Промысел 2 4 5

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/07/15/712

Мак взял кусок мяса двумя руками, сел, поджал ноги, как ребёнок у огня.

 "Женщина хотела принести?"
Спросил Анди и ощутил загрудинный холодок.

"Если я правильно понял, жена хотела кормить своего мужа".
Сын налету схватил ситуацию.

"Женщина интересна тебе, охотник?"
"Не совсем обычная, да".

Тейн подставил ладонь козырьком, прикрыл глаза, точно от встречного взгляда отца исходил нестерпимый блеск.

"Тебя, Анди, беспокоит, что женщины другие?"
"Некоторые, да".

"И как жить с беспокойством?"
"Мне, по крайней мере, следует дождаться, пока Сейн выздоровеет. Чужая мать не захочет мыть вонючую постель".

"А мне?"
"Молодым проще. Докажи, что способен добывать, как взрослый, и бери жену".

"Разве, охотник, ту, что беспокоила на косе, можно было бы ввести в круг? Тебе, видимо, хотелось обнять и не думать о дальнейшем?"

Анди тыльной стороной ладони отёр пот или кровь, так ему показалось.
"Кто тебя беспокоит, человек?"

Мальчик хлебнул воздух, съёжился, точно перед прыжком с обрыва, выдохнул, будто отдал жизнь.

"Вайл с Левой тропы".
"Сестра!"
"Да, охотник. Вчера случилось бы, но люди были близко".

"Если такая женщина нравится, нужно вырвать, иначе - беда, сынок".
В глазах Тейна Анди прочёл обречённость грызуна у змеиной пасти.

"Я понимаю, отец, бегу без надежды отделаться. Женщина играет со мной, будто свет в капле воды, со времени рождения дымного шара хочет и настаивает! Только чудом своего не добилась. Впрочем, добилась уже. Сегодня ночью во сне состоялось проникновение. Теперь, как ни крути, ничего в голову не идёт, кроме мыслей о том, что встречу и возьму".

"Ого! Тейн! Я возьму первым, если хочешь знать! Там, на Розовой косе, я, кажется, плохо привязал невод. Ты прямо отсюда вплавь доберёшься и поправишь, я сказал!"

Одетый мальчик шагнул в воду. Отец повернулся спиной к реке, зашагал на гору.

Мак поплёлся следом, но скоро устал. Шмыгнув глазами по сторонам, мутант увидел тёмную щель меж дровяными кладками, втиснулся туда. Людей участь странного создания, похоже, интересовать перестала.

В круге на левой тропе огня не было. Хозяйка вместе с больным ребёнком уснула, пренебрегла завтраком, домочадцы не настаивали.

Анди безошибочно взял нужный мешок, вытряхнул содержимое. Запах тёплой со сна, изнывающей желанием юной женщины оглушил.

То, с чем пришёл, показалось незначительным до прозрачности.

Ужас кровосмесительства, бесчестие рода, возможность рождения слабого потомства, неудача растлённой племянницы в супружестве, - другие напасти отступили, смятые натиском животного слова «ХОЧУ!»

Мир устоявшихся понятий и пристрастий опрокинулся, оставил одну возможность - обладать.

Оказавшись в руках охотника, Вайл не дёрнулась, не вскрикнула, но безусловно подчинилась, предполагая: сладкий упоительный сон продолжается наяву.

Анди чувствовал ладонями податливое, источающее властный зов тело, повиновался, вступал в такт дыхания.

Брат хлопал едва пролупившимися глазами, недоумевал, зачем охотник пластает на становом камне запутавшуюся в волосах голую дочь, но вопросов не задавал.

«Ого! - Сказал себе Анди, тому себе, который остался на заднем плане всепожирающей страсти и, точно сторонний, наблюдал происходящее. -

Наконец-то и я не хозяин, не охотник, а добыча. Не я хочу, но меня желает нечто. Оно несомненно владеет моим телом, мыслями, поступками, убеждениями, жизнью наконец!

После огненных мгновений, сломанный, я полечу в поддон, под ноги и языки всех, кому нравится ими трепать.

Мои сыновья встанут за меня у костра, лишат старшинства, потомки со стыдом и ужасом будут вспоминать имя, в тайне завидовать, желать повторения безумного поступка.

