Бонвиван
И он действительно прекрасен - как божий свет и как небесное сияние…
Потустороннее существо…
Райское измышление…
А зовут его пан Павлий или запросто - Паныч. Декоративная птичка, скажете?..
Жар-птица!
Голова и шея у Павлия синего цвета с изумрудными всполохами и золотистым отливом. Металлический блеск зелёной спины светится радужными огоньками. А когда Паныч распускает хвост, исполненный очей, очевидицы приходят в восторг, свойственный женской душе, и волей-неволей откликаются на божественное видение остросюжетными криками: "Глазастенький! Да какой же ты красотуля!"
Паныч слывёт бонвиваном. Рассказы о его любовных увлечениях передаются из уст в уста. И каких только пернатых прелестниц не упоминает молва - и гусыню Алёну, и Нюсю, ястребиную дщерь, и даже индюшку Зару Петровну, которую он уговорил играючи, можно сказать, мимолётом – соблазнил и оставил…
В настоящее время, однако, пан Павлий поостыл, пообмяк душою и телом…
И, тем не менее, когда он с лёгким, щемящим душу шорохом, раскрывает свой роскошный веер, сердца самок – всех без исключения пернатых пород – начинают томиться непонятными чувствами игривого свойства. Тают сердечки и медленно оплывают, точно пасхальные свечи…
Пани Пава рядом с ним смотрится серой шейкой. Она у неё и вправду серая, туловище бурое со светлым волнистым рисунком, зато на голове высится прелестный хохолок с зелёным отливом - не хохолок, а сюрреалистическое изделие природного происхождения – корона.
И всё равно: "Не пара она ему, ах, не пара", - галдят завидушные птицы – вороны там всякие, галки, сороки и прочие злые пернатые шлюшки, наперников на них не хватает!..
Подруг у Павы нет. Какие могут быть подруги при таком общественном мнении (его, как известно, формируют вышеперечисленные особи)? И только курочка Ряба поддерживает с Павой дружеские отношения.
Трудно сказать, что объединяет этих пернатых подружек. Пани Пава - птица голубых кровей и потому повадки у неё столбовой дворянки. А откладывает яйца она, сидя на насесте. Крупные, желтовато-белые падают эти плоды природы, как переспевшие яблоки, и разбиваются о землю. Уцелевшие - подкладывают под индеек и кур. На все упрёки пана Павлия она отвечает презрительным молчанием. Судьба высиженных детишек её не интересует.
В отличие от Павы курочка Ряба - обыкновенная клуша. И гордится она не своими яйцами, которые бьют все, кому ни лень, а детишками. "Не яйца у меня золотые, а деточки", - утверждает она и, загибая перья на крыльях, перечисляет их поимённо. Дети у неё действительно на зависть – и девочки-несушки, каких поискать, и мальчики - голосистые и звонкие, как церковные колокола.
Вот такая, в принципе, несуразная дружба объединяет этих цыпочек, и как же много времени они проводят вместе, беседуя и развлекаясь…
Стоял погожий день. Паныч гулял по дорожке, присыпанной мытым песочком и время от времени распускал свой знаменитый хвост – павлинился. Пани Пава и курочка Ряба любовались им со стороны.
- Красив, - сказала курочка Ряба, - красив – нет слов… -
и замолчала, ибо не нашла сравнений. Только крылья развела в стороны.
- Красив-то он красив, да что толку? - откликнулась пани Пава. – Честно признаться, он давно уже меня не топтал. Третий месяц пошёл, как между нами установились строгие диетические отношения.
- Да что вы! – воскликнула курочка Ряба. – Три месяца – это много! Очень много! Это - вечность! И как же я вам сочувствую!.. А мой - уж извините за такие подробности – мнёт меня за милую душу - по нескольку раз на день…
Я ему говорю: угомонись, Петенька. Петюша, побереги пыл. Молодость – мимолётна, как сон, как утренний туман. А он – слушать не хочет. "Так мне природой предписано, кукарекает, вас, наседок, топтать! У, бисово племя!.. "
А дальше матом…
Да громко так – на всю округу!..
Люди просыпаются под его матерные измышления…
Если честно, то он только этим и занимается. Топчет и топчет нас круглый день, топчет и топчет, топчет и топчет… А больше ничего не делает. Петух - одним словом…
- А сколько вас? – спросила пани Пава. – Гарем?
- Ну, гарем – не гарем, а насест будет, - ответила курочка Ряба. – С десяточек.
- Вот видите, - вздохнув, сказала Пава, - вот видите. А моего – даже на меня не хватает. А самое обидное, что этот паршивец, представьте себе, ещё и любовницу завёл!..
- Да что вы! – всполошилась курочка Ряба. – И кто она, если не секрет?
- Сарочка-цесарочка…
- С ума сойти! – вскричала собеседница. – Эта уродина?!
- Она самая. Три дня за нею ухаживал – хвост распускал, петух гамбургский, гоголем расхаживал – что ты! - а как до дела дошло, оскандалился…
- А вы откуда знаете, что оскандалился?
- И видела, и слышала. Мимо меня она промчалась – как раз после того, как случился этот конфуз. "Стыд! – разорялась. – Позор! И зачем я, дура, согласилась! На кого клюнула! Кому дала?"
…Но тут в противоход пану Павлию, с другой стороны дорожки показался петушок Петя. Двигался он как-то странно: задирал ноги, словно выдёргивал из горячего асфальта. Вид его выражал нетерпение.
- Ой, мой идёт! – забеспокоилась курочка Ряба. – Извините, пани, я отбегу на минуточку…
- Не уходите. Вы – прямо тут, за кустиком… Я отвернусь – правда-правда, - дрожащим от волнения голосом попросила пани Пава.
