Поэзия Золотой Орды

«Поэзия Золотой Орды» - так называется сборник переводов избранных образцов золотоордынской поэзии XIV века, вышедший в серии «Восточная коллекция» в Москве. Это первая публикация средневековой татарской поэзии в переводе на русский язык.
Так называется сборник переводов избранных образцов золотоордынской поэзии XIV века, вышедший в серии «Восточная коллекция» в Москве. Это первая публикация средневековой татарской поэзии в переводе на русский язык.

Известный татарский поэт и переводчик Равиль Бухараев перевел на стихи и отрывки из поэм известных средневековых татарских авторов – Кутба, Хорезми, Хисама Кятиба, Сайфи Сараи. Здесь также размещены переводы отрывков из поэм двух неизвестных авторов того же времени.
Книга раз и навсегда взрывает наши привычные со школы представления о Золотой Орде, как гигантской кочевой империи в степи, собирающей дань с русских князей. Писатель и поэт Равиль Бухараев, написавший эту книгу, рассказывает, как его приятель, узнавший о его труде, стал с нетерпением ждать переводов «золотоордынского посвиста и ветра». Пришлось его разочаровать. Все эти поэты принадлежат своему веку, а именно XIY веку утонченной тюркско-мусульманской цивилизации. Там не свист стрел, а любовь, притягивающая души, как Солнце – Землю. Это, между прочим, теория Коперника за полтора столетия до ее автора.
Возникает вопрос, а где жили эти утонченные мыслители и певцы, неужто прямо в воинском седле. Оказывается, они жили в сотне золотоордынских городов, славных своими художественными ремеслами, расцветом наук, торговыми связями с Китаем, Персией, Египтом, Западной Европой. Заодно выясняется, что Орда это не движущееся кочевое войско, а кочевое жилище, юрта, и, соответственно, Золотая Орда – это всего лишь роскошный шатер верховного правителя.
Чума и нашествие Тимура подкосили городскую культуру Золотой Орды XIY века на ее взлете. Прихотливый цветок поэзии явился предвестьем гибели. Музы оживают накануне катастроф.
Продолжающийся по сей день спор славян с татарами, по большей части, идеологический. Он связан с сиюминутными интересами, которые являют вечные страсти людей и далек от выяснения исторической правды. Это как золотоордынский кирпич с пришедших в упадок городов, который веками употреблялся при строительстве русских городов. В итоге, даже руин от них не осталось.
«С каждым шагом, попирая лик земли,
Топчем лица, прахом легшие в пыли» (Хисам Кятиб «Царь-Череп»)
Однако остались слова тюркского происхождения, осталась «тяжелая шапка Мономаха» русской власти, наконец, остались сами стихи, золотым песком рассыпанные по нашей земле.
«Когда б Аллах послал любовь собаке,
Она б постигла речь, забыв о драке», писал поэт Кутб, переложивший когда-то Низами на родной язык. Вселенская любовь, что движет солнце и светила в поэме Данте, переполняет и строки его восточных современников.
«Очи – хуже татар держат в рабстве, речь – звонче монет,
На губах ее сладкий нектар, в сердце – истины свет» (Сайф-и Сараи)
И точно такие же адские муки виделись татаро-монгольским современникам великого флорентийца. Небесная любовь и земная тщета, - какие еще нужны темы для того, чтобы быть человеком, наслаждаясь поэзией?
«Так и жил бы я, красив и тароват,
Только смерть мне объявила шах и мат» (Хисам Кятиб)
Собравший весь этот золотой поэтический песок Равиль Бухараев, - известный писатель, переводчик, член Пен-центров нескольких стран, - живет в настоящее время в Лондоне, работает в русской службе Би-Би-Си. Короче говоря, «Душой – Мессия, Соломон – величьем,
Он, как Юсуф, хорош своим обличьем» (Хорезми).
Оказывается, всюду жизнь. Просто надо самим быть живым, чтобы эту жизнь разглядеть и понять. (Источник: http://newshevelev.narod.ru/genkat/1071.htm)