Желание будет расти до тех пор, пока подобное не покажется нормой.

Майт говорила: Чернобрюхие делают так и потому выродились».

Охотник встал над целью появления в круге, поднял руку. Первые кровавые рубцы крестом легли на белом. Тело дёрнулось, но плотно зажатый рот не издал звука.

"Принеси полотно, Вейт".
Велел Анди. Брат дал, что просили, освободился в отхожем углу, оделся.

Вайл безвольным мешком висела на руке со знанием дела пеленавшего усечённую плоть родича.

"Через неделю эта подсохнет, - объяснил Анди, - и ты отведёшь на Серое Плато. Я обещаю переломать ноги любому, кто сунется в круг".

«Что вы делаете! Что было!»
Жена Вейта села в мешке, вытаращила два разверстых дымохода.

«Было, - видели. Будет, - увидим. Ничего не было, женщина, одни хотения пока».

"Я замечал, да, - бормотнул Вейт, - следил, как за животным, но не думал, что другие видят".

"Думает гнилое дерево, охотник, падать ему или нет. Женщины с верхнего конца сказали, а нам с тобой думать нечего, мы не деревья, чтобы подгнивать и падать".

«Слова не нашлось! Руками хватаете!»
Мать попробовала возмутиться, но муж глянул, и женщина съёжилась, натянула спальник на плечи.

Анди повернул племянницу вертикально, встретил взгляд: пару полыхнувших ненавистью огней, резким выдохом отмахнул брошенный в лицо, плевок.

«Ого, - сказал человек секущий, - как ты схватила нашу девочку! Не спеши, не торопись! Мы ещё посмотрим, чья тут власть!»

«Ты с кем говоришь, охотник?»
Вейт недоумевал.
«Я говорю с мешающей человеку оставаться самим собой напастью».

«Видишь, брат, ты смог и сказать, и сделать, а у меня рука не поднялась. Знаешь, где-то сзади, будто меж войлоками, пристроилось и подсказывало тихое слово: Не твоё дело, Вейт, не твоя жизнь, не твоя женщина.

Тейн - шестой или восьмой, не помню точно. Я глядел, оказывался, будто нечаянно, там, где готовилось кровосмесительство.

Пожалуй, до замужества я дотянул бы, но благодарю тебя, брат. Время, которое ты дал мне, отнято у беды, а обида тела сохраняет радость сердца».

«Сохраняет что?»
Жена Вейта, как была в исподнем, вылезла из мешка, не заботясь о следах отсутствия беременности на полотне, встала перед охотниками.

«Допустим, Вейт, было два дня радости! Только два, я помню! на Сером Плато. Теперь радость я назвала бы надеждой.

Наша с тобой близость должна была отодвинуть в прошлое холод, голод, больное детство, страх перед законом! Тогда и всегда ты был самый лучший, Вейт! Я знала: жить будем друг для друга, и не ошиблась. Мы так и жили. Но чего стоила жизнь у здешней воды! Забыли вы, братики,
родительницу вашу?»

 Охотники помнили, глядели, каждый старался душой, точно насосом, оттянуть хлынувший поток боли, только источник не иссякал.

«А дети, - продолжала женщина, - Скольких я родила, сколько осталось?

Я не тебя укоряю, Вейт, говорю тому, кто дал закон. Мир жесток и бессмыслен. Радости нет, если ни урвать без спроса. Я не делала так и жалею!»

«Мы потревожили твой сон, Тайк, и сделали плохо. - Анди покраснел до кончиков волос. -

Я согласился бы с тобой, но то, что ты назвала радостью,  -тропа гибели».

«Ошибаешься, охотник. Гибель здесь, в соседнем мешке. Мой сон следовало прервать, ведь сын умер, и я воспользовалась смертью ».

Вайл стояла, упершись плечами в становой столб, глядела, как тихо-тихо скатывается повисший на волосах Анди плевок, глотала время.

Вейт поднял обмякшую в беспамятстве жену, раздел, остатками укутанной с вечера воды смыл выпавший кал и мочу с кровью пополам, завернул в чистое, унёс под полог.

Если дать плевку продолжить движение, слюна пройдёт путём когтей, Вайл знала.

