Стальная кровь, ч. 2, гл. 11

            В тех малейших записях, что Филипп взял с собой из склепа, не было ничего подобного, что было на этом листке, который он показывал Константину. Другой почерк, другая бумага, другие чернила, другой язык. Михаил и Аврора Стахорские тоже делали шифровки на листах, справа от основного текста, но они были совсем другими. Родители Константина не делали записей на другом языке или таких же шифровок, они писали на русском. Филипп был абсолютно уверен, что это письмо было написано кем-то другим. Его сводила с ума неизвестность, ведь он не знал ничего: он до сих пор не смог выяснить, что это за язык, хотя несколько раз находил едва ли что-то похожее на него, он не знал, кто всё это написал и для кого. Однако он был убеждён, что это письмо содержит важную информацию, так что старик, забыв о еде и реальном мире, судорожно перелистывал старые книги, мельтешил по комнате и переживал припадки отчаяния.
            Филипп таки снял квартиру в Санкт-Петербурге. Небольшая коморка находилась на окраине города, где было тихо и комфортно. Петербург одолевала новая волна туристов — летом их было особенно много, — и необычно жаркие дни. Солнце палило всю неделю, вчерашняя жара была продолжением сегодняшнего зноя. Однако когда с Филиппом связался Константин, высокая температура в городе пошла на спад.
            Квартира, в которой временно остановился археолог, была маленькой. В ней была небольшая комнатка, в которой Филипп работал и иногда спал, и кухня, в которой было не протолкнуться даже одному. Но Филиппу не нужны были хоромы. Всё, что ему требовалось, — это место для работы, где никто не станет его дёргать, где не будет никакого надоедливого персонала или непрошеных гостей, которые, впрочем, наведываются чаще всего именно в дома и квартиры.
            Константин был в такси, в которое он сел, выйдя из аэропорта. На Московском проспекте машина встала в пробку, стеклоочистители яростно работали, смахивая со стекла дождевые струйки. Почти всегда Стахорский был спокоен и сдержан, но не в этот раз. Константина стал раздражать звук работающих «дворников», раздражать то, что автомобиль двигается вперёд на полметра и снова встаёт. И всё это тогда, когда он всё решил, неужели ему придётся ждать ещё?
            Константин отдаёт таксисту несколько крупных купюр и выходит из машины. Он вновь в своём длинном плаще, и в такую погоду внимание прохожих привлекают разве что его длинные, вьющиеся под дождём волосы. Вампир направляется к дому Филиппа. Он уверен в том, что сейчас самое время поставить точку со всем сразу: с Волемиром, который, возможно, уже забыл о вражде с братом, с Филиппом, который наверняка всё же сильно увлёкся делом, с Алексеем, который жаждет сделать из Константина кого-то другого. Он уже достаточно сделал, достаточно пробыл в команде, самое время идти на заслуженный отдых. Тот отдых, который ему уже давно следовало себе устроить.
            Всё наконец-то встало на свои места. Константин был в абсолютно здравом уме, голова была даже яснее обычного. Он вдруг стал мыслить, как тот же вампир — Эйден. Неожиданно для себя Стахорский нашёл решение для всех своих забот, одно решение для всего. Не так давно Константин взял с Филиппа обещание, которым он когда-то всё же должен был воспользоваться, и сейчас вампир был убеждён, что это именно тот момент.
            Кончики лезвий его ножей впивались в подушечки пальцев. Рукава Константина вновь были забиты ножами. Ему не всегда удавалось проносить оружие в самолёт, так что Константин стал создавать собственные тайники возле каждого аэропорта, в котором он бывал. Он набивал эти тайники необходимым оружием, чтобы в случае приезда он мог вооружиться.
            Стахорский не любил огнестрельное оружие и носил его при себе только в крайних случаях. При нём всегда были ножи из стали, которые он предпочитал всему другому. Мачете он брал с собой только тогда, когда вампир предчувствовал или знал заранее, что от его руки умрёт кто-то из его рода. Сейчас у Константина были только те самые ножи с небольшими лезвиями. Острые кончики впивались в кожу, задевали отцовское кольцо, которое Стахорский носил на среднем пальце правой руки. Он вдруг подумал об отце, образ которого с годами стал настолько неясным, однако он помнил его жесты, мимику и фирменные фразы. Михаил Стахорский всегда бурно жестикулировал, когда рассказывал какую-то историю, — это означало, что она его сильно впечатлила. Он был строг, однако он часто брал Константина с Волемиром с собой, втайне от жены, и гулял с сыновьями по лесу, где никто их не видел. Он рассказывал о птицах, о деревьях и о том, что в глубоких лесах таится что-то тайное и неизведанное. Он не приучал их к страху. Наоборот, он заставлял своих сыновей бороться с ним, так что Михаил отвлекал внимание мальчишек и исчезал, оставляя их одних в глубоком, тёмном и таинственном лесу. Он не бросал их совсем; прячась за деревьями, мужчина шёл следом, наблюдал за их действиями, реакцией и поведением. А ближе к дому он выходил к ним, старательно расспрашивал, словно его и вовсе не было поблизости, а потом либо хвалил, либо напутствовал.
            Поведение Волемира всегда было несколько иным, отличным от Константина. Ему было довольно трудно побороть все свои страхи, так что Михаил ещё долгое время указывал на его ошибки. И несмотря на то, что Константин направлял своего брата, желая помочь ему достигнуть финиша в этой отцовской игре, Волемир всё же чувствовал себя обделённым и отставшим от брата.
            Стахорский довольно быстро добирается до дома Филиппа, заходит в подъезд и стучит в дверь квартиры, расположенной на первом этаже.
            Филипп открывает дверь и тут же расплывается в улыбке, завидев Константина.
            — Заходи, сынок.
            Но вампир не сделал ни шага.
            — Филипп, я пришёл просить вас исполнить своё обещание. Я прошу вас убить меня.