Для читателей-мишарей особый интерес представляют имена Кутба и Сайфи Сараи. Татарские литературоведы, исходя из анализа их тестов, считают их авторами мишарского происхождения. Наиболее известная поэма Кутба, “Хосров и Ширин”, была написана им в 1337-1339 гг. в подражание одноименным поэмам Низами (на азербайджанском) и Фирдоуси (на фарси). Кутб сократил сюжет и переиначил его в реалиях Золотой Орды. Часть действия поэмы происходит в городе Мухша (Наровчат), которая с 1312 по 1320 год была столицей Золотой Орды. Затем хан Узбек построил новую столицу, рядом с нынешним Саратовом, и перебрался туда. В Мухше остался править его старший сын Тинибек. Молодой поэт Кутб, видимо, был одним из местных татар-мишарей, получивших образование в Мухше, где в начале XIV века был центр науки и искусств всего государства. История любви Тинибека и его жены Малики (первое имя Ануширван, она дочь шейха Али, брата основоположника иранской династии Джалаиров шейха Бозарыга), стала основой для поэмы Кутба. Наследник трона Золотой Орды Тенибек с женой в 1337 году уехал из Мухши в Белую Орду (нынешний Казахстан), чтобы править там (1337-1340). Кутб остался в Мухше и писал там поэму, посвященную Тенибеку и Малике. В этой поэме 90 глав, включающих 4700 бейтов. В главе «Восхваление Малике Хан-Малик» поэт восхищенно называет жену Тенибека «украшением трона в государстве Ак-Орда» («Ак Орда доулати ул тахт курки»). После завершения поэмы Кутб поехал в Сыгнак, столицу Белой Орды, чтобы вручить ее Тенибеку и поступить к нему на службу. В 1340-42 гг. Тенибек возглавлял золотоордынские войска, действовавшие в Чагатайском улусе. После смерти отца, Узбек-хана, в 1342 году Тенибек стал десятым ханом Золотой Орды и поехал в столицу, чтобы сесть на трон. Однако по пути туда он был убит в Сарайчике людьми его среднего брата Джанибека, который в итоге стал одиннадцатым ханом Золотой Орды, убив предварительно младшего брата Хызрбека. После этого судьба прекрасной Малики и мишарского поэта Кутба неизвестны.

Сайфи Сараи (1321-1396), «самый тонкий и изящный поэт Золотой Орды», как о нем пишет поэт Равиль Бухараев, родился в городе Камышлы (где он располагался, неизвестно). Сараи жил и писал в Сарай-аль-Джадид, в столице Золотой Орды, много путешествовал по стране. Его самый известный труд – поэма «Гулистан бит-тюрки». В 1346 году, в период расцвета, страну поразила страшная чума. Затем началась «великая замятня» (1359-1380) – за 20 лет 16 ханов сменили друг друга - большинство были убиты своими же родственниками в борьбе за власть.

Многие золотордынские поэты, ученые бежали в спокойный тогда Египет, где правили мамлюки, говорившие на том же кипчакском языке и собиравшие к себе ученых и поэтов как из Золотой Орды, так и североафриканских стран, а также мусульманской Испании, на которую яростно нападали христиане, уничтожая один за другим мусульманские княжества.
Сараи уехал в Египет после 1380 года, когда Тохтамыш восстановил единовластие в Золотой Орде, однако начинала назревать большая война с эмиром Тимуром. В Египте Сараи работал в султанской канцелярии. Второе по значимости известное произведение Сайфи Сараи, “Ядкарьнамэ”, уже было написано в Египте. Есть еще несколько сохранившихся менее известных произведения Сараи.

В его поэме «Сухейль и Гульдурсун» (1394), посвященной трагической судьбе возлюбленных – шахской дочери Гульдурсун и пленного золотоордынца Сухейля, есть такие строки:
Сухейля в цепях мимо сада вели…

Душа Гульдурсун словно взмыла с земли:

Узнала любви притяженье душа,
Землей вокруг Солнца круженье верша.

Она полюбила, в мечтанье своем
Себя видя – розой, его – соловьем.