- Нет, нет, что вы! это невозможно! Ну не могу же я прямо на ваших глазах предаваться утехам!
И упорхнула, пообещав непременно вернуться: "Минуточку одну – не более. У нас это быстро! Мигом! Подождёте?"
- Петенька! я тут! я туточки! – закудахтала она. И голос у неё был такой грудной и до невозможности томный…
В ту ночь Чика не спала: павлины кричали так жутко, что она со страху наложила полное гнездо яиц – не протолкнуться.
- Какие мелкие! – удивился наутро Чик. – Не то, что у пани Павы.
- Мелкие, зато наши, - ответила Чика.
"Действительно, - подумал Чик. – Какое волшебное слово - "наши"!
Воробышек Чик, если кто не знает, родом из Узбекистана, и потому глаза у него узкие, узбекские. А фамилия Чика – Чека. Раньше он этой фамилией гордился и даже бравировал, представляясь: "Чик Чека из Чирчика". Теперь – стесняется, прибедняется. Я, говорит, бесфамильный. Птаха малая. Зачем мне фамилия?
- Мелкие – не мелкие, а высиживать надо, - сказала Чика, вновь и вновь пересчитывая яйца.
- Ну вот, - сказал Чик, – кончились дни золотые. А я, милая моя, если хочешь знать, ещё не нагулялся…
- Так лети и погуляй, - сказала Чика, закончив счёт и удобно усаживаясь на выкладке. – Заодно червячка накнокаешь, личинку малую притаранишь, травку первую принесёшь…
- Во-во-во, об этом я и гутарил…
Прыгнул на ветку, глянул вниз и увидел мирно беседующих курочку Рябу и пана Павлия. Паныч по обыкновению распустил хвост и с лёгким шорохом шевелил перьями, заигрывая и совращая. Очень ему нравится курочка Ряба. Глаз от неё отвести не может, но, как говорится, хоть видит око, да клюв неймёт. Хотя, в данном случае, не о клюве речь. Тут иная часть тела надобна.
Чик Чека из Чирчика прислушался.
Сначала они, как всякие порядочные птицы, говорили о погоде, затем о кулинарных пристрастиях и предпочтениях. Паныч сказал, что любит овсянку, просо и дроблёную пшеницу.
- А более всего, - признался Паныч, - я, подобно китайским императорам, обожаю варёный рис.
- Я тоже люблю варёный рис, но меня, к сожалению, им не потчуют, - грустно заметила курочка Ряба.
Потом они заговорили о свободе совести. Курочка Ряба считала себя православной.
- А вы, очевидно, католик? – поинтересовалась она у пана Павлия.
- Разумеется, - ответил тот, - а вот жена у меня буддистка.
И пояснил:
- Павлин – священная птица для индусов. Говорят, что до своего рождения Будда был золотым павлином.
- А мы - атеисты! - чирикнул Чик, вмешавшись в разговор, и столько восторга слышалось в его голосе, сколько не во всяком африканском тамтаме. – Весь наш род - атеисты от седьмого яйца и далее - в небыль. Мы прямо из язычников в безбожники подались. Так, по крайней мере, утверждают наши предки.
- И поэтому мы в ваши сказочки не верим, - чикнула-чирикнула Чика, разместившись рядом с мужем. Голос её был уверен и чист, точно облачко во втором часу от сотворения мира. - Иисусы там всякие, Моисеи, Будды – фигня это всё на постном масле… Фигня и обман трудового народа.
- А вы знаете, что индюк Фёдор – баптист? – понизив голос, спросил Чик у пана Павлия?
- Вряд ли, - засомневался Паныч. – Во всяком случае, по внешнему виду этого не скажешь
- Форменный сектант, - настаивал Чик. - Невооружённым глазом заметно.
- Брандахлыст он, а не баптист, - заметила Чика.
- Вроде тебя, - парировал Чик. – Ты на кого яйца оставила, а?
- Ой! – воскликнула Чика и упорхнула в своё гнёздышко.
- Мне тоже недосуг, - заявил Чик Чека из Чирчика. – Семью кормить надобно.
И, гордый собою, отправился на поиски пропитания.
Оставшись наедине с курочкой Рябой, Паныч возобновил любовные поползновения, умоляя её вступить с ним в интимные греко-католические отношения.
Курочку Рябу, однако, такая перспектива возмутила.
- Да как же вам не стыдно! – воскликнула она. – У вас такая прекрасная жена. Необыкновенная женщина и по красоте, и по нравственным ориентирам. Моя лучшая подруга, кстати, а вы пристаёте ко мне со своими нечестивыми предложениями.
- Да что же здесь нечестивого? – удивился Паныч. – Обыкновенный инстинкт и его избирательное удовлетворение. Фрейд утверждает: всё, что неестественно, то не безобразно…
- Да идите вы со своим Фрейдом – знаете куда? Что он понимает в птичьих приличиях? Сексуально озабоченный тип – этот ваш Зигмунд! Тьфу на него!
Негодование курочки Рябы было столь сильным, что даже гребешок на её маленькой головке стал краснее красного.
- И вообще, не забывайте, что мы с вами разной породы, а это, уж извините меня, форменное извращение!
Повернулась - и удалилась.
Шла и бухтела, противореча себе: "Вот ведь петух! Обыкновенный петух! Ну, хвост у него длинней, чем у других, так что ж теперь в обморок падать?"
А ещё она подумала, что импотенция у Паныча избирательная, не на всякую птаху, как выясняется, у него хвост распускается. Ишь ты, хитрый какой, бонвиванюшка!..
"Надо подругу предупредить", - решила курочка Ряба и, стремглав, побежала искать пани Паву…
Хотя, если хорошенько подумать, что нового могла сообщить ей верная Ряба?
Свидетельство о публикации №215071700347