке, которую ставили ему в опочивальне императрицы.

В своих воспоминаниях Эрнест Миних, сын фельдмаршала отмечал:
«Невозможно более участия принимать в радости и скорби друга, сколько Императрица принимала в Бироне. На лице ее можно было видеть, в каком расположении духа находился наперсник. Являлся ли герцог с пасмурным видом — мгновенно и чело государыни покрывалось печалью; когда первый казался довольным, веселье блистало во взоре; не угодивший же любимцу тотчас примечал явное неудовольствие монархини».
 
Это-то нравственное подчинение Бирону заставляло невольно современников все суровое и несправедливое, совершенное Анной Иоанновной, приписывать ее фавориту и дало повод русскому народу большую часть царствования Анны Иоанновны назвать Бироновщиной – отмечает В.Н. Татищев.

Сразу после смерти Петра II (сын Алексея Петровича, внук Петра I) 19 января 1730 года, члены Верховного тайного совета собрались в особую комнату, рядом с покоями монарха, и заперлись на ключ. Их было четверо: канцлер граф Гавриил Иванович Головкин, князь Дмитрий Михайлович Голицын и князья Алексей Григорьевич и Василий Лукич Долгоруковы. Кроме того, на совещание были приглашены князь Михаил Владимирович Долгоруков, князь Василий Владимирович Долгоруков и князь Михаил Михайлович Голицын. Вице-канцлер барон Андрей Остерман, несмотря на настойчивые приглашения, хотя и находился во дворце, но уклонился от обсуждения.

Главную роль в Совете уже давно играли два человека - честолюбивый и тщеславный князь Алексей Григорьевич Долгоруков и князь Дмитрий Михайлович Голицын. На правах старшего, заседание открыл князь Дмитрий Голицын. Долгорукие сразу предъявили поддельное завещание, но были просто осмеяны Голицыными, и весь план Долгоруких рухнул.

Императрица Екатерина I, передавая трон 12-летнему Петру Алексеевичу, прозорливо предусмотрела и возможность смерти императора до достижения совершеннолетия. Пункт восьмой Тестамента (духовное завещание относительно наследников) императрицы от апреля 1727 года гласил:
«Ежели великий князь без наследников преставитьца, то имеет по нем (право наследования) цесаревна Анна (дочь Петра I) со своими десцендентами (потомками), по ней цесаревна Елизавета и ея десценденты...».
Таким образом, 19 января 1730 года наследником престола оказался младенец Карл Петр Ульрих, принц Голштинский (сын старшей дочери Петра I Анны Петровны, умершей в 1728 г., будущий император Пётр III). Верховный тайный совет в 1727 году признал Тестамент Екатерины, но в январскую ночь 1730 года Совет, состоявший из природных русских аристократов, решил забыть про завещание какой-то «лифляндской портомои».

Инициативу на заседании взял князь Дмитрий Голицын, который предложил обратиться к потомству царя Ивана V:
«Поскольку мужская линия этого дома полностью прервалась в лице Петра II, нам ничего не остается, как обратиться к женской линии и выбрать одну из дочерей царя Ивана - ту, которая более всего нам подойдет».
 Из трех дочерей царя Иоанна Алексеевича выбор пал именно на Анну Иоанновну, потому что она была вдовой. Муж старшей ее сестры, Екатерины Иоанновны, герцог мекленбургскй Карл-Леопольд, отличался грубостью нрава и взбалмошным характером, и вмешательство его во внутренние дела России могло представить в будущем немалые затруднения; младшая сестра, Прасковья Иоанновна, находилась в морганатическом браке с сенатором И.И. Дмитриевым-Мамоновым, и это обстоятельство устраняло ее кандидатуру.

Голицын сам назвал и имя новой государыни. По его мнению, самым подходящим кандидатом была вдовствующая герцогиня Курляндская Анна:
«Она еще в брачном возрасте и в состоянии произвести потомство, она рождена среди нас и от русской матери, в старой хорошей семье, мы знаем доброту ее сердца и прочие ее прекрасные достоинства, и по этим причинам я считаю ее самой достойной, чтобы править нами».