Таким образом, Сараи пишет о вращении Земли вокруг Солнца более чем за 150 лет до Коперника, как общеизвестном факте. Очевидно, что Сайфи Сараи не был великим астрономом, но лишь следовал тому научному пониманию мира, которое к тому времени уже несколько веков существовало в исламе.

Эта трагическая поэма «Сухейль и Гульдурсун» написана после окончательного разгрома блестящей городской культуры Золотой Орды фанатичными войсками среднеазиатского эмира Тимура.

Именно тогда прекратил свое существование город Мухша, тогдашний центр мишарских земель. И вполне возможно представить, что этот Сухейль был нашим земляком, жившим в самой Мухше или где-нибудь недалеко от Мухши, на территории нынешней Пензенской области или Мордовии.


Сайфи Сараи

СУХЕЙЛЬ И ГУЛЬДУРСУН

Не вымысел это — правдивая быль
О горькой ли муке, о светлой любви ль,

О времени злом и борениях с ним,
О верности юноши клятвам своим...

Железный Хромец шел войной на Ургенч,
Хорезм сокрушая, как яростный смерч.

Ослеп и оглох от страданий народ,
Всей пролитой крови никто не сочтет.

Стал труд хорезмийцев поживой огню,
Горели повсюду хлеба на корню.

Встал хан Тохтамыш на защиту страны.
Родных разлучая, дул ветер войны.

Сухейль в эти дни оказался в плену.
Кто воину это поставит в вину?

Пытались друзья отстоять храбреца,
Но участь его уязвила сердца.

Прекрасней Иосифа юный Сухейль:
Румяный, как яблоко, стройный, как ель,

Сладка его речь и крепка его стать —
Ширин не смогла б перед им устоять.

Но шея его покорилась ярму,
Кудрявые волосы слиплись на лбу,

Невольника сердце зажато в тиски...
Кто душу его исцелит от тоски?

Печальной дорогой он должен идти,
Жалеют его только птицы в пути,

На сотню ладов в цветнике соловей
Сухейлю сочувствует песней своей.

Колосьев блестят золотые концы,
В полях урожай убирают жнецы:

Для родины их станет хлебом зерно.
Сухейль же и крошки не видел давно.

Плоды, наливаясь, висят на виду,
Кругом благодать, словно в райском саду.

Но шествует мимо рабов череда;
Сухейля к земле пригибает беда.

Не видят глаза чужеземных чудес,
Не радуют сердца ни речка, ни лес...

*

Цепями сковали Сухейля враги,
Набили колодки на обе ноги,

В застенок упрятали в недрах земных:
Ни «ахи», ни «охи» не трогали их.

Светило дневное сокрылось с земли,
Цветок вырван с корнем и вянет в пыли;

Не виден из ямы сияющий свет —
Ни смерти, ни жизни невольнику нет.

Но сильному духом не сгинуть в тюрьме,
Отваге его не угаснуть во тьме.

Вращаются звезды, светлеет восток —
Из правды проклюнется счастья росток.

*

Во тьме ожиданий, в зиндане глухом,
Забылся Сухейль от усталости сном.

Явилось ему сновидение вдруг,
Объяли Сухейля восторг и испуг:


Во сне этом — пери святой красоты
В прекрасном саду собирала цветы.

«Не ты ль тот цветок, — он спросил,
как в бреду, —
Что краше любого соцветья в саду?

Но кто ты? Земной человек или джинн?
Мне имя свое поскорее скажи!
Всевышнего я восхвалю что есть сил
За то, что тебя мне, как солнце, явил!»

Ответа он ждал, ожиданьем томим,
Но пери-судьба посмеялась над ним,

Исчезла, как лань, в золотистом дыму
И сердце огнем опалила ему.

Сухейль устремился за пери вослед
В небесный, прозрачный, струящийся свет,

Но в лунный дворец ее он не попал
И снова в свое подземелье упал.

Печально постигнув, что это лишь сон,
На участь свою вновь посетовал он.

*

В шатре принимал донесения шах,
Победные вести звучали в ушах.

Средь сверстниц своих, краше тысячи лун,
Сияла красой его дочь Гульдурсун.