Давным-давно гонимый брачным призывом царапучий хищник нёсся через стойбище. Дети играли у скрещения троп и не видели опасности. Анди видел, стал на пути оглушённого зовом зверя, принял неизбежный удар.

Охотник руками открутил взволнованную инстинктом голову, но лапы успели сделать жизнь человека событием прерывающимся.

Тогда маленькая Вайл взяла обет: перегрызть поперечину опоры круга, и спаситель остался жить. Что изменилось? Почему сегодня Анди бил племянницу, точно смертного врага?

Впрочем, несмотря на захлестнувший гнев, Вайл заметила: взгляд охотника можно было бы назвать напряжённым, Но не более того.

Казалось, порка только грязная работа. Обожжённая ремнём спина не болела. Вайл вслушалась в себя, поняла причину. Внутренняя боль гасила ожёг кожи. Чередой пощёчин хлестнули воспоминания недалёких дней.

Дочь Вейта с Третьего Рукава, точно со стороны, глянула на зарвавшуюся осознанием похотливой власти девку.

Какие чувства к захлёбывающейся в глупых заботах матери испытывала эта тварь! Какие позы принимала, пробегая мимо! Какие взоры бросала! Сколько горячего, отторгающего призрения и уверенности, что бывшая женщина уже никому не может вскружить голову, выплеснуло запёкшееся в осознании превосходства сердце!

Отчаяние накатывало удушливой волной, точно дым при пожаре круга Анди.

Теперь казалось: если бы ни грязь, маленький брат остался бы жить. Человечек видел всё, болел душой вместо того, чтобы сопротивляться телом.

Поправить случившееся нельзя. Вайл понимала: пройдёт несколько дней, и жена неведомого пока охотника навсегда простится с матерью, оставит сравнения, брезгливые фырканья, поднимающий толчками восторг безудержной молодости, но возьмёт с собой женскую участь рожать и хоронить.

Где тогда окажутся увлекающие, влекомые, готовые любить за кругом? Будет ли кто-нибудь хоть отдалённо похож на отца, которого тоже презирала за глупость?

Охотники глядели без осуждения и гнева. Дочь Вейта вспомнила слова об отнимающей человека у себя самого напасти, взглядом подтвердила понимание.

«Радость полновесна с готовыми разделить горе», когда-то сказала старшая мать. Слепая, почти лысая, с искорёженными суставами, водительница рода не была похожа на женщину.

Может ли такая уродина знать радость, думала Вайл. Тогда думала, а теперь дочь Вейта с Третьего Рукава, увидев, как безупречна и незыблема связь двоих, вздрогнула при мысли, что стоит у выхода из пещеры, где блёстки меняют на живительный свет.

Анди посадил мёртвого мальчика у очага, связал ладони под коленями. Охотник сунул постель в огонь, поставил обжигать ночную посуду, ополоснул руки.

Отвар ограждающей от гнилой болезни травы в круге был. Скребок торчал в подзолке. Вайл наклонилась, сгребла нечистоты с подлоги, насыпала свежей золы, полотно за матерью натёрла едким мылом.

Дочь Вейта слыла лучшей хозяйкой среди готовых к выданью невест стойбища, но как отмыть душу от грязи содеянного, не понимала. Анди молчал, глядел просто.

Вот средство, решила Вайл. Нужно отодвинуть сравнения, шагать через боль, не оправдываться даже перед собой, жить, будто завтра ответ, а вчера вопрос. Если люди скажут горькое, проглотить, не возражая.

К реке спускались вместе: девушка с кувшином для воды и внезапно вспомнивший о подопечном чудище великан. Мокрый, несчастный, навстречу шёл Тейн.

«Невод привязан крепко».
Сказал сын Анди, когда Вайл, кивнув, прошла мимо.

«Крепко, да».
Согласился отец, взял руку мальчика, почувствовал, как перед неизречённым, но понятым словом взрослеет человек.

Два охотника шли, не торопились шевелить ногами. Мир завис меж беспокойством и бедой, людям предстояло выбрать то или другое, пройти, разобраться, раздвинуть, перемолоть.

«Сын Вейта умер. Тебе вести род, наследник».
Сказал Анди.

«Я стану во всём слушаться тебя».
Ответил Тейн, и отец почувствовал, как брошенное из огня в лёд сердце твердеет уверенностью.



Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/07/20/936