В ночь на 20 января делегация Верховного тайного совета, в составе князя Василия Лукича Долгорукова, князя Михаила Михайловича Голицына Младшего и Михаила Ивановича Леонтьева, выехала в Митаву. Для ограничения власти Анны они принудили её к подписанию «Кондиций».
28 января Анна подписала «Кондиции» из восьми пунктов. которые  так определяли власть императрицы:
• она должна была заботиться о сохранении и распространении в русском государстве православной христианской веры;
• обещала не вступать в супружество и не назначать наследника престола ни при жизни, ни по духовному завещанию;
• без согласия Верховного Тайного Совета, который она обязывалась сохранить в составе 8 членов, она не имела права объявлять войны и заключать мир,
• облагать подданных новыми податями,
• производить в чины служащих как в военной, так и в гражданской службе, выше полковника и VI ранга,
• раздавать придворные должности, производить государственные расходы,
• жаловать вотчины и деревни.
• Кроме того, «шляхетство» (дворяне) только по суду могло быть подвергаемо лишению чести и имущества, а за важные преступления - смертной казни.
Отъезд новой императрицы в Москву был назначен на 29 января, а вперед был послан генерал-майор Михаил Леонтьев, который вернулся в Москву 1февраля. Но вернулся Леонтьев уже не в тот город, из которого выезжал. «Затейка Верховников» оказалась секретом полишинеля, который просто взорвал общество. Сразу после объявления о провозглашении Анны императрицей, дворяне стали сплачиваться в кружки, которые собирались тайно по ночам.

Постепенно оформились две основные группы - сторонников дворянских вольностей (князь Черкасский, Татищев и другие) и сторонников восстановления абсолютной власти монарха (князья Кантемир, Трубецкой, Юсупов и другие).

2 февраля в Кремле открылось расширенное заседание Совета, куда по особым повесткам были приглашены высшие чиновники и военные до бригадира. На заседании были зачитаны письмо Анны и Кондиции. В письме Анна сообщала:
«…пред вступлением моим на российский престол, по здравому разсуждению, изобрели мы запотребно ... какими способы мы то правление вести хощем, и, подписав нашею рукою, послали в Верховный тайный совет».

10 февраля Анна прибыла в подмосковное село Всесвятское. Выполняя решения Совета, князь Василий Лукич Долгоруков, сопровождавший императрицу, вез Анну как пленницу. Он всю дорогу находился с ней в санях, а по прибытии во Всесвятское не давал возможности ей остаться наедине со своими подданными. Судя по всему, Верховники собирались держать Анну под «домашним арестом» вплоть до прибытия в Москву, где сразу собирались короновать ее по сценарию Совета. Но изолировать Анну не удалось. Во Всесвятское явились сестры императрицы, герцогиня Мекленбургская Екатерина Иоанновна и царевна Прасковья Иоанновна. От сестер Анна узнала про царившие в столице настроения и воодушевилась. Через сестер и своих родственников Салтыковых, Анна смогла наладить переписку с дворянскими кружками и Остерманом, который все время кризиса назывался больным и не выходил из дома. В результате контактов с дворянством, Анна осознала, что в городе много ее сторонников, что ее ждут и на нее надеются.
 
Выждав погребение Петра II, на котором она не присутствовала, 15 февраля Анна Иоанновна торжественно въехала в Москву, где войска и высшие чины государства в Успенском соборе присягнули государыне. В новой по форме присяге некоторые прежние выражения, означавшие самодержавие, были исключены, однако не было и выражений, которые бы означали новую форму правления, и, главное, не было упомянуто о правах Верховного тайного совета и о подтвержденных императрицей условиях. Перемена состояла в том, что присягали государыне и отечеству. Прибыв в Москву, Анна окончательно убедилась, что ее поддерживают значительные силы, а самое главное - императорская гвардия была полностью на стороне Анны.

23 февраля сторонники самодержавия собрались в доме князя Ивана Фёдоровича Барятинского и составили челобитную к Анне с требованием ликвидации Совета, восстановления самодержавия, уничтожения Кондиций и восстановления власти Сената.

