Баллада об Инквизиторе

Есть непреложная неразрывность судеб.
Сперва один разжигает огонь, чтобы второй смог найти дорогу в ночи, затем этот огонь горит в очаге дома, а чуть позже - полыхает в кострах на площадях средневековых городов. Каждый инквизитор начинался с первой ведьмы, той самой, что когда-то услаждала взор его и слух, с той самой, что отвергла, заставив возненавидеть всё её существо.
Да, каждый Настоящий Инквизитор начинался с некогда любимой ведьмы.

(вольный пересказ вступления к Молоту ведьм)

***
Сколько б ни бродить тебе среди пустошей дальней земли,
сколько б ни обивать порогов неприветливых домов,
сколько б ударов ни пришлось снести от неласковой судьбы -
фонарь у крыльца дома моего будет гореть для тебя.
Пусть даже память людская не удержит сроков и сочинит истории,
равные тем, о которых слагают баллады странствующие менестрели.
Сквозь века протянется этот свет, и однажды ты ступишь на порог этого дома,
чтобы склонить голову к моим коленям...

(Песнь ведьмы)

***
У этого вина терпкий цвет и насыщенный вкус. Нет, всё правильно, я говорю именно то, что и хотела сказать - терпкий цвет. Посмотри, как рубиново перекатывается оно в хрустале, и от алых отблесков на стенах нестерпимо хочется закрыть глаза и откинуться на подушки, вспоминая прошлые столетия, где наши встречи не были столь безобидны.

Помнишь, как мы столкнулись впервые на дороге к храму - ты спешил, строгий, статный, не замечая ничего вокруг, я же несла травы для аптекаря, чья лавчонка ютилась за углом, в кривом, полутёмном переулке.

Сегодня я с удовольствием сижу у распахнутого огня и нежусь в его тепле, не морщусь от дыма и с хохотом скачу через костёр в ночь на Ивана Купалу.
Знаешь, в ту пору я не верила, до последнего не верила, что мне уготована та же участь, что и прочим. Ты был так строг, так серьёзен, но всё же мне казалось, что то было шуткой, что гнев твой не может быть искренним.

Почему ты посчитал превыше всех остальных проступков моё желание любить тебя? В чём тут преступление, скажи? Или ты не человек, или я оскорбляю тебя своим видом, или дух твой смущается при виде соблазна? Почему же ты гневался тогда?

Ты не помнишь... Сегодня всё это лишь мои фантазии, навеянные этим дивным вином, этим огнём, этой долгожданной встречей. Расскажи, как нашел ты этот дом, как пробрался сюда, сквозь метели и бурелом, какие волчьи тропы привели тебя к моему порогу?

Ох уж это вино. Сейчас ведь июль, лето. Это память моя бродит среди суровых зим, выглядывает из слюденистого окошка избы горячо натопленной в ожидании недужного, чьи сани уже в десяти минутах езды. Его колотит лихоманка, выкручивая суставы, окуная в забытьё. Тяжелая предстоит ночка. А под утро придут деревенские - выселять меня из просторной избы, потому что ты наплёл им, что я вожусь с нечистиком. И не угомонит их ни распятие на стене, ни образок в красном углу.

Из века в век ты приходишь на свет моего фонаря, однажды зажженного для тебя в кромешной ночи. И борешься, борешься с собой, измышляя все возможные способы отвергнуть, оттолкнуть, уничтожить... Но истина в том, что есть одна непреложная истина: всё, что когда либо случалось - повторится снова и снова, пока не сбудется давнишнее пророчество, пока не совпадут тени, пока твоя рука не коснётся моей...

***
Посмотри, как терпко и рубиново это вино, ощути его горечь и его сладость и расскажи мне, из каких далёких земель ты пришел в этот раз, Инквизитор.