Талант

Сидоров жил в Питере в небольшой съёмной квартирке в старинном доме. Ему оставался год доучиться в консерватории. Ему прочили великое будущее, перешёптывались за спиной. Композитор! Он был белобрыс, выстриженный затылок и венчик оставленных нетронутыми волос на темечке. Островком таким. Сухощавое тело с цыплячьей грудью с проступавшими рёбрами. Манера сидеть скрючившись, нога на ногу. И смолить одну сигарету за другой.

Прищурившись, он смерял вас взглядом, а потом презрительно кривился, оттопырив нижнюю губу. Иногда он забывал приставить её на место. Да так и сидел, юродивый. Отрешённо глядя незнамо куда. Одно слово, талант. Талант этот вставал поздно, каникулы. Слонялся по комнате, держась обеими руками за голову. Что-то бормотал. Разговаривал сам с собой. Потом одевался и решительным шагом шёл в винный магазин. Возвращался оттуда с четвертинкой в кармане.

Зубами открывал её и пил из горлышка. Так, что кадык ходуном ходил. С ненавистью смотрел на себя в зеркало. Закуривал и ждал прихода. Когда он перестанет ненавидеть себя и начнёт любить весь мир. В том числе и студентку Настеньку с первого курса. Настеньку он и так уже любил. Безо всяких приходов. Потом он нетвёрдой походкой спускался по лестнице. Подходил к её дому и подтягивался подбородком к подоконнику. Стараясь что-то разглядеть за занавеской. Слезал, сплёвывал и шёл в магазин во второй раз. Потом засыпал при ярком свете дня. Вздрагивал во сне и всё кого-то звал хриплым голосом.

К вечеру он просыпался и шёл в ресторан. Разглядывал крашеных девочек, дурочек- предурочек. Жалел их, официантов, музыкантов. Всех, лютой жалостью. А особенно себя. До квартиры своей он уже еле доходил и долго не мог попасть ключом в узкую замочную скважину.

К Настеньке он подошёл на вечеринке в общежитии. Как-то удачно пошутил, подхватил под локоток и сейчас вёл её в свои одинокие пенаты. Задыхаясь от счастья. Пропуская её немного вперёд, чтобы разглядеть зад. Тугой крепкий зад, который хотелось придерживать рукой.
- Чёрт возьми, старик! Какой же ты везунчик, старик!

В "берлоге" он сразу же потянулся к губам, пухлым и пахнувшим земляникой. А когда она отстранилась, вдруг разозлился. Засопел, почернел. Налился злобой как паук. "Напьюсь!" Полез в шкафчик и при ней стал глотать водку из горлышка. Отвернувшись, чтобы её не видеть. Не поворачиваясь, спиной слышал как простучали каблучки и щёлкнул замок. Всю ночь он метался по кровати, пускал слюни и мычал. Потом запил на целую неделю. И еле-еле вышел из запоя к началу занятий, к первому сентября.