25 февраля 1730 года князь Черкасский во главе большой группы дворян явился во дворец и подал Анне челобитную, подписанную 87 дворянами. Челобитную зачитал Татищев. Выражая благодарность Анне за подписанные Кондиции, просили Анну созвать специальный совет для рассмотрения и анализа всех пунктов их челобитной.
После этого дворяне удалились в соседние покои для совещания, а Анна пригласила членов Верховного тайного совета на обед. Верховники не могли отказать императрице и оказались изолированы, не имея возможности выработать ответ на возникшие обстоятельства.

В это же время фельдмаршал князь Иван Трубецкой подал императрице новую челобитную, которую зачитал князь Антиох Кантемир. Челобитная просила императрицу восстановить самодержавную власть и была подписана 166 дворянами. Императрица приказала подать ей челобитную и Кондиции. Приняв челобитную анна порвала «Кондиции». Подполковник Салтыков, во главе гвардии находящейся во дворце провозгласил императрицу самодержавной государыней. Тоже сделало и дворянство.

1 марта 1730 года народ вторично принёс присягу императрице Анне Иоанновне на условиях полного самодержавия.

Манифестом 4 марта 1730 года императрица Анна объявила о роспуске Верховного тайного совета и восстановлении власти Правительствующего Сената в составе 21 сенатора. Это было прямым отражением дворянских требований, изложенных во второй челобитной, поданной 25 февраля 1730 года. Правда, императрица не стала соблюдать второй пункт этой челобитной, просивший разрешить дворянству выборы сенаторов, губернаторов и президентов коллегий. Сенат был восстановлен на основе петровских указов о должности Сената.

Коронация Императрицы проходила в Москве с большой торжественностью 28 апреля 1730 года и продолжалась 7 дней. Государственный коронационный ритуал, установленный Петром I, оставался неизменным, но проявлялся в более ярком внешнем блеске – коврами, парчами, золотом, бархатом, жемчугом и бриллиантами.
28 февраля 1730 г. Анна Иоанновна утвердила Манифест «О вступлении на Российский Престол Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Анны Иоанновны, о восприятии Самодержавия и об учинении вновь присяги. С приложением формы клятвенного обещания»:
«По благополучном и счастливом Нашем прибытии в Москву, и вступлении на Российский престол, верные Наши подданные, как духовные, так и светские, все в верности Нам и Государству, присягу чинили. Но понеже потом верные ж Наши подданные, все единогласно Нас просили, дабы Мы Самодержавство в Нашей Российской Империи, как издревле прародители Наши имели, восприять соизволили, по которому их всенижайшему прошению, Мы то Самодержавство восприять и соизволили. И для того вновь присягу сочинить, и в печать издать повелели, по которой да имеют все верные Наши подданные, как духовные, так и светские, в Москве присутствующие, и во всей Нашей Всероссийской Империи обретающиеся, в верности своей к Нам, яко Самодержавной Государыне, присягать, и на том слово и крест целовать, и к оной подписываться.

Форма клятвенного обещания:
Аз нижеименованный, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием, в том, что хощу и должен Ее Величеству, своей истинной Государыне Императрице Анне Иоанновне, Самодержице Всероссийской, верным, добрым и послушным рабом и подданным быть, и все к Высокому Ее Величества Самодержавству, силе и власти, принадлежащие права и преимущества узаконенные, и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и в том во всем живота своего в потребном случае не щадить, и при том по крайней мере стараться споспешествовать все, что к Ее Величества власти и верной службе и пользе Государственной во всяких случаях касаться может, так как я пред Богом и судом Его страшным, в том всегда ответ дать могу, как суще мне Господь Бог душевно и телесно да поможет. В заключении же сей моей клятвы, целую слова и Крест Спасителя моего, Аминь.»