Прекраснейший с ней не сравню я цветок,
В душе ее — чувств лучезарных исток.

Она, кому ровни вовек не найду,
Гуляла в цветущем гаремном саду.

Сухейля в цепях мимо сада вели...
Душа Гульдурсун словно взмыла с земли.


Узнала любви притяженье душа,
Землей вокруг Солнца круженье верша.

Она полюбила, в мечтанье своем
Себя видя — розой, его — соловьем.

Но в тесном затворе не петь соловью,
На воле заводит он песню свою.

Он розу возлюбит, любви не тая,
Не станет и роза терзать соловья... ;

С подобными чувствами шахская дочь
Все думала: как же Сухейлю помочь?

Не только красива, еще и умна,
Снотворное в хлебе сокрыла она,

Чтоб хлеб этот страже тюремной отдать,
Чтоб юношу пленного вновь увидать.

*

К тюремщику тайно придя в ту же ночь,
Тот хлеб отдала ему шахская дочь.

Когда он уснул, заглянула в тюрьму —
Как яркое солнце, развеяла тьму.

Там пленник, цветком увядая во мгле,
Лежал без сознанья на голой земле.

В слезах Гульдурсун в подземелье сошла,
Коснулась рукой дорогого чела.

Очнулся Сухейль — не поверил глазам,
Подумал, что стал падишахом он сам:

Приснившейся пери сияющий лик
Пред ним ослепительной явью возник.

Щека горячо прижималась к щеке,
Общались глаза на одном языке.


Сказала Сухейлю его Гульдурсун:
«Я в жертву тебе свою жизнь принесу!»

«Я нищ пред тобой, — он сказал, —
но и смерть
Бессильна на чувства оковы надеть.

Тебе я пожертвую душу и кровь!»
Случалась ли в мире такая любовь?

*

Сказала любимому шахская дочь:
«Нам случай удачный представила ночь!

Давай устремимся в далекую даль,
Туда, где не ждут нас тоска и печаль!»

Не спорил Сухейль; в полуночной тиши
Он глянул наружу — вокруг ни души.

Пустились влюбленные в путь при луне,
Печально сиявшей в ночной тишине.

Дорога плутала, свободой маня,
Да только в конце их ждала западня:

Они оказались, себе на беду,
Под солнцем пустыни, как в жарком аду.

В песках этих, как ни захочется пить,
Всем золотом мира воды не купить,

Вовек даже птиц не заманишь сюда,
Им тоже нужны и вода, и еда.

Упав, Гульдурсун не смогла уже встать...
Откуда теперь им спасения ждать?

В пустыне Сухейль не нашел ей воды,
Не выручил их белый свет из беды.

Один он остался на свете, когда
Угасла его Гульдурсун, как звезда...

«Зачем, — молвил он, — эту участь терпеть?
С возлюбленной вместе хочу умереть!»

Сказал — и кинжалом над телом ее
Пронзил горемычное сердце свое.

Померк белый свет, и пропали, как сон,
Движенье вселенной, теченье времен.

Пустыня сокрыла в песках золотых
Высокую тайну о гибели их:

Честней умереть, не теряя лица,
Чем ждать малодушно иного конца!

Нет подвига выше, скажу тебе вновь,
Чем юную жизнь положить за любовь!

Цени свою женщину, слушатель мой,
Всегда она в трудностях рядом с тобой,

Будь верным ей другом, люби, не серди,
В морях ее слов жемчуга находи!

Лейли и Меджнуна я вспомнил — и строк
Излился в тетрадь лучезарный поток!

Творенье мое проживет сотни лет,
В нем царствует правда, в нем вымысла нет.

Прочтут его в самой далекой земле,
Рассказ о Сухейле не сгинет во мгле.

Всевышний, помилуй Сайфи Сараи,
Укрой от несчастий в чертоги свои!
В год Хиджры семьсот девяносто шестой
Свой труд завершил он молитвой святой.

(1394)

Перевод Равиля Бухараева. (Напечатано с разрешения автора - Ред.)

Источник: Поэзия Золотой Орды. – М.: Наталис, 2005. – С.152-160.