Дети осеннего неба. Глава 1

          "Наступил вечер, и ветер снова принялся дразнить ветви сонного дерева. Настойчиво, чуть сердито, будто хотел разозлить их, и вывести из себя. Листья недовольно зашелестели, и ветер задул ещё сильнее - он всё-таки одержал верх над ними, и они полетели на землю, жёлтые и сухие. Конечно, это было несправедливо, как и всё то, что происходит осенью.

          Когда в здешних местах началась прохлада, и летний зелёно-жёлтый день сменился бледно-золотой осенью, листья тогда уже поняли, что им скоро придётся сдаваться. Одни негодовали - ведь ещё только сентябрь! - другие обречённо шептали друг другу - нам нужно уйти... И тогда появился дерзкий ветер, дразня и без того огорчённые листья. Они должны уйти. Каждый, каждый, что бы он не думал об этом. Другого варианта исхода жизни у них, к сожалению, не было. Ни у кого.

          И, уносимые холодным воздухом, они кричали на лету - почему? Зачем? Для чего всё это было?"

          Книга закончилась. Как это всегда грустно - последняя страница. За окном, за дверью, то, от чего сейчас пряталась Лиза, тоже была осень.

          Приехав под вечер, уставшая, очень утомлённая этим не самым приятным путешествием, Лиза с удивлением (едва её доставило такси по адресу, нацарапанному на листке мелким неразборчивым подчерком) обнаружила, что миссис Эмфри, ожидающая её приезда ещё утром, ждала её до сих пор с непобедимым гостеприимством, хоть и было уже почти десять вечера.

          И, наверное, правильно, что она отказалась от гостиницы, все эти до безобразия симметричные гостиничные номера навевают меланхоличные мысли. "Да, именно меланхоличные", так утверждал дедушка, считая, что меланхолии место есть только в творчестве, а в жизни должен иметь место быть здравый реализм, граничащий с отрешённостью, сменяющийся взглядом со стороны и неминуемым желанием нарисовать это настроение. Дедушка так говорил Лизе, и та, с первых же слов, вникала в эту философию. Он считал, как ни раз говорил ей, что творческое мышление зародилось сначала в нём, затем сделав довольно витиеватую гиперболу, минуя маму и брата Лизы, в полной мере передалось внучке. Только жаль, что он ни разу ещё не уточнил, в чём же выражалось это творческое мышление Лизы. Дедушка - гениальный художник, не уставала повторять вслух и мысленно Лиза, а она? То, что рисовала она сама, можно было назвать лишь смутной тенью мыслей и образов, что приходили ей в голову. Её вдохновляли книги, рассказы дедушки и белый цвет. Но...

          Сейчас она должна отдохнуть, точнее, отвлечься от той своей жизни, и ненадолго, всего на несколько дней вернуться к осколкам прошлой.

          Но не стоит заходить слишком далеко вперёд, даже если думаешь о завтрашнем дне, иначе, ничего не получиться. Что-нибудь пойдёт не так, как это и случилось в её прошлой жизни - в детстве.

          А сейчас - вечер. За окном, за порогом, в сквозняке и всюду, стоит лишь чуть высунуть ногу из под одеяла - осень. Без солнца зябко, поскорей бы утро.

          "Ах, нет, пусть утро будет нескоро" - Лиза вспомнила резко, словно проснулась, что за дела привели её в этот город. Пусть лучше прохладный вечер!..

          Несколько часов назад, зайдя в этот небольшой коттедж, Лиза первым делом попросила показать ей, где стоит телефон. Ненавидя говорить по телефону, она любила говорить только с одним человеком. Не удержалась, она сразу же набрала номер, вдруг почувствовав себя потерявшимся ребёнком.

          Конец разговора, который вёлся между дедушкой и внучкой, чаще всего звучал одинаково, словно являясь их негласным паролем:

          - Не зачитывайся, Лучик, - ласково сказал мистер Гринхарт - мечтатель, художник и по совместительству лучший дедушка в мире.

          "Не зачитывайся, Лучик" - это значило в семье Гринхарт не только уход всеми мыслями в книгу, но и привычная задумчивость Лизы; и способность попадать в переделки, ведь Лизина инфантильность, совместно с сильно выраженным чувством справедливости, создавали в её характере опасную смесь, нередко приводящую к неприятностям. Да и просто любовь к книгам, безграничная, как называл это мистер Гринхарт, могла увлечь Лизу на многие часы далеко от реальности. Так что, предупреждение никогда не помешает.

          Но вот наступил поздний вечер. В, и без того тихом доме, стало звеняще тихо. Лиза лежала в ещё только слегка знакомой комнате и читала, а точнее, дочитывала книгу. Глаза уже слипались, в голове чуть гудело, но строки закончились, и книга закрылась. Она сдалась, тоже уже засыпая, как и Лиза. История теперь была узнанной, оставив прочное впечатление в мыслях Лизы. Ей было немного грустно, она всё ещё была там, в книге. И неважно, совсем не интересно, что там завтра. А в книге была осень, совсем как здесь, рядом с Лизой.

          Пароль был услышан, ответное:

          - Ну конечно, дедушка, - мягким Лизиным голосом сказано.

          Но Лиза всё-таки зачиталась.


          Видя сон, Лиза поняла сразу, что это точно сон. Она не видела себя со стороны, как часто видят другие во сне, а была сама собой, только какой-то призрачной, эфемерной, с мыслью, которая казалась тяжелее её самой: "Я во сне. Не могу проснуться". Лизе было страшно - скорее, скорее проснуться! Но как нельзя уснуть по приказу, так и проснуться по приказу не получиться. И ладно бы она не осознавала, что спит! Она это знала, и настороженным призраком стояла в этой комнате.

          "Нужно проснуться!" - снова и снова мелькало в её мыслях, но комната не исчезала. Но ведь она знала, что спит... Это всё равно что находиться в клетке, сквозь прутья которой видишь, где ты находишься; видеть замок на дверце клетки, видеть лежащий рядом ключ, на расстоянии вытянутой руки, но не смочь взять его и отпереть замок, потому что мысль, страшная, как удар со спины, о том, что ты не можешь двинуть руками, и вообще ничем, ибо осознаёшь, что обвязана толстыми, и будто живыми, как змеи, верёвками. Ничего не можешь сделать, только видеть всё.

          Это и значит - понимать во сне, что спишь.

          И Лиза стояла, не шевелясь, перед серой стеной. На стене висела картина, Лиза узнала рисунок, хоть до этого он и не был никогда нарисован.

          Нарисованное дерево чуть качнуло ветвями, будто от ветра, и хрустальные сферы знакомо зазвенели, так и не давая ответа на вопрос Лизы.

          "Пожалуйста, ответь..." - в сотый раз взмолилась Лиза к нарисованному дереву, но оно замерло и звон умолк.

          Чувствуя ужасное разочарование и горечь, Лиза сделала шаг назад. В какое-то мгновение, она ещё надеялась, что не упадёт, надеялась, там дно её клетки. Но во сне нет логики, и позади уже была чёрная пустота.

          - Мама! Мама! - звала Лиза.

          Но пропасть была глухой и бездушной, втянув Лизу в далёкий, но не забытый кошмар.