По окончании коронования Императрица шествовала в Архангельский и Благовещенский соборы, а оттуда в «Мастерские палаты». Думы и чувства подданных были выражены на коронационных золотых и серебряных медалях, которые раздавались, частью самой Императрицей, но главным образом Брюсом, русским сановникам и иностранным послам. Автором коронационных медалей был датский медальер Антон Шульц, работавший в это время в Москве. На одной стороне этих медалей был изображен портрет Императрицы, а на другой: «около персоны Ея Величества – стоят три женщины; одна с крестом, другая – держит на руке младенца, и такой же младенец стоит около неё; третья, с якорем, подает Государыне скипетр и большую корону Российской Империи».
 
Надпись гласила: «Богом, родом и сими». Это значило: что тяжел был крест её жизни, но вера её не посрамила: не люди, а Бог дал ей императорскую корону; ребенком осталась она в семье, сиротой при матери, но она царского рода и получила престол по наследству от родителей, и, наконец, вдали была от отечества, но её не покидало упование вернуться к нему: отечество само вручило ей царственный скипетр. Вера, любовь и надежда – вот добродетели, создавшие это событие.

На коронационных жетонах начертана была надпись: «Благодать от Вышняго», внутренний смысл которой совпадал со значением самого имени Анна, что в переводе с еврейского значит «благодать». При шествии только что коронованной императрицы из Успенского собора за ней следовал генерал-фельдмаршал граф Брюс, который на обе стороны пути бросал в народ золотые и серебряные жетоны; мешки с теми жетонами, из кармазинного бархата сшитые и золотыми шнурами обложенными и с позолоченными кованными орлами украшенные, несли статские действительные советники Алексей Зыбин и граф Платон Мусин-Пушкин. А также отправили по Москве «для метания в народ еще жетонов» Новосильцева и Баскакова «на лошадях».
Далее Императрица повелела объявить производство в разные чины; затем Государыня прошествовала к обеденному столу.

Внутриполитическая программа царствования новой императрицы была сформулирована в шести именных указах от 1 июня 1730 года:
«Об учреждении комиссии для рассмотрения состояния армии, артиллерии и фортификации и исправления оных»;
«Об учреждении Комиссии для сочинения штата коллегиям и канцеляриям»;
«О решении дел судьями по чистой совести, согласно с данною присягою, несмотря на лица сильных (О Правосудии)»;
«О немедленном окончании начатого Уложения...»;
«О разделении Сената на департаменты и назначении каждому особого рода дел»;
«О подаче Ея Императорскому Величеству в каждую субботу двух рапортов».

Анна Ивановна обладала тяжелым характером, была капризна, отличалась злопамятностью и мстительностью.

В 1730 году была учреждена Канцелярия тайных розыскных дел, сменившая уничтоженный при Петре II Преображенский приказ. В короткий срок она набрала чрезвычайную силу и вскоре сделалась своеобразным символом эпохи. Анна постоянно боялась заговоров, угрожавших её правлению, поэтому злоупотребления этого ведомства были огромны. Двусмысленного слова или превратно понятого жеста часто было достаточно для того, чтобы угодить в застенок, а то и вовсе бесследно исчезнуть.

Всех сосланных при Анне в Сибирь считалось свыше 20 тысяч человек, из них более 5 тысяч было таких, о которых нельзя было сыскать никакого следа, так как зачастую ссылали без всякой записи в надлежащем месте и с переменой имён ссыльных, зачастую сами ссыльные не могли ничего сказать о своём прошлом, так как продолжительное время, под пытками им внушали чужие имена. Казнённых считали до 1000 человек, не включая сюда умерших при следствии и казнённых тайно, которых было немало. Впервые Камчатка в это время стала местом ссылок.
Особенный резонанс в обществе произвели расправы с вельможами: князьями Долгорукими и кабинет-министром Волынским.

Бывшего фаворита Петра II, князя Ивана Долгорукого, колесовали в ноябре 1739; двум другим Долгоруким отрубили голову. Глава рода, князь Алексей Григорьевич Долгорукий, ещё ранее умер в ссылке в 1734. Волынского за дурные отзывы об императрице приговорили летом 1740 к посажению на кол, но потом вырезали язык и просто отрубили голову.

В 1732 году объявлен протекторат над казахским Младшим жузом. Кутлу-Мухаммед Тевкелев (Алексей Иванович Тевкелев), которому было поручено привести Западный Казахстан под корону Российской империи 8 мая 1734 года пожалован в полковники личным указом императрицы Анны Иоанновны.

Отношения с Персией были улажены в 1732 году заключением мира в Ряще, по которому Россия отказалась от всех завоеваний Петра Великого на южном и западном побережьях Каспийского моря.

Во время русско-турецкой войны (1735-1739) русская армия дважды - в 1736 и 1738 годах входила в Крым и разоряла его, были захвачены турецкие крепости Очаков и Хотин. Однако неудачные действия командовавшего армией Бурхарда Кристофа Миниха, приведшие к большим людским потерям, вынудили Россию подписать невыгодный Белградский мир, по которому она должна была вернуть Турции все завоеванные земли.

В 1731 году был отменен петровский Указ о единонаследии (1714) в части порядка наследования недвижимых имений, учрежден Шляхетский корпус для детей дворян, в 1732 году в два раза было увеличено жалованье русским офицерам, в 1736 году установлен 25-летний срок службы, после которого дворяне могли выходить в отставку, при этом разрешено было оставлять одного из сыновей для управления имением. Дворяне получили исключительное право владеть крестьянами с землей. Одновременно была продолжена политика на закрепощение всех категорий тяглого населения: указом 1736 года все рабочие промышленных предприятий объявлены собственностью их владельцев.

Императрица была суеверна, забавлялась стрельбой по птицам (причём судя по отзывам современников и иностранных дипломатов - стреляла очень метко, что для русской женщины того времени необычно), любила яркие наряды.
Леди Джейн Рондо, супруга английского посланника при российском дворе, так описала Анну Иоанновну в 1733 году:
«Она почти моего росту, но несколько толще, со стройным станом, смуглым, веселым и приятным лицом, черными волосами и голубыми глазами. В телодвижениях показывает какую-то торжественность, которая вас поразит при первом взгляде, но когда она говорит, на устах играет улыбка, которая чрезвычайно приятна. Она говорит много со всеми и с такою ласковостью, что кажется, будто вы говорите с кем-то равным. Впрочем, она ни на одну минуту не теряет достоинства монархини; кажется, что она очень милостива и думаю, что её бы назвали приятною и тонкою женщиною, если б она была частным лицом.
Сестра императрицы, герцогиня Мекленбургская, имеет нежное выражение лица, хорошее телосложение, волосы и глаза черные, но мала ростом, толста и не может назваться красавицею; нрава веселого, и одарена сатирическим взглядом. Обе сестры говорят только по-русски и могут понимать по-немецки.»
(Удивительно то, что в 1703 г. по свидетельству де Бруин Анна имеет цвет лица чрезвычайно нежный и белый, а её сестры - красивые смуглянки. А вот тридцать лет спустя Анна воспринимается смуглой!?)

Весьма деликатен в своем описании императрицы испанский дипломат герцог де Лириа:
«Императрица Анна толста, смугловата, и лицо у неё более мужское, нежели женское. В обхождении она приятна, ласкова и чрезвычайно внимательна. Щедра до расточительности, любит пышность чрезмерно, отчего её двор великолепием превосходит все прочие европейские. Она строго требует повиновения себе и желает знать всё, что делается в её государстве, не забывает услуг, ей оказанных, но вместе с тем хорошо помнит и нанесенные ей оскорбления. Говорят, что у неё нежное сердце, и я этому верю, хотя она и скрывает тщательно свои поступки. Вообще могу сказать, что она совершенная государыня…»
При дворе Анны Иоанновны были популярны итальянская опера и балет. По её приказанию был построен театр на тысячу мест, а в 1737 году открыта первая в России балетная школа.

Царствование Анны Ивановны отмечено подъемом российской промышленности, прежде всего металлургической, вышедшей на первое место в мире по производству чугуна. Со второй половины 1730-х годов началась постепенная передача казенных предприятий в частные руки, что было закреплено в 1739 г. Берг-регламентом, стимулировавшим частное предпринимательство.
Берг-регламент снизил налоговое обложение промышленников, позволив им выплачивать в госказну не всю, а лишь 2/3 выплавляемой ими меди, остальную же им было позволено свободно реализовывать на рынке.  Была разрешена приписка государственных крестьян к частным заводам. Кроме этого, промышленники освобождались от уплаты налогов и сборов на продовольствие и припасы, поставляемые на заводы. Также, в условиях господствовавшей тогда бироновщины, иностранным гражданам были предоставлены равные права и обязанности с российскими промышленниками. Главной заслугой Берг-регламента стало то, что он закрепил ликвидацию преимущественного права владельцев земли на разработку полезных ископаемых в пределах их вотчины. После 1739 года это преимущественное (хотя и не исключительное) право пользования получали не владельцы земли, а те разведывали, которые обнаружили их первыми. Собственники земли, впрочем, продолжали получать часть дохода с добычи. Хотя сам Берг-регламент был отменено в 1782, некоторые его положения сохраняли силу до 1807 года.

Так же как и её мать, Анна Иоанновна была весьма набожна. При ней были открыты новые духовные семинарии, установлена в 1738 году смертная казнь за богохульство.

В 1732 году Анна Иоанновна объявила, что трон наследует потомок по мужской линии её племянницы Елизаветы-Екатерины-Христины, дочери Екатерины Иоанновны, герцогини мекленбургской. Екатерина Иоановна, родная сестра Анны Иоанновны, была выдана Петром I замуж за мекленбургского герцога Карла-Леопольда, но в 1719 году с годовалой дочерью удалилась от мужа в Россию. Анна Иоанновна следила за племянницей, получившей после крещения в православие имя Анны Леопольдовны, как за своей собственной дочерью, особенно после смерти в 1733 Екатерины Иоанновны.

В июле 1739 году Анну Леопольдовну выдали замуж за герцога брауншвейгского Антона-Ульриха, и в августе 1740 у пары родился сын Иоанн Антонович.
5 октября 1740 года Анна Иоанновна села обедать с Бироном. Вдруг ей стало дурно, она упала без чувств. Болезнь признали опасной. Среди высших сановников начались совещания. Вопрос о престолонаследии был давно решён, своим преемником императрица назвала двухмесячного ребёнка, Иоанна Антоновича. Оставалось решить, кто будет регентом до его совершеннолетия, и Бирон смог собрать голоса в свою пользу.

16 октября с больной императрицей сделался припадок, предвещавший скорую кончину. Анна Иоанновна приказала позвать Остермана и Бирона. В их присутствии она подписала обе бумаги - о наследстве после неё Иоанна Антоновича и о регентстве Бирона.
В 9 часов вечера 17  октября 1740 года Анна Иоанновна скончалась на 48-м году жизни. Врачи причиной смерти объявили подагру в соединении с мочекаменной болезнью. Похоронили её в Петропавловском соборе в Петербурге.

Взойдя на престол, Анна Иоанновна имела большую надежду на родственников, а потому сразу призвала Василия Федоровича Салтыкова (своего дядю, брата матери) и 21 января 1734 года, он получил пост Генерал-полицмейстера Санкт-Петербурга, где и  прослужил до  октября 1740.

Василий Федорович вторым браком был женат на княжне Марии Алексеевне Голициной. Особым целомудрием её поведение не отличалось. В 1740 году, по рассказам современников она имела большой успех в полках, как не странно, но эта ее «популярность» сыграла на руку – оказанная услуга была замечена Елизаветой при ее восшествии на престол и Марья Алексеевна стала приближенной Государыни и пользовалась ее особенной милостью.

Принцесса Цербстская (Екатерина II) имела об этой даме особые сведения. Из её письма графу Луи Жозеф де Пуйи от 1 сентября 1758г.:
«Салтыкова пленяла целые семьи. Она делала больше. Она была красива и вела себя так странно, что лучше было бы, если бы ее поведение не стало известно потомству. Она ходила с одной из своих служанок в казармы, отдавалась солдатам, напивалась с ними, играла, проигрывала, давала им выигрывать... Все триста гренадеров, сопровождавших ее величество, были ее любовниками.»